Коул проснулся раньше, чем в южном небе погасли первые звезды. Воздух был влажный, слегка туманный и полон разнообразных звуков, сопровождающих зарождение нового дня. Эрин во сне пошевелилась и плотнее прижалась к Коулу, наслаждаясь островком тепла в утренней прохладе. Коул обеими руками обнял ее.

Головная боль, столь досаждавшая ему накануне, прошла. Эрин прижалась к Коулу, и его сердце учащенно забилось. Коул подумал было о том, чтобы, как и вчера, разбудить Эрин, растормошить ее осторожными прикосновениями, пробудить в ней столько лет дремавшую чувственность. Но он сказал себе, что нынче не время.

Сказать-то он сказал, но его руки, помимо воли, осторожно освободили тело Эрин от мешающей одежды. Наконец Коул добрался туда, куда хотел, и начал осторожно, медленно ласкать ее, чувствуя, как тело Эрин отзывается на каждое его движение, и раздумывая о том, какие сны она сейчас может видеть.

Дыхание девушки участилось, она открыла глаза, и ее загадочный взор устремился к звездному небу.

— Это уже вошло в привычку, — с улыбкой, сонно потягиваясь, пробормотала Эрин.

— Могу прекратить.

— Вот как? — Ее руки тотчас же нашли его набухшую плоть. — И когда же именно?

— Как только ты того пожелаешь.

Эрин заглянула ему в глаза и поняла, что он не шутит. Стоит ей лишь захотеть, и Коул немедленно остановится. Но только ей вовсе этого не хотелось. Едва пробудившись ото сна, во власти инстинкта, она страстно желала Коула.

В ответ на его ласки живот Эрин сделался горячим, а сама она вздрогнула. Ресницы Эрин трепетали, дыхание сделалось неровным и шумным. Она таяла от наслаждения, как воск, в руках Коула. Глядя на него, Эрин поняла: она любит, любит этого человека.

Когда Эрин приняла его в себя, Коул издал негромкий удовлетворенный стон. Их тела слились воедино. Коул не спеша приближал взаимный экстаз. В последний момент он накрыл своими губами ее рот и как бы выпил ее сдавленный вскрик, раздавшийся в ответ на его финальный бросок. Он держал Эрин в объятиях, пока ее дыхание не выровнялось, а сердце не прекратило свои бешеные прыжки. Он чувствовал, что Эрин засыпает, ее тело становилось тяжелым и податливым.

— Э, нет, — сказал он. — Пора вставать.

Эрин пробурчала что-то нечленораздельное, затем оттолкнула Коула. Он встал, быстро оделся, свернул спальные мешки, брезент и сложил все это в багажник «ровера». Затем взобрался на отлогую насыпь и огляделся, насколько ему позволяли лунный свет и лежавшие вокруг зыбкие тени.

Путь к ферме Эйба проходил внизу справа. Смутно видневшаяся неширокая дорога в этот час была почти незаметна. Кое-где ее скрывали колючие заросли. Только тот, кто был хорошо знаком с местностью, мог пробежать по ней взглядом. Или же такой человек, как Коул с его уникальной памятью.

Пыльная разбитая проселочная дорога была совершенно пустынна. В предрассветной темноте было тихо.

— Кажется, этому подонку надоело за нами гоняться, — сказал Коул, увидев подходившую к нему Эрин.

— Ну и слава Богу.

Коул сверкнул ослепительной белоснежной улыбкой.

— Бог не имеет с ним решительно ничего общего.

— Как твоя голова?

— Пока на месте.

— Погоди-ка…

Он застыл неподвижно, и пальцы Эрин принялись ощупывать его правый, поврежденный висок. Потом Эрин осмотрела всю его голову.

— Шишка уже почти прошла, — сказала она.

Он провел ладонью по ее щеке.

— Пошли к машине. Не то мне опять придет в голову какая-нибудь глупость. — В его голосе безошибочно чувствовалось напряжение. Коул добавил: — Знаешь, а ты по-особому влияешь на мою выдержку и самообладание.

Эрин поспешила следом за Коулом, стараясь не оступиться и не упасть. Поначалу спуск был пологим, но затем сделался круче. При сумрачном свете луны было нелегко разглядеть, куда ставишь ногу. Эрин поскользнулась, но сумела удержать равновесие. Затем поскользнулась еще раз. Пришлось разуться и дальше идти босиком.

Вокруг серебрились листья кустов, которые шевелил ветерок. Где-то вдали невидимое животное издало странный резонирующий звук.

— Это еще что такое?! — спросила Эрин.

— Корова с луной переговаривается.

Раздался еще один трубный звук.

— А это? Может, луна корове отвечает? — сухо поинтересовалась Эрин.

Коул улыбнулся.

— Быстро усваиваешь, молодец!

Дверцы «ровера» захлопнулись одновременно: в ночной тиши звук оказался слишком громким. Коул дал задний ход и выехал на разбитую грунтовую дорогу. Машина долго двигалась при свете луны, прежде чем Коул отважился включить фары. Внимательно глядя перед собой на дорогу, он смог разглядеть следы трейлера и придорожные кусты, ветви которых были безжалостно обломаны громадной машиной. Виднелись и другие следы, доказывавшие, что совсем недавно тут проезжал мощный грузовик, — например, не стертый еще ветром тормозной путь.

— Много следов от автомобиля, — сказала Эрин.

— У тебя зоркий глаз.

— Я бы сказала — нервный глаз. Особенно после вчерашнего.

— Пока я не вижу ничего неожиданного, — заметил Коул. — Такие следы и должны быть на подъездной дороге к ферме Эйба.

— Хорошенькая подъездная! Километров шестьдесят в длину, не меньше.

— В вороний перелет длиной. Или — раз уж мы в Кимберли — лучше сказать: в перелет какаду. Вот видишь узкую колею? Она принадлежит автомобилю с меньшим развалом колес, чем у нашего «ровера». Может, это следы одного из тех джипов, которыми пользовался Эйб. Когда я был тут в последний раз, у Эйба было три джипа.

— Ты как думаешь, сейчас кто-нибудь есть на ферме?

— Должны быть люди из «Блэк Уинг». Я на это очень надеюсь. В противном случае нам с тобой до окончания сезона дождей ничего не светит. Там также должна сейчас находиться Сара. Может, ее дети или внуки. Мужчины после смерти Эйба скорее всего разбрелись кто куда.

— А Сара — это кто?

Коул как-то странно улыбнулся.

— Никто не знает. Она была маленькой девочкой, когда Эйб и его брат застолбили самый первый участок земли. Ее племя непонятным образом исчезло: или в межплеменных распрях, или вымерло из-за какой-то болезни. А может, племя снялось с насиженных мест и ушло, забыв о девочке. Как бы там ни было, а она прибилась к Эйбу.

«Ровер» швыряло на ухабах, так что Эрин приходилось крепко держаться. Коул включил первую передачу и осторожно преодолел пологую высохшую лужу, края и дно которой сделались прочными, как железобетон.

— А как ты думаешь, может ли Саре быть что-либо известно о прииске? — спросила Эрин.

— Честно говоря, сомневаюсь. Но даже если она что и знает, ей до всего до этого какдо фонаря. Ведь алмазы — это игрушка для цивилизованных людей. А аборигены совершенно другие, им такие веши ни к чему.

— Но ведь с момента прихода англичан здешняя жизнь не могла не измениться!

— Англичане тут не слишком задержались. Первые австралийцы пригоняли свой скот из Квинлен-да в Кимберли чуть более века тому назад. А сам по себе путь занимал года два. Они отправлялись сюда со стадом в десять тысяч голов. В пути половина животных погибала. И потому никто особенно не спешил предпринимать такое путешествие. За последние лет двадцать тут возникло больше поселений, чем за первые сто лет.

«Ровер», резко накренившись, преодолел мутный ручей.

— Вот тебе и речка, — сказал Коул.

— Неужели вода?

— Изредка тут можно такое увидеть.

— С тех пор, как мы лриехали в Австралию, я впервые вижу свободно текущую чистую воду.

Коул резко рванул «ровер» в сторону, уклоняясь от столкновения с каким-то зверьком размером со среднюю собаку, который перебегал дорогу автомобилю.

— Это что еще такое? — спросила Эрин.

— Валлеби — малый кенгуру.

Эрин уставилась в ночь за окном. Она ничего не ответила, только вздохнула и откинулась на спинку кресла.

— Скажи, когда-нибудь Эйб рассказывал о своем брате?

— Во всяком случае, не мне. Напрямую никогда не говорил. По здешней легенде, после того, как твой дед уехал вместе с Бриджет Маккуин, Эйб какое-то время жил так, как живут туземцы. Выучил язык аборигенов, жил рядом с ними, и они видели в ном помесь бога и дьявола. Аборигены тогда запросто приходили к нему на ферму. Он сиживал у их костров. Аборигены отсылали к нему молодых женщин, а когда готовили изысканные национальные блюда из крокодила или ящериц, то всегда посылали ему лучший кусок.

Некоторое время стояла тишина. «Ровер» скрежетал и трясся на дорожных ухабах, — А тебе нравился Эйб? — спросила Эрин.

— Я бы так ответил: мне нравилось, что он такой крутой. Я восхищался его знанием Австралии. Но симпатизировал ли ему? — Коул пожал плечами. — Никто, наверное, не любил Эйба, и меньше других аборигены, которые хорошо его знали. Ведь нельзя же в буквальном смысле любить бога или дьявола, в которых веришь. Ты просто пытаешься ужиться с ними — насколько это возможно. Он был одержим сексом, но при этом я не знал большего женоненавистника, чем он.

— В таком случае, зачем он завещал мне свою ферму? Мог ведь оставить ее моему отцу или, скажем, Филу.

Коул обернулся и стрельнул в ее сторону глазами, которые на фоне затемненного лица казались неестественно бледными, словно выцветшими.

— А если все дело в том, что он их недостаточно ненавидел для этого?

— Чем же ему так женщины досадили? — поинтересовалась она.

На губах Коула появилась недобрая ухмылка.

— Да скорее всего самые обычные вещи.

— Что ты имеешь в виду?

— Затрахали они его, вот что.

— Но ты ведь сам говорил, что Эйб очень любил секс. Ему бы, казалось, жить да радоваться…

— Знаешь, когда ты любишь и когда тебя любят — что совершенно разные вещи.

— Это я понимаю, — грустно согласилась Эрин.

Коул тотчас же вспомнил Ганса.

— Извини, дорогая, я не подумал… — Он невесело улыбнулся, — Иногда я жалею, что Гансу не встретилась сестра Уинга. Вот уж они-то были созданы друг для друга. Но, увы, справедливость слепа, а милость — та и вовсе не предсказуемая шлюха.

Помолчав, Коул перевел разговор на менее опасный предмет:

— Я и сам не знаю, отчего Эйб так ожесточился против женщин. Он никогда об этом не рассказывал. Если судить по фотографии в твоей сумке, проблема, возможно, заключалась в том, что братья никак не могли поделить меж собой женщину, которая в конце концов досталась не Эйбу, а Нату.

— То есть бабушку?

Коул кивнул.

— Когда Бриджет уехала, кто-то из белых соседей Эйба поинтересовался, отчего это Нат Уиндзор решил податься в Америку. Эйб в ответ хорошенько отделал любопытного соседа кнутом. Будь он в тот момент не настолько пьян, наверняка спустил бы с бедолаги кожу. И подобное происходило всякий раз, стоило лишь кому-то упомянуть про его брата, твоего деда. Эйб выходил из себя, его глаза наливались кровью. Через некоторое время все зареклись упоминать про Ната Уиндзора. Вместо этого заговорили про Сумасшедшего Эйба.

На дороге, ведущей вверх по холму, внезапно появился трейлер. Сумев разглядеть грузовик раньше, чем «ровер», одолел невысокий склон, Коул успел выключить фары. «Ровер», натужно ревя мотором и сотрясаясь всем своим металлическим телом, взобрался наконец на вершину. Там, наверху, Коул выключил двигатель.

Далеко внизу были хорошо видны неподвижные бледные огни.

— Что это? — спросила Эрин.

— Ферма.

— Так рано, а там уже вовсю полыхает свет.

— В сильную жару людям приходится вставать, до восхода солнца, чтобы успеть сделать все необходимое по хозяйству. Как только солнце взойдет, становится совсем невмоготу.

Коул вытащил из сумки коробку патронов и отсыпал десятка полтора в карман.

— На случай каких-нибудь неприятностей. Я пойду на ферму, осмотрюсь и, если все нормально, дважды мигну тебе светом в окне. Мне понадобится на это примерно час. Если к тому времени сигнала не будет, отправляйся в Фитцрой-Кроссинг, позвони отцу, затем иди в ближайшее отделение полиции и жди, когда он за тобой приедет.

— А как же ты?

— Это уж мои проблемы. Для тебя главное — остаться в живых. Что бы ни случилось, не смей приходить мне на помощь. Как только я вылезу из «ровера», все движущееся вокруг будет моим врагом.

— Слушай, Коул… — начала было Эрин.

— Обещай, что останешься здесь, — перебил, подавшись к ней, Коул. — Иначе я сдохну от страха за тебя.

Эрин почувствовала его дыхание, легкое касание его горячих губ.

— Обещай же, — прошептал он.

Ощутив у себя во рту его язык, она испытала невыразимо приятную дрожь.

— Обещаю…

Она скорее выдохнула это слово, но Коул расслышал и понял.

Он крепко поцеловал Эрин, затем распахнул дверцу и вышел в ночь. Темнота сомкнулась и поглотила Коула.

Он бесшумно двинулся вниз по склону, используя каждое естественное укрытие для того, чтобы со стороны его передвижение было не слишком заметным. Минут через двадцать он был у цели. Подойдя ярдов на десять к дому, Коул забрался под камедное дерево и принялся выжидать.

Вокруг все было неподвижно. Даже ветер и тот стих. Откуда-то из-за дома доносилось урчание мощного генератора. На крыше в ожидании известий покоилась тарелка спутниковой связи.

Коул, стараясь держаться на почтительном расстоянии, обогнул дом. На задворках были припаркованы два грузовых пикапа, выделявшиеся своей новизной на фоне старого хлама и видавших виды джипов. Ничто не двигалось во тьме. Лишь по аро матному дымку сигареты можно было догадаться о присутствии охранника. Миновав его, Коул стал подкрадываться к кухонному окну. Он почти уже был возле него, как вдруг задняя дверь немного приоткрылась.

Оттуда вырвался яркий луч света, отчего Коул мгновенно ослеп. Глаза, привыкшие к темноте, потеряли способность видеть. Оказавшись слишком близко к открывшейся двери, Коул мог теперь лишь атаковать, — и поэтому бесшумно двинулся навстречу неизвестности. Кто-то вышел, прикрыв дверь. Коул бесшумно впился руками в чье-то горло.

— Молчать, не двигаться, — тихо приказал Коул.

Раньше, чем он успел произнести последнюю фразу, ему в нос ударил запах экзотических духов. Он был хорошо, слишком хорошо знаком Коулу. Как и фигурка, оказавшаяся у него в руках.

— О, приветствую, Лай, — по-прежнему тихо сказал Коул, — Сколько лет, сколько зим… Давненько, давненько мы не виделись.