Эрин сидела у окна своего нового номера и смотрела, как на Лос-Анджелес опускается вечер. Она любовалась улицами и тротуарами, по которым в этот час шел сплошной поток людей и автомобилей. Новый номер состоял из двух спален и просторной гостиной: места было вдоволь, но тем не менее Эрин чувствовала себя взаперти. Она не привыкла делить свое жилище с кем бы то ни было, тем более с таким большим и мощным субъектом, как Коул Блэкберн. Тот факт, что на другой половине номера находился мужчина, раздражал и вместе с тем возбуждал Эрин.

Внезапно девушка поднялась, резкими движениями выдавая свое беспокойство. Она принялась расхаживать по комнате, даже не замечая роскошной мебели во французском стиле и шикарного, синего цвета, дорогого ковра. Однако от хождения взад-вперед лучше ей не стало. У нее было сейчас такое чувство, словно ее навсегда заточили под бетонные своды. Ей вдруг захотелось, чтобы вокруг простиралась необъятная арктическая пустыня или чтобы перед глазами ширилась бескрайняя даль Тихого океана.

Эрин подошла к двери, ведущей в спальню Коула. Он сидел за столом и рассматривал разложенные перед ним карты, изготовленные по заказу «Блэк Уинг». На звук ее шагов Коул поднял голову.

— Не могли бы мы с вами… — начала было Эрин, однако голос изменил ей.

Тело Коула тотчас же отозвалось на чуть хриплое контральто, которым были произнесены эти слова. И хотя они не свидетельствовали о сексуальной озабоченности Эрин, у Коула возникло ощущение, что стоявшая сейчас в дверях женщина при малейшем интересе с его стороны готова прыгнуть в его постель. Так было с момента их самой первой встречи, и желание Эрин ссориться было разве что дополнительным указанием на ее интерес к нему.

Коул, впрочем, не слишком-то хотел держать ее на расстоянии. Одного взгляда на Эрин оказалось достаточно, чтобы тело Коула высказалось в пользу самого что ни на есть тесного контакта с Эрин Шейн Уиндзор. Он давно бы и сам мог подтолкнуть события, но его останавливало смущение, которое Эрин испытывала от факта присутствия в ее номере представителя иного пола. Да и вела она себя не совсем так, как ведет себя женщина, готовая отдаться мужчине.

Но сейчас ее глаза говорили, что Эрин определенно хочет близости.

— Не могли бы мы с вами — что? — переспросил Коул.

— Я хочу уйти отсюда, погулять. Сходить на пляж, например. Я понимаю, что уже темно, я знаю, вы скажете, что прогулки в этот час небезопасны. Но я должна отсюда вырваться хоть ненадолго. И я сделаю это. С вами или без вас.

Ее голос звенел от напряжения, и Коул понимал, что раз уж она так говорит, стало быть, ее допекло. Несколько секунд Коул обдумывал возможные варианты. Если бы он чувствовал нависшую опасность, то попросту привязал бы Эрин к постели. Но опасности он пока не ощущал. Конмин в конце концов был деловым партнером Эрин, а не правительственной структурой и не бандитским кланом. Прежде чем убить Эрин, Конмин попытается купить ее.

А кроме того, Коул вынужден был признать, что близкое соседство Эрин не позволяет полностью сосредоточиться на делах. Если он будет оставаться в номере отеля, пока Эрин расточает вокруг себя неспокойные флюиды, ему придется сдерживать свои чувства. Делать же в ее сторону откровенные пассы также представлялось Коулу делом несколько сомнительным, так как он не был до конца уверен в расположенности к нему Эрин. Захоти она прыгнуть к нему в постель, уж наверняка сумела бы дать ему это понять. Видимо, до прыжка в его постель она пока не доросла.

— Да я и сам, честно говоря, с удовольствием подышал бы свежим воздухом, — сказал Коул.

— Через три минуты я буду готова, — сказала Эрин и проворно скрылась на своей половине.

И правда, менее чем через три минуты, когда Коул вытаскивал из шкафа черную ветровку, она, не дожидаясь его, пошла к двери.

— Эрин…

Ей так хотелось поскорее вырваться на свежий воздух, что она даже не замедлила шаг. Пришлось Коулу почти бегом догонять ее. Она уже приоткрыла входную дверь, когда Коул ухватил ее за плечи и пинком захлопнул дверь. Эрин удивленно посмотрела на него. Сильные большие руки Коула лежали у нее на плечах. Он, в сущности, обнял ее, она была у него в руках, как в западне.

У Эрин душа ушла в пятки: ей вспомнилась другая дверь и другой мужчина, так же обхвативший ее за плечи. Эти воспоминания всплыли из тьмы подсознания, куда были загнаны довольно давно.

— Вы хоть думаете, прежде чем что-то сделать?! — воскликнул Коул. — Пора отвыкать вот так беззаботно открывать двери и выходить!

С неопределенным возгласом Эрин повернулась и с кулаками набросилась на Коула. Ребром правой ладони она бы дала ему по горлу, не успей Коул вовремя выставить блок. Но Эрин успела заехать головой ему в челюсть. Рассерженный и несколько даже сбитый с толку, подавляя желание дать ей сдачи, Коул принялся давить девушке на плечи, пока она не оказалась распростертой на ковре у ног Коула.

Эрин сопротивлялась молча и отчаянно, пытаясь пустить в ход многие из приемов, что ей довелось узнать за последние семь лет. Но, увы, силы были очень уж неравны. Все ее удары Хоул легко отражал, да и вообще перевес был на его стороне. Он вел себя так, чтобы Эрин ни себе, ни ему не смогла нанести травму. Очень скоро девушка поняла, что понапрасну теряет время и силы. Она затихла, дожидаясь, когда ее неподвижность Коул примет за капитуляцию.

Зеленые глаза Эрин оказались прямо у лица Ко-ула. От подобного соседства у него пошел мороз по коже.

— Эрин, послушайте, я не хочу причинять вам вреда. Но и не позволю вот так беззаботно выходить из номера, пока сам не проверю обстановку в коридоре и в холле. Я заинтересован в вашей безопасности, и потому едва ли стоило на меня нападать.

Он повторил последнюю фразу еще и еще раз, несмотря на бешеный взгляд, которым Эрин так и сверлила его.

— Понятно, — прошептала она наконец. — Можете слезть с меня. Чтобы я могла встать…

— Не раньше, чем вы ответите, почему еще минуту назад пытались убить меня?

— Извините. Это я… немного нервы сдали.

— Это я понял. А почему?

Поняв, что ей не вырваться из рук Коула, Эрин сникла. Коул по-прежнему всем телом прижимал ее к полу. В другое время это вселило бы в душу Эрин ужас. Но теперь никакого ужаса она не испытывала. Но не его слова, не его тон, а именно сдержанность Коула успокаивающе подействовала на Эрин. Хотя она первая напала на него, он все это время лишь защищался. И даже сейчас, когда из его расцарапанной губы и подбородка сочилась кровь (Эрин постаралась, ее работа), он вел себя с ней предельно осторожно.

— Вы не причинили мне ни малейшего вреда, — прошептала Эрин.

В ее голосе слышалось такое удивление, что Коул даже опешил, — но, прежде чем он успел спросить, что именно она имеет в виду, Эрин сама попыталась объяснить ему свои слова.

— Когда вы захлопнули передо мной дверь, я вспомнила, как то же самое однажды сделал Ганс: я так же тогда устремилась к двери, а он нагнал меня, схватил, потом отпустил, я снова рванулась, он снова схватил меня — и так без конца…

— Ганс?! — переспросил Коул. Его глаза смотрели на девушку не отрываясь.

В первую секунду Эрин не знала, что и ответить.

— Расскажите мне обо всем, Эрин. Нам предстоит жить бок о бок, и будет лучше, если мы как следует узнаем друг друга. Иначе я рискую рано или поздно вновь оказаться, сам того не ведая, на минном поле.

Она прикрыла глаза. Коул был прав.

— Ганс был моим женихом семь лет тому назад. Он был такой же большой, как и вы. И такой же сильный. О Боже, какой же он был сильный… — При этом воспоминании Эрин даже передернуло, и она продолжала бесстрастным глухим голосом: — Однажды я увидела, как он роется в сейфе моего отца. Оказалось, он не просто там рылся, а фотографировал каждую страницу всех документов. Увидев это, я хотела убежать, но было поздно. Он действовал стремительно, вроде вас.

Коул внимательно слушал. Зрачки его расширились.

— Когда я попыталась кричать, Ганс ударил меня по горлу, — чуть слышно продолжала Эрин, — Затем по плечам. Не то чтобы крикнуть, я едва дышала. Руки затекли, пальцы не двигались. Он позволил мне добежать до двери, но открыть ее я не смогла. Просто не могла поднять руку, шевельнуть пальцами. Он подошел и прижал меня коленом к двери. Я и пошевелиться не могла, только смотрела на него. Но стоило мне закрыть глаза, как он делал мне больно.

Голос ее сорвался, но через несколько мгновений Эрин вновь заговорила, и было что-то жуткое в ее бесстрастном рассказе. Коулу хотелось, чтобы она замолчала, не он через силу продолжал слушать. А слушать, как Эрин механически повествует о том, как бывший жених едва не убил ее, ему было невыносимо.

Во рту у Коула появился неприятный привкус. Он сжал зубы, удивившись столь примитивной реакции своего организма на рассказ девушки. Ему доводилось слышать и видеть вещи пострашнее, просто бесчеловечные — ведь многие люди не представляют себе, как низко может опуститься им подобный. Ко-ул понимал, что удивляться рассказу Эрин нечего, не от чего содрогнуться, и, если Эрин найдет в себе силы досказать свою историю, он не придет в ярость.

Однако ярость все же поднялась в его душе.

Чем дольше он слушал девушку, тем сильнее сжимал зубы: его переполняли отчаяние и жажда убийства. Подобное он в последний раз испытал, узнав, что Лай сделала аборт и убила его ребенка, а потом вышла замуж за одного из влиятельных членов ее же клана.

Эрин замолчала, наступила тишина. Только теперь она сообразила, что Коул давно уже лежит рядом и порой только гладит и гладит ее по волосам. Заглянув ему в глаза, она увидела там гнев и горечь. Рыдания подступили у Эрин к горлу. Неосознанно, так получилось само собой, она придвинулась поближе к Коулу: ей хотелось ощутить убаюкивающее тепло, исходившее от его большого тела. «А бывает ли так, что этот сильный человек тоже нуждается в том, чтобы его согрели и успокоили», — подумала Эрин.

— Вы как? В порядке? — спросил наконец Коул.

Эрин кивнула.

— Мне казалось, что все в прошлом. Но увы. Ничто не забыто. Сейчас мне гораздо лучше. Легче. Я будто лечу куда-то. — Она потерлась щекой о его грудь, вздохнула. — Спасибо вам, что были так… так добры…

— Вы первая женщина, отметившая мою доброту, прежде никто не обвинял меня в подобном. — Коул как-то странно улыбнулся.

Эрин подняла глаза и увидела, что с его нижней губы вот-вот сорвется капелька крови. Она прикоснулась пальцами к царапине.

— Извините меня.

— Пустяки.

Она коснулась пальцами его подбородка, нащупав то место, куда ударила его головой.

— И тут тоже… Это я вас ударила.

Коул попытался подавить в себе естественное желание, вызванное прикосновением Эрин. Она, нахмурившись, смотрела на царапину. Затем вновь пальцами коснулась его губ, на сей раз почти неуловимым, очень нежным движением. Он прикрыл глаза и подумал, что эта женщина не ведает, что творит.

— Простите меня. Не понимаю, как это я… — сказала Эрин и, почувствовав, как напряглось его тело, поспешно убрала руку. — Наверное, вам больно от моего прикосновения?

Из его горла вырвался неопределенный возглас, который можно было расценить и как смех, и как проклятие.

— Совсем не больно, а очень приятно. Необыкновенно приятно, — сказал Коул.

— Что?

— Приятно, когда вы прикасаетесь к моей коже. Мне это очень нравится. А вам?

Эрин, поколебавшись, опять подняла руку и дотронулась до Коула. Без слов она дала ему понять, что именно ласкает его, а вовсе не пытается найти другие царапины. Коул чуть подался вперед и прикоснулся к ее волосам. Потом его пальцы медленно прошлись по щеке Эрин, коснулись уголка ее губ. Она издала звук, похожий на стон, и взглянула на него. Глаза Коула были закрыты, его лицо сохраняло решительное выражение. Он, казалось, полностью ушел в себя, сосредоточившись на ощущениях, которые испытывал, касаясь Эрин. Пальцы Коула едва дотронулись до ее губ.

— А ведь ты улыбаешься, я чувствую, — произнес он, не открывая глаз.

— Мне щекотно.

— В самом деле? — уточнил Коул, проводя пальцем по пухлой нижней губе Эрин. — И поэтому ты затаила дыхание? — Он подался еще чуть вперед, почувствовав, как напряглось ее тело. — Не бойся, дорогая, — прошептал он. — Больно не будет, я обещаю. Я просто хочу почувствовать вкус твоих губ!

Сбитая с толку, Эрин была уверена, что к ней вновь вернется страх. Однако страх не приходил. Ей было очень приятно ощущать на своих губах дыхание Коула. Первыми отреагировали на возбуждение ее соски, потом отозвалось все тело, так что у Эрин мурашки пошли по коже.

— Боишься? — шепотом спросил Коул.

— Я просто…

Он ждал.

— После Ганса… — Она глубоко вздохнула. — В общем, психиатры мне потом объяснили, что если девушек насильно лишают девственности, то из них потом выходят или шлюхи, или монашенки. За прошедшие семь лет у меня не было ни одного мужчины. И я могу опять сорваться.

— Я готов рискнуть, — сказал Коул.

— А ты будешь… будешь нежным?

— А ты как думаешь?

Эрин заглянула в его серые глаза, которые сейчас оказались всего в нескольких дюймах от ее лица. Почему прежде ей казалось, что у него холодные глаза?!

— Я думаю, да, — прошептала она.

Кончиком языка Коул провел по верхней, особенно чувствительной губе Эрин. При этом прикосновении она чуть слышно застонала. Ласка Коула была совершенно неожиданной, нежной, удивительной: ничего подобного Эрин никогда не испытывала. Постепенно напряжение проходило, ее тело расслабилось, стало податливым. Эрин неосознанно тянулась к Коулу, к его теплу. Он вновь нежно провел языком по ее губам. Эта простая, почти целомудренная ласка доставила ему необычайное удовольствие.

Когда Эрин почувствовала кончик его языка на своих губах, она вздрогнула и инстинктивно прикрыла глаза, желая всецело сосредоточиться на его прикосновении. А Коул продолжал исследовать языком ее губы, задерживаясь в их уголках, будто хотел узнать, где именно рождается ее улыбка. Голова у Эрин закружилась, страх улетучился без следа, и осталось только единственное желание: ощущать его теплое тело. Вдруг она почувствовала его упругие мышцы под своей ладонью и не сразу поняла, что протянула к Коулу руки и обняла его.

— Коул…

— Да, вот именно так… — подтвердил Коул, и их губы слились. — Хочу почувствовать, только почувствовать тебя. Ничего больше. Я не сделаю тебе больно. Ты и сама это понимаешь, не так ли?

Коул продолжал нежно прикасаться губами и языком к ее губам. При этом он не обнимал Эрин, а дотрагивался до нее только кончиком языка, губами да обдавал своим горячим дыханием.

Коул так явственно ощущал линию ее рта, получая от легчайших прикосновений такое удовлетворение, что сам себе удивлялся. И действительно, эти прикосновения были чем-то совершенно необычным. Он провел языком по откинутой назад шее Эрин, устремляясь дальше и ниже, туда, откуда исходил столь явственно ощущаемый им жар. Никогда прежде он не получал такого наслаждения, лаская женщину, никогда как гурман не вкушал женского тела.

Огромным усилием воли Коул заставил себя остановиться. Легким движением он поднялся на ноги. Еще несколько секунд, и он мог бы окончательно потерять голову, схватить Эрин в охапку, распластать на себе. Он не привык целовать женщину, не чувствуя при этом ее тела.

Глаза Эрин с усилием приоткрылись. Перестав чувствовать тепло тела Коула, она ощутила неприятный холодок в своих ладонях.

— Коул! — сдавленным голосом произнесла она.

— Идем погуляем, дорогая.

Коул протянул ей свою огромную руку. Эрин ухватилась за нее, он помог ей подняться на ноги, затем переплел ее пальцы своими. Его ладонь была снаружи теплой и твердой, но внутри горячей и мягкой. Он не понимал, что прикосновение его ладоней опять возбудило девушку. Когда он хотел уже было отпустить Эрин, она попросила:

— Подожди.

Коул застыл на месте.

Дрожащим пальцем Эрин дотронулась до пореза на его нижней губе, затем провела им вокруг рта Коула. В абсолютной тишине она трогала его брови, скулы, подбородок, затем вернулась к губам. Он прикрыл глаза, позволяя ей продолжать эту нежную пытку, и решил, что будет терпеть, пока это окажется возможным.

— Ну хватит, — сказал наконец Коул.

Он раскрыл глаза, и они стали ледяными. Эрин инстинктивно отступила на шаг. Но ее руку он не выпускал.

— Извини, — торопливо сказала она. — Мне казалось, что тебе приятно.

— В этом все и дело. Потому что мне слишком приятно. — Он посмотрел ей в глаза, даже не пытаясь скрыть свое явное и понятное желание. — Как только я впервые увидел тебя, то сразу же захотел. И все, что происходило с нашей первой встречи, не могло никак повлиять на мое к тебе отношение. Но с тех пор, как мне исполнилось лет четырнадцать, я не целовал женщину, не обладая ею.

— Четырнадцать?! — переспросила его Эрин. Эти слова показались ей чудовищными.

— Когда мне было четырнадцать, моей подружке девятнадцать. И мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что делаем. — Коул поднес указательный палец к ее подбородку и осторожно прикрыл ей рот. — Не смотри так удивленно. Там, где я рос, это считалось даже слишком поздно. Хотя, признаюсь, несмотря на свой поздний старт, я очень скоро наверстал упущенное. Ну а поскольку у меня не было намерения жениться, то я и не связывался с такими девушками, которые после поцелуев могли сказать «нет». Девушки, с которыми я тогда проводил время, такого слова вообще не знали. Был даже своего рода ритуал: поужинать, сходить в кино и затем забраться на заднее сиденье автомобиля.

— Ну, кино-то наверняка было необязательным.

Коул, криво усмехнувшись, прижал свою ладонь к ладони Эрин и неосознанно притянул женщину к себе.

— Да и ужин, если уж на то пошло, — признался он.

— Не пойму, ты бахвалишься или, наоборот — жалуешься?

— Ни то, ни другое, — сказал он, поднося руку Эрин к своему рту. Взяв губами ее указательный палец, он слегка прикусил его и сразу же отпустил. — Я все это рассказываю, чтобы ты поняла: в некотором смысле эта любовная игра для меня внове, как, впрочем, и для тебя. Или, может, ты позволяла себе еще девочкой подсматривать в запотевшие окна автомобилей?

Эрин попыталась было усмехнуться, но у нее перехватило дыхание.

— Нет. Мне было тринадцать лет до тех пор, пока не исполнилось девятнадцать. Я была дикой, застенчивой и некрасивой. Фил, мой брат, не слишком-то стремился мне в чем-то помочь. У меня однажды произошла жуткая стычка с одним парнем постарше меня года на три. Фил поговорил с этим парнем и сказал, что если, мол, тот попытается хотя бы поцеловать меня, он ему кости обломает. Настала суббота, и этот парень не появился. Уже потом я узнала, что у него был бзик, он был подвинут на девственницах. Даже вел своего рода картотеку.

— Странно, насколько подчас разнятся мужчины. До тех пор, пока тебя не встретил, я девственниц за версту обходил.

Эрин прикрыла глаза.

— Не смешно, тем более что я давно уже не девственница.

— Но ведь ты раньше никогда по доброй воле не отдавалась мужчине, — деловито, будто просто констатируя факт, сказал Коул. — В моем представлении это и превращает тебя в девственницу. — Он выпустил ладонь Эрин. — Стой здесь, а я осмотрю холл.

В холле не было ни души. В вестибюле также было почти безлюдно. Служащий подогнал для Коула арендованный автомобиль. Они двинулись на запад от Уилшира в сторону пляжа. Коул рассеянно управлял машиной, сначала ехал очень медленно, потом увеличил скорость. Он постоянно посматривал в зеркало заднего вида, приглядываясь к автомобилям, которые мчались примерно с такой же скоростью. На океанском берегу Коул проехал несколько полупустых автостоянок, пытаясь определить, не преследуют ли их. Наконец он поставил машину на городском пляже.

Эрин потянулась было, чтобы открыть дверцу, затем взглянула на Коула. Он смотрел в боковое зеркало и зеркало заднего вида. Как ни хотелось Эрин поскорее выбраться из машины и насладиться видом семи тысяч миль водной глади, она сдержала свое нетерпение.

— Хорошая ученица, — похвалил ее Коул.

— Еще бы! Особенно если постигаешь премудрость на собственной шкуре.

— Ты уж извини, но л и вправду не хотел сделать тебе больно.

— Ты вовсе не сделал мне больно, — поспешила заметить она. — Именно поэтому я сразу и перестала сопротивляться. Я ожидала, что будет больно. Ведь весишь ты целую тонну, по-моему?

Коул слегка улыбнулся.

— В следующий раз сверху будешь ты.

Поначалу она выразила на лице удивление, затем оно сменилось подобием интереса. Эрин тоже улыбнулась.

— Предлагаю два варианта на выбор, — сказал он. — Или мы пойдем прогуляемся, или откроем окна в машине и просто посидим и подышим.

В ответ она улыбнулась и сказала:

— Не искушай без нужды.

— Почему же?

Несколько секунд в машине стояла тишина. Затем Эрин обернулась к мужчине, который в считанные минуты научил ее чувственному наслаждению. Но гораздо важнее то, что он помог ей понять, какое чувство заставило ее покинуть Арктику.

Убедившись, что ее собственная чувственность никуда не делась, а лишь до поры до времени притаилась, Эрин удивилась ничуть не меньше, обнаружив, каким нежным может быть с ней Коул.

— Я бы ответила: интересное предложение, — заметила Эрин. — Но дело в том, что я пока и сама не уверена, какой выбор сделать, чтобы и тебе тоже было хорошо.

— Видишь ли, дорогая, в этой жизни все так устроено, что одному всегда бывает лучше, чем другому. Иначе этому Гансу вынули бы кишки задолго до того, как ему пришла в голову мысль причинить тебе зло.

Эрин была поражена тем, что, хотя тон Коула оставался абсолютно спокойным, его глаза сверкали холодным огнем.

— Но дело в том, что жизнь сама по себе — несправедливая штука, — продолжал рассуждать Коул. — И все в ней происходит совершенно неожиданно. Когда мы были в номере отеля, ты вдруг преподала мне урок такой чувственной нежности, о которой я даже и не подозревал. Мы можем в любую секунду умереть, а можем прожить долго и научить друг друга тому, как надо любить. Так что я стараюсь относиться к жизни по принципу: будь что будет, и нечего оплакивать упущенные возможности. А ты. что думаешь об этом?

— Я… да я, собственно, ничего не думаю.

— А ты подумай. Подумай и еще вот о чем. Человек, не умеющий контролировать свои эмоции, зависит от человека, который их сдерживает. Я ни от кого не завишу. Если ты, скажем, захочешь, то можешь раздеться догола и лечь на меня, но если вдруг передумаешь и скажешь «нет», я совершенно спокойно встану, оденусь и слова не скажу. — Он говорил, а его глаза неотрывно следили за дорогой. — Подумай над моими словами, пока мы будем гулять. Мы давно уже не разминали ноги.

Эрин дождалась, когда Коул обойдет машину и откроет ее дверцу. Не этикет, а простое благоразумие руководило его действиями.

Когда он опять обвил своими пальцами ее пальцы, Эрин неожиданно для себя улыбнулась. Увидев, как в лунном свете на лице Эрин вдруг появилась светлая полоска зубов, он улыбнулся ей в ответ.

— Приятно, когда тебе на голову не давит потолок, правда? — спросил Коул.

— Да, конечно, только я не поэтому улыбнулась. У меня такое чувство, словно мне снова семнадцать лет и у меня первое свидание. — Она стрельнула глазами в его сторону. — А тебе, наверное, было лет шесть, когда ты начал ходить на свидания, признайся?

Он тихо рассмеялся.

— Наслаждайся, пока возможно… Когда приедем в Австралию, тебе не захочется даже стоять рядом с каким-нибудь мужчиной при лунном свете.

— Почему?

— Там чудовищная жара. Кимберли — самая высокая часть всего материка, тропики.

— Тропики? Тогда почему же на фотографиях Кимберли выглядит почти пустыней?

— Да, там чертовски сухой климат, большую часть года стоит жуткая сушь. Но потом все вдруг меняется. С Индийского океана приходят дождевые тучи. Человек начинает ужасно потеть, причем пот не испаряется с поверхности кожи, отчего делается еще жарче. А пот не испаряется, так как воздух и без того уже перенасыщен влагой. Тело не остывает, а лучи солнца воздействуют на кожу, словно лезвие бритвы. Температура поднимается выше сотни градусов по Фаренгейту, влажность приближается к отметке дождя, но его все нет и нет. И это так тяжело для организма, что многие не выдерживают и буквально впадают в неистовство.

Эрин удивленно воскликнула, а Коул продолжал:

— Увы, это сущая правда, дорогая. Для этого помешательства у австралийцев есть даже свое название. В таких случаях они говорят: «Тропики достали человека». Я и сам несколько раз чуть было не впал в такое состояние. И только со временем научился более или менее спокойно переносить влажность в жару.

— Да, но, судя по твоим же словам, от этого никуда не денешься.

— Погоди, ты еще узнаешь, что это далеко не худшее, — сказал Коул и с наслаждением вдохнул прохладный воздух, пахнущий океаном. — Когда наступит влажный сезон, страна становится непроходимой. Многие и многие месяцы можно перемещаться только по воздуху.

— А на вездеходах?

— Только на амфибиях.

— Там что же, нет мостов?

— Только на основных автострадах, — сказал Коул. — Но в разгар сезона дождей и эти мосты большую часть времени остаются под водой. Видишь ли, мосты там низкие, со съемными боковинами, чтобы они не задерживали всю ту мерзость, что плывет по рекам. Но все равно паводок часто смывает мосты. — Он посмотрел поверх головы Эрин. — Теперь ты хоть немного представляешь, что именно предлагает тебе Конмин, приглашая пересечь полмира и снимать в алмазных рудниках. Они отлично понимают, что если в ближайшие недели ты не прибудешь на ферму Сумасшедшего Эйба, то едва ли сможешь оказаться там раньше, чем летний зной немного подсушит землю. Мне нужно тогда отправиться как можно скорее, чтобы успеть хоть что-нибудь разузнать и разведать, прежде чем воздух прогреется до ста двадцати градусов и влажность не позволит дышать полной грудью.

— Стало быть, нам вовсе не нужно ехать в Лондон?

— Если мы поедем, это собьет с нашего следа как Фолкнер, так и ван Луйка, а тем временем Уинг все сумеет там для нас подготовить.

— Уинг?!

— Мой партнер.

— Ах да, конечно. Блэк Уинг!Отец что-то рассказывал мне.

— Ну еще бы! — Коул посмотрел на Эрин. — Ты только не волнуйся, ради Бога. Если существует твой рудник, я непременно отыщу его.

— Да, отец мне говорил то же самое.

Некоторое время Коул шагал молча, затем остановился и нежно привлек Эрин к себе. Почувствовав, что она не оказывает ни малейшего сопротивления, Коул нагнулся и прикоснулся губами к ее рту.

— Знаешь, нечего тебе делать в этой Австралии, ей-богу. Оставайся-ка ты лучше со своим отцом. У него седые волосы, но он еще очень крепкий парень.

Эрин хотела было возразить, но Коул провел языком по ее губам, затем заговорил, обдав ее своим горячим дыханием:

— Тамошние климат и земля убили немало людей, причем людей много более опытных и подготовленных, чем ты. Кимберлийское плато, между нами говоря, не самое подходящее место для белой женщины.

— Когда я отправлялась в Арктику, мне говорили почти то же самое, — сказала Эрин. Почувствовав, что может себе это позволить, она коснулась языком подбородка Коула, попробовав его на вкус, как раньше она лизнула зеленый алмаз. — Соленый. Мужской. Теплый. Ты ничего на вкус, Коул.

Его дыхание участилось. Он взял в ладони лицо Эрин.

— Женщина, неужели тебе нравится рисковать?

— Рисковать? — Она подняла на него темные глаза, которые при лунном освещении казались глубокими и таинственными. — О чем ты?

— Я мог бы оставить тебя в отеле. Я мог бы так измучить тебя ласками, что ты сама попросила бы пощады.

Эрин притихла, изучающе глядя в глаза Коула, которые сейчас светились серебристым светом. Затем она вздохнула и как-то печально улыбнулась.

— Вчера это тебе, возможно, и удалось бы. Я еще совсем тебя не знала. Но сегодня вряд ли. Сегодня я уже знаю, что ты крутой, но вовсе не жестокий. Ты совсем не такой, как Ганс.

— Многие едва ли согласились бы с тобой, — откровенно признался Коул.

— Я не из их числа. Я женщина, которая лежала под тобой, будто овечка для заклания. Но ты всего лишь погладил мои волосы да еще поцеловал меня — поцеловал так нежно, что я едва не расплакалась. После случая с Гансом я поклялась никогда больше не верить ни единому мужчине, и вот теперь приходится признать, что я поспешила с клятвой. — Она прикоснулась к его губам кончиками пальцев. — Слишком поздно начинать тебя бояться, Коул. Я еду в Австралию и намерена всюду следовать за тобой, куда бы ты ни отправлялся.

Коул почувствовал сожаление, что не смог как следует напугать Эрин своими рассказами. Несколько минут Коул держал Эрин в объятиях, прислушиваясь к шуму волн и втайне надеясь, что несколько преувеличил сложность жизни и работы в Кимберли. Но едва ли его слова были преувеличением. Сезон дождей — опасное время, когда люди теряют над собой контроль, когда пробуждаются кровожадные инстинкты и словно возвращаются времена каменного века. Самые, казалось бы, элементарные вещи становятся тогда сложными. Сложным становится даже выжить.

Да, особенно сложным оказывается выжить.