— Долго ехал Дунай по полям раздольным, лесам дремучим да горам каменным. И встретил богатырь красну девицу в поле чистом. Посреди поля воинский шатер стоит, за шатром конь богатырский пасется. Не простая была девица — княжна Непра, богатырша-поляница. Сама в честном бою знатных богатырей и рыцарей побеждала. Вступил с ней в бой богатырь Дунай. Видит: равного себе противника нашел, никак побороть поляницу Непру не может. Да только тут оказия приключилась: глянула княжна на Дуная, и в сердце у нее огонь полыхнул. Это Ярило златокудрый да буйный свое копье золотое, огненное в сердце богатырши метнул, — рассказывал сотник Мочила. Собравшаяся в круг молодежь слушала его внимательно, старались не шуметь. Нечасто поживший, матерый боярин заходил вечером в гридницу к дружинникам вот так: посидеть, поговорить о жизни, вспомнить былое, самому рассказать.
Поздний вечер, на улице уже стемнело. В просторном помещении гридницы мягкий полумрак, разгоняемый только светом полудюжины лучин на стенах. Иногда одна из них гаснет, и тогда ближайшему человеку приходится вставать и вставлять в державку новую лучину. Благо заготовлено лучины много, целые пучки на столиках у стен лежат.
Света мало, огонь выхватывает из сумрака загорелое округлое лицо сидящего на лавке у стены боярина, внимательные глаза рассевшихся вокруг гридней. Сидели кто где место нашел: кто на лавках, кто на ларях или столе, а кто и на полу, скрестив ноги по обычаю далеких полуденных народов. Поблескивали висевшие на стенах оружие, брони, серебряные кубки, утварь драгоценная. Темнела небрежно брошенная на стол медвежья шкура.
— Отошли они на пять перестрелов, первой стрелять Непре выдалось. Трижды она стрелу каленую, бронебойную метнула. Трижды в золотое кольцо в руке Дуная попала. Теперь черед богатыря Дуная настал. Не послушал он, что ему могучий дуб говорил, не послушал он слов ветра быстрокрылого, не послушал голоса Земли-Матушки. Наложил Дунай стрелу каленую, натянул лук тяжелый. Первая стрела точно в кольцо попала, вторая стрела следом за первой, ни на волос не отклонилась. Натянул Дунай лук в третий раз, да рука у него дрогнула, — продолжал рассказ Мочила.
Рагнар тихо, стараясь не шуметь и не задеть товарищей, поднялся с лавки и двинулся к дверям. Ему было скучно, и былину эту уже не раз слышал. Мочила сегодня одну из самых грустных повестей решил рассказать.
Жалко конечно, что славный богатырь так погиб. И жену свою, и ребенка нерожденного погубил, и сам на меч бросился, горя не вынеся. Умер с честью, как и положено. А все равно жалко. Сколько бы он врагов в навь бы отправил? И сын у него родился бы, тоже славным боярином бы стал. Но если так судить, то и седого Дуная тоже бы не было. Он из мечом пронзенного сердца богатыря Дуная вытекает.
Рагнар недавно на торге слышал — один купец из моравской земли рассказывал: видел он пещеру в Альпийских горах, где тело Дуная лежит. Именно там река начало берет. Может, так оно и есть. Люди разное говорят.
Мочила сейчас одну былину дорасскажет и за новую возьмется, скорее всего, опять за грустную. Лучше бы он про Ильмара Муравленина вспомнил бы. Того самого, что еще Володимиру Всеславовичу служил. Вот это интересно. Рагнар помнил, как еще в детстве батька в канун Корочуна на Святки рассказывал быль про Ильмара и Соловья Будимировича. Как они встретились, дорогу не поделили и как потом потерявшему глаз Соловью пришлось на восход за море со всем своим родом уходить, новую землю искать. Наши сказывают — за Двиной между племенами ливов до сих пор народ русского корня живет и города держат. Это и есть потомки Соловья Будимировича.
Жаль, но Мочилу сегодня окончательно прорвало. Вон глаза прикрыл и голос заунывный, траурный, нараспев читает, как все люди и сама земля о смерти Непры скорбели. Затем, Рагнар догадывался, начнет о жизни рассуждать. Человек Мочила был хороший и не дурак. Вот только любит нудеть, как раньше деревья выше были, мед слаще, небо выше и люди богатырями были. А наше поколение… все у него плохо: воины неловкие, слабые, огнищане хлеб растить не умеют, Богов чтить разучились и Правь забывают. Даже дети раньше рождались и сразу на ноги вставали и к ковшу с брагой тянулись.
Нет, человек Мочила неплохой, но как рот в таком настроении откроет, так хоть идолов выноси.
Тихо пробравшись к выходу, Рагнар выскочил в коридор и двинулся в сторону лестничной клети и выхода на крыльцо. Кажется, никто и не заметил его ухода. В длинном коридоре темно было, как в голове норманна. Только впереди светлел проем, туда, где падал отсвет с улицы. Темнота не мешала Рагнару, он мог бы пройти по этому коридору с завязанными глазами, привык, каждый порожек в памяти сидит.
Шагал гридень мягко, как рысь, почти неслышно, стараясь ступать так, чтобы половицы не скрипели. Этой мудрости его в отрочестве дедушка учил. Старик в былые годы долго у черепезян жил среди лесных охотников, там и научился по лесу ходить. Главное — надо ногами дорогу чувствовать, ходить с носка и обувь подходящую носить: поршни или сапоги из мягкой кожи.
— Я тебе же говорю: надо о будущем думать, вперед жить, — неожиданно донеслось из бокового тупичка. Там, как помнил Рагнар, были лаз в подклеть и дверь в кладовую. Дружинник хотел было пройти мимо или, наоборот, пошутить, напугать холопов, но остановился и прислушался. Любопытство взъело: о чем челядь в такой час говорит? Голос определенно принадлежал постельничему Микуле, темнобородому неприятному мужику. Рагнар и молодые гридни его недолюбливали за жадность и постоянное ворчание.
— А что думать-то? Будущее, оно неведомо как повернется, — просипели в ответ. Голос говорившего Рагнар не вспомнил, вроде из новых. Князь Белун недавно троих закупов на подворье взял долг отрабатывать. Может, из этих.
— А то я ж прямо говорю: к сильному надо идти, у сильного учиться. Саксы почему сильны? Они Христа приняли, с ними все закатные народы единой стеной стоят.
— Так не все же.
— Пока не все. Даны крестятся, у нас многие святую веру приняли. Христу все любы. Нет для него ни сакса, ни ободрита.
— А кто есть? — в ответ глуповато хмыкнули. — Дык, и франки с королем дрались. В итальянской земле какой год воюют.
— Ну и что? — Микула незаметно для себя повысил тон. — Князья с дружинами дерутся, а до народа дела нет. Так Господь заповедовал. Сам посмотри: сколько нас саксы били. А потому что с ними Христос, а мы деревьям и идолам требы носим. Вот примем истинного Бога и сами как саксы будем. Они нас равными себе признают, и воевать нас перестанут. Мы им братьями во Христе будем.
— Тута думать надобно. Страшно от наших Богов отказываться.
— Думай. И князь Белун в церковь ходит, с епископом за одним столом сидит. Он человек разумный, знает: старые Боги до добра не доведут, а Христос всех спасет. И время страшное наступает.
За углом скрипнула половица, прошелестела одежда и стукнула дверь. Рагнар тихонько шагнул в сторону и укрылся за простенком у выступа поперечной стены. Послышался шум шагов, человек в темноте задел плечом о стену. Скрипнули половицы, затем шаги удалились. В конце коридора мелькнула тень.
Странное дело под луной творится. Среди холопов христиане проповедуют, о вере своей заморской бают, Рагнар недоуменно почесал затылок, чудны дела Велесовы. Хотя, с другой стороны, рабу нет разницы, чей он раб. Это свободный человек шею ни перед кем не сгибает. Холопу безвольному и подлому все равно, хоть земной хозяин, хоть небесный и пришлый, главное, чтоб прощал все, кормил от пуза и работать не заставлял. А мертвый бог своим холопам все прощает. Сказывают, достаточно покаяться и все. Ничего искупать уже не нужно. Два слова сказал, свечку поставил и как будто и зла не совершал. И от клятв христианские жрецы именем своего Бога освобождать могут. Удобная вера для холопа. Свободный человек от клятвы освободиться не может, честь и кровь не позволяют. Будь иначе, весь мир бы перевернулся.
Выждав немного, Рагнар поспешил на улицу. Никого больше он по дороге не встретил. Ночь. Все спят. Только сторожевые гридни на городских башнях бодрствуют. Да всякие Микулы козни строят. При этой мысли Рагнару стало весело — ну что может холоп сделать? Ничего. Если даже свою свободу не смог отстоять.
А на улице хорошо. Воздух свежий, напоенный вечерней прохладой. Закат огромным небесным заревом полыхает. Рагнар долго стоял на крыльце, прислонившись к столбу, и любовался последними лучами солнца. Казалось, там далеко, за границей, в низовьях Лабы и дальше, горят пожары. Все залито огнем. Словно солнечный Хорс положил на землю свой огненный щит.
Постепенно закат угасал. Светлая лучащаяся полоска становилась все тоньше и тоньше. А за спиной уже вступила в свои права ночь. Черное, безоблачное, бездонное небо, яркие, мерцающие точки звезд. Небесное зерно, рассыпанное Сварогом, когда тот творил эту Землю. Старики рассказывают: кроме нашей Земли Кузнец выковал и другие. И ни одна не похожа на другую. Сколько их? Никто не знает, только сам Сварог.
Тем временем на небосклоне широкой, светлой, вытканной из звезд лентой протянулся Огненный Мост. Рагнар спустился во двор, чтоб навес над головой не мешал, и, задрав голову, смотрел не небо. Красота! Великолепие! Оторваться невозможно. Бесконечные глубины небесной высоты. Даже удивительно становится — вроде каждый вечер можно на небо смотреть, а все равно завораживает.
Сказывают, там, за небесами, и находится Ирий. Высоко, высоко, выше звезд. Туда и ведет Огненный Мост. Немногие люди могут по нему пройти, только мудрые, по Прави жившие. Праведников мост выдерживает, у них силы есть по звездам шагать, а других небо не выдерживает, мост под ними проваливается. Да пройти мост это полдела. В конце пути четверо стражников перуновой дружины стоят. Вон они над горизонтом взошли. Тех, кто по Огненному Мосту идет, стражи спрашивают, загадки гадают. Если ответ не найдешь, обратно на землю сбрасывают.
Только мужи с чистым сердцем, острым умом да доблестные воины, погибшие с оружием в руках, попадают в Ирий. Последним проще, их души через мост переносит крылатая дева Магура, дочь грозного Перуна. А то и сам Радегаст лично забирает в свою дружину понравившихся ему богатырей.
Удастся ли Рагнару в конце пути попасть в терем Громовника? Трудно сказать. Ничем особым себя не проявил, мечом владеет посредственно и силой не выделяется. Вон, Чурила Рыжаныч коня поднять может. Настоящий богатырь Ильмару Муравленину ровня. Пудовый камень на тридцать шагов бросает. Вот он точно Магуре полюбится.
Чтоб тебя перуница заметила, надо жить и погибнуть так, чтобы о тебе былины слагали. Получится ли у Рагнара? Неясно. Да и молод он пока о таких вещах думать. Сейчас жить надо, а Марену не зовут, она сама приходит. И тогда мечом не отмашешься.
За оградой на улице коротко гавкнула собака. Где-то вдалеке промычала корова. Из княжеской конюшни в ответ донеслось сонное фырканье лошади. Чуткое ухо Рагнара уловило шум разговора припозднившихся прохожих за воротами подворья.
— Город, какая здесь тишина? — усмехнулся гридень.
А над всей этой суетой висит яркое звездное небо. Незыблемая твердь. Вон и небесные Лосиха и Теленок светятся. На хвосте Лосихи Стожар-звезда горит. Середка Мира. Небо и Земля вокруг Стожара вращаются, а она одна неподвижна. Как есть центр вселенной.
— Не спится? — прозвучал за спиной голос княжича Славомира.
— Ночь хорошая, — просто отозвался Рагнар. Он давно уже заметил вышедшего во двор молодого князя, но стеснялся первым завести разговор.
— Это точно. Небо ясное. — Славомир остановился рядом с дружинником. — Осень приближается, а к утру прохладно будет, — добавил он после короткого молчания.
— Князь, скоро мы в поход пойдем? — задал вертевшийся на языке вопрос дружинник. Раз уж свело их с глазу на глаз поговорить, если княжич первым разговор начал, святое дело выяснить: что нас впереди ожидает.
— Пойдем, и скоро, — согласился Славомир. — Ты человек умный, сам понимаешь: молчать пока надо. Ушей в Велиграде много.
— Ясно. Все понял. На саксов идем?
— Я этого не говорил, — мягко, но так, что сразу пропало всякое желание спорить, ответил князь.
— Понятно, — ровным голосом отозвался Рагнар с коротким кивком.
— Вот и хорошо. А ночь действительно хорошая. Самое время гулять и на девушек глядеть.
— Да никто не приглашал вроде, — пожал плечами Рагнар. Сам он и не думал сегодня гулять. Устал за день. А мысль князь добрую подкинул. В доме Ольгерда молодежь должна на посиделки собраться. Веселина намекала: Рагнар лишним не будет.
— Вот и иди. — Славомир правильно понял нотки сомнения в голосе молодого гридня. — В Велиграде моему дружиннику всегда рады будут.
— Так…
— И нечего отнекиваться, — князь притворно насупил брови, — пока молод и холост — гуляй! Потом уже нельзя будет.
Осталось только согласиться. Возвращаться в терем не требовалось, одет Рагнар был, как приличия от княжьего гридня требуют: новая рубаха, добротный темно-синий мятль, сапоги, на поясе длинный нож. Не стыдно в таком виде в гости явиться, перед девицами красоваться.
Дом Ольгерда находился недалеко от детинца. Уже подходя к воротам, Рагнар расслышал смех, гомон, топот на дворе. Кто-то пытался на рожке играть, ночь прорезали громкий визг и рычание.
Обычная посиделка, как принято у русов. Молодежь собирается в каком-либо доме, все чинно, без безобразий и непотребств. Девицы, рассевшись по лавкам, рукодельничают, показывают, какие они мастерицы: шьют, пояса плетут, узоры вышивают, прядут иногда. Парни с серьезным видом заигрывают с девицами, помогают им: кто иголку подаст, кто воды принесет, кто нитки распутает. Разговоры ведут серьезные. Сначала все важничают, затем уже и песни затягивают, игры затевают.
Постепенно в игры девиц втягивают, шутки со всех сторон сыплются. Розыгрыши начинаются. Тихо-мирно веселье всю компанию охватывает. Глядишь: кто в пляс пустился, ряженые колобродят, тут уже можно девицам нитки перепутать, иголку утянуть, веретено спрятать. Бывает, и шуточные потасовки вспыхивают. Парни удалью и силой меряются.
К ночи в горнице тесно становится, веселье на улицу выплескивает. Здесь уже не до рукоделия — дым коромыслом стоит. Молодежь от всей души жизни радуется, бывает, к ним и кто постарше присоединяется. Даже старый дед от лукавой улыбки юницы не устоит и в хоровод шагнет. Что уж говорить о других?!
Рагнар появился у Ольгерда, когда посиделки уже перетекли в гулянку. В горнице стало скучно, и люди на двор выбрались. Полдюжины парней, среди них были и двое молодых велиградских дружинников, отплясывали посреди двора под маломузыкальные визги рожка. Сбившиеся стайкой у крыльца девицы хихикали в кулачок, глядя на парней. Еще двое молодцев, обрядившись в шкуры и маски с рогами, забрались на забор и рычали дикими зверями.
— Вечер добрый! Говорят, здесь красны девицы гостей привечают, — приосанился Рагнар, приближаясь к крыльцу.
— Ишь какой! Последним пришел, а с гонором, — стукнула ножкой и горделиво вздернула носик одна из девиц. Ее Ивена звали.
— Проходи, если не шутишь.
— А что принес?
— Покажи, как плясать умеешь! — посыпалось со всех сторон.
Девицы лукаво поглядывали искоса на нового гостя. Многие знали, что Рагнар на особом счету у княжича и боярина Гремича. Только Веселина промолчала, ограничилась кивком и скромно отвела взгляд в сторону.
— Так вон оно как на Руси гостей привечают, — Рагнар сразу принял правила игры. — Сначала усадите за стол, угостите, в баньке напарьте, а потом уже спрашивайте.
— Усадить можем на колоду, накормить, что свиньи не доели, а парить в омуте будем, — рассмеялась Ивена.
— А сама со мной рядом сядешь? К водяному деду в баньку пойдешь? — нашелся Рагнар, но тут к нему сзади подскочил Вильк и с размаху хлопнул по плечу.
— Рагнара принесло!
Новый гость в ответ на такое приветствие просто присел, ухватил товарища поперек туловища и поднял вверх.
— Не перевелись еще на Руси богатыри, — восторженно пискнула одна из подружек. Затем девицы со смехом принялись отнимать Вилька. Отступив назад, осторожно, чтоб никого не зашибить, Рагнар повернулся на месте и поставил товарища на ноги.
— Ну ты даешь! — выдохнул Вильк, поправляя одежду.
Их со всех сторон окружили друзья. Кто-то из ряженых, кажется, Ждан, Буев сын, в шутку боднул Рагнара рогами. Вскоре его втащили в хоровод и заставили отплясывать. Рагнар не сопротивлялся, наоборот, веселился от всей души. Шум, гам, веселье были в самом разгаре. Ряженые хватали девиц за руки и, грозно рыча, пытались утащить. Девушки притворно пугались, верещали и прятались за спины парней. Веселина, улучив минуту, выплеснула на одного из ряженых целое ведро воды.
— Хорош, вылитый водяной, — заявила боярышня, отступив назад и обозревая дела своих рук. Бедняга только ойкнул, у него даже слов не нашлось, а обхватить задорную девицу мокрыми руками не получилось. Веселина моментально нырнула за спину Рагнара. Впрочем, ряженого быстро успокоили, всучив в руки полный ковш хмельного меда.
— Пойдемте на улицу, — громко провозгласил один из парней.
— Идемте! — подхватили девицы.
Сказано — сделано. Молодежь гурьбой выкатилась за ворота. Девицы затянули песню, Ждан немузыкально подвывал, размахивая своей рогатой маской из черепа тура. Получалось хорошо, как волк-трехлетка на луну воет. Трое парней нацепили на шест венок из полевых цветов, оброненный одной из девушек, и шагали с ним, как со стягом.
Незаметно для других Рагнар и Веселина поотстали от ватаги. Ночь ясная, звездная. Погода великолепная, последние теплые летние вечера на дворе. В душе все сразу настроилось на возвышенный лад, и в то же время какое-то теплое нежное чувство появилось. Именно в такой момент и можно разговаривать о чем угодно. Все получается ладно и красиво. И мир вокруг удивительно прекрасен и добр. Все плохое растворяется, утекает прочь, забывается, остается только нежная заботливая улыбка великой богини Лады, снисходительно приглядывающей за своими земными потомками.
— Смотри, звезда падает!
— И еще одна. Прямо в море, — Рагнар вытянул руку, показывая, куда упала звезда. Высоко в небе то тут, то там проносились огненные искорки. Осенний звездопад. Это с мирового Дуба желуди падают.
— Рассказывают, если найти упавшую звезду, любимцем богов станешь, — заметил молодой гридень, беря в руку тонкую девичью ладошку. — Звезда человека от всех горестей и болезней хранить будет. Стариться не будешь, и от света звезды даже Марена убегает.
— Рагнар, найди мне звезду, — тихо попросила Веселина. На девичьем лице светилась чистая, открытая, чуть наивная улыбка.
— Найду, — просто ответил молодой человек и улыбнулся в ответ на вспыхнувшие в глазах девушки искорки.
Гуляли они долго. Бродили по тихим ночным улицам города, вспоминали былое, гадали, как дальше все обернется. Только когда Небесная Лосиха повернула за полночь, девушка вспомнила, что пора бы домой возвращаться.
Проводив Веселину, Рагнар возвращался в детинец. Время было позднее, опять выспаться не удастся. Ну и ладно, зимой выспимся, когда ночи станут длинными. Недалеко от стен внутренней крепости дружинник заметил мелькнувший на боковой улочке силуэт холопа Микулы. Определенно, это был он. Волосы длинные, нечесаные, борода кустистая, идет, прихрамывая, в свое время Микула ногу ломал. Кости неправильно срослись, так и остался хромым. Челядинец держался в тени заборов, шагал быстро, уверенно.
«Странно, куда это он подался? — подумал Рагнар, глядя Микуле вслед. — Может, от полюбовницы возвращается? Микула женат, вот и ходит ночами, пока нормальные люди спят. Эх, и достанется ему от жены, если узнает». Супруга Микулы Нарва держала мужа в кулаке и скандалить любила. От ее тяжелого нрава мужик немало натерпелся. Может, от этого и христианство принял. Христос, говорят, утешать умеет.
Постояв немного на углу, Рагнар двинулся дальше. Куда там Микула ходит, это его личное дело. Нечего в заботы холопов лезть, воина это не красит. В детинец гридень прошел через боковую калитку в стене у надвратной башни. Дозорные у ворот еще издали узнали товарища.
— Свой? Проходи. Не мешай сторожить.
На следующее утро князь Славомир собрал во дворе сотни Мочилы и Ерша и велел готовить корабли в плаванье. Дескать, решил до осенних дождей в море выйти, пройтись вдоль берега дозором. Вдруг кто из норманнов набег затеет? А может, купцов из дальних стран встретить придется, до порта проводить.
Сказано — сделано. Бойцы, не мешкая, поспешили к пристаням и сразу приступили к делу. Дружинники заново осмолили борта кораблей, подправили расшатавшиеся ребра и доски настила. Новые мачты установили, паруса проверили, веревки перемотали, припас собрали на причалах. Кормщик Славомира, пожилой одноглазый руг Асмуд, сам следил за работой и подправлял людей, если что не так. Уже через два дня «Сирин» и «Вепрь» стояли у причала, полностью готовые к выходу в море.