Окна гостиничного номера выходили на запад, и через любое из них можно было видеть, как с наступлением вечера загораются огни витрин, окна домов, рекламы. Лучи заходящего солнца упали на столешницу, и на ней тотчас же вспыхнули тринадцать огоньков. Эрин Уиндзор стояла у стола, облокотившись на свою камеру, и зачарованно разглядывала алмазы. Ее восхищала чистота их цвета. Эффект усиливался, когда Эрин смотрела на алмазы через объектив фотоаппарата. Остаток дня она провела, любуясь загадочным и чарующим блеском, исходившим от драгоценных кристаллов.

Она несколько раз пожалела, что не удастся запечатлеть на пленку эту игру света, удивительные цвета и блеск, крошечные радуги, которые можно было различить через увеличительное стекло. Она пыталась по-своему расположить камни, но алмазы, словно живые существа, все делали наперекор ее воле. Как ни старалась Эрин совместить уличный свет и сияние, исходившее от камней, всякий раз получалось так, что либо побеждал заоконный свет, либо же камни, подобно огням, светились в полумраке.

— Неужели вы и вправду алмазы?! — со смесью отчаяния и любопытства обратилась к камням Эрин.

Солнечный свет изменился, сделавшись более глубоким, густым, золотистым. В его лучах алмазы горели, словно маленький пожар. На мгновение Эрин оторвалась от камеры и застыла, пораженная игрой света и изменившимся обликом алмазов. Это была песнь цвету, которую камни пели молча: песня была нечеловечески прекрасна, сродни прозрачным слезам некоего бога Радуги.

Внезапно Эрин стало наплевать, алмазы ли эти камни, или же это цирконий, кварц, что угодно… Она принялась лихорадочно колдовать над камерой, составляя композиции, компонуя камни, и снимала, снимала… Ею владела одна мысль: запечатлеть первозданную красоту камней в тот момент, когда блеск алмазов и солнечный свет, сливаясь, преображают друг друга.

Эрин успокоилась только тогда, когда зашло солнце и камни уснули. Она отложила камеру, сцепила пальцы рук и потянулась, пытаясь несколько расслабить напряженные от длительной работы в три погибели мышцы спины. Она чувствовала свинцовую усталость, но в то же время испытывала сильный душевный подъем, словно только что возвратилась из путешествия в неизведанные земли. Мозг еще никак не мог переварить увиденное и в то же время требовал новых сильных впечатлений.

Оторвавшись от камней, она посмотрела на часы. А что, если попытаться сделать несколько снимков при искусственном освещении? Впрочем, скоро уже должен приехать отец, и тогда он ответит на ее вопросы… Но, в свою очередь, задаст ей вопросы, касающиеся ее прошлого, которые Эрин не хотела бы сейчас обсуждать. Может, у отца есть ответы на вопросы относительно ее будущего? И она сможет выслушать его не раздражаясь?

Послышался негромкий стук в дверь.

— Детка, это я. Открой.

Поначалу ей не удавалось справиться со всеми замками и задвижками. Но она подавила волнение и открыла дверь.

В дверях стоял отец, высокий и, как всегда, необыкновенно красивый. Он был в темном деловом костюме, белой рубашке и шелковом галстуке: традиционная униформа бизнесменов и дипломатов.

— Не прочь стиснуть тебя в объятиях, если ты, конечно, не против, — с широкой улыбкой на лице сказал он. При этом его глаза оставались совершенно серьезными, без искорки веселья.

Не раздумывая, Эрин сделала шаг навстречу и обеими руками обхватила отца. Прикрыв глаза, он, в свою очередь, обнял ее, приподняв над полом.

— Объятия больше тебя не раздражают? — мягко спросил он.

В первое мгновение Эрин удивилась, но поняла, что в словах отца есть доля правды. Ей вдруг пришло в голову, что, когда физически сильный мужчина сжимает ее в объятиях, она воспринимает это совершенно нормально.

— Ты прав, хотя я об этом даже и не задумывалась, — с явным удовлетворением в голосе произнесла она.

— Именно поэтому ты и решилась оставить Арктику? Переболела наконец своим Гансом? Слава Богу…

Прежде чем Эрин что-то ответила, Уиндзор выпустил дочь из объятий и чуть отстранился, пропустив вперед женщину, дожидавшуюся своей очереди.

— Хелло, Эрин Шейн Уиндзор. Меня зовут Нэн Фолкнер.

Не ожидавшая никого увидеть, кроме отца, Эрин пожала протянутую ей широкую ладонь. Пальцы у женщины были сильные, рукопожатие было сродни характеру женщины: кратким, сугубо официальным, сдержанным. Нэн была одета в деловой костюм с очень узкой юбкой, почти черный, даже темнее, чем у отца. Галстука, правда, у этой женщины не было. Она выглядела не толстой, но плотной, крепко сбитой. В левой руке была зажата тонкая дамская черная сигара. В той же руке она держала черный ящик с какой-то палочкой, торчащей сбоку.

Уиндзор, пропустив даму вперед, сам вошел последним, прикрыв за собой дверь. Не задумываясь, он ловко запер ее на все засовы. Фолкнер, увидев рассыпанные по столу камни, не сдержалась:

— Боже праведный!

Она торопливо подбежала к столу, швырнула недокуренную сигару в чашку Эрин, где еще оставался кофе, затем отдернула шторы, чтобы впустить хоть немного света в комнату, и привела в действие свой черный ящик. Уверенно и быстро она по очереди прикасалась концом палочки к алмазам, начиная с самого маленького и кончая самым крупным.

— Господи! — воскликнула она, когда прибор раз за разом показывал, что очередной камень тоже настоящий алмаз. Затем Нэн прикоснулась к темно-зеленому камню. И он оказался настоящим алмазом. — Боже… о Боже мой…

Проверив таким образом все камни, Фолкнер отложила прибор и вытащила из нагрудного кармана лупу. Изучив все алмазы, она повернулась к Уинд-зору.

— Все бесцветные камни, кроме одного, — чистейшей воды, — сказала она. — Никогда раньше мне не доводилось видеть ничего подобного.

— О черт! — выдохнул Уиндзор.

— Камни так и лучатся, — продолжала Фолкнер. — Готова поспорить: это самые что ни на есть настоящие первоклассные «капризы».

Уиндзор что-то пробормотал про себя. Затем уже более явственно произнес:

— Насколько это серьезно?

— Хуже не придумаешь. Вряд ли можно сравнить другие алмазы с этими великолепными камнями.

— Я что-то не пойму, — вмешалась в разговор Эрин.

Фолкнер отложила в сторону все камни, кроме темно-зеленого алмаза.

— Возьмем для примера среднюю, самую обычную алмазную трубку. Только двадцать процентов всех добываемых алмазов — ювелирные камни. Менее одного процента из этих двадцати после огранки и шлифовки будут весить хотя бы один карат. То есть менее двух десятых процента всех добытых алмазов — камни, о которых стоит говорить. И из всего этого ничтожно малого количества алмазов буквально единицы можно отнести к категории камней чистой воды. Без дефектов во внутреннем строении.

Эрин, моргнув, посмотрела на камни. Они были весом намного больше одного карата.

— Не берусь спорить, — продолжала Фолкнер, — но я почти уверена, что, кроме одного, все это камни высочайшей пробы. Судя по цвету, это чрезвычайно редкие алмазы, чертовски, я бы даже сказала, редкие.

Уиндзор крякнул.

— Да, — продолжала Фолкнер. — Но это еще не самое худшее. Когда имеешь дело с «капризами», тут слово «редкий» не подходит, требуется найти какую-то более превосходную степень, нежели «редчайший». Именно поэтому я и говорю, что данная кучка алмазов — штука чрезвычайно опасная. Будь они просто крупными и чистыми, это еще полбеды: Конмин добывает отличные крупные и чистые алмазы в Намибии. Но по цвету никакие намибийские камни не могут поспорить с этими. Я даже не знаю, что можно было бы с ними сравнить. Например, этот зеленый алмаз — просто уникум.

После некоторого молчания Фолкнер оторвала взгляд от опасных камней и взглянула на Уиндзора.

— Нужно было бы захватить с собой пару морских пехотинцев для безопасности. Я и не подозревала, что ситуация может оказаться настолько серьезной, впрочем, кто мог такое предположить? И, кроме того, — она неприятно ухмыльнулась, — в сложившейся обстановке есть и свои плюсы. Ведь я давно мечтала прищучить ван Луйка.

— Насколько я понимаю, вы эксперт из Управления по драгоценным камням? — осведомилась Эрин.

Фолкнер, чуть призадумавшись, пожала плечами.

— Мэтт говорит, что вам можно доверять… Надеюсь, что это так. В настоящее время я являюсь правительственным консультантом крупнейшей в Америке ювелирной торговой ассоциации. По условиям договора я могу сотрудничать с компанией, которая не имеет разрешения выходить напрямую на американский рынок, так как тут действует антимонопольное законодательство.

Эрин почувствовала, как пол уходит из-под ее ног: ее втягивали в мир международной политики, мир ее отца. Тот самый мир, что чуть было не уничтожил ее.

— Вы уже показывали эти камни кому-нибудь из специалистов? — спросила Фолкнер, кивнув в сторону алмазов.

Эрин отрицательно покачала головой.

— Вот и отлично, — сказала Фолкнер. — Мир драгоценных камней очень тесен, там все про всех знают, и новости распространяются мгновенно. Стоит вам зайти в ювелирный магазин где-нибудь в Санта-Монике или в крошечную контору ювелира на Хилл-стрит и показать там свои камешки, и поднятая волна в считанные часы докатится до Лондона или Антверпена. Конмин использует компьютеры для того, чтобы отслеживать маршруты всех мало-мальски крупных камней в мире. Можете поверить: ваши камни их очень бы заинтересовали. В экономике десятков стран мира алмазы играют весьма существенную роль. Вы даже не представляете, на что готовы пойти многие государства, чтобы получить доллары или другую твердую валюту, особенно если эти страны пытаются жить по Карлу Марксу, а не по Адаму Смиту. Когда уходил мой предшественник на этой должности, он сказал мне: «Мир вращается вокруг алмазной оси». И хотя это и не следует понимать буквально, однако подобное высказывание способно напугать язычников вроде меня, — сказала Фолкнер.

— Вот почему, детка, я хочу, чтобы ты позволила мне заняться твоим наследством, — сказал Уиндзор. — Ты однажды уже попала в историю, и я не хочу, чтобы подобное повторилось.

Эрин посмотрела на отца. Впервые она заметила, что его лицо избороздили морщины, в некогда черных волосах серебрятся тонкие нити седины, а под глазами у него темные круги. Он выглядел очень уставшим. Казалось, он чувствует себя весьма в затруднительном положении, разрываясь между отцовским долгом и обязанностями офицера разведывательной службы.

— А к алмазам не прилагалось ли какой-нибудь записки или, может, документа о продаже? — спросил Уиндзор. — Чего-нибудь, позволяющего узнать, откуда вдруг появились эти камни?

— Все лежало в старой жестяной коробке, ее мне и передали.

— Кто, тот самый Блэкберн?

Эрин утвердительно кивнула.

— Он сказал, чтобы я оценила алмазы, но ни в коем случае не у ювелира, связанного с Конмином. — Эрин взглянула на Нэн Фолкнер. — И хотя я не вполне уверена, что вы подходите под это определение, но по крайней мере я знаю, что вы не состоите на службе у Алмазного картеля.

— Блэкберн рассказал тебе что-нибудь об этих камнях?

— Сказал, что раньше они принадлежали Эйбу и что двое людей погибли, прежде чем алмазы ко мне. Он сказал, что и я могу погиб буду предельно осторожна. И я позвонила тебе.

— Спасибо ему за это. Впрочем, ты молодец, что позвонила. Не исключено, что он спас тебе жизнь. Позволь, я займусь твоим наследством, Эрин.

— Сама я так или иначе не могла бы справиться с этим. Ведь по условиям завещания я должна жить пять лет на ферме и лишь тогда получу все, что мне причитается. Если, конечно, рудник не будет обнаружен раньше этого срока.

— Нет таких денег, ради которых стоило бы рисковать собственной жизнью.

— Дело не в деньгах, — тихо сказала Эрин. — Нет ни малейшей уверенности в том, что мне удастся найти хотя бы один-единственный алмаз. Ведь, судя по всему, никто, кроме Эйба, и не догадывается о местонахождении алмазного рудника. А он до самой смерти так и не открыл, где его искать. Даже не оставил карты или плана.

Уиндзор гнул свою линию.

— Если не ради наследства, зачем тогда ты едешь в Австралию?

— Это совершенно неизвестный мне континент. Совсем новый мир! Я хочу изучить, почувствовать его, сделать серию фотографий. Пожить там, в конце концов.

— Все это хорошо. Но дело в том, детка, что ты можешь там погибнуть.

— Когда я отправилась в Арктику, мне говорили то же самое. — Не желая затевать спор с отцом, Эрин попыталась сменить тему разговора. — Скажи, а что тебе известно об Абеляре Уиндзоре?

Отец отрицательно покачал головой.

— Мой отец никогда не произносил этого имени.

— Имени собственного брата?!

— Знаешь, Эрин, в жизни чего только не бывает. И подчас в семьях случается разлад.

«Так было со шпионом Гансом Шмидтом…»

Однако эту мысль ни отец, ни дочь не произнесли вслух.

Эрин поднялась, вытащила из своей большой сумки жестянку из-под алмазов, вынула оттуда листы со стихами.

— До тех пор, пока я не узнала, что алмазы настоящие, — сказала Эрин, — я подумывала о том, что все мое наследство может вдруг оказаться ловким розыгрышем. Когда я прочитала эту «Заморочку», мне, признаюсь, пришло в голову, что дядя Эйб мог в подпитии и в благодушном настроении где-нибудь на краешке карточного стола сочинить всю эту белиберду. Вот, сам почитай. Предположительно в этих виршах скрыт ключ, позволяющий отыскать алмазное месторождение.

Несколько секунд единственным звуком в комнате был шорох переворачиваемых страниц: Уиндзор знакомился с текстом, после чего протягивал листы Фолкнер. Просмотрев первые пять страниц, он поднял голову.

— И так всюду? — спросил он у Эрин.

— Слова только разные. А так сплошная абракадабра.

Прищелкнув языком, Уиндзор наскоро перелистал оставшиеся страницы, затем протянул руку и взял у Фолкнер первый листок.

— Даже перечитав это несколько раз, совершенно невозможно понять суть дела, — заметила Эрин. — Я читала, перечитывала, вспоминая всякие хитрые штучки, которые слышала, когда училась в университете.

— Ну и?.. — осведомился Уиндзор.

— Во всяком случае, никакого скрытого смысла я не смогла тут разобрать. Лирический герой этих стихов жрет сырую крокодилью печенку, пьет до положения риз, болтает о черных лебедях, не пропускает не только женщин, но и все, что движется, снова жрет сырую крокодилью печенку, опоражнивает переполненный мочевой пузырь где придется… И так на всех страницах.

— Это может быть закодированным текстом, своего рода шифром, — предположила Фолкнер. — Что, если мы сделаем копию и пошлем ее в Вашингтон тамошним аналитикам?

— Полагаю, нам куда больше помог бы австралиец, а не эксперт по дешифровке из Вашингтона, — предположила Эрин.

Уиндзор пожал плечами.

— Черт побери, детка, зачем тебе вообще понадобилось ввязываться во все это?! Что Австралия может дать тебе такого, чего ты лишена в Америке? Мифическое алмазное месторождение какого-то старого психа?! Это тебе так необходимо?!

— Ну, для начала и это сгодится, — парировала Эрин. Она вздохнула и попыталась сформулировать то, что давно уже не давало ей покоя, но что она не могла облечь в конкретные слова. — После выхода «Арктической одиссеи» не было серьезного дела, которым бы мне хотелось заняться. В Арктике я успокоилась душой, вряд ли я бы могла и дальше жить там. Может, Австралия — это как раз место для меня. А может, и нет. Пока не побываю там, ничего наверняка сказать не могу.

— А как же Америка?

— Во всяком случае, с тобой я буду встречаться не реже, чем тогда, когда жила в Арктике.

— Детка…

— Я уже решила, — мягко перебила его Эрин. — Я вовсе не детка. Семь лет живу собственным умом.

Уиндзор на мгновение прикрыл глаза, затем посмотрел на дочь. Эрин сейчас так напоминала ему жену, которую он любил и потерял из-за пьяного ухаря-водилы, не сумевшего справиться с машиной на скорости девяносто миль в час.

— Я же говорил тебе, Нэн, — сказал после паузы Уиндзор. — Такая вот она у меня.

Он подошел к окну, демонстративно повернувшись спиной к двум женщинам, как бы давая понять, что отныне умывает руки.

— И у меня есть ребенок, — сказала Фолкнер, зажигая сигару. — Попади он в переплет, я тоже стояла бы сейчас у окна, давая возможность вашему отцу рассказать вам кое о чем, что не худо бы иметь в виду. Ваш отец — замечательный человек. Но он сторона заинтересованная.

Эрин молча наблюдала за тем, как Фолкнер несколько раз затянулась табачным дымом и продолжила.

— Давайте прикинем пару сценариев, — сказала Фолкнер. — Предположим, что Эйб был попросту выжившим из ума стариком, что у него на ферме, кроме коров и мух, ничего нет. тогда никаких проблем. Поезжайте в Австралию и уже там, на месте, решите, останетесь ли вы там жить, или вернетесь домой. Думаю, вы предпочтете второе, не так ли?

Эрин согласно кивнула.

— Сам по себе сценарий неплох, — сказала Фолкнер, взглянув в окно. — Я была бы только рада, если бы все так и получилось. Но интуиция мне подсказывает, что выйдет по-другому.

— Почему? Неужели только лишь потому, что вы и мой отец живете в мире, полном предательства и лжи?! Неужели именно поэтому и мой мир должен быть таким?!

— До тех пор, пока вы не сделались наследницей Эйба, у вас был выбор. Нынче выбора нет. Рассмотрим другой сценарий. Может быть, эти камни вовсе не из Австралии. Может, их вывезли из Намибии?

— Как же тогда они оказались у Эйба?

— Разве это важно? Обычно алмазы переправляют в Европу и Америку через Египет, особенно если речь идет о контрабанде. Не исключено, что кто-нибудь из бывших приятелей Эйба как раз и занимается нелегальной переправкой камней. А может, я и этого не исключаю, — может, Эйб и сам был контрабандистом. Ты как думаешь, Мэтт?

— Очень бы хотелось в это верить. Потому что в таком случае Эрин в Австралии ничего особенно не должно угрожать. Не станут же контрабандисты предлагать ей купить, продать или временно сохранить алмазы. Если камни контрабандные, тогда понятно, почему Эрин предупредили, чтобы не вздумала обращаться к картелю. Ведь в конечном итоге именно Конмину достанутся тогда эти алмазы.

Эрин совсем не понравилось то, что она услышала. Однако в сказанном была своя логика, отмахнуться от которой просто так Эрин не могла.

— Но этот сценарий оставляет открытым вопрос о целой сокровищнице краденых алмазов? Намибийских, например. В таком случае, окажись Эрин в Австралии, ей будет грозить опасность, так как другие люди, точнее говоря, другие контрабандисты могут знать о том, что у Эйба имелась кое-какая заначка камней.

— Ваш отец совершенно прав, — сказала Фолкнер, обернувшись к Эрин. — Если Эйб и вправду занимался нелегальной переправкой камней из страны в страну, тогда опасность для вас существует. Конечно, вам можно обзавестись надежной охраной и по прибытии в Австралию начать публичное рас-следование, чтобы выяснить, что же именно находится на бывших землях Эйба. Но в этом случае вы скорее всего ничего не найдете. А отправившись на съемки тамошней природы, в один прекрасный день сгинете бесследно, и о вас вскоре все позабудут.

Из полуоткрытых полных губ Фолкнер вырвался длинный шлейф табачного дыма.

— Еще один сценарий. Представьте, что Эйб был и вправду сумасшедшим. Предположим, что у него и в самом деле было месторождение, набитое алмазами под самую завязку. Из которого не штуками, а фунтами можно было бы черпать камни, подобные тем, что лежат у вас на столе.

Фолкнер проследила за тем, как недоумение на лице Эрин сменилось заинтересованностью и затем грустью.

— Вот именно, — подтвердила Фолкнер, сопроводив свои слова кивком головы. — Речь идет о деньгах, которые составляют крупное состояние и дают ощутимую власть. Грубую политическую власть. Власть, за обладание которой людей, корпорации и целые нации могут запросто уничтожить.

— Вот уж чего мне даром не нужно! — сказала Эрин.

— Что вы хотите получить и что вы в итоге получаете — это две совершенно различные вещи, — продолжала Фолкнер свои рассуждения. — Сценарий номер четыре. Вы хоть немного представляете, сколько за последние полвека появилось шахт, на которых добывались бы ювелирные алмазы?

— Нет.

— А вот мне это хорошо известно, — сказала Фолкнер. — Новые разработки появились в Советском Союзе, в Австралии и в ряде африканских государств. Последние рано или поздно окажутся под пятой картеля. Бывшие Советы могут попытаться изобразить хорошую мину при плохой игре, но их алмазы в итоге также окажутся под контролем Кон-мина хотя бы потому, что алмазы из России поступают на мировой рынок только по каналам картеля. Такая же ситуация и с Австралией. В итоге получается, что новые шахты если и открываются, то по одной в десятилетие. И так по всему миру.

— Неудивительно. Алмаз — штука редкая.

— Именно это при всяком удобном случае твердят нам представители Конмина, — заметила Фолкнер. — Сотни геологов картеля по всему миру роют землю. Это сливки изыскателей, лучшие из лучших, элита своей профессии. И все они еще никогда — я повторяю, никогда — не сумели обнаружить хотя бы одну-единственную кимберлитовую трубку. За последние полвека алмазные копи были обнаружены лишь геологами, не работавшими на Конмин. Теми, кто исследовал территории, не подвластные Конми-ну. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Либо геологи Конмина не так уж сведущи, либо Конмину просто не везет. А может, Конмину просто ни к чему открывать новые месторождения, — предположила Эрин.

— Быстро, точно и по делу, — призналась Фолкнер. — Очень жаль, что вам не по душе работа, которой занимается ваш отец. Я могла бы прекрасно использовать ваш интеллект. Вы только представьте, как заманчиво: анонимные алмазы, предупреждения, Конмин, Сумасшедший Эйб, его ювелирная шкатулка… Какой набор! Конмин так или иначе контролирует положение дел на любом новом руднике, где бы он ни находился. Речь, понятное дело, идет о разработках, где могут быть обнаружены ювелирные алмазы. Конечно, помимо чисто алмазных, нельзя не учитывать и экономических, и даже политических сторон проблемы.

— Вы опять про алмазную ось?! — спросила Эрин, не желая всему этому верить, но в то же самое время не имея возможности усомниться в правоте концепции.

— Вот именно! — подтвердила Фолкнер. — Когда речь заходит о подобного рода вещах, не требуется много усилий, чтобы опрокинуть лодку. В настоящее время Соединенные Штаты едва ли в чем-нибудь нуждаются так сильно, как в установлении контроля над новой алмазной шахтой, чтобы хоть как-то противостоять картелю. Впрочем, многие другие страны хотели бы того же.

— Поняла теперь? — спросил дочь Уиндзор своим спокойным рассудительным голосом. — Если у Сумасшедшего Эйба и вправду было алмазное месторождение, кто бы ни был наследником, он автоматически превращается в ходячую мишень. Я не уверен, что у тебя достанет выдержки и умения долгое время жить на положении живой цели. Вот поэтому я и прошу разрешения заняться твоим наследством, детка.

Эрин молча подошла к окну. Вспомнив о предупреждении Коула, она встала так, чтобы все видеть и в то же самое время быть незаметной с улицы. Ночной город напоминал светящуюся чашу озера у подножия темной горы.

— Вы оба говорите, как Коул Блэкберн, — сказала после некоторого молчания Эрин. — Он тоже хочет, чтобы я вышла из игры. Завтра у меня с ним встреча. Я должна буду ответить, согласна я или нет продать свои права на поиски рудника.

— И сколько он предлагает?

— Три миллиона долларов.

— Вместе с тринадцатью алмазами это целое состояние, — тотчас же заметил Уиндзор. — Тогда тебе не придется заниматься тем, что тебе не по душе. А сколько, по-твоему, денег тебе вообще нужно?

— Если трех миллионов не хватит, — заметила Фолкнер, — то я знаю людей, которые выложили бы больше, чем этот Блэкберн. Иметь дело с американцами куда лучше, чем людьми вроде него.

Несколько мгновений стояла тишина. Эрин рассматривала мерцавшие на столе алмазы. Даже при слабом освещении камни лучились удивительным светом, словно выбалтывали друг другу свои секреты. Эти кристаллы поразили Эрин даже больше, чем блеск арктического снега.

— Спасибо, но едва ли, — мягко заметила Эрин. — Я оставлю за собой полученное наследство. Все, и даже то, что еще пока не найдено.