— Получается, князь Белун мне союз и дружбу против саксов предлагает, — князь Олег небрежно бросил грамоту на стол и уставил прямо на Гремича тяжелый взгляд исподлобья серо-стального цвета глаз.
— Князь при мне писал и велел тоже на словах передать: нечего нам делить, иначе саксы сами нас поделят, — боярин невозмутимо смотрел прямо в глаза Олега, выдерживая его взгляд.
Разговаривали они во внутреннем покое терема, за закрытыми дверями. Сегодня утром Гремич, Неждан и Стемир пришли в детинец под видом торговых людей. Расчет был незатейлив и полностью соответствовал местным обычаям и простоте нравов. Улучив подходящий момент, Гремич подошел к князю Олегу, наблюдавшему, как слуги перебирают и проветривают меховые шубы на заднем дворе, и, представившись, поинтересовался, где можно спокойно переговорить. В этот момент Неждан и Стемир как бы невзначай держались рядом, оттирая слишком любопытных челядинцев. Выслушав боярина, князь молча кивнул и предложил следовать за собой. Простые времена — простые нравы. Главное — приличия соблюдены.
— Вы под пятой Оттона живете, платите дань, на вашей земле саксы шастают, как дома, крепости и свои церкви строят. Вам и положено саксов воевать, а мне с какой радости?
— А с той, князь, что следующими древане будут, — с легкой грустной улыбкой на устах произнес Гремич, — или думаешь отсидеться за болотами, лесами, городскими стенами? Не получится. Останешься один, и тебя сомнут. Наши же крещеные бывшие русичи в спину ударят.
— Ты угрожаешь?
— Нет, ты правду сказал. — Гремич, казалось, проигнорировал резкое слово князя. — Мы дань платим, жрецов Христа вынуждены в города пускать, ихние капища на месте русских храмов терпеть. Смельдингов почти уже не осталось, из лесных берлог нос боятся высунуть. Сербы смирились и сами Оттону служат. Стодоряне после предательства Тугомира крещены и свой род позабыли, уже обычаи саксонские перенимают. Даже у данов епископства стоят. Норманны обязаны саксам воинов давать. Чехи крещены и дань дают, венгры разбиты. Да и ты саксам серебро посылать обязан. Прав я?
— Прав, — нехотя выдавил из себя князь, опустив глаза. Затем он резко выпрямился и, сцепив пальцы за спиной, процедил сквозь зубы: — Сильны саксы. Страшно сильны. И фризы, и бургунды, и итальянцы, и тюринги под ними. Сейчас Оттон отправился баварского герцога воевать.
— Еще не отправился, только собирается, — продемонстрировал свою осведомленность боярин, — пусть воюет.
— Думаешь ударить, пока он в Баварии связан? Так вернется же.
— Вернется, — тем же умиротворяющим тоном, усмехаясь в усы, ответил Гремич, — только нас к тому времени больше будет. И у короля за спиной пожары полыхать будут.
— А если не получится? Если как раньше выйдет? Пожары будут у нас и в рабство нас, русов, а не саксов погонят. Ты этого хочешь? Помнишь Птицелова и старого Оттона? Кровью нашу землю затопили, людей как скот угоняли!
— Рано или поздно, все равно так будет. Не от нас зависит. Им нужны наши земли, а не мы, — с вызовом в голосе ответил боярин, глядя прямо в глаза Олега. Тот недоверчиво хмыкнул, отвернулся и зашагал по комнате взад-вперед. Половицы жалобно скрипели под его сапогами. Князь думал.
«Эх, как пронять тебя? Как заставить не одним днем жить?» — мелькнула мысль в голове Гремича. Выкладывать весь расклад пока было преждевременно. Надо бы сначала Олега на свою сторону склонить. Да боярин и не знал всех тонкостей, князь Белун не говорил. Оставалось только молчать и ждать.
— Ладно, верю я, что дело стоящее. — Олег опустился на лавку напротив Гремича. — Белун воитель опытный, умеет полки водить, и сын его, Славомир, хороший полководец. Хоть и молод, но уже может и большой поход обдумать, расписать по дням. По моим прикидкам, магдебургский граф и саксонский герцог могут выставить не менее двух тысяч тяжелой конницы в бронях да пять тысяч пеших. Нам придется их громить в первую же седмицу войны, а затем подойдет король со всей своей ратью.
— Немного не так, — живо отреагировал старый воин, он понял, что Олег заинтересовался, увлекся. Задело его за живое, гордость взыграла, и память о предках, менявших римских императоров, как портянки, дала о себе знать. Сейчас уже можно было сказать, что дело почти сделано.
Непонятным оставался только визит Славера. Этот шебутной третий сын, без каких-либо надежд получить надел, явно искал союзника для похода. Вот только куда? Славер считался удачливым вождем, он привозил хорошую добычу из военных и торговых походов, но много людей собрать не мог. Больше двух-трех сотен урожденных гридней и полутысячи находников под его стягом никогда не собиралось. Приходилось искать сильных союзников и делить с ними добычу.
— Сейчас Оттон идет на Баварию. Это верно. Замки у герцога Генриха Сварливого крепкие, воины преданные. Поход займет не меньше пары месяцев, а то и больше. Придется брать каждую крепость с боем. Раньше листопада король поход не завершит, вся его рать с ним, бароны с рыцарями. Магдебургские воины нынче большей частью в Браниборе и Поступиме, подати выколачивают. У герцога саксонского не больше трех тысяч под рукой. Молодых, необученных много. Немало воинов ушло с королем, еще тысяча по ободритской земле, в Дании и в Вагрии раскидана, в Мекленбурге, что раньше Велиградом звался, стоят. Еще Оттон вынужден сильные отряды в итальянской земле и в крепостях у франкской границы держать. Сил у него много, да они разбросаны. Можно по частям бить. Мой князь в Арконе переговоры с ругами ведет, доверенные бояре в Ретру, Волин и к данам отправлены.
— Никто не придет, — хмыкнул князь.
— Пока не придет, — с нажимом произнес Гремич, — всему свое время. Слушай.
Незаметно постучав кулаком по ножке стула, боярин приступил к рассказу. Предполагалось выступить в одну из ночей вересеня, быстро и решительно перерезать дороги, перебить отдельные отряды саксов, взять Мекленбург, ударить на Старград. Сил для этого у Белуна хватало. Олег, получив сигнал и предварительно укрепив Лухов, Сольск и другие пограничные города, идет в дерзкий набег на Бранибор. В сражение с сильными полками не вступает, грабит, жжет что может. Столкнувшись с врагом, откатывается назад за пограничные засеки. Маркграф Луидольф воевода опытный, но заносчивый, после такой дерзости он соберет всех воинов и поведет их вниз по Лабе покарать дерзких древан. Здесь на берегах, у переправ и болотин его встретят Олег и велеты.
— Верно мыслишь. Велеты, лютичами прозванные, сами в драку не полезут, — согласно кивнул князь, — но если саксы на их землю ступят, обидятся.
— А ты сделаешь так, чтобы они по пути к лютичам волчьему племени заглянули, — подтвердил боярин.
Разгромив и вырезав саксов на своей земле, Белун должен собрать конные полки в один кулак и вести их якобы на Аахен и Ольденбург. Не дойдет. Да это и не нужно, достаточно окрестности Гамбурга пожечь. Король, узнав о восстании, оставит в Баварии сильный отряд и с основными силами ускоренным маршем пойдет к Лабе. При первом же слухе о приближении оттоновой рати варяги откатываются назад и встают за порубежными градами. К этому времени начнется осенняя распутица.
Волхвы говорят, осень будет дождливая. Реки разбухнут, болота напитаются влагой и станут непроходимы, дороги раскиснут. Главное — не дать врагу Лабу и засечную черту перейти, а там уже положение изменится.
— Я так понимаю, если Оттон встанет на Лабе, даны захотят старые долги вернуть и руги дружину дадут, — заметил князь.
— Не менее тысячи дружинных и еще могут храмовых воинов прислать, — в голосе Гремича чувствовались нотки довольства. В знаменитые храмовые воины Арконы брались лучшие из лучших. Их с детства готовили к тяготам походов, учили владеть любым оружием как продолжением руки, наставляли в искусстве охоты и жизни в лесу без оружия и какого-либо скарба. В бою десяток храмовников стоил полусотни дружинников или рыцарей. А в лесной войне арконским бойцам равных не было, они превосходили даже знаменитых лесовиков, из земли велетов. Никто не мог сравниться с храмовыми воинами Свентовида Сварожича.
— Если все в поле выйдут, то и храмовники не отстанут, — резко рубанул ладонью над столом старый боярин. — Соберем силы и ударим соединенной ратью на Оттона.
— Копье Цезаря понесете? — поинтересовался князь.
— На большую сечу вынесем. — Речь шла о священном символе, ранее хранившемся в велиградском храме Перуна Радегаста. Копье, по легенде, принадлежало еще великому римскому воителю и императору Цезарю. Вырванное князем Одоакром из безвольных рук последнего римского императора, оно стало одной из главных святынь ободритов. После нашествия Оттона священное копье спрятали в храме, затерянном в глухой лесной чаще. Где именно, никто, кроме князя Белуна и старших волхвов Радегаста, не ведал.
— У меня Славер люблинский гостит, — задумчиво произнес князь Олег, — знаешь, наверное. Вы вместе в город приехали.
— Знаю, — кивнул Гремич.
— Он предлагает зимой вместе с магдебургским графом на ляхов идти. Думаю, уговорить его собрать дружину и к нам присоединиться.
— Добычи много не будет, а славы у него достаточно. Разве что надежда есть землей прирасти, вот и будет он князем земельным.
— А умно Белун придумал, — протянул Олег. — Если так все получится, побьем саксов. Правильно говорю?
— Победим. Если Перун с нами — победим.
— Ну а как победим, что дальше будет? — неожиданно вопросил ольшинский князь, глядя прямо в глаза Гремичу. Тот отвечать не торопился. Сидел словно в раздумье. Вопрос был с подковыркой: князя древан беспокоило, не захочет ли Белун после победы подмять под себя других князей? Не устроит ли междоусобицу?
— Пока держава саксов крепка, не будет нам ни мира, ни спокойствия, — наконец нарушил молчание старый боярин. — Одну голову у Змея отсечешь, другая вырастет. Надо сначала развалить их на графства и герцогства. Тогда и нам спокойнее будет.
— Как короля убьем, само развалится, — беспечно отмахнулся Олег. — Без крепкой руки они передерутся, разорвут державу на лоскуты. Сына у Рыжего Оттона нет, некому престол принять.
— Вот и я о том же говорю. — Гремич по последним словам князя понял, что тот сам не прочь подчинить Ольшине соседей, поэтому и побаивается усиления ободритов. — Пусть не мешают нам по Прави жить. По своим законам и родам. И главное, их мертвого Бога на наши земли не пускать. Жить по законам наших Богов и родов надо, — повторил боярин.
Последние слова успокоили князя, он понял намек, что на его земли никто не претендует. Наоборот, полученная от Белуна грамота обещала союз и совместную защиту общих рубежей. Олега это устраивало. Также он вынашивал идею выдать свою дочь Лану за второго сына Белуна Мечислава. Таким образом укреплялись связи с Велиградом, что позволяло не бояться алчности Белуна и его наследников.
В тот же день недалеко от детинца, в городском храме произошел другой и не менее важный разговор.
Красивое, величественное здание храма — заслуженная гордость, шедевр ольшинских мастеров — возвышалось на пологом холме всего в перестреле от стен детинца. Храм был деревянным, но на каменном основании. В свое время на украшение капища ушло немало серебра, самоцветов, меди и железных изделий. У входа в здание росли два древних, кряжистых дуба, широко раскинувших свои ветви над площадью. Говорили, что они росли на этом холме с незапамятных времен, когда по берегам Лабы и Ельца бродили индрик-звери, огромные, как гора, волосатые и с рукой вместо носа.
Сейчас на резной скамейке в тени дуба расположились Велибор и седовласый высокий старик. Несмотря на то что дед выглядел ровесником дубов, спину он держал ровно, и тяжелый дубовый посох, сейчас прислоненный к дереву, служил ему не для поддержки, а как символ власти и доверия Богов.
— Ты говорил, надвигается гроза? — голос старика был еще достаточно сильным, уверенным.
— Так и есть, Богумир. Приближается буря, этой осенью начнется.
— Так что в этом удивительного? Князья и воины жаждут славы. Огнищанам нужна защита. Боги хотят богатые требы и не любят, когда по нашей земле враги ходят. Если не сейчас, то через год-два будет большая война.
— Начнется, — согласился Велибор. — И опять нас разгромят и утопят в крови. Опять победы обернутся поражением. Опять придут слуги мертвого Бога, с заката приплывет корабль из волос и ногтей мертвецов, навь откроется и захлестнет явь, они нас задавят.
— Перун с нами, — с нажимом произнес Богумир. — Мы же вчера вместе бросали кости на шкуре жертвенного быка. Небо русам пророчит победу. Почему ты в этом сомневаешься?
— Пойми, наши роды разрозненны. Каждый думает только о себе. Ободриты враждуют с велетами. Древане косятся на полабов. Сербы, стодоряне, чехи отреклись от Богов, они уже не русы, а христиане. Руги всегда держатся особняком. Нет единства народов, нет сжатого кулака.
— Всегда так было. И ничего, жила Русь и ныне живет, — с пафосом ответил Богумир.
— Тебе напомнить про времена гуннов и готов Дидриха? — усталым голосом возразил Велибор. Он начал уставать от этого бессмысленного спора.
Ему давно надоели эти старые седовласые пни, с упорством, достойным другого применения, держащиеся за ветхие обычаи времен праотца Ария. Но приходилось спорить и убеждать. Постоянно напоминать засевшим в капищах старым волхвам, что времена меняются, Колесо Богов вращается, не стоит на месте.
Богумир еще предложил бы на битву идти без брони и с каменными топорами! С него станется. «Перун тоже каменным топором врагов разил», — горько усмехнулся про себя волхв. Вслух он этого, естественно, говорить не стал.
— Белун кулак собирает. Соратников ищет, — молвил он тихим будничным тоном.
— Правильно делает, — неожиданно согласился собеседник, видимо, его убеждения не распространялись на методы и способы ведения войны. — Боярин ободритский по этому делу в город приехал?
— Сам не говорит, но на лице у него все видно. Еще этим летом у нас в Ретре собирались в поход на Велиград идти, но князь неожиданно передумал.
— Не ты ли подсказал? — живо повернулся к соседу Богумир.
— Я, — без ложной скромности ответил тот, — предсказал огонь над городом и крест, плывущий по озеру. А служитель Радегаста Взвид долго и путано о реках крови и воинстве нави разглагольствовал, дескать, видел он, как вепрь на берег озера вышел, крови искал. Говорил, что Богу междоусобицы надоели. Подействовало. — Велибор решил пока промолчать о встрече князей в лесном капище недалеко от Барты. Он сам далеко не все знал, что там говорили.
— А не боишься, что Перун за такие дела по темечку тюкнет?
— Велес не позволит, и сам Перун не любит, когда русы кровь русов льют. Я вопрошал.
— Вопрошал, говоришь? Так по Прави ведь воюют.
— По Прави, да неправильно, — усмехнулся священнослужитель Велеса. Слова Богумира вызывали у него чувство раздражения. Чтобы успокоиться, он мысленно вызвал перед своим внутренним взором образ чистого ярко-голубого, прозрачного неба и представил себя птицей, парящей над широкой рекой. Это помогало отбросить лишние мысли, восстановить безмятежность духа и освободить свой холодный, острый, как меч, рассудок от накипи чувств.
— Мы сейчас перед грозным и опасным врагом стоим. Нельзя нам в междоусобицах силу тратить и кровь лить. Нельзя обиды множить. Мир рушится. Навь в мир проникла, с заката смерть идет. Мертвецы из могил поднимаются и с крестов сходят. Нельзя перед Последней Битвой небо раздорами ослаблять. Лучше рабов Распятого в навь вернуть. А для этого русы должны единым строем стать.
— Сколько тебе лет? — неожиданно поинтересовался Богумир.
— Тридцать восемь солнцеворотов видел.
— Молод, а умен, — в голосе старого волхва чувствовалось уважение, — мне уже за девяносто пошло. Ты верно мыслишь. И действуешь хоть и не по Прави, но с сердцем. Да только что дальше делать будешь? Как хочешь внутренние разборы остановить? Сам знаешь, не любят у нас старые обиды забывать.
— Ты волхв. Тебя Бог выше князей поставил, — улыбнулся Велибор, показывая рукой на небо.
— Поставить поставил, да не могу я людей заставить против законов рода идти. И Перун не велел обиды прощать.
— А ты не запрещай. Ты лучше князя и дружину на другое сподвигай. Пусть делом займутся. А кровные обиды хорошо вражеской кровью смывать, когда в одном строю на мертвобожников идешь. Кровь из ран смешивается, люди братьями становятся.
— Умно. Быть тебе со временем верховным волхвом. Согласен я князя нашего надоумить на саксов идти и дурман мертвобожников огнем выжечь.
— Князю подскажи, — расплылся в широкой улыбке Велибор, — а с мертворожденными подожди. Есть у меня одна задумка.
В этот момент на толстую ветку дуба, наклонившуюся над вратами храма, опустился филин и, громко гукнув, принялся чистить перья.
— Видишь, Отец Мудрости гонца прислал, — кивнул в сторону птицы Велибор.
Открывшееся волхвам зрелище на самом деле было необычным. Ночной охотник днем, посреди шумного, людного города — такое редко бывает. Подчиняясь внезапному импульсу, Велибор протянул руку. Филин бесшумно слетел с ветки и опустился прямо на плечо священника. Устроившись поудобнее и так, чтобы не поранить человека острыми, как бритва, когтями, птица довольно гукнула и прикрыла глаза.
— Точно, Велес тебя любит, знак дает, — прошептал Богумир и обычным тоном добавил: — Так что ты хочешь с отступниками делать?
— С теми, кто по робости и слабости крестился, ничего. Они сами к светлым Богам вернутся. Земля свое возьмет, и кровь забыть не даст. А у кого сердце каменное и души нет… — Волхв на минуту задумался и машинально провел ладонью по спине филина. Затем, повернувшись к старому волхву, с ехидцей в голосе добавил: — Они сами от Неба и Земли отреклись. Они сами себя рабами Распятого именуют. Почему русы не должны им верить?
Филин при этих словах открыл глаза и издал звук, напоминающий кошачье мяуканье. Пролетавшая над площадью ворона буквально шарахнулась в сторону и с истошным криком помчалась прочь.
Уже во второй половине дня Велибор направил свои стопы в храм Велеса. Святилище располагалось на обрывистом берегу Ельца, рядом со спуском на пристань и недалеко от торга. Самое место для бога, почитаемого купцами и мореходами. Спустившись по узкой улочке к реке, волхв первым делом заглянул на пристань. По дороге навстречу катили бочки, тащили кули и сундуки. Тек шумный людской поток. Большей частью это были торговые гости, но попадались и ольшинские, много путешествовавший и повидавший мир Велибор легко по одежде определял, из каких мест прибыл тот или иной иноземец.
С реки тянуло свежим, пропитанным запахами водорослей, рыбы, смолы и пряностей ветерком. Волхв, принюхавшись, быстро определил, что корицей и перцем несет со свейского шнеккара. Полуголые норманны дружно выгружали на пристань окованные железом лари, кожаные мешки и просмоленные бочки. Прибыли они, видимо, из Гамбурга или Бирки, славящихся своими торгами. Там можно было найти товар буквально со всех концов света, а то и, иногда так шептались, из иных мест, там, где и солнца-то нет. Тем более из дальних окраин приплыть они не могли, шнека — судно речное, легкое, морские переходы выдерживает плохо.
В конце концов, Велибору было все равно, откуда прибыли северяне, его внимание привлекли две ладьи, пришвартованные у третьего причала. Острый глаз велетского волхва еще с берегового обрыва углядел характерные красные щиты, сложенные на палубах, приметные прически и крашеные усы находившихся на судах людей, с головой выдававших в них руянских варягов.
— День добрый! Случаем, не с Руяна? — Велибор громко окликнул дремавшего на носу ближайшего судна человека с характерным оселедцем на бритой голове и с длинными, выкрашенными в синий цвет усами.
— И тебе добрый, святой отец! — при первых же звуках голоса воин вскочил на ноги и подошел к борту. — С Руяна мы, но не случайно.
— Вижу любимца Свентовида по волосам. Хозяин далеко? Поговорить надо.
— На торге, — не думая, отозвался руг и подозрительно добавил: — А что тебе надо-то, волхв?
— Когда домой, на Руян, пойдете? — полюбопытствовал Велибор. Он уже обратил внимание, что корабли сидят глубоко, значит, загружены и готовы к плаванию. Людей на борту мало, все на торге, или в корчме, или последние дела в городе улаживают. Явно ладьи завтра-послезавтра отчаливают.
— А тебе зачем знать? Может, и скоро, а может, через месяц. Как Годила решит.
— Через месяц вас здесь не будет, — усмехнулся Велибор. — Мне Велес сказал, что вы завтра в путь отправляетесь. Я спросить хотел, попутчиков берете? Мне на Остров надо.
— Почему не взять? Возьмем. — Воин слегка опешил от такой осведомленности. — Если Велесу служишь, тем более пригодишься. Заговоры знаешь?
Вместо ответа Велибор утвердительно кивнул, его расчеты подтвердились.
— Приходи вечером до заката, Годила будет на причале. Возьмет обязательно, с благословлением Богов плыть сподручнее.
— Хорошо, я приду. Удачи тебе! — небрежно махнул рукой волхв, до побережья он решил добираться по рекам, а руги самые лучшие попутчики. С ними надежнее, мало кто напасть осмелится.
— Да, забыл спросить, как пойдете? Через Гамбург или волоком на Зверин? — на крайний случай уточнил священник.
На саксонской земле он появляться не хотел. Опасно это, саксы законы не блюдут. В прошлом году в Гамбурге тамошние мертвобожники схватили проходившего через город русского волхва Бояту. Горожане замучили и сожгли священнослужителя на главной площади. Даже заступничество герцога не помогло. Бывало, и торговых гостей обижали смертно, особливо если те не торопились христианскому Богу жертвы нести.
— Вестимо, волоком. Так быстрее, чем вокруг Дании топать, — отозвался руг.
Выяснив все, что хотел, Велибор двинулся в сторону святилища. Времени у него было много. По дороге он заглянул на торг, в лавку кузнеца-оружейника. Разумеется, волхва всегда приветят, накормят и дадут ночлег в любом доме руса, и в пути никто не обидит. Но в жизни все бывает. На Железновекого надейся, а сам не плошай. На пути в Ольшину Велибор познал это нехитрое правило на своей шкуре. Если бы не вмешательство дружины Гремича, болтаться бы ему сейчас на дереве. Христиане к волхвам уважения не испытывают, наоборот, боятся и ненавидят. Не любят они Правь и жизнь, все в потусторонний мир смотрят.
Лавка оружейника волхву понравилась, выбор большой и товар добрый, Велибор, несмотря на свой посох священнослужителя, в таких вещах разбирался. Немногословный широкоплечий кузнец с короткими волосами, скрепленными кожаным ремешком на лбу, быстро понял, что нужно покупателю, и кивнул в сторону разложенных в правой части прилавка боевых топоров.
Да, это было то, что нужно. Внимание Велибора сразу же привлек топор с оттянутым книзу лезвием и шипом на обухе. Брадва, или «бородатый топор», как их называют норманны. Хорошее оружие, сбалансированное, удобное в бою, и рукоятка подходящей длины, в руке сидит как влитая. Покрутив оружие в руках, Велибор отложил его в сторону и попросил показать еще хороший засапожный нож.
— Хороший топор, — одобрительно кивнул мастер, соглашаясь с выбором, — я его из мягкого моравского железа ковал и закалил по новгородскому секрету. Он даже харалужный клинок перерубит. — В глазах кузнеца читалось уважение к человеку, разбирающемуся в боевом железе. Всегда приятно отдавать свой труд знатоку, понимающему толк, умеющему отличить дешевую подделку от настоящего оружия. Покопавшись под прилавком, кузнец достал боевой нож с клинком в полтора вершка в простых кожаных ножнах.
— Бери, его и в сапоге, и на поясе носить можно.
— Неплохо, — уважительно покачал головой Велибор, проверяя клинок на гибкость и остроту. Нож ему понравился.
В итоге, он купил в лавке не только брадву и нож, но и полдюжины метательных сулиц в высоком берестяном туле с ремнем. Вся покупка обошлась в четыре серебряных шелега и две дюжины кун, многовато, но топор стоил того. Качеству железа мог бы позавидовать иной меч, особенно из кузницы норманна или западника.
После лавки оружейника Велибор еще прошелся по рядам, выбирая себе новую вотолу и сапоги. Старые уже поизносились. Выбирал одежду волхв долго, придирчиво оглядывал товар и щупал каждый шов, смотрел, из чего и как сделано. Главным для него были не красота и отделка, а добротность. За это он был готов даже немного переплатить. Тем более в серебре недостатка не было. Еще вчера по прибытии в город в святилище Велеса собратья дали ему почти полгривны серебряной монетой и кунами. Священники полабской Руси всегда были готовы помочь друг другу, распри князей их не касались.
Наконец после долгих поисков все нужное было куплено. Заодно, кружась по торгу, Велибор заметил полдюжины ругов, разбиравших шатер в тканном ряду. Среди них волхв и нашел купца Годилу.
— Плохи дела, если волхвы с оружием ходят, — только и сказал купец, выслушав просьбу Велибора. — Отплываем завтра утром. Идем волоком через Зверин. Если хочешь, присоединяйся, платы я не возьму.
— Спасибо на добром слове. Утром буду на пристани.
— Вот и славно, — кивнул Годила и вернулся к своим людям, напрочь потеряв интерес к волхву.
После этого разговора Велибор прямиком отправился в святилище, он и так задержался по пути. Все дела переделаны, даже с кораблем до Руяна договорился. Оставалось только переговорить с местными служителями Велеса, и все. Вчера по прибытии в Ольшину он остановился у жившего рядом со святилищем волхва Будима. Встретили его радушно, накормили, в бане напарили, расспросили, что на свете делается, и уложили спать в горнице. Все серьезные разговоры Велибор решил отложить на после визита к Богумиру в храм Перуна.
А с раннего утра Велибор уже был на ногах. Обошел город, встретил нужных людей, перекинулся парой слов с тысяцким Зверичем. В свое время Велибор вылечил жену боярина от лихорадки, а Зверич добро помнил и всегда был рад вернуть долг сторицей. Потом был долгий разговор в храме Перуна. За день Велибор многое успел, даже встретился с иудейским купцом Иаковом. О чем они говорили, осталось тайной. Известно только то, что после ухода волхва Иаков бросился собираться в дорогу и велел приказчикам сбросить цену, но распродать все товары за три дня. Вещь для иудея поистине немыслимая!
Будим вместе с тремя другими волхвами, служившими Велесу, обнаружился на храмовой площадке. Они принимали требы, выслушивали просьбы пришедших в храм, советовали, как быть в той или иной ситуации. Обычное дело для священнослужителей. Сейчас, например, два горожанина обсуждали с Будимом вопрос: стоит ли приносить требу сейчас, или лучше подождать празднования осеннего Световида и уже тогда воздать хвалу Богам, не забыв и Велеса отблагодарить за удачное возвращение из Кракова. Второй волхв Молоховец в это время выгребал золу из чаши с неугасимым пламенем у ног идола.
Дожидаясь, когда товарищи освободятся, Велибор присел на скамейку у ограды и с удовольствием вытянул ноги. Нашастался он сегодня, весь город пять раз обошел. Отдыхающий волхв, надвинув на глаза шапку, лениво наблюдал за проходящими мимо людьми. Знающему человеку одного только взгляда достаточно, чтобы определить, кто перед тобой. Вон тот высокий жилистый парень явно из княжеской дружины. На потертом кожухе отпечатались звенья кольчуги, движения у человека плавные, размеренные, как у рыси. Сразу видно, воин идет.
А навстречу ему шествует купец, только что из святилища, приходил поблагодарить бога за удачный поход. Нет, погоди, глаза слишком шальные, так и горят огнем, и улыбка до ушей. Точно, у него же сын родился! Вон, в руке широкий потертый ремень и сверток с одеждой, освещать ходил. А вон девушка идет молоденькая, совсем недавно взрослую поневу одела. Идет, точно порхает над землей. По одежде, дочка дружинника или боярина, на поясе боевой нож, в руке большая крынка.
— Выпей, дедушка! — юница с легким поклоном протянула Велибору крынку с молоком.
— Какой я тебе «дедушка»! — Велибор чуть не задохнулся от возмущения, затем вскочил на ноги и расправил плечи.
— Ой! Извини, волхв, — зарделась девица, — ты такой обросший, совсем как дед Богумир.
— Ну, так бывает, путают люди, — незаметно для себя Велибор сменил тон. Ярко-синие, небесной чистоты глаза девушки светились такой добротой и сердечностью, что ее взгляд мог бы растопить даже каменное сердце норманнского тролля. — Вроде угостить хотела? — чуть потупившись, добавил волхв, принимая крынку.
— Пей, мне батька велел первого встречного путника напоить, что б Боги не гневались.
— Как зовут-то тебя, красавица?
— Ветлена, — тихо прошептала юница, опустив глаза и зачем-то теребя подол поневы.
— Извини, если напугал, Ветлена, — улыбнулся Велибор, возвращая крынку. — Благословление Железновекого тебе, девица, мужа хорошего да детей полный терем. А Боги гневаться не будут, они на внуков не гневаются.
— Спасибо, — пискнула девушка и, зажав пустую крынку под мышкой, убежала.
— Наверное, я чего-то не понимаю в этой жизни, — покачал головой Велибор, глядя вслед Ветлене.
Затем священник опустился на скамейку и вернулся к созерцанию бьющей кругом жизни. Вскоре к Велибору присоединился Будила. Кивнув друг другу, волхвы зашагали к берегу. Обсуждать дела и накопившиеся вопросы лучше всего под шелест волн и крики чаек. А как сделать, чтобы водяницы не мешали, и наоборот, оберегали беседующих у среза воды мужей, не подпускали посторонних, оба прекрасно знали. Это очень просто. Берешь высушенный рыбий пузырь, осоки пучок срезаешь… Да что я такие простые вещи рассказываю?!