Давид выскочил из дома, задыхаясь от клокочущей внутри злости. Почему? Ну почему ему, этому выскочке Дэну, достается все, самое лучшее? С самого детства, он чувствовал себя ненужным, не таким любимым, как его никчемный, больной на голову, приблудыш — братец, с которым все носились, словно с писаной торбой.

— Аккуратнее, молодой человек — буркнул, неприметный, плохо одетый мужчина, недовольно. — Вы меня, чуть с ног не сбили.

Давид брезгливо поморщился, с презрением глядя на человека, которого даже не заметил, ослепленный своей яростью.

— У вас, что — то случилось? — участливо поинтересовался оборванец, обнажив в улыбке желтые, прокуренные зубы. — На вас лица нет.

— Вали давай, отсюда — Давид не терпел нищеты. Он презирал людей, так разительно от него отличающихся. Что было бы с Дэном, если бы все пошло по — другому? Может, он бы тоже шлялся по улицам, одетый в отрепья, в точно такой кепке, которая надвинута почти на глаза отвратительного бомжа, с засаленным от миллиона прикосновений, козырьком. Давид усмехнулся. — Хотя, нет. Подожди. Хочешь выпить?

— Кто ж откажется — осклабился мужик, вновь показав крупные, крепкие зубы.

— Пойдем — поманил его Давид, мысленно передернувшись от отвращения и какого — то странного, сверхъестественного страха, вызванного улыбкой странного собутыльника. Мужчина засеменил за ним, чему то тихо про себя посмеиваясь.

— Не, братан, меня сюда не пустят — без тени расстройства, сказал оборванец, подойдя к дверям заведения, принадлежащего Давиду.

— Не ссы, братан — передразнил он мужика, восторженно наблюдающего за халдеем Сергеем Михайловичем, бывшим военным, услужливо распахнувшим перед ними дверь в дорогой ресторан. — Этот, со мной — кивнул он головой, на своего нового знакомого — Нам виски, и какой ни будь закуси.

— Да, господин Горячев. Будет сделано — выдохнул халдей, доставая из кармана небольшую рацию.

— Крут ты, парень — присвистнул мужик, но Давиду, почему — то в его тоне послышалась издевка.

2002 год. Тавда

Они брели по реке, вот уже второй день, почти не разговаривая, подгоняемые собачьим лаем, разносящимся над темными, старыми соснами. Ледяной холод пробирал до костей, но останавливаться было подобно смерти.

— А ты, чухан, не совсем пропащий — похвалил его блатной, тяжело обвалившись на каменистый берег. Редкие передышки, не давали мужчине желаемого отдыха. Лева хрипел, организм отзывался застарелым, не леченым туберкулезом. «Сам бы не сдох» подумал убийца, прекрасно осознавая, что без вора он не уйдет от погони.

— Еще немного — прохрипел Лева, больше для себя, — там, за сопкой проводник нас ждет, из наших. Так что не бзди, болезный.

Мужчина ухмыльнулся, глядя на содрогающееся в лихорадке тело старого вора. Гнус, донимающий их, уже не казался ему таким уж злом. Небо над головой зарозовело, а это означало еще одну ледяную, пробирающую до костей ночь.

До сопки добрались только через день. Блатной уже едва передвигал ноги, пришлось тащить его на себе.

— Ты бы сбросил сидор — хмыкнул мужчина, глядя на расписные пальцы урки, судорожно сжимающие объемистый вещмешок — не дойдем ведь. Я ж не железный.

— Хорош, бакланить — слабо ощерился Лева, но от ноши не избавился. — Иди давай, я тут перекантуюсь. Проводника зовут Лосем, приведи его.

— А, что если я просто свалю? Оставлю тебя подыхать здесь? — улыбнулся убийца, приблизившись к лицу вора на столько, что ощутил его зловонное дыхание на своем лице — Что ты мне сделаешь, а бугор?

— Нет, это было бы верхом глупости с твоей стороны — Лева не отвел взгляда, и мужчина увидел струйку крови, сбегающую на его небритый подбородок изо рта. — Тебе не выйти самому. Слышь, чушок, — услышал он уже в спину, ты без глупостей, давай. Найдут тебя, по любому.

Лось ждал в оговоренном месте. Сидел на пне, и курил вонючую самокрутку. Увидев мужика, он медленно встал и двинул на встречу, но руки ему не подал. Увидел, сука, позорную татуировку.

— Бугор где? — Отрывисто спросил, и пошел за ним. Лева лежал там же, где он его оставил, судорожно прижимая к телу рюкзак. Он был без сознания, но еще дышал, оглашая лесную тишину булькающими, влажными хрипами.

Дэн

Она пела. Пела ту колыбельную, которую я, как ни стараюсь, не могу забыть. Она постоянно звучит в моей голове. Непрерывно.

— Катя — хриплю я, и перехватив рукой ее легкую ладонь, которая скользит по моим волосам, подношу к своим губам. Она теплая, живая — пой, Китти.

Я чувствую, как она прижимается ко мне всем телом, словно желая срастись со мной.

— Денис, Дэни. Я рядом. Всегда буду рядом — твердо обещает она. Та, моя мать, тоже обещала, что никогда меня не оставит. А потом ушла, навсегда. Он отнял у меня ее. Перед глазами встает разъяренный зверь, он похож на человека, но только внешне. Я маленький, вижу его настоящего. Отвратительного монстра, с черной душой.

— Катя — голос отца разрывает наше уединение — отпустите моего сына. Ему нужна помощь врача.

— Нет, отец — спокойно говорю я. — Мне нужно только присутствие МОЕЙ девушки — эти слова настолько естественны, что я сам в шоке, от того, как все просто, оказывается — Я в порядке.

Взгляд отца напряжен, но в то же время заинтересован. Я смотрю на, суетящихся вокруг, Глашу, испуганную маму и понимая, что не должен больше испытывать их нервы на прочность, встаю, нехотя вырывая тела из объятий Катерины.

— Денечка, Денис — плачет мама, прижимая меня к себе. — Ты прости его, прости своего глупого брата.

— Замолчи, Ольга. Слушать тошно, — морщится, всегда справедливый отец, и твердым шагом покидает мою комнату.

— Останови его — умоляет меня мама, заливаясь слезами — не позволь совершить глупость.

Отец в кабинете, я слышу его ровный голос, от которого по телу проходит волна мурашек. Он говорит в таком тоне, только тогда, когда взбешен.

— Катя, вернись в комнату — требовательно говорю девушке, скользящей за мной словно тень.

— Не дождешься — с вызовом выставляет она вперед округлый подбородок. Мне хочется схватить ее в охапку, и целовать до одури. Жаль что сейчас не время и не место.

— Ты обещала, что будешь слушаться, Катя Романова — усмехнувшись, говорю и не сдержавшись прикусываю ее за пухлую, вишневую губу.

— Мы это уже обсудили. Я больше не подчиняюсь тебе — выдыхает она, но замирает на пороге. Не идет за мной.

— Я больше не желаю видеть тебя в своем доме — отец смотрит на Давида, как на пустое место.

— Коля, прошу тебя, не принимай решений, о которых будешь жалеть — умоляет мать, прикрывая собой тело любимого сына. Давид держится рукой за скулу, и улыбается, гадко, отвратительно, наконец показывая свое истинное лицо. Но для матери он сын, единственный, рожденный ею ребенок. ЕЕ мальчик. Он, не я.

— Прости Олюшка, — устало говорит отец, хватаясь рукой за грудь — я не понимаю, как у нас с тобой могло родиться такое чудовище. Не знаю.

— Пап, мама права — говорю, глядя в полные благодарности глаза матери — Мы с Катей уедем завтра. У меня полно работы дома, да и ей нужно навестить мать. Ведь так, дорогая? — спрашиваю, у мнущейся на пороги девушки. Она лишь, молча кивает головой.

— Опять я тварь, а ты чистенький? — лицо Давида пересекает кривая усмешка — Нет, дорогой братец. Мне подачки не нужны. Я желаю только одного, что бы ты сдох, вместе с блядью, которую приволок в наш дом. Что смотрите? Не знали, что ваш ненаглядный Дэни, приволок в дом шлюху, которую он купил у сутенера? Даже здесь, он вас обманул. А я, всю жизнь на вторых ролях. Вы тоже мне не нужны — выплевывает

Давид, и уходит, громко хлопнув дверью.

— Катя, останьтесь — тоном, не терпящим ослушания, приказывает отец. Остальные свободны.

— Но, Коля — мать пытается перечить, но увидев ледяной взгляд своего мужа, нехотя исчезает. Я понимаю, что бессмысленно, что то говорить, ухожу следом за ней.

— Мама, прости — говорю, упав на колени, перед плачущей женщиной, воспитавшей меня.

— Ты ни в чем не виноват, родной — теплые руки теребят мои волосы, как когда — то в детстве — ты ни в чем не виноват. А Катя, правда проститутка? — встрепенувшись, выныривает она из странного забытья.

— Да, я купил ее — честно отвечаю я, на ее вопрос. — Купил, и никому больше не отдам.

Мы так и сидим, молча, умирая от безвестности. Я не видел Катю уже полтора часа. Интересно, о чем она разговаривает с моим отцом, так долго Телефонный звонок разрывает тишину, установившуюся между нами. Высвободив свою руку из материной ладони, я снимаю трубку, видя на дисплее имя Давид. Интересно, что понадобилось от меня любимому братцу.

- Два — говорит телефон чужим, знакомым голосом. Ледяная волна ужаса, захлестывает меня в свои жуткие объятия. Я вспомнил его. Я знаю, кто мне звонит. Но ведь этого, просто не может быть. Давно похороненное прошлое, оживает, разбивая в прах мой мир. — Угадай, кто следующий.

— Я найду тебя — хриплю в трубку, чувствуя, уходящую из под ног землю.

— Ну, что ж. поиграем, мой малыш — хрипло смеется мой мучитель.

Кэт

— Садитесь, Катя — приказывает Николай Георгиевич, показывая глазами на стул. Я подчиняюсь, удивляясь, как сразу, одномоментно, осунулся и постарел этот сильный, волевой человек. — Простите, что вам пришлось пережить такое. Я представить не мог, что мой сын такое чудовище.

— Все хорошо — говорю я спокойно, но внутри все дрожит. Я только сейчас начинаю осознавать, что Давид мог сделать со мной, и от этого чувствую запоздалую, ледяную панику. Отец Дэна подает мне стакан, в котором плещется янтарная жидкость. Делаю глоток, и начинаю задыхаться. Коньяк.

— Я думаю, что у тебя есть ко мне вопросы, девочка. Не так ли? — он смотрит на меня, сквозь свой бокал, полный благородного напитка, оценивающе и, как мне кажется, немного вызывающе.

— Да, — киваю головой, контракт подписан, ждет своего часа в тумбочке моей спальни — Вы правы. Хочу. У меня есть важные исправления в ваш документ. И это будет мое единственным условием. Иначе, контракта у нас с вами не получится.

— Что, неужели я мало вам предложил? — он улыбается, но глаза строго смотрят на меня. Неприятно. Я ежусь под пристальным взглядом.

— Отнюдь — стараясь не выдавать своего страха, говорю я, и делаю обжигающий глоток

— Я хочу, что бы вы убрали из контракта пункт, в котором я соглашаюсь на его условия за деньги. Достаточно будет вашего обещания, что моя мать получит достойный уход и содержание.

— Я в тебе не ошибся, оказывается — ухмыляется Николай Георгиевич, и глаза его теплеют. — Или это какой то хитрый ход? Типа — победитель получает все? Катя, вы должны понимать, что Денис не обычен. Я думаю, вам уже понятно это. Он нам не родной по крови. Усыновленный. То, что он пережил ребенком, не выдержит ни один взрослый человек. Это не переживаемо. Невозможно. Я поклялся, что никому не позволю обидеть его, и сдержу свое обещание, чего бы мне это не стоило. И если ему сделаете плохо вы, я сотру вас в порошок.

— Я хочу, что бы вы знали — с трудом проглотив комок слез, после исповеди сильного человека, сидящего напротив меня, говорю твердо, отдавая себе отчет в каждом своем действии — Я обещаю, что никогда в жизни не причиню вашему сыну боли. Выполню все, что от меня требуется, даже без этого дурацкого контракта. Но, думаю, что не стоит лгать вашему сыну. Это не честно, по отношению к нему.

Я замираю на полуслове, когда в кабинет врывается Дэн, его лицо перекошено. И мне сразу становится понятно, что произошло, что то из ряда вон выходящее. Денис, молча протягивает отцу телефон, от одного взгляда на который, он бледнеет.

— Вызывай полицию, Дэни. Начальника охраны ко мне, быстро — твердым голосом, говорит Николай Георгиевич, откидывает смартфон и, моментально забыв обо мне, бегом покидает кабинет, в сопровождении сына.

Я смотрю на светящийся экран, и закрыв рот руками, стараюсь сдержать рвущийся из легких крик. С него на меня смотрят мертвые, словно удивленные, глаза Давида. Он лежит в неестественной позе, на дорогом ковре, рубашка распахнута на груди, на которой чьей то, недрогнувшей рукой, вырезана цифра два. У убийцы, явно, извращенная фантазия. Я все еще не могу поверить, что этот красивый мужчина мертв. Невозможно. Только спустя несколько минут начинаю слышать звуки. Надсадный крик Ольги Петровны, громкий плач Глаши и отрывистые приказы, отдаваемые твердым голосом, потерявшего сына, отца.

— Пойдем, Кити. Мы уезжаем — Дэн появляется, будто из под земли.

— Куда? — спрашиваю, понимая, что мой хозяин едва держится на ногах

— Да все равно — кричит он, — подальше. Он там не найдет нас, никогда не найдет — лихорадочно шепчут любимые губы. — Он пришел за мной. Ему нужен я. Моя семья, страдает по моей вине. Если я уйду, он их не тронет.

— Да кто, он то? — спрашиваю, понимая что Денис знает ответ на этот вопрос.

— Я думал, что похоронил свое прошлое — тихо говорит хозяин, — все так думали. Мой отец вернулся за мной из ада. Я отвезу тебя домой, и больше никогда не желаю видеть твою задницу. Ты делаешь меня уязвимым. Поняла меня? — он снова тот же нетерпимый, холодный Дэн Горячев, вот только я знаю теперь, какой он на самом деле.

— Нет — выдыхаю упрямо — я глаз с тебя не спущу Денис Горячев. Потому что люблю тебя до смерти — уже ору, колотя кулаками по мускулистой, каменно твердой груди моего мучителя, за которого, не раздумывая, отдам жизнь.

— Какая же ты дура — перехватив мои запястья, он прижимает меня к себе — дура. Самая желанная на свете идиотка — шепчет Дэн, запечатывая поцелуем мой рот.