2002 год. Тавда

Мужчина слушал крики, несущиеся из охваченной пламенем, лесной избушки, звучащие, словно райская музыка. Не уходил, пока они не стихли. Тогда он понял, как это сладко, вершить чужие судьбы. Видел перекошенное ужасом лицо Лося, мечущееся в маленьком, похожем на бойницу окне, и умирал от странного, захватившего его полностью возбуждения.

Пять дней он брел по тайге, пугаясь каждого шороха. Но за ним никто не шел. Он погиб, сгорел вместе с Левой Новгородским, в маленьком домике, в самом сердце глухого леса. К исходу шестого дня, убийца вышел на пустынную трассу, по которой, изредка проезжали ненормальные автолюбители. Никто не хотел брать голосующего на дороге, похожего на бомжа, искусанного гнусом, странного мужчину, за плечом которого болтался засаленный рюкзак. Позорную татуировку, он выжег головней от пожарища, оставшегося на месте последнего приюта двух беглых зека. Рана горела огнем, под грязной тряпкой, которой он перевязал руку, напоминая о годах унижений и побоев. Теперь он был свободен.

— Куда тебе, болезный? — весело спросил дальнобойщик, остановив возле него тяжелую махину Камаза — Да, не бзди, я тоже откинулся недавно. Садись, подвезу.

Убийца назвал город, в котором жила его «Заочница», и заснул под звук мотора, наслаждаясь горячим теплом, несущимся из автомобильной печки. Ему снова повезло.

— По пути мне — хмыкнул водила, сверкнув фиксой — Я кстати, Колян.

— У меня нет имени — буркнул тот, кого, когда то, в прошлой жизни, звали Андреем, и нащупал в кармане охотничий нож, прихваченный им у Лося.

— Ну, нет так нет — хохотнул шофер, и замолчал, изредка поглядывая на странного пассажира.

— Тут тебя высажу, братан. В город мне не с руки заезжать — Колян улыбнулся, притормаживая у обочины. Небо потемнело, предвещая скорую ночь. — Ни пуха, безымянный.

— И тебе удачи, дружище — оскалился убийца, выкидывая вперед руку, с зажатым в ней ножом. Лезвие с хрустом вошло в грудную клетку дальнобоя. Колян удивленно моргнул, и обмяк на сиденье, уставившись пустыми глазами в потолок. Мужчина вытащил у него из кармана кошелек с документами, прихватил теплую куртку, и выскочил из душной кабины на свежий воздух. Ему не жалко было случайного попутчика, скорее всего, тот на зоне тоже издевался над такими, как он. А собакам, как известно, собачья смерть. Сплюнув под ноги, убийца накинул чужую куртку, и бодро зашагал в сторону города, призывно подмигивающего огнями.

Дэн

— Какого хрена, твой генерал не чешется? — рычу я, мечась по кабинету — Неделя уже прошла. Ему нужен я, это же ясно. Выродок жаждет прикончить меня. За что только не понятно. Что я ему сделал то?

— И, что ты предлагаешь? Или надеешься, что я позволю своему сыну, выступить в качестве приманки? — горько усмехается отец, не сводя с меня внимательного взгляда.

— Денис, успокойся. Вся полиция города ищет Давида. Ты ни в чем не виноват. Ни в чем, запомни это раз и навсегда.

— Я не могу так больше — уронив голову на руки, почти рыдаю. — Не могу видеть мать в таком состоянии. Не могу передвигаться под конвоем. Я устал бежать от своего страха. С детства бегу.

— Подумай, что станет с матерью, если она еще и тебя потеряет — тихо говорит отец. Он раздавлен, я знаю. Вижу. — Она этого не переживет.

— Она ненавидит меня — шепчу я. С тех пор, как пропал Давид, мама не сказала мне и слова. Смотрит, как на пустое место и уходит, едва я появляюсь в одной с ней комнате. Я понимаю ее. Из за меня она лишилась своего ребенка. — Папа, давай мы с Катей уедем. Так будет лучше.

— Я подумаю — говорит отец, давая понять, что разговор окончен.

Катю я нахожу в холле, она сидит на диване, поджав под себя ноги, и смотрит на руки Глаши, вяжущей очередную пару носок. Зачем она это делает? Нам не нужны теплые, пахнущие козьей шерстью чувяки, но она упорно дарит их всем на каждый праздник.

— Глаша вяжет мне носки — по детски радуется Кэт, показывая глазами на висящее на спицах, нежно белое, пушистое плетиво. — Правда, здорово? Обещала и меня научить.

— Да, это чудесно — киваю головой. Китти словно светится изнутри. Какая то странная перемена произошла с ней в последнее время. — Ты прекрасна — шепчу в ее макушку, зарывшись носом в воздушные пряди. Нежность, заполняет мое сердце, странная и щемящая. Я давно себе не позволял испытывать, что то подобное. — Знаешь, а пойдем, погуляем. Только ты и я.

— А что, разве можно? — так же шепотом спрашивает она. — Николай Георгиевич запретил покидать дом, без охраны.

— А мы не скажем никому — тихо смеюсь, увлекая Катю за собой.

— Ты знаешь, мне ужасно страшно — говорит она, стягивая через голову свитер. Я смотрю на полукружия ее тяжелой груди, пронизанные голубыми венами, и понимаю, что если сейчас не отвернусь, о прогулке, с полной определенностью, можно забыть. — Давай лучше не будем испытывать судьбу, и останемся дома. Твой отец приказал мне глаз с тебя не спускать, а ты толкаешь меня на немыслимую глупость.

— Вот уж не думал, что ты такая трусиха, Китти дразнюсь, наблюдая, как у нее упрямо выпячивается вперед подбородок. Катя не любит, когда ее задевают, я уже давно это заметил, и всегда стараюсь поддеть ее. В моменты гнева она похожа на воительницу. Подхожу ближе, и целую ее в кончик носа. Она всегда раздувает ноздри, когда злиться. Маленькая, сердитая кошечка.

— Я обязана, доложить твоему отцу, о необдуманном решении — наконец выговаривает она по слогам.

— Не зли меня — вспыхиваю, и забыв о сдержанности, хватаю девку за подбородок. — Мы с тобой, кажется, решили, что ты моя послушная зверушка — моя истинная сущность, вырывается изнутри, и я ничего не могу с этим поделать. Я такой же, как он. Гены кривые. Зачем я обижаю девчонку, которая так печется о моем благополучии? Потому что, от зверя, может родиться только зверь, и с этим почти невозможно бороться.

— Да, хозяин — в ее расширившихся глазищах, плещется страх. Я разжимаю пальцы, и вижу уродливые бордовые пятна, на побледневших щеках Кати, оставшиеся от моего захвата. Я молча разворачиваюсь, и ухожу. Не могу видеть слез, повисших на ее ресницах. Меня они раздражают. И она раздражает, тем, что все сильнее прорастает в мои мысли.

— Через пять минут, жду тебя в холле. И боже тебя упаси, опоздать. Выкину, как котенка — цежу я сквозь зубы, до ужаса презирая себя за это.

— Я буду — уверенно говорит она, но голос дрожит. Сука, меня пугает привязанность к ней. Убивает, разрушает мой мирок.

— Отпусти — хрипит пленник, чуть шевеля пересохшими губами. Он уже не похож на того, холеного, наглого мужика, которым был неделю назад.

— Ты меня утомил — ухмыльнулся мужчина, глядя на своего раба сверху вниз. Да, это чувство, полной власти над сильным некогда зверем, опьяняет. Убийца улыбнулся, глядя, с какой жадностью припал к алюминиевой кружке, превращенный им в животное брат выродка. То ли еще будет.

— Ну, хватит с тебя — он ногой вышиб из рук несчастного, грязную посуду, и с интересом начал наблюдать, как созданное им существо слизывает капли влаги с грязного пола. Хватило недели на метаморфозу. Всего семь дней без воды и пищи сотворили чудо.

— Убей меня — прохрипел Давид. Его тело ломает, в ожидании новой дозы. — Умоляю.

— Что — то ты быстро сдался, братан — ощерил желтые зубы Андрей, доставая из кармана шприц. — Я тридцать лет терпел. Нет, легкой смерти ты не дождешься. У меня на тебя другие планы — сказал он, вводя иглу в сгиб локтя пленника.

Кэт

Я судорожно роюсь в чемодане, дрожащими руками вытягивая из него джинсы и легкую блузу, совсем не подходящие для прогулки. Галка собирала меня, не рассчитывая на столь долгий срок. На улице сыплет легкий, воздушный снег. «Замерзну» — думаю я обреченно. Руки машинально роются в кофре, в поисках чего — ни будь более подходящего, и вдруг натыкаются на упаковку тампонов. Заботливая подруга продумала даже это, отправляя меня в плен к зверю. Злость на него тут же улетучивается. Осознание, что месячные должны были начаться дня три назад, и их до сих пор нет, словно ушат холодной воды, обрушивается на меня липким ужасом. Такого у меня еще в жизни не было, разве что в раннем возрасте, когда цикл был не постоянным.

— Боже, только не это — шепчу, и чувствую жгучую тошноту, возникшую из ниоткуда. Наверное, от нервов. Я оседаю на пол, зажав в руке чертову коробку, не в силах пошевелится

— Ты еще не готова? — Дэн появляется на пороге внезапно, я едва успеваю спрятать за спину упаковку, с бесполезными средствами гигиены. — Я кажется, приказал тебе одеться.

— Прости — шепчу, и вскочив на ноги, зажимаю руками рот и устремляюсь в туалет, боясь, что меня вырвет прямо при нем. Денис растерянно смотрит на меня, не зная, что предпринять.

— Да, что с тобой? — мое тело содрогается в рвотных спазмах. Мне ужасно неприятно, что хозяин видит меня в таком состоянии, но поделать ничего не могу. Он стоит, прижавшись плечом к косяку, и скривившись, наблюдает за моим позором.

— Прости — говорю, отдышавшись — я сейчас буду готова. — От кислого запаха, меня снова тошнит.

— Катя, если тебе плохо, давай отложим променад — в его голосе участие. Я не хочу сочувствия человека, разрушившего мою жизнь.

— Нет, мне нужно подышать воздухом — с трудом выдавливаю слова. Мне страшно. До ужаса, до одышки. — Просто, съела что — то. Пройдет.

— Нет. Ты остаешься — Дэн говорит со мной как с умственно отсталой, от чего паника только усиливается.

— Я хочу гулять, черт тебя возьми — ору, с трудом сдерживаясь, что бы не наброситься на Дэна с кулаками. Он удивлен, растерян, смотрит на меня глазами, в которых плещется страх. Еще миг, и Дэн закрывает голову руками. Сердце мое заполняет жалость. Какая же я идиотка. Дура. Я виновата в своем положении не менее его. — Прости — кладу руку ему, на вздрагивающее, плечо. — Мне просто страшно.

— Вот — тихо говорит он, и протягивает мне легкий пуховик. — Одень, на улице морозит. Я не хочу, что бы моя зверушка заболела. Мы в ответе за тех, кого приручили.

Удивительно, как быстро он меняется. Только что испуганный мальчишка, и вдруг, сразу животное, которое купило меня у Борюсика.

— Чей он? — чувствую тонкий аромат духов. Едва уловимый, старый. Знаю ответ на свой вопрос.

— Это так важно? — удивленно приподнимает бровь Денис, он странно спокоен. — Он Анны, но если тебя это отталкивает, мы пойдем и купим тебе куртку. Прямо сейчас, хочешь?

— Денис, мне в аптеку нужно — умирая от страха, шепчу я. Он молча кивает, и смотрит, как я натягиваю чужой пуховик. Я выдыхаю. Слава богу, Дэн не поинтересовался, зачем мне в аптеку, иначе, я вряд ли смогла бы солгать.

Свежий воздух творит чудеса. Мы выходим из дома, как воры, оглядываясь по сторонам, что — бы нас не заметили, вездесущие охранники, и почти бежим к огромным воротам. Мне отчего — то становится очень весело. Морозный воздух врывается в мои легкие, и я чувствую, как оживаю.

— Ну же, Китти, шевели своими чудесными ножками, пока нукеры отца не очухались — подгоняет меня хозяин.

— Денис, я не могу быстрее — смеюсь, чувствуя невероятную легкость. Мне хорошо рядом с ним, чувствую его сильную руку, сжимающую мою ладонь. Он почти насильно, запихивает мое тело на переднее сиденье машины, и резко стартует с места, подняв тучу легкого снежка, устилающего идеально ровный асфальт. Звонит телефон, но мы не обращаем на него никакого внимания.