Глава 1

Лхаса, Тибет.

Октябрь

Дольше тянуть нельзя, убеждала себя Даниэла Уоррен. Сейчас или никогда.

Глубоко вздохнув, она вновь зашагала по петляющим, узким улочкам Лхасы. Каменный город был словно придавлен грузом времени и безмолвных просьб с молитвенных свитков, колыхавшихся в тускнеющем свете уходящего дня.

Дэни и сама была не прочь помолиться: она опасалась, что ее преследует не только промозглый ветер, завывающий в укреплениях дворца Потала.

Поглубже сунув руки в карманы видавшего виды пальто, она съежилась под ледяным порывом. Озябшие пальцы крепко сжали ворох китайской валюты — словно Дэни боялась, что тибетские демоны ветра похитят ее.

Но на самом деле она опасалась другой, двуногой разновидности демонов, той самой, от которой старалась ускользнуть в сумеречном свете холодного октябрьского дня.

Дрожа, Дэни нашла убежище в дверной нише дома, построенного еще до Рождества Христова. Здесь, на высоте двух миль над уровнем моря, воздух был разреженным, а ветер — режущим, как ледяной клинок. Но Дэни уже несколько недель прожила в шатрах безжизненных тибетских пустынь, и такая высота не тревожила ее.

В отличие от тени, которую Дэни приметила краем глаза.

Затаив дыхание, она ждала, вглядываясь в медленно сгущающиеся сумерки. Не заметно никакого движения, только ветер полоскал молитвенные свитки на веревках, как только что выстиранное белье.

Торопливой, решительной походкой Дэни вынырнула из ниши и направилась к рынку. Ее шаги отдавались негромким эхом на улицах, лестницах и в переулках, где мостовая была истерта временем и бесчисленным множеством подошв.

Каждые несколько минут Дэни неожиданно сворачивала то к дверным нишам, то к столбам, словно стремясь спрятаться от ветра, пронизывающего насквозь, несмотря на теплую одежду. Каждый раз она украдкой оглядывалась назад.

И каждый раз не замечала ничего, кроме теней.

«Должно быть, я сбила их со следа, — мысленно убеждала себя Дэни. — Они же следили за парадной дверью отеля, а не за служебным входом с противоположной стороны».

Глубоко вздохнув, она вновь заспешила к рынку. Будучи археологом, специалистом по древним тканям, Дэни привыкла путешествовать по Тибету и другим труднодоступным местам, где не приходилось рассчитывать на комфорт.

Но она не привыкла к ощущению опасности, которое преследовало ее вместе с ледяным ветром с Гималаев.

Духовный центр Тибета был подневольным городом, пленником Китайской Народной Республики. То, что делала Дэни — или собиралась сделать, добравшись до рыночной площади, — считалось противозаконным.

Кроме того, этому поступку решительно противились ее рассудок и совесть. Как ученый и просто человек, она осуждала широко распространенную и невероятно прибыльную международную торговлю древними реликвиями времен существования Великого шелкового пути. Она археолог, а не хранитель музея и не торговец. Незаконная торговля и вывоз антиквариата были преступлениями, с которыми Дэни боролась повсюду и всегда.

За исключением этого дня. Сегодня Дэни впервые оказалась в новой для себя роли.

И не могла избавиться от страха.

«Прекрати терзаться, — яростно приказала себе Дэни. — Ты всегда презирала жажду наживы! Ты спасаешь бесценную хрупкую реликвию от уничтожения».

Дэни мрачно задумалась о том, поверят ли этим доводам бесстрастные солдаты КНР, когда застанут ее на месте преступления.

Пальцы Дэни в кармане невольно перестали изо всех сил стискивать смятый комок купюр. С помощью этих засаленных бумажек ей предстоит спасти один из самых изумительных образцов древней ткани — если, конечно, она удостоится чести увидеть его.

Такая простая вещь — лоскутик голубого шелка, возраст которого более двух тысяч лет…

Клочок древней ткани, который, окажись он на улице, мгновенно разорвал бы свирепый тибетский ветер.

Обрывок шелка, сердце и душа Тибета.

"Не думай об этом, — уговаривала себя Дэни. Это бесполезно. Ты размышляла о том, что теперь делать, сотню раз. Решение принято. Осталось перейти к действиям.

Или погибнуть…

Прекрати немедленно!"

Дэни перестала мять пальцами китайские купюры. В кармане у нее лежала сумма, равноценная двум тысячам американских долларов. Даже в Нью-Йорке или Токио этой суммы было бы достаточно, чтобы вызвать к себе интерес. Но в забытом Богом городе вроде Лхасы, где не существовало законов, за две тысячи американских долларов можно было купить что угодно, даже человеческую жизнь.

Однако больше всего Дэни беспокоили двое рослых, устрашающего вида незнакомцев, преследовавших ее весь день. Ни один из них не приближался к Дэни, не пытался даже заговорить.

Уж лучше бы они перешли к действиям. Как и многие женщины, подолгу путешествующие в одиночку, Дэни научилась избавляться от нежелательного мужского внимания.

К сожалению, эти двое вели себя довольно странно: оба делали вид, что не замечают Дэни. Казалось, они не видели даже друг друга.

И при этом оба следовали за Дэни неотступно, как ее собственная тень.

Сама по себе слежка не беспокоила Дэни. Лхаса кишела солдатами в штатском и агентами бюро общественной безопасности. Они с одинаковым рвением следили и за жителями Тибета, и за иностранцами. Туристы и путешественники в Лхасе считались таким же обычным явлением, как ветер.

Но оба преследователя явно были иностранцами с Запада, а не агентами КНР. Хуже того, оба принадлежали к породе мужчин, один вид которых мог вывести Дэни из себя.

Когда-то ее привлекали рослые мужчины, но эта слабость осталась в далеком прошлом. Бывший муж научил Дэни опасаться мужской силы.

По добротным туристским ботинкам и пуховику Дэни приняла первого мужчину, которого заметила, пока меняла дорожный чек в «Холидей инн», за американца.

Он был смуглым, с короткой бородкой и густыми, подстриженными ежиком волосами. Легкая походка говорила о силе и уверенности незнакомца.

Как ни странно, Дэни находила его привлекательным, хотя даже мысленно отказывалась признаться себе в этом: незнакомец был чересчур мускулистым, чтобы вызвать у нее хоть какие-то чувства.

Он следил за Дэни слишком пристально. Однажды она встретилась с ним глазами — казалось, он заглядывал прямо в ее душу. Не без усилий Дэни ответила незнакомцу таким же взглядом.

Однако он не понял намека. Когда Дэни вышла за территорию американского отеля «Холидей инн» на улицу, ведущую к дворцу Потала, смуглый незнакомец последовал за ней по пятам.

Дэни ждала, что он подойдет к ней, но вместо этого, не удостоив ее взглядом, он скрылся в многоликой толпе паломников-буддистов и туристов со всего света.

Дэни снова заметила его десять минут спустя. Она зашла в Народный банк обменять еще одну пачку международных купонов на местную валюту. На этот раз смуглый незнакомец поджидал ее в тени у здания банка.

Едва Дэни взглянула в его сторону, он отвернулся.

Она воспользовалась этим, чтобы запомнить своего преследователя. Его лицо было загорелым и обветренным, словно он провел долгое время под высокогорным гималайским солнцем. Он казался гибким и мускулистым — должно быть, только что преодолел один из самых трудных горных маршрутов, питаясь кое-как.

Несмотря на американскую одежду, он не выделялся на улицах тибетского города. Когда мимо прошел монах, рослый незнакомец слегка склонил голову: такой знак уважения был распространен только среди тибетцев, к тому же преданных буддистов.

Возможно, незнакомец просто пытался спрятать лицо от взгляда Дэни, но поклон показался ей привычным и машинальным. Чем дольше она размышляла об увиденном, тем сильнее склонялась к мысли, что смуглый мужчина — действительно буддист.

Почему-то Дэни отчасти успокоилась, увидев, как незнакомец поклонился монаху, который был вдвое ниже ростом.

Но все утешительные мысли развеялись, когда он двинулся следом за Дэни через омерзительную бойню под открытым небом и мясной рынок под названием Як-Элли. Дэни в который раз порадовалась тому, что в разреженном ледяном воздухе вонь почти не распространяется. Ей доводилось бывать на рыбных рынках в окрестностях Амазонки, от зловония которых затошнило бы и скунса.

Преодолев Як-Элли, Дэни скользнула в тенистый сумрак лавчонки по соседству с храмом Джокханг и оставалась там, пока хватило духу.

Когда она вышла на улицу, высокий бородатый незнакомец исчез. Зато появился второй.

Второй мужчина ростом не уступал первому, но различить их было легко, поскольку новый преследователь был бледным. И безбородым. Светлые, почти белые волосы были несколько длинноваты. Широкие скулы и светло-голубые глаза заставили Дэни принять его за скандинава.

Внезапно Дэни поймала себя на странной мысли: она хотела, чтобы первый незнакомец вернулся. Каким-то уголком сознания она предпочитала его белокурому спутнику.

Второй мужчина умел маскироваться. Он без труда затесался в одну из неизбежных, говорливых стаек путешественников-немцев, собравшихся у главного входа в храм.

Когда Дэни сошла с тропы паломников, окружающей храм, человек с бесцветными глазами двинулся следом. Дэни предположила, что эти двое мужчин договорились сопровождать ее по очереди.

Но едва эта мысль пришла в голову Дэни, она заметила неподалеку черную американскую куртку. Волосы первого незнакомца прикрывала мягкая тибетская войлочная шляпа. Он прислонился к стене напротив рынка и надвинул шляпу на глаза, словно в полудреме.

В следующий раз, когда Дэни оглянулась, американец скрылся из виду.

Его отсутствие не утешило Дэни. Несмотря на то что она видела его белоглазого напарника-блондина, она продолжала поминутно озираться в поисках первого преследователя.

Так и не заметив в толпе его обветренное и обожженное солнцем лицо, Дэни ощутила растущую тревогу, уверенная, что он внезапно выскочит из-за угла и нападет на нее.

Дэни не испытывала доверия к обоим мужчинам: оба они были грубыми животными, хотя и не сознавали этого.

Впрочем, Дэни не отличалась хрупкостью. Со своими пятью футами и пятью дюймами подтянутого, спортивного тела весом в сто десять фунтов, она совсем чуть-чуть не дотягивала до среднего женского роста. Но жизнь — и бывший супруг — научили ее тому, что только личная порядочность мужчины способна гарантировать женщине физическую безопасность.

Такой порядочности в своих преследователях Дэни не замечала.

Содрогнувшись, Дэни нашла уединенную нишу на улочке, ведущей к величественной лестнице перед дворцом Потала. Она подняла воротник пальто и уткнулась в него носом, отчасти чтобы согреться, но главным образом чтобы спрятать свое лицо иностранки и ореховые глаза.

Она ждала, наблюдая, как последние лучи солнца угасают за зубчатой бурой стеной гор, окружающих Лхасу. Тени сгущались. Холод пробирался под стеганое китайское пальто Дэни. Потрепанное и грязное после шести недель раскопок, оно совсем не выделялось на улицах среди убогой одежды местных жителей.

Несмотря на то что базары под открытым небом закрывались с заходом солнца, древний город по-прежнему оживляли многочисленные паломники и туристы. Оборванные паломники двигались с изнеможением экстаза, чуть не падая после каждого преодоленного дюйма пути. Но лица преображались, едва перед ними открывался священный центр их духовной Вселенной.

Альпинисты в дорогом снаряжении шагали, уверенно подняв головы, готовые штурмовать высочайшие горы мира. Только что покорившие горы и вместе с тем самих себя, они выглядели усталыми, но воодушевление придавало им поразительное сходство с паломниками.

Не шевелясь, Дэни проследила, как отряд китайских полицейских в темно-зеленых мундирах промаршировал по улице к широкой лестнице, ведущей к фасаду дворца. Полицейские шагали напряженно и настороженно. Несмотря на официальные заверения, китайцы знали, что находятся во враждебном окружении.

Прошло более сорока лет с тех пор, как войска Китайской Народной Республики вторглись на территорию горного государства Тибет. За это время КНР пыталась сломить дух тибетцев тысячей явных и тайных способов.

Тибетская культура, большей частью основанная на древних религиозных традициях страны, оказалась под запретом. Буддийских священников преследовали и лишали сана. Правительство Тибета было практически лишено своих полномочий.

Тысячи китайцев выселяли в непригодные для жизни горные районы. КНР сознательно пыталась посеять вражду среди местного населения Тибета. Китайцы главенствовали в гражданской и коммерческой жизни Лхасы.

Но Дэни знала, как живут коренные тибетцы за пределами городов. В шатрах, на бесплодных высокогорных равнинах буддизм оставался опорой, кровью, плотью и дыханием народа. Сама жизнь становилась молитвой, обращенной к богам.

Даже в городах возникала враждебность между религиозным упорством тибетцев и неприкрытой антирелигиозной политикой КНР. За последние пять лет трения между ними нередко приводили к вспышкам мятежей.

Несмотря на то что восстания в зародыше подавляли превосходящие силы КНР, в Лхасе оставались места, где китайцы-полицейские осмеливались появляться только многочисленными отрядами. А кое-куда они вообще не решались соваться.

Сколько бы лет ни продолжалось правление китайцев, какими бы ни были обещания процветания, коммунизма и единства, большинство тибетцев по-прежнему считали китайцев угнетателями.

Десять минут Дэни ждала у границы территории, запретной для китайцев. Ежась от пронизывающего ветра, она оглядывалась на улицу, по которой только что прошла.

Двоих иностранцев, преследовавших ее, нигде не было видно. Дэни не обнаружила и людей, которые могли оказаться агентами бюро общественной безопасности, переодетыми в штатское.

Наконец молодая женщина решилась встретиться с туманным будущим.

Белые крылья строения из глины и камня, которое некогда служило резиденцией далай-ламы, поднимались перед ней на высоту тринадцати этажей. Китайская армия отправила в изгнание верхушку духовной иерархии Тибета и превратила священный дворец в музей для любопытствующих иностранцев.

Впрочем, смотреть здесь было не на что, кроме самого здания. Религиозные святыни, которым поклонялись тибетцы, давно были перевезены в Пекин — «на хранение».

Но что бы ни предпринимали китайцы, им не удалось искоренить буддизм в Тибете — разве что его влияние несколько ослабло.

Иначе Дэни не пришлось бы стоять в одиночестве, ежиться на ветру и вглядываться в сгущающиеся сумерки, чтобы купить самую священную частицу прошлого Тибета.

«Теперь или никогда, — настойчиво напомнила себе Дэни. — Если шелк и впредь останется в чужих руках, он пропадет. Вперед!»

Выскользнув из тени, она направилась к священному дворцу. Многочисленные каменные ступени вели к укрепленным стенам. Дэнм застыла у подножия лестницы.

Двое монахов, кутающихся от резкого ветра в оранжевые балахоны, спускались по ступеням. Заметив молодую темноволосую женщину, один из них что-то сказал ей на местном наречии.

Эти слова показались Дэни предупреждением о том, что музей и кладовые дворца уже закрыты. Кивнув в знак уважения, она продолжала ждать.

Монахи прошли мимо, направляясь в город.

Еще пять минут Дэни простояла в одиночестве у подножия огромной лестницы. Стало почти совсем темно. Из ближайшего переулка донеслись шорох и попискивание крыс. Где-то неподалеку залаяла собака, заставив Дэни вздрогнуть.

Она зябко переминалась с ноги на ногу. Солнце, тепло которого на такой высоте было скудным, как и сам воздух, не сумело согреть каменные ступени даже за целый день.

Пока Дэни ждала, бывшая резиденция далай-ламы приобрела призрачный вид на фоне медленно угасающего зарева. Древний, но существующий в безвременье, прочный и вместе с тем воздушный, этот дворец возносился над землей, сияя в преддверии ночи.

На миг Дэни почувствовала себя песчинкой, ошеломленная мыслью о тысячелетиях людских жизней и молитв, средоточием которых был этот дворец.

Уже не в первый раз она ощутила хрупкость человеческой жизни по сравнению с вечностью. Как археолог, она давно привыкла к тяжести времени и праху, в который оно превращает кости и мечты.

Но впервые в своей жизни Дэни сознавала собственную беззащитность, готовая совершить преступление, которое каралось смертью.

Однако она не уходила. Шелк был дороже любой жизни.

Даже ее собственной.

 

Глава 2

Крыса была огромна.

Она вынырнула из дыры в черепичной крыше и засеменила вниз по скату. Темно-серая шкурка поблескивала в сиянии горных сумерек.

Коготки дробно постукивали по черепице. Этот негромкий звук далеко разносился в тишине переулков, окружающих дворец Потала.

Шон Кроу, неподвижно распростершийся на крыше, сразу понял, что крыса почуяла его запах.

Хвостатая тварь застыла. Черный кончик носа, поднятый по ветру, задергался. Блестящие бусинки глаз впились в лежащего человека.

«Ручаюсь, эта животина надеялась бесплатно поужинать, — с мрачным юмором размышлял Шон. — Прости, приятель, ты просчитался. Пусть от меня не пахнет розами, а борода зудит от пыли, но я не труп, оставленный для небесного погребения в ожидании, когда тибетские стихии отделят мою плоть и душу от костей».

Крыса оказалась осторожной. Она не шевелилась, терпеливо дожидаясь, когда человек не выдержит и сдвинется с места.

«Значит, ты считаешь, что я еще не испустил дух? — Шон продолжал развлекаться мысленным монологом. — Ну что ж, подожди. Сегодня у меня дурные предчувствия».

Черт бы побрал всех дилетантов!

«Высокоученая особа, доктор Даниэла Уоррен — а для друзей просто Дэни — напрасно рисковала своими длинными ногами и стройной шеей, ввязавшись в это дело», — с отвращением думал Шон.

Хуже всего было то, что в сделке оказался замешанным этот подонок Фан. Шон исподволь продвигался к краю крыши, ожидая появления Фана.

Но первым появилось четвероногое существо. И вот теперь крыса ждала с терпением, присущим всем хищникам, пытаясь определить, чем завершится ожидание — сытной едой или бегством.

Шон уставился на крысу: для животного взгляд в упор был недвусмысленной угрозой. Он надеялся прогнать крысу, не сделав ни единого движения и не выдав своего присутствия тем, кто находился внизу.

В отличие от пребывающей в блаженном неведении Дэни Фан должен ожидать опасности с любой стороны, даже с крыши.

Принесет ли он шелк? Этот вопрос Шон задавал себе уже в сотый раз. Или же просто обчистит хорошенькую профессоршу и пустится наутек?

Ободренная абсолютной неподвижностью Шона, крыса подобралась на несколько дюймов поближе.

Снизу донесся звук других шагов — на этот раз человеческих.

Шон прислушался и вознес молитву древним богам, чтобы оказаться достаточно близко и подслушать разговор между вором китайцем и археологом из Америки.

«Принеси его, Фан, — безмолвно требовал Шон. — Я хочу увидеть человека, который ухитрился украсть этот шелк из Лазурного храма — храма, охраняемого людьми, прошедшими мою выучку».

Китайский вор был мастером своего дела. Единственным в своем роде.

Шон знал столицу Тибета так, как только мог ее изучить иностранец, однако Фан в течение трех дней успешно ускользал от него в Лхасе. Значит, Фану опыта не занимать, и он чрезвычайно осторожен.

Это наилучшая, возможно, единственная возможность вернуть шелк.

«Черт бы побрал эту женщину, — мысленно выругался Шон. — Не могла выбрать худшего места и времени! Нет, в каком-то смысле я ей благодарен. Она вывела меня на Фана и, будем надеяться, на шелк. Но она настолько наивна, что немыслимо оставлять ее на растерзание грифам».

Впервые увидев Дэни, Шон поразился вспыхнувшему в нем желанию защитить ее. Шон решил не поддаваться чувству, ибо понимал: в самый ответственный момент все только осложнится, если он позволит себе такую роскошь, как благородство.

Но чувство оказалось стойким. Он должен защитить эту женщину.

Наконец, пожав плечами, Шон смирился с внезапным чувством, как научился мириться со множеством неприятностей.

«Не спорь с кармой, — сухо напомнил он себе. — Все равно проспоришь».

Но прежде всего он должен защищать интересы монахов Лазурного храма. Они обратились в «Рисклимитед» и лично к нему, Шону, с просьбой вернуть священный фрагмент шелка.

Вот его основная цель и задача. В этом не может быть сомнений.

Когда звук шагов стал стихать, Шон испытал разочарование и облегчение одновременно.

Разочарование — оттого, что реликвия так и не появилась.

А облегчение — оттого, что Дэни пока не грозила опасность.

Он не мог допустить, чтобы Дэни пострадала или даже испугалась, если этого можно избежать.

Впрочем, умеренная доза испуга пойдет ей только на пользу, с досадой подумал Шон. Она и понятия не имеет о собственной беспомощности. Стоило подкупить прислугу в отеле, и у него появились все сведения о ней, кроме разве что номера свидетельства о рождении.

А если бы Дэни захватила свидетельство с собой, Шон нашел бы его, когда обыскивал ее номер. Она не удосужилась спрятать документы или запастись чужими, отправляясь покупать шелк.

Слишком доверчива, решил Шон. Невинная жертва в игре хищников.

Попросту дура, мрачно подытожил он.

Даже сейчас он не верил своим глазам, вспоминая, как Дэни стояла посреди открытого рынка у храма, договариваясь с Фаном. А потом бродила по Лхасе, совершая законные и незаконные обмены валюты и складывая ее в карман.

Большую часть дня Шон провел, наблюдая за ее более чем предсказуемыми передвижениями. Его удивило только одно: агенты китайской полиции не арестовали ее и не увезли в Пекин.

Но не менее странно выглядело преследование русского, с беспокойством вспомнил Шон, подсчитывая шансы. По крайней мере он мог поручиться, что тот белобрысый был русским.

Бледный иностранец с виду напоминал упрямого, набычившегося эстонца или украинца. Шон немало повидал их в Афганистане, в войсках спецназа — особых подразделениях, которые рыскали по Афганистану, как волчьи стаи, незадолго до распада советской империи.

Шон хорошо знал, как выглядят спецназовцы. В то время он несколько месяцев прожил среди оборванных моджахедов, обучая их выводить из строя новейшие советские танки с помощью древнего порохового оружия.

Мысленно чертыхнувшись, он еще раз взвесил степень наивности Дэни. Только слепая невинность могла не заметить преследования громоздкого русского.

Впрочем, нехотя признался Шон, Дэни проявила сообразительность, воспользовавшись старым трюком со служебным входом «Холидей инн». Нет, она не глупа.

И все-таки она дилетантка в игре, где то и дело гибнут профессионалы.

Возможно, ее ослепила алчность, напомнил себе Шон. Этим и объяснялся сумасшедший риск, на который она пошла, словно не замечая его.

Но мысль о Дэни, как о жадной перекупщице антиквариата сомнительного происхождения, показалась ему отвратительной. Это никак не вязалось с тем, что Шон обнаружил в комнате Дэни. Там не оказалось ни единого предмета роскоши, на приобретение которых часто толкает алчность. Даже одежда Дэни была просто удобной, легко стирающейся в любых условиях и далеко не новой.

Как и ее белье.

Если бы ему удалось отыскать в комнате Дэни несколько соблазнительных кружевных вещиц, пренебречь ею было бы гораздо проще. Белье из страны фантазий. Женщина оттуда же, не вызывающая ни малейшего интереса у Шона Кроу.

Но почему-то вид ее простого, поношенного и сокрушительно чистого белья вызвал у Шона мгновенную вспышку интереса.

Впервые за почти три года обет безбрачия, данный по собственному почину, стал для него скорее помехой, чем освобождением.

Снизу вновь донеслись шаги. Они затихли там, где, по мнению Шона, стояла Дэни. Послышались голоса.

Ее голос и мужской.

Фан? Шон прислушался.

Прислушиваться и строить догадки — единственное, что ему оставалось. Он лежал слишком далеко от края крыши, чтобы видеть и слышать происходящее. Стоит ему сдвинуться с места, крыса пискнет и убежит.

Дэни этого не заметит в отличие от Фана — если к ней и вправду подошел он.

Крыса и Шон уставились друг на друга в синеющих сумерках. Животное затаилось так близко, что Шон видел, как блоха медленно ползет по голому носу хвостатой твари, нацелившись на уголок глаза.

Крыса не обращала внимания на кусачее насекомое. Раздираемая страхом, желанием сбежать и голодом, она ждала.

Поджав губы, Шон выпустил ровную струю воздуха в сторону грызуна.

Крыса отпрянула, развернулась и молча засеменила к своему логову у конька низкой крыши.

Шон вновь принялся по дюйму подползать к краю крыши, ощупывая каждую черепицу перед собой, прежде чем коснуться ее. Он направил свою энергию внутрь, прогнал все посторонние мысли и не боялся ничего — разве что случайно выдать свое присутствие.

Еще девять дюймов, затем шесть.

Безмолвный, как сама ночь, Шон спускался по крыше, пока ее край не оказался на расстоянии дюйма от кончиков растопыренных пальцев.

Теперь он явственно различал голоса.

— Я слышала, как вы подкрадывались сюда минуту назад, — укоризненно произнесла Дэни.

— Да, мисс Уоррен.

— Я же говорила, что приду одна.

— Так и есть. Но мне было необходимо убедиться.

Шон снова передвинулся вперед. Одним глазом он видел макушку Дэни — темные густые волосы. Должно быть, она только что вернулась из археологической экспедиции: волосы выглядели так, словно недавно были подстрижены тупыми ножницами или подрезаны охотничьим ножом.

Двигаясь медленно, как меняется тень в лунном свете, Шон преодолел последний отрезок пути и наконец смог увидеть лицо Дэни. Гладкая и чистая кожа, выразительные черты. Изменчивые ореховые глаза Дэни теперь были темны, как ночь.

Шон в любое время нашел бы ее привлекательной, но сейчас ее пристальный взгляд, устремленный на выходящего из тени Фана, был просто неотразимым.

В этой женщине чувствуется неподдельная сила, понял Шон. Чертовски досадно, что она слишком наивна и своими руками роет себе яму.

Правда, она не настолько наивна, чтобы выйти на свет — по крайней мере пока.

— Не бойтесь, мисс Уоррен. Это всего лишь я, Фан.

Широкая ухмылка Фана обнажила три пожелтевших, гнилых передних зуба — свидетельство длительной привычки держать сигарету в одном и том же углу рта.

Ухмылка Фана не успокоила Дэни — скорее напомнила ей фонари из тыкв и истории о призраках и кладбищах.

Дэни удивляло, что этот азиат со щербатой улыбкой превосходно говорит по-английски. Даже трудные согласные он произносил чисто, лишь чуть растягивая.

— Я узнала вас, — произнесла Дэни. — Где шелк?

Она не пыталась скрыть нетерпение. Чем дольше она ждала на этом сравнительно открытом месте, тем сильнее рисковала выдать себя.

— Фан — человек слова, — ответил ее собеседник. Он повернулся вполоборота. Под курткой у него на спине висела металлическая трубка, привязанная кожаным ремешком. Трубка поблескивала, словно сама излучала свет, как дворец.

— Это шелк? — спросила Дэни.

— Как видите.

— Я вижу только металлическую трубку.

Фан чуть отступил, склонил голову набок и оглядел Дэни с головы до ног.

— А я не вижу денег, — возразил он.

Дэни держала кулаки в карманах пальто. При дневном свете, в окружении людей, Фан ей не понравился, но эта неприязнь к нему усилилась в сгущающихся сумерках, когда вокруг не было ни души.

— Деньги при мне, — коротко отозвалась она.

— Где?

— Рядом.

Фан посвистел в дырку между гнилыми зубами.

— Нет денег — нет шелка, — заявил он с прямотой, перенятой у иностранцев.

— Но я еще не видела шелка.

Прищуренные черные глаза Фана заметались, испытующе вглядываясь в тени и пытаясь отыскать в них посторонних свидетелей.

Налетел порыв ветра, усилившегося с приближением ночи.

Стараясь не дрожать, Дэни ждала, точно в запасе у нее была вся ночь и костер, чтобы согреться.

Фан нехотя развязал ремешок, снял со спины трубку и открыл ее. Перевернув трубку, он слегка встряхнул ее и, не дождавшись появления ткани, затряс сильнее.

— Постойте! — в ужасе воскликнула Дэни. — Осторожнее!

— Не шумите! — предостерег Фан приглушенно и торопливо.

— Если там ткань, о которой вы говорите, — тихо отозвалась Дэни, — то грубое обращение может погубить ее.

Фан хмыкнул и заглянул в трубку.

Дэни догадалась, что сам Фан никогда не видел ее содержимого.

«Ну и слава Богу, — мысленно произнесла она. — Может быть, тот, кто укладывал шелк в трубку, знал, как обращаться с древними тканями, в отличие от этого болвана».

— Можно, я сама? — спросила Дэни. Она протянула руку жестом скорее приказа, нежели просьбы.

Поколебавшись, Фан отдал ей трубку.

— Если вы испортите его, вам придется платить, — предупредил он.

Дэни бросила на него нетерпеливый взгляд.

— Если ткань выйдет из трубки уже испорченной, — заявила она, — вы не получите ни гроша.

Фан хмыкнул.

Дэни осторожно постукивала и вертела металлический цилиндр, пока его содержимое не выскользнуло ей на ладонь. Это был свиток белого шелка, в нескольких местах перевязанный лазоревыми шелковыми лентами.

Единственного взгляда на фактуру белого шелка хватило Дэни, чтобы понять: эта ткань — современного, к тому же фабричного производства.

Дэни испытала скорее удовольствие, чем раздражение. Здесь не было музейной витрины с контролируемой температурой и влажностью, поэтому слой тяжелого шелка и очень сухой холодный воздух Лхасы были лучшей защитой, какой она могла бы пожелать для хрупкой, древней материи, которую ей мельком удалось увидеть несколько дней назад.

Озябшими пальцами Дэни развязала ленту на одном конце свитка и бережно отвернула уголок защитной ткани, стараясь не дышать на то, что скрывалось под современным шелком.

Внутри свитка оказалась другая материя. Даже в полутьме Дэни разглядела сочетание натуральных шелковых нитей и нитей домашней выделки. Сам способ переплетения тоже был древним: узор образовывали только поперечные нити.

Несмотря на предполагаемый возраст ткани, лазурная краска была на редкость стойкой — она даже поблескивала в сумерках. Блеск лазури подчеркивали невероятно тонкие золотые нити, вплетенные в ткань.

Каким шедевром была когда-то эта ткань, благоговейно думала Дэни. Даже ее обрывок великолепен.

Она с силой потерла пальцы в кармане пальто, согревая их и очищая трением, а потом с легкостью вздоха провела кончиками по краю ткани.

Благодаря многолетнему опыту и развитому чувству осязания она мгновенно ощутила податливость настоящего шелка и едва уловимые особенности текстуры, созданные искусной рукой ткача из уникальных нитей.

Ткань была точно такой же, как та, которую Дэни видела разложенной на крышке сундука в задней комнате лавчонки, куда вначале позвал ее Фан. Прикосновение шелка опытные пальцы Дэни отличали безошибочно.

Она быстро закрыла древний материал, завернула его, связала свиток лентой и бережно вложила обратно в трубку. Вздохнув с облегчением, она плотно завинтила крышку — это было все, что она могла сделать, чтобы сохранить хрупкую реликвию до возвращения в Америку.

Фан молниеносно выхватил алюминиевую трубку из пальцев молодой женщины.

— Вы довольны, — произнес он.

Это было утверждение, а не вопрос, но Дэни ответила:

— Да вполне.

— Деньги, мисс Уоррен! Тогда и я буду вполне удовлетворен.

Усмешка Фана была торопливой и явно обеспокоенной.

— Минутку! — попросила Дэни.

— К чему ждать? Близится ночь.

Дэни не нуждалась в подобных напоминаниях и все-таки колебалась.

Шелк был настоящим — в этом она не сомневалась.

Но недавнее преследование двух рослых иностранцев заставило Дэни вспомнить о бдительности.

— Откуда он у вас? — спросила она напрямик. Фан издал иронический смешок.

— Вам, людям с Запада, интересно только собирать клочки древней истории в виде шелка, — произнес он. — Какое вам дело до тайн современной торговли?

— Времена изменились с тех пор, как мы, жители Запада, впервые побывали здесь несколько столетий назад, — невозмутимо возразила Дэни. — Некоторые из нас хотят убедиться, что старинные реликвии правильно хранят, а не просто продают тем, кто предложит цену повыше.

Фан ухитрился ответить оскорбленным взглядом на недоверие Дэни. Он показал ей алюминиевую трубку.

— Я бережно обращаюсь с ним, — заявил он. — Мне тоже не все равно.

— Значит, вот почему на футляре несколько вмятин! — саркастически подхватила Дэни.

Фан попытался было возразить, но тут же пренебрежительно махнул рукой.

— Не мог же я таскать его с собой повсюду! — заявил он. — Теперь по всей Лхасе шныряют полицейские. Мне пришлось спрятать трубку в стене дома.

Но Дэни по-прежнему колебалась, чувствуя, что наступает самый опасный момент для нее. Уставясь на Фана, она разглядывала его худое, обветренное лицо.

«Ростом он не выше меня, — размышляла Дэни, — но отнюдь не слабак. Да, мне с ним не справиться. Как помешать ему забрать и деньги, и шелк?»

Нетерпение Фана нарастало.

— Еще один вопрос, — наконец произнесла Дэни.

— Но…

— Говорите прямо, — перебила она, — иначе я немедленно уйду.

Фан едва заметно кивнул в знак согласия.

— Почему вы подошли ко мне на базаре Бархор? — спросила Дэни.

Только мимолетное движение ресниц выдало удивление Фана.

— Вы же иностранка, — быстро нашелся он.

— Но в тот день там была тысяча других иностранцев.

— Вы покупали древние вещи.

— Этим занималось по меньшей мере пятьсот посетителей базара. Почему вы подошли ко мне, Фан? Почему выбрали именно меня?

Она ждала, не сводя глаз с Фана.

Но увиденное не успокоило ее.

— Видите ли, я… заметил, как вы разглядывали стяги Хампас у храма, — наконец сообщил Фан. — Вы прикасались к ним так осторожно, что я решил — вы интересуетесь шелком.

— Это правда? — негромко осведомилась Дэни. Фан кивнул.

— Стяги Хампас были сотканы совсем недавно, — сообщила она, — а вы знали, что я специалист по древним тканям.

Веки Фана дрогнули. Он промолчал.

— Вы хотите подставить меня? — напрямик спросила Дэни.

— О нет, нет, мисс! — поспешно воскликнул Фан. — У меня больше причин опасаться полиции, чем у вас.

— Тогда почему же вы выбрали меня, чтобы показать этот шелк?

Распростертый на ближайшей крыше Шон не знал, что делать: проклинать настойчивость Дэни или радоваться ей. До сих пор она с готовностью совала голову в петлю.

«Вовремя же вы спохватились, леди, — сардонически подумал Шон. — Оказались по уши в дерьме, а заметили это только сейчас. Ну, скажи же ей, Фан! Почему ты выбрал невинную профессоршу?»

Шону самому не терпелось услышать ответ.

Внезапно он услышал слабый, отдаленный звук — лязг металла по металлу — и мгновенно узнал его: такой шум могла издавать только открывающаяся задняя дверь фургона.

Опасность!

Десятки раз Шон слышал этот звук в засадах и во время ночного патрулирования в горах. Такие расхлябанные дверцы были у фургонов, перевозивших отряды солдат КНР. Эти дверцы требовалось опустить на землю, чтобы солдаты могли выбраться из фургона.

Шон медленно поднял голову и уставился в ту сторону, откуда донесся звук. На расстоянии семидесяти ярдов, у дальней стены дворца Потала, он заметил машину.

Еще несколько минут назад ее здесь не было.

Даже в сумерках Шон без труда различил зеленоватый оттенок мундиров — слишком часто ему доводилось видеть солдат КНР при любом освещении.

Фургон мог прибыть сюда незамеченным только с заглушенным двигателем и затормозить, одновременно опуская дверцу.

Это не обычный патруль, понял Шон. Это отряд специального назначения, действующий по тщательно продуманному плану.

Черт!

Шон повернул голову и вгляделся в сторону города. Он заметил еще несколько вспышек фар, приближающихся к дворцу.

«Фан и Дэни попались, как крысы в крысоловку, — подумал Шон. — И я тоже. Единственная разница — мне известно об этом».

Шон надеялся, что этой разницы хватит, чтобы спастись.

Но тут раздался еще один звук — скрежет кованых сапог по мостовой. Солдаты приближались.

«Я должен схватить футляр с шелком, — спокойно заключил Шон. — Другого случая может не представиться».

Он медленно приподнялся на крыше, взглядом прикидывая расстояние до Фана и алюминиевой трубки.

— Ну так что же, Фан? — допытывалась Дэни. — Почему из всех иностранцев, побывавших на базаре в то утро, вы выбрали именно меня?

Фан вздохнул с притворной улыбкой и сдался:

— Видно, вас не проведешь, мисс Уоррен. Я подошел к вам потому, что…

Его перебил негромкий, приглушенный хлопок.

Оружие с глушителем, мгновенно понял Шон. О Господи!

Дэни наблюдала, как на лице Фана отразилось изумление при виде внезапно образовавшейся в куртке дыры. Кровь хлынула из раны, Фана отбросило к стене.

Дэни невольно потянулась за алюминиевым футляром, когда китаец рухнул на булыжник мостовой, но было уже поздно. Фан накрыл его своим телом.

В замешательстве и недоверии Дэни уставилась на искаженное лицо и скорченное тело Фана. Тело тут же обмякло, но Фан не выпустил трубку.

Кровь перестала хлестать из свежей раны.

Вдруг Дэни осознала: Фан никогда не ответит на ее вопрос. Он мертв.

Когда Шон увидел, как Фан ударился о стену, у него не осталось сомнений в гибели китайца. С холодной точностью Шон рассчитал силу удара, громкость звука и траекторию полета пули.

Конечно, это дело рук русского, догадался Шон. Иначе и быть не могло. Китайцы-полицейские обходятся без глушителей. А они тем временем приближались с оружием на изготовку, грохоча тяжелыми сапогами по мостовой.

Годы воинской службы помогли Шону сориентироваться. Зная, что убийца по-прежнему не видит его, Шон медленно повернул голову в ту сторону, откуда донесся выстрел. Он уловил молниеносное движение.

Русский вынырнул из-за угла.

Дэни ахнула, увидев, как белобрысый, преследовавший ее весь день, вышел из тени на расстоянии тридцати ярдов.

Он целился в грудь Дэни.

— Не подходи к шелку, — предупредил он, — или умрешь.

 

Глава 3

Если не считать собственной реакции Шона, весь мир, казалось, пришел в замедленное движение. Так всегда бывало с ним в бою. Это давало ему возможность опережать большинство противников, не владеющих искусством коррекции времени.

Перекатившись на бок, Шон вытащил оружие из кобуры на поясе. Это был матово-черный мелкокалиберный пистолет с длинным стволом — удобная игрушка из тех, что предпочитают путешественники в Тибете.

Шон предпочел мощности точность попадания. В любом случае объяснить властям в таких местах, как Тибет, наличие маленького пистолета проще, чем крупнокалиберного многозарядного оружия, издающего оглушительный грохот.

Но прежде чем Шон успел прицелиться в русского, внизу кто-то закричал по-китайски:

— Не стрелять! Мы представители власти!

Двое солдат в зеленых мундирах появились между зданиями на расстоянии половины квартала.

Русский среагировал мгновенно. Переключив свое оружие на автоматический режим, он выпустил короткую и резкую очередь.

Солдаты нырнули под прикрытие и несколько секунд спустя открыли ответный огонь из автоматов.

Наконец-то Шону удалось увидеть русского в деле. Он был либо чрезмерно уверен в себе, либо смел или безумен. Или все вместе. Он отстреливался короткими залпами, потратив не меньше половины патронов, чтобы не подпускать к себе солдат.

Но вместо того чтобы воспользоваться преимуществом и удрать, русский скользнул в тень, подкрадываясь к мертвому Фану.

И живой Даниэле Уоррен.

Дэни тянулась к алюминиевому футляру, когда русский, увидев ее, дал по ней короткую очередь. Пули запели, со звоном отскакивая от булыжников.

Приглушенно вскрикнув, испуганная Дэни отпрянула и лихорадочно огляделась в поисках убежища.

Шон не знал, что ему делать — вздыхать с облегчением или взрываться от ярости, когда Дэни распласталась по дверной нише прямо под выступом крыши, на котором притаился он.

Не шевелясь, Шон мгновенно оценил ситуацию.

Русский снова сдвинулся с места, пользуясь естественным прикрытием узкой улочки. Он вновь дал две очереди в сторону солдат.

Они пригнулись и открыли ответную пальбу: вначале слышались звуки выстрелов только одного автомата, затем двух и трех. Вскоре шум отдельных выстрелов слился в непрекращающийся гул. Пули свистели, отскакивали от стен, выбивая из них осколки.

Русский укрылся в нише, чтобы сменить магазин. Затем, продолжая отстреливаться, решительно направился к своей цели.

Он был уже в десяти ярдах от неподвижного Фана и в двадцати футах от Дэни.

Шон хладнокровно прицелился в голову русскому. ,

Расстояние до русского было невелико, но, выстрелив, Шон рисковал раскрыть себя. Как только солдаты заметят его, у него останется не больше пяти секунд, прежде чем его собьют с края крыши.

Этого времени слишком мало, чтобы спастись самому, а тем более спасти шелк.

Шон различал цель русского — металлическую трубку в руке мертвеца. Она же была и его собственной недоступной целью.

Вдруг Шон увидел, как Дэни показалась из дверной ниши под ним. Она тоже устремилась к футляру.

Эта женщина не робкого десятка, с восхищением подумал Шон, жаль только, что ей недостает сообразительности.

Еле слышно он окликнул ее:

— Дэни, нет!

Дэни едва расслышала его, но узнала собственное имя. Застыв, она вскинула голову.

Русский проследил за ее взглядом. Он запрокинул белобрысую голову, зорко приглядываясь к краю крыши и примериваясь к трехсторонней перестрелке.

Шон впервые увидел оружие русского. Это был «узи».

Мир еще медленнее поплыл перед глазами Шона. Пока ствол нацеливался на него, Шон откладывал в памяти приметы вооруженного «узи» русского.

Затем он увидел дуло, уставившееся на него единственным глазом, и перекатился подальше от края, когда четыре пули одна за другой раздробили черепицу.

Выстрелы русского вызвали ответную пальбу китайцев. Он юркнул под прикрытие, а пули дробно застучали по стене там, где он только что находился.

Минуту китайцы не подозревали о существовании Шона. Они поливали огнем убежище русского, вновь вступив в смертельную пляску перестрелки.

Шон понимал, какой исход неизбежен. Численный перевес был на стороне китайцев, но русский опасно приблизился к футляру с шелком и находился рядом с укрытием.

Дэни следовало тоже найти себе укрытие, иначе ее поглотит надвигающийся отряд. Оказавшись в ее положении, опытный агент перешел бы к решительным действиям быстро и незамедлительно, растворившись в ночи.

Но Дэни не знала об этом. Она никогда не попадала в перестрелки. Никогда не видела убитых. И никогда не была мишенью убийцы.

Она наивна и миролюбива — из тех людей, которые не раз заставляли чертыхаться опытного боевика Шона.

Он мог спасти или шелк, или Дэни.

Выбор предстояло делать ему.

А ей — рисковать жизнью.

Значит, выбора у него не было вовсе.

«Проклятие!» — выругался Шон в безмолвной дикой ярости.

Подкатившись к краю крыши, он свесил голову так, чтобы Дэни увидела его.

— Иди сюда, Дэни, — быстро прошептал он.

Она удивленно подняла глаза и уставилась на Шона, словно на гаргулью на стене замка, которая вдруг запела.

Русский застыл в нерешительности. Он не мог выстрелить в Шона наверняка, не подставившись под пули китайцев.

Как и подобало опытному агенту, русский прижался к стене дверной ниши, очевидно, решив подождать удобного случая.

Шон перегнулся через край крыши.

— Хватайся за руку, — негромко приказал он. — Быстрее! Это твое единственное спасение!

Дэни обвела взглядом русского, приближающихся китайцев и мертвого Фана рядом с драгоценным футляром.

Выйдя из ниши, она подняла руку.

Пальцы Щона сомкнулись на ее запястье. Дэни оказалась совсем легкой, а в его крови бушевал адреналин. Шон поднял ее, как соломинку, а не тело из плоти и костей.

Дэни помогла ему. Она закинула ногу на край крыши, подтянулась, перевалилась через край и распласталась на скате.

Должно быть, она прошла кое-какую подготовку, с облегчением понял Шон. Она взлетела на крышу, как акробат на трапеции взлетает над манежем цирка.

Не отпуская запястье Дэни, Шон потащил ее прочь от опасности. Она не сопротивлялась, передвинувшись вместе с ним и вновь застыв на безопасном расстоянии от края. Но на этот раз она легла на спину и долго не могла отдышаться.

Дыхание Шона оставалось медленным и ровным. Он вытянулся на животе, положив руку с пистолетом поперек тела Дэни и оглядывая двор. Ожидая появления мишени, он вдруг осознал, что лежит рядом с женщиной в интимной позе, придавив рукой ее грудь.

На миг он ощутил женственную мягкость тела Дэни. Она задыхалась от непривычных нагрузок. Ее горячее дыхание обдавало лицо Шона. От нее сладко пахло.

— Не шевелитесь, — еле слышно пробормотал он. — Полицейские нас еще не заметили.

Шон подался вперед, наполовину распростершись поверх тела Дэни. Осторожно выглянув за край крыши, он успел увидеть конец игры.

Она завершилась внезапно. Русский выпустил большую часть магазина одним залпом. Эхо выстрелов еще звучало, когда он, пригнувшись, вынырнул из прикрытия. Мгновенно склонившись над Фаном, он схватил металлический футляр и бросился прочь по улице.

Должно быть, китайцы были настолько ошеломлены такой дерзостью, что не сразу вспомнили о собственном оружии. А к тому времени как они оправились от замешательства и снова открыли огонь, было уже поздно. Их мишень растворилась во мраке.

Солдаты стреляли еще десять-пятнадцать секунд, прежде чем наконец прекратили бесплодные попытки.

Тяжелые, клацающие шаги затихли в темноте.

Восстановившаяся тишина была подобна грому.

Еще раз Шон вспомнил о женщине, лежащей под ним. Дэни зашевелилась. Ее грудь коснулась руки Шона — это прикосновение было приятным, почти эротическим.

Шон слегка напряг бицепс. Ощущение повторилось. Дэни медленно задвигалась — почти как любовница, прильнувшая к нему в ночи.

Он взглянул сверху вниз на ее лицо, находящееся всего в нескольких дюймах от его собственного. Должно быть, естественная мужская реакция на ее близость отразилась в его глазах.

Выражение лица Дэни изменилось.

— Я всего лишь передвинулась, — выговорила она сквозь зубы, — край разбитой черепицы упирался мне в спину.

— Поэтому не надо делать далеко идущих выводов, верно? — пробормотал Шон.

— Вот именно.

— Не беспокойтесь. Еще месяц вы будете в безопасности.

— Что?

— Пора уходить. — Шон перевел разговор. — Вы умеете лазать по крышам?

— Лучше, чем лежать на спине.

Шон едва заметно улыбнулся. Перекатившись на бок, он переложил оружие в другую руку, а затем схватил Дэни за запястье.

— Уходим, — скомандовал он шепотом.

Они начали карабкаться вверх по пологому скату крыши.

У конька крыши опасность быть замеченными возрастала. Шон перетащил Дэни через конек, внезапно рванув за плечо и бедро. Они быстро скатились ногами вперед по другому скату.

У карниза Дэни помедлила. Схватив за запястье, Шон без церемоний стащил ее вниз. Дэни безропотно повиновалась, если не считать невольного возгласа испуга.

Шон втайне аплодировал ее смелости. Большинство людей не сдержали бы крика, вдруг оказавшись в свободном падении с края крыши.

Шон подхватил Дэни на лету, подержал ее минуту, пока она пришла в себя, а потом медленно отпустил. С еле слышным звуком она приземлилась на булыжники.

Чуть позже Шон схватил ее за руку и потащил прочь.

Сделав шаг, Дэни застонала.

— Нога! — прошептала она.

— Тише.

Нагнувшись, Шон приблизил губы к уху Дэни, впервые поняв, как она мала ростом не миниатюрна, просто невысока.

— Солдаты приближаются со всех сторон, — пробормотал Шон. — Вас понести?

— Это ни к чему, — отрезала Дэни. — Я не задержу вас.

Явный гнев в ее дрожащем голосе удивил Шона. Так действует на некоторых людей адреналин, напомнил он себе. Он вызывает беспричинный и бурный гнев. Особенно если эти люди не привыкли бороться за свою жизнь.

— Оставьте меня здесь, — хрипло приказала Дэни. — Я не знаю, кто вы такой и почему эти люди стреляли в вас, но я всего лишь археолог из Америки. Может быть, мне повезет.

— Вам не на что рассчитывать. Вы попали прямиком в «чарли-фокстрот».

— Куда?

— В оцепление. Вы можете идти или вас все-таки понести?

— Я даже не знаю, кто вы, — прошептала Дэни. — С какой стати я должна идти с вами?

— Меня зовут Шон Кроу, я единственный, кто не пытался вас убить.

— А что, по-вашему, вы сделали, спихнув меня с крыши?

— Спас вам жизнь.

— Я могу идти сама.

— Вот и хорошо.

Выпрямившись, Шон снова взял Дэни за запястье и зашагал вперед.

Больше Дэни не сопротивлялась. Прихрамывая, она позволила Шону увести ее в узкий переулок, который выходил к подножию лестницы, ведущей к еще одному священному буддийскому дворцу.

За спиной слышались звуки нарастающей суматохи: громогласные приказы, топот бегущих ног, гневные протесты и пронзительные вопли обитателей соседних домов.

Дэни уже повидала китайские оккупационные войска в действии. Она представляла себе, что сейчас происходит у нее за спиной.

Каким бы опасным и сильным ни был незнакомец, назвавшийся Шоном Кроу, Дэни радовалась, что он не бросил ее.

Шон понимал, что творится за спиной, еще лучше, чем Дэни. Китайцы нашли мертвого Фана, но поблизости никого не оказалось. Теперь они рыскали по соседним домам, будили тибетцев, грубо обыскивали их, бряцали оружием, проклиная ускользнувшую добычу.

Щиколотка Дэни распухла и налилась пульсирующей болью. Она стиснула зубы, стараясь подстроиться к широким и мягким шагам Шона. В его движениях чувствовалась неподражаемая грация танцора или человека, в совершенстве владеющего боевыми искусствами.

«В нынешнем положении, — пронеслось в голове у Дэни, — я бы отдала предпочтение боевым искусствам».

Без колебаний Шон вел Дэни по лабиринту переулков, в которых заплутал бы любой, кроме уроженца Лхасы. Четыре раза он внезапно замирал и оттаскивал Дэни к ближайшей стене.

Она не понимала, что встревожило его, и тем не менее каждый раз солдаты проходили мимо на расстоянии дюжины ярдов, обыскивая улицы.

И с каждым разом она все острее ощущала силу этого человека. Рука, удерживающая ее в густой тени, казалась ей железной.

В глубине души она понимала: несмотря на пистолет в другой руке Шона, она не чувствует той беспомощности, которую испытывала, когда бывший муж хватал ее за плечи и держал перед собой. Дэни не знала, почему сила Шона проявляется иначе, — просто так было, и все.

Когда Шон убирал руку, Дэни следовала за ним. Наконец они кружным путем вышли к подножию лестницы, устремленной к укреплениям дворца Потала. Шон остановился, давая Дэни отдышаться.

— Итак, вы археолог, — негромко проговорил он. — Что же вы здесь делаете?

— Я провела шесть недель в пустыне, составляя карту торговых путей. А кто вы? Полицейский?

— Нет, — ответил Шон.

— Тогда кто же?

— Не важно. Вы наверняка мне не поверите, если я признаюсь.

— Вы из ЦРУ?

Шон рассмеялся.

— Разве вы не слышали, как над ними потешается весь мир? — спросил он. — Нет, я частное лицо.

Дэни встряхнулась, как пес, выбирающийся из воды, пытаясь собрать воедино разрозненную мозаику услышанного.

— Вы думаете о том, каким странным выдался для вас этот день? — угадал Шон. — Подождите, вы еще попадете туда, где никогда прежде не бывали женщины.

Взяв Дэни за руку, Шон повел ее по первому пролету истертых каменных ступеней к площадке и постучал в узкую деревянную дверь в каменной стене.

Дверь безмолвно распахнулась. Морщинистый монах в голубом балахоне отступил, пропуская гостей.

Шон повел Дэни в темноту.

Как только Дэни поняла, где очутилась, ей показалось, что она, как Алиса, упала в кроличью нору и ее жизнь навсегда изменилась..

Она оказалась права.

 

Глава 4

Поместье «Гармония», Аруба. Октябрь

Катя Павлова взглянула на крохотные элегантные часики от Картье на своем запястье и быстро подсчитала разницу во времени между Арубой и Лхасой.

Теперь это может случиться в любую минуту, заверила она себя. Он непременно позвонит. Иначе и быть не может. Без этого шелка…

Тревога сдавила ее грудь. К этому ощущению Катя уже привыкла. Водка, охлажденная почти до замерзания, прогоняла беспокойство.

Для водки еще слишком рано, одернула себя Катя. Сначала надо дождаться прибытия мужчин.

А что касается Ильи, он позвонит, когда сможет. А пока она должна заняться делами. Для такой встречи в усадьбе следует навести идеальный порядок.

Кате предстояло лично проследить за рвением прислуги, вникая во все, вплоть до последней мелочи.

Не каждому такое было под силу. Владения Кати, занимающие площадь в пять акров, считались одним из самых крупных поместий на берегу океана, на острове, который до сих пор оставался частной собственностью.

Двадцать пляжных домиков, рассеянных на четверть мили по частному пляжу, были изящны и роскошны. Три огромных плавательных бассейна в прозрачном бирюзовом безмолвии ждали гостей, предпочитающих купаться в пресной воде.

Площадь каменного дома, украшенного лепниной, достигала восьми тысяч квадратных футов. Первоначально выстроенный торговцем из Германии, дом был заново отделан нефтепромышленником из Венесуэлы. Не так давно один колумбийский наркоделец приобрел эту урадьбу за десять миллионов долларов, но вскоре погиб от рук врага, лишь на миг потеряв осторожность.

Поместье одновременно выглядело и уединенным убежищем, и роскошным пансионом. В нем было что-то от французского салона семнадцатого века. Но вместо философов и поэтов обитателями поместья были воротилы преступного мира конца двадцатого столетия.

Роль владелицы, хозяйки и властительницы дум здесь исполняла Катя Павлова. Поместье «Гармония» было и ее визитной карточкой, и убежищем.

Елка во дворе, вспомнила Катя, мысленно перебирая предстоящие дела. Как будет выглядеть елка, когда приедут мужчины? Первое впечатление важнее всего.

Сейчас двор поместья покрывал знаменитый белый «сахарный» песок Арубы. Конечно, это был не снег, но здесь, на островах Карибского моря, отыскать что-нибудь более похожее на снег так и не удалось.

Легкий октябрьский пассат обдувал двор. Ветви сорокафутовой колорадской ели покачивались на ветру. Среди ветвей вспыхивали и гасли бесчисленные белые огоньки, далеко видные в тропическом воздухе, за четыре тысячи миль от того места, где выросло дерево.

Несмотря на то что пассаты дули на Арубе постоянно, ель до сих пор выглядела свежей и зеленой. Ее привезли сюда самолетом через сутки после того, как срубили. В нагретом и влажном воздухе разносился острый запах смолы и хвои.

Нахмурившись, Катя задумчиво смотрела на ель. Но ее мысли занимала не свежесть дерева, а елочные украшения. Она выписала дизайнера с Бродвея и поручила ему праздничную отделку дома. В то время решение казалось ей удачным.

Но теперь Катя была в этом не уверена — впрочем, она не доверяла любому мужчине, над которым не имела сексуальной власти. А дизайнер вдобавок к экстравагантному вкусу оказался гомосексуалистом.

С экстравагантностью Катя вполне могла смириться. Но дизайнер-гомосексуалист… это было выше ее понимания.

Она придирчиво оглядела ель. Гирлянды лампочек образовывали причудливый орнамент. В целом дизайнер добился удачного равновесия сочетанием американских фигурок Санта-Клауса, стеклянных французских шаров ручной работы и итальянских елочных украшений.

Этого достаточно, наконец решила Катя. Подобного сочетания хватит, чтобы развлечь сентиментальных и вместе с тем грубоватых мужчин.

Повернувшись, Катя обвела взглядом свои владения, которым дала название «Гармония».

Гирлянды мишуры, развевающейся и сверкающей на ветру, обвивали пальмы и лианы. Пляшущие, искрящиеся разноцветные огоньки плескались в факелообразных кронах деревьев диви-диви. Сейчас эффект наружного освещения почти не бросался в глаза, но ему предстояло стать ослепительным каскадом красок во тьме тропической ночи.

В пляжных домиках, рассеянных по поместью и вдоль берега, праздничное настроение создавали традиционные украшения двенадцати народов. Все пять акров земли виллы были превращены в волшебную страну из фантазий детей бедняков.

Иллюзия Рождества была полной, вплоть до русского изображения Христа-младенца в яслях перед домом самой Кати.

Катя Павлова обладала талантом создавать иллюзии. И знала об этом.

Но самое важное — умело пользовалась своим талантом.

В свои тридцать лет Катя была изумительно красивой блондинкой с зелеными глазами и идеальной фигурой — в самый раз для платья от Шанель с открытыми плечами, которое Катя выбрала для торжественного вечера.

Во времена существования Советского Союза Катя считалась молодым дарованием и училась в Московском институте кинематографии. Однако очень рано, еще в самом начале карьеры, она поняла: актеры и актрисы — пешки. Истинной властью обладает тот, кто стоит за камерой.

Катя решила стать режиссером и с успехом продолжала обучение. Но, к несчастью для ее амбиций, государственное финансирование института прекратилось вместе с распадом советской системы.

Подобно большинству советской номенклатуры, элиты, опирающейся на поддержку государства, Кате пришлось бороться за выживание, когда Советский Союз развалился сам собой.

Выжить было нелегко. За считанные дни Москва превратилась в приграничный торговый город. Все продавалось, все обесценилось, а тем более жизнь. С поражением коммунистической партии власть перешла к тем, кто был достаточно силен и безжалостен, чтобы захватить и удержать ее.

Катя с гордостью взирала на осязаемые результаты своего успеха, помня, сколько людей, окружающих ее, ничего не добились.

И погибли.

Для Кати превращение из кинорежиссера в содержательницу борделя было вполне естественным. Иллюзии оставались иллюзиями. В ее понимании единственным различием были размеры аудитории.

«Некогда я создавала иллюзии, чтобы развлечь миллионы жаждущих зрелищ в общественных кинотеатрах, — с тонкой улыбкой думала красавица. — А теперь я воплощаю в реальность тайные фантазии горстки богатых, облеченных властью грубых мужчин».

Поддержание новых иллюзий обходилось недешево. Неудача могла повлечь за собой не просто голод. Однако Катя предпочитала новую жизнь прежней. Профессиональные проститутки отличались гораздо более трезвым подходом к жизни, чем профессиональные актеры.

Сама Катя никогда не занималась примитивной торговлей своим телом. Ей было ни к чему заглядывать мужчине в глаза, уверяя его в собственной неотразимости, а тем временем сворачивать и засовывать к себе в кошелек полученные от него купюры.

Необходимость лгать не тревожила Катю — в отличие от угрозы потерять власть. Все жалкие остатки уважения, которое мужчина питает к женщине, улетучиваются в тот момент, когда женщина раздвигает перед ним ноги.

Особенно справедливо это было для клиентов «Гармонии».

За свою жизнь Катя твердо усвоила правило: мужчина всегда ценит недоступную женщину гораздо выше доступной. Катя оставалась соблазнительной и неприступной и повелевала клиентами «Гармонии» свысока, не позволяя им даже прикоснуться к ней. Как хозяйка салона во Франции семнадцатого века. Катя обладала тайной и огромной властью.

Впрочем, такая власть сама по себе еще не все, холодно размышляла Катя, пересекая двор и направляясь к павильону. Слишком многое зависит от этого рождественского фарса в октябре.

Едва Катя оказалась возле отделанного мрамором входа, чернокожий лакей в костюме эльфа распахнул двустворчатые двери, впуская хозяйку.

Стена холодного воздуха окатила Катю при входе в павильон. Ставни были наглухо закрыты, внутри царила ночь.

Дворецкий Бостон, глава всей прислуги поместья, встретил Катю широкой белозубой улыбкой.

— Включите кондиционеры на полную мощность, — велела Катя. — Да подбросьте еще поленьев в камин. В комнате должно быть натоплено, как зимой.

Бостон торжественно кивнул.

( Слушаюсь, мэм, — с заметным акцентом отозвался он.

Судя по акценту, дворецкий принадлежал к числу ленивых уроженцев Карибских островов, но распоряжался слугами с деловитостью, непривычной на Арубе. Он вытянулся перед Катей в струнку, как младший офицер на войсковом смотре.

Катя указала на искрящиеся нити «дождя», каскадами свисающие по одной из стен.

— Откуда эта мишура? — спросила она. — Какой народ вешает такие украшения на Рождество?

— Наши гости из Америки, — незамедлительно ответил Бостон. — Я специально выписал ее из Чикаго, Царица.

В общении с Катей Бостон придерживался развязной и немного фамильярной манеры, но никогда не переходил границы дозволенного. Из обширного штата прислуги только он осмеливался называть Катю Царицей в лицо, да и то когда находил ее в приподнятом настроении.

— Допустимы только настоящие украшения, — напомнила ему Катя. — Рождество — самый таинственный из праздников. На нем все должно быть подлинным.

— Так и есть, — заверил ее Бостон. — Я тоже знаю толк в иллюзиях.

— Ну конечно, — нетерпеливо отмахнулась Катя. — Иначе я ни секунды не стала бы терпеть тебя здесь.

Она быстро прошла к камину и оглядела ряд огромных чулок из красной фланели, свешивающихся с края каминной доски вишневого дерева.

— Превосходно, — пробормотала она. Бостон просто кивнул. Ему не хотелось вбивать гвозди в английский антиквариат семнадцатого века, но Катя настояла на этом.

Молодая женщина разглядывала изящную вышивку на отвороте каждого из двенадцати чулок.

— Это имена? — спросила она.

— Да. Правильность написания проверена дважды.

— Сколько хлопот, народов, гордых и вспыльчивых мужчин…

— Этим и славится поместье.

Катя остановилась у чулка, на котором были вышиты не латинские буквы, а замысловатые китайские иероглифы.

— Их проверяли трижды — с помощью управляющего Шанхайского торгового банка из Ораньестада, — пояснил Бостон, предугадав вопрос Кати. — Это настоящий мандаринский диалект.

— Разве Тони Ли говорит не по-кантонски? — резким тоном осведомилась Катя.

— Нет, он предпочитает мандаринский диалект. Он не сумел бы взлететь так высоко, пользуясь провинциальным наречием.

— Но ведь тебе это удалось.

— Я знаю несколько языков, в том числе оксфордский английский. Поэтому вы и наняли меня, Царица.

— Да.

Тонко улыбаясь, Катя отошла, мысленно заметив, что не мешало бы вновь проверить прошлое Бостона.

Иметь образованного личного секретаря — все равно что держать дома ручного волка, напомнила себе Катя. Он полезен — пока не совершит неизбежное предательство.

Катя перевела взгляд на сверкающую двадцатифутовую рождественскую елку, стоящую в комнате.

Вечнозеленое растение казалось образцом слияния культур. Русские иконы, колумбийские украшения, итальянские свечи, изящно выписанные китайские иероглифы на белой рисовой бумаге мелькали среди ветвей.

Огромный, изысканно накрытый стол занимал дальний угол комнаты, противоположный от пылающего камина. Стол был уставлен праздничными блюдами двенадцати стран. Каждое блюдо было призвано убедить гостей, что сейчас канун Рождества, а не неделя перед Хэллоуином.

В баре были приготовлены запасы виски, ликеров и крепкого темного мексиканского пива, предназначенного в качестве замены декабрьского пива Италии, Франции и России.

Только теперь, оставшись довольной видом комнаты и результатами тщательных приготовлений, Катя перевела взгляд на девушек, сбившихся в пеструю стайку перед столом.

Здесь находилось четырнадцать молодых красавиц для дюжины гостей. Девушкам без пары предстояло развлекать колумбийца Хосе Габриэля де ла Пену и Сальваторе Спаньолини, мафиози, представляющего интересы чикагской мафии в Лас-Вегасе.

Де ла Пена и Спаньолини вели между собой яростное соперничество в «Гармонии». Это соперничество не прекращалось даже в спальнях. Если один из них заявлял, что одна девушка ему надоела и требовал сразу двух или трех, другой спешил не остаться в долгу.

Как глупо, размышляла Катя, Спаньолини пьет без удержу и обычно успевает нагрузиться, прежде чем займется одной девушкой, не говоря уже о двух.

Катя знала сексуальные пристрастия и склонности каждого из мужчин. Среди зеркал на потолках во всех пляжных домиках имелись скрытые камеры, и Катя частенько просматривала «отснятый материал».

Камеры были установлены под предлогом наблюдения за девушками: Катя хотела убедиться, что они добросовестно отрабатывают свои двадцать пять тысяч долларов в неделю. Но на самом деле камеры предназначались не только для этого.

Найти красивых шлюх легко, чего нельзя сказать о достоверной информации.

Первой Катя осмотрела Магду — высокую, стройную модель из Мехико. Та сладко улыбалась, демонстрируя крохотную заманчивую родинку, недавно вытатуированную возле уголка губ, форма которых была изменена хирургическим путем.

Катя узнала, что Джованни Скарфо, представитель Сицилии в «Гармонии», однажды предложил Синди Кроуфорд миллион долларов за ночь, проведенную с ним. Синди отказалась. Магда с ее новой родинкой и губами должна была стать вполне пригодной заменой.

— Очень мило, — кивая, похвалила Катя.

— Благодарю.

Катя холодно изучила макияж мексиканки, ее пышную, не без помощи силикона, грудь и вечернее платье, едва прикрывающее бедра. Очевидно, под платьем Магды не было ничего, кроме кожи.

— Не забывай сдвигать колени, когда сидишь, — кратко посоветовала Катя.

— Всю ночь? — воскликнула Магда, широко раскрыв глаза.

— Конечно, нет. Но тебе не следует привлекать внимание всех мужчин в комнате. Ты предназначена только для синьора Скарфо.

Катя повысила голос, чтобы ее услышали все девушки:

— У некоторых из наших гостей есть дела, требующие неотложного обсуждения. Следовательно, не торопитесь с работой. Только дразните их. Ждите сигнала — после того как мы раздадим подарки.

— А я думала, подарки — это мы, — вставила Галина Тихонова, эфирное белокурое создание с Волги.

Галина была фигуристкой из советской пары, некоторое время занимавшей шестое место в мире, пока ее партнер не умер от СПИДа. Теперь Катя опекала Галину, надеясь обрести в ней еще одну постоянную обитательницу поместья.

Катя ответила тонкой улыбкой:

— Вы не подарки. Вы просто местные достопримечательности. Не забывайте об этом. Никогда.

С этими словами Катя подошла к одной из девушек-азиаток, начавшей карьеру в качестве «Мисс Таиланд».

Недавно разрез миндалевидных глаз девушки был изменен в ходе пластической операции.

После внимательного осмотра Катя одобрительно кивнула, удовлетворенная результатами.

— Превосходная работа. — Она оглянулась на Бостона. — Выясни имя хирурга.

— Слушаюсь, мэм.

— Внимание, девушки! — повысила голос Катя. — Помните наши правила. Вы не заурядные проститутки. Никому из вас не позволено принимать чаевые от наших гостей. Вам щедро платят, но деньги вы должны получать только от меня.

Холли Трент, дебелая блондинка из Лос-Анджелеса, предназначенная для Тони Ли, пробурчала что-то себе под нос, поправляя грудь в тисках тесноватого бюста.

— В чем дело, Холли?

Холли состроила гримаску. Она дулась с тех пор, как узнала о том, что ее клиентом будет китайский гангстер.

— Я хочу получить свои деньги завтра, к восьми утра, — заявила Холли. — А еще мне нужен билет на самолет. На уик-энд у меня назначена встреча в Нью-порте.

— Тебе что, не хватает работы? — вмешалась Тина Лайл.

Она была американкой азиатского происхождения, миниатюрной и хрупкой, с безупречным лицом китайской статуэтки.

Холли смерила азиатку взглядом и покачала головой.

— Там не будет никакой экзотики, — деловито объяснила Холли. — Эти парни — торговцы недвижимостью из Калифорнии. Они предпочитают пышущих здоровьем девушек.

— Здоровьем? — саркастически переспросила Шэри Кирас. — Скорее уж пышущих грудями!

Груди самой Шэри, миловидной уроженки Техаса с тонкой талией и узкими бедрами, бросали вызов земному притяжению под прозрачным шелком блузки. Их соски вытянулись и напряглись, словно от возбуждения или прохлады.

Катя знала, что эти соски — еще одно достижение пластической хирургии.

— Прекратите эту вульгарную болтовню! — повысила голос Катя. — Не забывайте о манерах.

Шэри Кирас громко рассмеялась.

— Не знаю, какие манеры приняты у вас там, в России, — язвительно заметила она, — но здесь, в Америке, девушки учатся только раздвигать ноги и позволять мужчинам делать то, чего и следует от них ждать.

— Пусть даже мужчина принимает происходящее как должное, — холодно возразила Катя, — суть в том, что он ошибается.

— Разве?

— Моя работа, — резко бросила Катя, — заставлять каждого из мужчин в этой комнате хотеть меня. А ваша задача — заставить клиентов удовлетвориться меньшим.

Негромкий шепот удивления пронесся по комнате, сменившись хихиканьем.

Шэри раздвинула губы в улыбке.

— Я вспомню это, — произнесла она, — когда у меня будет собственный бордель.

Катя мило улыбнулась:

— Только не на Арубе.

— Это уж точно, — согласилась Шэри. Она и вправду так считала, быстро прикинув, что Катя — одна из самых опасных обитательниц поместья.

— И последнее, — продолжала Катя. — Я слышала, что кое-кто из вас сегодня днем удрал и промышлял, если так можно выразиться, в казино «Аруба-Хилтон».

Девушки исподлобья взглянули на броскую рыжеволосую ирландку по имени Имельда, владелицу роскошных апартаментов в Лондоне и Париже.

— Чтоб это было в последний раз, — ровным тоном заявила Катя. — Сегодня ваши клиенты — самые влиятельные мужчины мира.

— Что-то я никогда не видела их фотографий в «Тайме», — буркнула Имельда.

— В газетах появляются снимки разве что общественных деятелей и политиков, — возразила Катя. — А наши гости слишком богаты и всесильны, чтобы позволить себе такую рекламу.

( Вот как? — удивилась Имельда, пожав плечами.

— Поэтому нельзя допустить, чтобы эти мужчины однажды вечером подцепили девушку в казино, а на следующую ночь встретили ее здесь, в усадьбе, — добавила Катя.

— Никого из наших гостей там не было, — возразила Имельда. — Я проверяла. Я знаю, что делаю.

— Да, там не было никого из наших приезжих клиентов, — подтвердила Катя, — но сегодня нас посетят несколько местных жителей. Один из них — глава местного филиала «Банка Леуми», второй — региональный директор лондонского банка «Севен Оукс».

— Банкиры? А я думала, это вечеринка для международных… — Имельда замялась, подыскивая подходящее определение, — бизнесменов, пожалуй, так можно их назвать.

— Именно из-за банкиров «Гармония» находится на Арубе, — сообщила Имельде Шэри. — Воды Карибского моря творят чудеса, смывая кровь с денег.

— Правда? — отозвалась Имельда.

Похоже, ирландке не терпелось услышать подробное объяснение, но Катя прервала Шэри прежде, чем та успела снова открыть рот.

— Прошлое наших гостей не ваша забота, — холодно заявила она. — Ваше дело — развлечь их.

Продолжая говорить, Катя мысленно пообещала себе вычеркнуть Имельду из списка обитательниц поместья. Эта девушка или была слишком наивна, или охотилась за информацией.

И то, и другое чересчур опасно.

Особенно теперь, когда многое зависит от кропотливо разработанной стратегии в отношении шелка.

«Илья, — промелькнуло в голове Кати, — где же ты? Неужели ты до сих пор не добыл его?»

Ответа не было. И не предвиделось, пока наконец не позвонит Илья Касатонов.

Если он только позвонит…

Непременно позвонит, твердо заверила себя Катя. Он обязан!

Однако ни тени внутреннего смятения не отразилось на лице Кати, пока она обходила женщин, то поправляя ожерелье, то присматриваясь к макияжу. Она почти закончила осмотр, когда Бостон жестом привлек ее внимание.

— Лимузины только что свернули на аллею, — сообщил Бостон.

— По местам, девушки! — приказала Катя, захлопав в ладоши. — Игра началась!

 

Глава 5

Первый белый длинный лимузин проплыл между строений «Гармонии» и затормозил перед павильоном. Водитель плавно остановил машину, продемонстрировав ювелирную точность: пассажирская дверца оказалась точно перед входом в павильон.

Дверца машины распахнулась прежде, чем до нее успел дотронуться лакей. Тучный, пузатый, но мускулистый латиноамериканец в бордовом костюме вывалился из машины. Его белая шелковая рубашка казалась прозрачной от обильного пота, несмотря на работающий в лимузине кондиционер. Смуглое лицо с грубыми чертами усеивали капли влаги.

Он бранился по-испански и по-английски, понося погоду и жару в машине словами, которые вогнали бы в краску любого уличного бродягу.

Катя ослепительно улыбнулась, скрывая отвращение.

Она привыкла обучать разнузданных мафиози полуприличным манерам, но Хосе Габриэль де ла Пена оказался тупым учеником. Он вел себя именно так, как и следовало ожидать от человека, который начал криминальную карьеру, похищая с кладбища могильные плиты, скалывая с них надписи и перепродавая плиты новым клиентам.

— Мне очень жаль, что путешествие оказалось тягостным, Хосе, — произнесла Катя.

В ответ де ла Пена вновь выругался по-испански. Катя провела кончиками пальцев по руке де ла Пены.

Улыбаясь с фамильярностью и снисходительностью матери или любовницы, она расправила бордовый пиджак на его выпуклом животе. Ее пальцы словно невзначай прошлись близ молнии брюк, но не задели ее.

— Пойдем внутрь, там прохладнее, mi corazon <мое сердце (исп.)>, — позвала Катя. — Остальные гости будут с минуты на минуту.

— Пусть подождут. Я хочу сначала выпить. Две порции.

Катя оглянулась на шеренгу из полудюжины лимузинов, высаживающих пассажиров под гирляндами сосновых веток. Девушки держались стайкой, как ловчие птицы в ярком оперении, готовые наброситься на добычу и отбить ее от толпы остальных мужчин.

— А американцы здесь? — спросил де ла Пена. Катя взглянула на него из-под подкрашенных ресниц. Де ла Пена, казалось, был настроен небывало воинственно.

— Да, здесь, — подтвердила Катя, ведя де ла Пену к павильону. — Но что случилось, mi corazon?

— Придется потолковать с этим дьяволом Спаньолини, — пробормотал де ла Пена. — Наш человек в Нью-Йорке должен был получить плату за кое-какой груз, но до сих пор не дождался ее.

Новое беспокойство закралось в душу Кати, которая с виду оставалась безмятежной. Она подозревала, что эта выплата — всего лишь еще один предлог для ссоры между колумбийцем и американским гангстером.

— Крупная сумма? — невозмутимо осведомилась она.

Несмотря на полноту, де ла Пена пожал плечами с грацией истинного латиноамериканца.

— Полтора миллиона, — ответил он.

— В американских долларах?

— Для разнообразия — в канадских.

Катя издала невнятное, успокаивающее восклицание. Пары миллионов канадских долларов слишком мало, чтобы испортить дракой ее старательно продуманную вечеринку.

— Но сумма не имеет значения, — резким тоном продолжал де ла Пена. — Я получу или деньги, или яйца этого ублюдка. Он еще узнает, что он мне не соперник!

Катя в притворном восхищении покачала головой. Швейцар распахнул огромные стеклянные двери павильона, как только Катя и де ла Пена подошли к ним. Катя слегка пожала руку колумбийца.

— Разумеется, никто не отважится запугать тебя, — произнесла она.

Де ла Пена хмыкнул.

— Ты не станешь ссориться с мистером Спаньолини здесь, правда? — мягко осведомилась Катя. — Ведь это особый праздник.

— Он заплатит мне!

— Само собой, заплатит. Но напомнить ему об этом следует не здесь и не сейчас. Мы в поместье «Гармония», mi corazon, а не в каком-нибудь переулке Бронкса или Боготы.

Де ла Пена снова хмыкнул и позволил увести себя к неиссякаемым запасам спиртного в баре.

Бармен уже подготовился к приезду колумбийца. Два хрустальных стакана, полных крепкой дешевой «аквадиенте», стояли на стойке. Рядом на всякий случай была поставлена открытая бутылка.

Де ла Пена одним махом хлопнул целый стакан, нетерпеливым движением поставил его на стойку вишневого дерева и потянулся за вторым. Сделав несколько глотков, он помедлил. Он был достаточно умен, чтобы знать: обилие спиртного, выпитого слишком быстро, затуманивает разум.

Выставлять себя на посмешище перед прекрасной и недосягаемой Катей Павловой не стоило.

— Есть новости из Японии? — спросил де ла Пена. — Кодзимура сегодня будет здесь? Или этот мошенник Исида?

Катя тряхнула головой, предоставляя де ла Пене любоваться каскадом своих блестящих локонов и нежной ложбинкой в низком вырезе наряда, а сама обдумывала ответ. Кодзимура и Исида возглавляли японскую мафию якудза, и потому именно им отводилась важная роль в планах Кати.

Куда более важная, чем роль, предназначенная де ла Пене.

— Мистер Кодзимура и мистер Исида были здесь на прошлой неделе, — невозмутимо сообщила Катя.

Де ла Пена тянул обжигающую жидкость из стакана.

— Вместе? — допытывался он.

— Да. Они приятно провели время, хотя, по-моему, мистер Исида просадил слишком много денег в казино.

— Без этого он не может, — кивнул де ла Пена. — Сейчас ему интереснее играть, чем заниматься делами. Когда-нибудь Кодзимура не выдержит и сделает ему новую дыру в заднице.

— И я так думаю. В любом случае якудза останется частью «Гармонии».

Но гораздо существеннее для Кати было то, что через якудзу она могла упрочить связи с самым влиятельным человеком Японии Юкио Коямой. Он считался респектабельным посредником между членами якудзы и состоятельными людьми Японии. Имея на своей стороне Кояму, Катя осуществила бы давнюю мечту: рынок сбыта для предметов искусства и старины, которые благодаря своим связям получала из бывшего Советского Союза, — его продолжали безжалостно грабить.

Де ла Пена осушил стакан одним глотком и со стуком поставил его на стойку, молча требуя повторить.

Бармен взглянул на Катю.

Она еле заметно покачала головой — так, что колумбиец не уловил это движение. «Аквадиенте» предпочитали большинство колумбийских мафиози, или, как их там называли, «картелистас». Чтобы упиться в стельку, де ла Пене требовалась далеко не одна бутылка.

Но от спиртного он становился тупым и агрессивным. Кате не хотелось становиться свидетельницей безобразной драки в «Гармонии».

— Потому я и пригласила мистера Кодзимуру и его покровителя на нашу встречу, которая состоится в Сиэтле через месяц, — сообщила Катя. — Подозреваю, к тому времени мистер Исида будет отстранен от дел.

— Verdad? <Правда (нсп.)>

— Да, — удовлетворенно подтвердила Катя. — Похоже, он подхватил мучительное и изнуряющее венерическое заболевание. Даже при усиленном лечении…

Из деликатности Катя не договорила.

Де ла Пена хрипло рассмеялся. Нетерпеливым взмахом руки он указал на бутылку и ждущего рядом бармена.

— Напомни, чтобы я проверил, не заразны ли мои шлюхи, в следующий раз, когда буду спать у тебя в поместье, — заметил де ла Пена.

— Я ни за что не допущу, чтобы такое случилось с тобой, mi corazon, — возразила Катя.

Она забрала бутылку у бармена, прежде чем тот успел наполнить стакан де ла Пены.

— Ясно одно, — продолжала Катя, — в настоящее время мистер Кодзимура — самый влиятельный лидер якудзы в Японии.

Де ла Пена уставился на Катю маслеными черными глазами.

— Похоже, покровитель мистера Кодзимуры готов обсудить участие в сделке, заключенной здесь, — добавила Катя.

Она до половины наполнила стакан прозрачной маслянистой жидкостью.

— Готов? — переспросил де ла Пена.

Схватив стакан, он выпил «аквадиенте» одним глотком и тут. же протянул стакан за очередной порцией насмешливо осведомившись:

— И это все, чего тебе удалось добиться, моя прелестная мадонна?

Катя улыбнулась, как актриса, каковой она и была.

— Без Кодзимуры нам не обойтись, — продолжал де ла Пена. — Без него Восток останется закрытым для наркотиков. Наша сделка бессмысленна, если от нас отрезано полмира.

Улыбка не только не сползла с лица Кати — она смягчилась в явном восхищении проницательностью колумбийца.

— Ты совершенно прав, — пробормотала она. — Я много думала об этом…

Де ла Пена хмыкнул. Он терпеть не мог женщин, умеющих думать, но одобрял солидное прибавление к своему состоянию, которое получил вскоре после того как присоединился к союзу «Гармонии».

— Покровитель мистера Кодзимуры, — объяснила Катя, — такой же человек, как все мы. Он хочет убедиться, что мы по достоинству оценили его.

С растущим нетерпением де ла Пена протянул стакан, ожидая, когда Катя плеснет туда еще огненной жидкости.

Катя наклонила бутылку над стаканом, с вызывающим видом налив туда несколько капель. А затем с материнским упреком поставила бутылку на стойку, решительно стукнув ею и ясно давая де ла Пене понять, что больше он ничего не получит.

— Мистер Кодзимура заинтересован в нашем деле и готов помочь, — добавила Катя. — Его покровитель последует его примеру, как только получит наш маленький подарок.

С этими словами она погладила де ла Пену по руке и вынула хрустальный стакан из его пальцев.

— Нам остается только… — как это говорят американцы? — да, ловко подуть ему в ухо.

— Попробуй лучше ублажить его член.

— Скверный мальчишка! возмутилась Катя. Но ее улыбка говорила об обратном.

Де ла Пена забыл о напитке, который еще не получил. Каждый раз, приезжая в поместье, он был уверен, что еще немного приблизился к тому, что скрывалось между длинных белых ног Кати.

Каждый раз он уезжал отсюда пресыщенным, но причиной тому была вовсе не золотоволосая мадонна.

— Я выяснила, — произнесла Катя, — что у покровителя мистера Кодзимуры есть только одна страсть. Мистер Кояма — заядлый коллекционер.

— Коллекционер чего? Мизинцев своих людей?

Коротко усмехнувшись, де ла Пена взглянул на собственные руки. Для человека, перерезавшего на своем веку бесчисленное множество глоток, он питал странную брезгливость к обычаю якудзы — отрубать себе мизинец в знак преданности главарю.

— Шелка, — кратко отозвалась Катя. — Мистер Кояма — владелец самой обширной в мире коллекции древних и современных шелковых тканей.

— Шелк? Через шелк я пускаю газы, — хохотнул де ла Пена. — Если хочет, пусть прибавит к своей коллекции мои трусы.

Катя неодобрительно нахмурилась.

— Шелк и металл — основные столпы японской культуры, — объяснила она.

Де ла Пена пожал плечами. Он был начисто лишен интереса к любой культуре, даже собственного народа.

— Мистер Кояма одержим древним шелком, — продолжала Катя. — У него есть образцы, сотканные еще до Рождества Христова.

— Значит, надо похоронить его в шелковом саване.

— А по-моему, надо придумать более утонченный способ угодить ему, — сухо произнесла Катя.

Де ла Пена, которому наскучил разговор, обвел взглядом молодых проституток, которые улыбались и с профессиональным искусством заигрывали с клиентами.

— Жаль, что сегодня Коямы здесь нет, — сказал де ла Пена. — Мы могли бы завернуть в шелк одну из этих цыпочек и преподнести ему в качестве рождественского подарка на память.

— У него хватает женщин. Дарить ему следует нечто особенное.

— Что же?

— Шелк, конечно.

Улыбнувшись, Катя провела ладонью по руке де ла Пены.

— Пойдем, — позвала она, — пора раздать подарки.

Когда Катя вышла на середину комнаты, глаза всех мужчин устремились на нее. По безмолвному сигналу каждая из девушек извинилась перед клиентом и подошла к каминной доске вишневого дерева. Одна за другой, в заранее определенном порядке, девушки возвращались к своим мужчинам с украшенными изящной вышивкой рождественскими чулками.

Казалось, Катя никого не упустила из виду, но с особым вниманием она присматривалась к Тони Ли. Он сидел в кресле в углу павильона, не разговаривая ни с кем, в том числе и с предназначенной для него девушкой.

Насмешливо кивая и ковыряя в зубах зубочисткой из слоновой кости, Ли наблюдал, как остальные гости «Гармонии» получают рождественские подарки. Только один раз он со свистом втянул воздух в щель между передними зубами, а в остальном оставался безучастным. Казалось, он доволен, что с ним никто не заговаривает.

Катя знала: поведение Ли так же просчитано до мелочей, как и ее собственное.

Ли был белой вороной в «Гармонии». Большинство присутствующих в гостиной мужчин производили впечатление крупных, грубых самцов, интересных, если не привлекательных, и мускулистых, разве что преждевременно располневших. Изящно сложенный, замкнутый Ли, казалось, был здесь не в своей тарелке и едва ли выглядел достойным гостем подобного собрания.

Китайскому гангстеру стоило немалых трудов поддерживать эту иллюзию.

Но Катю нельзя было обмануть. Приложив немало усилий, она сумела изучить повадки этого миниатюрного мужчины с крупными зубами и его культуру. Она знала, что для азиата ковыряться в зубах в присутствии посторонних — значит наносить им оскорбление, точно так же как, например, портить воздух за обеденным столом.

Ли наслаждался, оскорбляя уроженцев Запада, но делал это только потому, что был уверен: остальные присутствующие ни о чем не догадываются. Таким образом, ему удавалось посмеяться над ними дважды.

Это было чисто азиатское времяпрепровождение, такое же как тайцзицюань — грациозная, медленная пластическая гимнастика, безобидная на вид, с помощью которой, однако, можно было сломать противнику шею, не имея под рукой какого-либо оружия.

Катя знала, как выгодно бывает казаться слишком слабой или являть собой неожиданную угрозу. Она считала подобную тактику чисто женской. Утонченность вместо грубого натиска.

Вот почему Катя так долго и старательно «обрабатывала» Тони Ли, чтобы причислить его к гостям «Гармонии». В сущности, ради него и затевалась вся эта рождественская комедия. Ему предстояло получить впечатляющий подарок, который вместе с тем не задел бы мужское самолюбие остальных гостей.

Но свою истинную сущность Тони Ли никогда не открывал миру. Он возглавлял «Землю и небо» — организацию, существующую более трех веков. Она занималась контрабандой, а помощниками в этом служили многочисленные китайцы, живущие в странах Запада.

Вдобавок Тони был обладателем огромного состояния, унаследованного благодаря фамильному бизнесу — производству и обработке фруктов и овощей, популярных в чайнатаунах всего мира. Сочетание технических навыков и глобальной, узаконенной сети распространителей принесло бы неоценимую пользу криминальному союзу — такому, как «Гармония».

Но мужчины, члены «Гармонии», в отличие от Кати не сознавали, что Ли — удачное связующее звено между обширной международной сетью китайских преступных группировок и Западом.

Организация «Земля и небо» поставляла роскошные автомобили и другие контрабандные товары власть имущим на материковой части Китая. Высокопоставленные особы Китая охотно принимали Ли в своих кабинетах. Даже гонконгская «Триада» с уважением относилась к Ли, не раз убеждаясь в его беспримерной жестокости и хитрости.

Тони Ли мог причинить немало неприятностей или обеспечить огромную прибыль главарям преступного мира Запада, собирающимся в «Гармонии».

Но даже спустя полгода после того, как он вошел в круг завсегдатаев «Гармонии», Ли продолжал усмехаться, ковырять в зубах и не сближался ни с кем из членов союза.

Для Хосе де ла Пены, Джованни Скарфо и остальных собравшихся Тони Ли оставался смешным маленьким азиатом, хозяином игорных домов и курилен опиума в чайнатаунах всего мира, известным поставщиком азиатских овощей. По мнению гостей «Гармонии», Ли был простым смертным среди полубогов преступного мира.

Катя едва сдержала улыбку в предвкушении забавной картины. Когда подоспела очередь Тони Ли получать чулок с подарком, Катя направилась к каминной доске.

— Мистер Ли, — произнесла она, улыбаясь и грациозно кланяясь, — это маленькое свидетельство того, как вас ценят в «Гармонии».

На миг Тони Ли растерялся. Притворная улыбка застыла на его плоском гладко выбритом лице. Со смешанным чувством он принял чулок.

Ли видел другие подарки. Джованни Скарфо, итальянец, предпочитавший официальный стиль в одежде, получил булавку с бело-голубым бриллиантом чистейшей воды в три карата, которую немедленно прицепил к своему галстуку с двумя длинными концами. Де ла Пена, заядлый рыболов, радостно звякал ключами от нового быстроходного катера, покачивающегося у частного причала поместья.

Салли Спаньолини, гангстер из Чикаго, не мог отвести взгляда от броского, явно льстящего портрета, изображающего его собственную персону и сделанного с тщательно подобранных Катей фотографий.

Остальные подарки были не менее дорогими и тщательно продуманными, призванными угодить гостям.

Ли высоко ценил сокрушительную силу лести. Он считал себя неуязвимым для нее.

Но Катя Павлова была изумительно прекрасной белой женщиной. Ли не мог устоять перед ее улыбкой. Он с нетерпением ждал возможности узнать, какой подарок Катя припасла для него.

Чулок казался почти пустым.

Глубоко внутри, теряясь в огромной красной фланелевой ступне, таился маленький плоский пакет. Ли никак не мог достать его рукой и наконец перевернул чулок вверх дном, чтобы вытрясти пакетик на колени.

Подарок был завернут в синюю с золотом фольгу и перевязан темно-синей бархатной ленточкой. Стиль подарочной упаковки казался строгим и знакомым, но Ли никак не мог припомнить, где видел нечто подобное.

Наконец его осенило.

Почти нехотя пальцы Ли коснулись бархатной ленты. На миг он перевел глаза на Катю. На его лице отражалось едва заметное удивление.

Зеленые глаза Кати сияли, как у преданной любовницы, единственная радость которой — угодить своему повелителю.

По-прежнему не желая признаваться в догадке самому себе, Ли перевернул плоский пакетик и посмотрел на него с другой стороны. Затем потянул бархатную ленту ловкими гибкими пальцами и взломал печать на обертке. Синий цвет фольги идеально сочетался с синей обложкой книжечки, находящейся внутри.

Тони Ли понял, что это за книжечка, прежде, чем перевернул ее и прочитал золотую надпись на обложке:

«Паспорт. Содружество Канады».

Ли молча обвел пальцем герб, открыл первую страницу и уставился на собственную фотографию с государственным штампом. Под фотографией находилась незаполненная строка для подписи.

Его усмешка сменилась бесстрастно-скептическим выражением. С деланной небрежностью он изучил обложку паспорта, скрепку, первую страницу и перелистал страницы для виз.

— Отличная подделка, — произнес он.

— Правительство Канады не подделывает документы, — спокойно ответила Катя.

Ли напрягся, пытаясь уловить в ее словах насмешку. Катя одарила китайца самой очаровательной улыбкой.

— Паспорт подлинный, как и уважение, с которым к вам относятся к «Гармонии», — подтвердила молодая женщина. — Ходатайство было удовлетворено. Необходимые документы составлены в Оттаве.

Она протянула Ли «монблан» размером с дорогую сигару.

— Поставьте свою подпись в свободной строке, и вы станете гражданином Канады, — произнесла Катя.

— Канады?

Салли Спаньолини рассмеялся и подошел поближе, чтобы взглянуть на обложку новехонького паспорта.

— Если бы я знал, что вам нужно гражданство, — заявил он, — я поговорил бы с одним из моих сенаторов. Вы могли бы стать чистокровным американцем!

Катя искоса бросила на него ледяной взгляд.

— Американское гражданство перестало быть желанной добычей, — возразила она. — А канадский паспорт обеспечивает те же преимущества без сопутствующих хлопот.

— Да, Салли, — вмешался де ла Пена. — Американец на борту угнанного авиалайнера — заложник, а канадец — посол доброй воли.

Прежде чем это ироническое замечание стало причиной ссоры, Катя подала тайный сигнал. За ним мгновенно повеяло ароматом духов, раздались негромкие вздохи и последовали быстрые, умелые движения рук — девушки принялись очаровывать клиентов.

Гости «Гармонии» занялись более приятными делами, оставив Катю наедине с новоиспеченным канадцем.

Хотя выражение лица Ли не изменилось при взгляде на Катю, его природный ум впервые прорвался сквозь бесстрастную маску.

— Как вам это удалось? — негромко спросил он.

— Вы хотите знать, как вышло, что ходатайство было удовлетворено, когда на остальные ответили отказом? — уточнила Катя.

— Да.

— Это не важно.

— Вот как?

— Важно то, — мягко продолжала Катя, — что в следующий раз вы спокойно пройдете мимо иммиграционных инспекторов и таможенников в аэропорту Ванкувера, когда пожелаете навестить своего внука в Бернаби.

Черные глаза Ли на долю секунды расширились при упоминании о внуке.

— Кроме того, вы сможете пересекать границу США, — добавила Катя. — Гражданину Канады позволено делать все, что он пожелает.

— Но только не в том случае, когда его зовут Тони Ли, — негромко отозвался он.

— Досадных отказов больше не предвидится, — заверила его Катя. — Один из наших друзей стер ваше имя в компьютерном списке лиц, находящихся под наблюдением иммиграционной службы США.

Нечто похожее и на неприязнь, и на уважение мелькнуло в глазах Ли.

— Откуда вы узнали, что у меня есть внук? — спросил он.

Катя не без умысла продлила на миг соблазнительную улыбку. За ослепительной красотой очаровательной хозяйки поместья скрывался острый мужской ум.

Она хотела, чтобы Ли раз и навсегда уяснил, кто властвует в «Гармонии».

— Я испытываю удовольствие, доставляя радость для всех моих друзей здесь, в поместье, — пропела она. :

— И устраняя неудобства? — подсказал Ли.

— Только когда это необходимо, мистер Ли. Умному человеку незачем беспокоиться о неудобствах.

Катя вновь улыбнулась. Она излучала обаяние. Завораживала взглядом экзотических круглых зеленых глаз и волос оттенка солнечных лучей на закате.

Ли не верилось, что та же женщина всего минуту назад смотрела на него с проницательностью мужчины и невозмутимостью змеи.

— Вы очень умны, — задумчиво проговорил он.

— Любая женщина должна быть умной, а любой мужчина — сильным.

Ли снова перевел взгляд на паспорт, гадая, откуда Кате известно о его прежних безуспешных попытках получить его. Но еще больше его беспокоила мысль, насколько он недооценил ее.

А затем он задумался, почему Катя Павлова выбрала именно сегодняшний вечер, чтобы открыть ему свое настоящее лицо.

— Прошу прощения, — произнес неслышно подошедший Бостон.

Катя ответила Бостону взглядом, ясно дающим понять: чтобы помешать ей в такой момент, требуется более чем веская причина.

— Вам звонят, — доложил Бостон.

Странное выражение промелькнуло в глазах Кати. Такого внимания мог удостоиться звонок только от одного человека.

«Илья, — с облегчением подумала она. — Наконец-то!»

 

Глава 6

Катя поспешила из павильона к своему рабочему кабинету, располагавшемуся в дальнем крыле главного строения поместья и соединенному с ним только галереей. Здесь же находились ее личные апартаменты.

Работая или развлекая своего опасного любовника, Катя нуждалась в полном уединении. Изолированность апартаментов отвечала ее желаниям как нельзя лучше.

На телефонном аппарате вспыхивал сигнал. Дрожащими от возбуждения руками Катя поспешно сняла сережку с русским бриллиантом и колумбийским изумрудом с правого уха и положила ее на стол рядом с компьютером.

Запись она включила машинально. Подняв трубку и услышав глухой гул на линии, она поняла: звонят с огромного расстояния.

Она пыталась сдержать волнение, но не смогла.

— Илья! — хрипло позвала она. — Это ты?

Имя эхом отозвалось в трубке.

— Никаких имен, детка, — холодно ответил голос Ильи Касатонова. — Компьютеры США всегда начеку.

Катя вспыхнула — ей не следовало дожидаться напоминаний. Она прекрасно знала, что все дальние международные телефонные переговоры прослушиваются американским агентством национальной безопасности и, вероятно, местными властями.

— Прости… — пробормотала она. — Больше не буду.

Катя была во многом похожа на Тони Ли. Она тщательно скрывала истинные чувства и испытывала лишь презрение ко всем мужчинам мира — кроме одного.

Этот единственный и находился сейчас на другом конце провода.

— Тогда все в порядке, — ответил Касатонов. — Я знал, что ты умница.

— Глупею, только когда речь заходит о тебе, милый. Я волновалась. Ты же знал, что я беспокоюсь, верно? Где ты?

Низкий, бархатистый мужской смех эхом разнесся над материками.

— Там, где мне положено быть, — сообщил Касатонов.

— Значит, он… у тебя?

Снова послышался хохот.

— Разумеется!

— «Разумеется!» — передразнила его Катя. — Тогда почему же ты звонишь так поздно, дорогой?

— Возникло небольшое затруднение.

Катя затаила дыхание.

— С тобой все в порядке? — выпалила она.

— А разве по голосу не заметно?

Она вздохнула:

— Заметно. Просто я волнуюсь. Что же случилось?

— Я подозреваю наших давних друзей из пустынь Калифорнии.

— О Господи… — пробормотала Катя. — Только не это!

— Мне повезло. Остальное не важно.

— Ты в безопасности?

— Пока нет, но скоро буду.

— Все прошло гладко? — спросила Катя.

— Не обошлось без сюрпризов. Похоже, местные власти стали слишком раздражительными.

Сердце Кати ушло в пятки. В минуты величайшей опасности Касатонов всегда держался с неподражаемым спокойствием.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она.

— Ничем, если только у тебя нет зафрахтованного самолета на взлетной полосе.

— Конечно, есть!

— И безопасной посадочной полосы там, где нахожусь я.

Последовало молчание. Оба собеседника знали, что безопасной посадочной полосы в Тибете, где все рейсы совершались с одобрения властей, быть не может.

— Что ты будешь делать? — спросила Катя.

— Возьму лодку.

Катя нахмурилась. Она надеялась увидеться с Касатоновым как можно скорее.

— Распорядись, чтобы кто-нибудь встретил меня в условленном месте, — потребовал Касатонов. — Я бы предпочел, чтобы у этого человека были превосходные местные связи. Такое возможно?

Улыбка облегчения скользнула по лицу Кати.

— В принципе — да, — ответила она. — Я знаю такого человека.

— Вот и хорошо. Значит, я буду рассчитывать на тебя.

— А я — на тебя, милый, — промурлыкала Катя.

— Что? Не слышу. Какие-то помехи на линии.

— Ничего особенного.

— Хорошо, а то я подумал, что ты становишься сентиментальной. — Касатонов хрипло рассмеялся. — Ты скучаешь по мне, детка?

— Ужасно, — отозвалась Катя.

— Глупая девочка, что же мне с тобой делать?

Катя закрыла глаза.

— Я могу подсказать сколько угодно ответов, любимый, — пробормотала она. Касатонов грубо прервал ее:

— Сколько раз я говорил: не смей привязываться ко мне! В конце концов мое очередное приключение кончится провалом.

— Нет!

— Да. Мы оба знаем: это не исключено. И что же тогда будет с тобой, глупая?

— Не знаю, — прошептала Катя.

Эхо отчаяния в голосе Кати изумило бы любого из гостей «Гармонии». В ее броне имелась всего одна трещинка, имя которой — Илья Касатонов.

— Я же предупреждал тебя, — мрачно и решительно продолжал Касатонов. — Мы используем друг друга ради взаимной выгоды. Но о любви не может быть и речи. Это сказка для жалких простаков.

Некоторое время Катя молчала. В трубке слышался гул дальней линии.

Наконец Касатонов нарушил тишину.

— Мне пора, — произнес он. Катя с трудом сглотнула, но когда заговорила, в ее голосе зазвучала привычная невозмутимость.

— Когда ты будешь в условленном месте? — спросила она.

— Через четыре дня.

— Жди человека, посланного канадцем по имени Тони.

— Тони? Понял.

В трубке раздался щелчок. Разговор закончился.

Долгое время Катя стояла неподвижно, глядя на безмолвную трубку в руке. Затем, повесив ее с глубоким вздохом, она взяла себя в руки.

Она не задумывалась над собственным влечением к Касатонову. Она просто смирилась с ним и старалась избежать досадных последствий.

Катя давно уже смирилась с необходимостью скрывать свои истинные чувства, и особенно всепоглощающий страх за любимого, которому грозила опасность. Любые сильные чувства могли бы обратить против нее гостей «Гармонии».

Точно так же Катя привыкла обращать тайные слабости мужчин против них самих.

Катя отключила запись и перемотала пленку, чтобы вновь прослушать разговор, но потом решила сделать это позднее, когда внимание опасных гостей «Гармонии» отвлекут опытные и бесстрастные шлюхи.

Она медленно присела за стол, к компьютеру. Как всегда, машина была включена и работала, ожидая команд. Легко пробежавшись длинными пальцами по клавиатуре, Катя вызвала особый файл.

Это был зашифрованный личный файл Кати, куда она записывала все разговоры и мысли, пока их не затуманивала ледяная водка — от нее Катя пьянела так же быстро, как от Касатонова.

Но в отличие от влечения к Касатонову она умела сдерживать свою страсть к забвению, дарованному спиртным.

Она печатала меньше минуты, записывая содержание только что закончившегося разговора личным шифром. Машинально она скопировала файл на постоянный диск для хранения.

Когда Катя взяла с полированной поверхности стола сережку с бриллиантом и изумрудом и вдела ее в мочку уха, ее пальцы уже перестали дрожать.

Спокойно повернувшись, она оглядела себя в зеркале у двери. Прекрасная, загадочная женщина в светло-зеленом платье смотрела на нее — сдержанная и готовая встретиться лицом к лицу с враждебным миром.

Когда Катя вернулась в павильон, вечеринка уже перешла к стадии состязаний кто кого перепьет, и демонстрации достоинств женщин. Поняв, что времени у нее осталось в обрез, Катя направилась прямо к Тони Ли.

Миниатюрный азиат сидел в одиночестве перед пылающим пламенем в камине. Он задумчиво разглядывал темно-синюю книжечку паспорта в руке.

При виде Кати Ли вскинул голову. В его пристальном взгляде сквозило уважение.

— Вы женщина недюжинного ума, — произнес он. — А я даже не подозревал об этом.

— Вы о подарке? Какие пустяки.

— И не только о нем.

Катя ждала, надеясь, что ничем не оскорбила гордого и скрытного китайца.

— Большинство женщин, — невозмутимо продолжал Ли, — способны управлять одним мужчиной — с помощью сокращений мышц кое-какого местечка. Но Катя Павлова повелевает десятками мужчин, а ее сокровенное местечко остается недосягаемым.

Ли произнес это беззлобно, словно искренне восхищаясь ее искусством.

Возможно, так и было.

Но Катя по-прежнему ждала, чувствуя, что он вот-вот придет к какому-то решению.

Еще минуту подержав паспорт на ладони, Тони сунул подарок во внутренний карман пиджака.

— Мне казалось, что я выше слабостей, — продолжал он, — но, как ни странно, вы ухитрились найти способ покорить даже меня.

В своей победе Катя была великодушна. Она улыбнулась Ли, как доброму другу, которого высоко ценила.

В этот момент он и вправду мог оказать неоценимую помощь. Прежде всего — в спасении Касатонова.

— Поговорим лучше о дружбе, — мягко предложила она.

Ли иронически улыбнулся.

— Полагаю, ваша власть надо мной, — пробормотал он, — восходит к тем временем, когда я проявил слабость в объятиях некоей женщины. Если бы не эта слабость, у меня никогда не было бы сына, а у него — моего внука, и я не оказался бы в долгу перед вами.

— Долг бывает обоюдным, — заметила Катя. — Потому и существует «Гармония».

Ли промолчал.

В этот миг Катя испытала почти облегчение — оттого, что ей пришлось просить об одолжении скрытного Тони Ли. Подобно всем мужчинам «Гармонии» и прочим мужчинам мира, Тони Ли обладал болезненным самолюбием. Он мог стать опасным врагом.

А Катя нуждалась в опасных друзьях.

— Мистер Ли, — начала она, — если не ошибаюсь, вы поддерживаете связь с лидером каренов, человеком, которого они называют «генералиссимусом маковых полей»?!

Ли мгновенно изменился, сбросив прежнюю маску интеллигентного, задумчивого человека. Широкая, подобострастная улыбка вновь расплылась по его лицу.

— Так оно и есть, — кивнул он.

— В верхнем течении Ланкан-Цзян, на реке Меконг, там, где она едва выходит за пределы Гималаев, есть городок под названием Баошань, — объяснила Катя. — По-моему, ваши друзья там полновластные хозяева.

Ли кивнул.

— Карены держат под контролем всю эту область, несмотря на то что она находится на территории народной республики.

— Могут ли карены вывезти ценный пакет из города, скажем, в Гонконг?

Ли снова кивнул.

— Если этот пакет невелик и достаточно ценен, тогда игра стоит свеч.

— Пакет маленький. Но стоит он в десять раз больше всей «Гармонии» и опиума-сырца, который армии каренов заготавливают за год.

Изумление лишь на миг проступило сквозь маску Ли.

— Это можно сделать, — ответил он.

— С вашей помощью?

Он кивнул.

— Для блага «Гармонии», — продолжала Катя, — я хотела бы, чтобы вы послали свое доверенное лицо в Баошань через четыре дня. Ему предстоит встретиться с человеком по имени Илья Касатонов.

— Касатонов? Один из ваших соотечественников? Как он выглядит?

Катя пропустила вопрос мимо ушей.

— Он будет единственным русским в Баошане, — пояснила она. — И привезет маленький, но очень ценный груз, который следует переправить в Гонконг.

— Это возможно.

( Можно ли также переслать пакет в Сиэтл, на северо-запад США?

— Да. Сколько времени у меня будет в запасе?

— Месяц.

Ли ненадолго задумался.

— Через месяц, — произнес он, — вы встречаетесь с одним высокопоставленным и таинственным джентльменом из Японии?

Катя поняла: обманывать Ли себе дороже.

— Совершенно верно, — подтвердила она.

— Этому грузу потребуются особые условия?

— Вполне возможно.

— Я должен позвонить, — заявил Ли.

— Ваши апартаменты готовы. Специально для вас я выписала повара из Тайбэя.

— И, должно быть, женщину с крохотными ножками из Фуцзяня, — добавил Ли с легким поклоном, — как и пышнотелую блондинку.

— Ваши желания для меня закон.

— А ваше гостеприимство, как всегда, несравненно.

Ли на этот раз поклонился еще ниже и направился выходу.

Катя ответила на поклон с истинно китайской точностью — проявив лишь ту меру уважения, какая была оказана ей, ни больше ни меньше.

Когда Ли покинул павильон, Катя подошла к де ла Пене, уже давно наблюдавшему за ней с другого конца комнаты. Тучный колумбиец развалился в низком кресле, две девушки ласкали его и с восторгом ловили каждое его слово.

— Не желаешь попробовать замороженных креветок? — спросила Катя.

Де ла Пена одобрительно заворчал. Повинуясь его краткому жесту, девушки, развлекавшие его, отступили к столу и застыли, ожидая, когда их позовут обратно.

— На что тебе сдался Тони Ли? — без обиняков спросил колумбиец.

Катя предпочла бы умолчать об этом, но де ла Пена был единогласно избран главой «Гармонии».

И все еще оставался на этом посту.

— С маршрутом, выбранным для перевозки подарка мистеру Кояме, возникли непредвиденные сложности, — пояснила Катя. — Мистер Ли поможет нам выбрать другой маршрут, более удачный.

— Тебе следовало обратиться ко мне. Я мог бы организовать перевозку через Таиланд. Один из лидеров «Триады» в долгу передо мной.

— Мистер Ли должен убедиться, что его ценят в «Гармонии».

Де ла Пена с сомнением хмыкнул.

— Этот груз, — добавила Катя, — более хрупкий, чем героин. У мистера Ли есть необходимые связи, он сумеет сделать так, чтобы о грузе позаботились должным образом. Иммигранты, которых он переправляет на Запад, возят для него контрабанду.

Де ла Пена пожал плечами и смирился с решением Кати. Его взгляд метнулся в сторону, к столу.

Заметив крупную выпуклость в промежности колумбийца, Катя решила действовать без промедлений. Очевидно, де ла Пену в этот момент не занимали ни еда, ни дела.

— Ты по-прежнему платишь тому адвокату из Вашингтона? — спросила она.

Де ла Пена раздраженно вскинул голову.

— Демосфена я держу на случай особо важных дел, — холодно объяснил он.

— Разумеется.

— После того что случилось с Международным кредитным и коммерческим банком, вашингтонские юристы стали гораздо осмотрительнее выбирать себе дела.

— Это вопрос жизни и смерти, — заявила Катя.

— Опять взятка?

— Нет. Нечто совсем иное.

Колумбиец улыбнулся, обнажив два ряда острых неровных зубов.

— Мой шестилетний сын умеет убивать лучше, чем любой адвокат, — заметил он.

Катя улыбнулась.

— Никакого кровопролития не предвидится, — заверила она. — Просто надо вовремя предупредить одну организацию, которая в последнее время доставила нам немало хлопот.

Взгляд де ла Пены устремился на Катю.

— Хлопот? — переспросил он.

— Да.

Катя опустилась на колени рядом с де ла Пеной, чтобы говорить, не опасаясь чужих ушей.

— Тебе известно, — прошептала она, приблизив губы к его волосам, от которых разило потом, — об американской группе частных детективов под названием «Риск лимитед»?

 

Глава 7

Тибет. Октябрь

Сначала Даниэлу Уоррен угнетала тишина. Восемнадцать часов она провела в одиночестве, прислушиваясь к каждому шороху в безжизненном воздухе крохотной каменной клетки глубоко под дворцом Потала.

А теперь тишина сменилась пронизывающим, назойливым ревом двигателя, находящегося в двух футах от головы Дэни. Этот шум сводил ее с ума — или свел бы, если бы она не взяла себя в руки.

«По крайней мере теперь я не одна», думала Дэни.

С другой стороны, она не была уверена, что компания, в которой она оказалась, — благо. Несомненно, в этом ящике было бы гораздо просторнее без скорчившегося под ней Шрна Кроу.

Незадолго до рассвета они вдвоем втиснулись в ящик для контрабанды под сиденьем в кабине грузовика, совершающего рейсы через всю страну. Этот ящик представлял собой металлическую коробку размером примерно с гроб.

Такое тесное вместилище не было предназначено для контрабандной перевозки людей. Оно не могло похвалиться комфортом, привычным для человека, разве что тело Шона отчасти заменяло Дэни матрас.

Впрочем, матрасом его можно назвать лишь с большой натяжкой, размышляла Дэни. Тело Шона оказалось немногим мягче стали.

Дэни знала об этом, поскольку в своем положении могла оценить каждый твердый дюйм тела Шона Кроу. «Ну, не совсем каждый дюйм», — мрачно поправила себя Дэни.

Ее собственное ироническое восприятие ситуации то изумляло Дэни, то вызывало у нее отвращение. Вот уже несколько часов подряд им пришлось лежать в немыслимо интимной позе — один на другом.

Правда, выбор позы диктовался отнюдь не их желанием. Лишь только таким образом им удалось вдвоем втиснуться в тайник.

Еще вчера Дэни не могла себе представить, что сумеет пролежать много часов подряд в ящике с незнакомцем, с каждым вдохом чувствовать прикосновение его тела к груди, почти ощущать каждый его выдох. Мысль о такой нежелательной близости повергла бы ее в ужас.

Но вчера она еще многого не испытала, в том числе-не видела, как падает у ее ног убитый человек.

«Век живи — век учись, — напомнила себе Дэни. — По крайней мере я еще жива и могу учиться, а Фан — нет. Без Шона я бы тоже погибла».

Она тревожилась, понимая, что обязана жизнью рослому незнакомцу. Но еще больше Дэни беспокоило ее женское "я", давно уже погребенное в глубине души, а теперь наслаждавшееся прикосновением тела Шона и его острым мужским запахом.

Может быть, только потому, что запах Шона лучше, чем изнеможение, пыталась убедить себя Дэни. И гораздо приятнее вони дешевых сигарет водителя.

О чем размышляет Шон, чувствует ли он ее запах?

Эта мысль тревожила, но Дэни не прогоняла ее. Было гораздо лучше думать о чем угодно, только не об усталости, тошноте и ужасе, едва прикрытых черным юмором и с трудом поддерживаемым самообладанием.

Это — приключение, уже в сотый раз уверяла себя Дэни. Именно из-за приключений она всегда предпочитала экспедиции. Приключения манили ее куда сильнее бумажной работы в академии.

Но риск в этом приключении был слишком велик.

Грузовик резко тряхнуло. Дэни ударилась о крышку ящика и снова приземлилась на грудь Шона.

Поначалу шум был для Дэни куда более мучительной пыткой, чем удары о металлический гроб и тело незнакомца. Но спустя пять часов Дэни привыкла к гулу мотора.

Перемена в ее чувствах к Шону была более неуловимой. Его сила больше не беспокоила молодую женщину. То, что Шон спас ей жизнь и, казалось, пренебрегал физической близостью с той же решительностью, как и она, успокоило Дэни гораздо лучше любых слов.

Каким бы человеком ни был Шон Кроу, он ничем не напоминал бывшего мужа Дэни.

Шоссе возобновило длинный, мучительный подъем, по склонам Гималаев. Оглушительный шум двигателя превратился в сплошной скрежет. Слышался лязг железа. Густые выхлопы дыма из проржавевшего и изнемогающего нутра грузовика смешивались с табачным дымом из кабины над головами Дэни и Шона.

Мрачно хмурясь, Дэни дышала носом и сквозь стиснутые зубы. Борясь с тошнотой, она напоминала себе, что ее единственный выбор — настоящий гроб вместо тайника контрабандиста.

Без этого грузовика у них не было бы шансов ускользнуть из оцепления, устроенного полицией и армией вокруг Лхасы. Но даже понимая это, Дэни медлила, увидев металлический ящик, которому предстояло стать их пропуском на свободу.

Не говоря ни слова, Шон забрался в ящик и улегся на спину. Его плечи были слишком широки, и ему пришлось спрятать одну руку под себя.

Дэни молча устроилась поверх Шона, скорчившись на боку и стараясь как можно меньше прикасаться к нему. Каким бы неудобным ни было ее положение, Дэни понимала: Шону приходится еще хуже.

Однако прошло уже несколько часов, а он ни разу не шевельнулся.

Если бы Дэни не чувствовала его ровное дыхание, она решила бы, что Шон мертв. Его веки опустились, тело казалось совершенно расслабленным. В подобном состоянии Дэни доводилось видеть только монахов, в совершенстве изучивших искусство медитации, которая была сродни самогипнозу.

Грузовик подпрыгнул и с силой ударился о дорогу. Лязгнул металл.

Шон почти не замечал шума и вони, словно был отгорожен от них стеной. Левая рука посылала болевые сигналы его безучастному мозгу. Правая рука давно онемела под тяжестью Дэни.

Но физическое неудобство для Шона, казалось, не существовало. Все его мысли были сосредоточены на поверхности замка металлической крышки ящика, на расстоянии нескольких дюймов от его головы. Это был единственный предмет, которому Шон позволил существовать в своей личной вселенной. Он изучал замок с неослабевающим интересом.

Все прочее было нереальным — кроме замка и разума медитирующего Шона.

Несмотря на тряску, оглушительный шум двигателя и лязг металла, удушливый запах и гораздо более притягательный женский аромат Даниэлы Уоррен, Шон упорно обдумывал реальность существования замка.

Он вспоминал историю возникновения таких замков.

Он думал об инструментах, необходимых для изготовления замков.

Он представлял себе, как поколения разумных приматов изобрели эти инструменты.

Он даже потратил некоторое время, пытаясь вообразить, что случилось бы, если бы все замки мира исчезли одновременно.

Шон думал обо всем, чтo отвлекало его мысли от спертого воздуха, назойливого шума и соблазнительного запаха женщины, голова которой покоилась у него на плече.

Он старательно отгонял от себя мысли о теле Дэни, лежащей на нем в интимной позе.

Повернув голову, Шон видел лучик света, пробивающийся в щель между кабиной и днищем грузовика, везущего восемь тонн самого разного груза.

Он знал, что грузовик уже миновал два армейских контрольно-пропускных пункта. Первый был постоянным постом на дороге, ведущей в столицу Непала Катманду. Очевидно, вторым был вспомогательный пост, предназначенный для поимки Дэни и его, Шона.

Такие напоминания о том, почему они втиснуты в этот ящик, помогали Шону поддерживать сосредоточенность. Но постепенно он начинал отвлекаться.

Сначала он винил в недостаточной сосредоточенности только самого себя.

«Я устал, — мысленно уверял он. — Слишком устал, чтобы владеть собственными мыслями, а тем более направить их по пути буддистов».

Но едва придумав это объяснение, Шон отверг его. Он медитировал по многу часов подряд в гораздо более неудобных позах и обстоятельствах, по сравнению с которыми тесный ящик казался царским ложем.

«Все дело в Дэни, — наконец признался себе Шон. — Я мог бы не замечать, как она прижимается ко мне, но я чувствую, как ей неудобно».

Тело Дэни утратило свою мягкость. Оно онемело от попыток держаться подальше от Шона и уберечься от непредсказуемых толчков.

Шон мог бы объяснить ей, что первое ни к чему, а второе — невозможно.

Может, она оцепенела от страха, размышлял он.

В катакомбах под дворцом Потала они не провели рядом ни минуты. Шон подозревал, что запертая с ним в одном помещении Дэни встревожится еще сильнее.

«Возможно, это ошибка, — думал он. — Может, мне только показалось, что она невзлюбила меня с первого взгляда. Всякое случается…»

Шон провел немало времени среди буддийских монахов, но не забыл, как женщины смотрят на мужчин, вызывающих у них интерес.

«Едва Дэни заметила меня в отеле Лхасы, как ее глаза послали недвусмысленный сигнал. Пошел прочь, как сказала бы Кассандра».

Кассандра достигла высот в искусстве подобных взглядов за годы, проведенные на посту посла. Шон не раз оказывался мишенью для нее, работая в «Риск лимитед».

Не то чтобы Шон стремился переспать с Кассандрой — совсем напротив.

«Лучше бы за это дело взялся Джилли, — досадовал Шон, — и у моей матери не было бы сыновей-болванов».

Их и не было — до недавнего времени.

Совсем недавнего, уточнил Шон. Пока женщина с ореховыми глазами и сладко пахнущими волосами не помешала ему сосредоточиться.

«Расслабься, Дэни, — мысленно посоветовал ей Шон. — Мы выберемся отсюда живыми. Может, оглохнем, но в остальном будем невредимы».

С тех пор как они забрались в этот ящик, грохот двигателя не давал им ни малейшей возможности обменяться хотя бы парой фраз. Иначе Шон заверил бы Дэни, что приступы клаустрофобии в подобных обстоятельствах не только нормальны, но и неизбежны.

«Видишь этот лучик света? — Шон продолжал мысленно обращаться к Дэни. — Там еще существует мир. Скоро мы окажемся там. Надеюсь, сегодня ты не утратила вчерашнего энтузиазма».

Шон знал, что Дэни уже не пылает азартом. Но самая опасная во многих отношениях часть пути им еще только предстояла.

Грузовик достиг перевала. Внезапно в мире вновь воцарилась тишина.

Дэни поняла почему, и это ее не утешило. Ей и прежде случалось путешествовать с водителями-тибетцами. Она знала их привычку спускаться на нейтральной передаче, с выключенным двигателем, с самых опасных перевалов, когда машину не сдерживало ничего, кроме тормозов, колодки которых были такими же истертыми, как горный воздух на высоте шестнадцати тысяч футов разреженным.

Внезапное и полное оцепенение тела Дэни рассеяло остатки сосредоточенности Шона.

— С вами все в порядке? — спросил он. Это были первые слова, которые он смог произнести за последние несколько часов.

— В полном, — сквозь стиснутые зубы выговорила Дэни.

Ответ не убедил Шона.

— Внизу, на дороге, пока у меня не затекла рука, я чувствовал, как вы дрожите, — сообщил он.

— Я в порядке, — повторила она. — Жаль только, если все эти муки окажутся напрасными.

— Они не напрасны. Тибет кишит вооруженными людьми. Они рыщут повсюду и не успокоятся, пока не найдут нас.

— Но почему? Неужели они думают, что мы убили Фана?

— Им наплевать на еще одного мертвого контрабандиста. Они думают, что шелк у нас.

— Откуда вы знаете?

— В Лхасе у меня есть надежные агенты, — пояснил Шон. — Вы не могли бы на минутку приподнять голову?

Дэни вскинула голову и с силой ударилась о выступающий металлический угол крышки, сдавленно вскрикнув от боли и досады.

— Извините, — произнес Шон.

Он передвинул руку. Ощущения начали возвращаться: сначала — резкой болью, а затем покалыванием и пощипыванием во всех мышцах.

— Все в порядке, — сообщил Шон. — Ложитесь нормально.

— Нормально? — проворчала Дэни, но снова положила голову на плечо Шона. — Что же в этом нормального?

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — осведомился он. —Правда, мне не удастся полностью исчезнуть.

Беспокойство Шона о ней было настолько неожиданным, что Дэни рассмеялась.

— Исчезнув, вы мне не поможете, — заявила она. — Вы мягче металлической коробки — правда, совсем не намного.

Улыбка Шона сверкнула в луче света, просочившегося в ящик из кабины.

— И кроме того, — добавила Дэни, — жаловаться следовало бы не мне, а вам.

— Почему?

— Вы же снизу.

Грудь Шона затряслась от беззвучного смеха. Дэни ощущала его каждой клеточкой тела и задумалась, чувствует ли Шон так же ее смех. Эта мысль была заманчивой и тревожной.

— Сколько нам еще придется торчать здесь? — осведомилась она.

— Еще три часа, — ответил Шон. — А может быть…

Конец фразы потонул в лязге металла и возобновившемся реве двигателя: грузовик вновь начал взбираться в гору.

Дэни вздохнула и принялась размышлять о том, сколько длятся три часа.

Должно быть, долго, решила она наконец. Целую вечность.

Шон вновь сосредоточился на замке, удерживающем крышку ящика, старательно запоминая каждую выпуклость, вмятину и шероховатость металла.

Это продолжалось двадцать томительных минут.

Постепенно Шон осознал, что тело Дэни вновь затвердело.

В мире опять воцарилась тишина.

— Еще три часа, а может быть, и все четыре, — быстро произнес Шон, возобновляя прерванный разговор. Дэни с трудом сдержала стон.

— Дышите только ртом, — посоветовал Шон. — Как можно медленнее. Так меньше ощущается вонь выхлопов.

Он не добавил только, что при сосредоточенности на дыхании время пройдет быстрее.

Дэни старательно принялась дышать ртом.

Спустя несколько минут Шон почувствовал, что напряжение начинает покидать ее тело. Повернув голову, он взглянул на нее.

Дэни лежала, зажмурившись так крепко, что в уголках ее глаз веером разбежались морщинки.

— Откройте глаза, — произнес Шон. — Найдите какой-нибудь предмет и смотрите на него.

Дэни нехотя разомкнула веки.

Вид ящика изнутри был неутешительным. В конце концов Дэни остановила выбор на измятой рубашке цвета хаки, облегающей грудь Шона и находящейся в фокусе ее зрения.

— Думайте о том, что видите, — продолжал давать советы Шон. — Пусть о равновесии заботится ваше тело, а не мозг.

— Легко сказать!

— А вы попытайтесь.

Почему бы и нет, спросила себя Дэни. Способ мог подействовать. Похоже, сам Шон гораздо легче переносит неудобства.

Дэни хватило незначительного усилия, чтобы представить себе рубашку Шона пустынным горным ландшафтом Тибета, напоминающим лунный пейзаж. Она лежала на ковре-самолете, глядя вниз, на расстилающийся под ней простор.

Внезапно в ящике стало гораздо больше места. Дэни невольно вздохнула и вновь расслабилась на своем личном волшебном ковре.

— Так лучше? — спросил Шон.

Дэни едва заметно кивнула.

Шон почувствовал ее движение бицепсом и понял, что она постепенно расслабляется.

«Браво, — молча зааплодировал он. — Тебе еще понадобится сила для предстоящего пути».

— Скажите, кто вы? — вдруг спросила Дэни. — Агент ЦРУ?

В ответ Шон издал нечто, отдаленно напоминающее смех.

— Значит, мы вернулись к прежнему разговору?

— Вы велели мне найти какой-нибудь предмет, на который следует смотреть. Кроме вас и ящика, здесь ничего нет, а ящика мне уже хватит на всю оставшуюся жизнь.

— С чего вы взяли, что я из ЦРУ?

— Вы знакомы с изнанкой жизни, ее тайной стороной.

— Вот как?

— Да. Ни одному нормальному гражданскому лицу не удалось бы вывезти меня из Лхасы живьем.

Шон не стал спорить. Он слишком хорошо помнил, какое решение принял, когда оказался перед выбором.

Спасти шелк или спасти эту женщину.

— Вас тоже не назовешь заурядным человеком, — заметил Шон.

— Вы хотите сказать, что я глупа? — уточнила Дэни.

— Сначала я так и подумал.

— Благодарю.

— Не стоит. Но затем я изменил мнение.

— Почему?

— Будь вы глупой, вы завизжали бы прежде, чем мы покинули Лхасу, — как только оказались бы в этой коробке.

— Это комплимент?

— Нет, факт.

Дэни обдумывала эти слова на протяжении еще нескольких толчков и рывков машины. Затем она вспомнила, что Шон так и не ответил на первый вопрос.

— Значит, вы из ЦРУ? — напрямик спросила она.

— Нет. Я гражданское лицо. Работаю в организации под названием «Риск лимитед».

— Никогда о такой не слышала.

— За это мы и платим хорошие деньги нашим агентам по связям с общественностью, — пояснил Шон, — чтобы наше название не появлялось в печати.

— База «Риск лимитед» находится в Азии?

— В США.

— Далеко же вы заехали от дома!

— У нас заключен — то есть был заключен — контракт с Лазурной сектой буддистов, по которому мы должны были предоставлять охрану и консультации. Вероятно, теперь контракт будет разорван.

— И все-таки вы из ЦРУ, — скептически заметила Дэни.

Шон глубоко вздохнул, стараясь избавиться от раздражения.

— Какая вам разница? — наконец спросил он,

— Пожалуй, никакой, — отозвалась Дэни. — По крайней мере вы не пытаетесь выдать себя за одного из нас.

— Кого это «нас»?

— Некоторые тайные агенты предпочитают легенды об академическом прошлом.

— Возмутительно! — сухо откликнулся Шон.

— Вы чертовски правы, — выпалила в ответ Дэни. — Археологам и без того приходится нелегко в странах третьего мира. Нам ни к чему шпионы под видом искателей раритетов.

Шон хотел было ответить, но его прервало внезапное завывание двигателя грузовика.

Дэни напряглась.

Спустя несколько минут Шон почувствовал, как она снова расслабилась. Интересно, на чем она сосредоточилась на этот раз? Он попытался слегка повернуть голову, чтобы увидеть, куда она смотрит. Глаза Дэни были открыты, но он видел лишь густые длинные ресницы.

«Ни тени косметики, — невольно отметил Шон. — Блестящие и чистые. Даже под таким углом она видит только мою рубашку».

Любопытно, что она там разглядела? Пот? Грязь?

Он мысленно пожал плечами. Что бы ни заметила Дэни, это зрелище ее отвлекло.

Он вновь уставился на замок над головой, но тот потерял всякую таинственность. Шон начал разглядывать ресницы Дэни.

Черные бабочки, наконец решил он. Отдыхают.

Внезапно ему вспомнилась древняя китайская загадка: "Вчера ночью мне снилось, будто я бабочка. Проснувшись, я обнаружил, что я человек.

Или же я бабочка, которой снится, что она стала человеком?"

Загадка заинтересовала Шона больше, чем ржавый замок, и оказалась менее будоражащей, чем вид ресниц Дэни.

Долгое время они лежали каждый в своем мире, забыв о реве, вони и клаустрофобии.

Неожиданно звук двигателя изменился. Водитель трижды грубо нажал на педаль акселератора.

Бабочка наконец решила, что она все-таки человек, а человек впал в глубокий транс.

Дэни приподняла голову и хотела что-то сказать, но Шон заставил ее замолчать резким кивком.

Водитель дал по тормозам, так что они завизжали.

— Солдаты, — еле слышно выговорил Шон.

Дэни похолодела.

Грузовик остановился. Двигатель продолжал урчать, работая вхолостую.

Сквозь это урчание Дэни различала хриплые команды на китайском языке и невнятные ответы на тибетском наречии.

Крохотный лучик света в их гробу угас. Его заслонила темно-зеленая завеса. Грудь солдата с лакированной красной звездой.

Армия Китайской Народной Республики. «О Господи, — промелькнуло в голове у Дэни. — Нас все-таки поймали».

 

Глава 8

Дэни инстинктивно затаила дыхание, съежилась в комочек, словно стараясь исчезнуть, и при этом ощутила напряжение мужчины, лежащего под ней.

Как ни странно, это успокоило ее. Шон казался таким мощным, сдержанным, самоуверенным, что Дэни не верилось, будто его терзает тот же самый страх. Чувствуя, как напрягся Шон, Дэни сочла, что она не так одинока.

Она знала китайский слишком плохо, чтобы понять разговор между водителем грузовика и солдатами.

Но Шон знал его. Он внимательно прислушивался, желая понять, что им предстоит испытать.

Водитель угощал солдат сигаретами. Этой маленькой «любезности», заменяющей взятку, ждали от всех водителей грузовиков на официальных контрольно-пропускных пунктах.

Водитель и солдаты стояли у машины, курили и болтали, ежась под пронизывающим ветром. Прислушавшись к вялой и ни к чему не обязывающей беседе — о холоде, выпивке, упрямом начальстве и назойливых женщинах, — Шон перевел дух.

Эти солдаты вовсе не разыскивали двух беглых американцев. Им просто наскучило торчать на посту, затерянном в Гималаях.

Наконец двигатель грузовика снова взревел. Выпустив оглушительный выхлоп густого дыма, он пронесся под шлагбаумом. Несколько раз подпрыгнув на ухабах, водитель перевел машину на нейтральную передачу и бесшумно покатился вниз по склону.

Шон почувствовал себя увереннее. Считать, что они оказались в безопасности, было еще слишком рано, но свобода уже приближалась.

— Наконец-то! — воскликнула Дэни. — Я соскучилась без этих выхлопов.

— Вы шутите?

— Ничуть. Пока двигатель не работал, я успела замерзнуть.

— Расстегните пальто, — деловито приказал Шон. — Моего тепла хватит на двоих.

Озадаченная Дэни вскинула голову, пытаясь взглянуть Шону в лицо. За свою опрометчивость она поплатилась еще одной шишкой на макушке. Ее голова снова упала на грудь Шону.

Загрохотал рычаг передачи. Двигатель взревел и выл не переставая, пока грузовик набирал скорость на усыпанной гравием дороге.

Шум вновь заглушил голоса.

Грузовик карабкался все выше и выше, пока наконец даже тепло работающего двигателя не перестало согревать Дэни.

«Расстегните пальто. Моего тепла хватит на двоих».

Выполнить эту просьбу в тесном ящике оказалось непросто, но наконец Дэни сумела расстегнуть пальто, препятствующее теплу тела Шона.

Очень быстро она обнаружила, что Шон прав: его тепла действительно хватало на них обоих.

С протяжным вздохом Дэни расслабилась и вновь позволила мыслям витать по горам и долинам своего горячего волшебного ковра.

Шон ощущал на шее тепло ее дыхания, мягкое прикосновение щеки и проклинал свое нелепое предложение расстегнуть пальто.

«Я бабочка, которой снится, что она человек», — решил Шон.

При таких обстоятельствах выбор у него был небогатым. Если он бабочка, то Дэни должна быть цветком, иначе ее вес раздавил бы его.

Логично, похвалил себя Шон. Вот ключ к контролю над собой. Бабочка и цветок. Бабочки прекрасны и нежны, они запускают хоботок между шелковистых лепестков, пока оттуда не потечет теплый нектар…

Шон мгновенно сосредоточился на замке ящика. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем бедлам в металлической коробке прекратился. Он заморгал, возвращаясь к реальности, и попытался определить, что за свет проникает в ящик.

Начало дня.

Водитель свернул на дорогу, уводящую от главного шоссе. Заглушив двигатель, он вышел и помочился у задних колес грузовика. Затем, обойдя машину, он принялся проклинать двигатель словами, которых монаху не следовало знать.

— Приготовьтесь, — прошептал Шон.

— К чему?

— Вы сможете идти или понести вас?

— Об этом мы уже говорили.

— Да. Отвечайте.

— Я смогу идти сама.

— Если почувствуете, что ноги вас не держат, я понесу вас.

В этом Дэни не сомневалась. Голос Шона был таким же ровным и холодным, как стенки металлического гроба вокруг них.

Резкие, скрежещущие звуки огласили округу, когда монах поднял крышку капота грузовика. Он вернулся в кабину, бормоча на горном диалекте что-то о паршивых инструментах и норовистом демоне-яке, сделанном из железа.

Склонившись в кабине над сиденьем, он быстро произнес на правильном английском:

— Живее! Недалеко от машины есть маленький храм. Рюкзак оставлен позади него. Как только я подниму сиденье, вылезайте и бегите прочь.

— Сзади все чисто? — еле слышно спросил Шон.

— В двух милях от нас армейский патруль.

— Ч-черт!

— Я уведу его, а вы поторопитесь!

Водитель поднял сиденье, и яркое дневное солнце мгновенно ослепило Дэни. Она растерянно заморгала и, застонав, попыталась перевести затекшее тело в сидячее положение. Она успела увидеть, что водитель подступает к двигателю с гаечным ключом в руке.

Свободная рука Шона схватила ее за плечо. Дэни испуганно вскрикнула, когда он рывком посадил ее.

— Вы можете двигаться? — спросил Шон. Не ответив, Дэни начала выбираться из ящика. Свежий воздух вонзился в ее легкие, как нож. Справа Дэни разглядела маленькое каменное святилище. Истрепанные шелковые молитвенные свитки хлопали на ветру, посылая безмолвные и бесконечные мольбы о спасении горным богам.

— Откройте дверь со стороны пассажирского сиденья и бегите к святилищу, — приказал Шон. — Только пригнитесь. В таком воздухе все видно за сотни миль.

Подавив стон от боли в оцепеневших мускулах, Дэни перебралась через пассажирское сиденье грузовика. Едва ее ноги коснулись земли, колени подкосились. Она упала на колени, стараясь удержать равновесие и одновременно застегивая пальто.

Но прежде чем она успела справиться с первой пуговицей, Шон приземлился рядом с ней. Широкая ладонь обхватила ее плечо, помогая сохранить равновесие.

Дэни с досадой отметила, что Шон движется с поразительной легкостью для такого крупного человека, много часов подряд проведшего в позе сардины, втиснутой в банку.

— Живее, живее! — приглушенно подгонял водитель.

Шон метнулся вперед, рывком поставив Дэни на ноги. Несмотря на необходимость пригибаться к земле, он двигался на удивление быстро да еще успевал тащить за собой Дэни.

— Спасибо, Дорджи, — тихо произнес Шон. — Пусть тебе улыбнется демон.

— И тебе тоже, достопочтенный хозяин, — отозвался водитель. — Скорее!

Когда Дэни и Шон скрылись в тени святилища, водитель захлопнул капот и мгновенно уселся за руль. Запустив грохочущий двигатель, он вывел машину на шоссе, прибавил газу и устремился вниз по дороге.

Дэни сидела, привалившись спиной к каменной стене святилища, и глубоко вдыхала чистый, холодный, разреженный воздух. Пока Шон рылся в потертом кожаном рюкзаке, приготовленном для них, она закончила застегивать пальто.

С дороги позади них донесся рев еще одной машины, приближающейся к святилищу.

Шон склонил голову набок, прикидывая расстояние, и принял решение за какую-нибудь пару секунд.

— В тридцати ярдах отсюда есть расселина, — торопливо проговорил он, указывая направление. — Видите?

Дэни кивнула.

— Туда мы и направимся, — заявил Шон. — И немедленно!

Без дальнейших предупреждений он схватил Дэни за руку и бросился бежать. Повсюду валялись гладкие валуны и неровные каменные глыбы, словно некий огромный храм был разрушен беспечным божеством.

Достигнув края расселины, Шон не замедлил бег. Он просто стащил Дэни вслед за собой по крутому склону и указал на пересохшее русло ручья.

— Бегите во весь дух! — велел он, сопровождая приказ весьма ощутимым толчком.

Дэни сорвалась с места.

Шон не отставал от нее. Топот ног по неровной, каменистой земле скоро был заглушен надрывным дыханием Дэни. Ей казалось, что она пробежала уже целую милю, хотя на самом деле едва преодолела сотню ярдов.

Внезапно Шон рванул ее в сторону и затащил в маленькую сухую пещеру, вырытую потоками талой воды под нависшим берегом.

— Подождем здесь, — отдуваясь, произнес он. — Ничего получше нам не найти.

Дэни молча кивнула. Ловя ртом воздух, она не могла терять силы на разговоры.

— Как нога? — спустя минуту спросил Шон. — Вы можете идти?

Дэни снова кивнула.

Едва коснувшись ладонью ее щеки, Шон улыбнулся.

— Я так и знал, что вы крепче, чем кажетесь на вид, ѕ заявил он.

Дэни ответила ему невольной улыбкой, одновременно с раздражением думая о том, что ее спутник даже не запыхался.

— А что теперь? — пробормотала она.

— Придется ждать.

— Проводника?

— Нет, солдат КНР. — Шон ткнул большим пальцем назад, в направлении святилища. — Только не шумите, хорошо?

Дэни кивнула.

Шон съехал по шероховатому руслу ручья и теперь мог смотреть в сторону храма, оставаясь невидимым.

Спустя несколько мгновений тяжелая зеленая машина китайской армии показалась из-за поворота и устремилась к святилищу со скоростью тридцать миль в час.

Шон ровно дышал, ожидая новых сюрпризов тибетских демонов.

Машина промчалась мимо, не замедлив хода.

Шон пробормотал тибетскую благодарственную молитву, а затем вернулся к Дэни.

Она сдержала обещание и не сдвинулась с места.

— Ну, что там? — спросила она.

— Солдаты КНР из Лхасы, — коротко отозвался Шон. — Висят на хвосте у Дорджи. Ему не поздоровится, если его догонят.

— Но зачем им сдался водитель грузовика, сидящий на пустом ящике?

Не отвечая, Шон бросил еще один взгляд поверх берега сухого ручья. И грузовик Дорджи, и армейская машина уже скрылись из виду. Шон послал безмолвную молитву вслед за грузовиком и повернулся к Дэни.

— Дорджи не просто водитель грузовика, — сообщил он. — Он священник, монах из Лазурной секты.

Дэни уставилась на него.

— Он один из моих лучших учеников, — добавил Шон. — А если солдаты догонят его, он наверняка погибнет.

У Дэни перехватило дыхание. Она вспомнила, как Дорджи назвал Шона — «достопочтенный хозяин».

— Разве мы не могли помочь ему? — пробормотала она.

— Дорджи примирился с собой и своими богами, когда вызвался вести этот грузовик.

— Но…

— Все, что нам остается, — позаботиться, чтобы его жертва не оказалась напрасной, — резко перебил Шон. — Идемте.

Дэни огляделась. Голая степь простиралась во все стороны на сотни миль. Ни одно из направлений не казалось хоть чем-нибудь лучше других.

— Куда? — спросила Дэни.

— Доверьтесь мне, — иронически посоветовал Шон.

— Разве у меня есть выбор?

— Есть: идти своими ногами или трястись у меня на плече.

Дэни поднялась.

— Правильно, — кивнул Шон. — Лучше идти самой. Но если вы передумаете, сообщите мне.

— Я всю жизнь передвигаюсь без посторонней помощи, — процедила Дэни сквозь зубы.

— Но не на такой высоте.

— Я прожила среди пастухов несколько месяцев.

— Ну, тогда все понятно.

— Что?

— Ваше пальто. Он выглядит так, словно вы отобрали его у какого-нибудь китайского оборванца.

Шон взял Дэни за руку.

— Идемте, — произнес он. — За два часа нам предстоит преодолеть пять километров. И при этом подниматься в гору.

Дэни стряхнула руку Шона. Его хозяйский жест вызвал у нее невольную неприязнь.

— Я вам не рюкзак, — выпалила она. — Незачем тащить меня за собой.

Шон смерил ее взглядом, отвернулся и зашагал прочь.

Дэни немедленно последовала за ним.

В течение первого часа Шон двигался быстрым шагом по сухому, бесплодному плоскогорью. Его ноги были длинными, он привык к разреженному воздуху, находился в отличной форме и знал, что с каждым шагом приближается к спасению.

Дэни привыкла к горам, однако ноги у нее были покороче. Временами ей приходилось почти бежать следом за Шоном. Щиколотка наконец-то перестала ныть, но Дэни знала, что позднее, когда они остановятся передохнуть и она озябнет, ей придется расплатиться сполна.

Над горами сгущались тучи. Шон наблюдал за ними с растущим недовольством, но не вымолвил ни слова.

По подсчетам Дэни, они преодолели четыре километра, когда Шон остановился чуть ниже гребня, перевалив через очередной крутой холм. Дэни молча присела на ближайший валун, старательно дыша.

Шон окинул ее пристальным взглядом. Дэни побледнела, задыхалась, но бодрость еще не оставила ее. Кивнув, он отвернулся и поднялся к гребню, глядя сверху вниз на дорогу.

Казалось, на земле нет ни единой живой души. И ничего другого, кроме камней.

Белесая нить гравийной дороги вилась по голой равнине. Небо выглядело таким же пустым, как дорога. Не видно было даже грифов. Солнце стояло над снеговыми шапками гор.

Через полчаса солнце скроется за их вершинами. Тогда здесь воцарится безжалостный холод.

Когда Шон вернулся к Дэни, она дышала спокойно и размеренно. Взяв ее за руку чуть пониже края перчатки, Шон принялся считать пульс.

— Что вы… — начала было она.

— Тише! — перебил Шон. Дэни изумленно повиновалась.

— Меньше восьмидесяти ударов в минуту, — сообщил Шон, отпуская ее запястье. — Значит, насчет жизни среди пастухов вы не соврали. Мы поднялись почти на тысячу футов, пройдя четыре километра.

Дэни ощутила внезапный прилив гордости. Она шла, не отставая, за рослым мужчиной недюжинной силы — и это несмотря на растянутую щиколотку!

«Если бы только Стив видел меня сейчас, — пронеслось в голове у Дэни. — Я бы пристыдила этого надменного подонка!»

— Какая хищная улыбка! — заметил Шон. — Рад, что в вас еще хватает перца и желчи.

— Почему? Нам осталось пройти всего один километр.

— Да. Вот этот километр. — Шон указал на крутой склон, возвышающийся над ними.

Прищурившись и дав волю услужливому воображению, Дэни с трудом разглядела тропу, вьющуюся по неприступному с виду, усеянному каменными глыбами склону. Ее сердце ушло в пятки.

— Дьявольщина! выпалила она.

— Точно так же выразился бы Джилли.

— Кто такой Джилли?

— Там, наверху, есть пещера отшельника, — сообщил Шон, пропустив мимо ушей вопрос Дэни. — Рядом в провале находится озеро и небольшое пастбище для яков.

— Ничего не вижу.

— Там рано темнеет, — продолжал Шон, глядя на склон, — и звезды появляются во всей красе. Сейчас там нет ни души.

Дэни исподволь взглянула на Шона.

— Похоже, вы не раз бывали здесь, — заметила она.

— Я прожил здесь полгода.

— И пасли яков? — недоверчиво спросила она.

— Нет. Медитировал, чтобы стать монахом Лазурной секты.

Не давая Дэни опомниться, Шон вскинул на плечо рюкзак и направился вверх по склону. Он шел, не оглядываясь.

Преодолев первые сто ярдов тропы, Дэни перестала заботиться о том, смотрит ли на нее Шон. Она успевала только идти и дышать одновременно.

С заходом солнца поднялся ветер. Для холода не было ни единой преграды.

К тому времени как Дэни достигла убежища, Шон успел развести костер в крохотной хижине и вскипятить воду в закопченном чайнике. Дэни нырнула в низкую дверь с громким стоном облегчения, наконец-то укрывшись от ветра.

Солнце еще озаряло снежные вершины на высоте нескольких тысяч футов над хижиной, но воздух в укромной долине стал морозным, как жидкий лед.

Глядя на пламя в маленьком, сложенном из камней очаге, Дэни всем своим существом понимала, почему первобытный человек поклонялся огню.

В течение нескольких минут она молча переводила дыхание и согревала онемевшие пальцы над огнем. Она предпочла бы костер побольше, но рядом лежала лишь жалкая кучка дров.

— Вряд ли этого нам хватит на вею ночь, — заявила Дэни.

— Будь вы моим послушником, я отправил бы вас за сухим навозом яков.

— Никуда я не пойду, не надейтесь, — отозвалась Дэни. — Вы не монах, а я не ваш слуга.

Шон слегка улыбнулся.

— Такие, как вы, не становятся монахами, — добавила Дэни.

— Почему вы так решили?

— Похоже, первая моя догадка насчет вашей профессии была самой правильной.

— Вы говорите о ЦРУ?

Дэни кивнула.

— Когда-то я и вправду работал у них, — признался Шон, — еще в те времена, когда шла грязная война в Афганистане. Но потом, как говорится, наши пути разошлись.

Судя по тону Шона, расставание было не из приятных.

— Итак, — подытожила Дэни, — вы были шпионом и отшельником. Кем же еще?

Он пожал плечами.

— А еще — сотрудником частной благотворительной организации, заботящейся о развитии и процветании общества.

Дэни не выдержала и расхохоталась.

— О развитии общества? — язвительно переспросила она. — Вы? Это с вашим-то прошлым агента ЦРУ? И чем же вы занимались? Тренировали партизан?

Шон вытащил из рюкзака металлический футляр и принялся открывать его.

— Я копался в земле, — сообщил он.

— Минировали что-нибудь?

— Напротив — разминировал. Русские расставляли противопехотные мины по всему Афганистану. Моджахеды делали то же самое.

— Ну и что?

— А то, что, когда война кончилась, кому-то надо было взяться за дело и обезвредить мины, пока на них не наткнулись соседские дети.

Дэни застыла над огнем, недоверчиво уставившись на Шона. Его невозмутимость леденила кровь.

— Вы зарабатывали себе на хлеб, разыскивая и обезвреживая противопехотные мины? — наконец переспросила она.

— А еще учил гражданское население обращаться с ними.

— О Господи!

— Господи тут ни при чем, — известил ее Шон. — По оценкам ООН, по всему миру сейчас расставлено около пяти миллионов заряженных противопехотных мин. Платят они не слишком щедро, зато работы всегда хватает.

— Почему же вы бросили ее?

Шон на миг оторвался от странной металлической конструкции, которую собирал. Его глаза бесстрастно блестели из-под опущенных век.

— Вы задаете слишком много вопросов.

— Если вспомнить, что мне пришлось пережить с вами за прошедший день, — возразила Дэни, — можно сказать, что я на редкость нелюбопытна.

Выражение лица Шона смягчилось. Он вновь принялся собирать свою конструкцию.

— Я бросил эту работу, потому что струсил, — признался он.

— Вы? Не может быть!

— Может. За восемь месяцев у меня погибли трое помощников, сообразительных молодых афганцев. Я решил, что из меня получился плохой учитель.

— А может, виноват не учитель, а ученики? — предположила Дэни. — Сообразительные юноши иногда бывают неисправимыми упрямцами. Я узнала это на собственном опыте — мне приходилось учить таких.

Шон не ответил. Он сосредоточенно выравнивал металлические прутья на небольшой стойке. Наконец, оставшись довольным своим созданием, он выставил антенну за дверь хижины. Затем, выудив из рюкзака маленький радиопередатчик, он проверил батарейки и подключил его к антенне. Пощелкав кнопками, он проверил передатчик и отставил его в сторону.

— И что же дальше? — полюбопытствовала Дэни.

— А дальше мы будем ждать транспорт.

— Летающих яков? Ковер-самолет?

— Нет, нечто не столь экзотическое. Мы находимся на расстоянии нескольких сотен миль от границы Непала. Нашего сигнала ждет вертолет, способный набирать большую высоту. Он прилетит сегодня, если будет достаточно светло, или самое позднее — завтра.

— В вашем распоряжении спутниковые маяки и высотные вертолеты, а вы хотите, чтобы я поверила, что вы не агент ЦРУ? — изумилась Дэни.

— У ЦРУ есть отличная аппаратура, но «Риск лимитед» — частная организация. Мы экипированы гораздо лучше. — Шон взглянул на Дэни в упор — впервые с начала разговора о минах. — А теперь вернемся к навозу, — сообщил он.

— То есть?

Шон вгляделся в золотистый отблеск над горными вершинами.

— Сегодня у нас почти не осталось времени. Если вертолет не прилетит через полчаса, придется ждать до утра. Так что вам останется либо спать со мной в обнимку, либо позаботиться о навозе яков.

— Предпочитаю навоз.

— Вам решать.

Красный сигнал радиопередатчика вспыхнул, и аппарат издал короткий треск.

Шон потянулся за ним и нажал кнопку, сообщая, что принял сигнал.

— Наверное, они были наготове и ждали сигнала, — сообщил он. — К обеду вы будете в Катманду.

Поднявшись, Шон направился к двери хижины и молча уставился на небо.

Дэни подошла и встала рядом. Издалека донесся знакомый звук — слабый рокот вертолета.

— За это я в долгу перед тобой, Джилли, — пробормотал Шон. — В большом долгу. Больше, чем ты думаешь.

Он негромко рассмеялся.

Дэни рассматривала его лицо. Даже в полумраке долины она видела, как твердые черты смягчились. Он облегченно усмехался.

Сознание того, что спасение уже близко, превратило Дэни в подобие воздушного шарика, из которого выпустили воздух. Последние двадцать четыре часа приток адреналина в ее кровь был постоянным. А теперь он прервался.

Неожиданно она ощутила головокружение. Боль в щиколотке, на которую Дэни прежде не обращала внимания, отдавалась во всем теле. Она схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть, и натолкнулась на руку Шона.

— В чем дело, Дэни?

— Нога, — только и сумела выговорить она. Внезапно мир вокруг покачнулся: Шон обнял одной рукой талию Дэни, а другой подхватил под колени и прижал ее к груди.

— Потерпи еще немного, — прошептал он, касаясь губами ее волос. — Все уже позади.

Дэни почувствовала исходившие от него силу и тепло… Испустив протяжный вздох, она просто смирилась с тем, что теперь она в безопасности.

Над вершинами гор появился вертолет, направляющийся к затерянной долине. На некоторое время зависнув над ровной площадкой в пятидесяти ярдах от хижины, пилот ловко посадил машину.

Шон направился к вертолету, неся на руках Дэни.

— Она ранена? — спросил пилот.

Дэни удивленно вскинула голову, услышав женский голос.

— Нет, растянула щиколотку и выбилась из сил, — объяснил Шон.

— Хорошо. Давай ее сюда.

Шон усадил Дэни на сиденье и пристегнул ремнями.

— Готово, — сообщил он, отступая.

Внезапно Дэни поняла, что Шон не полетит с ней, и испытала острое разочарование, словно ее в чем-то обманули.

— Подождите! — воскликнула она. — Куда вы?

— Искать шелк.

— Значит, вы затеяли все это, лишь бы вывезти меня из Тибета?

Шон кивнул и резко махнул рукой. Пропеллер завертелся быстрее.

— Но почему? — изумленно спросила Дэни. — Мы с вами даже не знакомы!

— Так решил я, Дэни, а не вы — вот и все. Вы никому и ничем не обязаны. Помните об этом, если вас найдут.

— Кто? О ком вы говорите? Черт побери, кто вы такой?

Вертолет взмыл в темнеющее небо, поглотив ответ Шона ревом мотора.

Если он вообще ответил.

В этом Дэни сильно сомневалась.

 

Глава 9

Аруба. Ноябрь

Влажный, шелковистый ночной воздух ворвался в открытые двери апартаментов Кати Павловой. Полная луна повисла над мерцающими водами Карибского моря, как золотая монета над серебряной чеканкой.

Как всегда после вечера, проведенного с банкирами Арубы, Катя отмокала в огромной ванне с ароматной водой. Горячая ванна помогала ей избавиться от тугой спирали отвращения к людям, которых она развлекала. Благоухание масла прогоняло вонь их пота и мерзкое ощущение от липких, жадных взглядов.

«Животные, — с омерзением думала Катя. — Неужели они никогда не поймут, что я не шлюха, готовая удовлетворить их похоть? Банкиры — это чиновники, бюрократы, ничтожества».

Горячая вода бурлила вокруг Кати, взывая к расслаблению. Изысканный, безумно дорогой аромат распространялся от воды и успокаивал ее.

Но достичь умиротворения Кате было нелегко. С тех пор как она приобрела собственное состояние и власть в «Гармонии», банкирам Арубы было нечего предложить ей. И потому Катя их презирала.

Эти банкиры — еще более гнусные твари, чем завсегдатаи «Гармонии», с непреодолимым отвращением думала Катя. По крайней мере вожди тайных организаций и законченные преступники обладают богатством и властью. А у банкиров нет ничего, кроме титула.

И тем не менее, нехотя признала она, банкиры приносят некоторую пользу — как и шлюхи. Они умело отмывают деньги.

Эта мысль смягчила Катю успешнее, чем благоухание или вода. Сегодня она выставила напоказ свои достоинства не задаром. Шлюхи неизмеримо ниже ее, и все-таки они бывают полезны.

Катя со вздохом отдалась бурлящей горячей воде.

Когда она наконец выбралась из ванны, ее бледная кожа слегка порозовела от влажного жара. Промокнув полотенцем последние капли ароматной воды с груди, ног и спины, она томно скользнула в ночную рубашку из прозрачного алого шелка. Прикосновение нежной ткани к телу казалось дыханием возлюбленного.

Где же Илья? Катя задумалась. Удалось ли ему спастись? Когда он вернется?

Никто не ответил ей, кроме еле слышного шороха раздуваемых ветром штор на окнах спальни.

Катя выключила свет в ванной и направилась к кровати. Комнату затопили тени, но лунный свет пробивался сквозь стеклянные двери, ведущие в боковой патио.

«Как приятно было бы выйти в ночь!» — в истоме подумала молодая женщина.

Но она осталась в темной спальне. Ее не покидало ощущение, что кто-то следит за ней снаружи, заглядывая в окна. Это ощущение она часто испытывала в «Гармонии», повсюду окруженная мужчинами.

Оно напоминало прикосновение ледяных пальцев к шее.

Ее сердце бешено заколотилось от мгновенного приступа страха, прежде чем Катя поняла, что произошло. Ее волосы были еще влажными после ванной. Они курчавились на шее, касаясь чувствительного местечка у самого затылка.

Катя поспешно потянула за черную бархатную ленточку, перехватывавшую ее волосы на макушке. Однако дрожь не проходила, холодные пальцы по-прежнему вкрадчиво ласкали затылок.

Катю охватило смешанное чувство страха и страстного желания. Для нее эти ощущения были одинаковыми и составляли неотъемлемую часть друг друга. Ни один мужчина не привлекал ее, если она могла им повелевать. А мужчин, чьи сердца и души не были в ее власти, она боялась. Особенно одного.

Илью Касатонова.

Дрожь, в которой слились лед и пламя, пронзила Катю. Она быстро прошла к бару с особым морозильником, открыла его и вытащила бутылку водки.

Ледяное горлышко бутылки зазвенело о хрустальный стакан. Водка была такой холодной, что тонкий граненый хрусталь мгновенно запотел.

Прежде чем позволить себе пригубить вожделенный напиток, Катя закрыла бутылку и поставила ее обратно в морозильник. Каждый ее жест был сдержанным и продуманным, почти ритуальным.

Она будет распоряжаться водкой, а не наоборот.

Катя пригубила прозрачную жидкость, а затем опрокинула полстакана одним глотком. Из желудка по всему телу разлилась горячая волна.

Катя довольно замурлыкала.

После вечера, проведенного с робкими, жадно посматривающими на нее банкирами, она хотела согреться изнутри, под стать атласной нежности карибской ночи.

С запотевшим стаканом в руке Катя стояла и вспоминала об ужине, только что устроенном в честь процветания «Гармонии». За столом собралась дюжина самых влиятельных банкиров Арубы. Ровно дюжина мужчин пялилась на грудь Кати, изысканно полуприкрытую и полуобнаженную изумрудно-зеленым дамаском.

Но среди этих людей не нашлось ни одного стоящего мужчины, пренебрежительно вспоминала Катя. Каждый из них опасался прикоснуться к ней, не говоря уже о большем.

Они смертельно боялись того момента мужской слабости, когда потеряют власть над собой в объятиях женщины.

Вот почему они с такой радостью бросились к шлюхам, рассуждала Катя. Со шлюхами они всегда чувствуют дебя повелителями, даже в минуты наибольшей беспомощности, когда их отяжелевшая плоть начинает извергать жалкое содержимое.

Холодно улыбаясь, Катя стояла в темноте. Еще в юности она поняла: большинство мужчин боятся утратить сексуальную власть пуще самой смерти.

— За «маленькую смерть», как говорят французы, — прошептала Катя, поднимая стакан в ироническом тосте.

Даже бестрепетные хозяева «Гармонии» боялись такой смерти.

С ней, Катей.

Этот страх они разделяли с бесчувственными банкирами, бесстрастными юристами и бесхребетными политиками мира.

«Мудрые люди, — признавала Катя. — Им известно, что я убила своего покровителя-чеченца, когда наконец позволила ему овладеть мною». И так просто — игла в средоточие мужского естества, доза яда, мгновенная смерть. От сердечного приступа, как установила полиция.

Однако воротилы русского преступного мира были иного мнения. Они ценили Катю за ум, за то, что ей удалось занять место чеченского гангстера.

Но еще больше они боялись ее.

Катя не сомневалась, что гости «Гармонии» слышали эту историю.

— За страх! — пренебрежительно произнесла она. — За этот единственный безотказный рычаг!

Она осушила стакан.

Иногда ей казалось, что весь мир населен корпоративными евнухами, бюрократами и крохоборами. Существами, лишенными внутренней-силы. Трусливыми насекомыми с ничтожным полем зрения. Сама мысль о том, чтобы допустить кого-нибудь из них к своему телу, вызывала у Кати озноб, несмотря на водку, разгоняющую кровь.

Катя направилась к морозильнику, открыла его и налила себе еще стакан. Она захлопнула морозильник решительным движением.

«Еще один, — мысленно произнесла она. — Сегодня я заслужила это удовольствие».

Она осушила стакан быстро и жадно, как будто оправдывала нарушение установленных ею самой правил о том, сколько водки и когда она может выпить безбоязненно.

Но какая разница? Катя ощутила горечь. «Я одинока. Я гордо оставляю двери незапертыми, но никому не хватает смелости, чтобы попытаться проникнуть сюда».

С ощущением беспричинного беспокойства Катя вернулась в спальню. Прозрачные портьеры, прикрывающие раздвижную стеклянную дверь, раздувал ночной ветер.

Но этот ветер принес новый запах. Запах мужчины.

Кто-то ждал ее в комнате.

Едва Катя собралась вскрикнуть, как сильная рука обхватила ее тело пониже груди. Мозолистая ладонь зажала приоткрытый рот. Он прижимал ее гибкое тело к собственному одной рукой, легко удерживая ее, усмехаясь над ее жалким сопротивлением.

Катя попыталась набрать в легкие побольше воздуха, чтобы закричать, но чужая ладонь по-прежнему закрывала ей рот и нос. Она душила Катю. Железная рука сковала ее грудную клетку, больно стискивала грудь, выжимала из нее жизнь.

— Знаешь, я мог бы убить тебя, — негромко прошептал ночной гость.

Катя похолодела. Ее терзали неуверенность, страх… и еще одно чувство, такое же примитивное, как боязнь смерти.

— Ты знаешь об этом? — хрипло спросил мужчина. Она кивнула.

— Может, я так и сделаю, — добавил он.

Его губы касались уха Кати. Он небрежно напряг бицепс, вдавившийся в ее грудь. Силы хватило бы ему, чтобы раздавить ее. Катя содрогнулась.

Неужели наконец настала та самая минута? Трепет страха и возбуждения пронзил ее. Мужчина медленно втянул воздух носом, словно только что почуял запах тела Кати после купания, ее страха и еще чего-то примитивного, почти животного. Он беззвучно рассмеялся.

— А может, и не убью, — прошептал он. — В другой раз. Живи, пока будешь послушной.

Стальная рука разжалась. Катя вздохнула.

Его ладонь заскользила по прозрачному шелку ночной сорочки, замерев под изгибом ее груди. Он потерся подбородком о нежную кожу за ухом Кати.

Густая щетина больно кололась — должно быть, он не брился целую неделю. Его дыхание распространяло застарелый перегар водки с оттенком экзотических специй — вероятно, карри или китайского чили.

Катя приподнялась на цыпочки и вдохнула этот запах. Ее тело дрожало от напряжения, но она не издала ни звука.

— Ты одна? — спросил мужчина.

Она кивнула.

Он не спеша убрал правую руку от ее губ, продолжая удерживать ее рядом с собой левой рукой. Он медлил, в любой миг ожидая ее крика о помощи.

Но она не закричала.

— Ты усвоила урок, — заметил он.

Катя молчала, и он опустил руку, медленно поглаживая кожу в ложбинке между грудей, а затем — вокруг правого соска.

Кожа на его пальцах была заскорузлой. Мозоли оставляли зацепки на тонком шелке. И оказывали еще более любопытное воздействие.

Катя ощутила, как ее сосок невольно напрягся.

Кончики грубых пальцев сомкнулись вокруг него е неожиданной силой. Катя охнула. Он провел ладонью по шелку и вновь сжал сосок.

— Не трудись кричать, — приглушенно предупредил он. — Я убью всякого, кто войдет сюда. Но первой умрешь ты.

В этом Катя не сомневалась.

Рука вновь прошлась по ее груди. Катя услышала еле уловимый шорох металла о ткань. Перед ее лицом появился нож. Нож был острым, с прямым кончиком и глубоким кровостоком вдоль спинки лезвия.

Лунный свет блеснул на металле, холодном, как застывшая ртуть.

— Я сделаю все, что ты захочешь, — дрожа, прошептала Катя. — Не надо ранить меня.

— Конечно, ты сделаешь все, что я захочу. Нож делает женщин на редкость послушными.

Он ослабил руку на ее груди и провел ладонью по ее упругому животу.

Катя мгновенно почувствовала, что она свободна, и напружинилась, чтобы рвануться в сторону.

Но он, как всегда, опередил ее.

Схватив Катю за обе руки, он завел их за спину и притянул ее к себе. Он удерживал ее, как изящную длиннокрылую птицу.

Ужасная и вместе с тем возбуждающая беспомощность лишила Катю желания сопротивляться.

— Ты сделаешь все, что я захочу, — вкрадчиво повторил он, — потому что и сама этого хочешь. Вопрос лишь в одном: когда и где я смогу спрятать нож?

Катя вновь содрогнулась, не в силах оторвать глаз от блестящего металла.

Он усмехнулся. Быстрым взмахом руки он провел лезвием по ложбинке между грудей Кати. Кончик ножа поддел правую тонкую бретельку ночной рубашки.

Катя почувствовала, как шелк сползает с правой груди. Снова блеснул нож. Катя ахнула. Но лезвие коснулось только ткани, а не кожи — по крайней мере на этот раз.

Ночная рубашка сползла до талии Кати, когда он рывком прижал ее к себе. Она дрожала. С ее губ сорвался сдавленный хриплый стон.

— Тише, — произнес ночной гость, склоняясь к ее уху. — С тобой еще ничего не случилось.

Катя робко кивнула.

Они стояли, словно спаянные друг с другом, он держал в одной руке нож, а другой обнимал Катю за талию. Она чувствовала, как он смотрит на ее соски, и жалела, что не может оставаться холодной. Ее соски набухли и заострились. Он издал отрывистый, короткий смешок. Карающий захват руки смягчился. Головокружение завладело остатками Катиной силы. Ее голова безвольно склонилась набок, она обмякла, прижавшись спиной к нему.

— Ты считаешь, этого достаточно? — прошептал он. Удерживая руки Кати у нее за спиной, он приложил холодное стальное лезвие к коже между ее грудей. Острый кончик кольнул кожу у основания шеи.

Катя задохнулась и напряглась, пытаясь отстраниться от ножа.

— Ты понимаешь, что от тебя требуется? — прошептал он.

— Да.

— Я тебе не верю. Иди за мной.

Катя побрела к постели, бесшумно ступая по шелковистому ковру. Когда она медлила, он подталкивал ее ногой.

Он тоже был босиком.

Когда они достигли кровати, единственным звуком, который услышала Катя, стало прерывистое дыхание ее мучителя. Она старалась дышать так же, как он — быстро и часто.

— Стой смирно, — велел он, отпуская ее руки.

Ладонь коснулась ее шеи. Загрубевший указательный палец примял тонкие волоски. Катя содрогнулась и прерывисто вздохнула, когда он развязал бархатную ленту. Еще не высохшие волосы волной упали ей на плечи.

Вжавшись лицом в ее шею, он укусил ее с осторожностью, в которой было больше предостережения, чем ласки.

— Повернись, — приказал он.

Катя робко повернулась к нему, не поднимая головы. Она боялась взглянуть ему в лицо, боялась, что на этот раз увидит только убийцу, а не любовника из ее чудесных снов.

И ночных кошмаров.

Он был высок. Слишком высок. И чрезмерно силен. Она казалась себе ивой рядом с мощным дубом.

— Руки, — скомандовал он.

— Не надо! — прошептала Катя. — Пожалуйста!

— Руки!

Катя опустила голову, чтобы скрыть едва заметную торжествующую улыбку. Даже этот мужчина боялся ее.

Но в отличие от банкиров и гангстеров он овладевал ею.

Катя медленно протянула руки.

Нож исчез в ножнах. Быстрым движением он обвил черной бархатной лентой ее запястья. Прежде чем Катя успела вздохнуть, ее руки оказались крепко связаны.

Триумф и беспомощность окатили Катю, возбуждая ее, как ничто другое.

— Ложись на постель, — приказал он. — Ты знаешь как.

Катя медленно легла, стараясь не смотреть на приблизившееся к ней мужское лицо. Шелк холодил ее разгоряченное тело.

Скользнув по простыням, она опустилась спиной на подушку. Несмотря на то что ее руки были связаны, она положила ладони на светлые волосы холмика внизу живота.

— Ты этого хочешь? — спросила Катя.

В ее голосе прозвучала неуместная невинность.

— Нет, — резко возразил он. — Может, освежить твою память кровью?

Катя наблюдала, как его рука метнулась к ножу. Едва его пальцы сомкнулись на рукоятке, Катя подняла связанные руки и томно закинула их за голову.

Только тогда она подняла глаза и взглянула своему мучителю в лицо. Облегчение, ужас и чувственность охватили ее.

— Вот так, Илья? — спросила она шепотом.

— Раздвинь ноги пошире.

Когда Катя повиновалась, Касатонов сорвал свою замызганную грязью рубаху. Его грудь была бледной, гладкой и безволосой, как белый камень под луной. На руках и плечах перекатывались мускулы, кожу покрывали глубокие шрамы.

Он отшвырнул рубашку. На минуту его рука легла на рукоятку ножа за поясом. Внезапно в лунном свете блеснула сталь.

— Если ты мне не угодишь, я убью тебя, — предостерег Касатонов. — Впрочем, убить тебя я всегда смогу.

Катя промолчала: он не лгал. В этом состояла тайна его власти над ней.

Она никогда не знала, какая смерть — «маленькая» или настоящая — ждет ее в объятиях Ильи Касатонова.

Он бросил нож у постели, расстегнул пояс и уронил одежду на пол. Пройдя к изголовью кровати, он застыл в лунном свете, озаряющем выпуклые шрамы, которые покрывали большую часть его чресел.

Катя издала полувздох-полувсхлип. Перевернувшись на бок, она протянула связанные руки и принялась ласкать рубцы так, словно они были средоточием ее счастья.

Крохотный клочок плоти ожил под ее пальцами — это было все, что осталось от гениталий Касатонова. Ласкающим движением она прижала ладони к прохладным шрамам.

— Я так соскучилась по тебе! — прошептала она.

Касатонов ничего не ответил. Он просто стоял, позволяя Кате гладить его рубцы и остатки мужского естества. Он не раз размышлял о том, что было бы, если бы афганские ублюдки оказались менее профессиональными хирургами.

Или попросту неумелыми.

Медленно подняв глаза, Касатонов наслаждался ласками опытных рук Кати.

— А я уже боялась, что не дождусь тебя, — со вздохом призналась Катя.

— Какая тебе разница? — хриплым от возбуждения голосом спросил он. — Ты же знаешь, что от меня ничего не получишь.

— Я получу именно то, о чем мечтаю.

Катя придвинулась ближе и подняла голову, чтобы прикоснуться губами к шрамам на жалком клочке плоти.

— Нет, не так, — вдруг произнес он.

Отвернувшись, Касатонов направился к морозильнику, где всегда ждала водка.

На миг взгляд Кати метнулся к ножу, лежащему у постели.

«Нет, остановила она себя. — У меня связаны руки, а он слишком силен и стремителен».

Об этом она узнала в первый же раз, когда Касатонов овладел ею. Об этом напоминали тонкие линии шрамов под волосами на лобке.

Это был первый оргазм за всю жизнь Кати: удовольствие, вызывающее более сильное привыкание, чем водка, и гораздо более опасное.

Касатонов вернулся с запотевшей бутылкой. Взглянув на нетронутый нож, он слегка ухмыльнулся и глотнул из бутылки, которая была уже почти пуста, а затем провел ледяным гладким горлышком по Катиной груди.

Взвизгнув, она вскочила.

— Свинья! Она же ледяная!

— Только свинье позволено ложиться в твою постель, чертовка.

Небрежно удерживая связанные запястья Кати одной рукой, он потер горлышком бутылки ее соски.

Катя поморщилась от прикосновения ледяного стекла, но не попыталась высвободиться Но когда Касатонов провел бутылкой по ее груди и вниз, к теплому животу, она в предвкушении сжала зубами нижнюю губу.

— Эта бутылка восхитительна, — негромко пробормотал Касатонов. — Как ты.

— Что это значит?

— Она ледяная, гладкая и прозрачная. И, как любое стекло, она в конце концов разобьется. Но до тех пор бутылке можно найти разное применение.

— Применение? — шепотом отозвалась Катя. Касатонов рассмеялся, поднес горлышко бутылки к губам и допил почти всю водку, кроме одного глотка. Затем, не сводя глаз с Кати, он возобновил исследование ее тела длинным холодным горлышком бутылки.

Катя затаила дыхание. Холод скользнул по ее животу и остановился там, где начиналась редкая светлая поросль.

— Да, самое разное применение, — приглушенно повторил Касатонов. — Например, так Тони Ли перевозит шелк.

— Что? — изумленно воскликнула Катя. Ее любовник всегда был непредсказуемым. Касатонов наклонил бутылку. Ледяная водка образовала маленькую лужицу внизу живота Кати.

— Его человек привез стеклодува из Бангкока, — продолжал Илья.

— Из Бангкока… — непонимающе повторила Катя. Больше ей ничего не удалось сказать, пока она наблюдала, как водка стекает по волосам.

— Этот стеклодув — наркоман, сидящий на героине, который взамен за дневную порцию изготавливает лабораторное оборудование.

Катя задохнулась и выгнула спину, когда ледяная струйка скатилась между ее ног.

— Они запечатали шелк в стеклянной капсуле, — добавил Касатонов, наблюдая за ней, — чтобы ткань не испортил тропический воздух.

Зная, что внимание любовницы полностью сосредоточено между ног, Касатонов отпустил ее руки. Подобно водке, он провел по ее телу холодными губами и всосал с кожи согревающую жидкость. Но на этом он и остановился.

Содрогнувшись, Катя впитывала прикосновение рта Касатонова. Ей хотелось большего, хотелось новых ласк ледяного стекла, водки и его зубов, пробуждающих ее к жизни.

— Это была моя идея, — еле слышно выговорила она. — С бутылкой…

Язык Касатонова блуждал в бледных зарослях волос Кати.

— Зачем это понадобилось?

— Шелк нужно сохранить для японца в идеальном состоянии.

— Из-за него я чуть не дал дуба.

С этими словами Касатонов вылил остатки водки на бледную поросль волос.

— Может, потому ты такая влажная? — спросил он. — Тебе понравилось посылать меня на смерть?

Не дожидаясь ответа, он закрыл губами ее рот, а потом принялся ласкать все тело языком и зубами, пока она не начала извиваться и умолять о блаженстве, которое было для нее недоступно. Язык Касатонова болезненно возбуждал ее, но не утолял жажду.

Он знал об этом. Он наслаждался ее муками, так похожими на его собственные, с тех пор как моджахеды изувечили его в знак предупреждения и отправили в Россию.

А потом в его жизни появилась холодная Катя, и он узнал, что при умелом обращении пылать способен даже лед. Но кроме того, он узнал, что он еще может испытать удовлетворение — правда, с трудом.

Вот почему он не убил ее, когда она пыталась перерезать ему глотку.

Катя издала хриплый стон, ощущая грубое и порывистое проникновение льда в свою плоть. Об этом она и мечтала, но этого было недостаточно, и они оба это понимали.

Касатонов просунул голову между ее ног. Он торопливо покусывал складки ее возбужденной плоти, ощущая привкус водки.

Чувствуя лед внутри, объятая пламенем снаружи, Катя едва не кричала от острой боли. И наслаждения. Она оттолкнула голову Касатонова связанными руками.

— Довольно! — хрипло выдавила она.

— Нет. Мне нравится.

— Это слишком грубо!

— Бедняжка, — издевательски процедил Касатонов. — Неужели и вправду слишком грубо? Или не слишком?

Его зубы сжались, дразня чувствительную плоть, пока к привкусу водки не примешался привкус крови. Катя билась и извивалась под ним. Внезапно он почувствовал вкус совсем другой жидкости. Касатонов рассмеялся.

— Я гожусь только для грубой работы, — сообщил он, поднимая лицо. — Потому ты и цепляешься за меня.

Он вновь принялся играть с ней и мучить ее, пока Катя не обессилела и не начала задыхаться, умоляя его прекратить. Вскоре он так и сделал, но прежде привел ее в возбуждение еще раз.

И не стал облегчать ее муки.

Он невозмутимо подобрал нож и развязал бархатную ленту на запястьях Кати.

— Как и я, ты тоже годишься только для грубой работы, — процедил он.

Он подтянулся и тяжело лег на нее, а затем перевернулся на спину, притянув Катю к себе.

— Для грубой работы… — задыхаясь, повторила Катя. — Это я и задумала для тебя.

— Ты хочешь сказать — вот это?

Касатонов рывком приподнял израненные чресла. Его естества хватало лишь на то, чтобы мучить их обоих.

Катя задохнулась — от боли и наслаждения одновременно.

— Да! — хрипло воскликнула она. — Но не только.

Привычным движением Катя изменила позу, припав губами к его плоти и приблизив собственную израненную плоть к губам Касатонова.

Пальцы Касатонова сжали рукоять ножа. Приближался миг его величайшей беспомощности, и он знал об этом.

Но не мог его дождаться.

— Что ты еще задумала? — спросил он.

— Тебе, наверное, пришлось убить этих ублюдков в Лхасе, — произнесла она, дразня его губами.

Но она знала, что главное не перестараться. Нож в руке Касатонова был слишком реальной угрозой.

— Парня из «Риск лимитед»? — сдавленным голосом переспросил Касатонов.

Чувство триумфа, охватившее Катю, было порождением страха и болезненного наслаждения одновременно. Ничто, кроме ее опытных, опасных губ, не могло вернуть к жизни изувеченное мужское естество ее любовника. А может, ей удавалось только отчасти пробудить его — в этом Катя сомневалась.

Но одно она знала твердо: подобного вопроса хватит, чтобы Касатонов немедленно прикончил ее.

— Да, американца, — подтвердила она. — И женщину.

— Она для нас не опасна.

Минуту Катя была слишком поглощена своей работой, чтобы ответить. Но когда поняла, что Касатонов готов взорваться, осторожно отстранилась.

— Нельзя… — как это говорят американцы? — оставлять за собой концов, — объяснила она.

Касатонов нахмурился, но тут же резко кивнул.

— Ты права, — отозвался он. — Концы — в воду.

Катя вознаградила его быстрым посасыванием, вызвавшим укол боли.

Он вонзился в ее рот и продолжал вонзаться все быстрее и быстрее, пока не задергался, как марионетка на нитях.

Катя сдержала вздох облегчения. Эту ночь она пережила.

Но что будет завтра?

Губы дрожащей от ужаса и предвкушения Кати скользили по покрытому шрамами телу Касатонова, признаваясь в любви единственным доступным ей способом.

 

Глава 10

Вашингтон. Ноябрь

«Так решил я, Дэни, а не вы — вот и все. Вы никому и ничем не обязаны. Помните об этом, если вас найдут».

Садясь в такси, Даниэла Уоррен раздумывала над тем, кому понадобилась ее встреча с Элмером Джонстоном по поводу хранения древних тканей, не тем ли таинственным людям, о которых упомянул Шон?

Конечно, нет, уже в десятый раз за последние минуты уверяла себя Дэни.

После нескольких недель в Вашингтоне Дэни стало казаться, что лето в высокогорных пустынях Средней Азии, участие в незаконной торговле древними реликвиями и столкновение со смертью были только сном.

По правде сказать, временами этот сон беспокоил ее. Особенно когда Дэни вспоминала мужчину с темными волосами, ясными глазами и опасной улыбкой.

Это всего лишь сон, настойчиво повторяла Дэни. Иногда она даже верила самой себе. Однако воздух округа Колумбия продолжал пробуждать в Дэни воспоминания. Ветер нашептывал ей о тибетских холодах и хижине, затерянной высоко в горах, в пустынной долине, где человек, способный двигаться с грацией воина, некогда медитировал, готовясь стать монахом.

«Здесь округ Колумбия, а не Тибет, — напомнила себе Дэни. — Взгляни на эти вязы и дубы. В Тибете таких не найдешь».

Как было указано в вежливой, но загадочной записке от мистера Джонстона, Дэни остановила такси перед новым крылом Национальной галереи искусств. Едва она вышла из машины, как возле ее ног закружились рыжие листья вязов. Вдалеке, перед зданием Капитолия, на фоне серого неба, величественно высились могучие дубы.

Легкое беспокойство, нараставшее в Дэни со времени получения приглашения, исчезло. Ей нравилась длинная аллея, ведущая к порогу ее второго дома. В любое время года Дэни не переставала радоваться этому городу и жизни.

Плотный мужчина в сером плаще оторвал взгляд от страницы «Пост», когда Дэни, расплатившись с водителем, свернула к музею. Дэни не знала, как выглядит человек, с которым ей предстоит встретиться.

Но незнакомец в сером плаще, очевидно, знал ее в лицо.

— Мисс Уоррен, — произнес он, протягивая пухлую розовую ладонь. — Я Элмер Джонстон.

Дэни улыбнулась с машинальной любезностью человека, привыкшего к званым вечерам. Несмотря на улыбку, ее ореховые глаза впились в Джонстона так, словно он был клочком ткани, принесенным ей на экспертизу.

— Мистер Джонстон, — приветственно отозвалась Дэни, пожимая протянутую руку.

Под хорошо подогнанным, полурасстегнутым плащом Джонстона виднелся официальный темно-синий костюм, белая рубашка и желтый галстук-бабочка — скорее сшитые на заказ, нежели сошедшие с конвейера. Одна бабочка могла быть индивидуальным штрихом, своего рода визитной карточкой сенатора с Юга, богатого завсегдатая кулуаров конгресса или эксцентричного члена ассоциации журналистов Вашингтона.

— Хорошо, что вы приехали, — дружески заметил Джонстон.

«Политик или человек, близкий к политическим кругам, — мысленно заключила Дэни. — Журналисту и в голову бы не пришло умасливать меня».

— Я всегда готова оказаться возле Национальной галереи и поговорить о «надлежащем хранении тканей, имеющих историческую и археологическую ценность», — отозвалась Дэни.

Улыбка Джонстона потухла, когда он услышал точную цитату из письма, вчера отправленного Дэни с посыльным.

— Ах да! — Внезапно круглое лицо Джонстона стало удрученным. — Мне придется кое-что вам объяснить. В данном случае, прежде чем перейти к «хранению», придется разрешить один вопрос, а именно…

Он помедлил, словно не находя нужных слов.

Дэни ждала с ледяной улыбкой.

Джонстон вздохнул.

— Боюсь, вы застали меня врасплох, — наконец признался он. — К Национальной галерее я не имею никакого отношения…

— Тогда кто же вы? — перебила Дэни.

— Но мне хотелось бы несколько минут побеседовать с вами с глазу на глаз, — не останавливался Джонстон, — а мне известно, что невозможно найти более уединенного и вместе с тем безопасного местечка, чем Пенсильвания-авеню в холодный осенний день. Может быть, пройдемся?

— Этот разговор имеет отношение к древним тканям?

— Да.

Дэни заколебалась. Вполне безобидный вид собеседника не мог обмануть молодую женщину. Вашингтон стал приютом для множества мерзавцев — как высокопоставленных, так и с самого дна.

— Не беспокойтесь, — с обезоруживающей улыбкой заверил ее Джонстон. — Я не только счастлив в браке, но и не соперник для энергичной молодой женщины, привыкшей карабкаться по горам Лхасы и бродить по горным тропам Катманду.

Некоторое время Дэни смотрела на него в упор.

О том, что случилось в Лхасе, она не рассказывала никому.

— В Тибете? — спокойно переспросила она. — Не так давно я жила там среди горных племен.

— И познакомились с вором по имени Фан.

— Фан? Должно быть, вы ошиблись. Моего переводчика звали иначе. И он вовсе не был вором.

Джонстон одобрительно закивал:

— Он не ошибся — невинна, но не глупа.

— Он?

— Шон Кроу, разумеется.

На этот раз скрыть удивление оказалось сложнее.

— Я работаю в «Риск лимитед», — сообщил Джонстон. — Шон — мой давний друг. По правде говоря, однажды он спас мне жизнь — как и вам.

От внимания Дэни не ускользнуло ударение, сделанное на последней фразе.

«Вы никому и ничем не обязаны. Помните об этом, если вас найдут».

Очевидно, ее наконец «нашли».

Шон оказался не прав только в одном: ему Дэни была обязана жизнью.

Да и не только жизнью: Шон дал ей понять, что все-таки нашелся один мужчина на свете, который никогда не причинит вреда женщине.

Дэни точно не знала, чем больше она обязана Шону.

— Вас прислал Шон? — спросила она напрямик.

— Нет, его босс.

— Но не Шон.

Неожиданно для себя Дэни испытала разочарование и не могла этого отрицать.

— Да, — подтвердил Джонстон. — Шон возражал. Если хотите знать правду — он был категорически против.

С этими словами Джонстон взглянул на массивные часы «ролекс» из нержавеющей стали на широком запястье. Часы странным образом не вязались с желтым галстуком-бабочкой их обладателя.

— Боюсь, наше время истекает, как сказал бы Джилли.

— Джилли? Шон упоминал о нем.

— Правда? Странно. Во всяком случае, Джилли считал, что вам будет полезно узнать: «Риск лимитед» отдал вам предпочтение перед шелком, который Шон упустил в Лхасе.

«Так решил я, Дэни, а не вы».

Он предпочел спасти Дэни, а не шелк.

— Так мы идем? — спросил Джонстон.

— Да, — отрывисто ответила Дэни. — Идем.

Джонстон повел ее вверх по Пенсильвания-авеню, к Капитолийскому холму, который находился на расстоянии трех кварталов. Он двигался пружинистым шагом, несколько странным для столь грузного человека. Шагая, Джонстон продолжал разговор.

— Как вы, должно быть, догадались по моему акценту, я родом из Канады, — сообщил он. — Я был корреспондентом одной из газет Торонто в Иране.

— Вот теперь я вспомнила вашу фамилию, — отозвалась Дэни. — Несколько лет назад вы стали заложником мятежников-курдов, верно?

Джонстон кивнул:

— У вас поразительная память.

Дэни пожала плечами.

— Я сама не раз бывала в Курдистане, — сказала она. — Эта страна славится богатой историей чудесных тканей.

Джонстон мрачно усмехнулся.

— Мои воспоминания о курдах не столь эстетичны, — пробормотал он.

— Еще бы. — Дэни нахмурилась. — Но я никогда не слышала о вашем спасении. Ваша фамилия просто исчезла со страниц газет.

— Моя компания публично отреклась от меня, заявляя, что из принципа не собирается платить выкуп.

— Замечательно.

— Разумно, — поправил Джонстон. — Моя компания в то время уже обратилась в частное агентство безопасности, специализирующееся на похищениях и выкупах.

— «Риск лимитед», — произнесла Дэни утвердительным тоном.

Джонстон кивнул:

— Вот именно.

— Частное агентство, а не правительственное, — добавила Дэни, за невозмутимостью пряча насмешку.

— Да, частное, — подтвердил Джонстон. — В современном мире крупные организации — будь то правительственные органы или транснациональные корпорации — просто не в состоянии тушить мелкие пожары, пока они не разгорятся вовсю.

Дэни не стала спорить. Она знала, что переговоры о выдаче заложников могут тянуться до бесконечности. Слишком часто их результатами становились погибшие заложники, о которых тут же забывали со вспышкой очередного террористического акта.

— Что это за агентство — «Риск лимитед»? — спросила она.

— Международный консорциум мужчин и женщин, которые доказали свою способность действовать во враждебном и беспорядочном окружении.

— А нельзя ли попроще?

Джонстон улыбнулся.

— «Риск лимитед», — произнес он, — берется за работу там, где никто не получит призов за стиль.

Дэни не сумела сдержать усмешку.

— Сомневаюсь, — произнесла она. — Стиль Шона показался мне весьма определенным.

— Вот как?

— Да, порядочность в сочетании с силой и умом, — кратко отозвалась Дэни.

— Порядочность, — повторил Джонстон, словно пробуя это слово на вкус. — Любопытно…

— А вы о нем другого мнения?

— Нет, я не сомневаюсь в его порядочности, но многие относятся к нему иначе. Его считают скорее жестким бойцом, нежели человеком, способным виртуозно вести переговоры.

— Переговоры? Да, пожалуй, пистолет можно назвать орудием переговоров, — сухо заметила Дэни.

— Я и не пытаюсь ставить Шона в один ряд с матерью Терезой. Когда переговоры оказываются неудачными, он прибегает к другим своим талантам. Так он и спас меня.

— Успешно провел переговоры?

— В сущности, он не издал ни звука. Он оглушил охранника на дворе под моим окном, вскарабкался по стене, как муха, и проник в окно.

— А потом заставил долго трястись в багаже контрабандиста?

— В моем случае — нет. Хватило пятиминутной ходьбы и вертолета наготове.

— Похоже, вертолет у Шона всегда под рукой, — заметила Дэни.

— Иметь его очень просто — было бы желание платить тысячу долларов в час, — объяснил Джонстон. Дэни захлопала ресницами.

— Должно быть, у «Риск лимитед» чудовищные накладные расходы.

— Они возмещают их чудовищной платой за услуги. Мое спасение обошлось компании примерно в миллион долларов.

«Вы никому и ничем не обязаны». "Черта с два, — горько подумала Дэни. — Я вляпалась в неприятности. А Шон и «Риск лимитед» вытащили меня.

А еще — монах Лазурной секты по имени Дорджи. Забыть о нем невозможно".

«Дорджи примирился с собой и своими богами, когда вызвался вести этот грузовик. Все, что нам остается, — позаботиться, чтобы его жертва не оказалась напрасной».

— А в какую сумму обошлось мое спасение? — осведомилась Дэни.

Джонстон молча поглядел по сторонам, собираясь вести Дэни через Пенсильвания-авеню и дальше по тротуару, вдоль южной части Капитолийского холма. Впереди высилось здание сената.

— Если бы за вас пришлось кому-то платить, — объяснил Джонстон, — например кафедре археологии, это спасение могло стоить несколько сотен тысяч долларов.

— Сто тысяч в день или за все вместе? допытывалась Дэни.

— Все зависит от места и обстоятельств.

Дэни промолчала.

Это немыслимо. Понадобится целая жизнь, чтобы выплатить такой долг.

Джонстон искоса взглянул на свою внезапно притихшую спутницу.

— Не надо так расстраиваться, мисс Уоррен. Шон уже занят делом другого клиента. Он настоял, чтобы ваше спасение было… скажем так — «благотворительным вкладом» со стороны «Риск лимитед».

— Корпорации не занимаются благотворительностью.

— Потому «Риск лимитед» и не является корпорацией. — Джонстон победно улыбнулся. — Во всяком случае, Шон заявил, что благодаря вашему весу расход топлива был незначительным.

Дэни вспомнила, как он нес ее к вертолету, и чувство защищенности, которое тогда ошеломило ее.

— Мне крупно повезло, — почти прошептала она.

— И мне тоже. Мы оба обязаны жизнью одному и тому же человеку, равно как одной и той же организации.

— Да.

— И сегодня я оказался здесь именно потому, что в долгу перед своим спасителем.

— То есть? — непонимающе переспросила Дэни.

— С тех пор как я познакомился с Шоном Кроу, я стал консультантом по связям с общественностью в «Риск лимитед».

— Тем самым, кому платят, чтобы название организации не появлялось в газетах?

— Сжатое и точное выражение.

— Это слова Шона, а не мои. Но, по-моему, это роднит «Риск лимитед» с ЦРУ, — добавила Дэни.

— Невинна, но недоверчива. Любопытное сочетание…

— Какой бы невинной ни была женщина, оставшись одна в этом мире, она быстро становится недоверчивой, — возразила Дэни.

— Тогда я вдвойне удивлен тем, что вы решились выйти вечером на улицы Лхасы, а тем более принять помощь Шона Кроу.

Дэни прерывисто вздохнула.

— И я тоже, — прошептала она. — До сих пор не понимаю, почему я доверилась ему.

— Не иначе как по вине трупа, лежащего у ваших ног, — с усмешкой предположил Джонстон.

— Я не знала, кто стрелял в Фана. И до сих пор не знаю.

— Поразительно! Неудивительно, что Шон с таким пылом защищал вас.

Дэни молча повернулась. Что же все-таки случилось? Она оказалась у кого-то в долгу.

— Каковы требования «Риск лимитед»? — без обиняков спросила она.

— Мы приглашаем на некоторое время великое множество специалистов — они выполняют роль консультантов.

Дэни терпеливо ждала продолжения.

— Ну, вот мы и на месте, — объявил Джонстон.

Упомянутое «место» оказалось боковым входом в новое здание сената на южном склоне холма. Джонстон провел Дэни под детекторами металла и дальше по коридору к небольшому посту охраны перед двустворчатой дверью.

Охранник в мундире, сидящий за столом, сравнил удостоверение Джонстона с фамилией в списке, который лежал перед ним. Спустя минуту он кивнул и вытащил из стола две таблички для гостей на длинных цепочках

Джонстон нацепил одну сам, а вторую накинул на шею Дэни.

Дэни обнаружила, что табличка жирным шрифтом сообщает: она «приглашенный гость».

— Приглашенный куда? — полюбопытствовала Дэни.

— Вот сюда, — лаконично отозвался Джонстон.

Несколько минут спустя он указал на скромную бронзовую табличку на мраморной тумбе возле ближайшей двери.

«Зал заседаний. Разведывательный комитет сената. Посторонним вход воспрещен».

Дэни попыталась что-то сказать.

— Пока никаких вопросов, — прервал ее Джонстон. — Если вас кто-нибудь спросит, скажите, что вы консультант из «Риск лимитед».

— Но я не…

— Об условиях мы поговорим позднее, — прервал он. — А пока молчите и слушайте.

Не давая Дэни рта раскрыть, Джонстон распахнул дверь и повел ее в коридоры власти.

 

Глава 11

Сам зал заседаний был невелик — ни мест для зрителей, ни галереи для представителей прессы. Разведывательный комитет был одной из немногих законодательных групп на Капитолийском холме, которым позволялось работать конфиденциально.

На заседании присутствовало всего пять сенаторов. Председательствовал изысканный джентльмен с Юга по имени Хорас Самптер.

Из остальных сенаторов Дэни узнала только одного — знаменитого Джона Фицроя, отпрыска одной из самых старинных и могущественных политических фамилий. В сенате он занимал одно из двух мест, отведенных Коннектикуту, — положение, которое скорее всего останется за ним пожизненно.

Другие сенаторы, восседающие в кожаных креслах, казались смутно знакомыми, особенно потому, что все они были похожи друг на друга — крупные, волевые, властные мужчины. Независимо от политических убеждений все они были облачены в строгие, консервативные костюмы.

Как специалист по тканям, Дэни машинально отметила лощеную шерстяную униформу сенаторов. Костюмы из тонкой шерсти были визитной карточкой вашингтонской элиты, точно так же как шелковые тоги — знаком отличия самых влиятельных римских патрициев.

Дэни задумалась о том, протянут ли дорогие, добротные костюмы сенаторов столько, сколько продернутый золотой нитью шелк, который ей довелось увидеть в Лхасе. Вряд ли. Для тибетцев древний шелк был предметом поклонения, святыней, осязаемым мостом, ведущим ввысь. А шерстяные костюмы считались просто одеждой.

В центре зала заседаний на подиуме располагался роскошный стол в форме подковы с пятнадцатью солидными кожаными креслами. Здесь же было предусмотрено небольшое пространство для штатного персонала. Подковообразная форма основного стола невольно привлекала внимание присутствующих к свидетелям — двум мужчинам и женщине, разместившимся за специальным столом.

Дэни приоткрыла рот, узнав одного из мужчин.

Лхаса находилась на другом краю земли, однако Шон Кроу выглядел в темном костюме, белой сорочке и темно-зеленом галстуке не менее внушительно, чем в спецодежде альпиниста и с щетиной недельной давности.

Дэни с трудом заставила себя отвести взгляд от Шона. Второй мужчина за тем же столом был высоким, с черными, густыми, коротко остриженными волосами, военная выправка в его фигуре ощущалась, даже когда он сидел.

Сначала Дэни показалось, что его лицо покрывает густой загар, но когда неизвестный повернулся к сидящей рядом женщине, Дэни поняла, что он чернокожий. За всю свою жизнь Дэни ни разу не встречала более привлекательного мужчины.

Если бы на него довелось взглянуть Микеланджело, размышляла Дэни, то Давид гениального художника был бы высечен не из белого, а из черного мрамора.

Мужчина что-то пробормотал женщине, сидящей в середине. Она держалась гордо и уверенно, но явно не имела отношения к военной службе.

Когда женщина закончила совещаться с негром, Дэни увидела, что она уже немолода, что тонкие черты ее лица с возрастом смягчились. Она казалась воплощением яростной энергии и ума. Ее щеки и зеленые глаза слегка подчеркивал макияж — искусный, но незаметный.

Дэни с одобрением заметила, что женщина достаточно уверена в себе, чтобы позволить своим рыжим волосам седеть самим по себе, а не заниматься бесконечной и неблагодарной окраской.

— Кассандра Редпас, — прошептал Джонстон на ухо Дэни.

Вот чем объясняется ее уверенность, поняла Дэни. Кассандра Редпас была первой женщиной — заместителем главы ЦРУ, послом США и известным историком.

— Какое отношение она имеет к Шону? — еле слышно спросила Дэни.

— Она босс Шона. Прошу вас, тише.

Пока Дэни размышляла над тем, что Кассандра Редпас возглавляет «Риск лимитед», в комнату из двери за подковообразным столом вошел шестой сенатор. Приветливо помахав рукой Кассандре, он занял свое место.

Редпас ответила на приветствие улыбкой и кивком и что-то сказала Шону, сидящему справа от нее.

Когда Шон склонился, чтобы прошептать что-то на ухо Редпас, он оглянулся через плечо и заметил Дэни рядом с Элмером Джонстоном. Кроме легкого прищура, он ничем не выдал себя.

Однако у Дэни возникло ощущение, что он не рад вновь увидеться с ней.

«Вы никому и ничем не обязаны».

«Приятно слышать, — зло подумала Дэни, — но я предпочитаю платить долги».

Легонько коснувшись ее локтя, Джонстон повел Дэни к единственному ряду кресел вдоль стены зала.

Как только они разместились, председатель кивнул свидетелям.

Заседание началось.

— Посол Редпас, мы рады вновь видеть вас в Вашингтоне, — произнес Самптер. — Ваша мудрость и проницательность как нельзя кстати.

Он помедлил, чтобы откашляться и поправить галстук, словно сомневался, что тот находится на положенном месте.

Нервный жест? Дэни задумалась. Или же он просто из тех мужчин, которые вечно озабочены безукоризнен-.ностью своего вида?

— Это необычное заседание, посол Редпас, — продолжал Самптер, — и потому вам будет полезно узнать о его целях.

— Я ценю вашу любезность, сенатор, — ответила Редпас, — но могу заверить: все мы точно знаем, почему оказались здесь. Не все присутствующие в этом зале в восторге от существования «Риск лимитед».

Самптер потрогал золотую булавку галстука и снова откашлялся.

— Как бы то ни было, ваша частная организация работает на благо общества.

Сенатор Фицрой зашевелился в кресле и стукнул ручкой по столу. Этого негромкого звука хватило, чтобы отвлечь внимание от слов Самптера.

— Разоблачение вами преступных связей между министром обороны Мексики и колумбийскими наркодельцами стало шедевром разведывательного гения, — продолжал Самптер, слегка повысив голос.

— Благодарю, — сдержанно отозвалась Редпас.

— Как и успешное обнаружение тайных вкладов Фердинанда Маркоса, — добавил Самптер, — и конфискация расщепляемых материалов русских в Цюрихе.

Редпас просто кивала и ждала. Она понимала, что после череды льстивых похвал прозвучит упрек.

— Откровенно говоря, ваши успехи вызывают раздражение у некоторых профессионалов из правительственных разведывательных служб, — сообщил Самптер.

— «Риск лимитед» не конкурент правительственным организациям, — возразила Редпас. — Мы всего лишь частное предприятие.

Ручка Фицроя все быстрее и громче постукивала по столу.

— Со связями во всем мире, — напомнил Самптер.

— Транснациональные корпорации вполне законны.

— Разумеется.

— Судить о деятельности «Риск лимитед» можно по действиям наших противников, сенатор.

— Как вы сказали? — недоуменно переспросил Самптер.

— В результате помощи «Риск лимитед» итальянским властям, расследующим преступления коррупции, — объяснила Редпас, — сицилийская мафия предложила награду в сто тысяч долларов за мою смерть.

Самптер искоса взглянул на Фицроя, стук которого приобрел оскорбительный оттенок.

Редпас словно не слышалала Фицроя.

— Союз русских преступных синдикатов уничтожил агента «Риск лимитед» в прошлом году на Брайтон-Бич, — продолжала Редпас, — а второму нашему агенту устроили засаду, когда он допрашивал свидетелей в прошлом году в Калифорнии.

— Полагаю, в этом перечислении заслуг есть какой-то смысл? — вмешался Фицрой. Редпас смерила его взглядом.

— Да, сенатор, — холодно ответила она, — вы правы. Наши враги — враги всех цивилизованных людей. Однако, будучи частной организацией, мы лишены того профессионального преимущества, которое обычно распространяется на особых агентов правительственных служб.

— О чем это вы? — с вызовом осведомился сенатор.

— Об официально санкционированной секретности. — С этими словами Редпас повернулась к Самптеру. — Следовательно, — продолжала она, — «Риск лимитед» старается быть как можно более незаметным. Мы крайне обеспокоены потенциальной опасностью для наших сотрудников, возникающей в случае подобных заседаний.

Самптер кивнул. Подавшись вперед, он уставился на своего коллегу из Новой Англии.

— Чтобы обеспечить конфиденциальность, — произнес Самптер, — протокол нынешнего заседания, как и многих других заседаний нашего комитета, будет изъят из наших архивов.

Фицрой выслушал его с отсутствующим видом.

— Посол Редпас и ее коллеги сегодня явились сюда добровольно, — продолжал Самптер. — Потому нельзя допустить ни утечки информации, ни упоминаний в прессе о деятельности «Риск лимитед» и так далее.

Фицрой взглянул на часы. Секретарь склонился над креслом и что-то зашептал сенатору на ухо.

— Упомянув об этом, — добавил Самптер, — я передаю слово своему давнему другу сенатору Фицрою, который потребовал личного присутствия на этом заседании представителей «Риск лимитед».

Еще несколько секунд Фицрой продолжал приглушенно переговариваться со своим секретарем. Он рассчитал время с точностью, которую можно приобрести, лишь всю жизнь вращаясь в политических кругах: пауза была, достаточно длинной, чтобы показаться бестактностью, но не явным оскорблением.

Дэни тонко улыбнулась. Не надо было становиться завсегдатаем коридоров вашингтонской власти, чтобы понять: Фицрой не принадлежит к числу поклонников «Риск лимитед».

Лицо сенатора, так часто мелькающее в разделах новостей и светской хроники всех газет страны, в жизни оказалось одутловатым и багровым. Он пользовался репутацией пьяницы и сластолюбца.

Ничего нового, мысленно отметила Дэни. Большинство политиков Вашингтона имеют такую же репутацию.

Молодой человек в круглых очках, с лощеной внешностью студента престижного университета продолжал вполголоса совещаться с сенатором Фицроем. Секретарь перелистал несколько страниц некоего документа, указал на несколько пунктов и вручил документ сенатору.

Нетерпеливым жестом водрузив на нос бифокальные очки, Фицрой уставился на стопку бумаг. Выждав еще несколько мгновений, он развернулся вместе с креслом к столу для свидетелей.

— Благодарю вас, господин председатель, — произнес он. — Позвольте заверить моих уважаемых коллег, что с моей стороны не будет допущено ни малейшей утечки какой-либо информации.

Самптер невозмутимо кивнул.

Несмотря на сдержанные и даже любезные заявления, Дэни сразу поняла: эти двое не питают особого уважения друг к другу.

— И в то же время, — продолжал Фицрой гулким, но надтреснутым голосом, — я обеспокоен засильем частных служб в сфере международного правоприменения. По моему глубокому убеждению, вопросы жизни и смерти должны быть оставлены на усмотрение должным образом созданных правительственных структур.

Самптер слушал его невнимательно. Очевидно, Фицрой уже не в первый раз излагал подобные взгляды.

— Прежде всего, — добавил Фицрой, поворачиваясь к Редпас, — у меня возникают сомнения относительно действий частных организаций, подобных вашей.

— Потому мы и оказались здесь, — отозвалась Редпас.

— Надеюсь, вы не станете спорить, — осведомился Фицрой, — что частные агентства безопасности буквально кишат дискредитированными агентами разведки и безжалостными частными сыщиками, которые бесплатно проходят подготовку в правительственных органах, а затем продают свои услуги каждому, кто только в состоянии заплатить за них, — к примеру, транснациональным корпорациям, которые нанимают армии частных агентов за рубежом ради своей выгоды?

Редпас едва заметно улыбнулась, очевидно, забавляясь тирадой сенатора.

— Сенатор Фицрой, — ответила она, — ваше заявление перегружено нелицеприятными эпитетами и ошибочными предположениями.

Выпрямившись, Фицрой пристально уставился на нее, словно удивленный прямотой опровержения. Он открыл рот, но Редпас продолжала, не давая ему возразить:

— «Риск лимитед» нанимает лучших из бывших солдат, офицеров разведки и следователей правоохранительных органов, — сообщила Редпас. — Я сама бывший слуга общества с ничем не запятнанной профессиональной и личной репутацией, чего нельзя сказать о многих избранных должностных лицах.

— На кого вы… — начал было Фицрой.

Редпас пропустила его возглас мимо ушей.

— А что касается вашего монолога в целом, — перебила она, — могу сказать, что «Риск лимитед» действительно выполняет работу для частных корпораций всего мира. Кроме того, мы работаем на иностранные правительства, которым необходимы международные расследования, и на частные лица, нуждающиеся в специализированных услугах.

— В специализированных услугах… — саркастически повторил Фицрой. — В каких это из ваших «специализированных услуг» может нуждаться порядочный человек?

— Например, в совете о том, как поступить в случае похищения его близких террористами или криминальными группировками в другой стране. Мы не раз разбирали подобные случаи.

— Для кого? — не отступал Фицрой.

— Вам прекрасно известно, что мы гарантируем конфиденциальность своим клиентам.

— Это вы так говорите. А я считаю, что это просто удобный предлог.

Редпас спокойно смотрела на Фицроя с неиссякаемым терпением дипломата.

— Под личиной анонимности обычно скрываются преступления, — выпалил Фицрой.

— Я доверяю вашему огромному опыту в подобных вопросах, — невозмутимо откликнулась Редпас.

— Но ваш опыт несравненно больше, — парировал Фицрой. — Одна такая анонимная группа наняла «Риск лимитед» для убийства политических деятелей в Северной Ирландии.

Фицрой резким жестом указал на высокого чернокожего мужчину, сидящего рядом с Редпас.

Она склонилась над микрофоном. Ее голос не изменился, но зеленые глаза стали твердыми, как драгоценные камни.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — произнесла она.

— Я обращаюсь к вашему коллеге старшему сержанту Джиллеспи, — заявил Фицрой.

Мужчина с военной выправкой гордо расправил плечи.

— Мистер Джиллеспи, — известил присутствующих Фицрой, — ранее служил в пресловутой секретной службе британской армии, преступном подразделении, которое уже много лет подряд разбойничает в Северной Ирландии, убивая ни в чем не повинных политических деятелей и нарушая покой мирных граждан.

— Пресловутая? Преступная? — переспросила Редпас слегка дрогнувшим голосом и холодно продолжала:

— Это нелепо, сенатор. Так же нелепо, как называть армию Ирландской республики «ни в чем не повинными политическими деятелями».

— Напротив, — фыркнул Фицрой. — Разве мистер Джиллеспи не тот человек, который был отождествлен британской прессой с «солдатом три» во время официального правительственного расследования политических убийств, совершенных особыми агентами британского подразделения?

Дэни напряглась, увидев, как застыли Шон и Редпас. Поза Джиллеспи не изменилась.

— Я не знала, что на этом заседании предполагалось рассматривать военную тактику Великобритании, — невозмутимо откликнулась Редпас, — иначе я пригласила бы сюда экспертов, способных дать показания.

— Это заседание касается деятельности частных агентств безопасности и преступников, которых они нанимают, — выпалил Фицрой. — Вы единственный так называемый эксперт, который здесь нужен.

Джиллеспи склонился и что-то прошептал на ухо Редпас. Она повернулась к нему. На миг они обменялись взглядами, в которых угадывалось нечто большее, чем отношения коллег.

Редпас едва заметно качнула головой.

Джиллеспи снова что-то прошептал.

Не скрывая недовольства, Редпас прикрыла рот рукой и ответила Джиллеспи.

Его ответом стала только неожиданно мягкая улыбка и отрицательное покачивание головой.

Наконец Редпас нехотя передала ему микрофон.

Джиллеспи склонился над ним и заговорил глубоким, гулким голосом, в котором сочетались акценты жителей Карибских островов, Великобритании и Америки.

— Я Рэнальф Джиллеспи, офицер запаса двадцать второго особого подразделения военно-воздушных сил ее величества, — сообщил Джиллеспи. — Кроме того, я человек, публично отождествленный с «солдатом три» во время вышеупомянутого процесса.

Губы Редпас сжались.

— Я не совершил никаких действий, которые могли быть признаны предосудительными, — продолжал Джиллеспи. — Именно к такому заключению пришло упомянутое вами расследование.

— Расследование, проведенное в Великобритании, — уточнил Фицрой.

— «Ни в чем не повинными политическими деятелями», замешанными в расследуемом инциденте, — невозмутимо добавил Джиллеспи, — были два молодых ирландца, вооруженных десантным автоматом «Армалайт АР-15», тремя ручными гранатами и мощным девятимиллиметровым браунингом.

Фицрой застучал ручкой по столу.

— Я готов признать, сенатор, — заявил Джиллеспи, — что эти двое были наивными, но отнюдь не невинными жертвами. Позднее мы выяснили, что их подставили товарищи по ирландской республиканской армии.

— Сомневаюсь.

— Сомневайтесь в чем хотите, — отозвался Джиллеспи. — Доказательства неопровержимы. В попытке создать инцидент международного масштаба ИРА намеренно отправила этих мальчишек на смерть, как ягнят на заклание.

— Так вы признаете, что они были совсем молодыми?

— Сенатор, для людей нашего возраста половина населения мира кажется детьми.

Самптер усмехнулся.

Фицрой только нахмурился, услышав напоминание о своем возрасте.

— Если я в чем-нибудь и виновен, — добавил Джиллеспи, — так это в том, что стреляю лучше, чем эти двое молодых людей, которые пытались убить меня.

Резко повернувшись, Фицрой оглянулся на своего секретаря, который торопливо рылся в бумагах.

Слегка подавшись вперед, Редпас заговорила в микрофон, переданный Джиллеспи.

— Вас наверняка заинтересует тот факт, сенатор Фицрой, — ледяным тоном произнесла она, — что оружие, которое было в руках этих двух молодых ирландцев, приобрели на деньги, собранные в США.

Фицрой развернулся к Редпас.

— Большая часть этих денег, — продолжала она, — была безвозмездно передана ирландцам-республиканцам на северо-востоке США, составляющим самую стойкую часть ваших сторонников.

На лице сенатора вспыхнул густой багровый румянец.

— Другими словами, между мной и террористами существует связь! — прогрохотал он.

— Посол Редпас этого не говорила, — спокойно вмешался Джиллеспи. — Она всего лишь упомянула о двух конкретных фактах, предоставив другим делать выводы.

Фицрой гневно уставился на невозмутимого солдата.

Джиллеспи улыбался.

Наконец Фицрой перевел взгляд на молодого секретаря, предупредительно склонившегося над его плечом.

Восточный лоск помощника и отточенные манеры свидетельствовали о непомерных амбициях, изысканном воспитании и обширных семейных связях. Молодой человек смотрел на Джиллеспи так, словно ушам своим не верил.

Секретарь не сразу понял, что сенатор потрясает перед его лицом растрепанной пачкой бумаг. Наконец опомнившись, он нагнулся к боссу.

Прикрывая рот ладонью, Фицрой что-то прошипел вопросительным тоном. Беспомощное пожатие плеч секретаря было более чем красноречивым. Он взял бумаги Фицроя, покопался в них и указал еще на одно место.

Фицрой быстро пробежал глазами отмеченный пункт, покачал головой и одарил молодого секретаря взглядом, способным расплавить стекло.

— Уважаемый председатель, — произнес Фицрой, взглянув на часы, — секретарь только что напомнил мне, что сейчас идет слушание важного дела в комитете по торговле, членом которого я являюсь. Если присутствующие не возражают, расспросы свидетелей от моего имени будет вести мой секретарь Сидней Марч.

Самптер изобразил изумление.

— Но у меня создалось впечатление, что вы лично требовали этого заседания и обсуждения, — возразил он. — Вы хотите сказать, что его предмет больше не представляет для вас интереса?

Фицрой сверкнул фотогеничной улыбкой, которую называли его визитной карточкой.

— Отнюдь нет, уважаемый председатель, — отозвался он. — Мой интерес был основан на расследовании, проведенном мистером Марчем. Вполне резонно поручить ему допрос посла.

С этими словами Фицрой протянул приготовленные вопросы своему помощнику, поднялся, сдержанно кивнул Самптеру и покинул зал.

Сидней Марч тупо уставился на бумаги, которые оказались в его руках, затем перевел взгляд на Самптера и, наконец, на трех свидетелей, сидящих за отдельным столом. На минуту секретарь лишился дара речи.

Он только сейчас понял, что босс оставил его на растерзание волкам.

— Вы готовы продолжать, мистер Марч? — осведомился Самптер.

Марч судорожно сглотнул, пытаясь взять себя в руки. Он вновь перебрал бумаги, тщетно отыскивая факт или вопрос, который помог бы ему выйти из затруднительного положения.

— Посол Редпас, — наконец начал он подрагивающим голосом, — разве вы не согласны с тем, что ваша организация действует с позиций, так сказать, грубой силы, без поддержки закона?

Редпас забрала микрофон у Джиллеспи.

— Ни в коей мере, — заявила она. — Агенты «Риск лимитед» действуют в рамках правовых структур страны, в которой находятся. Иначе мы рисковали бы подвергнуться таким же обвинениям, как любой гражданин этой страны.

— А если в этой стране отсутствуют эффективные правовые структуры? — возразил Марч.

— Если закон существует, мы придерживаемся его. В противном случае мы действуем исходя из соображений здравого смысла.

— Ваши агенты подготовлены к тактике насилия, — указал Марч.

— Да. Иногда она бывает единственной альтернативой капитуляции.

— Следовательно, вы одобряете частное использование смертельной силы, — торжествующе заключил Марч.

Джиллеспи повернулся и дотронулся до руки Редпас. Она передала ему микрофон.

— Мало кто из людей, пользующихся смертельной силой, искренне одобряют ее, а тем более радуются ей, — сообщил Джиллеспи. — Отчасти моя работа состоит в том, чтобы в «Риск лимитед» не попадали те, кто наслаждается насилием.

Сидней Марч хотел что-то сказать, но Самптер перебил его:

— Мистер Марч, мы теряем драгоценное время, обсуждая скорее философские проблемы, нежели факты. Какой конкретно инцидент или инциденты вы обнаружили? Что позволило сенатору Фицрою заподозрить «Риск лимитед» в неэтичных действиях?

Марч дважды приоткрыл и снова закрыл рот.

— Это я и намеревался прояснить в ходе заседания, — наконец произнес он.

— Но когда сенатор Фицрой предложил провести это заседание, он говорил совсем о другом, — возразил Самптер. — Было упомянуто неопровержимое доказательство. Где оно?

— Я… то есть я надеялся, что…

— Благодарю, — прервал Самптер. — Вы прояснили ситуацию.

Марч вспыхнул и огляделся, ища поддержки у других сенаторов.

Но из них на месте остался только один. Остальные попросту ускользнули, едва поняли, откуда дует политический ветер.

— Полагаю, больше ни у кого из присутствующих нет вопросов к этим свидетелям, — произнес Самптер. В зале заседания зазвенела тишина.

— В таком случае, — нарушил ее Самптер, немного помолчав, — я вновь благодарю вас всех троих за то, что вы прояснили наши сомнения.

— Мы были только рады такой возможности, уважаемый председатель, — отозвалась Редпас.

— Могу себе представить.

Самптер взял лежащий перед ним молоток и решительно ударил по столу вишневого дерева.

— Сим объявляю заседание комитета законченным, — произнес он. — Мистер Марч, я хотел бы побеседовать с вами.

— И не только он один, — произнес голос над ухом Дэни.

Вздрогнув, она увидела рядом Шона. Заслушавшись, она даже не заметила, как он подошел к ней. Рядом с Шоном стоял Джиллеспи.

Дэни почувствовала себя травинкой в лесу могучих дубов. Она поспешно встала.

— Поговоришь с ней потом. — Джиллеспи не дал Шону вымолвить ни слова. — А сейчас у мисс Уоррен встреча с наследниками Будды.

— Как? — изумилась она.

— Да, — подтвердил Джиллеспи. — В четырнадцать часов.

— Я не умею даже приветствовать старшего по званию, сержант, — с улыбкой призналась Дэни.

Шон усмехнулся, Джиллеспи последовал его примеру.

— И все-таки добро пожаловать в наши ряды, мисс Уоррен, — произнес Джиллеспи, — и если это не доставит вам слишком много неудобств, не соблаговолите ли вы начать переставлять свои очаровательные ноги в сторону двери? У нас в запасе двадцать минут.

— Наследники Будды… — повторила Дэни. — Значит, это из-за лхасского шелка?

Джиллеспи и Шон быстро огляделись, убеждаясь, что их никто не подслушивает.

Но поблизости никого неоказалось.

— Да, — приглушенно ответил Джиллеспи.

— Но через сорок минут у меня начинается, семинар, — вспомнила Дэни.

— Вас прикроют.

— Прошу прощения?

— У посла Редпас немало друзей, занимающих высокие посты в академических кругах. Вас прикроют.

— Так просто? — изумилась Дэни. Джиллеспи кивнул.

— Так вы идете?

— Вы никому и ничего не должны, — тихо произнес Шон. — Помните?

— Разумеется, — ответила Дэни. — Идемте, сержант.

 

Глава 12

Только что завершилось еще одно, более многолюдное заседание сената. Коридор был забит репортерами и съемочными группами. Их мишенью стал сенатор, выступающий против существующей системы налогообложения и за необходимость поддержки бедных слоев населения.

Если репортеры и заметили противоречие в заявлениях сенатора, то указать на него никто не решился.

— Ступайте с Шоном, — сказал Джиллеспи, — позднее мы к вам присоединимся.

По сигналу Джиллеспи Шон взял Дэни за руку, а несколько секунд спустя уже рассекал толпу в переполненном холле, словно ледокол, расчищая путь перед Дэни.

Мощь пальцев, сжимающих руку Дэни, была знакомой и уютной. Она напомнила Дэни о сдержанной силе Шона и о том, как он встал на ее защиту.

Но как ни странно, чувство защищенности, которым наслаждалась Дэни, в то же время раздражало ее.

«Это Вашингтон, а не дикий Тибет, — с досадой размышляла Дэни. — Вряд ли на меня нападут в здании сената».

Достигнув вращающейся двери, выходящей на улицу, Шон выпустил руку Дэни и шагнул в первый сектор двери. Дэни ступила в следующий. И вот она вновь оказалась под серым, осенним небом, вдыхая горьковатый дымок костров, на которых сжигали опавшие листья.

Шон стоял на тротуаре, ожидая ее. Он протягивал Дэни правую руку, одновременно оглядывая улицу. По пути от зала заседаний до тротуара он успел расстегнуть пиджак темного костюма.

Дэни разглядела мелькнувший матово-черный пистолет в кобуре на поясе Шона.

На головокружительный миг ее унесло обратно в Тибет. Прохладный воздух стал разреженным, ледяным, на кострах горели не листья, а варилась в котлах еда.

— Дэни!

Заморгав, она взглянула в глаза Шона, подступившего к ней вплотную.

— В чем дело? — обеспокоенно спросил он. — Увидели кого-то и вспомнили Тибет?

— Не кого-то, а что-то.

— Что же?

— Ваше оружие. На миг мне показалось, что мы перенеслись обратно в Лхасу.

Выражение лица Шона смягчилось.

— Вы же слышали посла, — ответил он. — Лхаса — пригород Вашингтона. Наша голубая планетка с каждым днем становится все теснее.

— Если вы пытаетесь запугать меня, не трудитесь, — предупредила Дэни. — Я живу в Адамс-Морган, вместе с половиной водителей такси и всеми иностранными террористами округа Колумбия.

Шон удивленно помигал и расхохотался, но тут же смутился от своего неожиданного веселья.

По-видимому, такая искренность показалась ему неуместной.

С притворно-небрежным видом он огляделся, прежде чем слегка коснуться плеча Дэни.

Беспечные манеры не обманули Дэни. Она уже давно поняла, что от зорких темных глаз Шона ничто не ускользает.

— Нам сюда, — сообщил он и повел Дэни к черному лимузину, припаркованному поблизости. Несмотря на всю любезность Шона, Дэни всем существом сознавала, что он ни на секунду не убирает левую руку от кобуры под расстегнутым пиджаком. Открывая дверцу машины и усаживая Дэни на бархатное заднее сиденье, он не сводил глаз с пешеходов и машин на улице.

Тревога разлилась по телу Дэни, подобно ласке призрака. В Вашингтоне Шон оставался таким же бдительным и настороженным, как в ту ночь, когда затащил ее на крышу дома в Лхасе и заставил спрыгнуть в темноту переулка.

Их колени соприкоснулись, когда Шон усаживался на откидное сиденье напротив Дэни. Еле уловимого прикосновения хватило, чтобы она вспомнила о своей модной короткой юбке. Теперь, когда Дэни сидела, юбка заканчивалась на несколько дюймов выше колена.

Шон тоже это заметил.

Мгновение они смотрели друг на друга в упор. Шон сверкнул улыбкой, неожиданной в своей откровенности.

Эта улыбка встревожила Дэни не меньше, чем вид кобуры на поясе Шона.

— Неудивительно, что вас не приняли в монахи, — пробормотала она.

Окинув быстрым взглядом безупречный силуэт ног Дэни, Шон отвел глаза.

— Нет, причина была другой, — возразил он, — но еще некоторое время вам не угрожает опасность.

— От кого?

— От меня.

Дэни приоткрыла рот, но слова застряли в горле.

— Я же предупреждал вас, — продолжал Шон. — Помните? Вы никому и ничего не должны. Так что если вы явились сюда только потому, что вам напомнили о долге передо мной и «Риск лимитед», открывайте дверь и бегите отсюда со всех ног.

— Но…

— Это последнее предупреждение, — перебил Шон. — Джилли будет здесь через минуту.

— Я пришла из-за шелка, — сообщила Дэни. — А почему бы и нет?

— Кругом шелк, — пробормотал Шон, снова упираясь взглядом в ноги Дэни.

— Черт побери, прекратите!

— Наверняка я не первый из мужчин, обративший внимание на ваши ноги, — невозмутимо заметил Шон.

— Да, но… — Голос Дэни затих.

— Но… — услужливо подсказал Шон. Дэни стиснула зубы, едва не признавшись: взгляд Шона тревожит ее отнюдь не случайно.

— Катитесь ко всем чертям! — выпалила она.

— Там я уже бывал, и не раз. Не рекомендую следовать моему примеру. Вот поэтому я и советую вам удирать, пока есть возможность.

Дэни смерила Шона ледяным взглядом и переключила все внимание на затемненные стекла в окнах лимузина.

Шон вытянул свои длинные ноги перед пустым сиденьем и опустил плечи, видимо, наслаждаясь покоем.

Но левую руку он по-прежнему держал возле кобуры.

Дверь лимузина открылась. Кассандра Редпас скользнула на откидное сиденье рядом с Шоном. Женщина-посол двигалась уверенно и грациозно. Очевидно, в лимузинах она чувствовала себя как дома.

Как только за Редпас захлопнулась дверца, она уронила на пол кожаную сумку. Сумка ударилась о толстый коврик на полу с глухим стуком, словно была набита тяжелыми книгами.

Джиллеспи зашел с другой стороны машины и опустился на сиденье рядом с Дэни. Прозвучал решительный хлопок еще одной дверцы.

«Вам следовало бы выбраться из лимузина, пока еще не поздно».

Дэни подозревала, что уже опоздала, и в этот миг вручила свою жизнь Шону.

— Я Кассандра Редпас. Прошу прощения за таинственность, — приветливо произнесла Редпас. — Вероятно, она ни к чему, но это так, на всякий случай.

С этими словами, она взяла Дэни за руку и дружески пожала ее жестом тетушки, успокаивающей любимую племянницу.

— А это — Рэнальф Джиллеспи, отставной солдат британской армии, — добавила она.

— Мы познакомились в зале, — машинально напомнила Дэни.

— Я знаю, но иногда за работой Джилли забывает о формальностях, — отозвалась Редпас. Джиллеспи коротко кивнул:

— Мисс Уоррен, я счастлив познакомиться с вами, и так далее.

Привстав, он протянул руку над плечом Редпас и постучал по пуленепробиваемому стеклу. Лимузин почти бесшумно тронулся с места.

— Передай-ка ее мне, — попросил Джиллеепи, усаживаясь на место.

Шон подобрал с пола тяжелую кожаную сумку и протянул ее Джиллеспи. Пока лимузин лавировал в потоке автомобилей, бывший солдат открыл сумку.

Дэни увидела устрашающего вида ручной пулемет и несколько обойм.

— Не обращайте внимания на сержанта, — шутливо обратилась Редпас к Дэни. — Он один из тех профессиональных вояк, о которых я говорила комитету. Это значит, что он видит врагов даже там, где мы с вами их никогда бы не обнаружили.

— Ну, тогда я могу быть спокойна, — иронически отозвалась Дэни.

— Джилли все еще немного дуется, — добавила Редпас. — Он не привык к упрекам сенаторов США.

— Зато, дорогая, я давным-давно привык ставить на место безмозглых политиканов за исключением присутствующих, — вмешался Джиллеспи. — И юных прихлебателей, работающих на них, как тот, что попался нам сегодня.

Повернувшись, Джиллеспи пригвоздил Дэни к месту взглядом черных блестящих глаз.

— Что вы обо всем этом думаете? — поинтересовался он.

— Мне надо почаще смотреть телевизор, — невозмутимо сообщила Дэни. — Я и понятия не имела, что заседания сената настолько любопытны.

— Это еще что! Иногда здесь творится настоящий «чарли-фокстрот», — заявил Джиллеспи.

Дэни постаралась не подать виду, что поняла, о чем он говорит.

Шон подмигнул ей.

— Этот мальчишка пытался выставить «Риск лимитед» чем-то вроде тайной армии Олли Порта, — продолжал Джиллеспи. — А потом он передал бы якобы утерянную копию протокола заседания бывшему однокашнику, который теперь работает в «Вашингтон пост».

Темные брови Дэни приподнялись.

— Что этот секретарь имеет против «Риск лимитед»? — удивилась она.

— Насколько мне известно, личных претензий к нам у него нет, — ответил Шон. — Перед заседанием мы не получили никаких предупреждений.

— Значит, он просто еще один будущий вашингтонский заправила, рвущийся к власти?

— Может быть. — Шон пожал плечами. — Судя по тому, что я выяснил об этом Марче, он настолько амбициозен, что ему плевать, даже если его используют.

— Используют?

— Вот именно. — Шон повернулся к Редпас:

— Ты выяснила, под чью дудку пляшет Марч?

Улыбка Редпас стала почти кошачьей.

— Нам удалось побеседовать с юным мистером Марчем, — сообщила она. — Узнав, с какой стороны булка намазана маслом, он становится весьма вежливым и сговорчивым молодым человеком.

Джиллеспи фыркнул.

— Он заинтересовался «Риск лимитед», — продолжала Редпас, — не без подсказки партнеров сенатора — Демби, Кравица и Шорра — здесь же, на Пенсильвания-авеню.

— Это не тот Джордж Демби, который прежде был председателем Демократического национального комитета? — поинтересовался Шон.

— Тот самый, — нахмурился Джиллеспи. — Официально эти люди всего лишь представляют одну из влиятельных вашингтонских юридических фирм…

— … а на самом деле являются агентами полудюжины холдинговых компаний из Люксембурга и Лиги банкиров с острова Аруба, — докончила Редпас.

— Аруба? — резко переспросил Шон, — Значит, все действительно идет из «Гармонии»?

Ни Редпас, ни Джиллеспи не ответили, и это молчание само по себе стало подтверждением.

Шон повернулся к Дэни.

— Подумать только! — негромко произнес он. — Решив вляпаться в дерьмо, вы выбрали самую большую кучу на этой планете!

Минуту Дэни непонимающе смотрела на Шона. Но мрачно сжатые губы и прищуренные глаза ясно давали понять, что ему не до шуток.

— Из всех гармоний мне известна только музыкальная, — сообщила Дэни. — Как же я могла в нее, как вы выразились, «вляпаться»?

— Вы пытались спасти шелк, — отозвалась Редпас.

— В Лхасе? — уточнила Дэни. Шон кивнул.

— Разумеется, я пыталась спасти шелк, — нетерпеливо подтвердила Дэни. — Всю жизнь я только тем и занимаюсь, что ищу, приобретаю, а потом готовлю для хранения образцы древних тканей. И за все это время я ни разу, как вы деликатно выразились, не «вляпалась в дерьмо».

Улыбка Шона оставалась холодной, словно он наслаждался тонкой и небезопасной иронией.

— Я же говорил вам: мир слишком тесен, — напомнил он.

— И что это значит?

— А то, что сукин сын, который убил Фана и пытался прикончить вас, русский по имени Илья Касатонов.

— Откуда вы узнали? — изумилась Дэни, чувствуя себя загнанной в угол. Увидев ее смятение, Шон покачал головой.

— Слишком поздно, — произнес он. — Вы увязли по самые уши.

— Касатонов, — объяснил Джиллеспи, — разжалованный ветеран спецназа.

— Советских войск специального назначения, — перевел Шон.

— Ну и что? — допытывалась Дэни.

— Проще говоря, мисс Уоррен, — растолковал ей Джиллеспи, — Касатонов опасен, как никто другой. Он начальник службы безопасности и универсальный убийца в «Гармонии».

— Опять гармония, — повторила Дэни. — Что это такое?

Джиллеспи реревел взгляд на Шона и еле заметно качнул головой, но Дэни уловила его жест.

— Потом, — пообещал Джиллеспи.

— Допустим, — отозвалась Дэни с тщательно скрытой досадой. — Но откуда мне знать, что тот человек и вправду Касатонов? Шон никогда не упоминал его имени в Лхасе.

Шон искоса взглянул на Джиллеспи.

— Я же говорил тебе: она наивна, но не глупа, — заявил он. — Помнишь?

Джиллеспи хмыкнул.

— Ты сам этого хотел, — недовольно напомнил Шон. — Ты даже требовал. Вот и получай, Джилли. Радуйся.

— Дьявольщина! — пробормотал Джиллеспи. Редпас молча переводила холодный взгляд с одного мужчины на другого.

Старший сержант вытянул длинные ноги и водрузил их на сиденье между Редпас и Шоном. Пальцы рук он переплел за головой.

На некоторое время все замолчали.

— В Лхасе мало кто говорит по международному телефону, — наконец нехотя произнес Джиллеспи.

Дэни кивнула. Она знала, как трудно в Тибете дозвониться на соседнюю улицу, не то что через океан.

— Один белобрысый здоровяк с Запада несколько раз звонил по международному за неделю до вашего знакомства с Фаном, — продолжал Джиллеспи. — А еще раз позвонил вскоре после убийства Фана. Каждый раз его абонентом был некто в зоне Карибского бассейна.

— Вы хотите сказать, что кто-то видел высокого блондина с телефонной карточкой? — скептически осведомилась Дэни.

— Все не так просто, — покачала головой Редпас.

— Это уже ближе к истине, — отозвалась Дэни. Редпас тонко улыбнулась:

— Вы должны понять: Джиллеспи не желает распространяться о секретах магии, которую они творят вдвоем с Шоном.

— Методы и средства, детка, — раздраженно подтвердил Джиллеспи. — Никогда не говори о методах и средствах.

— И светский лоск, — добавила Редпас.

— Этот светский лоск влетел мне в десять тысяч долларов, — напомнил Джиллеспи.

Дэни поморщилась, прибавляя еще одну сумму к счету за свое спасение.

— Дорого же обходится светский лоск! — пожав плечами, заключила Редпас. Она с улыбкой потрепала Джиллеспи по колену.

— Поговори с ней, — мягко попросила она. — Она нам нужна.

Твердые, мужественные черты лица Джиллеспи мгновенно смягчились. И все-таки он явно не испытывал желания вдаваться в подробности своего светского обхождения.

— Однажды я целый день провела у африканского шамана, — словно невзначай произнесла Дэни. — Он объяснял мне значение каждого амулета и снадобья, которые носил в сумке из шкуры зебры. Я ни разу не выдала его тайны, сержант. Не выдам и ваши.

Джиллеспи пристально взглянул на Дэни, словно пытаясь определить, не шутит ли она.

— Нет, она не шутит, — подсказал Шон. — Если хочешь, можешь держать ее в полном неведении, но могу поручиться: от нее ты этим ничего не добьешься.

Шон не добавил: «Я же говорил!» Это было ни к чему. Джиллеспи понял невысказанное так, словно Шон произнес его громко и отчетливо.

— После того как Шон узнал о звонках, — наконец начал Джиллеспи, — я связался с одним из наших гонконгских агентов. Он сыграл роль предпринимателя, занимающегося коммуникациями, встретился с менеджером тибетской телефонной сети и купил список всех международных звонков за недельный период.

— Просто взял и купил? — переспросила Дэни, но тут же опомнилась:

— Вычеркните этот вопрос. Твердая валюта в Тибете редкость.

На лице Джиллеспи мелькнула улыбка.

— Как только список оказался у нас в руках, — продолжал он, — остальное было делом техники. Список содержал около шести тысяч звонков, но шесть из них — по одному и тому же номеру на Арубе.

Дэни вопросительно посмотрела на Шона:

— Как вы узнали, что он русский?

— Я же говорил вам: несколько лет назад я побывал у моджахедов в Афганистане.

Дэни кивнула.

— Достаточно один раз увидеть спецназ в действии, — объяснил Шон, — и если выживешь, запомнишь их тактику массированного обстрела и натиска на всю жизнь.

Редпас вытащила большую фотографию из папки, лежащей в кожаной сумке, и протянула ее Дэни.

— Вы видели в Лхасе этого человека? — спросила Редпас.

На снимке был изображен высокий, хорошо сложенный мужчина, стоящий на конце длинного трамплина над огромным бассейном. Фотография была нечеткой, очевидно, увеличенной с кадра, снятого с большого расстояния.

Но несмотря на это, самая важная подробность сохранилась: Дэни без труда различала лицо мужчины. На его торсе отчетливо просматривалось три глубоких шрама. Мужчина был совершенно голым, и Дэни разглядела, что его гениталии изуродованы.

— О Господи… — ахнула она.

— Афганцы приберегали для русских из спецназа любопытную пытку, — пояснил Шон. — Одной угрозы ее было достаточно, чтобы сломить большинство пленников, но, очевидно, не Илью Касатонова.

— Одного я никак не могу понять, — вмешался Джиллеспи, — как он ухитряется спать с нашей обожаемой Катей.

— Напряги воображение, — посоветовал Шон.

— Пробовал. Не выходит.

— Тогда могу предложить несколько фильмов.

— Отвяжись.

— Кто эта Катя? — спросила Дэни.

— Катя Павлова — владелица усадьбы «Гармония», — пояснила Редпас. — А еще — связующее звено, которое не дает распасться крепко сколоченной группе преступников. Полагаю, этот маленький триумф женской власти должен был порадовать меня, но увы!..

— Преступников? Таких, как Касатонов?

— Не совсем, — сухо пошутил Шон. — У остальных все цело, разве что функционирует не всегда.

— Должно быть, Касатонов нашел какой-то другой, весьма действенный способ, — размышлял вслух Джиллеспи. —У Кати большие потребности, пусть даже весьма странные.

Дэни уставилась на обоих мужчин широко раскрытыми глазами.

— Насколько я понимаю, вы оба принадлежите к школе секса, в которой запрещено пускать в ход руки и рты? — осведомилась она.

У Джиллеспи отвисла челюсть. Опомнившись, он расхохотался хором с Редпас.

Шон только задумчиво уставился на Дэни.

«Он чертовски сообразителен, — решила Дэни. — Когда только я научусь в его присутствии держать язык за зубами?»

Дэни вернула снимок Редпас, а затем спокойно встретилась взглядом с Шоном.

— Да, этого человека я видела в Лхасе, — подтвердила Дэни. — Полагаю, Шон тоже пытался похитить шелк? — осведомилась она, глядя на Редпас.

— Так же, как и вы, — парировал Шон.

— Я пыталась купить его по веским причинам.

— Для академии?

— Чтобы сохранить. Древний шелк невероятно хрупкий. Несмотря на упругость золотых нитей, вплетенных в шелк, Фан чуть не погубил ткань, даже если ее возраст вполовину меньше, чем он уверял.

— Но ткань действительно очень древняя, — заметила Редпас.

— Седьмого века до нашей эры? — резко переспросила Дэни. — Вряд ли.

— Законные владельцы шелка совершенно уверены в его возрасте и подлинности.

Дэни вспомнила драгоценный кусочек ткани, подумала и пожала плечами.

— Может быть, — суховато произнесла она. — Во всяком случае, шелк, который видела я, был действительно старым, но, несмотря на это, находился в превосходном состоянии. Очевидно, прежний владелец умело хранил его.

Шон бросил взгляд на Редпас. Та слегка кивнула.

— Этот шелк — собственность Лазурной секты, — сообщил Шон.

— Лазурной… — повторила Дэни и нахмурилась. — Дорджи. Наш водитель. Он ведь был монахом из Лазурной секты? Так вот почему он рисковал жизнью ради нас? Этот шелк был для него священным?

— Да, — подтвердил Шон.

— Ему удалось спастись? — встревоженно спросила Дэни.

— С трудом, но выжил.

Дэни облегченно вздохнула.

— Слава Богу! — негромко произнесла она. — Думать о том, что он умер из-за меня, было… невыносимо.

Джиллеспи метнул на нее быстрый взгляд, в котором слились изумление и одобрение.

Редпас просто кивнула, словно эти слова подтвердили уже высказанное ею мнение. Раскрыв папку, она вытащила еще одну фотографию.

— Скажите, не этот ли шелк Фан показывал вам в день нападения Касатонова?

Дэни разглядывала снимок, изображающий лазурный шелк в стеклянной витрине. Фотография была сделана при ярком искусственном освещении, но даже оно не могло затмить роскоши переплетения шелковых и золотых нитей.

Витрина была водружена на алтарь, расписанный буддийскими символами и воздвигнутый в комнате с темными каменными стенами. Она напомнила Дэни о келье, в которой ей пришлось провести бесконечные часы до возвращения Шона.

— Шелк на фотографии выглядит очень похожим на тот, что я видела тогда вечером, — наконец произнесла Дэни, — но пока я не увижу его собственными глазами и не потрогаю переплетение, я не могу утверждать наверняка.

— И все-таки это может быть один и тот же фрагмент? — спросила Редпас.

— Вполне. Или же он может оказаться совершенно другим.

Джиллеспи хмыкнул:

— Результат опознания не оправдал надежд.

— Вы предпочли бы услышать от меня ложь?

— Нет, — хором ответили Шон и Джиллеспи.

— Но лучше было бы, если бы вы сообщили, какова вероятность, что этот шелк тот же самый, — добавил Шон.

— Вы видели оригинал? Вот этот кусок шелка в витрине? — спросила Дэни у Шона.

— Да.

— Он был того же цвета, что и шелк на фотографии?

Шон нахмурился.

— Почти, но оригинал был более… пожалуй, ярким. Второго такого оттенка на свете нет.

— Тогда вполне вероятно, что это и есть ткань, виденная мною в Лхасе, — заключила Дэни. Джиллеспи усмехнулся:

— Хорошая новость.

— Разве? — переспросила Дэни. — Краски в конце концов выцветают. Вряд ли этот шелк настолько стар, как утверждают монахи.

— Вы эксперт, вам судить, — пожав плечами, отозвался Джиллеспи. — Но каким бы он ни был, монахи лишились его и хотят получить обратно.

— В холодном сухом воздухе тибетских пустынь вещи сохраняются превосходно, — сообщил Шон.

— Да, но… — начала Дэни.

— За этим шелком ухаживали поколения преданных монахов, — продолжал Шон. — Это средоточие их веры. Этот шелк — такая же святыня для тибетцев, как туринская плащаница для христиан. Это — остаток одеяния самого Будды.

— Я говорю не о религиозном значении шелка, — осторожно возразила Дэни, — а о его вероятном возрасте.

Шон, похоже, хотел что-то возразить, но передумал.

— Я почти ничего не слышала о Лазурной секте, — заметила Дэни, чтобы перевести разговор.

— Ее монахи гораздо более сдержанно относятся к рекламе, чем Желтая секта далай-ламы, — пояснил Шон. — Но Лазурная секта обладает не меньшей властью, когда речь заходит о преданности жителей Тибета.

— Монахов Лазурной секты, — добавила Редпас, — считают хранителями древних обычаев гор и пустынь, народы которых построили ныне разрушенные города вдоль Великого шелкового пути. Если не ошибаюсь, вы жили среди нескольких племен Тибета?

— Да, — кивнула Дэни.

— Не правда ли, это глубоко верующие люди?

— Чрезвычайно глубоко, — уточнила Дэни. — Их жизнь и религия настолько переплетены, что отнять религию — значит уничтожить их общество.

— Вот именно, — подхватил Шон. — Однако вы пытались купить этот шелк.

— Только чтобы спасти его, — с жаром перебила Дэни. — Я же не знала, что он святыня.

— Тогда, черт возьми, вам следовало быть подальше от…

Редпас резко кашлянула. Шон осекся.

— Буддийский Тибет, — мягко продолжала Редпас, — скорее теократия, нежели государство в западном понимании этого слова.

— Несомненно, среди гор и пустынь жизнью людей управляет религия, — согласилась Дэни.

— Жители городов более осмотрительны в проявлении своих религиозных убеждений, — добавил Шон. — Им приходится бороться за жизнь. И тем не менее они преданные буддисты.

— Такие реликвии, как этот шелк, — орудия государства, — пояснила Редпас. — Это символ национальной гордости, олицетворение политических и религиозных чувств.

— Понимаю, — кивнула Дэни. — Именно поэтому солдаты КНР преследуют людей, ворующих предметы старины.

— За исключением случаев, когда вором оказывается китайское правительство, — уточнил Шон. — Оно прибирает к рукам все буддийские святыни и вывозит их в Пекин «на хранение».

— Вы хотите сказать, что Фан был агентом китайского правительства? — удивилась Дэни.

— Да, мы поняли это, — подтвердил Шон, — и вы, должно быть, тоже.

— Верно.

— Наконец-то, — пробормотал Шон.

— Мистер Кроу! — повысила голос Редпас.

— Умолкаю, босс.

— Вот и хорошо. — Редпас повернулась к Дэни:

— У вас было несколько недель, чтобы поразмыслить о случившемся в Лхасе. Вы не задумывались над тем, почему Фан выбрал именно вас?

— По-моему… — Дэни помедлила в нерешительности. — Думаю, тот, кто передал шелк Фану, хотел убедиться, что шелк не пострадает. Каким-то образом эти люди узнали, что в моих силах сохранить его.

— Любопытно, — пробормотала Редпас. — Следовательно, вы считаете, что вором был вовсе не Фан?

— Совершенно верно, — подтвердила Дэни. — Фан понятия не имел, как обращаться с древним шелком. Если бы эту ткань похитил сам Фан, то мне удалось бы увидеть лишь жалкие обрывки.

Джиллеспи хмыкнул:

— Вы были правы, босс. Она нужна нам. Такое не пришло в голову ни одному из наших экспертов.

Губы Шона дрогнули, но он не сказал ни слова.

— Вы поможете нам? — спросила Редпас у Дэни.

— Каким образом? Я ученый, а не воин.

Редпас рассмеялась:

— «Риск лимитед» гораздо чаще прибегает к помощи экспертов в различных областях, нежели… воинов.

Дэни не ответила. Она просто ждала, глядя во внимательные изумрудные глаза собеседницы.

— Ваши познания о древних тканях уникальны, — продолжала Редпас, — а о похищенном шелке в особенности. Вы только что доказали свою способность мыслить аналитически. Шон сообщил, что вы неплохо держались в рискованной ситуации.

Дэни с удивлением перевела взгляд на Шона.

— Я просто сказал, что вы умеете не раскисать, — пробормотал он.

— Благодарю, — отозвалась Дэни.

— Так оно и есть. — Шон пожал плечами.

Лимузин притормозил и свернул на длинную огороженную аллею. Впереди, на заросшем деревьями склоне холма, возвышался элегантный, еще довоенный особняк. Пасторальный пейзаж вокруг дышал умиротворением. Казалось, непроницаемая стена отделяет его от мира насилия, где святыни являются разменной монетой у политиков, временщиков или просто алчущих богатства людей.

Лимузин подъехал к портику и остановился перед массивными двустворчатыми дверями. Особняк недавно покрасили ослепительно белой краской, на которой еще отчетливее выделялись голубые входные двери.

Дэни мгновенно узнала оттенок дверей. Такой же цвет имело одеяние монаха, который спрятал ее и Шона после похищения шелка.

— Монахи Лазурной секты? — изумленно выговорила Дэни. — Здесь?

— Как справедливо заметила госпожа Редпас, — ответил Шон, — этот шелк имеет не только духовную, но и мирскую ценность. А округ Колумбия и его пригороды — мирская Мекка.

Джиллеспи потянулся, чтобы открыть дверцу лимузина, но Редпас перехватила его руку.

— Так вы решились, мисс Уоррен? — спросила она.

— Я приняла решение еще в ту минуту, когда узнала, во сколько обошлось ожидание вертолета, — сообщила Дэни.

— Вы никому и ничего… — начал Шон.

— Черт возьми! — яростно перебила Дэни. — Если я нужна «Риск лимитед», я готова.

Редпас улыбнулась:

— Вы действительно нужны нам, и теперь больше, чем когда-либо.

— Почему? — потребовал ответа Шон.

— Боюсь, больше мы не сможем полностью доверять нашим клиентам.

— Монахам? — с недоверием переспросил Шон. Короткие, с безупречным маникюром ногти Редпас побарабанили по кожаной папке, лежащей у нее на коленях.

— Но почему? — не отставал Шон.

— Назовем это интуицией.

— А еще лучше — дерьмом, — буркнул Шон. Джиллеспи оглянулся и смерил Шона красноречивым взглядом.

Редпас лишь улыбнулась.

— Открой дверь, Джилли, — велела она. — У нас предостаточно дел, а времени в обрез.

 

Глава 13

Привратник был облачен в черный деловой костюм, но обветренное лицо и коротко подстриженные черные волосы выдавали в нем тибетца. Распахнув дверцы лимузина, он низко поклонился гостям.

Шон приветствовал привратника на его родном языке, и тот широко заулыбался, что-то быстро ответив и перейдя на английский.

— Это большая честь для Прасама Дхамсы — принимать вас здесь, посол, — объявил привратник, снова кланяясь.

— Сомневаюсь, — пробормотал Джиллеспи так, что его расслышала только Редпас.

Не обращая внимания на сержанта, Редпас улыбнулась и ответила привратнику легким поклоном.

— Визит сюда — такая же честь и для меня, — почтительно произнесла она.

Привратник проводил всех четырех посетителей до лазурных дверей, открыл одну створку и впустил их в переднюю.

Казалось, они вмиг перенеслись обратно во времени и пространстве и оказались там, где существуют не машины, а только божества.

Над дверью, ведущей в глубь дома, два стилизованных золотых оленя поддерживали колесо. Это изображение было знакомо и Шону, и Дэни, ибо оно повторялось над входом каждого буддийского храма в Тибете.

Олень символизировал место, где Будда произнес первую проповедь, поведав людям четыре благородные истины — страдание, причину страдания, конец страдания и путь к концу. Само колесо олицетворяло совокупность истин и их связь с человеком и бесконечным циклом рождений, смертей и перерождений.

Раскрашенный Будда сидел лицом к гостям, сложив ладони в грациозном жесте медитации. Позади статуи перегородки были убраны или перенесены, так что образовался огромный зал с рядами небольших комнат, окружающих его с трех сторон.

Молитвенные колеса виднелись здесь повсюду, готовые прийти в движение от прикосновения руки проходящего мимо человека и вращением отправить святые слова в пустоту. Воздух был пропитан ароматом курений и дрожал от отдаленных звуков гортанного пения монахов.

На взгляд уроженца Запада, эти звуки были скорее примитивными, нежели духовными. Они чем-то напоминали срывающееся дыхание огромного зверя и ничуть не походили на возвышенные григорианские хоралы. В тибетских напевах было нечто завораживающее, заставляющее забыть о личном сознании и возвратиться к первобытному племенному.

Дэни с запозданием поняла, что привратник скрылся. Вокруг не было ни души.

После минутного ожидания Джиллеспи встал по стойке «вольно», всем видом излучая нетерпение.

Поза Шона была более небрежной, но не менее нетерпеливой.

— Значит, обычно вас встречают по-другому? — шепотом спросила у него Дэни.

— Обычно нас не заставляют ждать, — таким же приглушенным шепотом ответил Шон. — Должно быть, Прасам Дхамса зол на меня как черт.

Джиллеспи что-то произнес на мелодичном наречии жителей Ямайки.

Редпас исподволь взглянула на коллегу и отозвалась на том же языке.

— Терпеть не могу, когда со мной обращаются как с прислугой, босс, — сообщил Джиллеспи на правильном английском и добавил чуть тише:

— Особенно при нынешних планах.

— И тем не менее, — отозвалась Редпас, — мы все вытерпим, подкрадемся и, может быть, поймаем обезьяну, ясно?

— Если планы таковы, — негромко вставил Шон, — сомневаюсь, что в них участвует Дхамса.

Джиллеспи фыркнул.

— Вполне возможно, — отозвалась Редпас. — Если так, значит, его влияние на лазурных монахов должно быть незначительным — следовательно, тем более необходимо действовать без шума.

Шон помедлил, подумал минуту и кивнул. Пробормотав еще несколько фраз на наречии Ямайки, Джиллеспи умолк.

Дэни с любопытством прислушивалась к разговору. Пусть Редпас была боссом, но Дэни понимала, что последнее слово осталось за ней не поэтому. Коллеги-мужчины явно уважали ее за ум и, несомненно, считались с ней.

Но любой из них мог сломать Кассандру Редпас, как спичку. Джиллеспи был куда крупнее Шона. Голова Редпас едва доставала до груди сержанта, однако женщина держалась так, словно физическая мощь спутника не имела ни малейшего значения.

Может быть, для некоторых мужчин это справедливо, наконец решила Дэни. Для незаурядных мужчин.

Эта мысль показалась ей заманчивой. На своем опыте Дэни убедилась, что в определенный период полового созревания средние мужчины становятся сильнее средних женщин. Это бесспорно, и никакие требования равенства полов его не изменят. Мужчина способен получить от женщины все, что пожелает, если он предпочтет воспользоваться своим физическим превосходством.

Дэни до сих пор помнила свое первое потрясение, когда еще в младших классах мальчики, которых она превосходила смекалкой и умом, вдруг стали сильнее ее. А некоторые оставили ее далеко позади и по ловкости.

Такие, как Шон. Дэни еще никогда не видела мужчину, способного с такой скоростью передвигаться по крышам. Кроме того, его движения были рассчитанными, но самое главное — экономными.

Возможно, в этом-то и дело, размышляла Дэни. Мужчины и женщины способны успешно сосуществовать, когда мужчины добровольно отказываются от своих физических преимуществ над женщинами.

Стив так и не сумел этому научиться. Да и не хотел. Ему нравилось сознавать, что он сильнее Дэни.

Он к этому привык.

«Нет, — мрачно призналась Дэни самой себе, — он злоупотреблял своей силой. Чтобы возвыситься надо мной».

После Стива Дэни была твердо убеждена, что все отношения между мужчинами и женщинами заканчиваются для последних быстро и плачевно. Однако наблюдая за Редпас, Джиллеспи и Шоном, она предположила, что для женщин и мужчин существуют иные способы уживаться между собой, грубая сила здесь ни при чем.

Дэни украдкой взглянула на Шона.

Хотелось бы знать, может ли он всерьез увлечься женщиной? Он так сдержан. Даже слишком сдержан.

Самодисциплина Шона и успокаивала ее, и тревожила.

Что будет, если он однажды сорвется с цепи?

Эта мысль пришлась Дэни не по вкусу.

В отличие от самого Шона.

— Гилберт Стюарт, — произнесла Редпас.

Дэни поймала себя на том, что она в упор смотрит на Шона, а тот — на нее. Его прищуренные внимательные глаза светились умом и проницательностью.

Дэни быстро повернулась к Редпас, которая разглядывала картину, висящую в холле.

— Должно быть, она досталась монахам вместе с домом, — пояснил Шон. — Монахи уважают искусство любого народа, а не только собственное.

— Почему монахи Лазурной секты оказались в Виргинии? — спросила Дэни. — Эти места не слишком-то подходят для людей, привыкших к простоте и духовности племенной жизни.

— Тесный мир становится все теснее, — ответил Шон. — Лазурные монахи наконец поняли: вынужденные подчиняться китайцам, они перестанут быть самими собой.

Что-то в голосе Шона насторожило Дэни.

— И вы помогли им понять это? — спросила она.

— Не знаю.

— Эта мысль была безрадостной, верно?

Шон молчал. В конце концов заговорила Редпас.

— Не знаю, к лучшему это или к худшему, но лазурные монахи стали вести более мирской образ жизни, — сообщила она. — В этом доме они развлекают высокопоставленных американцев и европейцев, на которых хотят произвести впечатление экзотикой.

— Рискованное занятие, — заметила Дэни. — Политики всегда пытаются прийти к наименьшему общему знаменателю. Курения, песнопения и раскрашенные статуи Будды — этим их не проймешь.

Редпас едва заметно улыбнулась.

— Не спорю, — пробормотала она. — Года полтора назад, когда я посетила здесь семинар вместе с доброй половиной послов из Вашингтона, в зале чувствовался только слабый запах курений, а песнопений не было вовсе. И Будда находился в тени.

— Должно быть, Дхамса позаботился о том, чтобы смягчить впечатление, — отозвалась Дэни.

Неожиданно распахнулись внутренние двери, и Редпас не успела ответить. Группа тибетцев в лазурных облачениях вылилась в холл быстрым шагом, как вымуштрованный отряд военных.

Даже с босыми ногами и в развевающемся балахоне глава монахов имел внушительный вид. В круглых очках ученого, с черным «ежиком» на голове, он имел вид лидера, привыкшего к беспрекословному послушанию.

— Добрый вечер; посол, — произнес лама. — Надеюсь, поездка не утомила вас.

Он говорил с резким акцентом, как будто английский язык был тяжким испытанием для него.

— Прасам Дхамса, незначительные неудобства — ничто по сравнению с честью видеть вас, — ответила Редпас и протянула руку.

Буддийский лама принял ее двумя руками. Вероятно, этому жесту полагалось быть одновременно дружеским и официальным, но он выглядел скорее официально.

— Следуйте за нами, — пригласил Дхамса. — У нас трапеза.

Лама указал путь к удобной, обставленной в западном стиле столовой. Своими проницательными черными глазами он неотступно следил, как рассаживались за большим столом гости и члены его свиты.

Дэни узнала в блюдах на столе традиционную тибетскую еду — молодой горошек, свежеиспеченные лепешки и сытное, жирное тушеное мясо. Вдохнув запахи, она слегка нахмурилась.

Что-то здесь было не так.

— Мясо яков заменено говядиной, — еле слышно объяснил Шон.

— А, понятно!

— Но в чай добавлено масло из молока яков.

— Отлично!

Шон не сумел скрыть удивления.

— Я привыкла к его вкусу в Тибете, — призналась Дэни.

— И я тоже. Джилли считает, что я спятил, а посол поддерживает его.

— Значит, нам больше достанется, — заключила Дэни, нетерпеливо облизнув губы.

Шон тихонько усмехнулся.

По мере того как продолжалась трапеза, Дхамса постепенно оттаивал. С особенным одобрением он наблюдал, с каким удовольствием Дэни поглощала простую еду. Знакомство молодой женщины с маленькими ритуалами, связанными с каждым блюдом, также не оставило ламу равнодушным.

Наконец Дхамса повернулся к Редпас, сидевшей справа от него.

— А мой шелк? — спросил лама. — Вы что-нибудь слышали?

Годы, проведенные на дипломатическом посту, помогли Редпас скрыть удивление при виде такой непривычной прямоты.

— Мы еще отрабатываем несколько версий, — отозвалась она.

Дхамса замялся, подыскивая слова.

Редпас могла бы предложить Шона в качестве переводчика, но предпочла этого не делать. Это был утонченный способ дать ламе понять: она не в восторге оттого, что ее вызвали, как послушницу, к божественному ламе.

— Нам поможет доктор Даниэла Уоррен, — объяснила она, кивнув в сторону Дэни.

— Женщина? — спросил лама.

— Эта женщина, — невозмутимо подтвердила Редпас, — сотрудник кафедры археологии американского университета. Доктор Уоррен — эксперт по древним азиатским тканям.

Пронзительные черные глаза на миг остановились на лице Дэни.

— Ученый, — невнятно произнес лама. — Рад видеть вас.

— Знакомство с вами — большая честь для меня, достопочтенный лама, — ответила Дэни, склонив голову. — Хотя я много слышала о монахах Лазурной секты, я никогда не ожидала встретить вас здесь, в Виргинии.

— Вы знаете о нас? — встрепенулся лама.

Дэни ощутила, как Шон осторожно тронул ее под столом ногой. Она восприняла этот жест как предупреждение: следует говорить как можно меньше.

— Уже довольно давно я провожу каждое лето вблизи Великого шелкового пути, — сообщила она. — Кочевые племена почитают монахов Лазурной секты.

— Великий шелковый путь, — повторил Дхамса. — Дорога познания. Здесь зародилась Лазурная секта. Ее дух… я…

Лама издал раздраженное восклицание.

Шон негромко вмешался:

— Некогда Прасам Дхамса прошел по всему Великому шелковому пути, следуя продвижению буддизма из Индии в Китай. Вечный дух Гаутамы Будды явился ему в безмолвии этих земель.

Лама заулыбался и усердно закивал.

— Да, сын мой, — подтвердил он, — да! Когда-нибудь я вновь пройду по дороге познания, если… — Вздохнув, он печально улыбнулся. — Мир непредсказуем. Мое место здесь.

Монах, сидящий слева от Прасама, впервые поднял взгляд от нетронутой тарелки с едой.

— Добро пожаловать в западный дом лазурных монахов, — произнес монах на превосходном английском, обращаясь к Дэни.

Он был настолько молод, что годился Дхамсе во внуки. Дэни уже отметила, что его облачение было не хлопчатобумажным, как у старого ламы. Молодой монах был одет в тонкий небесно-голубой шелк.

— Очевидно, теперь ваш опыт будет необходим вдвойне, — добавил молодой монах.

— Вот как? — осторожно переспросила Дэни.

— Единственный иностранец, понимавший наши обычаи, был позорно изгнан из Тибета. Разве не так, мистер Кроу?

Шон тщательно прожевал и сделал несколько глотков чая с маслом, прежде чем ответить монаху.

В Америке считается неприличным разговаривать с набитым ртом. Но в Тибете поступок Шона сочли бы проявлением безразличия. Шон знал об этом, так же как и Дэни.

Знал и молодой монах. Шон дал ему отпор, не сказав ни слова.

— Разве мы знакомы? — спросил Шон у ламы. Дхамса взглянул на молодого монаха со смесью раздражения, смирения и уважения.

— Это Пакит Рама, — сообщил он. — Один из младших монахов.

Брови Шона взлетели. Подобные разговоры младшего монаха в присутствии ламы — это было неслыханно. Шон коротко кивнул Пакиту Раме.

— Как вы, несомненно, догадались, — произнес Пакит, — я получил образование на Западе.

— Ваш английский превосходен, — вежливо заметила Редпас.

— Ваш тоже, — откликнулся монах.

Джиллеспи смерил монаха красноречивым взглядом.

Лама что-то резко и быстро произнес по-тибетски.

Пакит поджал губы, но почтительно кивнул сначала ламе, а потом Редпас.

— Я не хотел оскорбить вас, — сообщил Пакит.

— Никто и не оскорбился, — ответила она. Дэни не поверила ни тому, ни другой.

— Боюсь, я заразился западным нетерпением, — продолжал Пакит. — Но этот шелк настолько важен для Тибета… Его значение трудно переоценить.

— Понимаю, — кивнула Редпас. На этот раз Дэни поверила обоим.

— Прасам Дхамса, — добавил Пакит, — полагается на мои советы в том, как лучше сосуществовать с остальным миром.

Судя по выражению лица самого Дхамсы, советы молодого монаха не всегда бывали желанными.

Шон понял затруднительное положение ламы. Трудно балансировать между духовной простотой и геополитическими сложностями.

«Трудно? Черта с два, — думал Шон, — попросту невозможно. По крайней мере для меня».

— Западное образование, которое так досаждает моему наставнику, я получил в сфере международной политики и дипломатии, — известил собравшихся Пакит.

— В Стэнфорде или Калифорнийском университете? — спросила Редпас.

Пакит не скрыл изумления.

— В Стэнфорде. Но как вы узнали?

— У калифорнийцев своеобразный акцент.

— Правда? Не замечал.

— Не волнуйтесь, — успокоила молодого человека Редпас. — Телевидение уравнивает все языковые различия в США. Ваш акцент уже стал или вскоре станет преобладающим.

Слегка улыбаясь, Дэни глотнула чаю с маслом и с наслаждением вспомнила о днях, проведенных на Великом шелковом пути.

— В ходе изучения курса нам требовалось прочесть немало ваших трудов, — сообщил Пакит послу.

На первый взгляд эти слова могли показаться комплиментом. Но в них читался еле уловимый намек: если бы не требования преподавателей, Пакит не стал бы утруждать себя чтением трудов посла Редпас.

Шон пил чай и выглядел таким же умиротворенным, как Дэни. Но это впечатление было обманчивым. Шон чувствовал, что Пакита раздражает присутствие Редпас.

Вероятно, виной всему просто обычное честолюбие, размышлял Шон. Оно то я дело подводит молодых людей. Пакит не желает, чтобы кто-нибудь, кроме него, нашептывал советы на ухо Прасаму.

— Некоторые из моих трудов были написаны еще до вашего рождения, — невозмутимо призналась Редпас. — Уверена, вы сочли их устаревшими.

Пакит удивленно заморгал, но тут же расплылся в странной улыбке.

— Мир меняется быстро и бесповоротно, — согласился Пакит. — Общества, которым удается выжить, должны изменяться вместе с ним.

Дхамса нахмурился и раздраженно зашевелился.

— Мир действительно меняется, — возразила Редпас, — но человеческая натура остается неизменной. Тщеславие, алчность, гордость, страх, сексуальное влечение — все это непреходяще.

— Весьма старомодная точка зрения, — отметил Пакит.

— Благодарю, — парировала Редпас. — Но в современном мире немного найдется истинных ценностей.

Шон спрятал улыбку за пиалой с чаем. Он подозревал, что молодой монах уже понял: скрестить словесные мечи с Кассандрой Редпас — значит выставить себя в самом неприглядном виде.

Пакит усмехнулся:

— Достопочтенный лама разделяет ваши взгляды.

— Да, — кивнула Редпас. — Мы с мистером Кроу и ламой не раз беседовали на философские темы.

— Теперь я понимаю, почему он предпочел доверить вам и вашим людям этот бесценный шелк.

— Судя по голосу, вы не согласны с решением ламы, — заметила Редпас.

Пакит старательно покачал головой.

— Я не видел необходимости усиливать охрану шелка, — заявил он. — Этим мы только привлекли бы к нему внимание.

Дхамса что-то негромко произнес по-тибетски. Шон перевел:

— Одеяние Будды — сердце тибетской культуры. Китайское правительство осознает власть подобных религиозных символов, даже если некоторые из младших монахов Лазурной секты ее не до конца понимают.

Пакит положил локти на стол, переплел пальцы и уставился на Дхамсу в упор. На лице молодого монаха заиграла холодная улыбка.

Он напоминал Дэни адвоката, ведущего давно уже продуманный и отрепетированный спор.

— Мы, тибетцы, в конце концов должны заключить мир с КНР, — спокойно произнес Пакит по-английски.

— Вот как? — переспросил лама.

— Да. За ними будущее.

Дхамса ответил что-то по-тибетски.

Шон негромко перевел:

— Достопочтенный лама говорит, что будущее приходит и уходит, а буддизм остается. Его сущность неподвластна изменениям. Это Великое Непреходящее и Неизменное.

Пакит метнул в Шона взгляд прищуренных глаз.

— Мой перевод неточен? — спросил Шон у молодого монаха.

— Он превосходен.

— Вы очень любезны, — бесстрастно отозвался Шон.

— Но все дело состоит в том, — возразил Пакит, — что власть КНР более опасна для Тибета, чем любая другая.

— Может быть, — согласился Шон. — Хотя большинство тибетцев считают иначе. Они верят в возвращение царя-воина Гесара. Тогда в Тибете вновь воцарится свобода, сохранить которую способен лишь опытный правитель.

— Большинство тибетцев никогда не уезжают дальше чем на двадцать миль от места, где родились, — напомнил Пакит.

— Поэтому они и ценят свою религию, — подхватил Шон:

— Она пронизывает их до мозга костей. Она разлита в воздухе, которым они дышат, в небе над головой, в камнях под ногами. Это трансцендентное, ставшее осязаемым.

— Религия и современность могут прекрасно сосуществовать, — возразил Пакит. — Взгляните на Америку.

— В Америке правительство не касается религии — в отличие от КНР.

— Внешне — да, — согласился Пакит, — но на самом деле КНР…

— Довольно, — резко перебил Дхамса по-английски. — Шелк важнее. Мы теряем время.

Он отставил пиалу с громким стуком.

Пакит потянулся за собственной пиалой, сделал глоток и вновь заговорил:

— Прошу прощения. Достопочтенный лама, как всегда, говорит по существу, чему не мешает научиться многим.

Лицо Дхамсы слегка смягчилось. Он жестом велел Пакиту продолжать, перекладывая на помощника все неудобства разговора на чужом языке.

— Я не советовал охранять шелк, некогда облекавший плоть Гаутамы Будды, — сообщил Пакит. Дхамса вновь недовольно нахмурился.

— События показали, что мои опасения были весьма обоснованными, — заметил Пакит. — В этом мире есть воры, которые неуловимы даже для лучших агентов «Риск лимитед».

Дхамса заворчал.

Джиллеспи заерзал на стуле, впервые за весь разговор привлекая к себе внимание. Ему надоело слушать образованного молодого монаха, которому явно нравился собственный голос.

— Боюсь, что вы ошибаетесь, приятель, — произнес Джиллеспи. — Нам случалось идти по самым горячим следам.

— Вот как? — переспросил Пакит. — Тогда почему же прославленный мистер Кроу здесь, а не в Тибете?

Джиллеспи перевел взгляд на Редпас. Она потягивала тошнотворную смесь чая с маслом, словно выдержанное вино.

— Мы выяснили, куда тянутся нити, — спустя некоторое время сообщила она.

— Другими словами, вы считаете, что шелк находится уже за пределами Тибета? — осведомился Пакит.

Он повторил ту же фразу по-тибетски, словно желая убедиться, что Дхамса понял масштабы катастрофы.

Но это было ни к чему. Несмотря на то что лама с трудом говорил по-английски, он все понимал.

— Человек, который похитил шелк у Фана, не был тибетцем, — объяснил Шон. — Вряд ли он остался бы в Тибете.

Дхамса что-то быстро проговорил по-тибетски.

— Но зачем кому-то понадобилось вывозить шелк из Тибета? — встревоженным голосом перевел Пакит. — В Тибете этот шелк — предмет поклонения. Вывезти шелк Будды из Тибета — все равно что отделить Святую землю от Иерусалима. Это бессмысленно!

Дэни удивленно взглянула на молодого монаха.

— Надеюсь, достопочтенному ламе известно о коллекционерах? — спросила она у Пакита.

— Я… — Голос Пакита прервался. Он выглядел не на шутку встревоженным. — Я никогда не думал о коллекциях в связи со святыней.

— Значит, вы больше буддист, чем современный человек, несмотря на стэнфордское образование, — сообщил Шон.

— Коллекции? — переспросил лама. — Прошу вас, объясните.

— Во всем мире существуют коллекционеры шелка, — ответила Дэни. — Древние шелка ценятся не меньше, чем полотна старых мастеров Европы или греческие мраморные статуи эпохи Перикла.

Дхамса затих, словно набираясь сил для битвы, которую предстояло выдержать.

— Японцы принадлежат к числу самых страстных коллекционеров, — продолжала Дэни. — Их история и культура позволяют оценить древний шелк, гордость истинных собирателей, а деньги — повысить стоимость некоторых редкостных образцов в десятки раз.

— Что может случиться, если вор связан с одним из таких коллекционеров? — спросил Пакит.

— Вероятно, шелк будет продан тому, кто предложит наивысшую цену, — просто ответила Дэни.

— Но как? — воскликнул Пакит. — Он такой непрочный…

Шон бросил на молодого монаха взгляд, в котором было больше сочувствия, чем нетерпения.

— Воры умеют обращаться с шелком, — объяснил Шон. — Верно, Дэни?

Дэни тактично решила умолчать о некомпетентности Фана.

— Разумеется, — подтвердила она. — Шелк утратит всю ценность, если превратится в горстку обрывков.

Пакит выслушал ее с явным отвращением. Дхамса казался постаревшим лет на двадцать.

— Вы упоминали про аукционы, — слабым голосом напомнил Пакит.

— Учитывая историю этого шелка, — ответила Дэни, — и то, что он был похищен у вас, вряд ли его выставят на аукцион.

— Почему? — вмешалась Редпас.

— Это событие, широко освещаемое общественностью, — пояснила Дэни. — Наверняка пойдут слухи, а затем появятся и нежелательные последствия.

— А шелк будет конфискован и возвращен законным владельцам, — подхватила Редпас. — Со всеми соответствующими извинениями участвующих сторон.

— Да, — кивнула Дэни. — Вот почему этот шелк, вероятно, будет предложен втайне нескольким частным коллекционерам. Возможно, он и был похищен по заказу.

— Объясните, — потребовал Дхамса.

— Есть вероятность, что воры знали будущих клиентов, а уж потом похитили шелк.

( А как же музеи? — живо вмешался Пакит. — Многие из экспонатов современных музеев в свое время были просто-напросто похищены.

— Одни согласны с этим, — подтвердила Дэни, — а другие считают иначе. Во всяком случае, недавние кражи называют своим именем.

— Значит, ни в какой музей этот щелк не попадет? — разочарованно спросил Пакит.

— Вполне возможно, но ручаться за это нельзя. А почему вы спрашиваете?

— Музей или университет позаботится о сохранности шелка, — просто ответил Пакит. — А воры или коллекционеры, покупающие раритеты у воров… Кто знает, насколько они опытны и бережливы?

— Вот почему мы должны вернуть шелк как можно быстрее, — подытожила Редпас.

— Было бы лучше, если бы мистер Кроу не потерял его, — резко возразил Пакит.

— Шон не терял шелк, — вмешалась Дэни. — Это сделала я.

Пакит только покачал головой, потрясенный значением случившегося.

— Прасам Дхамса, — произнес Шон, — ваш орден почитают во всем Тибете. Сведения, известные вам и вашим братьям, могут оказать помощь, пусть даже информация покажется вам незначительной.

Дхамса нехотя кивнул.

— Вы не получали никаких сообщений о необычных паломничествах или путешествиях? — спросил Шон.

Сначала казалось, что Дхамса не расслышал вопрос. Он негромко заговорил по-тибетски.

— Мне и в голову не приходило, что одеяние Будды покинет Тибет, — негромко перевел Шон, — разве что его отнимут китайцы. Оно такое хрупкое, непрочное. Иногда мне казалось, что этот шелк, подобно самым преданным среди нас, ещё не готов выйти в большой мир.

— Мы должны быть готовы выйти в мир, — решительно произнес Пакит, — иначе он поглотит нас. Этому я научился на Западе.

Дхамса продолжал говорить.

Шон мастерски переводил главу ордена, вызывая у Дэни смутное ощущение, что она понимает речь ламы.

— В ответ на ваш вопрос могу сказать, что китайские власти стали непривычно бдительными. Любые машины на дорогах и пассажиров в аэропортах старательно обыскивали.

— Но есть и другие способы покинуть Тибет, достопочтенный лама, — заметила Редпас.

— Полагаю, только для тех, кто способен парить подобно грифам, взирающим на поднебесные погребения, — колко заметил Пакит.

— Я имел в виду настолько трудные пути для бегства, что мысль о них и в голову не придет китайским властям, — сообщил Шон.

Дхамса задумался, а потом произнес по-тибетски короткую фразу, обращаясь к Пакиту.

— Один из братьев, который побывал в монастыре в Восточном Тибете, — перевел Пакит, — сообщил, что видел группу туристов, направляющихся в глубь хребта Танглы.

— Когда? — насторожился Шон.

— Через несколько дней после кражи, — ответил Пакит.

Дэни чувствовала настороженность Шона, напоминавшую ток, бегущий по оголенному проводу, невидимый, но вибрирующий от энергии.

— Почему же нам об этом не сообщили? — негромко осведомился Шон.

— Это были всего лишь альпинисты-европейцы, собирающиеся покорить очередную горную вершину, — пожал плечами Пакит. — Таких много в Тибете.

Шон кивнул и промолчал.

Но он изменился. Бросающаяся в глаза настороженность исчезла. Теперь он казался погруженным в себя, почти отрешенным от мира.

Однако Дэни чувствовала безмолвную работу его мысли. Неожиданно она поверила, что Шон провел в медитациях полгода. Сочетание спокойствия и сосредоточенности, казалось, стало его сущностью.

— Больше вам ни о чем не сообщали? ѕ спросила Редпас у Дхамсы.

— Нет.

Редпас умело взяла разговор в свои руки. Несмотря на то что она избежала неприличной, а тем более грубой поспешности, ей удалось завершить обед менее чем за четверть часа. Необходимый обмен пожеланиями при прощании занял только пять минут.

Как только Дэни, Шон, Джиллеспи и Редпас забрались в лимузин и дверца захлопнулась за ними, Редпас повернулась к Шону.

— Ну, выкладывай, — потребовала она. — Почему ты захотел поскорее улизнуть оттуда?

— Помнишь, как мы с Дэни выбирались из Тибета? — спросил Шон.

— Еще бы! — мрачно отозвалась Редпас. — Я только что оплатила счет за вертолет!

Дэни поморщилась.

— Так вот, если бы этот способ не удался, — объяснил Шон, — нам пришлось бы сплавляться на плоту вниз по реке Меконг, к нагорьям Карен в Таиланде.

— Ну и что?

— А Меконг протекает через три страны Юго-Восточной Азии, — напомнил Шон. — Каждый из народов называет реку по-своему. К примеру, у истоков она зовется Нуцзян.

— К чему ты клонишь? — нетерпеливо перебила Редпас.

— А ближайший к Нуцзян горный хребет — Тангла. В цепи Танглы нет горных вершин, поражающих своей высотой. Сомневаюсь, что восхождение на них привлекло бы альпинистов.

Редпас пристально изучала деревья за окном, всем видом давая понять: «Но Меконг все равно может стать путем бегства, как бы он ни назывался».

Чуть заметно улыбаясь, Джиллеспи наблюдал за ней. Внезапно Редпас потянулась за телефоном.

— Джилли!

— Слушаю, босс?

— Ты не помнишь код Таиланда? — спросила она. — Пожалуй, пора задействовать еще одного местного агента.

 

Глава 14

Кассандра Редпас у себя в кабинете непрерывно звонила по телефону, управляясь с делами, начатыми еще в лимузине. Дэни, Шон и Джиллеспи ждали своего босса в просторной гостиной особняка, где располагалась вашингтонская штаб-квартира «Риск лимитед».

Это здание с небрежной элегантностью раскинулось на краю Рок-Крик-парка в Джорджтауне. Нижний этаж особняка был превращен в ряд помещений, достойных солидной вашингтонской политической организации или крупного международного благотворительного фонда. На других этажах размещались частные апартаменты, где Редпас и другие сотрудники «Риск лимитед» располагались по приезде в Вашингтон.

Если не считать невнятного бормотания Редпас по телефону, в доме стояла тишина.

— Почему-то этот особняк показался мне знакомым с первого взгляда, — заметила Дэни.

Это замечание было обращено к Шону, который не сказал Дэни и двух слов на обратном пути из Виргинии.

За него ответил Джиллеспи:

— Прежде здесь было посольство. Здание построено по проекту Фрэнка Ллойда Райта.

— Тогда все понятно, — произнесла Дэни. Шон молчал. После прощания с монахами Лазурной секты он перестал замечать Дэни.

Или делал вид, что не замечает. Дважды, оборачиваясь внезапно, Дэни видела, как Шон наблюдает за ней со смесью враждебности и чисто мужского интереса, таящихся в темных глазах.

Дэни не знала, что беспокоит ее сильнее. Чтобы отвлечься от мыслей о Шоне, она осматривала личную библиотеку Редпас, занимающую комнату величиной с небольшой бальный зал. Почти все пространство в ней заполняли предметы искусства и книги.

Дэни медленно провела кончиками пальцев по краю деревянной книжной полки. Прикосновение прохладного, гладкого, облагороженного и тем не менее натурального дерева порадовало ее.

— Вишня, — произнес Джиллеспи.

— Прошу прощения? — Дэни вздрогнула от неожиданности.

— Вишневое дерево.

— Какая красота!

От полок Дэни перешла к самим книгам и мгновенно увлеклась. Забыв о времени, о себе — обо всем, кроме заманчивых сгустков познаний, наполняющих комнату, Дэни бродила среди шкафов.

История, культура, политика. Языки — древние и современные. Старинные издания, переплетенные в кожу, иллюстрированные рукописи, современные книги в твердых переплетах и университетские томики в бумажных обложках. Здесь было все. Все подчинялось порядку, сущность которого ускользала от Дэни.

Но несомненно, этот порядок существовал. Кассандра Редпас была из тех женщин, которые находят связь там, где другим видится лишь хаос.

— Поразительно… — негромко выговорила Дэни.

— Это рабочая библиотека, а не выставка, заметил Джиллеспи.

— Я имела в виду человека, который собрал ее.

Джиллеспи сверкнул ослепительной улыбкой, напомнив Дэни о том, как он красив.

— Кассандра — удивительная женщина, — согласился он.

— Несомненно. Должно быть, она читает по меньшей мере на пяти языках.

Джиллеспи кивнул с отсутствующим видом. Дверь в кабинет Редпас осталась приоткрытой. Вниманием Джиллеспи почти всецело завладел низкий, приглушенный голос его босса, беседующего с агентами «Риск лймитед» со всего мира.

Дэни прошлась вдоль еще одного ряда шкафов. Помня о дипломатическом прошлом Редпас, Дэни изумилась, обнаружив богатейшее собрание книг по искусству и предметам старины наряду с трудами по философии, истории и войнам.

Декоративное искусство ислама, китайская бронза, кельтская культура и иллюстрированные рукописи конца средневековья, похоже, были здесь в особой чести.

— Поразительно… — вновь прошептала Дэни.

— Что именно?

Вздрогнув, она обернулась.

Шон стоял рядом с ней — на расстоянии вытянутой руки. Дэни не слышала, как он подошел, и не ощутила его присутствие.

— Меня удивило обилие книг по искусству, — объяснила Дэни.

— Искусство — олицетворение сущности общества.

Дэни состроила гримаску, вспоминая о том, что увидела во время последнего посещения манхэттенских галерей.

— Значит, все мы безнадежно увязли в навозе, — сообщила она.

Шон нехотя улыбнулся.

Дэни не заметила этой улыбки. Она только что обнаружила первое издание старой французской монографии о персидских коврах.

— Я читала ее в переводе, — произнесла она, благоговейно открывая страницу с оглавлением. — Но и не мечтала приобрести оригинал. Наверное, он стоит несколько тысяч.

— Может быть, — абсолютно безразличным тоном отозвался Шон.

Том был порядком потрепанным — очевидно, он не застаивался на полке. Он соседствовал с современным трудом о средневековом холодном оружии, полным пространных рассуждений о незаметных, но практичных различиях одноручных и двуручных мечей.

— Поразительно, — в третий раз повторила Дэни.

— Вы о деньгах?

Дэни вскинула голову, поймав пристальный взгляд Шона, и ощутила странную дрожь, пробежавшую по всему телу.

— Нет, — ответила она, бережно ставя книгу обратно на полку. — О сочетании насилия и красоты. Это повторяющаяся тема библиотеки мисс Редпас.

— Она точное отражение жизни.

— Я бы хотела поспорить по этому поводу, но не могу.

— Значит, вы уже покинули башню из слоновой кости? — осведомился Шон.

Едва уловимое любопытство и насмешка в его голосе задели Дэни за живое.

— Я выбралась из своей башни слоновой кости много лет назад, — ровным тоном отозвалась она. — Я не пытаюсь отрицать существование насилия в окружающем мире, а затем каждый вечер запирать дверь на три замка и не замечать противоречия.

— Вы просто смирились с насилием?

— А разве у меня был выбор?

Шон почти улыбнулся.

— Простите, — произнес он. — Мало кто из людей воспринимает насилие как неотъемлемую часть жизни.

Дэни безбоязненно изучала Шона. В этот миг он выглядел менее опасным и грозным, чем при прежних встречах.

Однако под отлично сшитым пиджаком он прячет пистолет, напомнила себе Дэни.

— Всегда готовый к насилию, — произнесла она, думая вслух.

— Всегда готовый к смерти, — мягко поправил Шон. — Это разные вещи. Готовность к смерти — единственный способ достичь покоя в мире, полном насилия.

— Легко сказать! Особенно такому рослому и сильному мужчине, как вы. Вряд ли достойные соперники встречаются вам на каждом углу.

— Вы думаете?

— Уверена.

— Ошибаетесь. Не нужно обладать большой силой, чтобы спустить курок, — спросите любого из родителей, которые когда-либо оставляли заряженное оружие в неподходящем месте.

Дэни сделала гримаску, но спорить не стала. Тишину нарушил серебристый перезвон. Уже второй раз с тех пор, как Дэни вошла в библиотеку, хрустальные часы возвещали о наступлении следующего часа.

Радуясь подходящему предлогу, Дэни подошла к длинному столу в дальнем конце комнаты, который украшали часы.

Десять часов.

Дэни присела на длинный стол, разглядывая удивительную вещицу.

Прошло десять минут, а Дэни так и не сумела понять, как устроены эти часы.

А вот потрескивание огня в каменном камине поблизости было вполне понятным.

— Технология, основанная на использовании кристаллов, — объяснил Шон из-за спины Дэни.

Она вздрогнула от неожиданности. Этот человек двигался на редкость бесшумно при столь мощном телосложении.

— Весь шар резонирует, как кристаллы в обычных часах, — продолжал Шон. — В сущности, обе эти технологии были разработаны одними и теми же людьми. Кассандра помогла им с патентом.

Джиллеспи уселся в кожаное кресло перед пылающим камином и поежился, словно в разгар зимы.

— Дрянная штука, «чарли-фокстрот», — рассеянно пробормотал он, кивая в сторону часов.

— А что это значит? — невинно поинтересовалась Дэни.

Шон фыркнул.

— Совершенно непрактичная, — продолжал Джиллеспи. — Стоит дотронуться до часов, и они начинают врать. Каждая новая уборщица обязательно сбивает часы, и приходится тратить уйму времени, чтобы заново настроить их.

— Я хотела узнать, откуда взялось выражение «чарли-фокстрот», — сообщила Дэни.

Джиллеспи беспокойно зашевелился в кресле. Дэни запоздало пожалела о своем решении поддразнить его. Почему-то Джиллеспи менее уверенно общался с другими женщинами, когда поблизости находилась Редпас.

— Ну, выкладывай, Джилли, — подбодрил его Шон.

— Это же американский жаргон, — возразил Джиллеспи. — Вот и объясни сам.

Дэни обернулась и уставилась на Шона с таким видом, словно не имела ни малейшего представления, о чем идет речь. Только пляшущие огоньки в глазах выдавали ее.

— Это международный радиокод, — объяснил Шон. — «Чарли-фокстрот» заменяет буквы Сир — это пристойный способ назвать что-нибудь нецензурно.

— Он как-нибудь связан с окружением? — с непроницаемым видом осведомилась Дэни.

Джиллеспи изумился, но вскоре присоединился к хохочущему Шону.

— Очко в вашу пользу! — объявил Джиллеспи. — Оказывается, вы, профессор, не из тех людей, кто всю жизнь сидит в башне из слоновой кости. Дьявольски удачно сказано.

Прежде чем Дэни успела спросить, что имеет в виду Джиллеспи, дверь личного кабинета Редпас отворилась. Кассандра выглядела слегка осунувшейся, но на ее лице играла довольная улыбка.

— Один из моих давних коллег по Лэнгли сейчас связан с управлением по борьбе с наркотиками в Таиланде, — сообщила Редпас. — Он поддерживает тесные контакты с работниками службы паспортного контроля во всех аэропортах региона.

Джиллеспи ждал, мгновенно напружинившись. С Шона тоже слетела вся безмятежность. Редпас зевнула.

— Извините.

— Только если дождемся хороших вестей, — предупредил Шон.

— Рослый блондин-европеец недурной наружности пытался сесть на самолет компании «Бритиш эйр».

— И что же? — поторопил Джиллеспи. Редпас по-кошачьи улыбнулась.

— К сожалению, — добавила она, — в южноафриканском паспорте этого человека отсутствовала въездная виза.

— Откуда он прибыл? — спросил Шон.

— Из района Золотого треугольника.

— Территория каренов, — задумчиво произнес Шон. — А я и не знал, что у «Гармонии» есть там связи.

— Я тоже, — подтвердила Редпас. — Очевидно, Тони Ли все-таки присоединился к компании международных воров.

— Дьявольщина! — выпалил Джиллеспи.

— Согласен, — подхватил Шон. — Что-нибудь еще?

— Местные власти проверили билет этого человека и его маршрут, — продолжала Редпас. — Для него был забронирован билет в Лондон через Карачи, а оттуда — на Карибские острова.

— На Арубу? — быстро спросил Джиллеспи.

— Да, — подтвердила Редпас.

— На Арубу многие ездят, — напомнил Шон. — Мы должны быть уверены.

— Так и есть, — отозвалась Редпас.

— Насколько велика эта уверенность?

— Почти сто процентов. Поскольку этот человек прибыл из района, известного производством опиума, его самого и его багаж подвергли тщательному обыску.

— Все полости тела? — хмыкнул Джиллеспи. — И что же они нашли?

— К своему удивлению, они не нашли ровным счетом ничего, — сухо сообщила Редпас.

Шон понял ее первым и едва заметно улыбнулся.

— Значит, это был Касатонов, — заключил Шон. — У него нашли шелк?

— Нет, — ответила Редпас.

— Его кто-нибудь сопровождал? вмешался Джиллеспи.

— Нет. Но сопровождение ничего бы не изменило. По некоей причине местные таможенники обыскали всех имеющих билеты на тот же рейс, что и у русского, независимо от национальности.

Шон негромко присвистнул.

— Должно быть, полиция КНР и впрямь рассвирепела, если решилась на поголовный обыск.

— Это. точно, — подтвердила Редпас. — Но им не удалось обнаружить никакой контрабанды.

— Жаль, — заметил Шон. — Я не отказался бы потолковать с пассажирами рейса, которым летел Касатонов.

— И ничего бы не добился, — возразила Редпас. — Чем меньше страна, тем острее чувство национальной гордости.

Джиллеспи хмыкнул.

— По крайней мере они дали нам список пассажиров?

— Нет.

— Мерзавцы.

— Зато мы проникли в их компьютер, — невозмутимо продолжала Редпас. — Во время просмотра файлов разведывательной службы выяснилось, что тем же рейсом летела еще одна любопытная личность.

— Американец? — оживился Шон.

— Англичанин, — поправила Редпас. — Сотрудник какой-то лаборатории. Имелось подозрение, что он поставляет оборудование для китайской «триады», которая превращает опиум каренов в героин.

Шон нахмурился:

— Ну и что?

— При досмотре его багажа обнаружили только небольшой вакуумный насос и оборудование для плавления и выдувания стекла. И никаких следов опиума или героина, — добавила Редпас. — Ни малейших.

Джиллеспи и Шон озадаченно переглянулись.

Но Дэни не удивилась.

— Слава Богу! — с жаром выпалила она.

— Подумаешь, кому-то взбрело в голову везти оборудование стеклодува в район реки Меконг! — воскликнул Шон.

— Это значит, что с шелком обращаются бережно.

— С чего вы взяли? — не отставал Шон.

— Отличный способ защитить шелк от внешнего воздействия — запечатать его в стеклянную капсулу, — объяснила Дэни. — Вакуумная капсула — почти идеальная среда для хранения при отсутствии музейной витрины с регулируемым климатом.

— Блестяще! — воскликнула Редпас. — Я рада, что вы согласились консультировать нас, мисс Уоррен. Теперь нам известно, что надо искать.

Джиллеспи взглянул на Шона с выражением, недвусмысленно заявляющим: «Я же говорил!» Шон поджал губы.

Заметив его гримасу, Дэни задумалась, почему Шон так решительно настроен против ее помощи.

— Должно быть, Касатонов был полностью уверен в помощниках, если не взял шелк с собой, — заметил Джиллеспи, следуя по собственной цепочке мыслей.

— Карены занимаются контрабандой дольше, чем существуют таможенные правила, — объяснил Шон. — Если кто и способен вывезти из этих джунглей маленький, но бесценный груз, так только они.

— И куда же его везут? — осведомился Джиллеспи.

— Планируешь похищение?

— Так или иначе нам придется вернуть обратно эту чертову тряпку.

— Неисправимый прагматик, — сухо заметила Редпас.

— Потому вы и держитесь за меня, босс.

— Разве? — пробормотала Редпас. — Вот уж не думала!

Джиллеспи подмигнул своему боссу, и напряжение на его лице сменилось чувственностью.

Дэни с недоверием уставилась на него.

Шон не обращал внимания на Джиллеспи и Редпас. Он уже давно отчаялся разобраться в их сложных взаимоотношениях и просто смирился с ними.

— Вот таким путем будет вывезен шелк, — произнес Шон, указывая на хрустальный шар часов на столе. Стараясь не коснуться мелко дрожащего кристалла, он провел черту над блестящей поверхностью с выгравированными контурами материков. — Сначала — Сиамский залив, потом — Южно-Китайское море.

Его палец передвинулся с севера на восток, указывая на точку на берегу Тихого океана.

— Гонконг, — пояснил Шон. Джиллеспи подался вперед.

— Хорошо. Мы уже на полпути к цели.

Шон покачал головой.

— Ты хоть представляешь себе, сколько судов на этом краю света? — спросил он.

— Конечное число, — возразил Джмллеспи.

— Огромное конечное число, — уточнил Шон. — Без осведомителей или заранее полученных сведений с таким же успехом можно искать иголку в стоге сена.

Некоторое время все четверо молчали, уставившись на изящный хрустальный шар, словно в нем был заключен ответ на мучивший всех вопрос.

Где же шелк?

Дэни охватила дрожь возбуждения. Ей, с ее сообразительностью и опытом, никогда не приходилось сталкиваться с подобным вызовом.

Игра в шахматы глобальных масштабов, заключила она.

Но тут же решила, что это не совсем верно.

Скорее происходящее напоминало международный турнир по бриджу — разумеется, игру, но такую, в которой, чтобы сорвать банк, мало иметь на руках козыри.

Немного погодя Шон встряхнул головой и коротко выругался. Выражение его лица ясно свидетельствовало: перебрав все возможные комбинации, он пришел к неутешительному заключению.

— Аруба, — бесстрастно произнес Кроу. — Вот все, что мы имеем.

Редпас не мигая уставилась на Шона.

— Этого я не допущу, — заявила она. — Весь остров принадлежит «Гармонии», вплоть до последней песчинки на пляже.

— Я же не говорю, что этот вариант меня устраивает, — пробормотал Шон. — Просто ничего другого нам не остается.

— Там у нас есть только один агент, — напомнила Редпас, — да и тот под подозрением.

Шон пожал плечами.

— Жизнь — дерьмо, а умирать придется так или иначе. Я отправлюсь сразу же, как только ты позаботишься о транспорте.

— Нет, — отрезала Редпас. — Одного я тебя не отпущу. Это слишком опасно.

— Потерять шелк еще опаснее, — почти вкрадчиво напомнил Шон.

Редпас поджала губы и промолчала.

— Почему? — удивилась Дэни. Шон повернулся и взглянул на нее из-под полуприкрытых век.

— По двум причинам, — объяснил он. — Когда разнесется слух о пропаже шелка — а это неизбежно, — монахи Лазурной секты утратят все уважение жителей Тибета.

— Для них, — добавила Редпас, — одеяние Будды символизирует трансцендентное, ставшее осязаемым. Светскому человеку, да еще жителю Запада, трудно понять это, но тем не менее истина такова.

Помедлив, Дэни кивнула.

— Монахи Лазурной секты — то связующее вещество, которое не дает распасться освободительному движению Тибета, — добавил Шон.

— Не представляю Прасама Дхамсу в роли террориста или борца за свободу, — возразила Дэни.

— Он и не террорист, и не борец, — кивнул Шон. — Но сам факт существования монахов Лазурной секты как хранителей одеяния Будды — важный символ для тибетцев. Объединяющий принцип, вдохновляющая идея, флаг, если угодно.

Дэни медленно кивнула.

— В КНР уже проживает слишком большая часть населения планеты, — спокойно продолжала Редпас, — вызывая тревогу у тех, кто верит в силу отдельной личности.

— Но КНР не продержится вечно, — возразила Дэни. — Вспомните СССР.

— СССР распался по многим причинам, — пояснил Джиллеспи, — и среди них не последнее место занимала необходимость производить больше и больше оружия при все меньшем валовом национальном продукте. Если бы не это противоречие, СССР существовал бы до сих пор.

— Все это широкомасштабные проблемы, — перебил Шон, — но есть и проблемы более узкие.

Дэни повернулась к нему:

— Личные?

— Профессиональные, — холодно поправил, он. — Если Прасам Дхамса пустит слух, что «Риск лимитед» не справился с работой, все, ради чего трудились Кассандра и Джилли, все, к чему мы стремились, не будет стоить и ломаного гроша.

— Наша репутация выдержит пару серьезных ударов, — возразила Редпас. — Я не желаю приказывать ни тебе, ни кому-нибудь другому отправиться прямиком в преисподнюю.

— Ты мне не приказываешь, — ответил Шон. — Я доброволец.

— Но…

— Никаких «но», — перебил Шон. — Я упустил шелк, и я его верну. И если ради этого понадобится рискнуть парой козырей, я готов. «Риск лимитед» переживет эту игру.

Дэни уставилась на Шона, потрясенная его сравнением с карточной игрой. Казалось, он подслушал ее мысли.

— Козырей? — переспросила она. — То есть агентов?

Шон кивнул.

— Значит, людей, — подытожила Дэни.

Шон снова кивнул.

— Вы обрекаете людей на смерть.

— Рано или поздно все мы там будем.

С минуту Дэни напряженно вглядывалась в глаза Шона. Он встретил ее взгляд с непоколебимым спокойствием.

Это не просто слова, поняла она, похолодев. Он твердо верил в каждое свое слово, говоря, что готовность умереть — единственный способ жить в мире.

Но Дэни не хотела смерти Шона. Глубина этого чувства потрясла ее.

— Я бы предпочла, чтобы с вами это случилось как можно позже, — произнесла она.

Темные глаза Шона уставились на нее, и у Дэни вновь возникло странное ощущение, что он заглядывает в ее душу, как бы проверяя истинность ее слов.

— У нас есть осведомитель в «Гармонии», — вмешалась Редпас. — К сожалению, этот осведомитель не вполне проверен.

— Что это значит? — отрывисто спросила Дэни.

— Может оказаться так, что Шону придется иметь дело с человеком, ведущим двойную игру.

— О Господи… — выдохнула Дэни.

— В обычных обстоятельствах я бы запретила Шону так рисковать, — продолжала Редпас. — Это мое право. «Риск лимитед» — мое детище. При желании я могу стать диктатором.

— Так станьте! — воскликнула Дэни.

— К сожалению, я не могу позволить себе такую роскошь, — призналась Редпас.

Джиллеспи провел ладонью по «ежику» черных волос.

— Я еду с ним, — сообщил он.

— Нет! — хором выпалили Шон и Редпас.

— Слишком много людей на Карибах знают тебя, — добавила Редпас. — Ты станешь только помехой.

— А меня на Арубе не знает никто, — напомнил Шон. — В сущности, немногим известно и то, что я консультант «Риск лимитед».

— Как ты хочешь проникнуть туда? — спросила Редпас.

— Каждую неделю на Арубу прилетают пять тысяч туристов и игроков, — пожал плечами Шон.

— Но хозяева «Гармонии» следят за каждым рейсом, — возразил Джиллеспи. — Они выходят из себя при мысли, что Управление по экономическим вопросам или ФБР пришлет на остров агентов.

— Вы упустили из виду еще кое-что, — вставила Дэни, обращаясь к Шону.

— Что?

— Касатонов видел вас.

Шон прищурился.

— Ладно, — торопливо проговорил он. — Тогда предлагаю план Б. Я сяду на скоростное судно, идущее от Кюрасао, и доберусь до берега Арубы вплавь.

Редпас перевела взгляд на Джиллеспи, и тот пожал плечами.

— Насчет лодки или даже катера мы могли бы договориться. Тащить с собой много багажа ни к чему. Предварительно отправим на место Диллмана и Саутера. Пусть купят или возьмут напрокат все, что понадобится Шону в Ораньестаде.

— Но они не сумеют взять напрокат подружку, которой можно доверять, — заметила Дэни.

Шон воззрился на нее, ушам своим не веря.

— Одинокий мужчина всегда выглядит подозрительно, — объяснила она. — А мужчина с подружкой просто приехал отдохнуть.

— Нет! — мгновенно выпалил Шон. — Никогда!

— Пропажа шелка лежит на моей совести, а не на вашей, — напомнила Дэни. — Если бы я не помешала, вы отняли бы шелк у Касатонова.

— Нет! — снова повторил Шон. Дэни повернулась к Редпас.

— Кто здесь тиран? — спокойно осведомилась она. — Вы или Шон?

Редпас рассмеялась.

— Она права, Шон. Ты вызовешь меньше подозрений с:подружкой, висящей на твоей мускулистой руке.

— Черт!

— В Тибете я не была для вас обузой — разве вы забыли? — возразила Дэни.

— Да, смелости вам не занимать, — согласился Шон, — но подготовки не хватает.

— Вы думаете? Мой бывший муж был человеком вашего типа. Мне говорили, что мы неплохо смотримся вместе.

Шон издал раздраженный возглас.

— И кроме того, — продолжала Дэни, — если вам повезет и вы действительно найдете шелк на Арубе, как вы отличите оригинал от подделки?

— Я много раз видел настоящий шелк.

— И смогли бы узнать его в темноте, на ощупь? — допытывалась Дэни.

— Нет.

— А я могу!

— Что? — в один голос спросили Редпас и Джиллеспи.

Дэни пожала плечами.

— У меня есть знания, опыт и весьма чуткие пальцы. Один профессор говорил, что из меня получился бы отличный взломщик сейфов.

— Поразительно! — воскликнула Редпас. — И много среди ученых таких, как вы?

— Нет, большинство полагаются на методы научного анализа. И я тоже.

— Но только с целью подтверждения, — отозвалась Редпас.

Это был не вопрос, но Дэни все же кивнула.

— Такая проверка окончательно успокаивает университеты, музеи, правительство и так далее.

Редпас снова взглянула на Шона.

Шон словно окаменел и стал таким же неподвижным и молчаливым, как Прасам Дхамса.

Кроу понимал, что предложение Дэни не лишено смысла-просто оно пришлось ему не по вкусу. Мысль о том, что Дэни подвергнется опасности, привела его в ярость.

С другой стороны, выбор у него был небогатым.

— Вы умеете плавать? — наконец спросил Шон. Дэни торжествующе улыбнулась:

— У меня есть даже удостоверение ныряльщика в открытых водах.

Минуту Шон и Дэни смотрели друг на друга так, словно были одни на всем свете.

— Я провожу вас домой, — наконец отозвался Шон. — Если и после этого вы захотите отправиться на остров со мной, — дело ваше.

У Дэни перехватило дыхание, но она храбро приняла вызов Шона.

— Ну, мы еще посмотрим, кто сдастся первым, — заявила она, подхватывая Шона под руку.

— Посмотрим, — только и ответил он. На улицах Джорджтауна было тихо, если не считать шороха осенних листьев на вечернем ветру. Шон быстро шагал по тротуару. Они прошли почти милю, прежде чем он замедлил шаг.

Глубоко вздохнув, Дэни тоже пошла медленнее. Они свернули на Пенсильвания-авеню и направились к дому, где жила Дэни.

— Я не привык работать в команде, — вдруг произнес Шон.

— В любой команде или только со мной?

— С кем угодно. Мне удобнее действовать в одиночку. Вот почему я оставил военную службу и жил отшельником в Тибете. Необходимость нести ответственность за напарников отбивает у меня всю охоту к работе.

Дэни почувствовала, какой хаос царит под внешне невозмутимой маской Шона.

— Я никогда и никому не говорил об этом, — добавил Шон. — Но Джиллеспи понимал меня чутьем и не навязывал мне помощников — до сегодняшнего дня.

— Однако в Тибете у нас все получилось.

— Аруба далеко не Тибет.

— Насколько я понимаю, вы имеете в виду не только климат, — сухо откликнулась Дэни.

— «Гармония» — это… скопище скверны. Устаревшее выражение, но другого не подберешь. Если они пронюхают, кто мы такие, нас пустят на наживку для крабов.

— Вы первым вызвались отправиться туда.

— Это не игра, — нетерпеливо перебил Шон.

— И в Тибете была не игра. Пули показались мне вполне настоящими.

Шон решил приступить с другого конца.

— Почему вы так рветесь участвовать в этом деле? — спросил он.

— Из-за шелка, — просто отозвалась Дэни.

— Вы же не верите, что он был частью одеяния Будды.

— Разве это обязательно?

— Тогда зачем же он вам сдался? — не унимался Шон.

— Я хочу вновь увидеть его. Убедиться, что он в безопасности.

В сдержанном голосе Дэни звучало неподдельное воодушевление.

Осталось пустить в игру последний козырь, размышлял Шон, надеясь, что это ему не понадобится.

Но пока отголоски этой мысли витали у него в голове, сердце его бешено заколотилось.

Некоторое время Шон и Дэни брели молча, машинально свернули на Коннектикут-авеню, а затем — на улицу, где она жила. Подходя к ее дому, они постепенно замедляли шаги. Дэни не удивилась, поняв, что Шон знает ее адрес.

Машина медленно проплыла по улице рядом с ними, словно городской хищник, облетающий свою территорию кругами. Стекла в машине были затемнены, однако Дэни разглядела силуэты мужчины-водителя и одного пассажира.

У Дэни екнуло сердце. Будь она одна, она бы ускорила шаг, торопясь домой.

Шон взглянул в сторону проезжающей машины. Когда она помедлила возле светофора, Шон и пассажир обменялись быстрыми взглядами.

Холодное любопытство на лице пассажира сменилось явной тревогой. Он что-то сказал шоферу, едва заметно шевеля губами. Машина резко рванула с места и исчезла.

Шон продолжал шагать как ни в чем не бывало.

— Разве вам не пришло в голову, что это люди из «Гармонии»? — спросила Дэни.

— Когда кого-нибудь из «Гармонии» пришлют убить вас, за вами не станут следить на улицах. Агент просто выскочит из шкафа и наделает в вас дырок.

— Дырок?

— Вот именно. Мертвецы безобидны.

— Прелестное выражение.

— Джилли того же мнения. Это одно из его излюбленных изречений.

Дэни вставила ключ в скважину прочной сейфовой двери подъезда.

Шон стоял рядом, засунув руки в карманы пиджака и глядя на нее из-под полуопущенных век.

— Ну что мне сказать, чтобы вы передумали? — напрямик спросил он.

Оторвав взгляд от замка, Дэни остро ощутила близость Шона. Он возвышался над ней, как утес. Слабый свет фонаря над входом в подъезд падал на лицо Шона, придавая ему мрачный вид, исполненный угрожающей силой.

Но Дэни не испугалась. Шон не вызывал у нее страха.

— Ничего, — спокойно отозвалась она. Шон медленно вынул руки из карманов и потянулся к ней.

Дэни затаила дыхание, не зная, чего ждать, испугавшись, но в то же время не чувствуя реальной угрозы. Ладони Шона легли ей на плечи и притянули ее ближе. Он склонился к ее губам.

Вопреки всем ожиданиям Дэни поцелуй был нежен и страстен. Буря чувств, внезапно поднявшаяся в душе молодой женщины, не имела ничего общего со страхом перед рослыми мужчинами.

— А как насчет этого? — негромко осведомился Шон. — Вы и теперь не передумали?

— А разве я обязана передумать?

— Вот именно — обязаны.

Он поцеловал ее вновь, на этот раз утратив сдержанность. Дэни почувствовала, как его страсть неудержимо переливается в нее, и задрожала.

Но не от страха.

Сама себя не узнавая, Дэни пылко отвечала на его поцелуй, почти борясь с ним за страстное объятие, в котором не было места сдержанности воина.

У Шона вырвался сдавленный стон. Его руки сгребли Дэни, приподняли ее, прижали так тесно, что между ними не осталось места для жара тел.

Наконец Шон нехотя поставил Дэни на ноги, не отстраняя от себя. Он не сделал ни малейшей попытки скрыть волнение. Он просто смотрел на нее с почти животным желанием, заставляющим Дэни вновь прильнуть к нему.

Прижаться как можно крепче.

— Вот что я пытался объяснить вам, — заявил Шон. — Мы нужны друг другу. А для такой рискованной операции нет худшей помехи, чем постель.

Еще минуту Дэни впитывала тепло его ладоней, ласкающий нажим больших пальцев на груди и неприкрытый голод в глазах.

Набрав в легкие побольше воздуха, Дэни медленно и прерывисто вздохнула.

— Значит, мы должны отказаться от всего, верно? — произнесла она.

Шон ответил по-тибетски. Дэни не понадобилось просить перевода.

— Так вы настаиваете на том, чтобы сопровождать меня? — спросил он без особой надежды.

— Да.

— Значит, вы своими руками вырыли себе яму. Могу пообещать лишь одно: в адском пламени нас будут поджаривать вместе.

 

Глава 15

Кюросао

Ноябрь

Пять дней спустя Дэни сидела в самолете, принадлежащем «Риск лимитед», и смотрела вниз, на голубую воду в разрывах туч, но не видела ее. У нее перед глазами всплывало лицо Шона, освещенное тусклым отблеском фонаря, его глаза, пылающие страстью.

С того вечера они почти не разговаривали. Ускоренный курс подготовки Дэни проходила под руководством Джиллеспи, и тот был приятно удивлен, обнаружив, что Дэни знает несколько приемов дзюдо и еще кое-какие уловки, способные охладить мужской пыл.

Зато Джиллеспи вволю поиздевался над невежеством Дэни во всем, что касалось огнестрельного оружия. К концу своего обучения она узнала, как заряжать револьверы и полуавтоматические пистолеты и стрелять из них. Ее посвятили в основные принципы работы легкого автоматического оружия, она научилась палить короткими очередями из «узи», израильского автомата, который предпочитали агенты «Риск лимитед».

Иногда ей даже удавалось случайно попасть в мишень. Но чаще всего Джиллеспи бранил Дэни за то, что она слишком медлит, глядя на движущийся белый глаз мишени, и слишком суетится.

Но зато Джиллеспи хвалил ее природное чувство ориентации и навыки работы с картами, способность запоминать лица и имена, а также умение понимать и исполнять приказания.

«А еще я могла бы заслужить высшую отметку за непомерно развитую самодостаточность», — с иронией размышляла Дэни. Шон избегал ее с тех пор, как тем вечером проводил домой, поцеловал и чуть не расплавил бетон под ее ногами.

Дэни старалась не думать о страсти, так неожиданно и бурно вспыхнувшей между ними.

К несчастью, во время длинного перелета до аэропорта Плесман на острове Кюрасао Дэни было не о чем думать, кроме об опасности, ждущей их впереди.

Размышлять о Шоне было спокойнее во всех отношениях.

Самолет нырнул в воздухе, как сокол за добычей. Джиллеспи, сидящий в кресле рядом с пилотом, завозился, подался вперед и кивнул.

Шон не удосужился выглянуть в иллюминатор. Весь полет он просидел неподвижно, гадая, какого дьявола он попал в такой переплет — согласился взять Дэни напарницей в скрытых боевых действиях.

Должно быть, всему виной глупость, заключил Шон. Или страсть.

Что, в сущности, одно и то же.

Вертолет «Белл Джетрейнджер» уже ждал на взлетной полосе, как нетерпеливая оса, когда «Гольфстрим-2», принадлежащий «Риск лимитед», приземлился на соседней дорожке. Джиллеспи открыл люк, едва дождавшись, когда стальная птица резко затормозила рядом с вертолетом.

Выйдя из самолета и подставив лицо знойному пассату, Джиллеспи блаженно потянулся. Одетый в шорты цвета хаки и черную рубашку с громадными алыми цветами, он выглядел заядлым туристом.

— Слава Богу, я дома! — произнес он с широкой улыбкой на лице, когда Дэни спустилась по трапу. — Правда, здесь дьявольски жарко, но тем не менее это дом.

— Судя по фамилии, я думала, вы из шотландских лэрдов, — заметила Дэни.

— Так и есть, но кое-кто из моих предков обитал к югу от тропика Рака.

— Два разных мира, а вы считаете домом и тот, и другой, — проговорила Дэни. Джиллеспи усмехнулся.

— Пошевеливайся, Джилли, — раздался голос Шона из-за спины Дэни. — Времени у нас в обрез.

Джиллеспи с плутоватой улыбкой отсалютовал Шону и направился к ждущему вертолету. Шон последовал за ним по пятам.

Дэни пришлось пробежать несколько шагов, чтобы нагнать нетерпеливого напарника.

— Насколько я понимаю, нам не придется добираться до Ару бы вплавь, — сказала она.

— А я думал, вы готовы к приключениям, — пробормотал Шон.

— Я вовсю готовилась к ним последние пять дней, — возразила Дэни. — Даже Джилли счел, что я готова и заявил: «Валяй!»

— Джилли поставил вам «неудовлетворительно» по стрельбе и «удовлетворительно» по самозащите, — не преминул заметить Шон. — Ни одного агента «Риск лимитед» при таких показателях не отпускают в одиночку даже в туалет, а тем более в пасть «Гармонии».

— Зато Джилли поставил мне «отлично» по ориентированию на местности и «очень хорошо» по совместному разрешению проблем, — парировала Дэни.

Шон хмыкнул.

— Если понадобится, я смогу перебить кому-нибудь нос, — продолжала Дэни, — но намерена предоставить осуществление подобных увечий вам, пока я решаю более достойные задачи.

— Намерены? — с издевкой переспросил Шон. — О Господи! Ручаюсь, вы верите и в Санта-Клауса!

— А вы — нет?

Шон метнул в Дэни косой взгляд, который рассек бы камень.

— Старший здесь я, — заявил он. — Я и буду командовать.

— А как же демократия?

— Забудьте о ней. Вас никто не тянул за язык.

— Довольно! — прервал его Джиллеспи, внезапно обернувшись. — Неужели вы препирались всю дорогу из Тибета?

— Нет, — ответил Шон.

— Да, — одновременно подтвердила Дэни.

Изумленно переглянувшись, они расхохотались.

Джиллеспи втайне вздохнул с облегчением. Они с Кассандрой не раз спорили о том, разумно ли посылать такого неопытного агента, как Дэни, на столь опасное задание, особенно когда Шон категорически против.

Но в конце концов выбор был сделан.

Пилот вертолета спрыгнул на полосу, и Джиллеспи зашагал навстречу ему. Мужчины обменялись рукопожатием, как давние друзья. Голоса заглушал рокот медленно вращающегося главного пропеллера, перекрывающий оглушительные выхлопы турбины «Джетрейнджера».

Джиллеспи обошел вертолет, изучая его так, словно лично участвовал в его создании.

Дэни с любопытством наблюдала за ним. За несколько дней она научилась видеть за поразительно привлекательным фасадом душу этого человека. Он был педантичным, несгибаемым, иногда резким, иногда способным на сочувствие и неизменно интеллигентным. Он чувствовал себя в своей тарелке среди машин, оружия и товарищей по оружию.

У Джиллеспи и Шона много общего, решила Дэни, исподволь поглядывая на стоящего рядом с ней мужчину. У обоих бойцовский характер. Каждый из них способен быть надежным другом и опасным противником.

Но Шон не разделял пристрастия Джилли к современной технике и легкости в обращении с ней. Шон пользовался ею, если возникала необходимость, но без особого восторга. Его требования к технике были просты: она должна быть исправна и находиться под рукой в нужный момент.

Сквозь опущенные ресницы Дэни разглядывала двух мужчин, решив, что этим их различия не исчерпываются.

Наконец она поняла, в чем дело: у Шона отсутствовала военная выправка. При своем мощном телосложении он умел быть незаметным. В нем чувствовалась сдержанность, он словно… оставался в тени.

Иногда, глядя на Шона, Дэни представляла бурные и глубокие воды. Опасный поток.

Эти минуты прозрения были завораживающе тревожными, в них сочетались влечение и предостережение.

— Джилли сам не прочь был отправиться с вами, да? — спросила Дэни у Шона.

— Да, ему нравится выполнять задания самому, но он нужен Кассандре.

— Странно, что такому человеку, как Джилли, удалось победить пристрастия.

— Полагаю, только потому, что у него появилось другое пристрастие.

— Кассандра?

Шон пожал плечами.

— Кассандра или «Риск лимитед» — не важно, — ответил он. — Джилли был легендой особой военно-воздушной службы ее величества. Только Кассандре удается справляться с ним.

— Судя по вашим словам, это напоминает подневольную службу.

Шон метнул в Дэни косой взгляд.

— Разве тут возможны варианты?

— Конечно, например, партнерство.

Шон издал восклицание, которое могло означать что угодно.

— Я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь из них жаловался, — добавила Дэни. — А вы?

Он не ответил.

В последний раз оглядев вертолет, Джиллеспй быстрым шагом вернулся к Шону и Дэни, неся в руках знакомую папку — черную с желтым. Он вручил папку Шону.

— Здесь контракт с агентством проката машин «Герц», ключи от машины и пляжного домика в «Хайет-Ридженси», — объяснил Джиллеспй. — Машина, синий кабриолет «тойота», запаркована в пальмовой роще в сотне метрах от пляжа, где Миллер высадит вас.

Шон кивнул и сунул папку в пластиковый мешок.

Джиллеспй перевел взгляд на Дэни.

— Все, что вам понадобится, вы найдете в доме, — сообщил он. — И купальники, и одежду для казино. Помните: вы просто двое счастливых влюбленных на отдыхе.

— Счастливых влюбленных? — с иронией переспросила Дэни, глядя на Шона. — Вспомните об этом в следующий раз, когда снова решите впасть в мрачное настроение.

Шон что-то пробормотал себе под нос.

— Будьте старомодной девушкой, — обратился Джиллеспй к Дэни. — Пусть все тактические решения принимает ваш приятель.

— Из меня никогда не получалось бессловесное украшение общества, — сообщила Дэни.

— Дьявольщина! — Джиллеспй вздохнул. — Пяти дней было маловато…

— Нам не хватило бы и пяти лет, — возразил Шон. С досадой взглянув на него, Джиллеспи повернулся к Дэни и легонько постучал твердым указательным пальцем по ее лбу.

— У вас отличные мозги, — заявил он, — вот и пользуйтесь ими, а не языком.

Дэни невольно улыбнулась и быстро обняла Джиллеспй, удивив не только его, но и себя.

— Спасибо, — произнесла она.

Джиллеспй с улыбкой пожал Шону руку и махнул рукой, отсылая их обоих к вертолету. Пропеллер начал набирать обороты.

На этот раз пилотом оказался мужчина с седеющими волосами, белыми усами и без двух пальцев на правой руке. Но очевидно, их отсутствие не стесняло пилота. Спустя считанные секунды после того, как Шон и Дэни пристегнули ремни, машина взмыла в воздух.

Следующие сорок минут они просидели на задних сиденьях, почти касаясь друг друга коленями. Неумолкающий грохот пропеллера заглушал все остальные звуки.

«Вот я и вновь в ящике с шумом, — иронически подумала Дэни. — Только на этот раз мне досталось сиденье поудобнее. Отчасти. В конце концов, из Шона получился недурной матрас».

Эта мысль вызвала у нее улыбку.

Шон протянул Дэни наушники, воткнул вилку в розетку и надел свои.

— Повторим пройденное, — заявил он. Из папки он вытащил пачку фотографий размером восемь на десять и протянул одну Дэни. Дэни чуть не застонала от недовольства.

— Катя Павлова, — заученной скороговоркой произнесла она. — Наместница «Гармонии». Ранее — член советской номенклатуры. Помогала обирать империю после ее распада. В обмен на грязные деньги с Запада в карманы итальянской мафии и колумбийского картеля рекой текли рубли. На эти рубли покупались всевозможные товары — от произведений искусства до расщепляемых материалов — на русском черном рынке, а потом на законных основаниях перепродавались на Запад. Результат — доллары чистоганом.

Шон беспокойно зашевелился. Ему было наплевать на подробности Катиной биографии — он не хотел, чтобы Дэни упустила главное.

— Катя опасна? — коротко спросил Шон.

— Только если повернуться к ней спиной. Или в постели. Или же если вы бутылка водки из морозильника. Пить, как эта женщина, надо уметь!

Шон едва заметно улыбнулся, доставая из пачки следующий снимок.

— Илья Касатонов, — сообщила Дэни. — Любовник и, вероятно, деловой партнер Кати. Убийца. «Гармония» для него единственное пристанище. Устроил афганцам такой же ад, как и они ему. Да, он опасен.

Перед ней легла третья фотография.

— Кодзимура, — ни секунды не медля произнесла Дэни. — Есть подозрение, что он воздерживается от участия во всех делах «Гармонии», как и Тони Ли из Китая. Катя до сих пор ищет способ приучить китайца. К Исиде, еще одному боссу якудзы, она сумела найти подход.

— Если карены и вправду перевезли шелк, значит, Катя прибрала Ли к рукам, — заметил Шон. — Тогда остается один Кодзимура. Без его поддержки «Гармония» окажется в тупике. Якудза обеспечит в ней равновесие сил.

Появился четвертый снимок, затем пятый и остальные; с языка Дэни срывались имена: де ла Пена, Спаньолини, Ли, Исида. Длинный список преступлений наконец перестал ужасать, вызвав оцепенение. Они стали отдельными фактами, как число персиков в ящике, бутылок в упаковке или трупов в братской могиле.

Утратив ощущение реальности, Дэни смотрела на фотографию Исиды и вспоминала его конкурента Кодзимуру.

— А как насчет личной жизни Кодзимуры? — спросила она. — Он занимается чем-нибудь, кроме пьянства, разврата и избиения своей несчастной жены?

— Он якудза в третьем поколении, — сообщил Шон. — Добивается не только уважения, но и страха. Помешан на японской культуре. Как и его покровитель.

— Еще один «посредник»?

Шон пожал плечами:

— Этого мы пока не знаем.

Нахмурившись, Дэни вглядывалась в лицо Кодзимуры на снимке. Подобно сицилийцам, японцы смирились с присутствием организованной преступности до такой степени, что на высочайших уровнях существовали «посредники» между легальным миром бизнеса и нелегальным миром якудзы. Таким человеком был Юкио Кояма.

— Кто он, этот Кодзимура? Христианин, марксист, буддист, мусульманин, индуист? — спросила Дэни.

— Скорее всего сатанист.

— В Азии? Вряд ли. У него есть пристрастия, кроме семилетних блондинок?

— Древние японские мечи, — ответил Шон. — Его семья владеет знаменитой коллекцией. Но в последнее время он перешел на…

Голос Шона оборвался. Изумление промелькнуло на его лице. Да нет, скорее всего ей показалось.

— На что? — спросила она.

— На шелк, — ответил Шон. — Кодзимура начал коллекционировать шелк. Подозреваю, его отец и дед собрали все мечи, заслуживающие внимания.

— Какой шелк он собирает — древний или современный?

— И тот, и другой.

— Азиатский или европейский?

— Азиатский.

— Японский, китайский, персидский, индийский?

— Не слишком ли много вопросов?

— Ответьте, и я успокоюсь.

Шон улыбнулся:

— Понятия не имею, на чем специализируется Кодзимура.

— Так выясните!

— Разве это так важно?

— Коллекционеры — загадочные люди, — сообщила Дэни. — Одни занимаются коллекционированием, чтобы вызвать у других зависть. Другие прячут от посторонних все, что собрали, и злорадствуют. Третьи поступают и так, и этак. Некоторые не притрагиваются к вещам, если те не относятся к определенному периоду истории. Другие же предпочитают только произведения искусства Японии или Китая. А кое-кто разыскивает вещи, относящиеся к определенному времени, стране, типу переплетения нитей и…

— Я понял, — Перебил Шон. — Если шелк Будды удовлетворяет требованиям Кодзимуры, нам незачем беспокоиться о частном аукционе. Катя использует шелк, чтобы упрочить связь с ним, и Кодзимура упадет, как спелый персик, прямиком в сети «Гармонии».

— Я же говорила: коллекционеры — странный народ.

Шон переключил канал наушников, что-то отрывисто сказал пилоту и снова переключился на Дэни. Не говоря ни слова, он вытащил из папки еще пачку снимков.

Дэни добросовестно перечисляла имена, национальности и леденящие кровь биографии гангстеров, собирающихся в поместье Кати Павловой, носящем столь ироническое название.

Шон молча слушал. Он устроил проверку только для того, чтобы отвлечь молодую женщину от мрачных мыслей.

«Или чтобы отвлечь меня, — мысленно признался Шон. — Клянусь слезами Будды, как бы я хотел, чтобы она осталась дома!»

Но Дэни не осталась. А теперь приближалась минута, когда от Шона будет зависеть не только его собственная жизнь.

Одно дело — умереть самому, совершив промах, и совсем другое — погубить другого человека.

Особенно Дэни, мрачно добавил Шон. Ну почему, черт побери, рядом с ним не оказался кто-нибудь другой?

На расстоянии одиннадцати миль от Арубы пилот снизился и теперь летел на высоте десяти футов над водой.

Дэни наблюдала, как буро-зеленая клякса суши впереди начинает приобретать форму. Когда ее переставали расспрашивать о древних шелках, шелкопрядах, видах нитей, типах переплетения, методах окраски и так далее, она читала книги об Арубе и изучала карты.

Ее труды не пропали даром: ориентиры, которые Дэни раньше видела двухмерными, внезапно приобрели объем.

Похоже, место, которое называют Стогом, вон там. Его высота не меньше пятисот футов. В остальном рельеф острова составляют равнины и песчаные пляжи. Дэни ожидала увидеть нечто вроде карибской пустыни, но поразительное сочетание камня, песка и растрепанных ветром деревьев диви-диви привело ее в замешательство.

«Для фантазий о тропическом рае это уж слишком, — решила Дэни. — Впрочем, место, куда мы направляемся, — вовсе не романтический приют влюбленных, а скорее самая большая из прачечных мира. Половина грязных денег мира стекается сюда, а потом растекается во все стороны — чистых, как здешние песчаные пляжи».

Уже не первый раз Дэни задумалась о странном совпадении: и «Риск лимитед», и «Гармония» были обязаны своим рождением одному и тому же мощнейшему сдвигу в глобальной политике — распаду советской империи. Крушение прежних порядков и национальных границ стало возможностью, за которую мгновенно ухватились различные международные преступные организации.

Японская якудза, китайский тон, сицилийская, американская или русская мафия, колумбийский картель — название не имело значения. Результат был одинаковым: захват или коррупция существующей гражданской власти.

Легкий холодок прошел по спине Дэни при воспоминании о сведениях, полученных за последние несколько дней о поместье, известном под обманчивым названием «Гармония».

Ни один из известных ей фактов не внушал оптимизма.

— Жаль, что международные политики и полицейские не в состоянии сотрудничать так же успешно, как международные преступники, — заметила Дэни. — Тогда союз «Гармония» оказался бы мертворожденным.

— Однако он не умер, — возразил Шон, — а живет и процветает. Аруба — его внутренности. Чрево чудовища в белых и бирюзовых тонах.

— Мы всего лишь беспечные туристы, — напомнила Дэни.

— Да.

— Надеюсь, вы не ошиблись насчет Кати и ее мании величия?

— Водка превращает в маньяков даже самых здравомыслящих людей. Поскольку «Гармония» разрослась так стремительно и не встретила никакого сопротивления, Катя сочла себя пуленепробиваемой.

Прикусив губу, Дэни взглянула вдаль, на остров, вспоминая о пулях, Фане и убийце по фамилии Касатонов.

Вертолет стремительно приближался к цитадели «Гармонии». На восточном берегу Арубы пляжи были более каменистыми и узкими, чем на западном, и в меньшей степени привлекали внимание туристов и местных жителей. Вот почему Джиллеспи выбрал такой пляж местом высадки.

Пилот развернул громоздкую машину легко, словно она была морской птицей, поднялся над вереницей пальм, сделал крутой вираж и полетел вдоль узкой грунтовой дороги на юг. На лице пилота играла воодушевленная улыбка, как у мальчишки, ведущего мотоцикл. Только у самого места для посадки он наконец сбросил скорость.

В наушниках Шона и Дэни послышался голос пилота:

— Похоже, кругом ни души.

— Понял, — ответил Шон.

— Откройте дверь, — велел пилот, — я начинаю снижаться над пляжем. Как только окажетесь на земле, бегите подальше от берега.

— Ясно. Отключаюсь.

Шон снял наушники и расстегнул ремни. Дэни поспешно последовала его примеру, когда Шон распахнул боковую дверь. В кабину ворвался вихрь.

А сердце Дэни вновь заколотилось от страха.

«Я не сплю, — вдруг поняла она. — Господи, во что я ввязалась?»

Взглянув на невозмутимое лицо Шона, она с новой силой поразилась сочетанию его сдержанности и губительной силы. Миг паники миновал.

«По крайней мере на этот раз я не одинока, — подумала она, — пусть даже мой партнер обладает разговорчивостью устрицы».

Шон заметил синюю машину, спрятанную в зарослях кустарника. Подняв руку, он подал сигнал пилоту.

Пилот виртуозно выполнил приказ. Вертолет снизился над пляжем и завис на высоте нескольких футов над песком.

Шон выглянул из кабины, но не разглядел ничего, кроме клубов поднятого песка. Не оглядываясь, он протянул руку Дэни и высунулся еще дальше.

После секундного колебания Дэни подала ему руку и позволила поставить себя на пороге открытой двери.

Вертолет спустился еще на несколько футов и застыл, как маленький, но устойчивый смерч. Пилот бросил Дэни небольшую кожаную сумку.

Она машинально ухватилась за ремешок, и в тот же миг Шон потащил ее из вертолета, легко спрыгнув на песок.

Как только ступни Дэни ударились о песок, Шон обхватил ее обеими руками, прижал лицом к своей груди и повернулся спиной к вертолету.

Машина немедленно взлетела, оставив Шона и Дэни лицом к лицу с «Гармонией».

 

Глава 16

Аруба. Ноябрь

Крепко зажмурив глаза, Дэни зарылась лицом в рубашку Шона, радуясь, что его крепкое тело отделяет ее от песчаной бури, поднятой улетающим вертолетом.

Прищурившись, Шон наблюдал, как вертолет наискосок пересек пляж и полетел над волнами, направляясь к аэродрому на Кюрасао. Через пятнадцать секунд шум машины смешался с плеском волн и свистом ветра.

Одно препятствие благополучно преодолено, мысленно отметил Шон. Попасть на нужное место — самый опасный этап любого задания.

Но еще опаснее другой этап — выбраться оттуда.

«Черт возьми, Дэни, почему ты не осталась дома, в безопасности?» — Шон негодовал.

Но досадовать на ее настойчивость было уже поздно: теперь Шон нес ответственность за нее.

Горячее дыхание Дэни, горячее тропического дня, обдавало грудь Шона. Он не сразу понял, что стоит, как идиот, обнимая ее, в то время как не должен терять ни минуты.

«Она лишает меня всякой сосредоточенности», — в отчаянии подумал Шон. Похоже, в монастыре он пробыл слишком долго. Проклятие!

Резко разжав руки, он взял у Дэни сумку и расстегнул пряжку. Внутри оказалось нечто, обернутое в ткань и перевязанное шпагатом. Шон принялся возиться с упаковкой.

Из складок ткани появился пистолет. Шон проверил его несколькими привычными движениями руки; убедившись, что оружие исправно, сунул его обратно в черную сумку.

— Сойдет, — буркнул он и повернулся к Дэни:

— Стой здесь, пока не позову.

— Куда ты?

— За машиной.

Дэни огляделась. Синий кабриолет был отчетливо виден сверху, но совершенно незаметен с земли. Очевидно, Шон вычислил местонахождение машины еще в вертолете.

С быстротой и тщательностью опытного разведчика Шон обследовал пальмовую рощу. Он не обнаружил никаких признаков чьего-либо пребывания, после того как машину поставили на место и замели следы.

Шон принялся убирать заросли кустов.

Поняв, что эта растительность — искусственный экран, скрывающий из виду взятую напрокат машину, Дэни шагнула к ней.

— Стой на месте, черт побери! — выпалил Щон, не оглядываясь.

Дэни застыла, не понимая, откуда он узнал, что она обнаружила машину и направилась к ней.

«Через несколько дней, — думала Дэни, — Шон будет знать меня лучше, чем мой бывший муж».

Она не могла решить, что принесла ей эта догадка — успокоение, досаду, тревогу или все сразу.

Быстро, не прикасаясь к машине, Шон обследовал ее. Под конец он лег на живот и заглянул за колеса. Удовлетворившись результатами, он встал, поспешно отряхнул песок и взялся за дверную ручку.

Механизм щелкнул, дверца открылась.

Второй барьер взят, подумал Шон. Только черту известно, сколько еще таких барьеров им предстоит.

Он открыл дверцу, сел за руль, вставил ключ и повернул.

Машина завелась. Третий барьер.

— Все в порядке, сообщил Шон Дэни. — Можешь подойти.

Пока Дэни бежала к машине, он открыл бардачок и сунул туда кожаную сумку.

— Что все это значит? — спросила Дэни, захлопывая за собой дверцу.

— ОВО №237 по классификации Джилли, — сообщил Шон, выезжая на шоссе. — Засады вокруг машин.

— Что такое ОВО?

— Ослепляющая вспышка озарения.

Дэни рассмеялась.

— Вспышка озарения, — продолжал Шон, — гораздо лучше взрыва подложенного в машину секретного устройства. А это уже ОВО №1.

С лица Дэни исчезла улыбка.

— Если ты пытаешься запугать меня, лучше не трудись, — заявила она.

— Тебе не помешает это знать. Хорошая автомобильная мина взрывается через секунду после поворота ключа.

— Постараюсь запомнить.

— Уж будь любезна. Я не разделяю естественного подхода Джилли к подготовке агентов. По-моему, непроизвольные поступки не всегда рождают безошибочную тактику.

Шины коснулись асфальта. Машина быстро набирала скорость.

Через три минуты после того, как Шон и Дэни покинули вертолет, их было невозможно отличить от других туристов.

Шон вел машину по дорогам островка так уверенно, словно родился здесь, а хваленая «ориентация на местности» Дэни вскоре начала подводить ее.

«Зная Джилли, можно предположить, что где-нибудь в машине есть карта, — размышляла она, — для меня, а не для Шона. Этому дзен-киборгу она не нужна».

Карта Арубы нашлась в кармане пассажирского сиденья. Дэни понадобилось меньше минуты, чтобы выяснить, где они находятся и куда направляются.

Спустя пятнадцать минут Шон свернул на главное шоссе и устремился к Ораньестаду. По мере того как машина приближалась к аэропорту, заросшая чахлым кустарником местность постепенно сменялась пригородами.

Поначалу дома были немногим больше лачуг, украшенных языческими талисманами. Но чуть поодаль роскошные бунгало соседствовали бок о бок с голландскими ветряными мельницами, лениво помахивающими крыльями на ветру. Вокруг разливалось странное умиротворение.

Дэни вздохнула и расслабилась. В такой обстановке можно запросто сыграть туристку.

За аэропортом начал обретать форму город Ораньестад. Дэни представила себе, что они те, кем стремятся выглядеть: туристы, осматривающие достопримечательности острова, которым вскоре предстоит уезжать таким же путем, каким они прибыли сюда, — рейсом компании «Американские авиалинии», на борту самолета вроде того, что недавно подрулил к зданию аэропорта.

Просто влюбленные на отдыхе.

Она взглянула на сидящего рядом Шона. Он казался вполне презентабельным спутником, когда этого хотел: интеллигентным, доброжелательным и обаятельным.

В последнее время Дэни не часто видела его таким.

— Ты умеешь развлекать девушек в экзотических уголках планеты, — заметила она. — Сначала в Лхасе, теперь — на Арубе.

Она указала на город — лес отелей-небоскребов вдоль пляжей западного побережья острова.

— Не забывай, почему мы здесь очутились, — отозвался Шон.

— Не волнуйся, не забуду, — пообещала Дэни. — А если и забуду, то дзен-киборг вовремя напомнит.

— Кто?

— Ты.

На миг лицо Шона ожесточилось, но затем вновь стало маской, как в ту минуту, когда Редпас решительно заявила, что Дэни отправится на Арубу. С Шоном Кроу или без него.

Шона подмывало обвинить ее в шантаже, но он воздержался. Если он откажется от задания, за него возьмется Джиллеспи. Подобный поступок выглядел бы непрофессионально.

А что касается всего остального, Шон старался не забывать о данном самому себе обете воздержания.

Сроком на два года, одиннадцать месяцев, двадцать два дня и так далее.

Центр Ораньестада выглядел в точности как в видеофильмах, которые показывал им Джиллеспи. Здесь господствовали пастельные тона деловых кварталов колониальной эпохи. Офисы старых компаний чередовались с сияющими новыми торговыми центрами, с еще более новыми казино, окутанными неоном, и зданиями банков, целиком состоящими из нержавеющей стали и затемненного стекла.

Дэни глубоко вздохнула. В воздухе разливался какой-то приторный цветочный запах.

— Пахнет фруктами? — спросила она. — Или здесь воздух опрыскивают духами специально для туристов?

— Это запах коррупции, — отозвался Шон.

— Как романтично!

— Романтично? — Он хрипло рассмеялся. — Здесь триста пятьдесят банков, и каждый готов в мошенничестве перещеголять своих конкурентов. То, что ты видишь, — памятники коррупции и алчности из стекла и стали.

— Изобрази улыбку, дорогой. Мы же в отпуске — помнишь?

Шон метнул на Дэни недоверчивый взгляд.

— А точнее, в романтическом путешествии влюбленных, — вкрадчиво добавила она. — Разве не так говорил Джилли?

— Ч-черт!

Дэни прикусила язык, почувствовав, что чаша почти безграничного терпения Шона переполняется.

В северной части города они свернули с шоссе на дорогу, идущую вдоль берега. По обе стороны дороги высилась стена из небольших отелей, казино и ресторанов. Скромные строения быстро сменялись шикарными пляжными комплексами. Стена бетона и стекла заменила прибрежные утесы.

В просветах между рукотворными скалами открывались многолюдные пляжи с песком, по цвету и фактуре напоминающим сахар. Он был настолько белым, что резал глаза даже сквозь солнечные очки. Раскаленный, слепящий песок простирался до искрящейся голубой воды.

— Добро пожаловать на родину «Гармонии», — произнес Шон. — Удачного отдыха и так далее.

— Мне было бы спокойнее, если бы Джилли не просветил меня.

— У тебя был выбор.

— Неужели тебе никогда не надоедает повторять «я же говорил»? — с досадой выпалила Дэни.

— Нет, не надоедает. Я же машина. Киборг.

Дэни поморщилась. Из уст Шона это слово прозвучало так, что вызвало мгновенное отвращение. Дэни решила сменить тему. И как можно скорее.

— Трудно представить себе, что столько людей, проводя отпуск, блаженствуют в тени такого скопища пороков, как «Гармония», — заметила она.

— Ты когда-нибудь бывала в Рио?

— Нет, но надеюсь побывать. Я слышала, он великолепен.

— Рио — отточенное лезвие бандитского ножа, — ответил Шон. — Пляжи там небезопасны для туристов, — впрочем, как и здесь.

— Ты слишком мрачно смотришь на жизнь.

— Просто я никогда не носил розовых очков и не жил в башне из слоновой кости.

— Ты придумал себе имидж ублюдка или он появился естественным путем? — поинтересовалась Дэни.

— Естественным путем. Мои родители не были женаты.

— Довольно! Для одного разговора это уж слишком. Черт, разве нам не положено развлекаться?

— Нет.

— Улыбайся, уб… упрямец! — поспешно поправилась Дэни. — Мы же влюбленные, к тому же едем в открытой машине. Мы на виду у всех.

Шон улыбнулся, как волк при виде бараньей отбивной.

— Можешь не стараться, — оценила его попытку Дэни. — Я буду улыбаться за нас обоих.

Кабриолет миновал высокие двойные и тройные башни отелей со стороны берега океана. Игорные дома удачно и скромно вписывались в туристические комплексы. Казалось, казино приносят не больше прибыли, чем плавательные бассейны.

— Да, это не Лас-Вегас, — заметила Дэни. — В Вегасе делают все возможное, кроме взрыва атомной бомбы, чтобы привлечь внимание к казино.

— В Вегасе? Значит, ты поклонница азартных игр?

— А зачем, по-твоему, я каждое лето провожу на Великом шелковом пути? — парировала Дэни.

— Я имел в виду азартные игры на деньги, а не на собственную жизнь.

Дэни пожала плечами.

— Игра на деньги меня не привлекает, — сообщила она. — Но мне известны люди, для которых она стала своего рода наркотиком.

— Преступность, игорный бизнес и коррупция, так сказать, в одной постели не случайны, — объяснил Шон. — Запах людских слабостей притягивает хищников, как гнойная рана мух.

— Какое приятное сравнение!

— И мухи так считают, — отозвался Шон.

— Стой! — вдруг воскликнула Дэни. — Мы проехали «Хайет».

— Знаю. Посмотри, что находится рядом.

Дэни увидела огромные стальные ворота, аллея за которыми вела к воде. Полированная бронзовая вывеска на одном из столбов ворот объявляла миру: «Гармония». Частные владения. Посторонним вход воспрещен".

— Выглядит как половина пляжа Малибу, — беспечно заметила Дэни.

— Не обманывайте себя, профессор. Это не Малибу.

— Я и не думала, что мы поселимся так близко.

— Именно потому и был выбран «Хайет» — из-за близости к «Гармонии».

Шон развернулся посреди дороги, как и подобало туристу, и свернул на боковую аллею, ведущую на территорию «Хайета». Несколько минут спустя он остановил машину в тени пальмовой рощи, потянулся к бардачку и вытащил кожаную сумку.

Дэни не успела открыть дверцу со своей стороны, как Шон вышел из машины. Заторопившись, Дэни с трудом нагнала его.

— Помедленнее, дорогой, — процедила она.

— Прости. На меня слишком сильно действует жара.

Дэни знала: на Шона действует только ее нежелательное присутствие.

— Ты не умеешь проигрывать, — пробормотала она.

— Покажи мне человека, который умеет проигрывать, и я объясню тебе, что такое проиграть по-настоящему.

Просунув руку под локоть Шона, Дэни встала как вкопанная.

— Остановись сейчас же! — потребовала она. Шон застыл на полушаге и сверху вниз уставился на Дэни. Она одарила его улыбкой явно без избытка добродушия.

— Мы же любовники на отдыхе, — приглушенным голосом напомнила она.

— Ты так часто напоминаешь об этом, что…

Ладонь Дэни метнулась ко рту Шона движением, которое со стороны можно было принять за ласку.

Приподнявшись на цыпочки, Дэни прошептала на ухо Шону:

— Прекрати обращаться со мной как с непослушной сестренкой, особенно теперь, на виду у людей, которых мы хотим одурачить.

Грудь молодой женщины словно невзначай коснулась руки Шона чуть ниже локтя. Вряд ли это прикосновение было случайным.

Но Шон похолодел, обнаружив, что ему хочется знать причину жеста Дэни.

«Время обета подойдет к концу через восемь с лишним дней», — язвительно напомнил он себе.

С другой стороны, обет имел весьма особенные условия.

Шон склонился и поцеловал Дэни в уголок рта.

— Я рад, что ты не против такой игры, — хрипло произнес он.

— Не то чтобы я…

Остаток фразы Дэни потонул в крепком поцелуе.

— Потерпи еще немного, — с улыбкой попросил он. — Скоро мы будем дома.

— Сукин…

Подхватив ладонью затылок Дэни, Шон впился в ее рот, не давая ей договорить.

— Мы же любовники, — прошептал он немного погодя, легонько касаясь губами ее уха. — Ты сама уверяла, что у пальм есть уши.

У Дэни подкосились ноги, и она кивнула, уткнувшись лицом в редкую щетину на шее и подбородке Шона.

— Пока я не выясню, что в коттедже нет чужих ушей, — продолжал он, — ты будешь держать рот на замке, только время от времени целовать меня. Но если ты еще раз откроешь его без разрешения, я сочту это приглашением к сексу. Ясно?

Мороз прошел по коже Дэни, и она коротко кивнула.

Шон убрал ладонь с ее затылка, задев при этом волосы. Этот жест можно было расценить и как ласку, и как предостережение.

Или и то, и другое.

Рука об руку они зашагали по дорожке к группе пляжных домиков. Оказавшись возле одного, ближайшего к берегу и к стальной ограде поместья «Гармония», Шон вытащил ключ из кармана шорт и сверил номер ключа с номером дома, прежде чем наклониться к Дэни.

— Болтай, как положено туристам, — шепотом приказал он. — Не забывай: мы провели здесь уже несколько дней.

— Не могу забыть те цветы, — выпалила Дэни. — Они напомнили мне шелк.

Шон ответил ей грозным взглядом.

— Нет, пожалуй, атлас, — поспешно поправилась Дэни, — такие яркие, блестящие, нежные…

Шон хмыкнул.

— А эти птицы, стоящие у берега на одной ноге! — продолжала болтать Дэни. — Разве они не прелесть?

— Прелесть, — подтвердил Шон.

— А роскошный бесконечный пляж за оградой по-прежнему пустует! Как думаешь, кто-нибудь будет против, если мы проберемся туда? Ограда не доходит до самой воды.

Шон проследил за взглядом Дэни. Она изучала поместье через прутья стальной ограды. Колючая проволока, тянущаяся по верху ограды, и камеры, обращенные к пляжу, портили впечатление первозданного рая.

— Наверняка нас туда не пустят, — возразил Шон. — Эти богачи — все равно что собака на сене: сами. не едят и другим не дают.

Ключ повернулся в замке легко, как по маслу. Дверь не издала ни малейшего скрипа.

Ничто не взорвалось.

Притворно-небрежным взглядом Шон обвел комнату, прежде чем войти. Там никого не было.

— Прошу, — пробормотал он, отступая и приглашая войти Дэни, — а я за тобой.

Шагнув в комнату, Дэни заметила, что Шон не убирает левую руку с кармана кожаной сумки, в котором был спрятан пистолет.

Мурашки, пробежавшие по коже Дэни, не имели никакого отношения к работающему на полную мощность кондиционеру. Солнце, цветы и бархатистый тропический воздух ничуть не притупили бритвенно-острую бдительность Шона.

Дэни с тревогой огляделась. Дверь пляжного домика открывалась в гостиную с окнами на пляж. В небольшой нише помещался бар с отнюдь не скудными запасами спиртного, а спальня находилась по другую сторону, подальше от шума прибоя.

— Знаешь, а мебель ничего, — заметила Дэни.

— Да, — отсутствующим тоном подтвердил Шон, — очень мило.

Но он не обращал внимания на изящество мебели. Шон заглядывал под кресла и столы, обыскивая места, где обычно прячут «жучки», и места, где никому не придет в голову их искать.

Пока Шон методично обследовал лампочки и стенные розетки, Дэни устроила собственный инспекционный тур, не переставая щебетать о том, что даже по прошествии нескольких дней ей не перестают доставлять удовольствие мебель, вид из окон, погода и двери, выходящие на пляж.

Шон пользовался только тремя вариантами ответов: "угум, «да» и «очень мило».

— И выбор спиртного здесь большой, — продолжала она.

— Да.

— Особенно хорош «Гран-Марнье».

— Очень мило.

— Это точно. Бутылка такого размера в аэропорту стоила бы не меньше пятидесяти баксов.

Приостановив осмотр подозрительно расположенной розетки, Шон уставился на Дэни.

— Ты любишь «Гран-Марнье»? — изумленно спросил он.

— Ох уж эти мне мужчины! — воскликнула Дэни с явным отвращением. — Ты до сих пор не можешь запомнить даже мой любимый цвет!

— Угу…

— Вот именно, — подхватила она.

Шон продолжил обыск. Осторожность была его оружием. Еще в Афганистане он твердо усвоил непреложное правило: осторожные люди живут дольше.

Во всяком случае, Шон понимал: современный, изготовленный по последнему слову техники «жучок» при подобном обыске не обнаружить. Кроме того, если прикрытие сработано так неудачно, что из «Гармонии» уже прослушивают, что творится в доме, им рано или поздно грозит смерть.

— Как это мило со стороны твоего босса — дать тебе отпуск! — произнесла Дэни.

— Да.

— Должно быть, аренда этого домика обходится баксов в пятьсот в день.

— Восемьсот пятьдесят, — уточнил Шон. — Я сейчас вернусь.

— Я буду ждать твоих очередных «угу», — с улыбкой пообещала Дэни.

Шон открыл дверь спальни, заглянул в комнату и горько улыбнулся. Должно быть, у Будды отменное чувство юмора, решил он.

Он быстро обошел спальню и ванну, но не обнаружил ничего подозрительного. Спустив воду в туалете, он прислушался. Все было в полной исправности.

В том числе его организм.

Тело Шона томило острое, нестерпимое желание. Никакие медитации и аутотренинг, на которые он потратил столько времени в Тибете, не помогали. Его рубашка пропиталась ароматом Дэни, на губах чувствовался привкус ее губ, при воспоминании о том, как она прикоснулась грудью к его руке, шорты становились тесными.

Проклятие!

Еще раз мысленно выругавшись, Шон прошагал через гостиную к бару, рывком открыл дверцу холодильника, отыскал ледяную зеленую бутылку карибского пива, вскрыл ее и жадно глотнул.

— Что случилось? — спросила Дэни.

Шон не отрывался от бутылки. Дэни смотрела на него поверх зеленой бутылки. Его глаза казались темными, как полночь, и непроницаемыми.

Он опустил бутылку и улыбнулся.

Все ясно, подумала Дэни. Кто-то, где-то и как-то вляпался в навоз яков. Причем вляпался по уши.

— Ничего, — наконец ответил он.

— По твоему поведению не скажешь.

Улыбка Шона стала шире, но ничуть не потеплела.

— Поведению… — повторил Шон так, словно впервые слышал это слово. — Да.

— Так мы продолжаем разговор или нет? поинтересовалась Дэни.

— Пока нет, но скоро будем.

— Что ты имеешь в виду?

Шон молча кивнул в сторону спальни.

— Посмотри сама, — предложил он. — И не забывай: ты получила то, чего добивалась. Короче, за что боролась…

Бросив в сторону Шона удивленный взгляд, Дэни подошла к двери спальни и заглянула внутрь. В комнате было прохладно, изящные шторы создавали мягкий полумрак. Дверь стенного шкафа осталась открытой, внутри виднелась летняя одежда, обещанная Джиллеспи.

Дэни не удосужилась проверить размеры: она была уверена, что одежда придется ей впору.

В остальном комната выглядела идеально. Кто-то приготовил здесь одежду для Шона в пакетах. На одном стуле небрежно висела тенниска, на втором — алая ночная рубашка.

Поморщившись, Дэни отвернулась.

Сквозь открытую дверь ванной она увидела разложенные над раковиной туалетные принадлежности — именно те марки, которые она предпочитала. Несколько флаконов были полупустыми, словно ими пользовались.

В целом комната имела жилой вид, была удобной и уютной до последней мелочи, до оттенка покрывала, наброшенного на кровать королевских размеров.

И только теперь Дэни поняла.

Одна кровать.

На двоих.

Черт!

Дэни обернулась. Шон стоял в гостиной, у самой двери спальни. Он поднял пивную бутылку в безмолвном тосте.

— Не забывай: в любых обстоятельствах есть свои плюсы и минусы, — напомнил он.

— Так покажи мне плюсы, и я постараюсь не забыть!

— До завершения каникул мы успеем выяснить, насколько ты способная актриса.

— Заткнись, ковбой! — выпалила Дэни.

— Ковбой? А это лучше дзен-киборга?

Дверь спальни захлопнулась так резко, что чуть не выбила бутылку из рук Шона.

 

Глава 17

Дневной свет озарил Арубу, подобно цветовому грому. Одним движением Шон вскочил с пола у «своей» стороны кровати, радуясь возможности покинуть комнату.

Он и не подозревал, что кровать королевских размеров может оказаться такой тесной.

Хотя Дэни жалась на своей стороне так, словно спасала свою жизнь, это ничего не меняло. Каждый ее вздох, движение тела, даже легкий шорох волос по подушке раздували пожирающее Шона пламя.

«Хорошо, что я так и не стал монахом, — размышлял он. — Если бы потом я встретил Дэни, я бы всю жизнь жалел о данном обете».

А теперь жалеть о нем осталось совсем недолго.

Шон наотрез отказывался считать оставшиеся дни, часы и минуты. Он торопливо натянул шорты и взял из чемодана бинокль.

В доме имелась небольшая веранда с видом на океан. С этого места Шон мог наблюдать за территорией «Гармонии», оставаясь незамеченным.

Следующие полчаса Шон провел с биноклем в руках, вглядываясь в густые заросли. Его целью была ограда, отделяющая его от поместья.

На первый взгляд и даже на второй ограда казалась неприступной — высотой в десять футов, сооруженная из частых вертикальных стальных прутьев и увенчанная спиралями колючей проволоки. Нержавеющая сталь проволоки зловеще поблескивала под лучами утреннего солнца.

Сталь плохо переносила пребывание в насыщенном солью воздухе. Пассаты и мельчайшие, как пыль, соленые брызги постепенно разъедали металл под слоем черной краски.

— Что ты делаешь?

Негромкий голос из-за спины Шона заставил его вздрогнуть и вызвал мгновенное раздражение.

— Любуюсь пейзажем, — сквозь зубы процедил он. Дэни пропустила столь нелюбезный ответ мимо ушей.

Атмосфера между ними и без того была достаточно накаленной. Даже выигранные вчера вечером в блэкджек пятьсот долларов не подняли настроение Шона.

— Ты одета? — осведомился Шон, не поворачиваясь.

— Я не надела крошечный бикини, который кто-то заботливо подсунул мне, если ты спрашиваешь об этом.

— Да, об этом.

Шон не сомневался: ему понадобится немало времени, чтобы забыть, как выглядела Дэни вчера днем, сразу после того как сбросила пляжное полотенце, прыгнула в бассейн и принялась плескаться. Вокруг было немало женщин, сложенных куда лучше Дэни, некоторые обладали броской, яркой красотой, но ни одна из них не была так желанна ему, как эта маленькая профессорша.

Опустив со лба очки, Шон оглянулся через плечо. Темные волосы Дэни растрепались со сна, кожа после недавнего пробуждения еще казалась разгоряченной и розовой. Белый махровый халат надежно прикрывал ее тело — от ключиц до пяток.

Ее босые ступни были узкими, с очаровательным высоким подъемом. Пальцы беспечно пошевеливались в шелковистом песке на краю патио, словно она дразнила спящего любовника.

При этой мысли у Шона закипела кровь. Резко отвернувшись, он продолжил изучение барьера, отгораживающего «Гармонию» от остального мира.

— Красивая ограда, верно? — спросила Дэни. — Приятное соседство.

— Угу.

— Интересно, возникают ли здесь такие же проблемы со сталью, как во Флориде?

— Что ты имеешь в виду? — удивился Шон.

— Халатность подрядчиков и соленый воздух, — сжато объяснила Дэни.

Шон ответил ей акульей улыбкой:

— И я размышлял об этом.

— И что же?

— Похоже, некоторые из столбов, ограды недостаточно прочны. Кое-где видна ржавчина. А откуда ты знаешь про Флориду?

— Там живут родители моего бывшего мужа. Им пришлось менять свою роскошную стальную ограду уже через два года.

Шон с любопытством оглянулся на Дэни.

— А во второй раз, — продолжала она, — они заставили подрядчика распилить несколько наугад выбранных прутьев, прежде чем устанавливать ограду, чтобы убедиться, что они действительно из сплошной стали, а не пустотелые внутри.

Рассмеявшись, Шон снова принялся изучать ограду в бинокль.

— По крайней мере они учились на своих ошибках.

— Да. Жаль только, что эту способность не унаследовал их единственный сын.

— Значит, он туповат?

— Ничуть, — покачала головой Дэни. — Просто ему наплевать на всех, кто уступает ему в силе или низости.

Пальцы Шона сжались на бинокле. Ровный голос Дэни свидетельствовал о незаживающих ранах, замаскированных улыбкой.

Неудивительно, что она не доверяет мужчинам, думай Шон. Похоже, она была замужем за настоящим принцем.

— Я повидал людей такого типа, — небрежным тоном ответил Шон, — но не в зеркале во время бритья.

Дэни удивленно приоткрыла рот, неожиданно рассмеялась и заговорила, не думая.

— Знаю, — призналась она. — Иначе я бы заперла дверь спальни, вместо того чтобы хлопать ею.

Шон не сводил глаз с ограды.

— Тебе незачем спать на полу, — продолжала Дэни. — Эта кровать размером немногим меньше стадиона.

— Я привык спать на полу в монастыре.

— Сколько ты пробыл среди монахов Лазурной секты?

— Достаточно долго, чтобы Прасам понял: я не подхожу им, — отозвался Шон.

— Не та раса?

— Не тот темперамент.

Некоторое время Дэни молча следила за тем, как Шон осматривает ограду.

— Что это… — начала она.

— Потом, — перебил он.

Дэни умолкла. Шон смотрел в бинокль, и легкие движения мышц у него под кожей завораживали ее, напоминая переливы света на тонком шелке. Дэни одолевало искушение обвести контуры играющих мускулов, почувствовать кончиками пальцев под ними незримое переплетение нитей жизни.

— Так я и думал, — пробормотал Шон. Дэни поспешно отдернула руку, вдруг обнаружив, что невольно тянется к его щеке, и заложила обе руки за спину.

— О чем ты? — виновато спросила она.

— Телекамеры кругового обзора действуют недостаточно синхронно, — сообщил Шон.

Дэни втайне вздохнула с облегчением: он не заметил ее блуждающие пальцы.

— И о чем же это говорит? — поинтересовалась она.

— О большой влажности и лени.

— Исчерпывающее объяснение, — насмешливо пробормотала Дэни. — Странно, как я сама до этого не додумалась?

Шон оглянулся на нее через плечо.

— Видишь вон те камеры? — спросил он.

— Я заметила их еще вчера.

— Они должны обеспечивать непрерывный обзор определенных территорий ограды, перекрывающих друг друга.

Дэни уставилась на медленно вращающиеся камеры.

— Похоже, они выполняют свою задачу, — заметила она спустя несколько секунд.

— Не совсем. Каждые три минуты происходит сбой, и они не захватывают довольно приличный участок территории.

Дэни нахмурилась:

— И долго это продолжается?

— Двадцать девять секунд.

— Насколько велик этот выпадающий участок?

— Достаточно велик для человека.

— Надеюсь, ты не думаешь… — начала она.

— Нет, я абсолютно уверен, — перебил Шон. — Каждые три минуты часть ограды рядом со здешней волейбольной площадкой становится невидимой для охранников «Гармонии».

— Но Джилли сказал, что с нашим связным мы встретимся в другом месте.

— Угу…

Согласие Шона не успокоило Дэни — совсем напротив.

— А колючая проволока ничуть не заржавела, — заметила она.

— Само собой. Она мне кое-что напоминает — пора побриться. После завтрака мы идем в музей.

Дэни хотела что-то сказать, но передумала. Шон направился в ванную.

По крайней мере, размышляла Дэни, он натянул шорты вместо умопомрачительных плавок, оказавшихся в его багаже, — по сравнению с ними даже обнаженные ягодицы выглядели менее откровенно.

И менее возбуждающе.

К тому времени как Шон и Дэни выехали на шоссе, в небе сгустились тяжелые тучи, придавая Арубе призрачный вид. Набережная старого города с ее оранжевыми и голубыми зданиями, украшенными лепниной, казалась радужно-яркой на фоне туч. Голландские мельницы лучше смотрелись под хмурым небом и разительно контрастировали с растрепанными пальмами.

Шон поднял верх синего кабриолета перед выездом с территории отеля. Несмотря на работающий кондиционер, внутри машины царила гнетущая атмосфера.

Они припарковались на тихой улочке позади базарной площади Арубы и дальше отправились пешком.

— Нам сюда, — сообщил Шон. Дэни увидела через узкую улицу здание, на которое Шон указал едва заметным кивком.

— Не останавливайся, — велел он. — Надо осмотреться, прежде чем мы зайдем.

— «Музео нумизматике», — прочла Дэни вслух вывеску. — Нумизматический музей?

— Деньги питают этот райский островок. Триста пятьдесят банков и бог весть сколько казино.

— Самое подходящее место для встречи со шпионом, — еле слышно выговорила Дэни. — Должно быть, этому твоему Бостону дорого заплатили за то, что он сумел внедриться в «Гармонию»?

— Сколько стоит человеческая жизнь?

— Кое-где ужасающе мало, — отозвалась Дэни. Шон не стал возражать. Большую часть своей жизни он провел именно в таких местах.

— Бостон — выходец из старинного рода, издавна живущего на Арубе, — сообщил Шон. — Его отец должен был занять пост премьер-министра, но он неожиданно умер.

— По естественным причинам?

— Если только алчность можно назвать естественной.

— Что же с ним случилось? — спросила Дэни.

— Колумбийцы убили его десять лет назад, когда им понадобилось место, для создания банков.

— А он не хотел пускать их на Арубу?

— Нет, но новый премьер-министр не смог бы сразу принять их взятку. Его излюбленный стиль — ладонь против кулака, — сообщил Шон.

— Это меня не удивляет.

— Бостон презирает деньги, — продолжал Шон. — Он считает их виной гибели острова.

— Корень всего зла — любовь к деньгам, — поправила Дэни. — Деньги — это всего лишь деньги.

Шон улыбнулся быстро и холодно.

— Бостон не разделяет твоего академического подхода к сему предмету, — возразил он. — Он старомоден. Мечтает уничтожить людей, превративших Арубу в клоаку финансового мира.

— Так вот почему он согласился сотрудничать с «Риск лимитед»?

— Нет, поэтому мы выбрали его. Бостон — глава прислуги в поместье Кати.

Дэни медленно покачала головой:

— Судя по рассказам Джилли о Кате, Бостон получает астрономическое жалованье.

— Работать на Катю — неблагодарное занятие, но у Бостона есть мечта.

— Какая?

— Когда-нибудь по самую рукоятку вонзить нож в Катину спину.

Дэни споткнулась. Шон подхватил ее под руку и помог восстановить равновесие.

— Извини, — произнесла она, — земля вдруг поплыла из-под ног.

— Должно быть, по такому случаю полагается заявить «я же говорил»?

— Нет.

— Ты уверена?

— Отвяжись. — Дэни передразнила британский акцент Джилли.

Шон рассмеялся, но не отпустил ее. Не то чтобы Дэни требовалась поддержка — просто прикосновение пальцев к ее коже было приятным.

— Где Бостон прошел подготовку? — спросила Дэни.

Шон недоуменно уставился на нее:

— Подготовку?

— Ну, где его обучили тому, как следует вести себя тайному агенту на вражеской территории и так далее?

— Бостон — умный штатский с большими связями и поводом для злобы. Этим и исчерпывается его подготовка.

— Но Катю не назовешь штатским лицом.

— До сих пор Бостона подозревали не больше, чем всех остальных в этом доме.

Остановившись, Шон загляделся на витрину магазина.

Дэни терпеливо ждала, гадая, какой из запыленных предметов в витрине привлек его внимание.

Но вдруг она поняла: Шон смотрит не сквозь стекло, а на него, проверяя, как в зеркале, нет ли за ними хвоста.

Крупная дождевая капля плюхнулась на потрескавшийся тротуар перед ними. Дэни запрокинула голову, глядя в грозно потемневшее небо.

— В проспектах турагентства не было ни слова о дожде, — заметила она.

— Дожди идут здесь каждый ноябрь, словно по часам.

Дэни безошибочно различила в голосе Шона удовлетворение. Он наблюдал, как люди вокруг них заторопились в укрытия, посматривая на небо.

— Как раз вовремя, — пробормотал Шон. Еще одна тяжелая капля ударилась о потрепанный холщовый навес над их головами. За ней последовали вторая и третья. Внезапно воздух вокруг превратился в воду. Лавки вокруг базарной площади закрывались, покупатели мчались под ближайшую крышу.

— Идем, — позвал Шон. — Вот теперь мы будем выглядеть как туристы; прячущиеся от дождя.

Схватив Дэни за руку, Шон чуть ли не вприпрыжку потащил ее по улице. Вскоре они оказались у дверей музея. Худощавый, импозантный чернокожий мужчина в тропическом костюме и светлой соломенной шляпе опередил их при входе в музей. Он не обратил никакого внимания на Шона и Дэни, торопливо покупающих билеты.

Кроме незнакомца, единственным человеком, находящимся поблизости, был заспанный охранник. Он придерживал спиной дверь в первый зал. Похоже, к этой работе он давно привык.

В первом зале были выставлены образцы валюты Центральной и Южной Америки. Дэни удалось взглянуть на нее лишь мельком — Шон по-прежнему тянул ее за руку.

— Забудь про эти яркие бумажки, — заявил он. — Впереди есть на что посмотреть.

— На что именно?

— На золото.

— Любовь к которому — корень всего зла, верно?

— Как вам угодно, профессор.

— По правде говоря, я еще не профессор. Если повезет, я получу повышение к Рождеству.

Шон промолчал. Он только что заметил Бостона, который изучал экспозицию испанских реалов и золвтых дублонов.

Беглого взгляда Шону хватило, чтобы убедиться: ни в зале, ни у дверей больше никого нет.

— Мы на месте, — объявил он. — Вот оно, настоящее золото высокой пробы.

Несколько минут все трое стояли бок о бок увитрины, но держались отчужденно, словно незнакомцы, восхищающиеся монетами.

Дэни не знала, что делают мужчины, но невольно напрягала слух, боясь уловить шум приближающихся шагов.

Но шагов она так и не услышала.

Помедлив еще немного. Бостон снял шляпу и слегка поклонился Дэни и Шону.

— Прошу простить мой бедный остров, — произнес он. — Солнце скоро вернется.

— Ничего страшного, — отозвался Шон. — Я люблю золото.

— На Арубе золота с избытком.

Бостон широко улыбнулся, открывая два ряда ослепительно белых зубов.

Дэни заметила полное отсутствие подобострастия. Оценивая ее, Бостон не счел нужным скрывать интеллект.

— Больше нам негде поговорить? — приглушенным голосом спросил Шон.

— Охранник — мой брат, — отозвался Бостон. Это объяснение не успокоило Шона.

— Он — один из последних уцелевших борцов Фронта освобождения Арубы, — пояснил Бостон. — Неподкупен, как и я.

Шон быстро огляделся. Вокруг по-прежнему никого не было.

— Вы мисс Даниэла Уоррен? — спросил Бостон.

— Дэни, — поправила она. Бостон указал на витрины.

— Некогда это был счастливый остров, — произнес он. — Аруба — единственное место на Карибах, которого не коснулось рабство.

Дэни кивнула. Она уже знала об этом от Джилли.

— Но теперь наш народ вручил свою свободу чудовищам, отдавшись алчности, — с горечью добавил Бостон.

— Не он первый, не он последний, — ответил Шон. — Которое из чудовищ «Гармонии» сейчас на месте?

— Только главный из драконов, Катя.

— Отлично. Значит, особая бдительность не требуется.

Бостон кивнул:

— Делегаты из соответствующих организаций вскоре вновь намерены встретиться.

— Здесь? — спросил Шон.

— Нет. На тихоокеанском побережье США.

— Далековато от Сицилии или Чикаго, — заметил Шон.

— Место было выбрано для удобства китайских представителей.

Шон насторожился.

— Значит, Катя все-таки заманила их? — спросил он.

— Похоже, Тони Ли недавно стал полноправным членом «Гармонии», — сообщил Бостон.

— Дьявольщина! Вы уверены?

Бостон пожал плечами.

— Катя преподнесла Ли рождественский чулок своими белыми руками, — пояснил он. — Некоторое время она беседовала с Ли — достаточно долго, чтобы де ла Пена забеспокоился.

— Вам известно, что было в этом чулке? — спросил Шон.

— Точно не знаю, но, похоже, паспорт.

— Американский? — разочарованно бросил Шон.

— Вполне возможно. Насколько я разглядел издалека он был синим.

— У канадских паспортов синяя обложка, — вставила Дэни.

— А как насчет японцев? — продолжал расспросы Шон.

— Пока неясно, — ответил Бостон. — Катя возлагает большие надежды на якудзу, обхаживает сразу нескольких японцев, но в особенности Кодзимуру и Исиду.

— Вряд ли предпочтение будет отдано Исиде, — пробормотал Шон.

— Почему? — спросила Дэни.

— Предполагаемая продолжительность жизни Исиды измеряется неделями. Кодзимуре остается только выждать время.

— Недолгая, но богатая событиями жизнь, — усмехнулась Дэни.

— Чем короче, тем лучше, — отозвался Шон и повернулся к Бостону:

— Где и когда состоится встреча?

Бостон с горестным видом покачал головой:

— Катя, эта льстивая сука, не доверяет мне ни в чем, кроме домашних забот.

— Даже к поездкам она готовится самостоятельно? — удивился Шон.

— Да, ведет записи, планы поездок и тому подобное на личном компьютере.

— Записи зашифрованы?

— Не могу сказать, — красноречиво пожал плечами Бостон. — Скорее всего она пишет по-русски, на языке, в котором я ничего не смыслю.

— Вам известен пароль? — продолжал допытываться Шон.

— Не понимаю…

— Некоторые компьютеры запрограммированы так, что пользоваться ими имеет возможность только человек, знающий определенный секретный код.

— Для меня такой код — сам компьютер, — признался Бостон. — В этой технике я не разбираюсь, мне известно только название, которое я сумел передать вашему начальству. Никто из слуг никогда не имел дела с компьютером. Катя особенно осторожна в подобных вещах.

— Где находится компьютер? — спросил Шон.

— В ее личных апартаментах.

— Он заперт?

— К чему запирать загадку? — пожал плечами Бостон. — Машина стоит на столе в гостиной, в крыле дома, который занимает Катя. Она всегда включена. Катя питает искреннее презрение к уроженцам Арубы, а ко мне в особенности.

— Или же водка повлияла на ее способность рассуждать здраво, — заметил Шон.

— Если бы не доброта дьявола, — пробормотал Бостон, — Бог не покинул бы развращенный Эдем.

Спокойный, уравновешенный голос не мог скрыть мучительного волнения Бостона.

— В комнате Царицы есть сейф, — помедлив, продолжал Бостон. — Хотя я им никогда не пользовался, мне известен код.

Дэни с удивлением уставилась на Шона. Выражение его лица не изменилось, но Дэни почувствовала, что ему уже известно о сейфе и коде.

— Сейчас мне нужны от вас подробные сведения о будущей встрече с азиатами, — заявил он Бостону. — Пригодится все, что вам удастся подслушать.

— Я знаю только, что Катя много месяцев готовила эту встречу. Она одержима идеей собрать всю Азию в «Гармонии».

— Китай — неплохое начало, — сухо заметила Дэни.

— Но его недостаточно, — возразил Шон. — Слишком много китайцев до сих пор существуют в прошлом веке — если им повезло. Кате необходим имеющийся у японцев доступ двадцать первого века к финансовым уровням тихоокеанского побережья.

— Тогда ей следовало вступить в ООН.

— С какой стати? — хмыкнул Шон. — Там только болтают. Члены «Гармонии» долго и тщательно смывали кровь с рук, чтобы заключить вполне законные сделки, а уж потом вновь вернуться к кровопролитию.

Бостон едва заметно улыбнулся.

Дэни вспомнила о его мечте вонзить нож в спину Кате.

— По-моему, японцы, которых обхаживает Катя, — влиятельные персоны у себя на родине, — произнес Бостон, — но почти наверняка они замешаны не в одном преступлении.

— Почему вы так решили? — удивилась Дэни. — Только потому, что они связались с Катей?

— Эти люди с трудом получили разрешение на въезд в США, — объяснил Бостон. — Катя потратила немало тысяч долларов, чтобы умаслить власти.

— Любопытно… — пробормотал Шон. — А где сейчас Катя?

— Дома.

— А Касатонов?

— Уехал сегодня утром.

— Отлично. Было бы неприятно наткнуться на него в темноте.

— Но, с другой стороны, я молюсь, чтобы он побыстрее вернулся, — подхватил Бостон. — Без него Катя изнывает, как мартовская кошка.

— Касатонов не привозил с собой что-нибудь необычное? — спросила Дэни. — Металлическую трубку длиной около метра или же стеклянную капсулу с тканью внутри?

Бостон покачал головой:

— Он прибыл, как всегда, с одним только паспортом и крупной суммой наличными.

— Черт! — выпалила Дэни. — Должно быть, он спрятал ее в аэропорту.

— Скорее всего даже не видел, с тех пор как покинул Тибет, — поправил ее Шон. — Так и я поступил бы на месте Касатонова: держался как можно дальше от него, пока не уляжется пыль.

— От него? — недоуменно переспросил Бостон. Дэни уже собиралась ответить, но Шон опередил ее.

— Бостону будет безопаснее не знать об этом, — напрямик заявил он.

— А если мне попадется на глаза странный предмет — металлическая трубка или стеклянная капсула? — спросил Бостон.

— Хватайте его, бегите сломя голову из поместья и как можно быстрее свяжитесь с «Риск лимитед», — приказал Шон. — Не задерживайтесь даже для того, чтобы убить Катю. Ясно?

Помедлив, Бостон кивнул.

— Каковы привычки Кати, когда она спит одна? — переменил разговор Шон. — Когда она встает, когда ложится?

— Если Катя не устраивает вечеринку, то она уходит к себе около девяти, — сообщил Бостон. — Часто она работает на компьютере или с телефоном до полуночи.

— Откуда это вам известно? Вы подслушивали?

— Свет от экрана компьютера виден в окне, — объяснил Бостон. — Когда Катя работает, свет меняется.

Шон кивнул.

— А что касается подслушивания, — продолжал Бостон, — к нему я еще не прибегал. И не буду, пока не приготовлюсь к смерти. У Кати есть способы выяснить, кто шпионит за ней.

Это не удивило Шона.

— Итак, по вечерам она работает на компьютере или звонит по телефону, — произнес он. — А потом?

— Если Касатонова в поместье нет, Катя пьет, до тех пор пока ей не удается уснуть без кошмаров.

— Сколько времени это занимает? — с любопытством спросила Дэни.

— Не больше часа. Бутылка водки — единственный друг нашей Кати.

— Значит, к часу ночи она уже спит как убитая? — подытожил Шон.

Бостон пожал плечами:

— Похоже, да. Несколько раз, когда неожиданно поступали срочные сообщения, мне приходилось трясти ее за плечо, чтобы разбудить.

— А когда она встает?

— На рассвете. Всегда.

Шон присвистнул.

— Вот это женщина!

— Да, — согласился Бостон. — Она вынослива, тщеславна и обладает острым, извращенным умом.

— Чем занимается Катя сегодня? — спросил Шон.

— Дает ужин для десятка банкиров из Ораньестада и Медельина.

— Значит, ей не удастся уединиться в своих апартаментах? — заключил Шон.

Бостон помедлил в неуверенности.

— Обычно такие вечеринки затягиваются до полуночи, иногда — до часу ночи, — с расстановкой произнес он. — Катя должна убедиться, что ее гости-мужчины… удовлетворены.

— Неужели она сама развлекает их? — ужаснулась Дэни.

— Катя? — Бостон брезгливо улыбнулся. — Никогда. Она принимает мужчин только под угрозой смерти и никогда не удовлетворяет их. Касатонов берет ее только силой.

Дэни вспомнила о снимке Касатонова.

— Весьма… неординарная ситуация, — пробормотала она.

— Их она устраивает, — лаконично отозвался Шон. — Итак, Кате будет не до тебя весь вечер. А как насчет прислуги? И охраны?

— Прислуга вздыхает с облегчением, когда Касатонов в отъезде, — произнес Бостон.

— В том числе и охранники у ворот?

— К сожалению, нет. Они турки. Но остальные охранники — уроженцы острова. Они слишком мягкосердечны, чтобы стать надежными сторожевыми псами.

— Не все, — возразил Шон, пристально взглянув на Бостона.

— Да. Но я нанимал всех этих людей, за исключением охранников у ворот.

— В том числе, несомненно, и тех, кто обслуживает технику.

Улыбка Бостона напомнила Дэни акулью пасть.

— Как охраняют поместье по всей границе? — осведомился Шон.

— Если Касатонов в отъезде, у мониторов дежурит лишь один охранник. Чаще всего по вечерам он настраивает один из телемониторов на коммерческую станцию Каракаса.

— Бедолаге не поздоровилось бы, узнай Касатонов об этом, — заметил Шон. — Он энтузиаст своего дела.

— Русский разделяет презрение Кати к уроженцам Арубы, и его можно понять. «Гармония» купила все более или менее влиятельные лица острова.

— Скажите, бывает так, чтобы охранник проголодался во время своих одиноких бдений?

— Он ухаживает за одной из поварих.

— Вот и хорошо. Позаботьтесь, чтобы сегодня она принесла охраннику перекусить в половине одиннадцатого.

— Перекусить? — с улыбкой переспросил Бостон. — Лучше всего — чашку куриного бульона, щедро приправленного хлоралгидратом?

— Нет, это ни к чему. Просто проследите, чтобы он отвлекся от экранов ровно в десять тридцать.

— И все?

— Этого достаточно, — заверил его Шон. «По крайней мере, — мысленно добавил он, — я чертовски на это надеюсь».

 

Глава 18

Вашингтон. Ноябрь

Эта музыка абсолютно неуместна в солидном книжном магазине, раздраженно думала Кассандра Редпас. Здесь подошли бы концерты в стиле барокко или Ренессанса, или даже средневековые песнопения.

Но в магазине «Дюпон Секл» царили какофония и тарарам.

Редпас раздосадованно взглянула на динамик за прилавком. Последние двадцать минут динамик изрыгал звуки, напоминающие визг стада спаривающихся свиней во время запуска ракеты.

Словно в ответ на мысли Редпас в проигрыватель скользнул новый диск. Скороговорка рэпа рванулась из динамика, перебиваемая пулеметными очередями и ненавистным городским шумом.

«В целом, — решила Редпас — я предпочла бы свиней».

Девица, сидящая за кассой, явно страдала потерей аппетита. За исключением лиловой банданы на голове она была облачена во все черное. От обилия металла в ее ушах, бровях и ноздрях зашкалило бы любой детектор.

Продавщица не замечала Редпас, стоящую по другую сторону кассы, уткнувшись в учебник биологии.

Редпас выложила на прилавок выбранные книги. Движение было настолько резким, что поднявшийся ветер перевернул несколько страниц в учебнике.

Продавщица вскинула голову и с глубочайшим равнодушием уставилась на Редпас.

— Чемгупмочь?

Редпас попыталась мысленно разложить нечленораздельный вопрос на знакомые звуки и слоги. После второй цопытки ей удалось определить, что вопрос был задан по-английски.

— Чемогупомочь? — более внятно повторила девушка.

— Да, вы можете мне помочь, — отчетливо выговорила Редпас. — Я хотела бы заплатить за эти книги.

— Да ну?

— Ну да, — подтвердила Редпас.

— Вы читаете эту дребедень?

— Нет, использую ее вместо гантелей.

— Класс!

Продавщица перевела взгляд с книг на кассовый аппарат, словно пытаясь вспомнить, есть ли между ними связь.

— В таком шуме трудно сосредоточиться, — подсказала Редпас.

— Я все равно нигде не могу сосредоточиться, — отозвалась девушка. — Здесь не хуже, чем везде. Только все эти книги бесят меня.

На последнем слове каждой фразы она повышала голос, превращая утверждения в вопросы. По мнению Редпас, такая омерзительная лингвистическая патология не входила в моду со времен выражения «Дудки!».

— А вы что-нибудь читаете? — поинтересовалась Редпас.

— Чего?

— Например, слова. Предложения. Может быть, даже целые абзацы.

— Еще бы! — Девица пожала плечами. — Говорят, читать надо, чтобы получить работу.

— И вы действительно читаете?

— Вы про книги?

Редпас кивнула.

— Не-а, — протянула продавщица. — Больше слушаю.

— Слава Богу, книги есть и на кассетах, — пробормотала Редпас.

Девица заморгала:

— Я про компакт-диски.

— Разумеется, — подтвердила Редпас. — Как это я не догадалась!

Она протянула через прилавок стодолларовую купюру, чтобы заплатить за три книги.

— Класс! — прореагировала на появление купюры девица. — Она настоящая?

Редпас хотела было напомнить, что те, кто читает, чаще имеют доступ к настоящим деньгам, чем те, кто предпочитает обходиться без книг, но решила, что игра не стоит свеч.

— Настоящая, — подтвердила Редпас. Продавщица медленно зашевелила губами, прочитывая заголовки книг и вводя номера в аппарат: «Китайская триада и опиумные войны», «Шелк и азиатский менталитет», «Новые русские мафии».

— Вы и вправду будете читать это барахло? поинтересовалась она.

— Сегодня? Нет. Но со временем, пожалуй.

На лице продавщицы мелькнуло сочувственное выражение.

— Знаете, вам нужна жизнь, — шепотом сообщила она.

Редпас рассмеялась:

— Она у меня есть, я недавно проверяла.

— Нет, я про настоящую жизнь.

— И я про нее же.

Покачав головой, продавщица отсчитала сдачу и протянула ее Редпас вместе с пластиковым пакетом с книгами.

— Удачногодня, — машинально пожелала продавщица, хотя время близилось к девяти вечера.

Редпас переложила книги в кожаную сумку, повесила ее на плечо и толкнула входную дверь книжного магазина. Минуту она стояла в замешательстве, решая, как быть — пройтись пешком или взять такси.

Полная луна золотила кроны деревьев Рок-Крик-иарка. В воздухе висел терпкий аромат горящих листьев.

Бодрящий морозец, решила Редпас.

У нее только что закончился урок тайцзицюань, который проводил инструктор из представительства КНР. Все тело Кассандры пульсировало от прилива энергии, голова была ясная. В слаксах, пиджаке и удобных туфлях она чувствовала себя превосходно.

«Прогулка будет хоть куда, как сказал бы Джилли», — с улыбкой подумала Редпас.

Но улыбка тут же погасла при мысли о том, как отозвался бы Джиллеспи, узнав, что она бродила одна в темноте.

Но, с другой стороны, Джиллеспи вернется только после полуночи. Он вымотается, проголодается и захочет немного отдохнуть. Редпас заказала для него легкий ужин, после которого им предстояло разойтись по соседним комнатам.

«Если я вернусь домой раньше Джилли, — мысленно убеждала себя Кассандра, — мне не придется выслушивать нотацию о мерах безопасности и недопустимости одиноких прогулок по ночному городу».

Один из самых жарких и продолжительных споров разгорелся между ними после того, как Редпас наотрез отказалась от вторжения в свое личное пространство любых телохранителей, кроме Джиллеспи. В своем решении она была непоколебима.

Редпас повернула на юг, выбрав хорошо освещенную улицу, ведущую к Коннектикуту.

Она не успела сделать и десятка шагов, как из тени дверной ниши выступил рослый мужчина. Он держался поодаль и потому не испугал ее.

— Добрый вечер, посол, — наконец любезно произнес он.

Редпас застыла на месте. Она мгновенно узнала человека, который заговорил с ней.

Илья Касатонов.

Касатонов заметил, как расширились зрачки женщины.

— Будьте умницей, и с вами ничего не случится, — вкрадчиво произнес он. — Впрочем, вам не помешает знать: жизнь старшего сержанта Джиллеспи в моих руках.

— Сомневаюсь, — откликнулась Редпас. В правой руке Касатонов сжимал маленький сотовый телефон. Красный сигнал торопливо мигал, свидетельствуя о том, что аппарат включен.

— Я заговорил бы с вами и раньше, — объяснил Касатонов, — но сегодня днем мы упустили сержанта.

— Неуловимая личность этот сержант, — небрежно бросила Редпас. — Вряд ли вам вообще удалось найти его.

Она замолчала в ожидании ответа, стараясь не выдать, что мгновенно похолодела изнутри, когда Касатонов неожиданно вырос перед ней да еще с именем Джиллеспи на языке.

— И все-таки мы его нашли, — заявил Касатонов. — Сейчас он в Майами.

— Как и множество других людей.

— Но далеко не все они ждут рейса в Вашингтон.

Редпас слегка приподняла пепельную бровь, продолжая ждать.

— Вижу, вы настроены скептически, — заметил Касатонов. — Вполне понятно. Если вы не против, я сообщу вам точно, чем он занимается.

Касатонов поднес телефон к уху и произнес что-то по-русски.

Редпас не подала виду, что поняла все до последнего слова. Касатонов просил кого-то описать действия Джиллеспи в данную минуту.

— Он только что купил в киоске соленое печенье-крендельки, — сообщил Касатонов по-английски. — Печенье намазано чем-то желтым должно быть, горчицей.

Редпас всей душой надеялась, что ее лицо не выдало никаких чувств. Вегетарианец Джиллеспи не ел в аэропортах ничего, кроме такого печенья.

— Он читает книгу небольшого формата в мягкой обложке, — продолжал Касатонов. — Кажется, такой формат называют карманным?

Редпас молча смотрела на него.

— Заглавие книги… — Касатонов осекся и задал краткий вопрос в телефон. — «Куллоден», — повторил он для Редпас. — Есть такая книга?

Сердце у Кассандры упало. Она коротко кивнула головой.

— Да, ее написал Джон Преббл, — ответила она, стараясь придать своему голосу побольше безразличия. — Это о последнем противостоянии шотландских горцев английским завоевателям.

Редпас не добавила, что она видела, как Джиллеспи прихватил с собой эту книгу несколько часов назад, покидая дом.

На лице Касатонова возникла неожиданно печальная улыбка.

— «Куллоден»… — негромко повторил он. — Интересно, понравилась бы она мне? Как вам известно, у нас с сержантом Джиллеспи немало общего.

— Но только не в увлечениях.

Странная улыбка исчезла, лицо Касатонова вновь стало бесстрастным. Это было лицо человека, которого ничто не трогает. Какой бы жизнью он ни наслаждался, какую бы смерть ни заслужил, какая бы агония ему ни предстояла — ничто всерьез не задевало его.

Изучая лицо Касатонова, Редпас гадала: неужели афганцы изуродовали не только его гениталии?

— По этому телефону, — произнес Касатонов, — я поддерживаю связь с человеком, в руках которого находится жизнь вашего сержанта. Стоит вам подать знак телохранителям или кому бы то ни было — и он погибнет. Вы поняли?

Не полагаясь на свой голос, Кассандра молча кивнула.

«Телохранители, — горько повторила она про себя. — Да, Джилли, ты был прав. Но кто защитит тебя, когда я здесь?»

Люди, шагающие по тротуару, без любопытства поглядывали на мужчину, стоящего у полутемного портика, и женщину рядом с ним. Оружия не было ни у того, ни у другой. Касатонов даже не приблизился к Редпас и со стороны имел довольно безобидный вид. Любой прохожий мог с уверенностью заявить, что Редпас остановилась поболтать со знакомым.

«Он осторожен, — с горечью думала Редпас. — Раз он не убил меня на месте, значит, я ему зачем-то нужна».

Эта мысль отнюдь не радовала Кассандру.

Касатонов не переставал вглядываться в тени на противоположной стороне улицы и медленно проплыващие мимо автомобили.

«Слава Богу, он уверен, что у меня есть телохранитель или даже два, прячущиеся где-нибудь поблизости, — думала Редпас. — В следующий раз я непременно последую твоему совету, Джилли. Конечно, если в этот следующий раз мы оба будем живы».

Редпас решительно отмахнулась от мыслей о Джиллеспи. За ним и прежде следили убийцы. И в свою очередь, он не раз шел по чужим следам. Все, что оставалось делать Редпас, — не терять самообладания и выиграть время.

Для них обоих.

— Чего вы хотите? — напрямик спросила Редпас.

— Обсудить с вами деловое предложение, — ответил Касатонов, — выгоду из которого извлечем мы оба.

Редпас ждала, глядя на Касатонова глазами, изумрудный блеск в которых вспыхивал даже в темноте.

— Вот там, на автобусной остановке, есть скамья, — продолжал Касатонов. — Не хотите ли присесть?

С этими словами он указал на скамейку, стоящую на расстоянии пятнадцати ярдов от них, у края тротуара.

Редпас молча повернулась и направилась к скамейке. Усевшись, она продолжала прижимать сумку с книгами к груди — впрочем, она сомневалась, что три книги в твердых переплетах окажутся непреодолимым препятствием для пули. Но, с другой стороны, лучшей защиты у нее не предвиделось, если не считать убеждения Касатонова, что она не одна и что где-то рядом ждут телохранители.

Касатонов поднес телефон к уху и заговорил по-русски, спрашивая о времени вылета рейса Джиллеспи. Затем он напомнил человеку на другом конце линии, что Джиллеспи — опытный опасный противник. Это предупреждение он повторил дважды, очевидно, недовольный своим напарником.

Редпас мысленно пожелала Джиллеепи удачной охоты.

— Хочу сообщить вам, — продолжал Касатонов, опустив телефон, — что мы питаем огромное уважение к вам и вашей организации.

Его улыбка казалась почти нежной. Он не сводил глаз с рук Редпас, словно считал ее опасной, несмотря на угрозу жизни Джиллеспи.

— Мы? — переспросила Редпас.

— Вы же узнали меня, посол.

— Вы Илья Касатонов? — спросила она. Он склонил голову в издевательском поклоне.

— В таком случае, — резким тоном продолжала Редпас, — эти «мы», о которых вы упомянули, — пестрое сборище, известное под названием «Гармония». А заправляет им одна дама — Катя Павлова.

Тонкие губы Касатонова дрогнули в улыбке, которая могла показаться искренней.

— «Гармония», — объяснил он, — это Катина шутка. Мы всего лишь союз лиц, имеющих общие интересы.

Редпас промолчала. Касатонов пристально следил за ее руками.

— В сущности, — продолжал он, — ваша организация имеет немало общих интересов с «Гармонией».

— Оригинально, — ровным тоном откликнулась Редпас.

— Ничуть. Вы и члены вашей организации — умные, агрессивные люди, готовые поставить на карту многое, иногда даже саму жизнь, лишь бы добиться своего.

— Но у нас иные интересы, чем у членов «Гармонии».

— Вы действуете и мыслите в глобальных масштабах, — продолжал Касатонов, словно не слыша Редпас. — Такая ясность — редкое явление в мире, погрязшем в войнах кланов и тирании варваров-военачальников.

— Процессу, который вы только что описали, способствует каждый из членов «Гармонии» и противоборствует каждый из сотрудников «Риск лимитед», — отозвалась Редпас. — Не понимаю, в чем могут совпадать наши интересы.

— Ваши возможности уникальны, — объяснил Касатонов. — Ни одна организация, за исключением прежних КГБ и ЦРУ двадцатилетней давности, не в состоянии задействовать столько агентов со всего мира по телефону.

— Какой лестный и незаслуженный отзыв! А вы никогда не задумывались о работе в сфере рекламы, лоббирования или продажи краденой нефти?

Касатонов изумленно рассмеялся.

— Вы чересчур скромны, — заметил он.

— Просто я реалистка.

— Ни одной организации, кроме вашей, не удавалось проникнуть в круги сицилийских торговцев героином и нанести им ущерб, от которого они до сих пор не оправились.

Редпас бесстрастно взглянула на Касатонова.

— Я понятия не имела о подобном успехе, — заявила оиа. — Поздравляю организацию, которая его добилась.

— Поздравляйте самое себя, посол. Кто-то известил итальянскую полицию об этом грузе. Затем тот же осведомитель связался с американцами и призвал их на подмогу итальянцам. Груз был конфискован.

— Поразительно.

— Мы узнали об этом только потому, что затем осведомитель продал ту же информацию нам.

— Деятельная особа, да еще с богатым воображением, ѕ заметила Редпас.

— Информирование американцев — блестящая мысль, — продолжал Касатонов. — Еще раз примите мои поздравления. Ничто иное не заставило бы итальянское правительство выступить против мафии.

— Даже если допустить, что все сказанное вами — правда, хотя это и не так, я не понимаю, в чем вы видите совпадение наших интересов, — заявила Редпас. — Сицилийцы — первые среди равных в «Гармонии».

— Эта конфискация была двойным ударом против нас, — деловито сообщил Касатонов.

— Восхитительно.

— Перевозка груза осуществлялась на русские деньги, — добавил он. — Как вам известно, западная валюта высоко ценится на моей родине. Когда сделка провалилась, с плеч слетело несколько голов — в буквальном смысле, конечно.

— До этого мне нет никакого дела, — резко возразила Редпас. — «Риск лимитед» — частная корпорация, которая предлагает консультации по вопросам безопасности американцам и иностранным клиентам. Мы не полиция и не телохранители. Мы даем советы и время от времени оказываем помощь.

— Советы? Помощь? — холодно переспросил Касатонов. — Тот негодяй, который чуть не всадил мне пулю в лоб; в Лхасе месяц назад, скажите, что он советовал и какую помощь оказывал?

— Спросите у него. Я не понимаю, о чем идет речь. — Редпас чуть заметно улыбнулась. — Но если вы его найдете, не откажите в любезности сообщить мне его имя. Нам всегда не хватало людей, способных выполнять задания в Азии.

Касатонов взглянул на часы, а когда вновь поднял глаза на Редпас, она поняла: сколько бы времени ни было у них с Джиллеспи, оно неумолимо истекает.

— Хватит увиливать, — отрезал Касатонов. — Нам известно о ваших делах. Ваш послужной список впечатляет. Вот почему мы предлагаем вам возможность присоединиться к «Гармонии».

Не в силах скрыть потрясение Редпас уставилась на Касатонова.

— Если бы вы хоть что-нибудь знали о «Риск лимитед», — наконец ответила она, — вы бы не заблуждались, что нам ненавистно все в «Гармонии».

— Власть и деньги правят миром. Об этом вы не раз напоминали в своих книгах. «Гармония» предлагает прямой путь к тому и к другому.

— Я предпочитаю более длинную и окольную дорогу, — возразила Редпас.

— Погодите. Мы живем в мире, где супердержавы потерпели крах, где такие государства, как США, утратили способность действовать независимо, а остальные заинтересованы только в поддержании внутреннего порядка. В итоге образовался международный вакуум власти.

— Кратко и точно сказано.

— Благодарю. Я почерпнул это выражение в одной из ваших статейю

— Сомневаюсь, что оно вам пригодится.

Улыбка Касатонова в сочетании с холодными, острыми глазами производила жутковатое впечатление.

— Вы правы, — откликнулся он. — Вакуум власти будет заполнен «Гармонией». Мы разделаемся с врагами. — Он поднял телефон. — Если вы осмелитесь пренебречь нашим предложением, — продолжал он, — наше возмездие начнется немедленно, прямо здесь.

Джиллеспи.

Все внутри у Кассандры похолодело. Касатонов был проницательным человеком. Так же как и его сообщница.

Но почему они стали такими настойчивыми именно сейчас? Редпас молча ломала голову над этим вопросом.

Ответ пришел внезапно. Из-за шелка.

По каким-то причинам этот клочок ткани имел такую ценность для «Гармонии», что ее главы согласились скорее вовлечь в игру противников, чем потерять шелк.

«Завербовать нас или убить, — заключила Редпас. — В сущности, никакой разницы».

Сотовый телефон издал приглушенный сигнал. Касатонов поднес его к уху.

— Да, мешок с дерьмом, — хрипло выпалил он по-русски, — и попробуй только упустить его! Только не подходи слишком близко. Лев не так уж молод, но клыки у него еще дай Боже.

Касатонов опустил телефон.

— Видите ли, — продолжал он, — я уважаю таких людей, как Джиллеспи. Сочетание его талантов — редкое и, можно сказать, бесценное явление. В союзе, известном под названием «Гармония», такой человек мне бы не помешал.

— Джилли последним в мире согласится присоединиться к «Гармонии».

— Потому мы и не обратились к нему с нашим предложением. Он сторожевой пес, преданный только вам.

Редпас не двинулась.

— Вы товар, достойный охраны, — сообщил Касатонов. — Когда речь заходит о международной власти, вы проявляете редкую изобретательность и проницательность.

— Как и ваш босс, — вставила Редпас.

— И она не из вашей лиги. Катя — женщина с превосходными криминальными инстинктами. Она идеально подходит для псов из «Гармонии», увивающихся вокруг нее.

Редпас молча приподняла брови. Ее уже давно не вербовали противники, но она не забыла непреложное правило: остаться в живых.

— Когда власть криминальной группировки преодолевает некую критическую точку, — продолжал Касатонов, — группировка либо распадается на воюющие союзы, либо находит достаточно умного лидера, способного вывести банду в мир «законной» власти. В мир акций и договоров, лоббистов и правительств. Катя не в состоянии вывести туда «Гармонию» — в отличие от вас.

— Замечательно, — отозвалась Редпас. — А как же вы?

Он пожал плечами.

— Мне не хватает терпения выслуживаться перед болванами. Вы будете давать мне советы.

— Я растеряю все свои связи, как только пройдет слух, что я консультирую членов «Гармонии».

— Об этом будем знать только мы вдвоем.

— Катя неглупа.

— Катя — прекрасное, смертельное оружие, сделанное из льда. Она тает от водки.

— Что-то незаметно, — возразила Редпас.

— В конце концов это даст о себе знать. Она допустит просчет, а вы займете ее место.

Редпас не замечала ни пронизывающего холода скамейки, ни промозглого ветра, забирающегося за воротник. Она мыслила сразу на нескольких уровнях.

Предложение Касатонова могло быть настоящим.

А если таким же фальшивым, как его улыбка?

Или и тем, и другим — в зависимости от обстоятельств.

Во всяком случае, жизнь Джиллеспи и самой Редпас зависит от ее ответа, и дать его надо в считанные минуты.

Редпас молча отдала дань восхищения изобретательности членов «Гармонии». При таком раскладе Касатонов мог бы убить Джиллеспи в качестве предостережения Редпас и «Риск лимитед». Но он избрал утонченную и элегантную тактику.

Сотрудничество вместо грубой силы. «Значит, Катя Павлова умнее, чем я думала, решила Редпас. — Или не Катя, а Касатонов». Вторая мысль заставила ее содрогнуться.

— Предположим, я бы заинтересовалась вашим предложением, — с расстановкой проговорила Редпас. — Что же дальше?

— Все очень просто. Между нами должна появиться основа для взаимного доверия.

Редпас ухитрилась сдержать улыбку. Касатонов произнес эту фразу так, словно только этим и занимался, никогда не убивая людей, не давая им взяток, не прибегая к помощи угроз, лести или побоев.

Словно он и не держал жизнь Джиллеспи в мозолистых ладонях.

— Кому-то придется сделать первый шаг на пути к доверию, — добавил Касатонов.

Сотовый телефон вновь подал сигнал. Касатонов поднес его к уху, выслушал и нахмурился.

— Да, конечно, — быстро подтвердила Редпас, не переставая в душе страстно и торопливо молиться. — Что вы предлагаете?

Касатонов медлил, прислушиваясь. Его губы сжались.

Редпас вздрогнула, словно только что осознала, что говорит с врагом, и передумала насчет его предложения.

Они оба знали: вербовка — весьма деликатный процесс. Вмешательства в неподходящий момент, неверного взгляда или одного-единственного слова достаточно, чтобы рыбка сорвалась с крючка прежде, чем она — или он — окажется в садке.

Редпас умышленно начала возиться с сумочкой, двигать ногами, оглядываться на приближающихся людей. Она убедительно изображала женщину, оказавшуюся в неловкой ситуации.

— Пошел ты! — рявкнул Касатонов в телефон, опустил его и все свое внимание обратил на собеседницу. — Имя вашего осведомителя в «Гармонии» будет гарантией единства с новыми союзниками.

— Значит, вы считаете, что у меня есть такой осведомитель?

— Должен быть. Никто не смог бы причинить нам такой ущерб за последние несколько лет без источника информации.

Редпас вновь принялась рыться в сумочке, лихорадочно размышляя и тщательно взвешивая варианты.

— Если бы такой осведомитель существовал, — наконец осторожно проговорила она, — его имя было бы чрезвычайно ценным приобретением. Что я получу взамен?

— Другое ценное приобретение. Сержанта.

— Даже если бы у меня имелся агент в вашей организации, — продолжала Редпас, — я не смогла бы распорядиться им так, как вы предлагаете, и по-прежнему быть полезной вам.

— Почему? — напрямик спросил Касатонов.

— «Риск лимитед» рассчитывает на добровольное сотрудничество наших агентов. Если пройдет слух, что я выдала одного из них, я потеряю всех остальных.

Касатонов покачал головой.

— Удивляюсь вам, посол, — произнес он. — Чтобы защитить всего лишь пешку — должно быть, одну из шлюх Кати, — вы готовы пожертвовать таким конем, как Джиллеспи.

— Джиллеспи гораздо ценнее коня, — возразила Редпас. — Вот почему я хочу сделать вам ответное предложение.

— Не в вашем положении торговаться.

Касатонов поднял телефон к уху.

— Постойте! — поспешно воскликнула Редпас. — Убить человека всегда можно, а воскресить его нельзя. Выслушайте меня!

Убедительные нотки в ее голосе остановили Касатонова.

— Говорите, — коротко приказал он.

— Я могла бы отозвать своих агентов из «Гармонии» и пообещать, что не стану подсылать новых.

Касатонов задумался.

— А взамен, — продолжала Кассандра, — вам придется согласиться на несколько условий. Самое главное — я должна встретиться и обсудить сделку лично с Катей Павловой.

Касатонов потряс головой.

— Это невозможно, — заявил он. — Может быть, Катя и согласится встретиться с вами, но прежде я должен знать имя осведомителя.

— Почему? — бесстрастно спросила Редпас.

— Это вопрос дисциплины.

— А как быть со вторым условием?

— Катя Павлова — общительная женщина, — равнодушно произнес Касатонов. — Она всегда рада новым знакомым.

— Уговорите ее встретиться со мной, — предложила Редпас. — Есть вещи, которые я могу сообщить ей и только ей.

— Одно я должен знать немедленно: кто ваш шпион? Кто-нибудь из шлюх? Из домашней прислуги? Последнюю неделю я пристально следил за каждым из них, но теперь хочу убедиться, что не ошибся.

«Бостон. Шон. Дэни».

Эти имена мелькали в голове Редпас, однако она и бровью не повела.

— Или какой-нибудь паршивый банкир из Ораньестада? — не унимался Касатонов. — Я должен знать!

— Я не говорила, что у нас есть осведомитель, — спокойно возразила ему Редпас. — Просто упомянула, что у меня кое-что найдется для Кати.

— Имя, — потерял терпение Касатонов. — Немедленно!

Редпас глубоко вздохнула и приготовилась ввести в игру свой козырь.

— Я готова сотрудничать, — заявила она, — но сначала я должна убедиться, что вы действуете от имени всей «Гармонии», а не преследуете свои цели. Дайте мне поговорить с Павловой.

— Нет, отрезал Касатонов и приложил телефон к уху. — Ты видишь его? — спросил он.

Редпас с трудом сглотнула, в замешательстве перебирая возможные выходы.

Джиллеспи — один из самых физически сильных и изобретательных мужчин, известных ей, но и «Гармония» может похвастать самыми опытными агентами мира.

И кроме того, Редпас волновала судьба ее осведомителя. Она была в долгу перед Бостоном.

— Позвольте мне поговорить с Катей, — умоляла она. — Что тут такого? Дайте мне убедиться, что вы действуете с ее одобрения.

— Нет.

Касатонов по-русски приказал своему человеку уничтожить Джиллеспи при первой же возможности.

— Если вы прислушаетесь, — сообщил Касатонов, передавая телефон Редпас, — возможно, вы услышите выстрел, который станет роковым для сержанта Джиллеспи.

— Нет!

— Тогда назовите имя! — рявкнул он. —Еще не поздно! Ну?

«Джилли!»

Из телефона донесся невнятный гул — похоже, по-испански объявили о том, что посадка на рейс заканчивается.

Затем донесся скрежет и сдавленный стон боли. Еще несколько неразборчивых звуков преодолели тысячи миль.

Зловещий шум. Какой бывает при напряженной схватке.

Редпас слышала такие же звуки от Джиллеспи, когда он часами отрабатывал приемы с Шоном и другими агентами, столь же искушенными в боевых искусствах.

«Удачной охоты, Джилли».

Касатонов выхватил у нее телефон, прижал к уху и выпалил по-русски:

— Чеченец, Чеченец! В чем дело? Отвечай!

Редпас не удалось вырвать трубку и прислушаться самой.

Лицо русского было непроницаемым. Затем его губы растянулись в слабой усмешке, и он молча протянул телефон Редпас.

Вцепившись в аппарат, Редпас отвернулась, боясь, что Касатонов прочтет ее мысли по лицу.

— Да? — хрипло произнесла она.

— Привет, детка. Что, черт возьми, ты делаешь на другом конце этой линии?

При звуках голоса Джиллеспи ее окатила волна облегчения — такая мощная, что у Редпас закружилась голова.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

— Само собой. А с тобой?

— Своевременный вопрос. — Редпас оглянулась на Касатонова.

Скамья была пуста. И тротуар тоже — словно Касатонов провалился сквозь землю.

На миг Редпас почудилось, что по ближайшему переулку удаляются торопливые шаги. Вскоре все стихло.

Вокруг не было ни души.

— Я в полном порядке, — сообщила она. — А ты уверен, что не ранен, Джилли?

— Абсолютно, чего не могу сказать о двух хлюпиках, которые только что попытались прикончить меня. Что происходит, черт возьми?

Джиллеспи дышал так, словно только что сошел с дистанции в пятьдесят ярдов и теперь переводил дыхание.

— Попозже, — отозвалась Редпас. — Сначала надо связаться с Шоном. Боюсь, они в опасности.

— Дьявольщина! — выпалил Джиллеспи. — Действуй, босс. Я скоро буду.

Редпас поспешно принялась набирать номера «Риск лимитед», откуда могла установить связь с Шоном Кроу.

Сжимая в руке телефон, Редпас молилась о том, чтобы застать человека, которого жаждала услышать, живым.

 

Глава 19

Аруба. Ноябрь

Тропический ливень колотил по шиферной крыше бунгало, выбивая ровный, неумолчный рокот. Если не считать шума дождя, в комнате стояла тишина.

Мрачными как ночь глазами Дэни наблюдала за Шоном.

Он словно не замечал ее присутствия. Шон склонился над маленьким обеденным столом, орудуя инструментами, купленными днем в Ораньестаде.

— И все же это чертовски неудачная мысль, — первая нарушила молчание Дэни.

— Джилли считает иначе. Потому он и упаковал винчестер и провода вместе с соблазнительными бикини.

— Мы собирались работать в команде.

— Проникать на территорию поместья слишком опасно для тебя, — отрезал Шон.

— Но не для тебя? — уточнила Дэни.

— Правильно.

— Вздор!

Шон вскинул голову. Его лицо не выражало никаких чувств, темные глаза оставались спокойными.

— Все, что мне понадобится, — пять минут посидеть за Катиным компьютером, — сообщил он.

— И это все? — насмешливо переспросила Дэни. — Почему бы тебе не вызвать добрую крестную и не попросить у нее золотую карету для такой цели?

— Такой транспорт будет слишком заметным.

— Черт побери, я не шучу!

— Разве я смеюсь?

— Шон, возможно, этот компьютер подключен ко всей системе безопасности.

— Нет.

— Откуда ты знаешь?

— От Бостона.

— А если он ошибся? — выпалила Дэни.

— А если нет?

Дэни вскочила, со злостью громыхнув стулом, и принялась мерить шагами комнату, наблюдая за Шоном.

Не глядя на нее, он завернул в пластик квадратную, металлическую коробку размером с буханку хлеба и затолкал сверток в мрачную темную пасть рюкзака. Шон выглядел не менее мрачно: темная рубашка с длинными рукавами, темные слаксы, темные волосы. Все облачение довершали черные туфли на резиновой подошве. Темная непромокаемая накидка-пончо свисала с ближайшего стула.

На первый взгляд его одежда выглядела модным тропическим курортным нарядом, и только при ближайшем рассмотрении обнаруживались многочисленные карманы. А еще более пристальный осмотр выявлял странный факт: ни один из предметов одежды на самом деле не был черным. Пятна темных оттенков на них сливались в беспорядочные узоры.

Ночной камуфляж, с удивлением догадалась Дэни.

— Что бы там ни утверждал Бостон, я не верю, что Катя обходится без кодирования своих файлов, — заявила она.

— Мне незачем читать их. Мне предстоит всего лишь сделать копии.

— Но…

— Никаких «но», — нетерпеливо прервал Шон. — На Кассандру работают отборные отставные хакеры. В молодости они однажды украли все месячные счета «Америкен экспресс» — просто так, ради шутки.

— Ты считаешь это убедительным?

— Более чем. Эти парни способны одной левой вскрыть любой коммерческий файл.

— Тогда почему же они не влезли в Катин компьютер?

— Она слишком умна, чтобы ставить на него модем. А нет модема, нет и доступа к машине. За исключением весьма старомодного способа.

Шон с улыбкой показал ножовку, которая тут же скрылась в рюкзаке вслед за винчестером. Он добавил еще несколько инструментов, оставив на столе только кусачки.

Когда Шон начал надевать рюкзак, Дэни шагнула к столу.

— Разреши, я пойду с тобой, — произнесла она. — В компьютерах я разбираюсь лучше тебя.

— Для такой работы моих знаний достаточно.

Кусачки Шон сунул в боковой карман своих черных брюк.

— Что же тогда прикажете делать мне, коллега? — холодно осведомилась Дэни. — Заламывать руки и молиться?

— Лучше присматривай за задней дверью.

— Что?

Шон выудил из кармана сотовый телефон, настроенный особым образом, — не подающий звуковой сигнал, а вибрирующий при поступившем звонке.

— Оказавшись внутри, я не смогу следить за камерами, — объяснил он. — Тебе придется подать мне знак, когда можно выходить.

Во взгляде Дэни сквозила ирония.

Шон улыбнулся.

— Ты же не хочешь, чтобы я вышел из кустов и стал звездой одного из самых безобразных домашних видеофильмов Арубы? — осведомился он.

Дэни прошла к окну и раздвинула шторы.

— Обе камеры укреплены на высоких опорах, — сообщила она. — Даже из кустов ты сможешь разглядеть их.

— Надеюсь, ты не много потеряешь?

— Только ощущение близкой смерти, которое так обостряет чувства, — проворковала Дэни в ответ.

В повисшей вязкой тишине оба прислушались к грохоту дождя по крыше.

Исподтишка наблюдая за Шоном, Дэни все еще надеялась на его согласие.

Немного помедлив, Шон подошел к ней и взял ее лицо в свои ладони. Мягко, но неумолимо его большие пальцы приподняли лицо Дэни — так, чтобы он смог заглянуть в ее глаза.

Дэни затихла: казалось, Шон вдруг сбросил маску. Жажда, которую она увидела в его глазах, потрясала и возбуждала.

— Я не дзен-киборг, — сказал Шон. — Когда я смотрю на тебя, я тебя хочу — всю целиком. Хочу так остро и глубоко, как только можно хотеть.

Он ощутил дрожь, пробежавшую по телу Дэни.

— Испугалась? — спросил он.

— Нет, — прошептала Дэни.

— И напрасно. Меня это пугает. Я одинокий волк и всегда был таким. Я никогда и ни с кем не делил жизнь. Но с тобой…

Он умолк. Его пальцы ласково прошлись по щекам и подбородку Дэни, замерев на быстро пульсирующей жилке на ее горле.

— Ты не такая, как все, — просто объяснил Шон. — Тебе удалось проникнуть в мою душу.

Минуту Дэни просто смотрела на него. Глаза Шона походили на его слова: честные, ясные, неумолимые. С такими глазами человек всегда останется тверд, как скала.

Всегда.

«Я могла бы полюбить этого человека, — думала Дэни. — Если бы позволила себе. И если бы он разрешил мне».

Она содрогнулась.

Шон тоже почувствовал ее. Напряжение, стремительно нарастающее между ними, грозило перейти в электрический разряд.

Внезапно он убрал руки.

— Ты поняла, что я имел в виду? мягко спросил он. — Сегодня я должен пойти туда один.

— Но…

— Выслушай меня, — яростно перебил Шон. — Я не в состоянии думать о тебе, не желая к тебе прикоснуться. Но я не могу прикоснуться к тебе, не забыв обо всем, кроме одного — как безумно я хочу тебя.

Порывистым движением Шон отвернулся от Дэни и уставился в окно, на черную ограду с блестящими кольцами колючей проволоки. Мысленно он считал повороты камер, выжидая момент, когда они одновременно выпустят из поля зрения заветный участок ограды.

— Тогда ночью, — произнес Шон, — я поцеловал тебя в надежде образумить.

— Что?

— Ты же боишься крупных мужчин, просто объяснил он.

— Но не тебя.

— Почему?

Дэни помедлила и пожала плечами.

— За все время, которое мы провели в этом чертовом ящике по дороге из Тибета, ты не… — Она замялась, отведя глаза.

— Не воспользовался преимуществом? — сухо подсказал Шон.

Дэни кивнула.

— Это еще не объясняет твое доверие ко мне, — возразил Шон. — В переулке, когда к твоим ногам упал мертвый Фан, я протянул тебе руку и ты ухватилась за нее. Почему?

— Я заметила тебя прежде.

— Ты видела и Касатонова. Ты приняла бы и его руку?

— Нет! — воскликнула Дэни.

— Почему, Дэни?

— Он не ты.

Она услышала прерывистый вздох Шона, а потом настала тишина, которую нарушал только барабанящий по крыше дождь.

— Ты всегда доверяешь своему чутью? — спросил он спустя несколько минут. Дэни покачала головой.

— Когда я была помоложе, — объяснила она, — я не прислушивалась к негромкому голоску где-то в глубине моего существа, который подсказывал, что хорошо, а что плохо.

— Так вышло и с твоим бывшим мужем? — догадался Шон.

— Да, — подтвердила Дэни. — Он был рослым, обаятельным красавцем. Нет, он не был душой любой компании, но и не производил впечатления болвана. Я убеждала себя: идеальных мужчин нет, я и сама далека от совершенства; подобные мысли возникают у любой невесты, и так далее.

Снова был слышен только перестук дождевых капель.

— После этой досадной ошибки, — продолжала Дэни, — я решила прислушиваться к своему чутью и послать ко всем чертям так называемую рассудительность.

Шон слегка улыбнулся.

— Вот теперь ты заговорила как истинная буддистка.

Дэни едва не рассмеялась, но спохватилась, что смех прозвучит истерически.

— Но мое чутье и рассудок, — продолжал Шон, — убеждают меня: я не смогу работать, если мне постоянно придется оглядываться через плечо и проверять, все ли с тобой в порядке. Тех, кто слишком часто оглядывается через плечо, быстро убивают.

— Но убивают и тех, кто подставляет спину врагу, — напомнила Дэни.

— Знаю. Потому останься здесь и прикрывай меня.

Дэни закрыла глаза, борясь со страхом, ворочающимся в ней, подобно живому существу.

— Я боюсь за тебя, — напрямик заявила она. Смех Шона прозвучал так же резко, как хруст ореховой скорлупы.

— А я — за тебя, — отозвался он.

— Тогда не бросай меня!

— Я всю жизнь учился защищаться, а у тебя такого опыта нет. Вот почему здесь старший я. Останься, Дэни. Обещай мне.

Она не издала ни звука.

— Дэни, я могу рассчитывать на тебя?

Она вдруг сникла. Ее опущенные плечи подсказали Шону ответ.

— Я остаюсь, — бросила она.

Ему захотелось подойти к ней, прикоснуться, успокоить.

Но он боялся себя, понимая, что конца этим прикосновениям уже не будет.

«Досадно, — мрачно размышлял Шон. — Можно подумать, будто ты никогда прежде не испытывал влечения к женщине».

И он вдруг понял одну простую истину: он и вправду никогда прежде не испытывал влечения к женщине — такого, как к Даниэле Уоррен.

Шон бросил взгляд на часы — пора.

Он поспешно схватил пончо, набросил его на плечи и застегнул молнию. Тень от капюшона упала на лицо. Не говоря ни слова, Шон толкнул дверь, выходящую в патио.

Не оглядываясь, он шагнул под дождь, в темноту, мегнулся к ограде, словно тень, и застыл у подножия высокой пальмы, слившись с ее стволом.

Ветер бросал серебристую завесу капель на прожекторы у ограды. Шону было незачем смотреть на камеры, чтобы узнать, в каком положении они сейчас находятся.

Он уже успел слиться с ритмом их вращения.

Вскоре камеры развернутся, и в зоне безопасности образуется прорыв. А до тех пор Шону приходилось ждать с неподвижностью камня.

Искусству сохранять неподвижность он научился у монахов Лазурной секты. Прасам Дхамса был превосходным учителем. Он разглядел в Шоне то, чего сам Шон никогда не замечал в себе, — терпение, преданность, интеллект, всепоглощающую жажду познать все, кроме смерти.

Дхамса также видел то, с чем Шон соглашался лишь нехотя: путь монаха не для него.

Теперь Шон все понял.

"Откуда ты узнал об этом, Прасам? — молча спрашивал Шон у старого учителя. — Я бы ни за что об этом не догадался. Исполнять обет воздержания оказалось не так уж трудно, как только я принял решение.

Но потом Даниэла Уоррен вложила свою ладонь в мою и доверилась мне, позволив спасти ее от смерти. Или же все было наоборот? Может, это она увлекла меня к новой жизни?

Надо спросить об этом у Прасама, когда снова увижусь с ним, — решил Шон. — Если, конечно, мы еще увидимся".

Подобно Дэни, его мучили мрачные предчувствия: слишком много дилетантов и неизвестности. И время не терпит.

Увесистые капли барабанили по мягкой водоотталкивающей ткани пончо Шона и ровными струйками стекали вниз. Края его штанин уже успели промокнуть насквозь. Но компьютерный диск в пакете оставался сухим.

«Недурственно, как сказал бы Джилли, — мрачно подумал Шон. — В данном случае человек — всего лишь орудие, предназначенное для того, чтобы внести машину на территорию „Гармонии“ и вынести обратно. Если человек промокнет — пустяки. Главное, чтобы машина осталась сухой».

Секунды, оставшиеся до открытия «окна» в ограде, отсчитывались в голове Шона с точностью метронома. Хотя его поза ничуть не изменилась, возбуждение будоражило кровь, по мере того как обратный отсчет близился к нулю.

Как всегда, Шон наслаждался ночной свободой. Он был готов принять вызов, испытать знакомое чувство уверенности в том, что он занимается своим делом, в котором он достиг высот и которое любил.

Иногда и это имело значение.

Но вместе с осознанием собственных обострившихся чувств он понял, что на этот раз что-то идет по-другому. Его определение свободы изменилось. Какая-то часть его существа изнывала от нетерпения под неподвижной оболочкой. Эта часть хотела, чтобы все поскорее кончилось и он смог вернуться к женщине, которая ждала его потому, что он попросил об этом.

Вот так — просто попросил.

Но Дэни была настолько же покорна и послушна, как пантера, защищающая детенышей; непритязательна, как дикий тропический закат. Она обладала бритвенно-острым умом, а иногда и таким же язычком.

Однако она доверяла Шону, как никто другой.

Даже он сам.

Дождь лил, не соблюдая никакого ритма. Небо озаряли беспорядочные вспышки молний, за которыми следовали раскаты грома. Предсказуемыми были только повороты камер и удары сердца Шона.

Он досчитал последние секунды и вышел из-за пропитанного дождевой водой ствола пальмы. Он не спешил. Черно-серые тона пончо обеспечивали надежную маскировку при таком дожде, а быстрые движения всегда привлекают внимание. Приближаясь к стальной ограде, он медленно извлек из бокового кармана брюк кусачки.

Несколько осторожных царапин по металлу убедили Шона, что ему невероятно повезло: либо до того, как Катя приобрела поместье, либо после кто-то покрыл ржавые железные прутья слоем черной краски. Краска быстро отслаивалась. Соленый воздух делал свое дело, разъедая мягкое железо под ней.

Прутья ржавели неравномерно. Одни оказались слабее других. Шон быстро обследовал несколько прутьев, выбрал из них один и взялся за работу.

Сначала кусачки легко вгрызались в ржавый прут, а затем металл столкнулся со столь же крепким металлом. Шон схватился за кусачки обеими руками и надавил изо всех сил. От натуги пот выступил у него на лбу и на спине, но он не издал ни единого звука.

Наконец челюсти кусачек сомкнулись с еле слышным хрустом. Опустившись на колени, Шон быстро перекусил прут еще раз, на высоте нескольких дюймов над землей. Трехфутовый кусок вертикального прута упал на песок.

Шон попробовал повторить ту же операцию с соседним прутом, но на этот раз ему не повезло: железный стержень почти не пострадал от коррозии. Шон передвигал кусачки вверх-вниз, вверх-вниз, но перекусить прут ему так и не удавалось.

Его мозг неуклонно вел отсчет секунд, но Шон не суетился. Он просто сжимал кусачки, пока мускулы на его шее не вздулись, а пот не полил сплошной струёй по спине под пончо.

Наконец еще один отрезок прута упал на песок. Шон убрал кусачки, подобрал оба прута и протиснулся в отверстие в ограде.

Спустя несколько секунд он оказался в зарослях кустов высотой до пояса, высоких цветов и в тени изящного тюльпанового дерева. Обильная растительность подтверждала предположение, что обитатели «Гармонии» не склонны следить за тем, как туристы разминаются на волейбольных площадках по соседству.

Кроме того, листва надежно скрывала из виду непрошеного гостя. Прежде чем ближайшая к берегу камера завершила оборот и начала возвратное движение к незащищенному участку ограды, Шон уже оказался под прикрытием.

Джилли с блеском провел бы эту операцию, размышлял Шон. Да и Бостон проделал отличную работу, изнутри подтачивая систему безопасности обожаемого босса.

Спрятав обрезки прутьев в кустах, Шон окинул взглядом поместье. Система сигнальных прожекторов была ничем не лучше ограды — она давно требовала ремонта. Шон легко перебегал от тени к тени.

Только прожектора у плавательных бассейнов были в полном порядке. Шон обошел то место, где его могли заметить в ярком луче, а затем по-пластунски переполз через дорожку, ведущую к пляжным домикам и белому песчаному пляжу.

Из одного домика донесся голос.

Шон застыл, опасаясь, что его обнаружили.

Но интонация голоса не изменилась.

Быстро заглянув в окно ближайшего домика, Шон убедился, что он в безопасности. Один из гостей поместья, судя по акценту, прибывший из Венесуэлы, что-то пьяно бормотал, уткнувшись в грудь молодой уроженки Арубы, а та, уставившись в стену у постели, скакала на нем, двигая бедрами, как автомат. Судя по выражению ее лица, можно было подумать, что она чистит серебро.

«Скачи, скачи, пастушка, — мысленно подбодрил ее Шон. — Мне бы не хотелось наткнуться в темноте на этого гостя».

Дождь с силой бил в землю. Сверкали молнии, над поместьем грохотали раскаты грома.

Эта гроза была и удачей, и проклятием Шона. С одной стороны, все звуки тонули в ее шуме, а обитатели поместья были вынуждены сидеть взаперти. С другой стороны, неожиданная вспышка молнии могла выдать присутствие Шона с таким же успехом, как луч прожектора, направленный на сцену, утонувшую во мраке.

Шон отполз от пляжного домика, пробрался сквозь дебри пуансеттии, доходящие ему до подбородка, и устремился к белому каменному дому, украшенному лепниной. Попутно он оглядывался, высматривая охранников. С какой бы халатностью они ни несли службу в отсутствие Касатонова, Шон знал, что охранники где-то должны быть.

Так и есть: один из них пристроился на плетеном стуле на веранде пляжного домика, спасаясь от грозы. Когда Шон проскользнул мимо, охранник всхрапнул так громко, что на миг заглушил шум ливня.

Второй охранник заигрывал с горничной в еще одном пляжном домике. В отличие от пары, только что увиденной Шоном, здесь и мужчина, и женщина казались одинаково увлеченными своим делом.

Шон не стал им мешать.

На большой дом налетел ветер, пригибая пальмы, громыхая тонкими ветвями деревьев диви-диви, как костями. Шон неслышно метнулся в тень, заметив охранников у ворот.

Мужчины сгрудились на веранде, покуривая и распространяя запах, вовсе не похожий на запах табака.

«Гашиш, — понял Шон. — Затягивайтесь глубже, парни, и приятных вам грез».

Возможно, Катя не дает спуску домашней прислуге, но держать в ежовых рукавицах охрану дома способен только хладнокровный ублюдок вроде Касатонова.

Шон двигался к дому, производя не больше шума, чем тень. Окна первого этажа были ярко освещены. Скрываясь в кустах, держась подальше от стекол, Шон осторожно заглянул внутрь.

Катя Павлова была единственной женщиной за столом в окружении хорошо одетых полупьяных мужчин.

Кто это — банкиры или отмыватели денег? Шон задумался. Впрочем, на Арубе эти занятия мало чем отличались благодаря «Гармонии».

Огненно-алое платье Кати подчеркивало бледность обнаженных плеч. Несмотря на теплый тон, она выглядела как ледяная статуя — надменная, блистающая совершенством, холодная.

Шон сразу понял, что к столу уже было подано немало блюд и вин. Перед мужчинами высились батареи бутылок бренди и ликера и крохотные, не больше наперстка, чашечки кофе. Пепельницы были переполнены, узлы галстуков распущены. Мужчины багровели, кряхтели и обливались потом. Некоторые тяжело откинулись на спинки стульев, глядя перед собой остекленевшими глазами.

На сегодня шлюхи избавлены от работы, подумал Шон. Половина этих мужчин не сможет пошевелить и пальцем.

Рядом с Катей стоял графин бренди и высокий стакан. Она проглотила изрядную порцию прозрачной золотистой жидкости одним махом, словно чай со льдом.

А может, это и вправду чай, засомневался Шон. Судя по виду, Катя не из тех, кто способен целыми ночами накачиваться бренди.

Катя улыбнулась сначала одному мужчине, затем другому. Склонилась к третьему, обнажая бледную кожу в вырезе платья. Четвертый был удостоен легчайшего прикосновения руки и мимолетного взгляда, обещающего неземные наслаждения. Остальные придвинулись ближе, соблазненные ледяным великолепием хозяйки поместья.

Обещания, обещания, цинично отметил Шон. Интересно, что сильнее возбуждает банкиров — округлости Кати или разговоры о деньгах? Во всяком случае, они готовы сожрать целиком ее ледяные прелести.

Шон отступил в темноту, чтобы завершить разведку возле основной части дома. Пульт управления системами безопасности размещался в глубине строения. Сквозь залитое струями воды окно Шон разглядел стену, целиком состоящую из небольших экранов, дающих коллаж из участков ограды, растрепанных ветром пальм, дождя, плавательных бассейнов, пляжных домиков и окрестностей большого дома.

Интерьера личных апартаментов Кати не было ни на одном экране.

Бостон был прав, удовлетворенно отметил Шон. Повелительница шпионов не желает, чтобы кто-нибудь шпионил за ней, даже под видом охраны.

Из всех мониторов комнаты внимание охранника приковывал только один, настроенный на коммерческий южноамериканский телевизионный канал. По нему передавали неестественно страстное совокупление двух мексиканских звезд мыльной оперы.

Одного взгляда на них Шону хватило, чтобы понять: эти актеры классом повыше шлюхи, которую он видел в пляжном домике для гостей.

Повернувшись, Шон обошел крыло, где размещались слуги, и сквозь заросли пуансеттии пробрался к дому Кати. В изолированных комнатах было темно и, по-видимому, пусто. Ни на веранде, ни поблизости от дома не виднелось ни единого охранника.

Чтобы удостовериться в этом, Шон обошел вокруг дома, который занимала Катя. Только в одном из окон брезжил слабый свет. Сначала Шон решил, что Катя оставила включенным телевизор, но затем ритмичная, предсказуемая игра тени и света подсказала ему, что луч отбрасывает экран компьютера, а не телевизора.

Шон направился к дверям, выходящим в патио. Отмычкой взломщика он с нежностью любовника попробовал хорошо смазанный замок. Медицинские резиновые перчатки на его руках ничуть не стесняли движений.

Замок поддался. Дверь бесшумно открылась.

Сорвав мокрый пончо, Шон запихнул его за растение в горшке, стоящем у двери. За пончо последовали грязные туфли.

Босиком, но не снимая перчаток, Шон скользнул в дом и закрыл за собой дверь.

Воздух в комнате был пропитан сладковатыми духами, запах которых показался Шону на редкость удушливым сочетанием избыточных доз жасмина и гардений. Застыв на месте, он внимательно прислушивался, пока его глаза привыкали к слабому освещению от прожекторов из сада.

В доме не слышалось чужого дыхания. Или движений. Не было и неуловимого ощущения чужого присутствия.

Спальня была кипенно-белой: белые шторы, белый ковер, белая мебель и безделушки.

Девственная белизна, язвительно подумал Шон. Катя соблазняет мужчин десятками, но никогда не спит с ними. Над нею властен только насильник, угрожающий ей смертью.

Само собой, она девственница.

Значит, душа красавицы Кати еще чернее, чем он думал. Когда-нибудь собственная развращенность погубит ее. Но до тех пор благодаря ей Катя особенно опасна.

Шон повернул в гостиную, освещенную мягким светом ночника. Он пригнулся, чтобы не отбрасывать тени на жалюзи. Осторожно пройдя по комнате, он приблизился к компьютеру, стоящему на низком рабочем столе рядом с баром.

Машина была в точности такой, какой Шон представил ее себе по описаниям Бостона, — настоящий шедевр компьютерной техники. Он был включен и работал. Оригинальная заставка изображала совокупление проворных, гибких, словно резиновых, парочек.

Шон коснулся клавиатуры. Экран мигнул ослепительным белым светом, заставившим его поморщиться. Шон убрал яркость, и экран засиял слабее.

Быстро вызвав меню, Шон принялся просматривать файлы. Как и ожидалось, почти все они были набраны по-русски. Однако номера и цифры в директориях оказались вполне понятными.

Для одного винчестера, прихваченного с собой Шоном, данных здесь было слишком много.

Просматривая одну за другой директории, Шон молча выругался. Хотя имена файлов не были зашифрованы, прочитать их не удавалось.

Знакомство Шона с русским языком исчерпывалось впечатляющими русскими ругательствами, а их, разумеется, не хватало, чтобы решить, какие файлы стоит снимать, а какие нет. Переписанный им файл вполне мог оказаться программой, валяющейся на витрине любого компьютерного магазина.

Внезапно взгляд Шона привлекло знакомое русское слово. Он знал, что оно обозначает пожирателей свиных испражнений.

Любопытствуя, Шон открыл директорию и принялся просматривать файлы. Первыми в глаза ему бросились латинские имена.

Де ла Пена.

Ли.

Спаньолини.

Список продолжался. Одни имена в нем были записаны русскими буквами, другие — латинскими.

Тон.

Якудза.

Картель.

С каждым из них был связан ряд документов и других файлов, повторяющихся в главной директории.

Шон испустил бесшумный вздох удивления и облегчения.

«Катя, ты действительно чудовище, — подумал он. — Начну-ка я с этих „пожирателей“. А потом набью винчестер до отказа остальными директориями с непонятными названиями. Хакеры Кассандры разберутся в этой мешанине».

Понадобилась всего минута, чтобы вытащить винчестер из рюкзака и подсоединить его к наружному порту Катиной машины.

Шон принялся копировать директории, а тем временем его внутренние часы продолжали отсчитывать секунды. Щелчок, движение мыши, второй щелчок кнопки на иконке выносного винчестера, и еще один файл переписан. С впечатляющей скоростью компьютер дублировал целые блоки данных на подключенный винчестер.

Если где-нибудь и раздался сигнал тревоги, то Шон не услышал его и не заметил никаких признаков опасности.

Просматривая очередную директорию, он нажатием двух клавиш принялся выбирать файл за файлом и мысленно молиться.

Пейджер в кармане его брюк включился и завибрировал у бедра.

Шон не обратил внимания на вызов Дэни, всецело сосредоточившись на компьютере и содержащейся в нем бесценной информации о «Гармонии». Он понимал, что время идет, но винчестер продолжал работать, заглатывая огромные куски данных, выделенных Шоном для копирования.

Пока винчестер и компьютер делились сведениями, он подошел к громадному старомодному сейфу, который возвышался в углу комнаты, словно чугунная печка. По словам Бостона, сейф явно был изготовлен в прошлом веке. Его надежность гарантировал скорее чудовищный вес, нежели изощренная конструкция замков.

Впрочем, кто отважится обокрасть королеву воров, когда ее охраняет князь тьмы?

Шон попытался вскрыть сейф, гулко щелкая засовами и замками. Наконец дверца распахнулась.

Сигнала тревоги так и не последовало.

Вытащив крошечный фонарик, Шон направил его луч внутрь сейфа. Коробки с золотыми монетами, пакеты с чем-то вроде неограненных алмазов, пачки валюты разных стран заполняли длинные вертикальные ряды ниш.

Краденые деньги? Или приготовленные для какой-то цели?

Нетерпеливо оглядев это маленькое состояние, он принялся за внутреннюю дверцу сейфа. За ней располагалось одно-единственное отделение — достаточно просторное, чтобы вместить стеклянную капсулу с шелком.

Быстрым движением руки он повернул рукоятку дверцы.

Пейджер вновь завибрировал.

Не обращая на него внимания, Шон потянулся за куклой высотой в три фута, с фарфоровой головой, лежащей в отделении. Кукла была наряжена в платье для крещения из старинного кружева. Ее настоящие волосы имели тот же рыжеватый оттенок, что и у Кати. В мягком, стройном тельце вряд ли поместилась бы стеклянная капсула.

Глаза куклы были старательно выцарапаны. Темное пятно расплылось на платье на уровне промежности, словно ее изнасиловали и кровь засохла давным-давно.

На дне отделения лежали фотографии, изображающие одну и ту же девочку в разном возрасте. Младенец, малышка в кружевном платьице, едва научившаяся ходить, долговязая, симпатичная девочка-подросток с пустыми глазами и холодной улыбкой Кати.

Пейджер вибрировал непрерывно, дрожь отдавалась в ногу Шона, но он фиксировал ее лишь частицей сознания. Тонкий луч фонарика переходил с одного снимка на другой.

На каждой фотографии девочку обнимал пожилой мужчина. Ее глаза везде были выколоты, а глаза мужчины остались нетронутыми в отличие от промежности. Ее изуродовали, как гениталии Касатонова.

Шон очень осторожно положил куклу обратно в отделение и закрыл дверцу. При этом ему вспомнилось учение Нгон Ток Гьена, который утверждал, что где бы ни слышалось дыхание человека, там будет и Будда, воплощенное сочувствие.

Шон задумался, способен ли даже Будда жить в непроглядном, извращенном мраке Катиной души.

Он закрыл сейф, повернул диск и вернулся к компьютеру. Винчестер по-прежнему заглатывал файлы — переходил к очередной директории, выбирал выделенные. файлы, перекачивал их и принимался за следующие.

Внезапно Шон уловил шорох кем-то потревоженных веток пуансеттии. Вполне возможно, их раскачал ветер.

Или же кто-то пробирался сквозь кустарник, чтобы заглянуть в окно.

Шон принялся за копирование большой группы файлов и резким движением мышки убрал курсор с экрана. На экране мгновенно появилась заставка.

Уже поднимаясь из-за стола, он прибавил яркости. Не издавая ни звука босыми ногами, он пересек комнату по пушистому ковру.

Шорох не утихал.

Звук доносился из патио, со стороны раздвижной двери спальни.

Застыв возле двери, Шон вгляделся в темноту, но ничего не увидел.

«Не верь своим глазам, — предупредил себя Шон. — Что советует тебе чутье?»

Ответ пришел незамедлительно:

«Там кто-то есть — некто, которому известно, что я здесь».

Шон быстро взвесил свои возможности. Компьютер продолжал послушно работать в другой комнате, копируя файлы на винчестер. Шону требовался каждый бит информации, какой только мог вместиться на диск, но и время, чтобы отсоединить винчестер, запихнуть его в рюкзак и убраться восвояси.

Он прислушался к ночным звукам. Ветер тряс деревья и кусты, молотил ветками в окна. Дождь неутомимо и ровно барабанил по крыше. Время от времени раздавались раскаты грома.

Никаких голосов.

Никаких попыток открыть замок на двери.

Возможно, это всего лишь еще одна сексуально озабоченная пара слуг, ищущих убежище от дождя и ветра. Бели так, они пройдут мимо. Как бы они ни распалились, они не решатся вламываться в покои самой Царицы.

Потянувшись к раздвижной двери, Шон приоткрыл ее на дюйм и напряженно прислушался. Дождь и ветер заглушали все звуки, зато запахи в сыром воздухе слышались отчетливо.

Он бесшумно и глубоко вздохнул. Ноздри наполнил запах дождя и мокрой растительности, а еще… какой-то иной запах, тонкий и женственный.

"Не может быть, чтобы это оказалась Катя, — убеждал себя Шон, осторожно принюхиваясь. — Я учуял бы ее за сотню ярдов даже на бойне.

За исключением одного случая — если она пользуется теми же духами с запахом гардении и жасмина, которыми пропахла ее спальня. Тогда я вляпался в дерьмо по самые уши. Вполне возможно, она почувствовала присутствие постороннего в своих комнатах и покинула гостей.

Если я останусь здесь, я попался.

Но с другой стороны, вполне возможно, что это бродит охранник. И в этом случае…"

Метнувшись, как тень, Шон открыл дверь, беззвучно выскользнул наружу и скрылся в ночи. Оказавшись в зарослях кустов, он извлек из кармана брюк складной нож и аккуратно открыл лезвие, поддев его ногтем большого пальца.

Конечно, с ножом было бы глупо бросаться на автоматы охранников у ворот, но Шона это не заботило. Афганистан и Джилли убедили его, что опытному человеку для выживания часто бывают нужны только мозги, молчание и нож.

Ледяной и неутомимый дождь окатывал его с ног до головы, пропитывая темную одежду и стекая струйками по коже. Съежившись под кустом, Шон внимательно осматривался по сторонам.

Но ничего не заметил.

Он уже начал выпрямляться, когда его взгляд привлекло быстрое движение. Он застыл на полусогнутых ногах, готовый выпрыгнуть из засады, как тигр.

Темная фигура выскользнула из-за ближайшего дерева и направилась к Шону. Ему удалось определить только рост незнакомого преследователя да заметить, что он что-то сжимает в правой руке.

Внезапно ветер переменился и донес до него запах-тот самый, что преследовал Шона во снах.

Обойдя неизвестного сзади, Шон зажал рукой ему рот и утащил в кустарник.

— Что, черт побери, ты здесь делаешь? — выпалил он приглушенным, но от этого не менее свирепым голосом. — Ты же обещала, что дождешься меня!

Натянутая как струна, Дэни обмякла, поняв, в чьих руках оказалась. Прикоснувшись пальцем к губам Шона, она протянула ему сотовый телефон, который держала в правой руке.

Шон приложил телефон к уху, не убирая ладони со рта Дэни.

— В чем дело? — сдержанно осведомился он. Ему ответил голос Кассандры:

— Немедленно покиньте остров.

— Но…

— Бегите!

 

Глава 20

— Я нахожусь на территории «Гармонии», — сообщил в трубку Шон.

— Тогда предупреди Бостона и выбирайся оттуда, — настойчиво потребовала Кассандра.

— А ты уверена, что он не ведет двойную игру?

— Уверена. Дэни все объяснит. Скорее!

Голос в трубке умолк, и Шону осталось только еле слышно чертыхнуться, глядя на зажатый в руке телефон. Он придвинул Дэни поближе. Ее промокшая одежда облепила тело, словно вторая, холодная, кожа. Шон медленно убрал руку от ее рта.

— Она сказала, что ты все объяснишь, — сказал Шон. — Только не повышай голос. И не шепчи. Шепот привлекает внимание.

— Всю прошлую неделю Касатонов держал прислугу поместья под жестким надзором.

— Ч-черт!

Шон мгновенно собрался с мыслями. Он не заметил, чтобы за Бостоном следили, но ручаться за это не мог, особенно если кто-нибудь предупредил Касатонова.

— Если за Бостоном следили, — тихо произнесла Дэни, — то люди Касатонова могли заметить нас.

— Или сфотографировать.

— И Джилли так считает. Хватит всего одного снимка, чтобы Касатонов мгновенно нас узнал.

— Сейчас заберу винчестер, а затем предупрежу Бостона, — решил Шон.

— Кассандра велела бросить все и бежать. Вертолет ждет нас.

— Ни в коем случае! На этом винчестере больше информации, чем весь «Риск лимитед» собрал за годы.

— Но…

Обтянутая резиновой перчаткой ладонь Шона снова зажала рот Дэни.

— Ты помнишь номер Бостона? — коротко спросил Шон.

Дэни кивнула.

— Иди к щели в ограде, — велел он, — держись под прикрытием. Позвони Бостону. Помнишь, что надо сказать?

Дэни снова кивнула. Условная фраза врезалась в ее память: «Au revoir, mon cher».

— Жди меня в кустах у ограды, — еле слышно проговорил Шон ей на ухо. — Ясно?

Она кивнула в третий раз.

— Но если услышишь шум со стороны Катиного дома, — продолжал Шои, — не медли ни минуты — беги отсюда.

Все тело Дэни застыло в безмолвном протесте.

— На машине доберешься до места встречи и будешь прятаться на расстоянии по меньшей мере сотни ярдов от машины, пока не приземлится вертолет. Понятно?

Дэни не двигалась.

— Слушай меня, — торопливо и настойчиво продолжал Шон. — Я знаю, как действовать на вражеской территории, а ты нет. Помнишь, что сказал Джилли?

Дэни нехотя кивнула: ей с самого начала не понравился этот приказ, а теперь она его ненавидела:

«Если возникнут проблемы, выполняй приказы Шона без возражений».

Шон внимательно огляделся по сторонам.

Ничто вокруг не изменилось.

Повернув Дэни к себе лицом, он взглянул на нее. Она дрожала от холода и сознания смертельной опасности, но глаза ее были ясными и настороженными. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не стучать зубами.

В этой ее гримаске было нечто невыразимо соблазнительное. Шон попытался отвести взгляд, но не смог. Все, что ему удалось, — сдержать желание поцеловать ее немедленно, ощутить горячий привкус жизни, прежде чем вернуться в холодные и мертвые Катины комнаты.

Он начал выпрямляться.

Руки Дэни обвились вокруг его талии, молча приказывая ему не двигаться. Когда ее ногти впились ему в кожу, Шон наконец заметил движение, которое раньше него уловила Дэни.

По дорожке, ведущей от большого дома, под черным зонтом шагала Катя, одной рукой подбирая юбку. Огненно-алые блестки на платье вспыхивали и гасли в свете фонарей, расставленных вдоль дорожки.

Ее походка была чересчур осторожной, как у подвыпившего человека, старающегося казаться трезвым.

«Возможно, она все-таки пила не чай со льдом, — подумал Шон. — Если бы я был вынужден вернуться в ту комнату, к тому сейфу, я тоже попытался бы оглушить себя спиртным».

Шон и Дэни застыли в кустарнике, чувствуя дыхание друг друга. Катя прошла мимо на расстоянии менее двадцати ярдов.

Если бы Шон был абсолютно уверен, что ему удастся прикончить Катю без единого звука, он сделал бы это — хотя бы для того, чтобы беспрепятственно похитить файлы.

Но он не доверял внешней беспечности, с которой держалась Катя. За ее спиной на садовой дорожке сгустилось слишком много теней, которые вполне могли оказаться одним или несколькими телохранителями, следующими за Катей на почтительном расстоянии.

Это старая уловка, предназначенная, чтобы выманить противника из укрытия. Древний трюк, который обычно действовал безотказно: стоило продемонстрировать аппетитную наживку, а затем умело подсечь рыбку, выпрыгнувшую из темноты.

В этой игре Шон был согласен рисковать собственной шеей, но никак не жизнью Дэни.

Прислушиваясь к собственным мыслям, Шон вдруг поморщился. Ему следовало беспокоиться прежде всего о винчестере, а не о Дэни.

"И все-таки я тревожусь за нее, — ответил он самому себе, — и тут уж ничего не поделаешь. Придется с этим примириться и перестать удивляться. Немало людей в мире погибают с удивленным выражением на лице. Во всяком случае, как бы Катя ни заслуживала смерти, не забывай о словах Кассандры: самая ценная информация — всегда та, о существовании которой у тебя не подозревает твой противник.

Стоит мне прикончить красотку Катю, как Касатонов сочтет всю операцию провалившейся и примется заметать следы.

Начиная с шелка".

Шон отбросил мысль об убийстве Кати, оставив это на крайний случай, и настроился на ожидание с терпением человека, целыми днями предававшегося медитации под пронизывающими ветрами Тибета.

Приблизившись к двери, Катя отпустила подол платья и неторопливо выудила ключ от дома из крошечной сумочки, расшитой блестками. Чтобы открыть замок, ей пришлось опустить зонт, и ее роскошные волосы почти сразу потемнели и слиплись под проливным дождем.

Шепотом выругавшись по-русски, она принялась неуверенными движениями вставлять ключ в скважину. После продолжительной возни с замком и ключом и еще нескольких ругательств дверь наконец открылась.

— Приготовься, — одними губами произнес Шон. — Стоит ей взглянуть на провода и винчестер, и здесь начнется черт знает что.

Дверь закрылась за Катиной спиной.

Шон не спускал с окон глаз. Он заметил, как в окнах промелькнула тень — Катя прошла через гостиную, не включая верхний свет.

Спустя несколько секунд Катя оказалась в спальне и включила тусклую лампу на столике у постели. Выделяясь отчетливым силуэтом в окне, Катя потянула вниз молнию на платье, переступила через искрящуюся алую ткань и пинком отбросила ее в сторону. За платьем последовал лифчик и чулки.

Дэни искоса взглянула на Шона.

Он время от времени оглядывался, смотрел во все стороны, кроме окна, за которым раздевалась Катя. Он уже знал, что происходит внутри дома. Теперь его гораздо больше тревожило происходящее снаружи.

Потянувшись, Дэни еле слышно забормотала в ухо Шону:

— Ты и вправду умеешь развлекать спутниц. Я еще никогда не видела стриптиза.

Шон не знал, что делать — засмеяться или задушить Дэни за то, что она чуть не рассмешила его, когда ему следовало быть настороже, готовым ко всему, что только потребуется, — убить, умереть или довольствоваться чем-то средним.

Он покачал головой и прикрыл пальцами губы Дэни. Сквозь тонкую резину перчатки ее губы казались прохладными в отличие от дыхания. Его тепло Шон ощущал всей кожей.

Катя побрела через спальню в ванную, а спустя несколько минут вышла оттуда с большим полотенцем, которым старательно вытерлась, прежде чем соорудить тюрбан на мокрых волосах. Вытащив из шкафа купальный халат, она удалилась в сторону гостиной.

Шон убрал руку от губ Дэни и приготовился рывком поставить ее на ноги и бежать.

«Хорошо уже то, — успокаивал он себя, — что я так и не заметил сидящих в засаде охранников».

По крайней мере пока.

К глубокому облегчению Шона, свет в гостиной остался приглушенным. Он слегка расслабился.

Похоже, сегодня Катя достаточно нагрузилась, чтобы яркий свет резал ей глаза, решил он.

В напряжении он следил за тем, как Катя продвигается через комнату мимо компьютера, к бару. Она взяла с полки стакан, открыла морозильник и плеснула себе щедрую порцию водки.

Стакан даже не успел запотеть, прежде чем Катя выпила водку одним глубоким, жадным глотком.

— Должно быть, у нее проблемы со сном, — пробормотала Дэни.

— У нее просто проблемы.

Налив в стакан вторую, не менее щедрую порцию водки, Катя медленно побрела обратно в спальню. Дойдя до раздвижной двери, из которой выскользнул Шон, она остановилась, словно что-то вдруг привлекло ее внимание.

Дьявольщина! Шон мысленно выругался. Неужели он даже босиком испачкал ее девственно-белый ковер?

Катя встала в дверях, раздвинула тонкие шторы и уставилась в непроглядное ненастье. Вспышка молнии на миг высветила ее лицо.

Ее кожа оттенком напоминала белое мраморное надгробие, глаза налились призрачным блеском. На лице застыло безумие.

Шон и Дэни похолодели. Катя стояла на расстоянии всего нескольких футов, глядя на них в упор.

Но вскоре Шон понял: Катя не замечает ничего, кроме собственных мыслей.

Выражение на лице Кати медленно менялось. Гримаса безумия сменилась леденящей душу улыбкой, при виде которой Дэни захотелось сорваться с места и броситься прочь очертя голову.

Катя подняла запотевший стакан в насмешливом тосте миру, столь легко вязнущему в коррупции. Затем, запрокинув голову, она выпила излюбленный напиток до последней ледяной капли.

Занавеска выпала из ее пальцев. Неверным шагом женщина направилась к постели. Стакан выскользнул из рук и покатился по ковру.

Словно путешествуя по пересеченной местности, Катя дважды меняла курс, пока наконец не рухнула на постель. Даже приглушенный свет лампы у постели резал ее зрачки, расширенные алкоголем. Катя повозилась с выключателем, но безуспешно. Выдернуть штепсель оказалось проще — этим она и ограничилась.

Спальня потонула во мраке.

— Пусть все твои сны будут кошмарными, шепотом пожелал Шон. Дэни содрогнулась.

— Даже за миллион баксов я не согласилась бы вытерпеть похмелье, которое, наверное, ожидает ее по утрам, — заметила Дэни. — Должно быть, она скучает по своему демону-любовнику.

— Любовь — слово, совершенно неприменимое ни к Кате, ни к Касатонову.

— Ну тогда — по демону-блудодею, которому недостает…

Ладонь Шона зажала рот Дэни. Он сам чуть не прыснул от смеха.

— Послушай, твой язык доведет нас до беды, — пробормотал он.

Из-под ладони Шона послышалось сдавленное мычание, и он так и не понял, что это было — протест или согласие. Впрочем, ему было все равно.

— Ты сумеешь пробраться через щель в ограде одна? — спросил он еле слышно, наклонившись к уху Дэни.

Она усердно закивала.

— Ступай к ограде, — велел Шон. — И жди меня там в кустах.

Послышался еще один приглушенный звук, но Шон пропустил его мимо ушей.

( Когда окажешься на месте, — продолжал он, — сразу позвони мне — один раз. Если попадешь в беду, звони дважды или визжи что есть мочи.

Она кивнула.

— Отправляйся к ограде, Дэни. Всех, кто попадется на моем пути отсюда до ограды, я буду считать врагами. Может случиться, что я убью тебя прежде, чем опомнюсь. Ты поняла?

Кивая, Дэни содрогнулась.

— Иди, мягко произнес Шон. — Я догоню тебя, как только заберу винчестер.

— Но Кассандра сказала… — начала Дэни.

Ладонь Шона вновь закрыла ей рот. Он быстро, но зорко осмотрелся, словно впитывая в себя эту местность всеми пятью чувствами и прислушиваясь к безымянному чутью, которое не раз спасало ему жизнь в Афганистане.

Вокруг не было ничего, кроме карибской грозы. Подобно Кате, к ночи гроза затихала.

Шон убрал ладонь.

— Ступай.

Одного взгляда в глаза Шона Дэни хватило, чтобы понять: на этот раз спорить бесполезно. Она ушла.

Мысленно притянув к себе ночную темноту и серебристо-черный дождь, окутавшись ими, как плащом, Шон ждал, застыв словно камень.

В комнатах Кати все было тихо.

Снаружи бушевала только гроза.

Шон ждал, прислушиваясь, вглядываясь в темноту.

Наконец пейджер завибрировал на его бедре — один раз.

Выдохнув безмолвную молитву благодарности, Шон направился к двери патио. На этот раз отмычка ему не понадобилась. Катя не удосужилась запереть дверь.

Шон вытер босые ступни о свое пончо, прежде чем открыть дверь. Оказавшись внутри, он направился прямиком к компьютеру. Одной рукой он убавил яркость, другой нажал клавишу.

На экране мгновенно высветилось сообщение, что на винчестере не хватило места для всех выбранных документов.

Шон отменил команду копирования. С бесшумной стремительностью он отсоединил провода и упрятал их вместе с винчестером в рюкзак. Тот был мокрым от дождя, но вполне мог защитить винчестер.

На экране вновь возникла заставка. Гибкие фигурки совокуплялись с механической регулярностью поршней.

Шон прибавил яркость до прежнего уровня. Неслышно скользнув к патио, он вышел наружу и тихо прикрыл за собой дверь. Стащив резиновые перчатки, он подобрал туфли и пончо, но надел их, только когда оказался среди кустов.

С каждой секундой, которую отсчитывал мозг Шона, нарастала его тревога. Успеет ли он догнать Дэни, прежде чем ее обнаружат?

Дождь и сырые листья хлестали по пончо Шона, но молния вспыхнула всего один раз. Самый разгар грозы уже миновал, и теперь только дождь упорно барабанил по земле, листьям и крышам.

Шон почувствовал присутствие Дэни, скорчившейся среди густых зарослей, прежде чем увидел ее. Дрожь ее тела скрывали трясущиеся под ливнем листья.

Несмотря на столь неуютное окружение, Дэни напряженно следила за камерами.

Шон подошел к ней сзади и вновь закрыл ладонью ее рот, чтобы заглушить вскрик от неожиданности. Она снова забилась, но тут же успокоилась, убедившись в своей безопасности.

Шон убрал руку.

— Долго еще ждать? — выдохнул он в ухо Дэни.

— Девять секунд. Тебе удалось забрать винчестер?

— Да. Иди прямо к машине, но не прикасайся к ней.

— А как же ты? — спросила Дэни.

— А я пойду следом за тобой.

Минуту спустя Дэни пролезла сквозь щель в ограде. Шон преследовал ее по пятам, как и обещал, но на пути к машине обогнал ее на сотню футов.

Дэни наблюдала, как Шон осматривает машину. К автомобилю никто не приближался. Шон повернулся к Дэни и увидел, что она уже взялась за дверцу с ключами от зажигания в руке.

— Какого черта… — начал Шон.

— Держись на безопасном расстоянии, — прервала его Дэни.

— Отдай мне ключи! — потребовал он.

— Нет. Ты же сам сказал: у тебя больше шансов выжить на вражеской территории с винчестером, чем у меня. Отойди!

Шон выдержал нелегкую борьбу с собой: рассудком понимая правоту Дэни, он был не в силах смирить чувства. Спустя несколько мгновений рассудок возобладал.

— Только не включай фары и не шуми, — предостерег Шон.

Дэни нервно рассмеялась.

— Постараюсь, — пообещала она. Чертыхаясь на каждом шагу, Шон отступил в сторону. Дэни повернула ключ в дверном замке, а затем завела машину.

К счастью, рукотворные молнии и гром не разорвали ночную тьму.

У Шона словно гора с плеч свалилась, но вместе с облегчением сердце его заколотилось громче дождевых капель. Он бросился к машине.

Дэни уже перебиралась на пассажирское сиденье. Шон швырнул на свое место пончо и рюкзак, однако ухитрился закрыть за собой дверцу так, что та не издала ни звука.

Он не включал фары, пока машина не выехала за территорию отеля и не смешалась с потоком транспорта возле казино.

— Ты дозвонилась до Бостона? — спросил Шон.

— Д-да.

Шон с опозданием понял, что Дэни совсем продрогла, хотя температура воздуха приближалась к тридцати восьми градусам. Он включил обогреватель.

Через несколько минут Дэни испустила протяжный вздох облегчения. Блаженное тепло разливалось по ее телу, измученному дождем, ветром и страхом.

— Надеюсь, при бегстве Бостон не попытается прикончить Катю, — заметил Шон.

— Почему?

— По той же причине, по которой этого не сделал я. Информация на винчестере будет более ценной в том случае, если обитатели «Гармонии» не заподозрят, что она утекла.

— Правда?

Дрожь, пробежавшая по телу Дэни, не имела ничего общего с холодом.

— И часто тебе приходится этим заниматься? — помолчав, спросила она.

— Чем? Убивать людей?

— Да.

— Нет, — ответил Шон. — Убийствами я по горло насытился в Афганистане.

— Потому и решил стать монахом?

Не отвечая, Шон взглянул в зеркало заднего вида. Сколько поворотов он ни делал, как неожиданно ни сворачивал к стоянке у отеля или казино, ни одна машина не вылетала из рядов следом за ним.

Удовлетворенный, Шон выехал на шоссе. За машиной ни разу не появилась вспышка фар. Никого не было и впереди.

— Ну так что же? — напомнила о себе Дэни, когда после вопроса прошло достаточно времени. Шон искоса взглянул на свою пассажирку.

— А тебя бил твой бывший муж? — ледяным голосом осведомился он. — Поэтому ты и ушла от него?

Дэни раскрыла рот от изумления. Она уже хотела выпалить, что это Шона не касается, как вдруг поняла: он задал не более личный вопрос, чем она.

— Я не хотела лезть не в свои дела, — пробормотала Дэни, а затем решительно добавила:

— Отвечаю «да» на оба вопроса.

— Я рад, что для тебя существует понятие клятвы, — отозвался Шон.

— Почему?

— Потому, что ждать вертолет будет чертовски холодно.

— Ну и что из этого?

— Увидишь. Подожди здесь, я вернусь за тобой.

С этими словами Шон свернул с дороги в кусты, выключил фары, заглушил двигатель и вышел. Сквозь плотную завесу дождя Дэни едва удавалось разглядеть его фигуру, пока он открывал и закрывал багажник. Затем он канул во тьму, унося электронный маяк, подающий сигнал вертолету.

Дэни ждала. В машине постепенно становилось все холоднее. Ежась, Дэни гадала, на сколько затянется ожидание. Прилипшая к телу мокрая одежда давала о себе знать.

Наконец дверца распахнулась. В машину ворвались холодный ветер и дождь.

— Выходи, — скомандовал Шон.

— Но…

— Знаю, — перебил Шон. — Здесь сухо. И потом, здесь нас станут искать в первую очередь.

Дэни вышла и последовала за Шоном в дебри пальм, кустов и бесконечного дождя. Она чуть не налетела на Шона, когда он вдруг остановился, встал на колени и, наконец, сел, прислонившись спиной к стволу пальмы.

Вода стекала с волос Дэни по ее шее, но она ничего не замечала. С таким же успехом можно было промокнуть во время купания. Дрожа, она устроилась на земле рядом с Шоном и обхватила Колени руками.

Она не попросила у Шона пончо, понимая, что сохранить винчестер сухим важнее, чем согреться самой.

— Р-разве в-вертолеты летают в такую п-погоду? — спросила она.

Зубы у нее уже постукивали, а вскоре должны были начать выбивать непрестанную дробь.

— Мне случалось летать и не в такое ненастье, — ответил Шон.

— Сколько же нам придется ждать вертолета? — допытывалась Дэни.

Шон мысленно проклял богов, которые, желая помучить его, лишали того, чего он жаждал, как воздух, и не мог получить.

По крайней мере не нарушив обет.

— Слишком долго, — с мрачной уверенностью изрек Шон. — И пока еще мы почти не ждали.

— Ты заговорил, как дзен-загадка, наставляющая нерадивого ученика.

— Сначала киборг, теперь загадка. Это повышение по службе?

Несмотря на все неудобства, Дэни рассмеялась.

Вслушиваясь в ее смех, Шон из последних сил сопротивлялся желанию целовать ее, ласкать, ощущать атласное тепло тела.

Он боялся, что пределы собственного терпения ему предстоит выяснить довольно скоро.

Слишком скоро.

Проклятие!

Быстрым движением руки Шон расстегнул молнию на пончо, отметив, что она слишком коротка.

Он вытащил из кармана нож и открыл лезвие. Сталь легко разрезала тонкую материю.

— Что ты д-делаешь? — спросила Дэни.

— Освобождаю место для двух голов.

( А как же жесткий диск?

— С ним ничего не случится, — успокоил ее Шон. «Жесткий диск, — мысленно повторил он с ехидством, — выражение в самый раз для медитации».

— Иди сюда, — позвал он.

Дэни не понадобилось упрашивать. На коленях она нырнула под пончо. Ее окутал запах растительности, мокрой одежды и разгоряченного мужского тела. Сочетание оказалось опьяняющим. Дэни охватило желание остаться под плащом и просто дышать.

Нехотя она просунула голову в расширенный ворот пончо и попыталась поудобнее устроиться на коленях.

— Прекрати ерзать и садись спиной ко мне, — коротко приказал Шон.

Дэни повернулась и села.

И мгновенно оказалась почти со всех сторон окружена Шоном. Его торс прикрывал ее спину, ноги поднялись по обе стороны от ее коленей, а руки обхватили ее.

Грубая действительность в виде свидетельства его желания уперлась ей в бедро.

— Ого! — не удержалась Дэни.

Шон чуть не засмеялся, но вовремя вспомнил, что при этом опять прикоснется к телу Дэни. Он мысленно заявил, что не желает этого.

Он солгал.

— Успокойся, — посоветовал он. — Я не собираюсь тебя насиловать.

— Знаю. Просто он изумил меня, вот и все.

Несколько минут они просидели, обнявшись и слушая, как дождь барабанит по плащу и струи стекают на землю. Тепло, исходящее от Шона, согревало тело Дэни, как карибское солнце. Вскоре она перестала стучать зубами и с протяжным вздохом расслабилась, прислонившись к нему.

— Уже лучше? — спросил Шон.

Его губы зашевелились так близко от уха Дэни, что ее щеку обдало теплым дыханием. Дрожь, возникшая у нее при этом, не имела никакого отношения к ознобу.

— Да, — ответила она, покусывая нижнюю губу. — Спасибо.

— Не стоит благодарности. Вдвоем теплее, чем в одиночку.

— По тебе не скажешь, что ты холодный.

Шон рассмеялся.

Мысленно повторив собственные слова, Дэни чуть не застонала.

— Я имела в виду совсем другое, — поспешила заверить она.

— Знаю.

Дыхание Шона вновь коснулось ее уха. Неожиданно для самой себя она положила ладони на мощные руки Шона. Маскировочная ткань на ощупь была прохладной, но мужское тело под ней — обжигающим.

Скрестив руки на груди, Дэни провела ладонями по рукам Шона от запястий до плеч и обратно, впитывая кожей его тепло. В тишине, которую нарушал только шум дождя, она вновь и вновь ощущала его напрягшиеся мускулы, словно пытаясь измерить его силу.

Впервые с тех пор как бывший муж воспользовался ее доверием, Дэни ощутила, что наслаждается разницей в физической силе между мужчиной и женщиной. Она принялась медленно ласкать бугры мускулов, так не похожих на ее собственные.

Руки Шона согнулись, напрягаясь под пальцами Дэни и притягивая ее ближе. Когда Дэни оказалась прижатой к нему вплотную, он приподнял ее грудь в медлительной ласке.

На Дэни нахлынуло желание. Соски затвердели, и этот порыв ее тела был таким же невольным, как восставшее во всю мощь свидетельство возбуждения Шона, прижатое к ее бедру.

Слегка склонившись вперед, он коснулся губами нежной и влажной кожи ее шеи и принялся впитывать ее вкус с усердием и деликатностью кота, слизывающего сливки с ложки.

— Шон! — шепотом позвала Дэни.

— Я здесь.

— Думаешь, это подходящее время?

— Нет, — отозвался он. — Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет.

На миг Шон замер.

— Вдвоем лучше, чем в одиночку, — заявила Дэни, повторяя его слова.

— Теплее, — поправил он.

— Тоже верно.

Шон тихо засмеялся.

Закрыв глаза, Дэни склонила голову набок, подставляя шею его поцелуям. Он нашел губами мочку ее уха и втянул дождевую каплю с прохладной, чувствительной кожи.

— Вино, — прошептал Шон.

Приглушенный смех Дэни снова наполнил его желанием.

— Просто дождь, — возразила она. — Просто ты.

Руки Шона передвинулись, ладони скользнули вниз вдоль ее тела. Ее блузка была еще прохладной от дождевой воды, но жар женского тела под ней прозвучал для Шона песнью сирены — такой же древней, как мужчина и женщина.

С мягкостью и неизбежностью ладони Шона подхватили ее груди и приподнялись вверх, окружая их, впитывая прикосновение нежной плоти, разительно отличающейся от его собственной. Он жаждал ощутить твердость ее сосков и в то же время боялся себя.

А потом Дэни пошевелилась, и Шону ничего не оставалось делать: набухшие соски ткнулись ему в пальцы. Она выгнула спину в томном, страстном движении, жадно впитывая его ласку.

Шон едва сдержал стон наслаждения и сожаления. Ее соски вели себя как его тело: были возбужденными, твердыми, вожделеющими прикосновений.

Она снова зашевелилась, проводя грудью по его ладоням в невысказанной мольбе, накрыла его ладони своими и сжала их, побуждая его к действию. Спустя минуту она убрала руки.

Шону показалось, что она передумала, но потом он почувствовал, как ткань под его ладонями расходится — Дэни расстегнула блузку и переднюю застежку лифчика. Прижав его ладони к своей груди движением, откровенным в своей чувственности, она вновь выгнула спину.

Почти животная страсть ошеломила Шона, потрясла его. Больше всего на свете в эту минуту ему хотелось сорвать с Дэни остатки одежды и погрузиться в нее.

Для этого сейчас не то время, яростно напомнил он себе, и не то место.

Зато именно та женщина.

С прерывистым стоном Шон принял то, что Дэни так бесхитростно предложила. Он ласкал ее груди и пощипывал соски, до тех пор пока она не начала всхлипывать от наслаждения. Каждый ее возглас был словно яростный удар тонкого хлыста по изнывающему от желания телу Шона.

— Твое сердце у меня под рукой, — прошептал он. — Оно бьется сильнее, чем дождь. Это прекрасно.

— А я чувствую, как ты хочешь меня, — отозвалась Дэни. — Вот уж не думала, что когда-нибудь мне это снова будет нравиться! — Изгибаясь дугой, Дэни плавно повернулась, с силой прижавшись бедром к внутренней поверхности его паха. — Я тоже хочу тебя. — В голосе ее слышались низкие, будоражащие нотки. — Никогда ни одного мужчину я не хотела так, как тебя.

На миг руки Шона сжались так, что Дэни задохнулась. Он крепко притиснул ее к себе, прижался к ней чреслами, а затем неожиданно ослабил захват, со стоном зарывшись лицом в ее шею и затылок, беззащитный в своей нежности.

Со своей жаждой Шон ничего не мог поделать, но желание Дэни… это было нечто совсем иное.

— Тебе неудобно? — встревоженно спросила Дэни, поворачиваясь к нему. — Я могу передвинуться.

Шон завладел ее ртом в поцелуе, не оставившем у Дэни никаких сомнений в силе его желания. Подрагивающими пальцами он прикоснулся к медной пряжке на поясе ее джинсов, обвел холодный кружок, словно предвкушая прикосновение к другой, гораздо более теплой выпуклости.

Пояс джинсов ослаб. Шон медленно потянул за флажок молнии на животе Дэни, скользя большим пальцем по ее коже, и вскоре его длинные пальцы нетерпеливо проникли под край ее трусиков.

Издав гортанное восклицание, Дэни изогнулась, облегчая Шону доступ. Он дразнил пальцами теплую, чуть влажную плоть, извивающуюся в его руках, и наконец нащупал тугую пуговку, проступившую из мягких складок.

С судорожным вздохом Дэни попыталась повернуться в его руках, но не смогла двинуться: Шон обнимал ее слишком крепко. Заведя руку за спину, она попыталась провести ею по его животу. Шон поймал ее ладонь и прижал к своему бедру.

— Разреши, я… — начала Дэни.

— Нет, — поспешно перебил Шон.

— Я хочу коснуться тебя.

— Знаю.

— Неужели ты не хочешь…

Слова Дэни потонули в протяжном вздохе — Шон достиг сокровенных глубин ее тела. Она содрогнулась раз, другой, и пальцы Шона снова омыл дождь — на этот раз горячий.

— Да, хочу! — яростно выпалил он. — Но не могу.

К Дэни вернулся рассудок.

— Черт возьми! — выдохнула она. — Ты прав. Я не предохраняюсь. Я могла забеременеть.

Эта мысль пронзила Шона потоком чистого восторга неожиданно для самого себя.

— Этого не будет, — пообещал он.

— Неужели ты «всегда готов», как бойскаут?

— Нет. Причина в обете.

Ладонь Шона двигалась, наслаждаясь готовностью Дэни и ее блаженством.

Поток удовольствия окатил Дэни, потрясающий В своей неожиданной, пронизывающей сладости.

— В каком обете? — задыхаясь, спросила она. Пальцы Шона проникали вглубь и отстранялись, сводя ритмом своего движения Дэни с ума. Она прикусилa губу, заглушая вскрик, когда волны неведомого доселе наслаждения стали накатывать на нее непрерывной чередой.

— Обет безбрачия, — произнес Шон ей в ухо.

— Что?

— Я поклялся, что в течение трех лет буду воздерживаться от любовных утех. Но не беспокойся. Об этом пожалеет только один из нас.

Дэни покачала головой, ошеломленная словами Шона и ни с чем не сравнимым блаженством, которое он продолжал дарить ей.

— Не может быть, — срывающимся голосом произнесла она.

Шон не ответил. Он просто закрыл губы Дэни губами и ласкал ее, пока она не выгнулась, как до отказа натянутый лук, дрожа и извиваясь в экстазе, который порождало каждое движение его пальцев.

Наконец, почти потеряв рассудок от страсти, Шон заставил себя отпустить Дэни. Он так и не понял, от чего стало мокрым ее лицо — от дождя или слез экстаза, знал только, что на все готов, лишь бы ощутить ее вкус и узнать это.

Но если бы влага на ее лице оказалась соленой, ему пришлось бы нарушить обет.

Шон осторожно освободился от рюкзака, вынырнул из-под пончо и, сделав несколько шагов в сторону, застыл в одиночестве под дождем.

 

Глава 21

Вашингтон. Ноябрь

«Забудь об этом, — приказывала себе Дэни. — Ничего не было».

Даже теперь, спустя три дня, краска смущения заливала щеки молодой женщины при воспоминании о том, как она в буквальном смысле слова потребовала от Шона любви.

"Неудивительно, что он поспешил отойти на безопасное расстояние, — размышляла она. — Странно только, что он не вытолкнул меня под дождь, чтобы охладить мой пыл.

Но этого он не сделал. За несколько минут он дал мне больше, чем я получила от мужчин за всю жизнь".

Печатные строчки плясали и расплывались перед ее глазами. Дэни попыталась вспомнить, когда в последнее время спала больше одного-двух часов подряд, но не сумела.

Оторвавшись от стопы бумаг на своем столе, она попробовала сосредоточить внимание на собственном кабинете. Ее взгляд скользил по шелковым экранам в рамках, по гобеленам, украшающим стены. Многие ткани выцвели от времени, но для Дэни каждая из них обладала душой.

Она любила древние ткани, созданные человеческими руками для того, чтобы дарить людям радость. Каждый тип переплетения нитей свидетельствовал о своеобразной культуре, особом таланте ткача. Каждую краску для ткани получали из растений, минералов или моллюсков, присущих только для определенных стран и больше не встречающихся нигде.

Здесь нашлось место и для современной итальянской шелковой шали, расписанной по мотивам фрески одного из монастырей, стоящих вдоль Великого шелкового пути. Стеклянный ящичек рядом с ней содержал фрагмент хлопчатобумажной ткани, найденный в разграбленных руинах североамериканской культуры Анасази. Современное японское кимоно в ярко-зеленых, синих и белых тонах сочным пятном выделялось под стеклом у другой стены.

Напротив кимоно драгоценный гобелен коссу, относящийся к концу эпохи династии Мин, изображал пылающего феникса и до сих пор играл всеми цветами радуги. Стоимость этого шелка составляла жалованье Дэни за полгода. Но молодая женщина считала, что заплатила втрое дешевле, чем на самом деле стоила ткань.

Безмолвная коллекция тканей тем не менее напевала Дэни о тысячелетиях, когда женщины пряли нити, ткали, болтали, смеялись, создавая шедевры, которым было суждено пережить их самих, их детей, внуков, правнуков — поколения людей, что творили ткань, переплетая отдельные нити, рождая красоту из ничего.

Эта красота сродни нескольким незабываемым минутам на Арубе, мелькнуло в голове у Дэни.

Потерев утомленные глаза, она задумалась над тем, почему ей выпала участь выбрать совсем не того мужчину.

Обет безбрачия…

В душе Дэни вновь всколыхнулись гнев и стыд.

«Он мог бы сообщить об этом заранее. И тогда я не оказалась бы в глупом положении. Будь он проклят! И я тоже. Легковерная идиотка».

Она попыталась вернуться к настоящему. За время ее пребывания в тропиках Вашингтон заметно изменился.

Город заливал серый ледяной дождь со стороны Аппалачей. Наступала зима, суровая и унылая, как монастырь. При мысли о монастыре Дэни поморщилась. Зазвонил телефон, прервав ее размышления. Дэни со вздохом облегчения схватила трубку, не дожидаясь второго звонка.

— Даниэла Уоррен слушает, — произнесла она.

— Ну как дела, детка?

Низкий голос Джиллеспи заставил Дэни виновато взглянуть на кипу документов на столе.

— Я еще не закончила, — пробормотала она. — Тут у меня целая гора…

— Это еще ничего по сравнению с тем, что привез Шон. Кассандра и четверо наших переводчиков вкалывают уже которые сутки.

— Там есть что-нибудь о шелке? — встрепенулась Дэни.

— Нет.

— Дьявольщина! — устало пробормотала она.

— Аминь. А как насчет твоих коллекционеров?

— Никто не слышал о древнем уникальном образце индийского, тибетского или китайского шелка, выставленном на продажу. А если кто-то и слышал о нем, то помалкивает.

— Дьявольщина!

— Полагаю, теперь моя очередь сказать «аминь»? — поинтересовалась Дэни. Джиллеспи рассмеялся.

— Шон был прав, — заметил он.

— В чем?

— Он говорил, что, как бы туго вам ни приходилось, тебе всегда удавалось вызвать у него улыбку.

Дэни закрыла глаза и принялась бороться с румянцем, быстро заливающим ее щеки.

— Тебе известно, что он чуть не умер от страха, глядя, как ты заводишь машину? — спросил Джиллеспи. Переведя дыхание, Дэни коротко отозвалась:

— По нему я ничего не заметила.

— Иметь такого напарника, как ты, сущее наказание. Шону оставалось только уповать на волю Божью.

— Разумеется. Вот почему я чувствовала себя связанной по рукам и ногам.

Джиллеспи не то раскашлялся, не то рассмеялся.

— Бостону еще не удалось бежать? — спросила она.

— Мы помогли ему вчера ночью.

Дэни с облегчением вздохнула.

— Вот и хорошо, — произнесла она. — Шон опасался, что Бостон напоследок попытается прикончить Катю.

— Он едва удержался, — объяснил Джиллеспи. — Хотел отомстить за брата.

— Какого брата?

— Музейного сторожа. Агенты «Гармонии» вышли на него раньше, чем это сделали мы.

Дэни уставилась на потоки дождя за окном, пытаясь ни о чем не думать.

— Дэни, ты слушаешь?

— Да.

— Хорошо. Мы отправляем тебе еще один пакет. Сообщи нам, что ты думаешь по этому поводу, — там сведения, которые наши ребята выудили из Интернета.

Дэни не сумела подавить стон.

— Вот уже битых три дня я сижу над записями, запросами и переговорами ученых, торговцев антиквариатом и агентов! — выпалила она. — А теперь выясняется, что это только начало!

— Начальство это оценит.

— Неужели? А известно ли этому «начальству», что не каждый человек в состоянии спать по три часа в сутки?

Джиллеспи рассмеялся:

— А мне казалось, мы установили для тебя щадящий режим работы.

— До или после марафона?

— Какого марафона?

( Отчета, — пояснила Дэни. — Надеюсь, ты помнишь эту беседу, затянувшуюся на тринадцать часов?

— Шона мы пытали в течение двадцати.

— Думаешь, это меня утешит?

— Только если ты садистка, — радостно уточнил Джиллеспи.

— Нет, я не садистка и даже не мазохистка. Постарайся это запомнить.

— Дошла до ручки?

Дэни задумалась, вздохнула и снова загляделась на дождь.

— Не совеем, — призналась она. — Но черт возьми, Джилли, я выхожу из себя, как только вспоминаю, что после такого риска на Арубе нам по-прежнему неизвестно, где шелк и зачем он сдался «Гармонии»!

— Мы согласны и на компетентные предположения.

— Сомневаюсь, что мои догадки окажутся более компетентными, чем предположения Шона.

— Он предпочитает восточную точку зрения — в отличие от тебя.

— Восточную?

Джилли согласно хмыкнул.

— Джилли, — с расстановкой начала Дэни, — ты хоть представляешь всю сложность задачи, которую вы взвалили на меня?

— Объясни, и я представлю.

— Вы поручили мне написать монографию за три дня.

Восклицание Джилли вполне можно было принять за проявление сочувствия.

Дэни осталось поверить, что ей и вправду посочувствовали.

— А написание монографий, — неторопливо продолжала она, — обычно занимает годы.

— Ну, для тебя такая работа — пара пустяков!

Дэни пропустила лесть мимо ушей.

— Мои прежние монографии были написаны после свершения какого-либо события, — растолковала Дэни, — спустя сотни лет, а иногда и тысячи.

Джиллеспи издал звук, в котором одновременно послышались и ободрение, и вопрос.

— К тому времени все было кончено. — Дэни еще надеялась на понимание со стороны Джилли. — И все события покрылись налетом древности. Мне было незачем спешить, счищая пыль веков, перебирая направления, тенденции,объяснения.

— Вот именно. Кассандра считает, что в этом деле ты неподражаема. Вот почему она пожелала, чтобы ты проанализировала всю информацию из «Гармонии» плюс политические и экономические проекции для Азии в зависимости от состоятельности движения за освобождение Тибета и власти «Гармонии» с различными членами и без оных.

— Джилли, — в ярости выпалила Дэни, — от моих прежних монографий не зависела ничья жизнь!

— Ну и что? По-моему, это сознание опьяняет, как неразбавленный скотч.

— Да, — призналась Дэни. — Но как быть с похмельем?

— Спроси у Шона. Последние несколько дней ему то и дело приходилось решать этот вопрос. Наконец мы отослали его к лазурным монахам разобраться с этим молокососом Пакитом.

— Бедняга!

— Кто, Шон?

— Нет, Пакит, — поправила Дэни.

— Да пошел он!.. Он пытается убедить ламу отстранить «Риск лимитед» от расследования и нанять какую-нибудь другую фирму.

— По какой причине?

— Пакит заявляет, что Шон уже дважды упустил шелк, — подрагивающим от отвращения голосом объяснил Джилли.

— Что?

— Один раз — в Лхасе, когда спас тебя вместо шелка, а второй — на Арубе.

— Но у нас не было никаких доказательств, что шелк находится на Арубе, — возразила Дэни. — Бостон ясно дал понять, что Касатонов прибыл с пустыми руками.

— Пакит утверждает, что мы не в состоянии доказать отсутствие там шелка.

— Замечательно!

— Это уж кому как, — проворчал Джиллеспи. — А по-моему, это «чарли-фокстрот».

— Посмотрел бы ты, что творится в моем кабинете! Это и есть настоящий «чарли-фокстрот».

Джиллеспи рассмеялся:

— Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, детка.

— Побольше времени!

— Если работать по двадцать четыре часа в день, тебе не понадобится…

— …Работать по ночам, — сухо закончила Дэни. — Благодарю, Джилли. Ты кое-что напомнил мне: когда-нибудь придется тебе отомстить. Первое, что приходит мне в голову, — подсыпать соли тебе в кофе.

Когда Дэни повесила трубку, Джиллеспи еще продолжал хохотать. К ее удивлению, она тоже улыбалась. Разговаривая с Джиллеспи, Дэни неизменно заряжалась энергией.

«Неплохо, заметила она. — Сейчас мне понадобится вся моя выносливость, до последней капли».

Ее письменный стол был завален документами, каталогами, пачками бумаг. Некоторые из них появились из компьютерных банков данных «Риск лимитед», но большую часть составляли материалы из собственной коллекции Дэни: каталоги выставок, программы аукционов, списки опубликованных книг, эзотерические академические журналы, выходящие тиражом в сотню экземпляров, однако содержащие бесценную информацию.

До поездки на Арубу и после нее Дэни целыми днями разбирала бумаги, постепенно понимая, что владеет уникальной библиотекой.

Люди часто воспринимали ее увлечение старинными тканями как оригинальное, мягко говоря, чудачество. Но теперь Дэни понимала, что результатом ее трудов могут стать не только несколько монографий. Она связана прочными узами не только с мертвым прошлым, но и живым настоящим, и непредсказуемым будущим. Ее работа имела значение не только для горстки ученых, но и для политиков всего мира.

Не говоря уже о лидерах преступных группировок, подонках и убийцах, напомнила себе Дэни.

Даже после нескольких лет, проведенных в сравнительной анархии на Великом шелковом пути, Аруба стала для Дэни откровением. Так разительно отличаться могли лишь проспект туристического агентства и отчет о вскрытии.

Типичный турист замечал на Карибских островах только яркое солнце, прекрасные пляжи и красочную иллюминацию по ночам. Но под песчаной и неоновой внешней оболочкой Арубы скрывалась другая, гораздо более мрачная реальность, в которой жили и умирали люди. Отрицать это зло значило отметать все существовавшее благо.

Но понадобится гораздо больше света, размышляла Дэни, придвигая к себе следующую кипу документов. Нескольких костров недостаточно, чтобы рассеять мрак «Гармонии».

Почти наугад она выбрала несколько бумаг. Сначала Дэни задавалась вопросом, почему выбирает именно эти, а не другие документы из великого множества. Но потом она перестала спрашивать себя об этом. Она уже усвоила, что рациональный уровень мышления не всегда бывает самым полезным. Логические выводы приходили откуда-то из глубин инстинкта и интеллекта.

«Остальное закончу дома, — решила Дэни,запихивая документы в свою кожаную сумку. — Сначала приготовлю суп минестроне. А пока он варится, включу григорианский хорал и освобожу в голове место для работы».

Помедлив, она положила бумаги из «Риск лимитед» в сумку вместе с остальными документами. Увидев, как легко Шон управляется с отмычками, она потеряла всякую веру в замки.

Рассудок Дэни презирал тревогу, непонятным образом проникшую из «Гармонии» в ее академический кабинет, хотя именно тревога привела в беспорядок документы и неустанно напоминала, что даже система безопасности «Гармонии» иногда не срабатывает.

Но внутренний голос подсказывал Дэни, что давно пора уложить в сумку последние документы «Риск лимитед». Так Дэни и поступила.

Кто-то постучал в дверь. Не дожидаясь ответа, дверь открыли.

Хенли Кейдж, заведующий кафедрой археологии, просунул в дверь голову. Один из ведущих специалистов в Америке по истории Китая был рослым, худощавым «плющевым» <Так в США называют выпускников университетов, членов Лиги плюща, включающей в себя самые престижный учебные заведения страны>, питал пристрастие к вельветовым пиджакам с кожаными заплатами на локтях и стриг волосы не слишком длинно и не слишком коротко.

— Приветствую! — беспечно поздоровался Кейдж.

— Привет, Хенли, — с улыбкой отозвалась Дэни. — В чем дело?

— Наконец-то я застал тебя в кабинете. Ищу тебя уже несколько дней.

Обычно Кейдж бывал снисходительным начальником — в определенных рамках. Очевидно, Дэни вышла за эти рамки.

— Извини, — произнесла она. — Совсем закрутилась.

— Так я и думал, — ответил Кейдж.

Он вошел, подозрительно поглядывая на стопки книг и бумаги, разбросанные повсюду. Подобно многим вашингтонским ученым, Кейдж не находил ничего странного в слиянии сияющей вершины ученой мысли с мрачным каньоном политической реальности.

Непроизвольным жестом Дэни закрыла сумку, пряча кипу документов «Риск лимитед». Такая скрытность была несвойственна ей раньше. Она почувствовала себя довольно неловко. Вероятно, это первый признак паранойи.

Но на подсознательном уровне Дэни помнила удивленное лицо убитого Фана.

Взяв одну из книг, Кейдж небрежно пролистал ее.

— С каких это пор ты заинтересовалась археологическими находками Карибских островов? — осведомился он.

— Меня интересуют не Карибские острова, а воспоминания о проведенном на них отпуске. Поскольку ты согласился, чтобы я консультировала Кассандру Редпас, сейчас у меня больше хлопот, чем у одноногого инвалида на соревнованиях по бегу.

— Ясно… — протянул Кейдж. — Мисс Редпас. Но ведь я дал свое согласие на эту работу — разве не так?

— Конечно, дал.

Кейдж отложил книгу о Карибских островах и принялся листать монографию, в которой обсуждались различия между шелком, получаемым из коконов индийских бабочек, и шелком, производимым в Китае за две тысячи лет до нашей эры.

— И все-таки я не понимаю, почему из-за этого проекта последние несколько недель тебя невозможно застать в кабинете? — заявил Хенли.

Напряжение, усталость и желание оказаться дома и заняться супом минестроне придали остроту язычку Дэни.

— Это официальная беседа, мистер Кейдж? — осведомилась она.

— Ну, видишь ли…

— А если да, — спокойно перебила Дэни, — то я бы хотела напомнить, что в этом семестре моя учебная нагрузка мизерна.

— Да, всего один вечерний семинар, — согласился Кейдж и тут же добавил:

— Посещением которого на прошлой неделе ты пренебрегла.

— Меня подменила мисс Сэммс. Ее рекомендации — особенно в области шелка эпохи Ренессанса — так же высоки, как мои, если не выше.

— Конечно, — подхватил Кейдж, — но…

— А в остальном, — продолжала Дэни, не давая ему договорить, — я нахожусь здесь в рабочие часы вдобавок к сверхурочной работе по проекту, для которой меня рекомендовал ты.

— Ты же знаешь, я всегда считал тебя одним из светил кафедры, — напомнил Кейдж.

— Благодарю.

— Просто я думал, что консультации для мисс Редпас не затянутся надолго. Ты можешь сказать, когда они завершатся?

— Дату окончания работы по этому проекту ты узнаешь первым.

— Я спрашивал о другом, — по качал головой Кейдж.

— Извини, но пока я не могу тебе ответить.

Он нахмурился.

— И ты думаешь, это удачная мысль — пренебрегать академической работой ради проекта, растянувшегося на неопределенный срок? — осведомился Кейдж.

— Моя работа для мисс Редпас не выходит за рамки моей научной деятельности. Я рассматриваю ее как уникальную возможность для профессионального роста.

— Ты говоришь, как выпускник школы, убеждающий папочку отправить его в университет.

Дэни напомнила себе, что Кейдж, который иногда становился для нее скорее соперником, нежели коллегой, по-прежнему приходится ей начальником. Он с уважением относился к ее работе. Хотя он специализировался на бронзовых изделиях эпохи династии Цинь, а Дэни — на азиатских тканях, он часто обращался к Дэни с предложениями или вопросами.

— Кассандра Редпас — женщина недюжинного ума, — ровным тоном ответила Дэни. — Ее руководство для меня как нельзя более кстати.

.Морщины на лбу Кейджа проступили глубже.

— Этого я и опасался, — пробормотал он.

— Чего?

— Возможно, мисс Редпас и вправду чрезвычайно компетентный специалист, но…

Дэни терпеливо ждала.

— …но свои способности, — осторожно продолжал Кейдж, — она иногда применяет не в том направлении.

— Что ты этим хочешь сказать?

Кейдж вздохнул:

— Хочешь правду?

— Разумеется.

— За долгие годы мисс Редпас нажила себе в этом городе немало врагов. Причем некоторые из них далеко не безобидны. Многие считают ее реакционером, если не ренегатом.

— В самом деле? Кто же?

Кейдж сделал уклончивый жест с видом человека, который многое знает, но предпочитает молчать.

— Когда несколько недель назад я разрешил тебе сотрудничать с «Риск лимитед», — продолжал он, — я не ожидал, что Редпас так загрузит тебя работой.

— Я… — начала было Дэни, но теперь Кейдж не давал ей рта раскрыть.

— Ты ученый. Прежде всего ты должна быть предана университету.

По спине Дэни пробежал холодок.

— Может, кто-нибудь жаловался на мою работу? — спросила она.

Заведующий кафедрой снова небрежно взмахнул рукой. Волоски на затылке Дэни встали дыбом. Она не понимала, в чем дело, но не сомневалась: что-то случилось.

— Если кто-то пытается подсидеть меня, — осторожно произнесла она, — то я хотела бы знать, кто именно.

Кейдж окинул ее взглядом холодных серых глаз.

— Не стоит драматизировать, — с улыбкой ответил он. — Это всего лишь дружеская беседа, предназначенная, чтобы напомнить тебе: тебя наняли преподавать, а не поклоняться весьма сомнительному и шаткому алтарю мисс Редпас.

— Не волнуйся, — в тон откликнулась Дэни, продемонстрировав Кейджу два ряда белоснежных зубов. — От поклонения героям я отказалась примерно тогда же, когда перестала верить в Санта-Клауса.

Взяв свою кожаную сумку, она набросила ремешок на плечо.

— Значит, ты будешь отдавать университетским делам все время? — спросил Кейдж.

— Как только закончу работу над проектом, для которого меня порекомендовал ты. Разумеется, если не получу письменного распоряжения поступить иначе.

Дэни с улыбкой ждала, когда Кейдж облечет содержание «дружеской беседы» в официальное предупреждение.

Наконец он пожал плечами.

— В настоящий момент мне бы не хотелось выносить это дело на обсуждение ученого совета, — признался он.

— А когда ты будешь к этому готов? — поинтересовалась Дэни.

— Экзамены начнутся через десять дней. Мне бы не хотелось видеть твою доселе безупречную репутацию подмоченной из-за отказа провести экзамены как полагается.

— Мне бы тоже этого не хотелось, — ровным тоном подтвердила Дэни.

— Значит, такое возможно?

— Напротив. Чем бы я ни занималась в свободное от работы время, я не собираюсь пренебрегать академическими обязанностями.

Помедлив, Кейдж снова пожал плечами:

— Надеюсь, ты не заблуждаешься, Дэни.

— Только между нами, Хенли: поясни, что это значит?

— Академические обязанности-растяжимое понятие, их трудно определить.

— То есть?

— А тебе вскоре предстоит переизбрание.

— Какое отношение…

— Вот мое последнее слово по этому вопросу, — прервал Кейдж. — Я и без того сказал больше, чем следовало.

Он вышел, хлопнув дверью.

Дэни стояла, уставившись на дверь. По поводу только что закончившегося разговора ее рассудок и интуиция пришли к полному согласию.

Повернувшись, она сняла трубку телефона, набрала личный прямой номер Редпас и замерла в ожидании.

Ждать пришлось недолго. На другом конце провода трубку сняли после первого же сигнала.

— Слушаю, — произнесла Редпас. Ее голос чуть дрогнул, словно она ощущала напряжение острее, чем Дэни.

— Я до сих пор не знаю, сколько карт в этой колоде, — отчетливо проговорила в трубку Дэни, — но могу с уверенностью сказать: там есть по крайней мере один джокер.

— Я жду тебя.

Трубка умолкла.

С мечтой о домашнем супе минестроне придется распрощаться, со вздохом подумала Дэни.

 

Глава 22

Сиэтл. Ноябрь

В бинокль Ильи Касатонова желтые, синие и красные горизонтальные полосы колумбийского флага на мачте «Эсмеральды» отчетливо вырисовывались на фоне серого неба над заливом Эллиота. Верткие, но мощные зелено-белые буксиры ловко маневрировали, подводя ржавое грузовое судно к причалу на сорок третьем пирсе, Буксиры напоминали танцоров кордебалета, окруживших стареющую, располневшую прима-балерину.

— Ты видишь его? — спросила Катя у Касатонова.

— Пока нет.

Катя беспокойно зашевелилась на сиденье машины и разгладила складки кашемирового пальто. Она предпочла бы соболью шубу, но не хотела привлекать к себе внимание. Американцы испытывают явную неприязнь к тем, кто носит теплые шубы из шкурок маленьких пушистых зверьков.

Глядя в бинокль, Касатонов изучал ряды грузовых судов, выстроившихся в ожидании буксирного транспорта.

На расстоянии двухсот ярдов от берега маленький вытянутый тральщик шнырял, закидывая сети, между коммерческими и буксирными судами. Тральщиком командовал сморщенный беженец из Вьетнама по имени Хонг Кэ.

Хонг был тайным агентом Вьетконга в Сайгоне, а теперь занимался своим ремеслом в Сиэтле, разве что отчитывался перед Ильей Касатоновым, а не Хо Ши Мином. В настоящий момент Хонг делал тоже самое, что и его босс, — искал одно грузовое судно из множества кораблей, заполонивших залив Эллиота.

Хонг внимательно вглядывался в шахматные клетки стальных контейнеров размером с машину, составленных на палубе колумбийского корабля. Вначале он не заметил голубые контейнеры с четырехбуквенной аббревиатурой Тайваньской компании морских грузоперевозок.

Глядя вдаль, Касатонов безмолвствовал.

— Ну, есть что-нибудь? — не выдержав, спросила Катя по-русски.

— Терпение, детка. Еще слишком рано.

Катя поджала пухлые губы, но промолчала, зная, что где-то здесь находится шпион Касатонова. Правда, неизвестно, где именно.

Тони Ли устроился на переднем пассажирском сиденье автомобиля, словно монах во время медитации. Он не подавал и виду, что слышит каждое слово, сказанное за дымчатым стеклом, отделяющим пассажира и водителя от русских, сидящих сзади.

Впрочем, ничего полезного для себя Ли не находил. Катя и Касатонов не отличались наивностью. Несомненно, они понимали, что их подслушивают, ибо говорили преимущественно по-русски. Ли предстояло позднее перевести запись.

Человек, который был достаточно глуп, чтобы не заметить очевидного, недолго протянул бы в мире «Гармонии», где не привыкли церемониться. А у Тони Ли было предостаточно сообразительности.

— Контейнеры — идеальное приспособление для контрабанды, — произнес Касатонов, разглядывая тральщик. — Безымянное, как яйца в курятнике.

— Потому их и досматривают, — возразила Катя. — Иначе как узнать, в каком компьютеры, а в каком маринованные овощи?

— Но вскрывают далеко не каждый контейнер.

— И все-таки риск…

— Мы сделали все возможное. Остальное довершит плотный график грузоперевозок. Слишком много стран. Множество контейнеров.

— И шпионов, — возразила Катя.

Касатонов пожал плечами.

— Со шпионами мы как-нибудь справимся, — заявил он.

— Если найдем их. А если кого-нибудь упустим?

Касатонов не ответил. Его внимание было приковано к тральщику, едва заметному среди рядов грузовых судов.

Наконец Хонг отдал приказ вытащить сети, словно неудачная ловля утомила его. Подойдя к ящику, стоящему на палубе, он вытащил оттуда большую голубую тряпку и несколько раз встряхнул ее. Затем, вытерев руки, он снова бросил тряпку в ящик.

— Он здесь, — по-русски произнес Касатонов.

— Это точно? — на том же языке отозвалась Катя.

— Да.

Катя приникла к окну. Буксир выглядел неуместно элегантным по сравнению с ржавым грузовым судном. Выплевывая дым из тонкой трубы, буксир вел огромный корабль к причалу.

Даже сквозь затемненное стекло автомобиля Касатонов различил приметные голубые контейнеры на грузовой палубе судна. Три таких контейнера стояли сразу за рулевой рубкой. Еще четыре — в верхнем ряду на носу.

Все семь контейнеров принадлежали компании грузоперевозок, которую контролировали Тони Ли и его тон.

Касатонов рассмеялся вслух при мысли о том, сколько хлопот должно быть у американских таможенных служащих.

— С чего это ты развеселился? — спросила Катя по-русски.

— Твой мистер Ли умен, — по-английски ответил Касатонов.

— Само собой. Я не связываюсь с дураками.

— Но Ли даст многим сто очков вперед, — продолжал Касатонов, переходя на русский. — Как говорят англичане, он вызывает у таможенных офицеров досаду, присущую только богачам.

Катя с трудом сдержала желание ущипнуть его.

— Объясни, — потребовала она.

— У американской таможенной службы существует целая система разведки, которая помогает отслеживать грузы из стран, где производят наркотики. В особенности из Бангкока.

— Поэтому я и не хотела, чтобы контейнеры были отправлены из Бангкока. Но ты заявлял, что доверяешь Ли, и утверждал, что он знает, как провезти шелк.

— На этом судне Ли отправил семь контейнеров. Причем все голубые. Все из одной компании, которую контролирует «Земля и небо». — Касатонов усмехнулся. — У американцев будет не меньше хлопот, чем у мух на куче дерьма.

— Ах, вот оно что! — протянула Катя. — И вправду хитро придумано. Только Ли известно, в каком контейнере спрятан контрабандный груз.

— А еще нам с тобой, — добавил Касатонов.

— Разумеется. Эта информация досталась нам недешево.

— Ну и напрасно. Нам должны были предоставить ее по первому требованию.

Катя слегка улыбнулась.

— Ли действительно умен, — произнесла она. — Никому в «Гармонии» не известны подробности работы его контрабандной сети.

— На этот раз — кроме нас.

Касатонов замолчал, присматриваясь к опознавательным номером на глухих стенках голубых контейнеров. Это было непросто, но помогал мощный бинокль и то, что машина обеспечивала устойчивую опору.

— Восемь-девять-три-три-пять, — пробормотал Касатонов по-русски.

— Который? Где?

От волнения и нетерпения Катя почти взвизгнула. Всего один шаг остался до исполнения ее мечты о богатстве и власти, которые раз и навсегда освободят ее от страха и тревог.

Безопасность — наконец-то!

Стоило лишь протянуть руку…

— Наш контейнер стоит в верхнем ряду, за фок-мачтой, — сообщил Касатонов.

— Значит, его выгрузят чуть ли не первым?

— Вероятно.

Катя нахмурилась:

— Я бы поступила иначе.

— И я тоже. Таможенники более бдительны вначале, а к концу досмотра обычно их рвение утихает.

Опустив бинокль, Касатонов взглянул на Катю. Та скорчила гримаску.

— Изменив порядок выгрузки, мы выдадим сами себя, — напомнила Катя.

Ответом Касатонова стало молчание.

Больше Кате ничего не требовалось. Оба они понимали, что «Гармония» — тщательно сбалансированная структура на фундаменте доверия и подозрений.

Но одеяние Будды имело слишком большое значение, чтобы довериться кому угодно. Ли попросили тайком перевезти через две границы стеклянную капсулу, и только. Только Катя и Касатонов знали, что находилось внутри, ибо человек, который смастерил капсулу и поместил внутрь шелк, был уже мертв.

По крайней мере пока все шло по плану Касатонова. Он догадывался, что Ли каким-то образом выведал, что находится в капсуле, точно так же как сам Касатонов узнал о способе перевозки.

— Сколько возни из-за какой-то тряпки, — буркнул Касатонов по-русски.

— Это для тебя тряпка, а для Кодзимуры — сразу и туринская плащаница, и святой Грааль.

— Вздор.

— Не будь на свете дураков, что стало бы с нами? — Пожала плечами Катя.

— Мы бы сдохли или обнищали, а это одно и то же.

Катя рассмеялась.

— Разгрузка началась, — пробормотал Касатонов.

Катя мгновенно обернулась к причалу.

Над головами портальные краны легко, как по маслу, переместились в нужное положение. Мощные автопогрузчики на восьми колесах съезжались к причалу, словно гигантская стальная саранча. По сигналу им предстояло разгрузить судно с головокружительной скоростью.

Катя постучала по стеклу, отделяющему ее от водителя и Тони Ли.

Стекло опустилось. Клубы дыма хлынули в роскошное отделение для пассажиров. С виду невозмутимый Тони Ли уже час курил одну за другой крепкие китайские сигареты.

Катя опустила стекло наружного окна черного «кадиллака».

— Катя! ѕ предостерегающе произнес Касатонов.

— Терпеть не могу китайский табак, — выпалила она по-русски. — Тем более в таком количестве.

С залива в машину ворвался холодный ветер. Расстояние до «Эсмеральды» не превышало сотни ярдов. С места на стоянке грузоперевозочной компании, где стояла машина, корабль был виден по частям, возвышаясь над колоннами аккуратно сложенных разноцветных контейнеров.

— Который из контейнеров наш? — спросила Катя у Ли по-английски.

— Тот, что снаружи, сразу за рубкой.

— Как спрятана капсула?

Ли прокашлялся, опустил стекло со своей стороны и сплюнул.

Катя с трудом сдержала гримасу отвращения. Манеры китайца стали еще более оскорбительными, чем обычно.

— В рисе, — ответил Ли. — В пакете риса «тай бае-мати».

— Неужели это не вызовет подозрений? — удивилась Катя. — Американцы сами экспортируют рис.

Ли усмехнулся.

— «Басмати» — излюбленный сорт американских гурманов. В этом контейнере двести пакетов.

— А капсула? Она тоже там? — спросил Касатонов.

— Да.

— Стекло — хрупкий материал.

— Не волнуйтесь, мистер Касатонов. В своем деле я знаю толк.

— Конечно, — поспешно подхватила Катя. — Вашему тону нет соперников в контрабанде.

Это была не лесть, а чистейшая правда. Ли сдержанно кивнул в знак признательности.

— Но меня больше беспокоит не стекло, а шпионы, — продолжала Катя.

Тони Ли со свистом втянул воздух в щель между передними зубами — признак раздражения.

— Тон «Земля и небо» располагает всецело преданными людьми, — заявил он.

Зная, какое отвращение вызывает у Ли фамильярность, Катя протянула руку и потрепала его по щеке.

— Я не хотела оскорбить вашу организацию, — ласково произнесла она. — Но мы все здесь — взрослые люди. Нам известно, что преданность в нашем ремесле — просто товар, такой же, как остальные.

Ли вновь шумно принялся втягивать ртом воздух.

Улыбнувшись, Катя убрала руку.

Механическая армия погрузчиков ринулась на «Эсмеральду». Послышался скрежет передвигаемых контейнеров и лязг металла. Портальный кран поднял один за другим три голубых контейнера, стоявших перед рубкой, и осторожно опустил их на причал.

Разгрузка палубы затянулась. Первый из четырех разместившихся там голубых контейнеров, под номером 89335, еще болтался на крюке крана, когда над заливом Эллиота послышался рокот темно-синего вертолета. Вертолет сделал круг над «Эсмеральдой», на некоторое время завис в воздухе, а потом снизился над выгруженными контейнерами.

И почти одновременно с улицы за оградой стоянки послышался вой сирен. Три машины промчались мимо изумленных охранников у ворот к причалу.

Машины были того же темно-синего цвета, что и вертолет. Визжа тормозами и завывая сиренами, они лавиро-,вали между погрузчиками и штабелями грузов, устремляясь к голубым контейнерам, только что сгруженным с «Эсмеральды».

Когда машины пронеслись мимо, Катя вжалась в спинку сиденья, словно боясь, что ее заметят. Эмблемы на крыльях машин было невозможно не узнать.

Катю внезапно затрясло.

— Таможенная служба США, — прошептала она. Крановщик начал опускать драгоценный контейнер на землю — прямо в руки таможенников.

Ли наблюдал за этой сценой с полнейшим безразличием. Его водитель вытянулся на переднем сиденье лимузина, надвинув фуражку на лоб. Сейчас жизнь каждого из них зависела от любого случайно сделанного шага.

— В чем дело? — по-английски спросила Катя. Протянув руку, Ли потрепал ее по щеке.

— Как и следовало ожидать, прибыли таможенники, — заявил он.

— Что это значит?

— Сейчас узнаете, — ответил Ли. С этими словами он развернулся и уставился в окно. Касатонов сдвинулся было с места, угрожающе воззрившись на китайца, но Катя остановила своего хладнокровного любовника еле заметным жестом.

— Подожди, — велела она по-русски.

— Если он предал нас… — на том же языке начал Касатонов.

— Да, — прервала Катя, тогда ты убьешь его.

— Как бы не опоздать.

— Для смерти всегда найдется время.

Прищурившись, Касатонов уставился на причал.

Подобно разгрузке судна, рейд таможенников был слаженным и быстрым. С десяток служащих таможни в еиних мундирах, с оружием в руках, выскочили из машин и зашныряли по причалу, обыскивая его.

Подъехало еще несколько машин. В отдельных фургонах прибыли собаки-ищейки с проводниками. Немецкие овчарки рвались с поводков, возбужденные и готовые к привычной работе.

Катя перевела взгляд на Тони Ли.

Он оставался безмятежным, точно бутон лотоса, бесстрастно наблюдая, как контейнер с современным рисом и древним шелком болтается на крюке крана, постепенно снижаясь — как раз над тем местом, где суетились таможенники.

Пальцы Касатонова сжались на лацкане бежевого шелкового пиджака Ли.

— Останови разгрузку, идиот! — рявкнул Касатонов. — Контейнер с капсулой еще не коснулся американской земли. Таможенники не имеют права досматривать его!

Обнаружив, что Касатонову известно, в каком контейнере спрятан шелк, Ли изумился, и его удивление тут же сменилось гневом.

Касатонов грубо встряхнул его.

— Да, болван, мы знаем, где он, — продолжал Касатонов. — Останови разгрузку, пока еще не поздно!

Ухмылка, расплывшаяся по лицу Ли, обнажила все его прокуренные зубы. Он рассмеялся в лицо Касатонову.

— Да, один из нас болван, но только не я, — отрезал Ли. — Сейчас убедитесь сами.

— Если мы потеряем капсулу, ты умрешь.

Ли снова издал издевательский смешок.

— Илья, смотри! — воскликнула Катя.

Не отпуская хихикающего китайца, Касатонов уставился в открытое окно.

Таможенники окружили три голубых контейнера, стоящих на земле. Экипаж «Эсмеральды» и команда грузчиков наблюдала за ними, остановившись поодаль. Один из таможенников взломал печати на двери контейнера. Тонкая металлическая проволока лопнула от слабого нажима.

Едва двое служащих таможни открыли контейнер, одна из собак ринулась внутрь и яростно накинулась на картонную коробку. Коробка лопнула и развалилась. Пластиковые пакеты высыпались из контейнера.

Собаки принялись рвать пакеты зубами. Столб белого мелкого порошка поднялся в воздух прежде, чем проводники сумели оттащить собак.

Таможенники и грузчики столпились вокруг поврежденного груза. Вертолет приземлился на причал. Воздушный поток от пропеллера поднял с земли белый порошок я разметал повсюду пустые пластиковые пакеты.

Ищейки гонялись за пакетами и рвали их, люди шарахались от собак. Несколько пакетов свалилось в воду между бортом «Эсмеральды» и причалом.

Ли продолжал хохотать.

— Что здесь смешного? — возмутилась Катя. — Это же катастрофа!

Ли продолжал смеяться, качая головой.

— Собаки, — наконец выговорил он, —Они отлична выдрессированы. Достаточно щепотки героина, чтобы они обезумели!

Катя уставилась на Ли так, словно и он вдруг сошел с ума.

— Контейнер 89335! — вдруг воскликнул Касатонов. — Катя, смотри!

Пока на причале царила суматоха, привлекая внимание экипажей других судов, крановщик продолжал опускать контейнер под номером 89335, сделав разворот над полосой воды у пирса.

Несколько грузчиков вынырнули из толпы, собравшейся вокруг остальных голубых контейнеров, и поспешили к тому, в котором был спрятан древний шелк. Поспешно подъехал автопогрузчик.

Погрузчик подхватил контейнер, пока толпа на причале следила за наркотической эйфорией собак. Машина покатила прочь с контейнером номер 89335, словно детенышем кенгуру в материнской сумке.

Спустя мгновение он исчез за трехэтажным штабелем контейнеров, которыми была заставлена большая часть причала.

Касатонов отпустил Ли.

— Ну ты и ловкач! — воскликнул Касатонов. — Сколько же тебе понадобилось героина?

— Килограмм.

Ли захихикал, наслаждаясь делом своих рук.

— А отсюда мне показалось, что там гораздо больше, — заметила Катя.

— Это героин грубого помола, — объяснил Ли. — Собаки различают только запах, но не качество.

Неспешно развернувшись, Ли смотрел на Касатонова в упор.

— Итак, — наконец произнес Ли, втягивая воздух между зубами, — вы мне не доверяете? Вы шпионите за мной?

— Само собой, — ровным тоном отозвался Касатонов. — Капсула имеет для нас слишком большую ценность.

— Да, люди из КНР ее дорого оценили, — подтвердил Ли, — но я не согласился на их предложение.

Касатонов промолчал.

— Кто из моего тона продал вам информацию? — бесстрастным тоном осведомился Ли. Касатонов пожал плечами.

— Сообщить мне об этом в ваших же интересах, — настаивал Ли. — Если этот человек продал информацию вам, то вполне способен продать ее кому-нибудь еще.

— Скажи ему, — велела Катя. — Он прав.

Касатонову больше незачем было медлить. Он ждал только сигнала от Кати, ибо этот разговор они обсудили заранее.

Лучше всего предоставить грязную работу Ли. Члены «Гармонии» забеспокоятся, узнав, что им угрожает опасность со стороны Касатонова.

— Рикки По, — ответил Касатонов. — Если не ошибаюсь, он ваша правая рука, ваш наместник в Бангкоке.

Ли снова кивнул. При этом слабая улыбка разочарования изменила сетку морщин на его лице.

— Рикки, Рикки, Рикки… — печально забормотал Ли. — Да, он моя правая рука. А теперь мне придется вызвать кого-нибудь из Гонконга, чтобы убить его. Какая досада!

— Если хотите, могу предложить помощь, — заявил Касатонов.

— Нет, спасибо.

— Какая разница, как он умрет? — пожал плечами Касатонов. — Человек, продающий чужие тайны эа жалкие десять тысяч канадских долларов, — кретин.

— Вы предлагаете убить человека, которого сами толкнули на предательство? — переспросил Ли.

— По вашим же словам, то, что может купить один человек, доступно и другому.

Ли перевел взгляд на Катю.

— Должно быть, в вашей «правой руке» есть примесь китайской крови: он понимает неизбежность жестокости. Вы доверяете ему?

Катя улыбнулась Касатонову.

— Моей правой руке? — переспросила она. — Разумеется. Кроме него, я не знаю ни одного человека, который был бы таким же безжалостным, как я.

Катя еще продолжала улыбаться, а Ли повернулся и что-то сказал по-китайски своему водителю.

«Кадиллак» рванулся с места, удаляясь от суматохи, царящей на причале.

 

Глава 23

К тому времени как таксист высадил Дэни перед джорджтаунской резиденцией «Риск лимитед», она уже начала сомневаться в своих подозрениях насчет Хеши.

Но воспоминания об опасностях в Лхасе и Арубе были еще слишком свежи в ее памяти. Она не могла избавиться от ощущения, что под привычной внешней оболочкой ее мир заметно изменился.

Двое садовников работали у аллеи, ведущей к особняку «Риск лимитед». Некоторое время Дэни пристально следила, как оба работника методично перекапывают мерзлую землю на цветочной клумбе. У обоих в ушах виднелись миниатюрные наушники — вроде тех, которыми Джилли научил пользоваться Дэни при работе с двухсторонним передатчиком.

Из кучи садовых инструментов, лежащей неподалеку от одного из садовников, выглядывал «узи».

Была ли здесь прежде такая охрана? А может, она ее просто не замечала? Задавая себе эти вопросы, Дэни шагала по аллее к дому.

Скорее всего в прошлый раз она не обратила на мнимых садовников никакого внимания. Полтора месяца назад она была не в состоянии заметить наушники или автомат и решила, что садовники всего-навсего сажают тюльпаны к следующей весне.

Напрасно Хенли пригрозил ей, воспользовавшись служебным положением.

Садовники исподтишка, но пристально оглядели Дэни.

Дэни вежливо кивнула каждому.

Один слегка улыбнулся в ответ. Второй что-то пробормотал в скрытый микрофон.

Дэни не успела дотронуться до звонка, как Кассандра Редпас открыла дверь.

— Входи, — пригласила Редпас. — Джилли готовит чай в конференц-зале. Там и поговорим.

— Чай с маслом?

Редпас состроила гримаску, увидев, какой надеждой озарилось лицо Дэни, и закрыла за ней дверь.

— Ох уж эти мне любители экзотики! Что ты, что Шон, — пробормотала она, качая головой. — Будучи дипломатом, я слишком часто была вынуждена поглощать иностранные «деликатесы». Но другой такой гадости, как чай с маслом, я не пробовала.

— По правде говоря, сегодня я бы променяла его на суп минестроне, — задумчиво проговорила Дэни. Редпас улыбнулась:

— И я тоже. Кстати, утром мы с Джилли как раз готовили минестроне. Должно быть, от него еще что-нибудь осталось.

— А григорианский хорал к нему найдется?

— Хочешь выбросить из головы все лишнее?

— Да, — откровенно призналась Дэни.

— Это можно устроить.

— Какое блаженство!

— Большинство людей предъявляют к блаженству несколько иные требования, — заметила Редпас, ведя Дэни в глубину дома.

— Жизнь в Лхасе упростила мои потребности, — сухо объяснила Дэни. — Прежде я останавливалась понюхать каждый цветок, который только попадался на пути.

Обе женщины прошли через общие комнаты здания. За ними закрылась дверь особой конструкции.

— Наконец-то! — вздохнула Редпас. — Здесь нас никто не услышит. Так что же случилось?

— Помнишь Хенли Кейджа?

— Еще бы! Он был одним из моих самых честолюбивых и наименее склонных к официозу студентов. Теперь он заведует твоей кафедрой. Он разрешил тебе сотрудничать с нами.

— А теперь запретил.

Редпас повернулась и уставилась на Дэни ярко-зелеными глазами. Дэни показалось, что ее просвечивают изумрудными лазерами.

— Только между нами, — предупредила Дэни. — Хенли заявил, что если я и впредь буду пренебрегать своими академическими обязанностями ради работы с вами, то мое дальнейшее избрание может не состояться.

Пепельные брови Редпас удивленно приподнялись.

— Но когда я попросила у него письменное распоряжение, — продолжала Дэни, — он отказал мне.

Словно чем-то разочарованная, Редпас покачала головой, шагая вперед. Дэни последовала за ней.

— Я знала, что Хенли не назовешь нашим преданным другом, но и представить себе не могла, что он враг, — пробормотала Редпас.

— А я в этом не уверена, — возразила Дэни. — Чем дольше я думаю о нашем разговоре, тем сильнее убеждаюсь: Хенли был скорее гонцом, нежели плохой вестью.

— Любопытно… — протянула Редпас, останавливаясь перед закрытой дверью. — Почему ты так решила?

— Хенли проделал огромную работу в провинциях Сианя и других районах Китая. У него имеются обширные связи с деятелями культуры в Пекине. Почти все исследования Хенли зависят от его китайских знакомых.

— Значит, он, в сущности, агент КНР.

Дэни кивнула.

— А может, у меня просто приступ паранойи.

— Но даже у параноиков…

— …бывают настоящие враги, — подхватила Дэни и содрогнулась. — Я прихватила с собой все документы «Риск лимитед», которые оставались у меня в кабинете.

Редпас вгляделась в ее напряженное, бледное лицо.

— Дэни, еще не поздно оставить все документы нам, вернуться к себе в кабинет и сказать Хенли, что ты прозрела и увидела свет.

Дэни медленно покачала толовой.

— Да, я прозрела, — прошептала она, — но увидела не свет, а мрак, по сравнению с которым бледнеет даже средневековье.

Редпас мягко коснулась плеча молодой женщины.

— Подумай как следует, — настаивала она. — Ты оказала нам неоценимую помощь, но теперь тучи сгущаются.

— Неужели кто-нибудь еще совершил ошибку? Может быть, Шон? — воскликнула Дэни, встревоженная не на шутку. — С ним все в порядке?

— Он здесь, за дверью, — поспешила успокоить ее Редпас.

У Дэни словно гора с плеч свалилась.

— А я боялась, что он опять в Лхасе, на Арубе или в еще более опасном месте, — призналась она. — Я даже не знала, где он, не ранен ли, или…

Сочувственная улыбка смягчила черты лица Кассандры.

— Шон с головой ушел в работу над файлами из «Гармонии» — он проверяет новые программы дешифровки по мере того, как наши хакеры пишут их, — объяснила она. — В последнее время он совсем потерял сон, так что на многое не надейся.

Лицо Дэни стало непроницаемым.

— А почему я должна чего-то ждать от Шона?

— Да я не имела в виду ничего такого! — поспешила заверить ее Редпас. — Просто ни я, ни Джилли никогда не видели Шона в таком мрачном настроении.

— Разве святые бывают мрачными? — с ноткой горечи спросила Дэни.

— Шон не святой.

— Ну, в этом ты меня не переубедишь.

Редпас старательно скрыла улыбку.

— Значит, я все-таки не ошиблась?

Дэни упрямо молчала.

— Если это тебя утешит, — продолжала Редпас, — Джилли подумывает, как бы утащить Шона в спортивный зал и выбить из него всю дурь.

— Тогда ему придется попотеть.

— Не ему, а им обоим.

Дэни выдавила улыбку.

— Не будем об этом. Я переживала ошибки и похуже, чем Шон Кроу.

— Ты уверена, что он ошибка?

— Нет, это он уверен насчет меня.

В наступившем молчании Редпас подбирала слова с тщательностью дипломата, которым когда-то была.

— В прежнем мире, — медленно начала она, — который давно исчез, пути воинов и женщин обычно не пересекались. Но теперь все обстоит иначе. Теперь находятся женщины, воюющие бок о бок с любимыми. Враги ненавидят их, но… — Она пожала плечами. — Человек ко всему привыкает. Как бы мучительно это ни было.

Взглянув на Редпас, Дэни только теперь поняла, как смертельно устала эта женщина. Но вопреки всему Кассандра Редпас поражала неиссякаемой жизненной силой.

Насчет блестящего ума и компетентности Редпас Хенли был прав, подумала Дэни. Он ошибся лишь в одном — назвал ее ренегатом.

— В чем дело? — спросила Дэни. — Только не пытайся отделаться отговорками.

— Касатонов пытался обменять жизнь Джиллеспи на мое согласие заключить союз с «Гармонией».

— Что? Когда?

— Пока вы находились на Арубе, Касатонов перехватил меня на улице. Пока мы беседовали, его сообщники пытались убить Джилли в Майами.

— О Господи!

— Джилли не дал себя в обиду. А я осталась жива только по одной причине, — добавила Редпас, — Касатонов не верил, что я совершенно беспомощна.

Единственным ответом Дэни стало восклицание, напоминающее одновременно смешок и проклятие.

— В таком случае Кате тоже повезло, — заявила она. — Шон мог бы прикончить ее.

— Да, он рассказывал. Хорошо, что он этого не сделал, — не только для него самого, но и для нас. Содержимое Катиного сейфа на многое пролило свет. Несчастный ребенок…

Редпас замолчала, медленно качая головой.

— А мне Шон сказал только, что не нашел шелк, — проговорила Дэни.

— Он оберегал тебя. В сейфе Кати не нашлось ничего полезного для нас.

Пока Дэни размышляла над этими словами, Редпас открыла дверь в конференц-зал и мягко подтолкнула Дэни вперед.

Невозможно было представить себе комнату, отличавшуюся от внушительной библиотеки Редпас разительнее, чем этот конференц-зал. Здесь тоже имелись книги, но бросались в глаза шесть компьютеров, дюжина многоканальных телефонов и множество другой, менее определенной электронной аппаратуры, расставленной по всему залу.

Дэни быстро отыскала взглядом Шона.

Он сидел к ней спиной. На нем были наушники вроде тех, что надевают диспетчеры в аэропортах, — легкие, большие, сложной конструкции.

Экран перед Шоном заполняли бессмысленные комбинации цифр, символов и букв. Он смотрел на них так пристально, словно надеялся разгадать шифр с помощью одной лишь силы воли.

— Кто-нибудь еще желает минестроне? — спросила Редпас.

Джиллеспи оторвался от кипы бумаг. Рядом с ним на столе поблескивал элегантный современный серебряный чайный сервиз с неизбежными разнообразными сортами печенья, молоком и сахаром.

На носу Джиллеспи сидели бифокальные очки. Он выглядел раздраженным и усталым, словно человек, повидавший в жизни всякого алчности и глупости, смерти и боли.

— Нет, спасибо, — отозвался Джиллеспи, — но я позвоню на кухню.

— Я сама, — поспешила остановить его Редпас.

Шон даже не оторвался от экрана. Зашифрованные файлы взирали на него глазами тысяч мертвецов.

Выделив все, что находилось на экране, он нажал несколько клавиш.

Курсор превратился в крохотный голубой шарик и начал вращаться. Это вращение указывало оператору, что компьютер ведет работу, несмотря на отсутствие видимых результатов на экране.

— Дэни только что получила завуалированное предостережение, по всей вероятности, от КНР, — сообщила Редпас.

Шон обернулся и окинул Дэни взглядом, словно проверяя, цела ли она, а затем устремил воспаленные глаза на Редпас.

— Им известно об Арубе? — спросил Шон.

Редпас выжидательно уставилась на Дэни.

— Хенли увидел у меня на столе книгу о Карибских островах, — ответила Дэни. — А я объяснила, что провела там отпуск.

— И он поверил? — недоверчиво поинтересовался Шон.

— Похоже, да. Он сразу перешел к монографии о шелкопрядах.

Шон повернулся к Джиллеспи.

— Ничего страшного, дружище, — успокоил его Джиллеспи. — До меня не доходило никаких сигналов о том, что вас с Дэни заметили на Арубе, а тем более что компьютер Царицы дал утечку информации.

— Кому-то в КНР известно о Дэни, ровным тоном проговорил Шон.

— В Лхасе, — поправила Редпас.

— Может быть. А скорее всего гораздо ближе к дому.

— По-моему, Хенли Кейдж тут ни при чем, — высказалась Редпас.

— Но утечка с его стороны гораздо вероятнее, чем со стороны монахов Лазурной секты, — возразил Шон. — Я как следует проверю его. Как можно подробнее.

Редпас и Джиллеспи обменялись взглядами, понятными только им двоим.

— Я поручу это дело Уокеру, — заявила Редпас.

— Как хочешь, — покладисто согласился Шон. Он повернулся к Дэни:

— Надеюсь, ты прихватила с собой одежду. Ты останешься здесь, а если и выйдешь отсюда, то только в сопровождении телохранителей.

Не дожидаясь ответа, он вернулся к экрану компьютера. Голубой шарик по-прежнему вращался, а компьютер пытался расшифровать закодированный файл.

— Есть успехи? — поинтересовалась Редпас. Ей ответил Джиллеспи:

— Шифр явно советский — наследие холодной войны. На редкость запутанная штука.

— А что говорят наши хакеры? — продолжала расспросы Редпас.

— Ничего определенного. Доводят до ума программу расшифровки, выуженную из компьютера службы национальной безопасности.

Вращающийся шарик на экране Шона остановился. Все уставились на монитор. На жуткую алфавитную мешанину.

— Белиберда, — вынес вердикт Шон. — Девятая версия отпадает.

— Они только что прислали по модему десятую, — сообщил Джиллеспи. — Файл с тем же именем, под номером десять. Говорят, что для некоторых файлов эта программа может сработать, но скорее всего не сработает вообще. Эту Катю на мякине не проведешь.

Шон вновь выделил подсветкой все содержимое экрана, набрал комбинацию букв и цифр и замер в ожидании.

Крохотный голубой шарик вращался, компьютер пережевывал символы и сочетания согласно инструкциям новой программы расшифровки.

Внезапно на экране возникло двадцать строк тарабарщины.

Вглядевшись в буквы на экране, Шон вновь выделил все двадцать строк и запустил электронный переводчик.

На экран высыпали вполне пригодные для чтения слова и фразы.

— Наконец-то! — протянул Шон.

Джиллеспи стремительным движением вскочил со стула и выбрался из-за стола. Его черные глаза впились в экран поверх плеча Шона.

— «Пятьдесят один есть, осталось сто тридцать», — прочел Шон.

— Что это значит? — удивилась Редпас.

— Резонный вопрос, — пробормотал Джилли.

— Какая-то памятная запись, — предположил Шон. Редпас и Дэни подошли поближе и встали за спиной Шона, разглядывая на экране ряд аббревиатур и цифр.

— Вполне возможно, сокращения русские, — пробурчал Шон.

Потянувшись к ближайшему телефону, он набрал внутренний номер.

— Говорит центр, — произнес он в трубку. — Для вас есть кое-что любопытное.

Несколько минут спустя в комнату вошел Бостон. За дни, прошедшие после встречи с Шоном и Дэни, его лицо, казалось, постарело на десятки лет.

— Сожалею о том, что… случилось с вашим братом, тихо произнесла Дэни.

Ее тон искупил краткость соболезнования. Она не просто отдавала дань вежливости, а вкладывала в каждое слово искренние чувства.

— Спасибо, — тихо отозвался Бостон. — Он будет отомщен.

Так оно и будет, подумала Дэни,

— Вам это что-нибудь говорит? — спросил Шон, указывая на экран.

Джиллеспи отступил в сторону, пропуская Бостона к компьютеру.

Бостон пригнулся и внимательно уставился на экран.

— Да, — наконец кивнул он, вкладывая безмерное удовлетворение в это короткое слово.

Бостон указал на группу букв и цифр — АА491 AR-MIA.

— Это транзитный рейс компании «Американские авиалинии» между Арубой и Майами, — объяснил Бостон.

— Вы уверены? — переспросил Шон.

— Я не раз отправлял этим рейсом гостей поместья.

— А как насчет остального?

Бостон просмотрел весь документ,

— В таком виде Царица выдавала мне списки, когда требовалось встретить прибывающих мафиози, наконец сказал он.

Шон вернул курсор на начало документа и снова быстро просмотрел его.

— Маршрут путешествия, — произнес он. — Нет, несколько маршрутов.

Он насчитал номера рейсов, названия авиакомпаний и аэропортов для десяти пассажиров.

— Двое из Москвы, рейсом «Аэрофлота», — подытожил он. — По одному из Рима, Парижа и Лондона — сначала международным рейсом до Нью-Йорка, а потом — внутренним рейсом американской авиакомпании.

Редпас и Джиллеспи молча переглянулись.

— Еще трое прилетели в Майами из трех мест на Карибских островах, — медленно продолжал Шон. — И сделали одинаковую пересадку.

Он указал на десятый пункт документа — аббревиатура в нем была незнакома Шону.

— ВЯА 511, — прочел он. — Это еще что такое?

— «Всеяпонские авиалинии», — опередила Бостона Дэни.

— Ну разумеется! — отозвался Шон и потряс головой, словно желая прояснить мысли. — Как это я не додумался?

— Тебе давно пора выспаться как следует, — вмешалась Редпас.

Шон пропустил ее слова мимо ушей.

— Все маршруты помечены одной и той же датой, — указала Дэни. — Значит, сегодня все они в пути.

— Да, но зачем? — перебил Шон.

Ему никто не ответил.

Редпас вопросительно взглянула на Бостона.

— Сожалею, но об этом мне ничего не известно.

Уроженец Арубы уставился на экран так пристально, словно надеялся заставить аббревиатуры и запутанные номера заговорить силой своей жажды мести.

— Имеющий доступ к системе бронирования авиабилетов мог бы сообщить нам, кто такие эти пассажиры, куда они направляются и когда прибудут на место, — произнес Шон.

— Я займусь этим, — отозвался Джиллеспи.

Он направился к другому компьютеру, скопировал, файл с экрана Шона и набрал номер.

— Готово, — произнес он спустя минуту. — Отправляю.

Набрав несколько символов, Джиллеспи переслал документ на другой компьютер сети «Риск лимитед».

Шон вызвал на экран второй файл, на первый взгляд казавшийся полнейшей абракадаброй. Программа дешифровки под номером десять работала над ним дольше, чем над первым.

Голубой шарик непрерывно вращался.

— Бостон, попытайтесь отдохнуть, — предложила Редпас. — Если вы проголодались, то на кухне есть минестроне, заказанный для Дэни. Там хватит на двоих.

— Если я вам понадоблюсь… — начал Бостон.

— Мы свяжемся с вами, — перебил Шон неожиданно мягким голосом, — а пока отдыхайте.

Он не добавил, что Бостон выглядит как ходячий мертвец.

Бостон устало кивнул и покинул комнату.

— Ты узнал что-нибудь новое о шелке, пока меня не было? — спросила Редпас у Шона.

— Ты отсутствовала всего несколько минут, — напомнил Шон.

Редпас прищурилась.

— В следующий раз дверь пойдешь открывать ты, — предупредила она.

— Только если по другую сторону будет ждать Касатонов, — уточнил Шон.

— Он мой! — вмешался Джиллеспи. — Не забывай об этом, приятель.

Взглянув в глаза Джиллеспи, Шон решил, что спорить бессмысленно.

— Ни в одном из документов, которые мы пытались расшифровать, не упоминалось о шелке, — объяснил Джиллеспи.

— По-моему, всю операцию спланировал Касатонов, — предположил Шон. — Он почти всегда работает в одиночку.

— Значит, ты должен понимать его, — не задумываясь, выпалила Дэни.

— То есть? — холодно осведомился Шон.

— Ты ясно дал мне понять, что предпочитаешь работать в одиночку. Как бы ты поступил на месте Касатонова?

— Меньше всего мне бы хотелось передавать шелк Тони Ли.

— Однако ты бы сделал это, если бы не нашел другого выхода, — подхватила Редпас. Шон пожал плечами:

— А потом я ни на минуту ие спускал бы глаз с этого скользкого типа.

— В этом и состоит главная проблема преступного мира, — пояснила Редпас. — Выходя за рамки договоренностей, остается полагаться только на себя.

— Удивительно, как это «Гармония» до сих пор не развалилась, — пробормотала Дэни,

— Благодаря Кате, — просто объяснил Шон.

— Или Касатонову, — поправила Редпас. — Предложение, которое он сделал мне, было недвусмысленным и соблазнительным, если не сказать большего.

Джиллеспи издал леденящий кровь клич, который был бы вполне уместен на поле боя.

Дэни в изумлении оглянулась.

— Попались! — выпалил Джиллеспи, глядя на экран компьютера.

— Где? — живо откликнулся Шон.

— В Сиэтле. Ну, леди и джентльмены, собирайтесь! Мы отправляемся на охоту.

— Дэни никуда не едет, — прервал его Шон, — Она останется здесь, под охраной.

— Может, передумаешь? — фыркнула Дэни.

— Ни за что.

— Как бы не так! Ты забыл, что из всех вас только я могу узнать шелк в темноте?

Об этом Шон не забывал.

И понимал, что радоваться тут нечему.

 

Глава 24

— Сделай распечатку, Джилли, — коротко попросила Редпас, оборвав едва успевшую начаться перепалку между Дэни и Шоном. — И заодно выведи, пожалуйста, Катины файлы.

Лазерный принтер начал ритмично выдавать листы бумаги один за другим. Редпас кружила вокруг машины, как орел над стремниной, вытаскивая из ее пасти листы, как только за них можно было ухватиться.

Шон маячил за ее спиной, просматривая бумаги одну за другой.

— Ручаюсь, этот агент авиакомпании влюблен в Катю, — произнес он, проглядев несколько страниц.

— Это еще почему? — удивилась Дэни, заглядывая через плечо Шона.

Ноздри Шона дрогнули, едва он уловил присущий только Дэни аромат. От внезапного головокружения, с которым он был не в силах сладить, его кровь забурлила.

Прошло всего два дня.

— За бронирование билетов первого класса полагаются самые высокие комиссионные, — сдавленным голосом пояснил он.

— Я не узнаю ни одного имени, — заметила Дэни.

— Билеты были заказаны по фальшивым документам, — рассеянно отозвалась Редпас. — Без списка из компьютера Кати мы не сумеем разобраться, о ком идет речь.

— Должно быть, это для Спаньолини заказан билет на завтрашний рейс компании «Алиталия» из Милана, — заметил Шон. — Он путешествует под фамилией Бутта-фуко.

Редпас схватила блокнот и принялась строчить в нем, по месту вылета догадываясь, кто скрывается под вымышленными именами.

— А что это… — начал было Шон. Редпас подняла руку, требуя тишины. Спустя несколько минут она зачитала составленный список.

— Глава корсиканской мафии вылетает под именем Жака Ревеля прямым рейсом из Марселя, — объявила она.

Шон взглянул на освещенную карту мира, разделенного на временные пояса.

— Он будет в воздухе через четыре часа, — отозвался Шон.

— Катя и Касатонов уже в пути, — продолжала Редпас, взглянув на часы, — как и наш давний приятель Тони Ли, который направляется… минутку… да, так и есть: Ванкувер, Британская Колумбия.

— Ванкувер? Я думал, остальные летят в Сиэтл, — удивился Шон.

— Ты не ошибся. А Тони Ли вылетел сегодня утром по сезонному билету, — пояснила Редпас.

— Тогда все ясно, — вступил в разговор Джиллеспи. — Недавно нам стало известно, что Ли приобрел канадские дорожные документы, чтобы навещать филиал своего тона в Ванкувере. Похоже, он наезжает и в Штаты.

— Разве он не значится в черном списке таможенных и иммиграционных служб? — спросил Шон.

— По-моему, да, — задумался Джиллеспи. — Попробую выяснить.

— Только без шума, — посоветовала Редпас. —Пусть рыбка поплавает в ожидании нашей подсечки.

— Есть провернуть это дело без шума, босс! ѕ Сняв трубку телефона, Джилли начал набирать номера.

— Где же сейчас Ли? — спросила Дэни.

Редпас просмотрела расшифрованные записи Кати.

— В отеле «Четыре времени года» в Сиэтле, — ответила она. — Как нам повезло с этим файлом, Шон!

— Лучше бы нам повезло с шелком, — откликнулся он.

— Зато теперь у нас есть информация, какая нам прежде и не снилась.

Дэни заглянула через плечо Редпас.

— Они все остановятся в «Четырех временах года»? — спросила Дэни.

— Похоже, да, — кивнула Редпас. — На послезавтра в одном из лучших ресторанов Сиэтла заказан ужин.

— В «Несравненных бифштексах Сиэтла», — сухо уточнила Дэни. — Интересно, они не перережут друг другу глотки за «Кровавой Мэри»?

Шон подавил смешок.

— Нечего и надеяться, — вмешался Джиллеспи, поднимаясь. — Предстоит самая крупная международная встреча лидеров преступных организаций в истории. По сравнению с ней то сборище в Аппалачах, в 1957 году, покажется не более чем встречей выпускников начальной школы.

— Значит, придется опять выяснять отношения с ФБР, — заметил Шон.

— Вряд ли, — возразил Джиллеспи. — Подобные события не входят в сферу компетенции бюро и управления.

— Другими словами, — подхватила Редпас, — никто ни за что не отвечает и никому ни до чего нет дела.

— Что верно, то верно, — пробормотал Джиллеспи.

— Впрочем, какая разница? — пожала плечами Редпас. — Эти люди не возят с собой ни мешки с героином, ни «узи».

— Да, каждый из них будет непорочен и чист, как ноготь на пальце хирурга, — согласился Джиллеспи. — Просто некая коалиция всех цветов радуги собирается, чтобы поболтать о возможностях мировой преступности.

— Все они путешествуют под вымышленными именами, — напомнил Шон. — В Штатах еще существуют законы.

— Которые по-прежнему обходят, — с отвращением подхватил Джиллеспи. — В случае чего они просто предложат в качестве залога десять тысяч баксов и пойдут своей дорогой.

— Неужели нам ничего не удастся предпринять? — спросила Дэни.

— По официальным каналам — да, — подтвердила Редпас. — Члены «Гармонии» умеют уклоняться от грязной работы.

Шон вновь стал изучать списки.

— Юкио Кояма. — прочел он. — Это вымышленное имя Кодзимуры?

— Нет, — покачала головой Редпас. — Он путешествует под именем Фудзивара.

Нахмурившись, Шон и Редпас начали сравнивать имена и расписания рейсов.

— Темная лошадка, — наконец проговорил Шон. — Думаешь, он отправился в поездку под собственным именем?

— Джилли, у нас есть какие-нибудь сведения о Юкяо Кояме? — осведомилась Редпас.

Джиллеспи ввел в компьютер ряд команд поиска и затих в ожидании.

— В зашифрованных файлах — ничего, — объявил он спустя минуту.

— Странно, — протянула Редпас. — Посмотри везде.

Гибкие, словно выточенные из черного дерева пальцы Джиллеспи вновь заплясали по клавиатуре, вызывая базы данных.

— Он здесь, в открытом файле!

Редпас насторожилась. Джиллеспи негромко присвистнул:

— Вот это добыча, босс! Он чист перед законом как стеклышко.

Шон уставился на экран компьютера Джиллеспи.

— Японский промышленник, — вслух прочел Кроу.

— Президент одной из крупнейших финансовых холдинговых компаний Токио, советник в администрациях нескольких последних премьер-министров, — добавил Джиллеспи.

— Если Кояма столь безупречный образец гражданина, что связывает его с «Гармонией»? — спросил Шон.

— Резонный вопрос, — отозвалась Редпас. — Ну, что там, Джилли?

Тот снова склонился над клавиатурой. Спустя несколько минут Джиллеспи поднял голову:

— Ничего интересного, босс. По сравнению с этим Коямой даже архиепископ Кентерберийский покажется отпетым головорезом.

— Но не можем же мы просто сидеть и ждать у моря погоды! — выпалил Шон. — Если мы не вернем шелк, то нам придется дорого поплатиться — причем не только «Риск лимитед», но и тибетским монахам!

От нескрываемого гнева в его голосе Дэни поморщилась. Дзен-киборг с Арубы исчез. Шон превратился в человека, чаша терпения которого давно переполнилась.

«В Лхасе ом вместо шелка спас меня, — тоскливо подумала Дэни. — Может, потому и не желает меня видеть?»

— У меня есть знакомый, который мог бы нам помочь, — вдруг произнесла Дэни, не успев как следует обдумать свое предложение.

— Кто? — встрепенулся Шон. — Надеюсь, не этот кретин Хенли?

— Нет, не он, а человек, занимающий… весьма выгодное положение.

— Мы умеем хранить чужие секреты, — сообщила Редпас.

Дэни вытащила из сумки записную книжку, нашла номер и направилась к ближайшему телефону.

Все присутствующие в комнате сделали вид, что не слушают ее.

Дэни сделала несколько телефонных звонков, разговаривая приглушенным голосом с кем-то невидимым, потом еще с кем-то, уже подольше, и, наконец, повесила трубку.

— Том будет ждать меня в галерее Ренвик через пятнадцать минут, — объявила она.

— Какого черта… — начал Шон.

— Поезжай с ней, — перебил Джиллеспи. — А я останусь с Кассандрой.

Судя по виду Шона, приказ его не обрадовал, но спорить он не стал. Пока Джиллеспи вызывал машину, Шон повернулся к Дэни.

— Ты уверена, что он не в состоянии приехать сюда? — спросил он.

— Полностью. Зато в Ренвике у него безупречное алиби.

— Тогда идем. Время работает на «Гармонию».

— Погоди, — остановила его Дэни. — На этот раз главной буду я. Том — мой друг, я знаю, как надо общаться с ним.

Вопреки ожиданиям Дэни, что Шон откажется наотрез, он только улыбнулся и указал рукой на дверь со словами:

— Только после вас, босс.

Дэни предпочла бы увидеть на его лице менее хищную улыбку.

Она быстро прошла мимо Шона. Как только они покинули резиденцию и сели в машину, Кроу вновь повернулся к Дэни с явным намерением засыпать ее вопросами.

— Прошу прощения, — перебил водитель, — но Кассандра распорядилась перед встречей накормить мисс Уоррен супом.

— Каким еще супом? Уокер, что за чертовщину ты несешь? — возмутился Шон.

— Минестроне, — невозмутимо отозвался Уокер. — Судок в баре возле сиденья.

— Постой, ты же должен был проверить Хенли, — спохватился Шон.

— Джилли велел передать это дело кому-нибудь другому. Тому, кто не выбивает на учениях сто очков из ста возможных.

Дэни присмотрелась к водителю. В ухе у него виднелся наушник двустороннего передатчика.

Дэни задумалась над тем, осталась ли еще у него под ногтями земля с клумбы.

Перед носом Дэни появилась чашка супа минестроне, дымящаяся в длинных пальцах Шона.

— Ешь, — коротко приказал он. — Судя по виду, ты живой труп.

— Благодарю. Ты тоже чудесно выглядишь.

— Ешь, или я впихну его в тебя силой.

— Опять обещания? — пробормотала Дэни.

И она принялась за суп со скоростью и ловкостью путешественницы, привыкшей к обжигающему вареву в промозглых шатрах Тибета.

Шон наблюдал, как Дэни орудует ложкой, и старался не вспоминать вкус ее губ.

Наконец она с удовольствием облизала пластмассовую ложку.

Шон резко отвернулся.

— Кто этот твой друг? — хмуро спросил он. Вместо ответа Дэни еще раз облизала ложку, словно осталась недовольна ее чистотой и блеском.

— Не знаю, правильно ли я поступила, взяв тебя с собой, — наконец произнесла она. — Мы с Томом об этом не договаривались.

— Убийцы не играют по правилам.

Некоторое время в машине слышался только шорох пластмассы — Дэни выскребала из судка последние аппетитные капли и слизывала их с ложки. Так повторилось несколько раз.

Шон старался не смотреть на нее. Но это было все равно что увидеть рассвет раньше ночи — немыслимо.

— Дэни… — начал Шон почти хриплым голосом.

— Том, — быстро перебила Дэни. — Зови его Томом.

— Кого?

— Томоидэ Ноду, — нехотя уточнила Дэни. Автомобиль плавно затормозил перед галереей Ренвик. Это здание торчало, как аляповато одетый страж, рядом с Блейр-хаус, по другую сторону Пенсильвания-авеню от Белого дома.

Интерьер галереи Ренвик, выстроенной в викторианском стиле из красного песчаника, напоминал безлюдную церковь. Как музей, галерея Ренвик гордилась тем, что служит местом проведения эзотерических шоу в Вашингтоне. В Ренвике бывали только истинные поклонники таинственных искусств и ремесел да изредка забредали замерзшие туристы и бездомные.

— Хвоста нет, — доложил Уокер.

— Подними стекло, — велел Шон. Пуленепробиваемое стекло поднялось, отделив водителя от пассажиров.

— В чем дело? — без обиняков спросил Шон у спутницы. — Ты боишься, что я начну допрашивать твоего приятеля, угрожая оружием?

— В таком состоянии ты способен на что угодно, а Том в отличие от меня еще ни в чем перед тобой не провинился.

— Что это значит?

— Сначала из-за меня ты упустил шелк, потом я… — Дэни вспыхнула. — Чуть не заставила тебя нарушить твой дурацкий обет. Только прошу тебя, не срывай зло на Томе.

— Я не сержусь на тебя ни за то, ни за другое.

— Тогда забудь об этом.

— Само собой, — сухо откликнулся Шон, — забуду, когда перестану дышать.

Дэни прикусила нижнюю губу.

Шон отвернулся.

— Послушай, — начал он спустя минуту, — я разрешу тебе поговорить с Томом самой, но буду сопровождать тебя. Договорились?

Помедлив, Дэни вздохнула:

— Ладно.

— Подожди, я открою твою дверь.

Шон вышел, обошел вокруг машины и открыл дверцу со стороны Дэни. Половина пуговиц на его твидовом пиджаке была расстегнута. Пока они поднимались к входной двери, налетел ветер, и Дэни на миг увидела под распахнувшимся пиджаком Шона наплечную кобуру с пистолетом.

Она вновь спросила себя, правильно ли поступила, подвергая Томоидэ Ноду возможной опасности.

Но теперь менять решение было уже слишком поздно. Шон открыл входную дверь. Мысленно помолившись, Дэни шагнула через порог.

— Начнем с главного зала, — отчетливо произнесла она.

— Как скажешь, дорогая.

Дэни прижалась боком к Шону.

— Не забывай, — приглушенно произнесла она, — Том сделал мне личное одолжение, согласившись встретиться. Ему платят не за то, чтобы он рисковал собственной шеей.

Шон задумался о том, насколько личным было это одолжение, но поостерегся задать свой вопрос вслух.

— Давний приятель? — деловито осведомился он.

— Он атташе по культуре из японского посольства. Мы знакомы несколько лет.

Шон обвел взглядом ряды застекленных витрин главного зала. В каждой содержались искусно расшитые шелковые одеяния со складчатыми, растянутыми веером подолами. Цветовая гамма повергала посетителей в изумление. Судя по качеству работы, мастера преодолели барьер, отделяющий ремесленничество от искусства.

— Эта выставка кимоно организована Томом? — спросил Шон.

— Да. Это лучшая коллекция современного шелка, которой японцы когда-либо позволяли покидать пределы своей страны.

— Впечатляющее зрелище.

— Помни, — приглушенно и торопливо пробормотала Дэни, — Том многого лишится, если такое влиятельное лицо, как Кояма, заподозрит его в сочувствии «Риск лимитед».

Шон не ответил, с наслаждением вдыхая свежий аромат волос Дэни.

— Эта выставка — убедительный предлог, благодаря которому Том смог покинуть посольство и встретиться с нами, — продолжала она, — так что постарайся проявить к ней неподдельный интерес.

— Насколько близки твои отношения с ним?

— Это личный вопрос или профессиональный?

— Для японцев это одно и то же, — пояснил Шон. — У дипломатов существуют собственные правила. Может, Том считает, что предстоящая встреча обеспечит какую-то выгоду ему или его правительству?

— Том вырос в Сан-Франциско. Он не только японец, но и американец.

Склонившись, Шон скользнул губами по блестящим волосам Дэни.

— Будь осторожна, — прошептал он ей на ухо. — То же правительство, которое платит жалованье твоему другу, лебезит перед Коямой. Должно быть, старина Том уже понял, откуда ветер дует.

— В душе он художник, а не дипломат, увлеченный играми власти.

— Когда у художников нет такой роскоши, как доспехи цивилизации, им поневоле приходится интересоваться играми власти, — возразил Шон. — Именно тогда они обращаются к таким людям, как ты и я. Мы их доспехи.

Дэни почти беспомощно рассмеялась.

— Странный вы человек, Шон Кроу, — прошептала она. — Вы и вправду считаете свою силу щитом.

— На что еще она годится, кроме копания канав?

— Некоторые мужчины считают силу своим оружием, а не щитом и не инструментом.

Шон не успел ответить: он услышал приближающиеся шаги и быстро повернулся, встав между Дэни и появившимся незнакомцем.

— Это Том, — тихо предупредила Дэни.

Шон отступил в сторону.

Японский атташе спустился по каменным ступеням с гибкой грацией гимнаста. На редкость пропорционально сложенный, ростом он достигал пяти футов шести дюймов.

— Даниэла, сколько лет, сколько зим! — воскликнул он, разводя руками.

Взяв за плечи, Том на минуту привлек ее к себе. Дэни ответила быстрым объятием.

Шон украдкой испустил протяжный вздох. Приветствие этих двоих подсказало ему, что Том и Дэни питают друг к другу уважение, привязанность — что угодно, но только не сексуальное влечение.

— Стало быть, ты наконец-то выбрала время посетить выставку, — произнес Нода.

— Мне удалось побывать на ней почти сразу после открытия, а вот Шон здесь впервые, — объяснила Дэни. — Я решила, что ему будет полезно встретиться с тобой.

Том смерил Шона быстрым взглядом умных глаз.

— Том, это Шон Кроу, — представила мужчин друг другу Дэни. — Шон, познакомься с Томоидэ Нодой.

Рукопожатие Ноды было истинно американским, кратким и крепким.

— Я всегда рад встрече с друзьями Даниэлы, — заявил Нода.

Дэни улыбнулась.

— Мы с Шоном вместе оказываем помощь в поисках редкого образца тибетского шелка, — пояснила она.

— Дэни с большим уважением отзывалась о вас и вашей работе, — вступил в разговор Шон. — И увиденное в этом зале позволяет мне судить, что она не преувеличивает ваши познания и вкус.

Нода улыбнулся:

— Какое учтивое, истинно восточное выражение! А я, признаюсь, из-за таких размеров недооценил ваш интеллект, мистер Кроу.

Шон с улыбкой поклонился:

— Не вы первый, мистер Нода.

— И, ручаюсь, не последний. — Нода повернулся к Дэни:

— Ты уверена, что тебя не ввели в заблуждение?

— Да, — просто ответила Дэни. Нода прищурился.

— Хорошо, — Помедлив, он продолжал:

— Имя, которое ты назвала мне по телефону, отлично известно любому, кто занимается бизнесом.

Шон ждал, но без особой надежды. Тон Ноды не предвещал ничего хорошего.

— Мне не нужны официальные тайны, — объяснила Дэни. — Вся общеизвестная информация об этом лице может помочь нам спасти один из самых ценных образцов шелка, существующих в настоящее время в мире.

Некоторое время Нода вглядывался в лицо Дэни, затем перевел взгляд на Шона, а потом уставился в пустоту.

— Твой совет о том, как спасти гобелены с пионами, трудно переоценить, — мягко произнес он. — Японская культура в долгу перед тобой.

— Нет, я… — начала Дэни.

— Самое меньшее, что я могу для тебя сделать, — показать красу и гордость нашей коллекции кимоно, — продолжал Нода тоном, не допускающим возражений. — Надеюсь, осмотр этих шелковых шедевров не только доставит удовольствие, но и кое-что добавит к твоим познаниям.

С этими словами Нода устремился к рядам витрин. Переглянувшись с Шоном, Дэни пожала плечами и двинулась вслед за японцем.

— Сам я предпочитаю современную одежду, — пояснил Нода.

Он указал на струящиеся, свободные одеяния, больше напоминающие западные платья, нежели кимоно.

— Тяжелую ношу традиций следует снять с плеч Японии, — произнес Нода, — как она была снята здесь, в Америке, столетие назад.

Дэни издала вежливое восклицание.

Шон слушал молча.

— Японским художникам следует научиться работать смелее, использовать новые типы переплетений и краски — это подтолкнет их искусство к новому руслу, — продолжал Нода. — Наша выставка — очередная попытка побудить мастеров к свободе творчества.

Слегка выделенное интонацией слово «свобода» привлекло внимание Шона. Он принялся слушать Ноду так же сосредоточенно, как наставников, посвящающих его в азы учения дзен.

На этот раз сосредоточенность Шона была вызвана той же причиной: Ноде было что сказать, чему научить слушателей, не упоминая об этом впрямую.

— Но мои модернистские склонности не мешают мне ценить традиционные элементы ремесел, — тут же добавил Нода, — особенно когда традиции сочетаются с новыми веяниями времени.

— Не могли бы вы показать мне пример такого сочетания? — негромко спросил Шон.

Дэни искоса взглянула на него. Шон был сама сосредоточенность, впитывая каждое слово Ноды.

Как в Лхасе, подумала она. И как на Арубе. Интересно, как ему удалось почувствовать в Томе нечто ускользнувшее от нее?

Нода остановился перед большой, отдельно стоящей витриной. Внутри находилось блестящее голубое шелковое кимоно. На ткани переливался золотой и зеленый рисунок.

— Вот это, — объяснил Нода, — одно из самых знаменитых одеяний в современной истории японского текстильного искусства.

Дэни не понадобилось читать табличку.

— «Кимоно повелителя», — кивнула она. — Великолепный экземпляр.

— Оно создано мастерицей Норигэ Танакой, — сообщил Нода Шону. — В настоящее время она считается одним из лучших художников по ткани во всей Японии. Она и вправду несравненна. У нее есть чему поучиться.

И вновь слегка подчеркнутое слово «поучиться» насторожило Шона, помогая увидеть еще один уровень значения слов Ноды.

Дэни стала обходить витрину, Шон последовал за ней. Оба внимательно изучали уникальное кимоно, заключенное в стеклянных стенках.

— Обратите внимание вот на эти узоры, — сказал Нода. — Они абстрактны и в то же время соответствуют традициям.

— Древние священные журавли в переплетении синих океанских волн с белыми гребнями, — медленно выговорила Дэни. — А вот почти неуловимое ощущение движения — это что-то новое.

— Вот именно, — подхватил Нода. — А теперь посмотрите на спину.

На спине кимоно, растянутой грациозным веером, красовался черно-золотой карп, плывущий среди плавно колышущихся стеблей речных водорослей.

— Мотив традиционный, — отметила Дэни, — наверняка позаимствован с узоров кимоно эпохи Эдо.

— Но в отличие от традиционных узоров периода Эдо, — возразил Нода, — карп выглядит весьма современно. В нем чувствуется почти постмодернистское самосознание. В особенности оно заметно в его глазах и хитром, неуловимо насмешливом выражении.

Шон вгляделся в изображение крупной рыбины. И вправду его «бакенбарды» выглядели как клочковатая бородка японского патриарха.

— Карп выполнен превосходно, — осторожно произнесла Дэни, — но боюсь, я не совсем поняла, что ты имеешь в виду, Том.

— Для этого следует вспомнить, что, согласно традициям, олицетворяет карп, — объяснил Нода.

— Карп — символ терпения или стойкости, — вспомнил Шон.

Нода улыбнулся, не удивленный его познаниями.

— В таком случае, — отозвался он, — можно сравнить карпа с бизнесменом, медленно пробивающимся вперед наперекор приливной волне и ждущим, когда его терпение будет вознаграждено.

— Это явно традиционные черты японского бизнесмена, — заметила Дэни.

— Но этот карп кажется особенно самодовольным, — возразил Нода, — словно он уверен в своей способности преодолеть волну.

— Любопытно… — пробормотал Шон.

— По правде говоря, — продолжал Нода, — именно этот карп — тонко задуманная и великолепно выполненная иллюстрация к сущности бизнеса в нынешней Японии.

— И все это — одна спинка кимоно? — удивленно округлила глаза Дэни.

— Видите шелковистое нижнее кимоно? — спросил Нода. — Это непременная деталь костюмов классического театра «но». Один из наиболее распространенных персонажей «но» — молоденькая девушка, стремящаяся войти в храм.

— Помню, помню, — закивала Дэни, — но зрители знают, что она вовсе не девственница.

— Да, — подтвердил Нода, — им известно, что она колдунья, потому что они видят блеск серебристых треугольников на белом шелке ее нижнего кимоно и понимают, что так может блестеть только змеиная чешуя.

Дэни молча рассматривала кимоно, выжидая и надеясь, что Нода станет менее загадочным и более откровенным.

Шон перевел взгляд на пояснительную табличку в витрине. На ней по-японски и по-английски был указан автор кимоно и владелец, предоставивший его организаторам выставки.

Собственником этого шедевра оказался Юкио Кояма. Шон молча обратил внимание Дэни на эту табличку.

— У японцев бытуют странные представления о взаимодействии официального и теневого обществ, — заметил Нода. — Определенная деловая практика, существующая в Японии, поразила бы американцев как откровенное мошенничество.

— Как это? — удивилась Дэни.

— Например, существуют так называемые сокайя — финансовые гангстеры, которые прерывают собрания корпоративных акционеров и вымогают деньги у крупных компаний. Большинство японцев считают, что сокайя — члены якудзы, японских организованных родовых преступных группировок.

— В таком случае, — возразила Дэни, — этому бизнесмену-карпу следовало бы тревожиться, а не усмехаться.

— За исключением одного случая, если карп связан с сокайя, — вмешался Шон. Нода снова улыбнулся.

— По-моему, этот карп, так сказать, крестный отец всех карпов, — произнес он, указывая на рисунок на спине кимоно. — Он управляет действиями сокайя, обеспечивая, если угодно, связь между организованной преступностью и законопослушными японцами.

— Неудивительно, что Кодзимура начал коллекционировать шелк: должна же у них быть хоть какая-то тема для разговоров при посторонних.

— Искусство подобно самой жизни, — проговорил Нода, — оно изобилует тонкостями, тайнами и сюрпризами.

Нода огляделся, убеждаясь, что в зале, кроме них, больше никого нет, а потом вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и вручил его Дэни.

— Надеюсь, в будущем нам удастся встречаться почаще, — сказал Нода и перевел взгляд на Шона:

— Мистер Кроу, вероятно, впоследствии мне придется обратиться к вам.

— Мой номер телефона есть у Дэни, — ответил Шон. — Звоните в любое время.

— Благодарю вас. Непременно позвоню.

Нода повернулся и вышел из зала не оглядываясь. Дэни воззрилась на конверт, оставленный Нодой. На нем не было никаких надписей, указывающих на отправителя или адресата.

— Можно, я сам? — спросил Шон, протягивая руку.

— Почему бы и нет? — насмешливо отозвалась Дэни. — Похоже, вы с Томом пришли к взаимопониманию.

Шон взял конверт и вскрыл его ногтем.

— Том понял, что ты спрашивала о шелке не для себя, — объяснил Шон. — И потому он вежливо напомнил, что теперь я в долгу перед ним.

— Я никогда не считала Тома особенно злопамятным.

— А разве я хоть словом намекнул на злопамятность?

Дэни развела руками.

В конверте оказался единственный лист бумаги — фотокопия газетной вырезки. Судя по узким столбцам и массивному заголовку, вырезка была старой. «Пятеро японских промышленников признаны виновными в военных преступлениях».

Шон держал вырезку так, чтобы Дэни могла читать ее одновременно с ним. Внимание обоих немедленно привлекло подчеркнутое имя.

Юкио Кояма.

В статье прямо излагались обвинения, выдвинутые против Коямы и других японских бизнесменов военным трибуналом, который судил военных преступников после второй мировой войны. Наказание было сравнительно мягким. По требованию правительства, желающего поскорее загладить все воспоминания о позорно проигранной войне, преступники были приговорены к недолгому тюремному заключению.

Шон издал удовлетворенное восклицание охотника, наконец-то напавшего на след крупной добычи.

— Кояма — военный преступник, — тихо произнес он. — Конечно, его вину не сравнить с виной нацистов, и тем не менее она существует.

— То же самое можно сказать о половине государственных деятелей нашей эпохи, — возразила Дэни. — И потом, прошло уже больше пятидесяти лет.

Шон еще раз перечитал вырезку.

— Здесь ни словом не упомянуто о возможности официальной амнистии.

— Даже так? — изумилась Дэни.

— Этого вполне хватит, чтобы навсегда перекрыть дорогу в США крестному отцу всех карпов — при условии что нужные люди узнают об этом заранее.

— И ты знаешь этих нужных людей?

Шон улыбнулся:

— Не я, а Кассандра.

— Ну и что в этом хорошего?

— Эта информация может дать то, чего нам отчаянно недостает, — время.

 

Глава 25

Сиэтл. Ноябрь

Катя лежала словно в дымке, которая была отчасти сном, но в основном результатом сексуальных излишеств. Она закинула руки за голову, по ее лицу блуждала редкая для Кати гостья — улыбка расслабления и покоя.

Касатонов обвел плавные контуры Катиных рук тупым сильным пальцем.

— Осторожнее, глупый, — пробормотала она, не открывая глаз. — Терпеть не могу щекотки.

Ничего не ответив, Касатонов прошелся пальцем по мостику ее плеча и спустился к ключице.

Катины веки остались опущенными.

Палец Касатонова соскользнул с ключицы. Он поддел ногтем ее грудь.

— Значит, ты боишься щекотки, — с расстановкой произнес Касатонов. — Должно быть, потому я и не помню, когда в последний раз слышал твой искренний смех?

Он обвел пальцем Катин сосок.

Улучив минуту, она схватила его за руку. Касатонов легко высвободился из ее пальцев.

— Нам обоим нечему радоваться, — напомнила КатД.

— Какой трагизм! Какое истинно русское страдание! Еще немного, и ты начнешь разыскивать свою балалайку и распевать слезливую чепуху.

С этими словами Касатонов принялся водить пальцем по ребрам Кати, как по струнам музыкального инструмента.

Она мгновенно открыла глаза. Они казались одновременно чистыми и мрачными, зрачки расширились от водки.

— Что-то ты сегодня чересчур игрив, — заметила она.

— И это тебя не радует.

Не ответив, Катя поднялась с постели, набросила халат и прошла через комнату к бару. Остановившись, она взглянула на отражение бледного лица в длинном зеркале в раме из золотистого мрамора, висящем над баром.

Этот номер-люкс был самым роскошным во всем отеле «Четыре времени года». Он изобиловал почти незаметными, дешевыми мелочами и деталями, которые вызывали у Кати отвращение, но должны были прийтись по вкусу японским бизнесменам.

— Я не такая, как все, — спокойно произнесла она. — Мне никогда не бывает хорошо.

— За исключением секса.

Она пожала плечами:

— Это как вздох: был и нет.

Вытащив бутылку водки из серебряного ведерка, набитого льдом, Катя наполнила до половины маленький стакан. Отпив глоток, она поморщилась.

— Еще теплая… Почему в американских отелях такие тесные морозильники?

— Бедная моя девочка, — насмешливо протянул Касатонов. — Вечно ей не везет!

— Везение годится для глупцов, а я предпочитаю сама управлять своей жизнью.

Касатонов выпрямился и осторожно почесал маленький круглый шрам на животе, а потом потянулся, так, что его плечевые суставы громко хрустнули.

— А теперь ты чувствуешь, что добилась этого? — осведомился он.

Единственным Катиным ответом стало раздраженное пожатие плеч.

— Само собой, — зевая, продолжал Касатонов. — Даже Тони Ли наконец-то понял, что попадет впросак, пытаясь манипулировать нами.

— Ты думаешь? — оживилась Катя.

— В противном случае он может заранее подыскивать себе местечко на кладбище. Он это твердо знает.

Катя опрокинула остатки водки, словно нестерпимо горькое лекарство.

— Больше всего меня раздражает, когда все идет как по маслу, — зло выпалила она.

— Как там говорят американцы: легче примириться с нищетой, чем с процветанием?

— Нельзя терять бдительность, когда чудовища «Гармонии» собираются вместе. Только дьяволу известно, что они замышляют втихаря.

Касатонов гулко расхохотался и отбросил простыни. Голый, он прошлепал через комнату к Кате. Все его тело казалось гибким, мускулистым оружием.

— Если они сделают хоть какую-нибудь глупость, — беспечно сообщил он, — я просто убью их. Ведь ты держишь меня при себе именно для этого? А может, убийства — моя вторая задача?

Катя видела в зеркале, как Касатонов крадется к ней. Она всегда поражалась, думая о том, как ей удается управлять этой горой мышц при помощи одних только губ и проворного языка. Такая власть стоит любой боли.

Нет, мысленно призналась себе Катя. Она ставит боль во главу угла.

И он знает об этом, черт бы его побрал! Он все знает.

Касатонов сгреб Катю обеими руками и притянул к несокрушимой стене своей плоти.

— Бедная, бедная моя крошка, — издевательски причитал он, — что это за жизнь: неотступные мысли, сплошное беспокойство и страх! Скоро ты станешь одной из самых могущественных женщин со времен Клеопатры, а по-прежнему хандришь.

Из-под полуопущенных век Касатонов вглядывался в лицо Кати в зеркале. Совсем недавно, за ужином с первыми прибывшими членами «Гармонии», она казалась энергичной и оживленной. Все мужчины не сводили с нее глаз, в том числе и сам Касатонов.

А теперь, во время краткого отдыха, Катя словно надела маску смерти. Ее глаза стали пустыми, кожа казалась особенно тонкой, даже ломкой в своей прозрачности.

Когда она потянулась к бутылке, Касатонов перехватил ее пальцы у самой цели.

— Тебе уже достаточно, — почти мягко произнес он. — Водка тебе вредна.

С поразительной жестокостью и силой Катя высвободилась из рук Касатонова и выхватила у него из-под носа бутылку.

— Ты мне не отец, чтобы поучать меня! — прошипела она.

От ярости ее глаза разгорелись ярче.

Страх стиснул ледяные клыки на шее Касатонова.

Она опасно приблизилась к краю пропасти, думал он. Ближе, чем казалось.

Ему нужен был мост через эту пропасть, способ удержать власть мировых масштабов, ускользающую из Катиных рук. Таким мостом могла бы стать Кассандра Редпас.

Касатонов в который раз проклял ловкость Джиллеспи, избежавшего смерти от рук русских убийц.

Слишком поздно, с горечью сказал он себе. Слишком поздно искать вторую, еще более хитрую Катю.

Илья Касатонов задумался о том, похожа ли Редпас на Катю в сексе. Неужели и она расслабляется только на краткий миг оргазма, смешанного с болью?

Но найти ответ на этот вопрос у Касатонова не было возможности, пока он не найдет способ прорвать новую линию обороны Редпас. А сейчас ему предстоит довольствоваться тем, что есть.

Катей.

— Ты говоришь о том, что предпочитаешь сама управлять своей жизнью, — холодно произнес Касатонов, — а водка лишает тебя такого контроля.

— Нет.

— Да, Катя, да. Я видел это в русской армии — приступы хандры, внезапные вспышки ярости. Водка больше не приносит тебе пользы.

— Польза, вред… это только слова, Илья. Бессмысленные звуки. Мир — это зло. Разве ты со мной не согласен?

— Но водка не превратит зло во благо.

— Да, просто сделает зло более терпимым.

Он сорвался с места так неожиданно, что Катя не заметила движение руки, выхватившей у нее бутылку. Обхватив Катю другой рукой, заставив ее судорожно втянуть воздух, Касатонов прижал ее к себе так яростно, что она ударилась лопатками о его твердую грудь.

— Забавно слушать, как Катя Павлова рассуждает о благе и зле, — процедил он.

Она напряглась, несколько секунд пыталась высвободиться из плена его рук, но все попытки оказались тщетными.

Как всегда.

— Я не питаю иллюзий, — бесстрастно объяснила Катя. — Это могут позволить себе только такие мужчины, как ты.

— Такие мужчины, как я? Какие?

— Жестокие. Ловкие. Сильные. Злобные.

Касатонов ухмыльнулся:

— В самый раз для проницательной плутовки, верно?

— Отдай водку!

— Еще чего!

Катя принялась отбиваться руками и ногами. Смеясь, Касатонов легко удерживал ее. Эта сексуальная территория была ему хорошо знакома: преследование, захват, ощущение собственной мужественности, усиленное ее беспомощной борьбой.

Внезапно Катя впилась зубами в твердую мышцу его руки.

А вот это было что-то новое. С тех пор как Касатонов овладел ею, Катя стала гораздо осторожнее. Касатонов считал, что больше она никогда не отважится кусать его.

Очевидно, ей требовался еще один урок.

Швырнув бутылку водки в ведро со льдом, Касатонов обхватил правой рукой Катину шею. Без труда заставив ее запрокинуть голову, он стиснул ее горло, словно клещами.

Только после этого он поднял левую руку и осмотрел ее. Кровь выступила из рваных ран, оставленных Катиными зубами.

— Сука! — прорычал Касатонов. — Смотри, что ты натворила!

Единственным ответом Кати стал задушенный стон. Она с трудом втягивала воздух горлом, придавленным железной рукой Касатонова.

Одной рукой Касатонов поднял Катю так, что носки ее туфель оказались на высоте нескольких дюймов над ковром. Ее руки и ноги безвольно повисли. Спустя минуту судорожные движения замедлились, затем прекратились. С губ сорвался странный звук. Глаза выкатились, тело обмякло.

Выждав еще несколько секунд, Касатонов, подхватив Катю за талию, ослабил железную хватку на горле.

Она хватала воздух широко открытым ртом.

— Ты пустила мне кровь, — сказал ей на ухо Касатонов. — Хочешь, я сделаю то же самое с тобой?

Катя не могла ответить, она судорожно дышала, возвращаясь к жизни.

Касатонов слегка сжал ее горло.

— Так пустить тебе кровь или нет? — вкрадчиво переспросил он.

Катя с трудом удерживалась на грани обморока. Как ни странно, ощущение было приятным. Она цеплялась за него, как за опьяняющую дымку, которая появлялась после определенного количества выпитых стаканов водки. Водка подводила ее к самому краю смертельной пропасти, но не убивала в ней сознание жизни и самообладание.

— Ты хоть представляешь себе, как медленно заживают человеческие укусы? — спросил Касатонов. Не в силах говорить, Катя помотала головой.

— Очень медленно, детка. А шрамы остаются навсегда. Помнишь шрамы, которые я оставил на тебе?

Катя содрогнулась.

— Так куда укусить тебя? — продолжал мучить ее Касатонов.

Он переместил захват, просунул ладонь под Катин халат и стиснул пальцы на ее груди в ласке, в которой сочетались боль и наслаждение.

— Сюда? — спросил он. — Хочешь, я укушу тебя вот сюда?

Катя застыла от прикосновения мозолистой ладони Касатонова. Звук, вырвавшийся из ее горла, не имел никакого отношения к необходимости дышать.

Касатонов не мог различить, какие из ее восклицаний вызваны наслаждением, какие — болью, а какие — их смесью. Вот почему Катя возбуждала его, как ни одна другая женщина.

С каждым разом она подталкивала их обоих все ближе к смертельному порогу.

Может быть, на этот раз, думал Касатонов, ощущая знобкий страх и неудержимую похоть. Может быть…

Он развернул Катю лицом к себе. От этого движения ее халат распахнулся. Касатонов поднял левую руку. Кровь сочилась из ранок, оставленных ее зубами.

Касатонов мазнул ранками по ее бледной щеке. Кровь растеклась, напоминая красное вино, пролитое в снег.

— … А может, укусить тебя в плечо? — продолжал допытываться Касатонов.

Он спустил халат Кати с плеча и ущипнул большим и указательным пальцем мышцу повыше ключицы.

Хотя Катя не издала ни звука, ее тело оцепенело от боли, и одновременно роковое вожделение пронзило живот.

Эта игра была ей не в новинку. Касатонов нередко причинял ей боль, иногда довольно сильную, но не оставлял следов.

— Или сюда? — вкрадчиво добавил он, просунув ладонь между бедрами Кати.

Она с шипением втянула воздух сквозь стиснутые зубы, когда смесь боли, блаженства и сексуального предвкушения наэлектризовала ее тело так, как удавалось только водке.

— Нет, — передумал Касатонов, — там я тебя кусать не буду. Это тебе слишком нравится.

Он ослабил руку на плече Кати и задвигал ребром ладони между ее ног, словно пытался распилить ее. Ребро этой руки убийцы было грубым, сплошь покрытым мозолями.

Катя видела, как этой же рукой он разбивал кирпичи. Она знала, что еще легче Касатонов ломает хребты и шеи.

Она медленно отдалась этой руке-оружию, думая о том, скольким людям она принесла смерть. И такая же смерть когда-нибудь придет за ней, если она ошибется и сделает неверный шаг.

Мысль об этом вызывала невыносимое желание.

— О, моя желанная смерть! странно-детским голоском протянула Катя. — Обещаю тебе: я буду послушной девочкой.

— Послушной? Ты?

Ладонь Касатонова повернулась, срывая крик с Катиных губ. Содрогнувшись, она соскользнула с его руки, горячая и влажная, как кровь.

Он рассмеялся, чувствуя, как остатки его мужского достоинства пробудились к жизни. Только Кате удавалось дарить ему капли ни с чем не сравнимого наслаждения — все, что оставили ему афганцы. Только Кате, потому что она упивалась болью, которую вынес Касатонов.

Его изуродованное мужское естество возбуждало ее, как ни одно целое.

— Послушной ты становишься только при одном условии, — произнес Касатонов, быстро и грубо орудуя ладонью. — Когда тебе больно. Ты жаждешь боли сильнее, чем водки. И я доставлю тебе такое удовольствие, детка, может быть…

Катя задышала чаще. Несмотря на нежелание отдаваться Касатонову, она понимала, что теряет власть над собой.

Изощренная боль была бесподобна.

Телефон прозвенел дважды, прежде чем его сигнал проник в затуманенное наслаждением сознание Кати. Ее тело затвердело, словно охваченное звоном.

— Это не телефон в номере, — выдохнула она, — а мой, сотовый.

— Тогда за работу, детка.

Прежде чем телефон прозвонил в третий раз, Касатонов отпустил Катю, вытер ребро ладони о ее халат и забрал из бара бутылку водки.

Катя дважды резко встряхнула головой, оправила халат и прошла через комнату к своему дипломату. Нетерпеливо вытащив телефон, она нажала кнопку.

— Слушаю, — произнесла она холодным, сдержанным голосом, мгновенно возбудившим Касатонова.

Он глотнул водки прямо из горлышка бутылки и усмехнулся над собой и собственным жалким естеством. Он хорошо знал свои слабости.

И подозревал, что и Кате известно, каким беспомощным он становится рядом с ней. Если бы Касатонов был в этом уверен, Катина жизнь завершилась бы быстрее, чем рассчитывали они оба.

Водка скатилась по его горлу, холодная и обжигающая, как сама Катя.

— Говорите яснее, — произнесла она. — Ничего не понимаю.

Сквозь шумовой фон на другом конце линии донесся пронзительный голос с восточным акцентом. Спустя секунду другой голос заговорил в трубку на ломаном английском.

— Почетному гостю не позволили осуществить свои планы, — сообщил голос.

Катя узнала Миуро Таму, секретаря Юкио Коямы, раньше, чем поняла смысл его слов. Ее охватил страх, не имеющий ничего общего с наслаждением и смертью.

Столько хлопот, планов, убийств — и все напрасно! Ради этого дня она трудилась годами — да, много лет подряд.

— Сожалею, — сдержанно отозвалась она. — Мои гости и я сама с нетерпением ждали этой встречи.

— Она невозможна, невозможна, — тараторил Тама. — Немыслима!

Катя негромко щелкнула пальцами, привлекая внимание Касатонова. Когда он вскинул голову, она протянула руку к бутылке.

Касатонов подошел поближе и отдал ей бутылку. Катя приняла ее, но пить не стала. Она лихорадочно размышляла, как выведать необходимую информацию, но не выдать своих целей тем, кто может подслушивать разговор.

Тама говорил открытым текстом. Их разговор мог подслушать любой обладатель сотового телефона.

— Какова причина такого внезапного изменения планов? — осторожно поинтересовалась Катя.

Из трубки послышалась скороговорка японской речи: Тама с кем-то советовался.

Затем телефон взял сам Кояма. Его голос вздрагивал от сдержанного гнева.

— Американцы, — выпалил он. — Они отказали мне в визе.

— Что? Вам в визе?

Ошеломленная Катя пыталась вообразить, что подвигло американских чиновников на такое оскорбление. Подняв бутылку ко рту, она глотнула водки, словно это была вода со льдом.

— Какой-то журналист раскопал давнюю информацию, — выпалил Кояма. — И заклеймил меня как военного преступника.

— В какой газете?

— В «Нью-Йорк тайме». Меня назвали преступником!

Голос Коямы дрожал от ярости.

— Я добьюсь от них извинений, — твердо заявил он, — даже если мне придется купить Манхэттен и продать его корейцам.

— Не стоит злить влиятельных противников, — примирительно заметила Катя. — Можете не сомневаться: ваша газета пользуется поддержкой самых влиятельных кругов.

Но японец не желал прислушаться к голосу рассудка.

— Сначала этот мерзавец обратился с расспросами в американскую иммиграционную службу, — сыпал словами Кояма, — а потом позвонил прямо ко мне и стал расспрашивать о «преступлениях» во время войны, о которой все давным-давно забыли!

— Откуда у этого журналиста такая информация? — спросила Катя.

— Понятия не имею!

— Он назвал свою фамилию?

— Толливер, — с отвращением выплюнул Кояма. — Найдите его. Узнайте, откуда у него эти сведения. А затем сделайте то, чего заслуживают мерзавцы.

— Представители американской прессы пользуются правом неприкосновенности, — отозвалась Катя. — Это право освобождает их от ответственности за свои поступки.

— А я думал, что и у вас есть влиятельные «друзья». Очевидно, я ошибался. Мне надоела эта болтовня,

— Вы меня не так поняли, — поспешила заверить Катя.

— Превосходно. Надеюсь, мне не придется откладывать вылет.

— Прошу вас, наберитесь терпения. Нам может понадобиться больше восемнадцати часов.

Кояма издал возглас, свидетельствующий о том, что его терпение давно лопнуло.

Когда Катя заговорила вновь, ее голос зазвучал дружески, соблазнительно, бесконечно женственно.

Касатонов чуть не расхохотался.

— Доверьтесь мне, мой друг, — мурлыкала Катя. — Мы с коллегами припасли подарок, подтверждающий, как высоко мы ценим и уважаем вас.

Кояма хмыкнул, словно ничего другого и не ожидал.

— Ничего, подобного нашему подарку, вы еще никогда не видели, — продолжала Катя. —Люди погибали, лишь бы заполучить его. А другие, чтобы защитить его, также жертвовали жизнью.

— Чем это вы искушаете меня?

Катя рассмеялась мягко, маняще, приглашая японца на другом конце линии ответить ей так, как подобало мужчине, а не оскорбленному лидеру преступной организации.

— Нет-нет, не будем портить сюрприз! — воскликнула она.

— Для меня в США не может быть сюрпризов.

— Если вы наберетесь терпения, я…

— Я важная персона, — холодно перебил ее Кояма. — Либо я вхожу через парадную дверь, либо не вхожу вообще.

Помедлив секунду, Катя улыбнулась.

— Ну конечно! — пропела она. — Я лично поменяю ваш билет и план нашей встречи.

— И что это значит?

— Все мы соберемся в Канаде. И преподнесем вам подарок, который подтвердит, насколько высоко мы ценим наше сотрудничество.

— Когда?

— В течение двух дней.

— Что ж, посмотрим.

Связь прервалась.

Катя уставилась на сотовый телефон в своей руке. Выражение ее лица было ледяным.

— Неприятности? — осведомился Касатонов.

— Ничего непоправимого пока не произошло. Но в следующий раз, когда Редпас попадется тебе на глаза, перегрызи ей глотку.

 

Глава 26

Штат Вашингтон, северо-запад США. Ноябрь

Самолет агентства «Риск лимитед» рассекал воздух к востоку от Спокана. Небо за иллюминаторами в сумерках заволокли сине-лиловые тени. Облака внизу пылали от отраженных лучей заходящего солнца.

Дэни с трудом проснулась и взглянула на часы. Она проспала больше трех часов подряд.

Шон Кроу вытянулся в кресле напротив нее. Его веки были опущены, тело казалось обмякшим. Но только увидев его разжатые пальцы, Дэни убедилась, что Шон действительно спит.

Стараясь не разбудить его, она осторожно пошевелилась, распрямляя затекшие плечи. Постоянный приток адреналина, с тех пор как она побывала в Лхасе, следом за возбуждением вызывал изнеможение.

И самое худшее — или лучшее — им еще только предстоит, напомнила себе Дэни. Господи, она могла бы проспать неделю напролет!

Как только Шон выдерживает такие нагрузки? Может быть, именно потому он и хотел уйти в буддийский монастырь, нуждаясь в покое.

Самолет изменил курс, поворачивая на несколько градусов на юг. Луч солнца ворвался в салон сквозь круглый иллюминатор. Свет коснулся лица Шона, точно кистью художника подчеркивая каждую линию, впадину, выпуклость.

Дэни боролась с желанием отвести жесткий шелк волос Шона со лба, коснуться мужественной поросли на подбородке, обвести его губы сначала кончиком пальца, а затем — языком.

"Это адреналин, — убеждала она себя. — Просто прилив адреналина. В спокойствии повседневной жизни Шон показался бы мне в половину менее манящим, менее привлекательным, менее загадочным.

А если я буду повторять это как можно чаще, вероятно, в конце концов поверю самой себе".

Свет, коснувшийся век, разбудил Шона. Он медленно передвинул голову. Свет не потускнел, и он раздраженно открыл глаза.

Но стоило ему увидеть перед собой Дэни, как раздражение угасло. Губы растянулись в медлительной, ленивой улыбке. Он передвинул длинные ноги и коснулся колена Дэни.

— Вот уж не думал, что увижу тебя здесь, — произнес он. — Ты же избегала меня.

Его голос прозвучал хрипловато от недавнего сна и еще чего-то, заставившего Дэни вспомнить Арубу, ливень и наслаждение, о существовании которого она прежде не подозревала.

— Я просто пыталась облегчить жизнь, — ответила Дэни.

— Кому? Себе?

— Нам обоим.

Дэни беспокойно выпрямилась на сиденье и закинула руки за голову, пытаясь избавиться от напряжения в спине и плечах.

Она без всякого умысла пыталась размяться, однако ее движения выглядели далеко не безобидными. Ее блузка туго натянулась на груди, чувствительность которой усилилась от одного вида Шона и воспоминаний об Арубе.

Дэни с запозданием вспомнила, что верхние пуговицы ее черной шелковой блузки расстегнуты. Ткань разошлась, открывая взгляду мягкий белый лифчик и округлости груди. Машинально она потянулась, чтобы застегнуть блузку.

В тот же миг, как ее пальцы коснулись первой пуговицы, она заметила, что Шон следит за ней пристальным мужским взглядом, ошибиться в значении которого было невозможно. У нее дрогнула рука. Действие, которое в любом другом случае было бы донельзя простым, стало невозможным. Мелкие пуговки отказывались входить в скользкие шелковые петли.

Шон мягко отвел в сторону ее руки и справился с пуговицами. Набухшими сосками Дэни ощутила легкую ласку его пальцев сквозь шелк, когда он расправлял блузку.

— Вот так, — заключил он. — Все застегнуто, как полагается. Ты ведь этого хотела?

Дэни отвела взгляд, прочитав откровенную жажду в его глазах. Уставившись на собственные руки, она молча проклинала пальцы, выдавшие ее чувства.

— Извини, — с трудом выговорила она. — Поверь, я не пыталась соблазнить тебя.

— Знаю.

— Правда?

Дэни взглянула на Шона в упор.

— Да, — ответил он. — Между сном и пробуждением есть минуты, когда примитивные инстинкты вспыхивают ярким пламенем.

На миг их глаза встретились. Дэни с трудом преодолела свое влечение к этому мужчине.

Шон вел такую же борьбу с самим собой, осваиваясь с новой мыслью, что Дэни влечет к нему так же сильно, как его к ней.

Скоро, пообещал он себе. Очень скоро.

Но время, оставшееся до завершения обета, казалось Шону вечностью. Только потом он будет вправе исследовать ту сторону своей натуры, на которую некогда предпочитал не обращать внимания.

Однако Прасам Дхамса так не считал. Уже не первый раз Шон задумался, что такого увидел в нем лама и что прошло незамеченным мимо него самого.

Дверь в салон открылась, нарушив тягостное молчание. Лия Рабин, старший пилот «Риск лимитед», вышла к пассажирам.

Шон перевел на нее взгляд. Лия была не крупной и не миниатюрной, не полной и не худой, на редкость смышленой особой, обладающей самой стремительной реакцией, какую только Шону доводилось встречать у мужчин или женщин.

— Где приземляемся — на приморской полосе или посадочной площадке для «боингов»? — спросила Лия Рабин. — На земле хотят знать об этом заранее.

— На площадке для «боингов», — ответил Шон. — Лучше не афишировать наше прибытие. Кто встречает?

— Гельман. Вчера прибыл из Лос-Анджелеса.

— Он бывал в Сиэтле?

— Он вызвал местного агента по фамилии Фландерс.

— Фландерс? — переспросил Шон.

— Это бывший агент таможенной службы США. Он долго работал в этих краях.

— А я его знаю?

— Он не знаменит, если ты спрашиваешь об этом, — пояснила Рабин. — Скорее печально известен.

Уголки губ Шона приподнялись.

— Такие проблемы мне знакомы, — заявил он, переглянувшись с Дэни. — Что с ним стряслось?

— В прошлом году его уволили, — без обиняков сообщила Рабин.

— Почему?

— Официально — он досрочно вышел в отставку.

— А неофициально? — допытывался Шон.

— Фландерс слишком осложнил жизнь индейским контрабандистам, которые пытались обойти закон о пошлинах на ввоз сигарет, — объяснила женщина-пилот. — А еще ему многое известно о махинациях китайцев из Фуцзяня.

— Наш человек, — оценил Шон. — Сторонник равных возможностей. Слишком упрям, чтобы быть «политически корректным».

Дэни состроила гримаску.

— Еще не поздно, — напомнил Шон, наблюдая за ней. — Ты всегда можешь вернуться в свой кабинет.

— С какой стати ты вновь напоминаешь мне о «башне из слоновой кости»…

— Прости, это рефлекс.

— …словно буддийский монастырь — менее уединенное место, чем кабинет ученого? — на одном дыхании закончила Дэни.

Лия Рабин расхохоталась.

— Пусть я не разбираюсь во всех подробностях насчет тонов, мафий, наркокартелей и убийц, — добавила Дэни, — но я не собираюсь бежать и, подобно страусу, прятать голову в песок.

Минуту Лия Рабин пристально вглядывалась в лицо Дэни, а затем подмигнула Шону.

— Идеалистка и реалистка в одном лице, — заключила Лия. — Я же говорила: Редпас и я не единственные женщины, в которых сочетаются эти черты.

— Иди-ка ты в кабину, — проворчал Шон.

— Слушаюсь и повинуюсь, повелитель. — Лия отвесила шутливый поклон. — Запомни, Дэни: ему нравятся женщины, которые умеют подчиняться.

— И после такой паршивой жизни нас не ждет ничего получше смерти? — печально вопросила Дэни. Лия Рабин со смехом закрыла за собой дверь.

— Философия дзен? — поинтересовался Шон.

— Весьма похвально, дзен-монах Шон Кроу.

— Уже не монах, — поправил он, взглянув на часы. — И не жалею об этом. Тебе понравится Хуан.

Дэни помотала головой, отчего ее темные блестящие волосы всколыхнулись.

— Этот разговор имеет ко мне какое-нибудь отношение? — осведомилась она.

— Самое прямое, можешь мне поверить.

— Никогда не бывала в Сиэтле, — пробормотала Дэни.

— Хуан Гельман — социолог, его диссертация была посвящена уличным группировкам Лос-Анджелеса. Досле защиты он решил применить свои знания в менее академической обстановке.

— Как ты?

— Никогда не писал диссертаций, — возразил Шон.

— Не писал, зато жил ими. Подумаешь, разница!

— Ты тоже. Да и много ли найдется ученых, буквально живущих своими экспедициями, как ты?

— Единицы, — коротко ответила Дэни.

— Может быть. Должно быть, университеты представляют собой необходимое убежище.

— Необходимое?

— Не все так жизнерадостны, как ты, Дэни. И лишь некоторые так же прекрасны.

— Прекрасны? — изумленно переспросила Дэни. — Да, само собой, — иронически кивнула она.

— Хорошо, что наши мнения хоть в чем-то совпали.

— Ошибаешься. У меня дома есть несколько зеркал. Что касается внешности, я принадлежу к среднестатистическому типу.

— Мы смотрим с разных точек зрения, — возразил Шон. — С моей, ты прекрасна.

Дэни не знала, что ответить, ибо понимала: он говорит правду.

Он действительно видит ее такой.

Слегка улыбнувшись, Шон прикрыл глаза, предоставив Дэни возможность поразмыслить о разных взглядах на мир. Он не поднимал век, пока самолет не коснулся посадочной полосы четверть часа спустя.

Дэни и Шона встретил Хуан Гельман, стройный, черноволосый латиноамериканец с печальными глазами за круглыми очками в металлической оправе. Он напоминал скорее учителя, чем агента «Риск лимитед». Гельман представил своего спутника Билла Фландерса.

С академической улыбкой обмениваясь рукопожатиями, Дэни мысленно пыталась оценить приблизительные габариты Фландерса.

Он оказался громоздким белым американцем средних лет, с лицом, багровым от солнца, ветра и виски. Его рот окружали циничные морщины человека, которому всю жизнь пришлось копаться в отбросах общества — одушевленных и неодушевленных.

Порыв ветра, задрав полы его шерстяной рубашки от Пендлтона, обнажил пистолет за поясом джинсов.

Фландерс явно чувствовал себя неуютно без оружия под рукой.

С учетом опыта последних нескольких недель Дэни не стала судить Фландерса так строго, как сделала бы раньше. Она с нетерпением ждала случая убедиться, что он не настолько туп, каким кажется на первый взгляд.

— Как дела? — обратился Фландерс по очереди к Шону и Дэни.

Его техасский акцент явно смягчили долгие годы, проведенные на западном побережье.

Дэни ждала от этого человека пренебрежения или обычного мужского оценивающего взгляда и была приятно удивлена, не дождавшись ни того, ни другого.

Фландерс указал на стоявший у полосы фургон. Снаружи машина была донельзя замызганной. Впечатление усиливали затемненные стекла в окнах.

— Экипаж ждет, дамы и господа, — провозгласил Фландерс.

— А вы когда-нибудь слышали о том, что машины моют? — поинтересовался Шон, пока они приближались к фургону.

— Мытые машины слишком блестят, — отозвался Фландерс. — Режут глаз.

Рассмеявшись, Шон пригнулся, заглядывая в фургон.

— Замечательно, — заключил он после беглого осмотра. — Наблюдательный пункт на колесах.

— Да, не хватает только спутникового телевидения, — подтвердил Фландерс. — Чертова антенна слишком бросается в глаза.

Забравшись в машину, Дэни поняла, что имеет в виду Шон. Здесь были удобные кресла, рация, бинокли и приборы ночного видения.

— Значит, досрочная отставка? — произнесла Дэни, ни к кому не обращаясь.

— С некоторыми привычками нелегко расстаться, — жизнерадостно отозвался Фландерс.

Гельман забрался на переднее пассажирское сиденье фургона и захлопнул дверцу.

— Достоинство таможенных законов состоит в том, — объяснял Фландерс, — что в них предусмотрена награда за поимку нехороших парней.

— Правда? — удивленно воскликнула Дэни.

— Да, мэм. Я зарабатываю столько же, как в те дни, когда работал на правительство. А согласно конституции, бюрократы не имеют права причислять такой труд к неоплачиваемым сверхурочным.

— Отличная работа, Хуан, — произнес Шон, одобряя выбор Фландерса.

— И я того же мнения, — негромко отозвался Гельман.

Шон вновь обвел взглядом внутренности фургона, в течение нескольких секунд изучал их владельца и наконец принял решение.

— Если дело выгорит, — сообщил он Фландерсу, — для вас найдется еще немало работы. Ну как, интересно?

— Еще бы! Скажите еще, что у лягушки водопроницаемая задница!

Дэни прыснула.

С проворством, не сочетающимся с сединой во всклокоченной шевелюре, Фландерс забрался на водительское сиденье и объездными путями двинулся прочь от аэропорта. Сколько бы поворотов и перекрестков ни появлялось впереди, он ни разу не взглянул ни на карту, ни на дорожные указатели.

— Наша информация помогла? — спросил Шон у Гельмана.

— Насчет мест в отеле и остальных заказов все верно, — ответил тот.

— А визуальное подтверждение?

Гельман снял очки, протер их о рукав вельветовой куртки и снова водрузил на нос.

— Кассандра велела мне следить за ними издали, — сообщил он.

— С какого расстояния? — уточнил Шон. Улыбка превратила печальное лицо Гельмана в проказливое.

— Вчера вечером я сидел рядом со столиком джентльмена с Сицилии и его спутника-француза, — доложил он. — Опознал обоих.

Шон удовлетворенно крякнул.

— Они просидели весь вечер, попивая дорогой бренди и хвастаясь тем, как им везет с деньгами и женщинами, — добавил Гельман.

— Не говорили ничего полезного? — спросил Шон.

— Они беседовали по-французски, на единственном языке, который знают оба, и потому были вполне откровенны, но я не услышал ничего нового.

— Вы говорите по-французски? — вмешалась Дэни.

— Он знает десять языков, — сообщил Шон.

— А вместе с диалектом басков и финским — двенадцать, — поправил Гельман, — но какая разница?

— А я считал вас всего-навсего чересчур ученым мексиканцем, — заметил Фландерс.

— А я вас — еще одним тупым техасцем, — парировал Гельман.

Фландерс выпалил что-то пулеметной скороговоркой по-испански. Гельман живо ответил не менее продолжительной очередью. Оба рассмеялись.

— Похоже, они столковались на тринадцатом языке, — сухо заметил Шон.

— На каком? — спросила Дэни.

— На ломаном английском американцев испанского происхождения.

— Ты думаешь? Насколько мне известно, настоящие ругательства есть только в английском да в нескольких туманных диалектах.

— Если хотите, я могу стать вашим учителем, — предложил Гельман, оборачиваясь.

— Я сам позабочусь об образовании Дэни, — прервал его Шон.

Взглянув на него, Гельман молча отвернулся.

— Что слышно о Павловой и Касатонове? — продолжал расспросы Шон.

— Они остановились в отеле «Четыре времени года», в самом большом из люксов, — сообщил Гельман.

— У нас есть шанс подобраться к ним поближе?

— У Билла сохранились старые связи с местной охраной, — откликнулся Гельман.

— Эти двое ведут себя тихо, как мышки, — вступил в разговор Фландерс, — если не считать следов крови на постельном белье.

— Чьей крови?

— Повязок я не заметил, — объяснил Фландерс. — Похоже, кто-то из них порезался и вытер кровь о простыню.

— Для некоторых, — негромко вмешалась Дэни, — секс — кровопролитное развлечение.

Шон исподволь бросил в сторону Дэни быстрый взгляд.

— Зная этих двоих, — отозвался он, — я ничему не удивлюсь.

— А в остальном, — закончил Фландерс, — они провели в номере две ночи и подкрепились тремя бутылками «столичной».

Фландерс взглянул на Шона в зеркало заднего обзора.

— Так пить способен не каждый, сынок, — добавил он. — Поверь слову знатока.

— Значит, и с вами такое было? — негромко спросил Шон.

— Само собой, — беспечно отозвался Фландерс. — В доказательство могу показать шрамы.

— Катины шрамы видны только в глазах, — вмешалась Дэни.

— И потому она ослепляет себя водкой, — подытожил Фландерс. — Еще бы!

Шон занялся биноклем, настраивая резкость. Отрегулировав видимость, он устремился взглядом вдаль.

— Не была ли Катя подозрительно встревожена вчера и сегодня? — спросил Шон.

— Не замечал, — откликнулся Гельман, — но за русскими я наблюдал издалека. А в чем дело?

— Вчера ночью мы с Дэни дали им жару — или по крайней мере попытались, — объяснил Шон. — Я надеялся на мгновенные результаты.

— Нет, я не заметил ничего такого, — покачал головой Гельман. — А вы, Билл?

— О ваших русских я понятия не имею, — заявил Фландерс, — и помочь ничем не могу, но…

Шон подождал, пока Фландерс проведет фургон между двумя грузовиками. Он вел машину с небрежностью человека, у которого куча друзей в дорожной инспекции.

— …один парень из тона «Земля и небо» сегодня должен был встретиться со мной рано утром, — продолжал Фландерс, — и так и не появился.

— Один из приближенных Тони Ли? — догадался Шон.

Фландерс кивнул.

— В этом округе он ведает торговлей марихуаной, — сообщил Фландерс, — но не прочь занять пост повыше. Рассудив, что это ему поможет, он стал снабжать меня информацией.

— А вообще он надежный человек? — спросил Шон.

— Сегодня он подвел меня первый раз. Возможно, его ударило сразу пятью молниями, о которых они вечно болтают.

— Такое бывает, — заметил Шон.

— Притом слишком часто, особенно на мексиканской границе, где я вырос.

— Там тоже есть тон? — спросила Дэни.

— Неподалеку от нас, по другую сторону границы, есть мексиканский город, в котором располагается самый крупный храм тона к югу от Сан-Франциско, — пояснил Фландерс. — По правде говоря…

— А что подсказывает вам чутье? — прервал Шон. Фландерс метнул в Шона быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

— Чутье?

— Без него вы были бы уже давно мертвы.

— Но немногие это ценят. Большинство попадается по-глупому.

— Только не я, — заявил Шон. Фландерс улыбнулся:

— Вчера на пристани в заливе Эллиота в контейнере были обнаружены целые залежи наркотиков.

— Их обнаружили случайно или полицию кто-то навел? — допытывался Шон.

— Нет, какие уж тут случайности, — хмыкнул Фландерс. — Одному парню из отдела по борьбе с наркотиками в Сиэтле кто-то настучал о героине, спрятанном в тайнике, в контейнере, прибывшем из Бангкока.

— Ну и что в этом странного? — удивилась Дэни.

— На первый взгляд — ничего, — отозвался Фландерс. — Таможенники и полицейские распатронили контейнер, едва он коснулся причала.

— Целый контейнер героина? — воскликнула потрясенная Дэни.

— Нет, всего двадцать килограммов белого порошка. Об этом уже раструбили все газеты и шестичасовые выпуски новостей, — продолжал Фландерс. — Как же триумф в непрекращающейся международной борьбе с наркотиками!

— А что было на самом деле? — не отступал Шон..

— Выяснилось, что содержание героина в этом порошке — меньше пяти процентов, — доложил Фландерс. — В хорошо перемешанном порошке, мелком, но бесполезном, как сиськи у хряка.

— Вы правы, — кивнул Шон, — это действительно странно.

— Почему? — спросила Дэни.

— Ни один уважающий себя контрабандист не станет рисковать из-за сорока двух фунтов талька и двух фунтов героина, — с видом знатока пояснил Фландерс.

— Особенно китайский контрабандист, — подхватил Шон. — Тон ставит компетентность на второе место после преданности.

— Вот как? — изумилась Дэни.

— Значит, кто-то согласился на полные штаны неприятностей и расходов, лишь бы устроить настоящий цирк на пристани в заливе Эллиота, — заключил Фландерс.

— Как по-вашему, это дело рук Тони Ли? — спросил Шон.

— Можно сказать и так, — отозвался Фландерс. — Полицейских навел уличный торговец низшего разряда, которому, помимо всего прочего, принадлежит ресторан в Беллингеме. Это к югу от канадской границы.

— Китайский ресторан? — мгновенно отозвался Шов.

— Приз за верную догадку!

— Какой именно?

— «Шанхай инн», — ответил Фландерс.

— Это крыша для «Земли и неба», — вступил в разговор до сих пор помалкивавший Гельман. — Они владеют целой сетью китайских ресторанов. Тон развозит рис, побеги бамбука и высококачественный белый героин в одних и тех же грузовиках.

— Значит, кто-то из членов «Земли и неба» выдал своих, — задумчиво произнес Шон. — Но зачем? Может, среди них началась война?

— Ни в коем случае! Эти ребята жмутся друг к другу, как вши в шевелюре бродяги, — возразил Фландерс, качая головой. — Если они выдали собственный груз, значит, оберегали нечто гораздо более ценное.

— Шелк! — выпалила Дэни.

— Да, шелк, — согласился Шон.

— Должно быть, это не простой шелк, если из-за него подняли столько шуму, — предположил Фландерс.

— Так и есть, — подтвердила Дэни.

— Значит, шелк здесь, — заключил Шон. — Остается единственный вопрос: как «Гармония» сможет обойтись без самого важного гостя?

— Без самого важного? — переспросил Фландерс.

— Да, его здесь нет, — кивнул Шон. — Может, прибавим скорость? Времени у нас в обрез.

.Фландерс взглянул в зеркало, проверяя, не шутит ли Шон.

Тот не шутил.

Устроившись поудобнее на сиденье, Фландерс прибавил скорость. До предела.

 

Глава 27

Если бы не щелочка между передними зубами Тони Ли, его гримаса сделала бы честь чеширскому коту. Улыбка Ли сияла лукавством в резком свете фонарей, свешивающихся со старых деревянных стропил склада.

Будда тоже сиял, но иначе.

Статуя чуть больше натуральной величины была изготовлена из драгоценного тикового дерева. Ремесло резчика достигло небывалой высоты и стало искусством. Сидящий Будда обладал руками и торсом мужчины в расцвете физических сил, и это придавало статуе ауру, в которой сочеталось чувственное и возвышенное.

Но самым явным свидетельством таланта мастера была голова скульптуры. Будда хранил и безмятежное, и поразительно властное выражение, излучая сверхъестественный покой.

Ли потер рукавом блестящую руку статуи.

— Не дурно, правда? — спросил он. Касатонов кивнул.

— Он больше напоминает воина, чем бога, — с расстановкой произнес он. — Верно, Катя?

В ответ она просто пожала плечами и отвернулась. Все, что имело хоть какое-то отношение к религии, вызывало у нее неловкость.

— Эту статую изготовили в Бангкоке, — пояснил Ли. — Она станет шедевром нового великолепного храма, который буддисты строят здесь, в Сиэтле.

Катя нетерпеливо повернулась к китайцу. Уже битый час Ли тонко и умело разжигал ее любопытство, намекая на присутствие рядом шелка, но не показывая его.

— Не правда ли, поразительно, — продолжал Ли, — как религиозные символы, подобные этому, способны заставить нас почувствовать себя бренными и жалкими, даже если мы ни во что не верим?

— Можно сказать и так, — пробормотала Катя. Касатонов в упор смотрел на китайца.

— Почтительность при виде таких символов выказывают даже члены правительства и высокопоставленные чиновники, — добавил Ли.

— Ну и что это значит? — тихо осведомилась Катя. Ли слегка кивнул, наслаждаясь ее нетерпением.

— Во всем есть свой смысл, — пробормотал китаец.

— Тогда объясните его. Пожалуйста, — торопливо добавила Катя.

— Немыслимо, чтобы какой-то жалкий таможенник дерзнул пристально осматривать такой бесценный, искусно изготовленный религиозный символ, — заявил Ли.

Под немигающим, как у змеи, взглядом голубых глаз Касатонова Ли поднял молоток, с помощью которого была распакована статуя. Он покачал инструмент на ладони, оценивая удобство рукоятки и вес.

— Так же немыслимо, к примеру, и вот это… — добавил Ли.

И с этими словами нанес удар.

Движение оказалось внезапным и молниеносным. Сталь обрушилась на деревянную поверхность. Неземное, прекрасное лицо раскололось. Обломки разлетелись во все стороны.

Потрясенная Катя громко ахнула. Несмотря на внешнее безразличие к статуе, в душе она по-прежнему оставалась русской девочкой и испытывала почти детское благоговение перед символами.

Ли громко рассмеялся, увидев Катину реакцию, и жестом подозвал одного из своих помощников.

Тот открыл стоящую неподалеку коробку и извлек голову Будды — такую же безупречную, какой выглядела голова, только что разбитая Ли.

— He бойтесь, — успокоил Ли. — Будда не отправится в свой новый храм безголовым. Тот же мастер сделал запасную голову.

— Вы успели отлично подготовиться, несмотря на краткий срок, — заметил Касатонов.

Легким кивком Ли словно поздравил самого себя.

— Я уже давно приберегал эту прекрасную двухголовую статую, — пояснил он. — Я знал, что настанет время и мне придется кое-что вывозить под охраной Будды.

— «Гармония» благодарит вас, — произнесла Катя.

— Это всего лишь маленькое одолжение за бесценный подарок — моего внука, — возразил Ли.

Подойдя сзади к статуе, он сунул руку в ее туловище и с легкой усмешкой извлек сверток, напоминающий футбольный мяч. Карманным ножом он разрезал липкую ленту на обертке.

Из-под обертки постепенно показался стеклянный цилиндр дюймов восемнадцати в длину и четырех в диаметре. Единственное отверстие в цилиндре было заткнуто простой пробкой. Пакетики кремниевого геля способствовали удалению влаги из того ничтожного количества воздуха, который проникал сквозь плотную пробку. Крохотное отверстие, сквозь которое отсосали излишки воздуха, было заткнуто обточенным кусочком эбенового дерева.

— Вот и шелк, — объявил Ли, — в целости и сохранности. Прекрасный, как в день его похищения из монастыря в Лхасе.

Катя присмотрелась к стеклу. В нем не было ни трещин, ни отверстий, но самое важное — ни малейших признаков конденсации влаги внутри капсулы. Пробка успешно защищала шелк, несмотря на то что была сделана грубовато.

— Заметьте, внутри нет и следов влаги, — осторожно произнес Ли.

— Что ж, тебе повезло, — пробормотал Касатонов. — Дайте-ка мне посмотреть.

Стеклянный цилиндр казался особенно хрупким в крупных, мощных руках русского. Он долго вертел капсулу, рассматривая ее на свет.

Только краешек лазурного шелка выглядывал между защитным слоем плотной белой наружной ткани, прикрывающей хрупкую драгоценность. Древняя золотая нить искрилась на фоне небесной голубизны.

Пожав плечами, Касатонов передал цилиндр Кате.

— Его не подменили, — заявил он. — Это все та же блеклая голубая тряпка. Золота в ней не наберется и на рубль. Таким барахлом я не стану даже чистить ботинки.

Ли улыбнулся широко, почти великодушно. На миг он испугался, что Касатонов начнет скандалить по поводу шелка.

Катя обеими руками приняла капсулу у Касатонова и уставилась на шелк с легкой улыбкой на лице.

— На вид он не стоит всех этих хлопот, — добавил Касатонов. — Впрочем, я рядовой, а не генерал.

— Мы преподнесем мистеру Кояме не красоту, а клочок истории, — объяснила Катя. — Надеюсь, он останется доволен.

— Значит, он приедет? — насторожился Ли.

— Разумеется, приедет, — кивнула Катя. — Почему бы и нет?

— Японские якудза прославились отнюдь не своим желанием сотрудничать, — заметил Ли.

— Мы нужны Кояме больше, чем он нам, — отрезал Касатонов.

Ли с сомнением покачал головой.

— Наши потребности одинаковы. — Катя подчеркнула голосом последнее слово. — Мы и соратники, и конкуренты Коямы. Только он может решить, кем мы станем — друзьями или врагами. Надеюсь, он сделает выгодный выбор.

— Само собой, — нетерпеливо подтвердил Ли. — Но как вы раздобудете визу для Коямы?

Катя не отрывала глаз от уголка древнего шелка, продолжая вертеть в руках холодную стеклянную капсулу.

— Ни одно правительственное решение не бывает окончательным, — напомнила она. — Всегда найдется более высокопоставленное лицо, которое окажется благосклонным… за соответствующую плату.

Веки Ли опустились, глаза антрацитом блеснули из-под них.

— Стало быть, какой-то чиновник из американской иммиграционной службы вскоре выходит в отставку и переселяется во Флориду, — наконец пробормотал он.

— На этот раз нет, — отозвалась Катя. — На нас уже работает один офицер иммиграционной службы — та женщина, которая подписывала ваши въездные бумаги.

— Она же в Оттаве, — удивился Ли. — Она канадка. Какое отношение она имеет к Кояме? Катя загадочно улыбнулась.

— Скажите, далеко ли от Сиэтла до Канады? — спросила она. — До Ванкувера?

— Сто двадцать миль, — ответил Ли, — но…

— Напрасно мы здесь теряем время, все уже готово, — вмешался Касатонов.

Катя предостерегающе взглянула на любовника.

— Мы перенесли нашу встречу в отель «Четыре времени года» в деловой части Ванкувера, — сообщила она.

— Когда? — изумился Ли.

Раздраженный вопросом Ли, Касатонов сделал полшага вперед. Его остановило прикосновение хрупкой Катиной руки.

— Сегодня Кояма вылетает в Ванкувер, — невозмутимо продолжала Катя. — Встреча состоится завтра.

— Вот оно что! — закивал Ли. — Если вам необходимо уединенное место для встречи, тон «Земля и небо» может предложить большой выбор.

— Спасибо, но на этот раз мы не воспользуемся вашим предложением.

— Что вы задумали? — резко выпалил Ли.

Касатонов вновь угрожающе двинулся к низкорослому китайцу, и Катя опять удержала цепного пса легчайшим прикосновением.

— Мы зафрахтовали яхту для тех, кто уже прибыл в Сиэтл, — сообщила она. — По пути в Ванкувер мы оста-новимся у островов Сан-Хуан.

Ли хмыкнул.

— Но вы, конечно, — любезным тоном добавила. Катя, — не будете принимать участие в этом круизе.

В глазах китайца мелькнул страх, но он сумел взять себя в руки.

— Почему? — напрямик спросил Ли.

— Вам предстоит слишком много хлопот, — заявила Катя, с улыбкой протягивая Ли стеклянный цилиндр.

— Ваша задача — вновь переправить эту тряпку для нас через границу, — объяснил Касатонов.

Свое облегчение Ли скрыл еще быстрее, чем мимолетный страх.

— Надеюсь, это вас не затруднит, — продолжал Касатонов. — Насколько мне известно, перейти границу между США и Канадой проще, чем трахнуть шлюху.

— Да-да, это будет достаточно просто, — заверил его Ли, улыбаясь и быстро кивая головой.

— Как вы это сделаете? — потребовал ответа Касатонов.

— Чем меньше людей знают эту лазейку, тем лучше будет для всех нас, — уклончиво сказал Ли.

— Не виляй, недомерок! — рявкнул Касатонов.

— Вы ведь однажды уже доверили шелк нашему…

— Доверил? — перебил Касатонов со смехом. — Да я следовал за ним по пятам!

На лице Ли отразилась тревога.

— Объясните, как вы провезете шелк в Ванкувер, — не отставал Касатонов. — Немедленно и во всех подробностях.

С этим словами русский вытащил свернутую карту из кармана своей кожаной куртки и развернул ее так, чтобы видеть на всем протяжении путь из Сиэтла в Ванкувер.

Тони Ли сердито выпрямился во весь свой рост, не превышающий пяти футов и четырех дюймов. Он напоминал таксу, задирающую волкодава.

— Пожалуйста, скажите ему, — попросила Катя, улыбаясь и деликатно прикасаясь к руке Ли. — «Гармония» существует потому, что сотрудничество прибыльнее войны.

Ли знал, что у него нет выбора. Он понял это еще в тот момент, как увидел канадский паспорт, который и подарил ему возможность встречаться с внуком, и подверг ребенка смертельной опасности.

Но несмотря на это, Ли была не по душе роль марионетки в руках профессионального убийцы. Он со свистом втянул воздух в щель между передними зубами, выказывая недовольство.

Помедлив, он взял карту и разложил ее на ящиках.

— Есть несколько вариантов, — резким тоном начал он.

Касатонов и Катя встали по обе стороны от лидера тона, возвышаясь над ним.

— Какие? — спросила Катя.

— В порту Блейн существуют особые ворота для тех, кто то и дело путешествует через границу, — объяснил Ли. — Машины с опознавательными знаками пропускают после чисто символического досмотра.

— Отлично, — отозвалась Катя. — Значит, шелк прибудет в Ванкувер уже через три часа?

Ли решительно покачал головой.

— Такие опознавательные знаки имеются на машинах считанных выходцев из Азии, — продолжал он. — Чтобы пересечь границу, нам придется воспользоваться помощью белого человека. Возможно, мистер Касатонов смог бы…

— Нет, — перебила Катя. — Мы с Ильей никогда не расстаемся.

Ли не удивился. Всем членам «Гармонии» было известно, что Касатонов — не только правая рука Кати, но и ее телохранитель.

— Тогда кто-нибудь другой, — поспешил предложить Ли.

Катя переглянулась с Касатоновым. Логическое мышление так же было у него доведено до совершенства, как и искусство убивать.

— Нет, — отрезал Касатонов. — Никаких посторонних, разве что в безвыходной ситуации…

— А как насчет рыболовных судов? — спросила Катя. — Разве они не проходят вот здесь по пути к Аляске?

Она указала на внутренний пролив между островом Ванкувер и материковой частью Канады.

— Спрятать капсулу на судне будет проще простого, — заявил Касатонов.

— Рыболовные суда появляются там только в сезон лова, — возразил Ли. — А сезон еще не начался.

— Тогда какой же вы выберете путь? — нетерпеливо спросил Касатонов.

— Выброска вслепую, — ответил Ли. — Вероятно, это наилучший выбор в любом случае. Так груз будет легче контролировать. Ведь вы этого хотите?

— Объясните, — потребовал Касатонов. — Выражение «выброска вслепую» мне знакомо, но не в связи с контрабандой.

— Как вы уже заметили, перейти эту границу довольно просто, — ответил Ли. — Мои люди часто пересекают ее, но обычно в другом направлении.

— То есть? — удивился Касатонов.

— Мы привозим героин в канадский городок на острове Ванкувер, а затем везем его на юг на пароме, идущем мимо островов Сан-Хуан.

Катя нахмурилась.

— А как же таможенные досмотры?

— Досматривают груз на судах, совершающих международные рейсы, — пояснил Ли. — А паромы, которые курсируют туда-сюда между островами, никто не проверяет.

— Правда? — изумилась Катя. — Это удивительно даже для американцев!

Ли улыбнулся и шумно втянул воздух.

— Эти острова — лабиринт маршрутов множества паромов, — продолжал он. — Кто-нибудь может доставить груз, скажем, на Сан-Хуан и оставить его в условленном месте — это и есть «выброска вслепую».

Касатонов понял, куда клонит Ли. Он согласно закивал, не дожидаясь конца объяснений.

— Кто-нибудь с канадской стороны прибудет туда же на внутреннем пароме, подберет груз и вернется в Викторию, — рассуждал Ли. — Оттуда на катере через несколько минут доберется до Ванкувера. Разумеется, суда, курсирующие между канадскими островами и материковой частью Канады, никто не досматривает.

— А почему именно Сан-Хуан? — спросил Касатонов, глядя на карту. — Там есть даже небольшой городок, Фрайди-Харбор.

Ли пожал плечами:

— Ну и что?

— Почему бы не выбрать какой-нибудь уединенный остров, где поменьше народу и где груз вряд ли выследят?

— Потому, приятель, — иронически отозвался Ли, — что во Фрайди-Харборе есть надежное место для хранения контрабанды.

— Что еще за место? — вмешалась Катя.

— Ресторан под названием «Китаянка». — Ли поморщился, — Омерзительное название, но оно привлекает туристов.

— И эта «Китаянка» принадлежит тону «Земля и небо»? — спросил Касатонов.

Ли ответил ему улыбкой чеширского кота, но в этот момент напоминал скорее крысу с пристани.

— Ресторан надежен, как швейцарский банк, — заявил Ли.

Катя вопросительно взглянула на Касатонова. Несколько минут в помещении склада не было слышно ни звука: Касатонов сосредоточенно обдумывал план.

Наконец он коротко кивнул, соглашаясь.

— Шелк должен быть в Ванкувере завтра утром, в десять часов, — сказала Катя. — Вы сможете доставить его вовремя своим методом «выброски вслепую»?

— Конечно, Царица, — ответил Ли, криво усмехаясь. Воспользоваться прозвищем Кати было непростительной наглостью с его стороны.

— Тогда решено, — заключила Катя.

С улыбкой она начала обдумывать план отмщения высокомерному китайцу. Эта мысль вызвала у нее почти сексуальный трепет предвкушения.

«Но сначала, — напомнила она себе, — Ли должен выполнить свою задачу в моей „шелковой стратегии“».

 

Глава 28

В трущобах портового района, некогда бывшего чайна-тауном Сиэтла, обломки досок и полуразрушенные кирпичные стены громоздились повсюду, как надгробия. Несмотря на множество свободных мест для жилья, выходцы из Кантона явно питали пристрастие к уцелевшим строениям вековой давности.

Последние двадцать минут Дэни провела, пытаясь представить себе, как выглядел этот район раньше. Такое мыслительное упражнение было ее испытанным способом совладать с сочетанием тревоги и безмерной скуки.

Несомненно, слежка, в ходе которой наблюдателям пока приходилось бесцельно торчать на одном месте, уставясь в пустоту, — чрезвычайно нудное занятие.

— Слежка всегда бывает такой… богатой событиями? — с иронией осведомилась Дэни.

— Да, — кивнул Шон.

— Значит, приток адреналина в подобной работе совершенно бесполезен.

— Скучно только до тех пор, пока до цели остается почти полмили, — еле слышно прошептал Фландерс.

— Что? — не расслышала Дэни.

Фландерс оторвался от своего занятия — последние полчаса он усердно чистил и полировал большой пистолет.

— Если подобраться поближе, — произнес он, взглянув на Шона, — слежка станет чертовски интересным делом: гораздо интереснее, чем смотреть, как сохнет краска.

Не обращая внимания на Фландерса, Шон застыл неподвижно, словно тень тигра, затаившегося в пятнистом мраке джунглей, и смотрел в затемненное окно фургона.

Фландерс пробормотал что-то на ломаном испанском и начал вставлять патроны.

— Это и не скучно, и скучно, — негромко сказал Шон. — Ни то, ни другое, но и то, и другое вместе.

— А теперь переведи на английский, — попросила Дэни.

— Все познается в сравнении. Если заняться слежкой после того, как приходится подолгу смотреть в одну точку стены каменной клетки в промозглом монастыре и думать о бесконечном разнообразии бесконечности, — объяснил Шон, — то слежка покажется на редкость интересным делом.

— Дзен-философия слежки, — определил Фландерс. — Я часто слышал о рассудочности агентов «Риск лимитед», но не подозревал, что среди вас еще остались дзен-воины.

— Он монах, — возразила Дэни с оттенком горечи. — Это большая разница.

— Просто искатель, — поправил их обоих Шон. — Ни больше ни меньше.

— Вы ищете что-нибудь особенное? — невинным тоном осведомился Фландерс. — Сиэтл — большой город. Здесь можно найти что угодно.

Шон рассмеялся. За несколько часов, проведенных в фургоне, он научился ценить остроумных, бывалых таможенников.

Фландерс сумел бы понравиться Прасаму Дхамсе, размышлял Шон. Ламе удалось бы разглядеть упрямое стремление к лучшему под налетом цинизма полицейского.

— Я ищу покоя, — объяснил Шон. — Как и все остальные, кто не признается в этом.

— Говори только за себя, — перебила Дэни. — А предмет моих мечтаний вполне осязаем — лоскут одеяния Будды.

— Он принесет покой и мне, — согласился Шон. — Причем надолго.

Фландерс указал пистолетом в сторону склада, за которым они наблюдали уже целый час, с тех пор как туда вошли Катя и Касатонов.

— А вам не кажется, что предмет ваших мечтаний находится прямо перед вами? — поинтересовался Фландерс.

— Этого мы не знаем, — откликнулся Шон.

— Тогда давайте ворвемся туда и выясним.

— Но если шелка там нет, выбраться оттуда нам не удастся, — сухо напомнил Шон.

— А как насчет параболического микрофона, а может, и подслушивающего устройства в стене склада? — предложил Фландерс.

— Слишком опасно. У склада наверняка расставлены охранники.

— Я произвожу вполне убедительное впечатление бездомного пьянчуги.

Шон отрицательно покачал головой. Фландерс шепотом выругался.

— Если я правильно понял, у «Риск лимитед» проблемы с грязными уловками?

— Когда как, — уклончиво отозвался Шон.

— Вы же не собираетесь передавать дело в федеральный суд, верно? — напомнил Фландерс. — Вам нужна только информация.

— Анонимная информация, — уточнил Шон. — Источник которой невозможно проследить.

— Этим и хороши параболические микрофоны, — подхватил Фландерс.

Щон вновь покачал головой.

— Мы имеем дело не с уличными торговцами крэком, — напомнил он. — Касатонов наделен шестым чувством опасности.

— Как и ты, — вставила Дэни.

— Но это чувство не спасло нас обоих в Лхасе, в прошлый раз, когда мы оказались на пути у Касатонова, — напомнил Шон.

Фландерс вскинул голову.

— И здорово вам досталось?..

— Почти так же здорово, как холодно в могиле, — нехотя признался Шон.

— Значит, тебя и на самом деле прижало, сынок.

— Да, — просто подтвердил Шон. — И я не хочу вновь подвергать Дэни такой опасности. Она лицо гражданское.

— Что бы ты там ни говорил, — заявил Фландерс, голыми руками тебя не взять.

— Сколько еще мы будем торчать здесь? — спросила Дэни у Шона.

— До тех пор, пока не увидим хоть что-нибудь.

— А если бы меня здесь не было? Ты сделал бы то же самое? — настаивала Дэни.

— Вероятно, — отозвался он. Фландерс фыркнул.

— Мы еще можем позволить себе ждать, — пояснил Шон. — Наши агенты в Токио следят за Коямой. У нас есть время подумать, прежде чем решиться действовать.

— Но… — начала Дэни.

— Подожди, — коротко прервал Шон. Дэни вскинула голову. За долю секунды Шон превратился из тени тигра в самого тигра.

Фландерс ожил мгновение спустя. Он выпрямился на сиденье, сунул пистолет в кобуру на поясе и поднес бинокль к глазам.

Шон уже давно смотрел в свой бинокль. По другую сторону замусоренной соломой стоянки подъехал и остановился перед дверью склада «Земли и неба»: бежевый грузовик с тентом. Водитель вышел, подошел к двери и постучал.

— Чжень Ли Хвань, — произнес Фландерс, узнав китайца. — Черт! Пять тысяч баксов бродят под носом. Вот уж не думал, что он когда-нибудь снова сунет свою драную бороду и тощую задницу на мою сторону границы?

Дверь склада приоткрылась, впуская прибывшего. Одним взглядом Шон охватил внутренность склада.

— Внутри восемь, а может, и десять человек, — бормотал он. — Касатонов, Катя, Ли. Статуя… похоже, сидящего Будды. Только без головы.

— Теперь вам известно, как они провезли контрабанду, — вставил Фландерс.

— Чего мы ждем? звенящим от возбуждения голосом спросила Дэни.

— Случая поудобнее, — коротко отозвался Шон. Фландерс извлек из сумки, стоящей в ногах, сотовый телефон.

— Ты когда-нибудь слышал о номере 911 ? — спросил он у Шона.

— Да. Но лучше не звони.

— Чжень скрывается от федеральных властей, — объяснил Фландерс. — Анонимного звонка в полицейское управление Сиэтла достаточно, чтобы весь район оцепили за каких-нибудь пять минут.

Не отвечая, Шон проследил, как скользнула на место дверь склада, закрываясь за въехавшим внутрь грузовиком.

— Убери телефон, — попросил он.

— Так тебе нужен этот треклятый шелк или нет? — раздраженно выпалил Фландерс.

— Этот шелк не прочнее паутины, — пояснил Шон. — Нам придется выждать время, чтобы не повредить его. А вооруженные команды захвата не могут похвастаться утонченностью.

Вдобавок возникала еще одна проблема — та, о которой знали только Шон, Редпас, Джиллеспи и неизвестный ткач. Если план Шона сработает, шелк будет спасен, а «Гармония» рухнет.

Фландерс испустил глубокий вздох и недоверчиво покачал головой.

— Ты старший, тебе и решать, — заявил он. — Но когда-нибудь нам все равно придется попытать удачу, иначе случая может больше не представиться.

— Мы должны опередить «Гармонию» и подстроить… скажем, засаду, — заявил Шон, не отрывая взгляда от закрывшейся двери склада. — Кто такой этот Чжень Ли Хвань?

— Контрабандист, перевозчик героина, — сообщил Фландерс. — Его разыскивают таможенники. Родственникам Чженя принадлежит лавка в чайнатауне Виктории, где они продают китайскую лапшу. Вероятно, там же хранят половину героина, прибывающего из Азии, но никому еще не удавалось поймать эту семейку за руку.

— Чжень — член тона «Земля и небо»? — спросил Шон.

— Похоже на то, — сухо отозвался Фландерс. — Ни одного постороннего не подпустили бы к дверям этого склада — иначе мы сами могли бы запросто войти туда.

Оба несколько долгих минут вглядывались в двери склада.

Все оставалось по-прежнему.

Внезапно послышался негромкий, ритмичный стук по металлическому боку фургона. Шон обернулся на звук открывшейся двери. В машину забрался Гельман. Судя по сияющему лицу, агент вернулся не с пустыми руками.

Подняв бинокль, Шон возобновил наблюдение за дверями склада.

— Рассказывайте, — обратился он к Гельману.

— Консьержка в отеле — прелестная молоденькая латиноамериканка, родилась и выросла в Гвадалахаре, как и я, — сообщил Гельман.

— Ты же говорил мне, что родился в Гуанахуато, — напомнил Фландерс.

Гельман небрежно пожал плечами.

— Сегодняшнее утро выдалось у этой консьержки особенно хлопотливым, — продолжал он. — Ей пришлось помогать одним очень богатым иностранцам, которые остановились в «Четырех временах года», фрахтовать роскошную прогулочную яхту.

— При чем тут это? — удивилась Дэни.

— Терпение, детка! — с усмешкой отозвался Гельман. — Пробыв в заказанном на пять дней номере всего двое суток, богачи из «Гармонии» решили покинуть отель и отправиться в плавание мимо островов до Ванкувера — до города, а не острова.

— Когда они отчаливают? — спросил Шон.

— Через несколько часов.

— Что за судно? — В голосе Шона зазвучал металл.

— Яхта под названием «М.В.Парти-тайм», — сообщил Гельман. — В условиях фрахта Катя указала, что судно должно прибыть в Ванкувер завтра утром. Для членов «Гармонии» на несколько дней забронированы места в «Четырех временах года» на Джорджия-стрит.

— Кто будет на борту? — спросил Шон.

— Все, кроме Тони Ли.

Шон усмехнулся:

— Ловкая работа. Чертовски ловкая.

— Ванкувер… — задумчиво произнесла Дэни. — А Кояма может получить визу на въезд в Канаду?

— Само собой, — подтвердил Фландерс. — Канадцы гораздо либеральнее в своих требованиях к иммигрантам и гостям страны. Вероятно, они бы предложили политическое убежище самому Тодзио, окажись он поблизости.

— Значит, все рухнуло, — упавшим голосом произнесла Дэни. — «Гармония» пополнится японской коллекцией, Кояма получит шелк, а остальному миру чертовски не повезет.

— Ты думаешь? — мягко спросил Шон. Опустив бинокль, он положил руки на плечи Дэни. Она напряглась, вздрагивая от гнева и разочарования.

— Все верно, — подтвердил он. — Наш единственный выход — опередить их.

— Опередить? Не смеши, Шон! Должно быть, они уже расставили охрану на каждом углу нового отеля. Не говоря уже о зафрахтованной яхте. Что же нам теперь делать? Плыть за ними в кильватере?

— Применить так называемую тактику овчарки, — ответил Шон.

— А по-моему, это дрянная тактика, — выпалила Дэни.

— Мы заставим их двигаться в новом направлении, — продолжал объяснять Шон, — в ту сторону, которая для них будет неожиданной. В такой ситуации люди часто допускают ошибки. Еще не все потеряно, Дэни.

— А по-моему, это чертовски более рискованное занятие, чем ворваться сейчас на склад и захватить шелк, — пробормотал Фландерс.

Шон повернулся к нему.

— Подумай, — предложил ему Шон, — возьмет ли «Гармония» шелк с собой, на яхту?

Бывший служащий таможни на минуту, задумался, а потом потряс головой.

— В это время года севернее Сан-Хуана почти не бывает небольших прогулочных судов, — заявил Фландерс. — Достаточно одного звонка по телефону, чтобы яхту осадили со всех сторон.

— Эти русские — параноики, — заявил Гельман. — Они не станут рисковать шелком.

— Потому они и не берут с собой Тони Ли, — заключил Шон. — Он специалист по контрабанде. Будь вы на месте Ли, как бы вы перевезли шелк?

— С помощью Чжень Ли Хваня, — мгновенно выпалил Фландерс. — Этот тип скользкий, как угорь.

— Разве он не канадец? — вмешалась Дэни.

— Лазейка работает в обе стороны, — загадочно отозвался Шон. — Передай-ка мне телефон со скремблером.

Фландерс вытащил необычно огромный сотовый телефон из сумки, стоящей у ног, и бросил его Шону. С быстротой, от которой Фландерс изумленно моргнул, Шон перехватил телефон в воздухе и начал набирать номер.

Секунду спустя связь была установлена. Благодаря декодеру голос Редпас изменился, но был по-прежнему узнаваемым.

— Привет, Кассандра, — произнес Шон. — А Джилли на месте?

— Да.

— Хорошо. Позови его, пусть тоже послушает.

Затаив дыхание, Дэни следила за Шоном, завороженная его сосредоточенностью в ожидании, когда Редпас переключит телефон на полную громкость, чтобы следить за разговором могла не только она, но и Джиллеспи.

— Мы почти уверены, что шелк находится в здании склада в международном районе Сиэтла, — сообщил Шон.

— Как он туда попал? — спросила Редпас.

— В чреве Будды.

— Ты можешь незаметно подобраться к нему? — послышался в трубке голос Джиллеспи.

— Нет. Его охраняют. Жирный японский карп еще не вылетел?

— Подожди, — попросила Редпас, — Джилли сейчас позвонит в Японию.

Тридцать секунд спустя Шон дождался ответа и передал его нетерпеливым слушателям в фургоне.

— Токийские агенты проследовали за Коямой в аэропорт Нарита, — сообщил он. — Сейчас он ждет посадки на рейс канадской авиакомпании. Они не могут подобраться поближе, чтобы выяснить, какой именно рейс.

— Тогда какой от них прок? — хмыкнул Фландерс, ни к кому не обращаясь.

— Пусть проверят расписание вылетов, — произнес Шон в трубку. — Ручаюсь, он летит рейсом на Ванкувер, Канада, в ближайшие двадцать минут.

Шон подождал, пока передадут сообщение, выполнят его просьбу и доложат о результатах.

— Ты просто сокровище! — воскликнула Редпас.

— Еще бы, — с мрачной усмешкой отозвался Шон. — Именно потому я и упустил шелк с самого начала.

— Какого черта1 — отчетливо произнесла Редпас. — Если бы ты сделал другой выбор, я бы пристрелила тебя.

Улыбка Шона смягчилась.

— А Джилли все еще там?

— Угу, — отозвался Джилли.

— Действуем по плану Б. Подмена уже готова?

— А как же!

— Отлично, — ответил Шон и вдруг заторопился:

— Ну, заканчиваем. Чжень вышел. Будем держать тебя в курсе.

Фландерс метнулся на водительское сиденье в тот же миг, как Шон выключил телефон.

— Следуй за Чженем, пока он не отъедет подальше, — велел Шон.

— А я думал, нам нельзя выдавать себя, — заметил Гельман.

— Надеюсь, Фландерс сумеет заткнуть рот Чженю, — сказал Шон. — А лично я напомню ему о конституционном праве на сотрудничество.

Выражение на лице Гельмана стало озадаченным.

Фландерс расхохотался:

— Значит, ты ее разглядел?

— Ее нельзя было не разглядеть среди металла, — отозвался Шон.

— О чем это вы? — недоумевающе спросила Дэни. Шон выставил вперед ногу, подцепил носком ботинка ремень тяжелой кожаной сумки Фландерса и подтащил её к себе на расстояние вытянутой руки.

— Вот о чем, — объяснил он, покопавшись в сумке.

Он извлек наружу темно-синюю куртку и встряхнул ее. На ней крупными белыми буквами значилось: «Таможня США».

— А значок у тебя найдется? — спросил Шон у Фландерса.

— Фальшивый, но никто пока не жаловался.

— Должно быть, мешал ваш огромный пистолет, — предположила Дэни.

— Да, эта древняя железка производит неизгладимое впечатление на плохих парней, — фыркнул Фландерс.

Через затемненные стекла фургона они увидели, как грузовик Чженя отъехал от склада и направился вниз по холму, к Кингдому.

Фландерс вывернул из облюбованного убежища. Держась на расстоянии квартала от грузовика, он следовал за ним на протяжении мили. Затем машина китайца свернула в узкий переулок в районе пристани.

— Он направляется к рынку азиатских товаров, — сообщил Фландерс. — Мы всегда подозревали, что он прячет контрабанду в лапше и побегах бамбука.

— Останови его! — велел Шон. — Скорее!

Фургон рванулся вперед с поразительной скоростью. Очень быстро Фландерс нагнал и слегка обогнал грузовик Чженя. Без предупреждения вывернув руль вправо, Фландерс ударил по тормозам.

Как и следовало ожидать, Чжень тоже затормозил и свернул вправо, чтобы избежать столкновения. К тому времени как китаец понял свою ошибку, было уже поздно: фургон притиснул его грузовик к краю тротуара.

Поставив фургон на ручной тормоз, Фландерс выскочил наружу. Спустя мгновение он оказался у дверцы Чженя.

Увидев синюю куртку таможенника, Чжень попытался переключиться на заднюю скорость, не сумел и сделал еще одну попытку.

— Не двигайся, щенок! — рявкнул Фландерс. Его предостережение отчетливо слышалось сквозь закрытое окно, но гораздо более впечатляющим оказалось дуло большого пистолета. Чжень замер.

— Не высовывайся, — велел Шон Дэни. — Тебе там нечего делать.

— Это меня нисколько не удивляет, — фыркнула Дэни. — Первое приключение, а мне отводят роль зрительницы!

Но слушать ее было уже некому. Шон и Гельман выскочили в боковую дверь фургона. Вместе они вытащили Чженя из машины, поставили лицом к крылу грузовика и обыскали.

— Привет, Чжень Ли Хвань! — поздоровался с пленником Фландерс. — Можешь считать, что ты вляпался по уши. Напрасно ты не отсиделся где-нибудь в Виктории или в Кантоне — там гораздо безопаснее. Не так близко до федеральной тюрьмы США.

— Нет, нет, нет! — запричитал китаец, прижавшись с раскинутыми руками и ногами к машины. — Я не тот Чжень. Вам нужен другой.

— Я следил за тобой целую неделю, а теперь ты взялся везти в Ванкувер этот груз! — радостно сообщил Фландерс. — Всех твоих сообщников я знаю в лицо — и тебя тоже, паршивец!

— Нет, нет, это не я, не я! Какой-то другой китаец, но не я.

— Отпечатки пальцев не лгут, — спокойно вмешался Шон. — Если ты не тот Чжень, мы извинимся. А если тот, лучше позвони жене и предупреди, что опоздаешь к ужину — по меньшей мере лет на двадцать.

Схватив пленника за тонкое запястье, Шон повернул его так, словно готовился надеть наручники.

— Какие отпечатки? — опомнился Чжень. Шон переглянулся с Фландерсом.

— На пластиковой упаковке твои отпечатки остались повсюду, — не моргнув глазом соврал бывший таможенних. — Я видел, как ты сам носил пакеты.

Чжень выглядел озадаченным: казалось, он не припоминает со своей стороны столь небрежного обращения, с контрабандой.

Но Фландерс знал, что давать Чженю время для размышлений не стоит. Схватив низкорослого китайца за грудки, он заставил его выпрямиться.

— Правительству США наплевать на контрабандистов, — рявкнул он, возвышаясь над пленником. — Ты просчитался, появившись по эту сторону границы, Чжень, опасно просчитался.

— Я не контрабандист, — лепетал китаец, — просто держу ресторан, вот и все.

— Ну-ну, — равнодушно закивал головой Фландерс. — Так все говорят. А как насчет примеси героина в лапше, а?

— Нет! Я не контрабандист!

— Заткнись, — резким, как удар хлыста, голосом велел Шон, — иначе получишь еще пять лет за сопротивление властям.

Губы Чженя сжались в узкую черту.

— Я не контрабандист, — упрямо процедил он сквозь зубы.

— Двадцать пять лет, — напомнил Гельман. — Или ты предпочитаешь тридцать?

— Конечно, — кивнул Шон. — Ненавижу врунов.

— Подумай хорошенько, — мягко обратился Фландерс к Чженю. — Ты у нас на крючке. Мы можем снять тебя осторожно, а можем и просто сдернуть. Нам решать, вернешься ли ты домой сегодня вечером.

На миг Чжень смутился, но внезапно воодушевился.

— Вам нужен кто-то другой, да? — с жаром выпалил он. — Я могу выдать вам одного человека — важную птицу.

Фландерс изобразил одновременно изумление и недоверие.

— Ты согласен заложить своих собратьев по тону «Земля и небо», — переспросил он, — которому ты поклялся служить до последней капли крови?

Чжень улыбнулся:

— Это не братья из тона. Они белые, как вы. Большой русский гангстер.

— Выкладывай, — велел Шон и добавил вкрадчиво:

— Только не лги, Чжень. Если мы узнаем, что ты соврал, тебе не поздоровится. А мы обязательно это узнаем.

— Ты легко поймаешь этого русского, босс, — объяснил Чжень. — Он сказал, что будет следить за каждым моим шагом. Годится?

Шон хватил кулаком по крылу грузовика:

— Ч-черт!

— В чем дело? — встревожился Фландерс.

— Касатонов идет по следам Чженя, — выпалил Шон. — Значит, и по нашим следам!

— О Господи!

— Аминь. Шевелитесь, ребята, — заторопился Шон, — иначе нам не поздоровится.

 

Глава 29

Хозяином яхты «М. В. Парти-тайм» был массивный, шестидесятилетний мужчина с багровым лицом, который старался выглядеть лет на сорок, а вел себя как двадцатилетний мальчишка. Приставив бинокль к глазам, он провожал плотоядным взглядом стайку броско разодетых девиц, поднимающихся по трапу. Их каблуки отличались необыкновенной высотой, а юбки были короче некуда.

— На вкус матросов — ничего особенного, — заметил капитан, — а я бы не отказался скоротать ночку с одной из этих пташек.

Илья Касатонов стоял на расстоянии нескольких футов от капитана, изучая судовой журнал. Покончив с этим делом, он намеренно уронил толстый журнал на нактоуз.

Раздраженный громким стуком, капитан опустил бинокль и огляделся.

Не обращая внимания на капитана, Касатонов рассматривал компас с таким интересом, будто видел его впервые.

Капитан снова поднес к глазам бинокль.

Журнал опять грохнулся на нактоуз.

— Молодой человек, — наконец не выдержал капитан, — если вы не умеете обращаться с вещами, лучше не трогайте их!

— Очевидно, вы высоко цените женское тело, капитан, — заметил Касатонов, не отрывая взгляда от компаса.

— Я же мужчина, — отозвался капитан.

— Эти женщины предназначены не для вас и не для экипажа.

Внезапно Касатонов вскинул голову, пронзив капитана бестрепетным взглядом убийцы.

— Все члены экипажа, свободные от вахты, должны находиться в кают-компании, — заявил Касатонов. — Это касается и вас.

Владелец яхты любезно улыбнулся.

— Не беспокойтесь, — заверил он, — у меня опытная команда. Вашим гостям никто не помешает.

Касатонов вновь перевел тяжелый взгляд на компас.

— Но с другой стороны, — продолжал капитан, — если кто-нибудь из ваших дам пожелает познакомиться поближе с жизнью морского волка, просто проводите их на мостик. Никто еще не жаловался на… вид отсюда.

Быстрое движение головы Касатонова напомнило бросок змеи.

Капитан вздрогнул. Несмотря на то что комплекция обоих мужчин была приблизительно одинаковой, холод рептилии в глазах Касатонова внушал ужас.

— Вы меня не поняли, — отчетливо выговорил Касатонов. — В перерывах между вахтами ваши люди должны становиться невидимыми.

— Некоторые гости не прочь побывать на мостике, только и всего, — пробормотал капитан. — Мы постараемся развлечь их.

— Первую часть плавания меня не будет на борту.

Капитан попытался не выдать облегчения. Но не сумел.

— Я присоединюсь к вам в Виктории, — продолжал Касатонов. — И если кто-нибудь из гостей останется недоволен, вы за это ответите. Есть еще вопросы?

Лицо капитана приобрело малиновый оттенок. Он не привык выслушивать приказания, а тем более исполнять их.

— По-видимому, вы не знакомы с морскими законами, — резко заявил он. — Как только мы отчалим, командовать здесь буду я, а не вы. И если возникнут затруднения, разбираться с ними тоже придется мне.

Касатонов сделал движение, как будто хотел отвернуться, но тут же выбросил руку и схватил капитана за горло.

— Вы капитан плавучего борделя, а не яхты, невозмутимо процедил он.

Капитан застыл по стойке «смирно». Это был не жест уважения, а попытка уклониться от стальных пальцев, стискивающих ему горло.

— Это судно для развлечений, в самом прямом смысле этого слова, — продолжал Касатонов. — И если вы или ваши люди хоть чем-нибудь помешаете развлечениям пассажиров, я вас кастрирую. Мы поняли друг друга, капитан?

В последнее слово он вложил непередаваемую издевку.

Капитан слабо пискнул и кивнул.

Касатонов слегка разжал пальцы на шее собеседника.

— В Виктории вы должны быть к полуночи, — заявил русский.

Капитан закивал, как китайский болванчик.

— Где вас искать? — спросил Касатонов.

— В конце Гавернмент-стрит есть частный причал, — прохрипел капитан. — У меня там постоянное место.

— Не рассчитывайте на длительную стоянку, — распорядился Касатонов. — К завтраку мы будем у гавани Ванкувера, а на берегу должны иметь запас времени: надо успеть встретить самолет в ванкуверском аэропорту, прилетающий ровно в шесть вечера. Вопросы есть?

— Нет, — пробормотал капитан.

— Будьте готовы сняться с якоря через час.

Касатонов отпустил шею капитана так же стремительно, как стиснул ее.

Не удостоив капитана ни единым взглядом, Касатонов покинул мостик. Он спустился по трапу на главную палубу с проворством и уверенностью спортсмена.

Катя рылась в груде коробок и пакетов, только что доставленных на борт. На каждой из них виднелась эмблема магазина зимней одежды из Сиэтла.

— Ты задержался, — заметила Катя. — Что-то случилось?

— Ничего особенного.

Катя испытующе вгляделась в глаза Касатонова.

— Если с капитаном возникнут хоть малейшие затруднения, — продолжал Касатонов, — напомни, что я жду этот плавучий бордель у причала в конце Гавернмент-стрит в Виктории.

Улыбаясь, Катя издала довольный звук, напоминающий мурлыканье. Она наслаждалась возможностью держать на привязи такого зубра, как Касатонов.

— Непременно скажу, дорогой, — проворковала она.

Нагнувшись, Катя вытащила из одной коробки тяжелую длинную парку и грациозно закуталась в нее.

— Там найдутся еще такие же, — сказала она, указывая на коробку. — Большинство гостей не подготовились к осеннему круизу.

— Пусть их греют шлюхи.

С этими словами Касатонов со скукой взглянул на женщин. Они столпились у трапа, покуривая и болтая, как продавщицы в ожидании начала рабочего дня.

— Документы у всех в порядке? — спросил Касатонов у Кати.

— Да.

Пренебрежительно хмыкнув, Касатонов отвернулся от ярко разодетых шлюх.

— А то смотри, — предостерег он. — У канадцев могут найтись какие-нибудь, дурацкие законы насчет ввоза проституток.

— Один лос-анджелесский сутенер из «Коза Ностры» возит девок чартерными рейсами, — возразила Катя. — А эти все американки. Они имеют право въезжать в Канаду без визы.

— А как насчет припасов? Ты проверила камбуз? Все приготовлено?

— Разумеется, — зевнув, подтвердила Катя. — Я свое дело знаю, не волнуйся.

Касатонов не ответил. В глубине души он ощущал тревогу. Это чувство не покидало его с тех пор, как Чжень выехал за ворота склада.

— Успокойся, дорогой, — увещевала Катя своего партнера. — Нам предстоит всего лишь увеселительная прогулка.

Касатонов хмыкнул.

— Тони Ли и его люди позаботятся о том, чтобы подарок для Коямы благополучно прибыл в Викторию, — добавила Катя. — Не лучше ли нам как следует отдохнуть перед встречей с Коямой?

Но недоброе предчувствие не покидало Касатонова. Катя вздохнула. Она надеялась приятно провести плавание, развлекаясь соблазнительными и опасными играми со своим штатным убийцей.

— Посмотри, — предложила молодая женщина, показывая ему толстый свитер. — Я для тебя его купила. В нем ты будешь чувствовать себя как дома, в Эстонии.

Порыв ветра пролетел над солеными водами, растрепав светлые шелковистые волосы Касатонова и взметнув пышные пряди Катиных волос.

— Здешний воздух так холоден и чист, — произнесла Катя с глубоким вздохом. — Он заставляет меня жалеть о прошлом.

— Прошлое давно мертво.

Катя состроила гримаску, недовольная мрачностью Касатонова.

— Надень его, — мягко попросила она, протягивая свитер. — Он тебе пойдет.

Касатонов оттолкнул подарок.

— Мы зашли слишком далеко, чтобы свернуть с пути, — пробормотал он.

— Но кто может нам помешать? — спросила Катя. Касатонов ответил бы ей, если бы смог. Но им двигали только инстинкты хищника, который вдруг сам стал добычей. От дурного предчувствия у него покалывало все тело, словно от прикосновения грубой ткани.

— Канадцы следят только за тем, чтобы из США на территорию страны не провозили контрабандные сигареты, — убеждала его Катя. — Таких контрабандистов мы обходим стороной. Стало быть, шелк в безопасности.

Так и не дождавшись ответа, Катя приложила свитер к его широким плечам, а затем вытянула рукав вдоль мускулистой руки, проверяя длину.

Ее пальцы коснулись того места, где длинный рукав рубашки прикрывал тонкую повязку. Она вспомнила, какой страх и возбуждение испытала, увидев струящуюся по его коже кровь и зная, что эта ранка оставлена ее зубами.

Катя провела губами по рукаву, скрывающему ранку.

— Пожалуйста, милый, поедем со мной, — торопливо зашептала она. — Позволь мне искупить вину…

По-прежнему прикладывая свитер к торсу Ильи, Катя приблизилась и не без умысла задела его грудью.

Касатонов крепко схватил ее за плечи. Запах водки и женщины, исходящий от Кати, соблазнял его.

Но вместе с тем усиливал тревогу.

— Почему тебе не терпится именно сейчас? — спросил Касатонов. — Обычно ты бывала только рада отправить меня в бой. Или ты задумала что-то без моего ведома?

На лице Кати отразилось изумление, но не испуг.

— Как ты мог такое подумать! — воскликнула она.

— Тогда почему же ты удерживаешь меня? Или тебя что-то испугало?

Катя сильнее прижалась к Касатонову, но он не ослабил пальцы на ее плечах. Она отвернулась, желая спрятать почти детский страх в глазах.

— Да, — прошептала она, — я не хочу ждать одна вместе с этими чудовищами. Мне кажется, именно сейчас им нельзя доверять.

— Не только сейчас, — поправил Касатонов. — Они сожрали бы тебя живьем и даже не поперхнулись, не будь рядом русского волкодава.

Ужас, как режущий удар хлыстом, заставил Катю передернуться.

— Знаю, — тихо выговорила она. — Останься со мной, пожалуйста.

Касатонов со смехом отстранил ее, не обращая внимания на слабую попытку сопротивления.

— Наконец-то ты поняла, что без меня тебе не обойтись, — произнес он. — Вот и хорошо. Это придаст тебе покорности.

Он резко выпрямил руки, отталкивая Катю.

— Илья!

Касатонов ответил ей странной удрученной улыбкой.

— Об этом мы поговорим, когда шелк будет в безопасности, — заявил он. — Если, конечно, ты по-настоящему оценишь меня…

Катя застыла в ожидании.

Касатонов молча смотрел поверх студеной ряби вод залива Эллиота на зубчатые пики Харрикейн-Ридж.

— В чем дело? — не выдержала Катя. — Чего ты хочешь?

— Равноправного партнерства. Разве это много?

— Ты хочешь половину того, что я зарабатывала всю жизнь? — негромко переспросила Катя. — Половину того, за что меня насиловали и били?

— По-твоему, все, что у тебя есть, — только твоя заслуга? — злобно спросил Касатонов.

— Да!

— А по-моему, нет.

Смесь гнева, страха и водки переполнила ярость.

— Я вытащила тебя из армейской помойной ямы, ѕ выпалила она. — Спасла тебя от пьянок с дешевой водкой и стареющими приятелями, тоскующими о старых добрых временах, а теперь ты претендуешь на половину того, что принадлежит мне?

— Я работал на тебя, убивал для тебя. Без меня ты бы ничего не добилась. Я думал, ты наконец-то поняла это. — Касатонов пожал плечами. — Но нет, ты до сих пор не вырвалась из мира обиженного ребенка.

— Без меня ты бы…

— Думаешь, это твой острый язык держит итальянца в рамках приличий? — перебил женщину Касатонов.

— В рамках приличий? Ха! Да он смотрит на меня, как бык на корову.

— Он прикасался к тебе? Хоть раз?

Катя собралась было сказать «да», но удержалась. Ложь была бесполезна, да и небезопасна.

— Нет, — процедила Катя сквозь зубы.

— Как думаешь почему? — вкрадчиво допытывался Касатонов.

— Он знает, что иначе ты убьешь его, как убил того стукача в Калабрии в прошлом году.

— А еще он знает, что я не стану подкладывать ему в машину бомбу, а убью его не спеша, ножом.

В этом Катя не сомневалась, так же как и любой из обитателей «Гармонии».

— Если хочешь, — продолжал Касатонов с легкой улыбкой, — обдумай предложение стать моей женой.

Кровь отхлынула от лица Павловой.

— Или считай его деловым предложением, — добавил Касатонов, — если так тебе будет удобнее спать со мной. Но хорошенько подумай, прежде чем отказаться. Я не стану повторяться.

В течение нескольких секунд Катя просто смотрела на собеседника, а затем ее лицо озарила тонкая, едва заметная улыбка — зеркальное отражение усмешки Касатонова.

— А если я не соглашусь? — спросила она, заранее зная ответ, но почему-то желая услышать его.

— Тогда я снова буду угрожать убить тебя, — ответил Касатонов. — Но на этот раз не стану обращать внимания на твою красоту и получу все вместо половины.

— Тебе не достанется ни гроша, — фыркнула Катя. — Без меня даже не надейся справиться с «Гармонией».

— Возможно, ты права, — согласился он.

— Значит, мы зашли в тупик, — заключила Катя.

Касатонов расплылся в улыбке.

— Пожалуй, следует назвать это браком по раечету, — иронически заметил он.

Глаза молодой женщины стали серьезными.

— Или браком, совершенным в аду? — подхватила она.

— На небесах мало что совершается, — отозвался Касатонов. — С другой стороны, преисподняя немало сулит таким людям, как мы.

— Правда? — прошептала Катя. Касатонов снова рассмеялся, а затем, притиснув ее к себе, поцеловал так, что на губах Кати выступила кровь.

— Конечно, — подтвердил он, глядя, как Катя облизывает губы. —Тебе понравится в аду, детка. Это же твой законный дом.

 

Глава 30

Ноябрьский закат золотил оснастку и тиковые палубы длинной белой яхты. На миг красивая пара, стоящая на палубе — массивный русский солдат и гибкая, изящная блондинка-искусительница, — замерла в золотистом сиянии, как пара муравьев в янтаре.

— Красиво, правда? — спросила Дэни.

— Ты про Касатонова и Катю? — уточнил Шон.

— Да.

— Красиво, но только издалека. Стоит увидеть их глаза, и мираж исчезает.

Дэни вновь загляделась на яхту. Они с Шоном сидели у окна в ресторане на пятьдесят седьмом причале. Со своего наблюдательного поста они могли следить за судном, не боясь оказаться замеченными.

— Но они выглядят как влюбленные, — упрямо настаивала Дэни.

Шон издал сдавленный возглас удивления, смеха и недоверия.

— Всякое бывает, — пробормотала Дэни.

— Только история об этом умалчивает.

— Ты не веришь в любовь?

— Между этими двоими? Ни в коем случае. Чувство, которое существует между ними, — сложная форма ненависти.

— Тогда почему они до сих пор вместе? Из-за алчности?

— Может быть, — кивнул Шон. — А может, все гораздо проще: ненависть связывает накрепко, как и любовь.

— Только не меня!

— Да, с тобой все иначе. Сравнивать тебя с Катей — все равно что алмаз с дерьмом.

Дэни изумленно уставилась на Шона. Он по-прежнему не отрывал глаз от яхты.

Три сияющих лимузина остановились у тротуара на Аляска-уэй. Двери неспешно распахнулись. Восемь пассажиров, все мужчины, появились в золотистом вечернем свете. Каждый из них был роскошно одет. Все двигались с уверенностью и достоинством патрициев.

— А вот и остальные члены пресловутой «Гармонии», — сообщил Шон. — Только вряд ли ты захочешь узнать, какова их любовь.

— Власть, — коротко бросила Дэни.

— Разумеется. Но как они проявляют эту любовь… — Шон покачал головой. — Не стоит об этом.

— Тебе это известно.

— У меня нет выбора. Первое правило войны — четко представлять своего врага.

Дэни молча наблюдала, как матросы с яхты сбежали по трапу и принялись выгружать багаж из лимузинов.

Восемь «крестных отцов» самого влиятельного преступного синдиката мира прохаживались по причалу, восхищаясь яхтой и обмениваясь шутками, как обычные туристы.

Ничем не примечательная картина.

— На вид вполне нормальные люди, — заметила Дэни. — Они мои враги, а я совсем их не знаю.

— И не хочешь знать.

— При чем тут мое желание? — с вызовом спросила Дэни. — А ты хочешь? Или просто действуешь в силу необходимости?

Шон помедлил, а затем произнес так тихо, что Дэни с трудом расслышала его:

— У тебя нет такой необходимости. Тебе это не поможет.

— Шон, выслушай меня, — начала Дэни, придвигаясь ближе. — С тех пор как я побывала в Лхасе, я вела битву с собственным рассудком, уверенным, что зло — пережиток давнего прошлого, и чутьем, которое подозревает, что в душе человека живет больше демонов, чем в аду.

На миг Шон закаменел.

— Со мной было то же самое, — приглушенно проговорил он. — Я ушел в монастырь. Ты — в университет.

— А потом оба сошлись в Лхасе.

Шон закрыл глаза.

— Ты не допустишь, чтобы я сделала неверный шаг в самый ответственный момент, — с мольбой в глазах сказала Дэни. — Я должна все знать!

Шон тяжело вздохнул и открыл глаза. Его голос зазвучал нарочито беспечно, почти легкомысленно.

Но глаза оставались мрачными, как смысл его слов.

— Итак, вспомним, кого мы здесь видим, — лениво предложил Кроу.

Он передвинул свой стул, чтобы лучше разглядеть восьмерых мужчин.

— Видишь вон того рослого красавца с черными волосами и тонкими усиками? — спросил Шон.

— Да. Хосе Габриэль де ла Пена из медельинского картеля, — выпалила Дэни, вспомнив недавние уроки. — Хозяин преступной организации, промышляющей нарко-бизнесом.

— А еще он законодатель моды, — добавил Шон. Дэни издала удивленный возглас:

— Об этом я слышу первый раз.

— Еще бы! Джилли старательно выбросил из папок все лишнее, прежде чем передать их тебе.

— Почему?

— Какой смысл пугать невинных?

— Я уже не та, что была в Лхасе, — напомнила Дэни,

— Да, — подтвердил Шон. — И я сожалею об этом, Дэни.

— А я нет. Расскажи мне о де ла Пене и его новшествах.

— Он изобрел так называемый колумбийский галстук, — сообщил Шон. — Не стану пугать тебя подробностями, но при его изготовлении на горле делается вертикальный разрез, а язык вытаскивается в рану.

У Дэни лишь дрогнули веки.

— Зато он примерный сын, — продолжал Шон. — Его мать и местная католическая церковь купаются в его деньгах.

— Как священники могут брать у нее деньги?

— А разве они могут их не брать? Ты только подумай, сколько хорошего можно сделать благодаря этим деньгам!

Ирония в голосе Шона заставила Дэни пожалеть о том, что она завела этот разговор.

Но взять свои слова обратно было уже невозможно. Теперь приходилось мириться с последствиями.

— А вон там — Салли Спаньолини, вон тот тип в черной шелковой рубашке в белый горошек, — продолжал Шон. — В море он наверняка продрогнет, но эта одежда — его визитная карточка.

Дэни кивнула.

— Салли родом из Чикаго, но он проводит много времени в Вегасе, — добавил Шон.

— В папке, которую передал мне Джилли, не упоминалось о том, что Спаньолини — игрок.

— Он не игрок. В Вегасе его прозвали Салли-Жеребец.

Дэни пожала плечами:

— Для меня это не новость.

— На ночь Салли требуется несколько девушек, — продолжал Шон. — Потому, что он доводит их до изнеможения. Ему еще предстоит найти ту, которая не сойдет с дистанции. Как ты выразилась, для некоторых мужчин секс — кровопролитное развлечение.

Веки Дэни вновь дрогнули.

Но она промолчала.

— Несколько месяцев назад Салли подслушал, как одна из проституток критиковала его сексуальную технику, — не спеша продолжал Шон. — Ее сутенер вскоре получил ее язык, груди и некоторые другие части тела по почте. Остальное так и не нашли.

У Дэни сжались губы. Она затаила дыхание от отвращения к услышанному и от раздражения Шона.

Он хотел защитить ее.

«Надо знать своих врагов…»

— Салли обожает своих малышей, — не унимался Шон. — У них столько игрушек, что их хватит на пятьдесят детей.

Шон помедлил, но Дэни воздержалась от комментариев.

— Кроме того, Салли разводит скаковых лошадей. Призера он держит в роскошной мраморной конюшне. А остальных убивает, чтобы получить страховку.

Дэни не издала ни звука.

— Узнаешь Джованни Скарфо? спросил Шон.

— Да, — кивнула она. — Трудно не заметить эту серебристую шевелюру.

— Ты будешь рада узнать, что он не такой, как остальные члены «Гармонии». Скарфо — примерный семьянин с любовницей под боком, словом, образец порядочного гражданина Калабрии.

Дэни ждала продолжения, понимая, что оно будет совсем иным. Она не знала только одного: какие ужасы ей еще предстоит услышать.

— Скарфо — настолько благонадежный гражданин, — добавил Шон, — что, утомившись от перекачивания в США каждый год почти тонны восьмидесятипятипроцентного чистого героина, он коллекционирует сирот.

— Сирот? — еле слышно переспросила Дэни.

— Вот именно. Маленьких девочек. Совсем маленьких — не старше семи лет. Хочешь знать зачем?

— Должно быть, он популярен в Интернете, — попыталась сыронизировать Дэни, подражая Шону. Но ее голос дрогнул, говоря об обратном.

— Может, хватит? — спросил Шон.

— Мне хватило первого просмотра отредактированных версий в папках.

— Тогда зачем же ты спрашиваешь? Может, ты тайная мазохистка?

— В таком случае я до сих пор была бы замужем, — с горечью отозвалась Дэни. — Черт побери, отсюда эти люди выглядят совершенно заурядными!

— Для этого они прилагают немало стараний.

— Но зачем? Им принадлежит половина мира, а вторая их не интересует.

— Стоит задеть этих подонков за живое, и пренебрегать ими будет невозможно, — сухо заметил Шон. — Они хотят, чтобы люди считали единственным различием между «Гармонией» и другими многонациональными корпорациями то, что «наркотики для развлечения» запрещены законом.

Дэни поморщилась, но не отвернулась от мужчин, купающихся в золотистом свете.

— Ничего себе «развлечение», верно? — спросил Шон, поворачиваясь к ней. — Ты когда-нибудь бывала в притоне, где продают крэк? Или в реанимации, когда туда привозят несчастного, злоупотребившего кокаином? Это и вправду забавно.

— Почему ты злишься на меня? Неужели ты до сих пор винишь меня в том, что ты упустил шелк?

— Так решил я, а не ты.

— Тогда почему же ты меня изводишь? Только не пытайся отрицать это. Тебе не поверил бы и святой.

Шон приоткрыл рот, затем сжал губя и уставился на Дэни.

— Боюсь, ты так ничего и не поняла, — произнес он, немного помолчав.

— Что я должна понять?

— Эти люди убьют тебя и глазом не моргнут, если хотя бы заподозрят, что ты пытаешься помешать им.

— Я же была в Лхасе — разве ты забыл? — спросила Дэни. — Касатонов наверняка помнит.

— Лхаса — всего лишь дело случая.

— Ну и что?

— Та встреча не идет ни в какое сравнение с нынешними событиями, — пояснил Шон. — Если мой план сработает и в «Гармонии» узнают, что ты до сих пор замешана в этом деле, тебе никогда не удастся вернуться к нормальной жизни.

Дэни испытующе взглянула на Кроу.

— Что еще за план? — спросила она. Он покачал головой.

— Тебе об этом незачем знать, — отозвался он. — Я не хотел даже брать тебя с собой.

— Какой сюрприз! — насмешливо воскликнула Дэни. — И все-таки я здесь. Но зачем? Ты все равно не позволяешь мне и шагу ступить — разве что в окна глазеть.

Прищурившись, Шон уже не пытался скрывать гнев ни от Дэни, ни от себя.

Дэни уставилась на него в упор.

— Значит, ты не боишься меня? — поинтересовался он.

— Нет.

— Это свидетельство отнюдь не в пользу твоего рассудка.

— А я вообще-то доверяю своей интуиции, — отозвалась Дэни.

Шон невольно улыбнулся, а затем небрежно огляделся по сторонам. Поблизости никого не было.

— Я хочу подобраться поближе к капсуле, чтобы подменить ее, — сообщил Шон.

У Дэни отвисла челюсть. Молодая женщина на миг потеряла дар речи. Она прокашлялась.

— Чем? Неужели в Лазурной секте завалялся еще один клочок древнего шелка? — наконец спросила она.

— Помнишь ту бесконечную беседу, марафон, на которую ты жаловалась? — спросил Шон.

— Еще бы! Разве такое забудешь? Я и не подозревала, что так много знаю о древних методах изготовления шелковых тканей.

— Наша… сотрудница была потрясена, — согласился Шон. — Она соткала для нас замену.

— Из чего?

— Это собранный вручную шелк-сырец из Туссы плюс нити из коконов определенного вида шелкопрядов — «бомбикс», по твоим словам.

— Вот так, да?

— А еще мы потратили уйму времени, чтобы отыскать золотые нити — достаточно тонкие, чтобы вплести их в ткань, но это нам удалось. И, наконец, мы отправили шелк в лабораторию, чтобы его «состарили».

— Значит, все готово?

— Да. Джилли отправляет шелк экспресс-службой «Риск лимитед». — Шон взглянул на часы. — Теперь замена может прибыть в любую минуту.

— Вот почему ты не хотел похищать шелк, даже когда представился случай! — осенило Дэни. —Ты не хочешь, чтобы в «Гармонии» узнали, что за ними следят.

На лице Шона вспыхнула откровенная волчья ухмылка:

— В общем, ты права.

— Только в общем? А как же частности?

— Тебе незачем…

— …знать о них, — перебила Дэни.

— Наконец-то ты поняла!

Она состроила гримаску.

— Тогда зачем же ты взял меня с собой?

— По настоянию Кассандры.

— Почему?

— Потому, что ты можешь опознать настоящий шелк на ощупь, — объяснил Шон. — В этом тебе нет равных.

Дэни хотела было что-то ответить, помедлила и затем все поняла.

— Ты боишься, что шелк уже подменили? — спросила она.

— У Тони Ли был мотив, возможность, время и средства.

— А я считала его членом «Гармонии».

— Но это еще не значит, что он не в состоянии вести собственную игру.

— В среде воров честь — пустой звук, — проговорила Дэни.

— В «Гармонии» честь ценится ниже собачьего дерьма.

— В каком замечательном мире ты… то есть мы живем!

— Ты сама так решила, напомнил Шон. — А я пытался отговорить тебя.

— Нет, ты пытался держать меня в неведении.

— Неведение — блаженство.

— Правда? — иронически осведомилась Дэни. — Тогда почему же в мире столько несчастных?

Шон устало улыбнулся:

— Ты и Кассандра — два сапога пара.

— То есть?

— Ваши мнения совпадают.

— А как же Джилли?

— Он похож на меня, — пояснил Шон. — По-прежнему пытается охранять свою женщину, несмотря на огонь, воду и модернизм.

— Может быть, — согласилась Дэни, — но и она старается защитить его, не желая виснуть бесполезной обузой у него на шее.

Представив себе, как Редпас пытается защитить смертельно опасного сержанта, Шон рассмеялся, но тут же умолк. Он воззрился на Дэни спочти осязаемой пристальностью.

— Так, значит, вот что ты делаешь? — спросил он. — Пытаешься защитить меня?

— Разве я похожа на ненормальную? — притворно удивилась Дэни. Но ее голос предательски дрогнул. — Ну ладно, черт с тобой, — устало выговорила она. — Да, я дура. Но, должно быть, это для тебя не новость.

Шон провел кончиками пальцев по щеке Дэни, а потом — по губам. Почувствовал ее теплое дыхание между пальцами.

— Я не смеялся над тобой, — тихо произнес он. — Еще ни одна женщина на свете не пыталась защитить меня. Я удивлялся, вот и все.

Вспыхнув, Дэни отвернулась от ясных глаз Шона.

— Забудь об этом, — пробормотала она. — Теперь я знаю: ты нуждаешься в защите не больше, чем горная лавина.

— До Афганистана я бы согласился с тобой. Но сейчас — нет.

Почувствовав, как изменился голос Шона, Дэни повернулась к нему. Сочетание гнева и скорби в его глазах тронуло ее, притянуло, вызвало слезы, какими, должно быть, когда-то плакал он — безмолвные и незримые.

Скорбь казалась еще ужаснее потому, что она не порождала ни звука.

— Раны ранам рознь, — тихо продолжал Шон. — Я думал, что уже исцелился. А потом увидел, как ты вступаешь в сделку с дьяволом ради клочка священного шелка…

От нежной улыбки Шона у Дэни перехватило горло, глаза горели от непролитых слез.

— Мне жаль, что тебе было… больно, — хрипло выговорила она.

— Я мог бы сказать то же самое о тебе, но боль — великий учитель. Надо только быть осторожным, чтобы не проявлять чрезмерного рвения в учебе.

— О чем ты говоришь?

Единственным ответом Шона была еще одна мимолетная ласка, еле уловимое прикосновение к щеке Дэни.

— Если предчувствуешь беду, — произнес он, — затаись и пережди ее.

— Но… — начала Дэни. Шон не дал ей договорить:

— А потом можешь вернуться в класс и не делиться опытом ни с кем, кроме «Риск лимитед».

— А как же ты?

— Если мне повезет, «Гармония» уйдет в прошлое.

— А если нет, ты погибнешь, да? — выпалила Дэни.

— «Гармония» не остановится ни перед чем. И я тоже.

— Шон…

Прикосновение пальцев к губам остановило Дэни.

— Не спорь, — сказал он, — просто пообещай мне, что затаишься.

— Если сумею.

— Дэни…

— Я не намерена спасать свою шкуру за счет твоей, — яростно выдохнула она, — так что не трудись понапрасну!

Шон провел ладонью по волосам, но так ничего и не придумал в ответ на решимость в ореховых глазах Дэни. Шепотом чертыхнувшись, он взглянул на часы.

— Должно быть, посылка Джилли уже здесь, — сказал он и перевел взгляд на яхту, пришвартованную у пристани. Экипаж грузил последние запасы провизии. Вскоре яхте предстояло отплыть.

— Смотри! — вдруг негромко воскликнула Дэни. На пристань по трапу сошел Касатонов. Катя смотрела ему вслед, пока он не растворился в толпе на набережной.

Дэни перевела взгляд на Шона. Судя по виду, тот не удивился и не расстроился. Сердце молодой женщины сжалось в страхе, вызванном догадкой.

— Ты хочешь подменить шелк прямо под носом у этого убийцы? — с трудом выговорила она.

— Если понадобится, — кивнул Шон. — Но если шелк уже здесь, я сделаю это в Сиэтле, пока Касатонов не наложил лапу на настоящий.

Уловив краем глаза движение, Шон, как хищник, молниеносно повернул голову.

К ним через весь зал направлялся Гельман. Присев, он приглушенно произнес:

— Плохие новости.

— Мы ждем, — отозвался Шон.

— Мы только что связались с пилотом, — забормотал Гельман. — Насос вышел из строя, им пришлось сесть в Бойсе. Они задержатся на час, может, на два.

Краткое, но энергичное ругательство Шона повисло в воздухе.

Он взглянул на яхту. Она уже отчаливала. Черный дым клубился над трубой. Грязная морская вода у бортов словно закипела.

— Но это еще не все, — продолжал Гельман.

( Чтo случилось? — встрепенулась Дэни.

— Чжень должен выехать со склада через десять минут.

— Так быстро? — изумился Шон. — Дьявольщина! Да еще этот насос…

— Через два часа Чжень въедет на паром из Анакортеса, направляющийся в Викторию, — добавил Гельман.

— Из Анакортеса? — переспросил Шон, мысленно представляя карту.

— В хорошую погоду на машине можно добраться туда за полтора часа, — сообщил Гельман, не дожидаясь вряроса. — Но тогда у нас почти не останется шансов…

— Нам нужен только один шанс, — перебил Шон, — зато надежный.

— Так чего же мы ждем? — обратилась к мужчинам Дэни. — Нечего рассиживаться и ждать у моря погоды.

Гельман окинул ее изумленным взглядом. Шон уже поднялся и направлялся к выходу.

 

Глава 31

Анакортес. Ноябрь

Купаясь в последних отблесках лимонно-желтых осенних лучей, медленно угасавших на западе, паром «Уиномиш» штата Вашингтон скользнул к пристани Анакортеса. На берег сошла дюжина пассажиров. Когда пешеходы благополучно удалились, экипаж подал сигнал машинам, прибывшим из Канады.

Несколько рядов автомобилей выстроились в ожидании погрузки на быстро пустеющий паром. Около шестидесяти машин отправлялись паромом в канадский город Викторию с одной промежуточной стоянкой во Фрайди-Харборе.

Грузовик Чжень Ли Хваня стоял вторым во втором ряду машин. Касатонов пристроился к очереди, пропустив вперед пять автомобилей. Фургон «Риск лимитед» держался поодаль от Касатонова.

Дэни постепенно привыкала быть тенью своего врага и добычи. Последний час она провела, вытянувшись на заднем сиденье фургона, задремав от невыносимой скуки и усиливающейся тревоги.

Единственный просвет в бесконечном ожидании возник, когда она наконец решилась на дюйм приподнять боковую шторку на окне фургона. Это позволило ей оглядеть стоянку и синевато-стальные воды пролива Розарио.

Как раз в это время мимо проходило два океанских буксира. Они направлялись на север, таща за собой плоские баржи-лесовозы. Дэни поняла, что баржи следуют в Канаду, поскольку коротала свободное время за разглядыванием карт.

Она уже успела заключить, что во время слежки свободного времени бывает хоть отбавляй. Дэни казалось, что она уже вполне готова водить экскурсии по островам Сан-Хуан.

Интересно, сколько времени понадобится яхте «Парта-тайм», чтобы доплыть до Виктории?

Но вслух Дэни ничего не говорила. Напряженная тишина, царящая в фургоне, подсказывала ей: ее попытку завязать беседу никто не поддержит.

Время шло.

— Чжень — еще тот гусь, — пробормотал Фландерс. Дэни повернулась к переднему сиденью фургона, где в одиночестве ждал Фландерс.

— С чего вы взяли? — спросила она без особого интереса.

— Знает, что за ним тянется хвост в милю длиной, а сам сидит как ни в чем не бывало.

Шон издал возглас, который мог означать что угодно. Он расположился в глубине фургона рядом с Дэни, прячась за занавесками, опустил спинку одного из сидений и вытянулся, как кот на солнцепеке.

Дэни раздражала его вполне естественная безмятежность. Казалось, Шон отключился, приберегая энергию на потом.

Дзен-киборг, вновь подумала она.

И тут же вспомнила Арубу. Ее окатило жаром.

«Ладно, — раздраженно сказала себе Дэни, — пусть будет дзен-киборгом. Жаль, что мне это не под силу».

Ей никак не удавалось избавиться от тревожных мыслей. А они скакали от нудного настоящего к пугающему будущему или тревожному прошлому, когда она познала истинную страсть в руках мужчины, давшего обет безбрачия.

Шон не спеша выпрямился и приподнял занавеску кончиком пальца так, что для обзора появилась узкая щелка. Машина Касатонова попала в поле его зрения, словно в перекрестье снайперского прицела.

— У Чженя выдержка контрабандиста и натура взломщика, — заметил Шон. — Опасное сочетание.

— А твой русский приятель немного нервничает, — отозвался Фландерс. — С тех пор как мы выехали из Сиэтла, он сидит словно на колу. Можно подумать, будто он сам везет шелк.

— Он всегда такой, — успокоила Дэни.

— Этому парню не мешает научиться расслабляться, — произнес Фландерс. — Любой таможенный инспектор читает жесты, как объявления в газете.

— Даже если его обыщут с ног до головы, — вмешался Шон, — то ничего не найдут. Катин обожаемый волк чертовски хитер.

— Может, главный из них — он? — спросила Дэни.

— Катя — вот цемент, который не дает распасться «Гармонии», — объяснил Шон. Фландерс фыркнул:

— Все ясно. Такие парни, как он, все равно что быки. Нужна корова, чтобы образумить их.

— За такие слова Редпас вцепилась бы тебе в глотку, — сообщил Шон.

— А я бы ей помогла, — подхватила Дэни.

— Она твой босс? — спросил Фландерс у Шона, не обращая внимания на Дэни.

— Да, — жизнерадостно отозвался Шон.

— Ну и как тебе работается на женщину? — поинтересовался Фландерс. — Я вышел в отставку, прежде чем юбки успели обскакать меня по службе.

— Разве женщины чем-нибудь отличаются от мужчин, когда речь идет о бизнесе? — спросила Дэни, не дожидаясь, пока Шон что-нибудь скажет.

Щон усмехнулся:

— Ты когда-нибудь читала высказывания Суня Цзу о войне?

— Раньше это меня нисколько не интересовало, — отозвалась Дэни.

— А жаль, — ответил Шон. — Сунь высказывает почти женские взгляды, с точки зрения западной культуры.

Фландерс зевнул.

— Какие? — с вызовом спросила Дэни.

— Сунь считает, что лучше побеждать без сражений, объяснил Шон. — А большинство мужчин готовы лучше бороться в открытую и проиграть, чем прибегнуть к хитрости и выиграть.

— Надо знать, когда следует нападать, а когда — выжидать, — согласилась Дэни. — Простая логика.

— Логикой тут и не пахнет, — возразил Шон. — Если бы всегда торжествовала логика, вселенной правили бы кристаллы.

— А разве это не так? — живо перебила Дэни. Шон рассмеялся:

— Хотел бы я как-нибудь свести тебя с Прасамом!

— У меня сложилось впечатление, что женщины — экзотическое блюдо для…

Двигатель фургона взревел, прервав ее. Вереница ждущих машин начала въезжать на паром.

Чертыхнувшись, Шон подхватил сотовый телефон с устройством против подслушивания и набрал номер.

— Через пять минут мы отплываем из Анакортеса, — выпалил он в трубку. — Где, черт побери, посылка?

Дэни прислушалась, но так и не разобрала слов Гельмана.

Зато Шон все слышал и не пришел в восторг от ответа.

— Слушай, я завис у него на хвосте, — с глухим раздражением продолжил Кроу. — Он не прикоснется к шелку, пока тот не пересечет канадскую границу у Виктории. После этого ловить будет уже нечего. Вступит в силу план Д, ясно?

Дэни втайне задумалась о том, что это за план Д. Выражение на лице Шона подсказывало, что лучше ей об этом не знать.

Стремление защитить его охватило Дэни, изумив своей силой. Ей не хотелось, чтобы Шон вновь терпел боль, страдал, боролся за жизнь.

Неужели и он испытывает к ней те же чувства? Не то чтобы он ради этого готов забыть о долге… он просто помнит о расплате.

А ей не хотелось, чтобы он поплатился.

«Ты нуждаешься в защите не больше чем горная лавина».

«До Афганистана я бы согласился с тобой. Но сейчас — нет».

Дэни не желала, чтобы Шон приобрел новый опыт физической или душевной боли.

Но сделать выбор предстояло отнюдь не ей.

Шон опустил телефон и повернулся к Фландерсу.

— Когда мы остановимся в порту Фрайди-Харбор? — спросил Шон.

— Через час.

— Там есть аэропорт?

— Есть, только взлетная полоса наверняка сплошь забита,

— Да, есть, — произнес Шон в трубку. — Зафрахтуй самый быстрый вертолет, какой только найдешь, и немедленно. Нет, не перебивай!

Услышав изменившийся тон Шона, Дэни похолодела.

— Пусть вертолет, готовый к вылету во Фрайди-Харбор, ждет на полосе. — распорядился Кроу. — Как только наш самолет приземлится, хватай посылку и дуй в вертолет. Во Фрайди-Харборе дождешься парома.

Продолжая говорить, Шон сделал резкий жест рукой.

— Конечно, время есть, — подтвердил он. — Ты просто передашь эту чертову посылку Фландерсу.

— Я буду ждать его у закусочной. — вмешался Фландерс.

— Да, у закусочной, — повторил в трубку Шон. — С Фландерсом. Ясно?

Должно быть, Гельман все понял, потому что Шон отключил телефон и отложил его, не дожидаясь ответа от собеседника.

— Давай лучше я встречусь с Хуаном, — предложила Дэни. — Мужчина, беседующий с женщиной, выглядит менее подозрительно, чем…

— Нет, — отрезал Шон.

— Почему? — настаивала Дэни.

— Из-за Касатонова.

Дэни застыла с открытым ртом, не успев выложить ни одного из приготовленных доводов.

— Он бы узнал меня, — поняла она. — И тебя.

— В один миг, — подтвердил Шон. — И этот миг наверняка стал бы для нас последним.

— Когда? — коротко спросил Фландерс.

— Самолету осталось еще десять минут пути до аэродрома, — объяснил Шон.

— Слушай, у нас не будет ни минуты в запасе! — воскликнул Фландерс. — А если мы разминемся во Фрайди-Харборе?

Шон прищурился, но вслух сказал о другом:

— Поставь машину так, чтобы из нее был виден грузовик Чженя.

— Я сделаю все, что смогу, лишь бы не выдать себя, — буркнул Фландерс.

Он завел машину на паром и остановился. Грузовик Чженя разместился на носу, машина Касатонова — в соседнем ряду, чуть поодаль.

Водители выходили из машин и направлялись на верхние, пассажирские палубы. Из грузовика выбрался Чжень, запер машину и стал подниматься по трапу.

Минуту погодя из автомобиля вынырнул Касатонов, сладко потянулся и тоже запер дверцу.

— Я за ним, — решил Фландерс. — Вернусь после встречи с Хуаном.

Как медведь, только что пробудившийся от спячки, Фландерс вывалился из фургона, запер его и заковылял к трапу. Однако двигался он быстрее, чем казалось на первый взгляд. Вскоре он поравнялся с Касатоновым и опередил его.

Зажав в губах сигарету, он остановился перед русским, похлопывая себя по карманам, обнаружил, что они пусты, и обратился к проходящему мимо Касатонову, прося прикурить.

Касатонов покачал головой.

Поднимаясь по лестнице, Фландерс разыграл ту же пантомиму перед другим пассажиром. Ему вновь не повезло.

Касатонов не обратил на него ни малейшего внимания.

— Таможенная служба США сделала большую ошибку, уволив Фландерса, — заявил Шон. — Он гений.

— Надеюсь, «Риск лимитед» найдет ему достойное применение, — сухо заметила Дэни.

— Я тоже надеюсь. Он слишком опасен, чтобы оставлять его без присмотра.

— Кто бы говорил! — воскликнула Дэни, качая головой.

Шон искоса глянул на нее.

— Ты о чем? — спросил он. — С тобой я вел себя вполне по-джентльменски. А до остальных мне нет дела.

— Вот это я и имела в виду. В некотором смысле ты и Фландерс очень похожи на тех людей, которых вы преследуете. На хищников в человеческом обличье.

— С волками жить — по-волчьи выть.

— Но твоя шкура уступает волчьей по толщине, — негромко возразила Дэни.

— Потому я и остаюсь человеком.

— И страдаешь.

— Это одно и то же.

Двигатели парома заработали с едва различимым звуком, который скорее слышался, чем ощущался. Неуклюжее белое судно отвалило от причала и развернулось носом на запад, к островам Сан-Хуан.

Впервые после Арубы Дэни осталась наедине с Шоном. При этой мысли она затаила дыхание, пока не вспомнила…

Об обете безбрачия.

В попытке расслабить затекшую спину Дэни оперлась локтем на подлокотник и растянулась на сиденье.

Шон поднялся со своего места и направился к ней.

— Может, подогнешь ноги? — спросил он. — Нельзя выпускать из виду грузовик Чженя, а ты заняла самое удобное место.

Дэни молча передвинулась к середине сиденья, освобождая место для Шона. Он устроился на мягкой обивке, вытянув перед собой длинные ноги.

— Спасибо, — сказал он. — Я слишком стар и велик для такой пытки.

Беспомощно рассмеявшись, Дэни покачала головой.

Некоторое время они сидели бок о бок. Шон смотрел в щель между занавесками.

Дэни ощущала его человеческое тепло каждой клеточкой тела. Она вглядывалась в лицо Шона, пытаясь определить, осознает ли он это тепло, или ее близость, или то, что кто-нибудь из них или они оба могут погибнуть через несколько часов.

Губы Шона оставались расслабленными. На щеках проступила легкая тень щетины. Он прищурился, но только от сосредоточенности. Казалось, он дремлет.

Скорее всего так оно и было.

— Как это у тебя получается? — раздраженно спросила Дэни.

— Что? — уточнил Шон, поворачиваясь к ней.

— На вид ты абсолютно спокоен, — объяснила она. — Чем ближе «час ноль», тем ты невозмутимее. Но, насколько мне известно, ты не считаешь себя пуленепробиваемым.

Бросив взгляд на грузовик Чженя, Шон снова повернулся к Дэни.

— Я примирился со всем, что меня ожидает, — признался он. — Потому делаю свое дело, не отвлекаясь.

— Кодекс воина, да? — с оттенком вызова осведомилась Дэни. — Тот, кто смирился с собственной смертью, повелевает своей жизнью?

— Вроде того.

— Потому ты и дал обет безбрачия? Чтобы ни на что не отвлекаться?

Как только эти слова сорвались с губ Дэни, она пожалела, что не может взять их обратно.

— Впрочем, не важно, — быстро произнесла она. — Это не мое дело.

— Нет, это именно твое дело, — возразил Шон. — Для меня безбрачие было простым упражнением в самодисциплине. По крайней мере раньше оно казалось простым. А потом появилась ты, и прощай, простота!

— Извини. Если бы я знала, я бы никогда…

Длинные пальцы Шона шевельнулись, словно хотели стереть эти слова с губ Дэни.

— Нет, — перебил он. — Это не твоя вина. Ты единственная невинная пассажирка на этом чертовом пароме.

— Невинная? — Дэни расхохоталась. — Ты превратил меня в какую-то ученицу начальной школы в передничке!

— Я хотел сказать — чистая, открытая, незапятнанная… — Шон смутился.

— Злом? — подсказала Дэни. Шон пожал плечами:

— Можно сказать и так.

— Я не мраморная статуя.

— Да, ты женщина в полном смысле этого слова, — подтвердил Шон. — К сожалению.

С мрачной усмешкой он взглянул на часы. Обет осталось исполнять двадцать четыре часа и одну минуту.

Этого хватит, чтобы защитить ее, решил Шон. Правда, хватит с трудом. Дэни излучала то самое напряжение, которое мог снять только он. Оставалось надеяться, что она не перехватит эту мысль.

«Надо держаться подальше от нее, — думал Шон. — Касатонов знает меня — знает, кто я, что я, чем занимаюсь. Он не должен догадаться, что Дэни каким-то образом связана со мной».

— Шон!

— Не волнуйся. Я знаю, что делаю.

— А я — нет!

— Ты можешь довериться мне?

— А разве я тебе когда-нибудь не доверяла? — возразила Дэни. — Только не спрашивай почему. Я не знаю ответа.

— Мне он не нужен.

Шон повернулся к ней, медленно протянул руку и положил тяжелую ладонь на ее плечо. На Дэни был легкий жилет поверх шерстяного свитера. Тепло ее тела согрело его ладонь. Мягко вырисовывающиеся под одеждой женственные формы несказанно манили его.

Слегка сгибая пальцы, он наслаждался прикосновением к округлости ее плеча. Его пальцы скользнули под жилет. Он почувствовал проступающую под свитером бретельку лифчика и вспомнил Лхасу, когда он рылся в багаже Дэни, чувствуя себя низким и развратным типом.

Там не оказалось никакого черного кружевного белья, вновь вспомнил Шон, Дэни это ни к чему. Одного тепла ее тела достаточно, чтобы воспламенить любого мужчину.

Особенно его.

От напряжения мышцы Дэни приобрели неестественную твердость. Шон осторожно принялся массировать их кончиками пальцев.

— Ты затвердела, как камень, — произнес он. Дэни закрыла глаза, тщетно силясь остаться спокойной под его прикосновениями.

— Я боюсь, — с трудом выговорила она.

— Меня?

— Я еще никогда не бывала на такой… войне.

Отчасти это была правда, но именно эта часть не имела значения для них обоих.

Шон понимал это. И задумался, понимает ли Дэни. Молча, мягко, но настойчиво он разминал ее плоть, пытаясь отогнать напряжение.

— Нет, ты не боишься, — наконец произнес он. — По крайней мере этой войны.

Он успел заметить блеск непролитых слез, прежде чем Дэни вынырнула из-под его руки. Она отвернулась, застыв с ровной, как по струнке, спиной.

— Чего ты испугалась? — спросил Шон, зная, что не должен был спрашивать.

Однако он хотел услышать то, что уже давно понял: их обоих безудержно влечет друг к другу.

Дэни покачала головой и глубоко вздохнула.

— Может, лучше вернешься на свой пост? — спросила она с притворным спокойствием и оттенком горечи. — Если случится самое худшее, мне бы не хотелось винить себя за то, что я отвлекла дзен-ки… то есть воина.

Ничего не ответив, Шон положил обе ладони на плечи Дэни. Некоторое время он пытался прогнать напряжение, от которого ее мускулы превратились в твердые узлы.

Жилет Дэни мешал ему. Расстегнув молнию, Шон спустил его с плеч.

— Шон…

— Все в порядке, — перебил он. — Ты же доверяешь мне? Если будешь сидеть как на иголках, это никому не поможет.

Обхватив ее плечи, пальцы Шона легко коснулись ключиц. Он продолжал осторожно растирать напряженные мышцы большими пальцами.

Несмотря на все старания, Дэни дрожала, чувствуя подспудную силу мужских рук. Закусив губу, она вела отчаянную борьбу с головокружительными ощущениями, разбегающимися по ее телу от каждого движения его пальцев.

Но, в конце концов Дэни перестала сопротивляться тому, в чем нуждалась сильнее воздуха. И напряжение, и силы постепенно оставляли ее тело. Голова склонилась на грудь, а Шон нежно и неутомимо продолжал массаж.

Переместив ладони, он начал медленно прощупывать мышцы вдоль ее спины. Забыв обо всем, Дэни подняла голову и медленно повернула ее, блаженствуя в тесной, но ни с чем не сравнимой вселенной, созданной руками Шона и ее телом.

— В тебе столько сил… — произнес Шон. — Никогда еще не встречал такой сильной женщины.

Дэни невесело рассмеялась.

— Сильной? — переспросила она приглушенно. — Вряд ли. Мне и за всю жизнь не поднять штангу весом в двести фунтов, сколько бы я ни старалась.

— Я имел в виду совсем иные силы.

Ее единственным ответом стал прерывистый вздох.

— Сейчас мне кажется, что во мне не осталось ни капли сил, — помедлив, призналась Дэни. — Я чувствую себя воском в пламени.

Охваченный страстью Шон прикрыл затуманенные глаза. Его пальцы помедлили на спине Дэни, столкнувшись с полоской лифчика.

Прежде чем Дэни усцела возразить, пальцы Шона пробрались под жилет и шерстяной свитер, достигнув обнаженной кожи. Быстрым движением он справился с застежкой. Полоска ткани разделилась, высвободив ее грудь.

Дэни сгорала от желания повернуться к Шону, взять его руки, такие нежные, несмотря на мозоли, и прижать их к своей груди.

Безбрачие…

Дэни сердито закрыла глаза, заставляя себя задуматься о чем-нибудь другом. О чем угодно. Она не желала подвергать Шона еще одной пытке неутолимой страсти.

Его ладони выскользнули из-под одежды Дэни. Мощный и бесстрастный массаж продолжался.

Ей хотелось вырваться, прервать эти сводящие с ума движения, но она боялась, что этот жест будет таким же откровенным, как ее соски, превратившиеся в твердые бусинки.

— Ты предпочла жить в красоте лучших человеческих творений, — негромко произнес Шон.

— Это обвинение?

— Нет, факт. Ты посвятила свою жизнь спасению уцелевших прекрасных осколков прошлого.

— А ты предпочел жить, копаясь в грязи худшей части человечества, — откликнулась Дэни.

— Не совсем так. Я решил попытаться изменить самое худшее. Приходится иметь с этим дело, чтобы действовать наверняка.

— Но при этом ты теряешь все преимущества, — хрипло возразила Дэни. — Ты ценишь жизнь, а люди вроде Касатонова — нет.

— В тебе больше волшебства жизни, чем я когда-либо замечал в любом другом существе. Когда я думаю о тебе… я забываю обо всем остальном.

Дэни окаменела, словно от пощечины.

— Тогда не смей прикасаться ко мне, — процедила она сквозь зубы.

— Ты слишком напряжена. Тебе необходим…

— Еще один жест милосердия? — горько прервала Дэни. — Или что это было? Как называется, когда мужчина…

Дэни оборвала фразу изумленным возгласом — Шон развернул ее к себе так стремительно, что у нее взметнулись волосы.

— Это называется любовью, — мягко произнес он. Но в его глазах светилась ярость. Как и в глазах Дэни.

— В любви участвуют двое, недвусмысленно заявила она. — В одиночном исполнении она многое теряет. Только не говори, что ты этого не заметил!

— Нет, заметил.

— Тогда зачем же, черт возьми, ты снова мучишь нас обоих?

— Я… ничего не могу поделать, — прошептал Шон. — Я готов скорее прикасаться к тебе и страдать, чем не дотрагиваться и опять-таки страдать.

— А я — нет! Как, по-твоему, я должна себя чувствовать, все получая и ничего не давая взамен? Как бы ты чувствовал себя на моем месте?

— Обманутым. Разочарованным. Готовым взорваться.

— Вот именно!

— Я просто пытаюсь защитить тебя, Дэни.

— От чего?

— От меня.

Дэни была слишком потрясена, чтобы говорить.

— Ты никогда не причинил бы мне боли, — выговорила она наконец.

— В сексуальном смысле? Да. Я бы ласкал тебя — от макушки до пят и обратно. И снова. И…

У Шона вырвался странный горький смешок. Дэни вздрогнула.

— Забудь о том, что я сказал, — почти грубо велел Шон.

Но оба понимали: об этом нельзя забыть.

— Тебе все равно придется отпустить меня, — напомнила Дэни. — Из-за обета.

Шон взглянул на часы.

— Случись это в то же время, но завтра, — приглушенно произнес он, — ничто не смогло бы помешать мне.

— Но сейчас сегодня.

— Да. Можешь радоваться, Дэни. Я никогда не хотел женщину так, как тебя. Я не довольствуюсь малым.

— Все или ничего?

— Да, — просто подтвердил он.

— Тогда это тебе надо радоваться, что завтра еще не наступило. Я тоже не довольствуюсь малым.

Вглядевшись в ореховые глаза Дэни, Шон печально покачал головой.

— Тебе нужен совсем другой мужчина, — прошептал он.

— Ты хочешь сказать, что я тебе не подхожу?

— Дэни… — Шон осекся. — Я пытаюсь пощадить тебя…

— Когда я хочу, чтобы меня щадили, я сама говорю об этом.

— Ты ничего не понимаешь. Я многое повидал… и испытал…

Шон прерывисто вздохнул.

— Ну и что? — нетерпеливо спросила Дэни.

— Черт возьми, слушай меня! Я не тот, за кого ты меня принимаешь!

— Дзен-киборг?

— Я чересчур человечен, — яростно выпалил Шон. — Меня не раз ломало так, как тебе и не снилось!

— Знаю. Но истинная сила исцеляется сама, ее не сломить.

Веки Шона дрогнули, словно слова Дэни стали солью для свежей раны.

Наступило долгое молчание, которое прерывало лишь медленное, тяжелое дыхание Шона. Он прислонился к спинке сиденья.

Шон протянул руки.

— Ты разрешишь просто обнять тебя? — спросил Шон. — Только обнять.

— По-моему, это неудачная мысль, — шепотом отозвалась Дэни.

Но не успев договорить, она метнулась в открытые объятия Шона.

Он взглянул сверху вниз на губы Дэни, вздрагивающие печальной улыбке.

— Это отличная мысль, — возразил Шон. — Просто посиди рядом со мной. Нам не остается ничего другого. Когда все будет кончено, мы больше не увидимся.

Дэни промолчала, скрывая боль от этих слов.

— Все дело в Касатонове, — пояснил Шон, — а не в обете.

— Почему?

— У Касатонова нет ни малейших сомнений, что я участвую в этой игре. Если он вновь увидит тебя рядом со мной, он вынесет тебе смертный приговор. Этого я не допущу. Так что обними меня, Дэни. Просто обними.

Очертя голову Дэни отдалась муке и ласке объятий Шона. Медленно и осторожно опустив голову, она положила ее на грудь Шона, как некогда сделала в чреве тибетского грузовика.

Дэни вновь задохнулась от сочетания тепла и мужского запаха, присущего только Шону Кроу. Вновь ощутила различие в их силе.

Но на этот раз физическая сила Шона не пугала ее. Дэни стремилась к ней неизбежно, как река стремится к морю.

Ее глаза неспешно закрылись. С протяжным вздохом она упивалась волшебным потоком силы Щона, растворилась в нем. На миг она ощутила единство с ним, которое не смогла бы описать словами.

Это было даже лучше плотской любви. Это было все равно что любить и быть любимой.

— Какая чудесная улыбка, — прошептал он.

— Я только что сделала замечательное открытие.

— Какое?

— У некоторых мужчин физическая сила может быть даром и благом. У таких мужчин, как ты, Шон.

Его руки на миг стиснули Дэни, придвигая ее ближе, и тут же вновь разжались.

Но было уже поздно. Дэни почувствовала твердое свидетельство вожделения Шона. Она уперлась ладонью ему в грудь, пытаясь выпрямиться.

Он нежно, но твердо удержал Дэни и коснулся мимолетным поцелуем ее шеи.

— Не надо, — попросила она. — Я не хочу, чтобы из-за меня ты нарушил клятву. Ты возненавидишь меня за это.

— Я не смогу ненавидеть тебя.

— Тогда ты возненавидишь себя!

Шон промолчал. Но не отпустил Дэни. Он не мог сдержать желания познать всю силу влечения Дэни к нему так же, как не мог обходиться без воздуха.

Он тщетно спрашивал себя: почему нельзя завершить обет на день раньше — всего на один день?

Но поступить так он не мог. И не мог поручиться, что доживет до завтра, чтобы выполнить обещание.

Какая жалость, что демаркационная линия времени не проходит по заливу Пьюджет-Саунд, размышлял Шон.

Внезапно он рассмеялся.

В этом смехе прозвучало неподдельное веселье, а не горечь.

— Что случилось, Шон? — встревоженно спросила Дэни.

— Демаркационная линия времени! — сквозь смех выговорил он.

— При чем тут линия?

— К лучшему это или к худшему, но в Тибете уже наступило завтра!

Дэни хотела было спросить, что имеет в виду Шон, но осеклась. Быстрым движением ладоней он поднял ее свитер, обнажая грудь. От восхищенного возгласа, который Шон издал при этом, Дэни задохнулась.

А горячая ласка его языка вырвала у нее прерывистый вздох наслаждения.

— Шон, ты уверен?

В его восклицании слились смех и страсть. Прижав к своему телу ладонь Дэни, он заставил ее измерить полноту его желания.

— А ты? — спросил он. — Ты уверена?

Дэни попыталась ответить, но с ее губ сорвался только стон наслаждения, а губы Шона ласкали поочередно ее груди. Единственным словом, которое она сумела выговорить, было его имя.

А затем она почувствовала, как пояс джинсов ослабел, ощутила скольжение его ладони между ног и поднялась навстречу ей. С жаром она поддавалась его испытующим, блаженным прикосновениям, и свидетельство ее желания лилось жидким шелком к нему в ладонь.

Оборвав благоговейный возглас, Шон приподнял ее и одним движением освободил от джинсов и белья. Затем пришла очередь Дэни расстегивать его джинсы вперемежку со страстными ласками.

— Я… не смогу позаботиться о тебе, — вспомнил он.

— Разве я прошу?

Стиснув зубы, Шон боролся с самим собой. Его сдержанность ускользала с каждым вздохом, прикосновением, ароматом желания, исходящим от них обоих.

— Совсем забыл… — хрипло пробормотал он.

— В следующий раз, — ответила Дэни, — потом. А пока я…

Ее слова потонули в невольном вскрике экстаза, когда Шон притянул ее к себе, беспрепятственно проникая в ее лоно. Бесконечный миг они просто сидели обнявшись, впитывая сознание разделенного желания, жажды, единства.

Затем его бедра задвигались, отделив Дэни от остального мира, оставив ей только наслаждение. Застонав, она бездумно отдавалась ему, отвечая на его движения, многократно удваивая напряжение страстного танца.

Он издал гортанный, почти животный рык. Она ответила ему хриплым вскриком и мелкой, плавной дрожью, лишившей Шона остатков самообладания. Выкрикнув ее имя, он слился с ней в отчаянном порыве.

Экстаз преобразил Дэни. Волна за волной наслаждение окатывало ее, лишая способности дышать, видеть, говорить. Она только крепче прижималась к Шону и на каком-то подсознательном уровне понимала: она одновременно и потеряла что-то, и еще больше обрела.

Шон обнимал Дэни с такой же силой и так же ощущая потерю и обретение чего-то, прежде неведомого.

Они не разжимали рук, пока не услышали шум мощного вертолета над самой водой.

— Хуан? — спросила Дэни. — Если нам повезло.

«Или не повезло».

Оба задумались, была ли эта мысль высказана вслух.

 

Глава 32

Успев полностью одеться, Дэни свернулась на коленях Шона, когда паром остановился у пристани Фрайди-Харбор. Шон положил подбородок на голову Дэни, наблюдая за машиной Чженя сквозь щель между занавесками.

Дэни сидела, не открывая глаз. Впитывая близость Шона, она пыталась придумать новые доводы, разубедить его в том, что, пока Касатонов жив, она подписывает себе смертный приговор, находясь рядом с Шоном.

А может, все гораздо сложнее, горестно призналась Дэни. Возможно, Шон просто не хочет ее видеть потому, что она заставила его нарушить клятву.

При этой мысли у Дэни защемило сердце. Ей не хотелось обсуждать с Шоном обет безбрачия или то, что он был нарушен. Шон не упоминал о нем после загадочного замечания о том, что в Тибете уже наступило завтра.

"Завтра, — мысленно повторила Дэни, прикасаясь губами к пульсирующей жилке на шее Шона. — Он решил, что я не захочу иметь с ним никаких «завтра».

Только сегодня."

Щелканье ключа в замке передней дверцы фургона в тишине прозвучало непривычно звонко. Замок открылся. На водительское сиденье скользнул Гельман.

— Просыпайтесь и ликуйте! — негромко пропел он, не поднимая занавеску.

Дэни почувствовала, как тело Шона слегка напряглось.

— Уже пора? — спросил он.

— Я оставлю коробку на переднем сиденье и вернусь на пассажирскую палубу, — предупредил Гельман.

— Зачем?

— Фландерс запарился, пытаясь одновременно следить и за Чженем, и за Касатоновым.

— Они вместе? — живо откликнулся Шон.

— Напротив, — возразил Гельман. — Они ведут себя так, словно находятся на разных планетах.

Шон осторожно приподнял Дэни, коснулся легким поцелуем ее губ и посадил ее рядом с собой.

— Что делает Чжень? — спросил Шон. — Он не возвращался к грузовику.

— Он улизнул с палубы незадолго до того, как паром причалил в гавани Фрайди-Харбора. Делал вид, что направляется в туалет, а на самом деле встречался с еще одним азиатом в форме паромного стюарда.

— Обычное дело, — равнодушно откликнулся Шон. — Что-нибудь еще?

— Фландерс не мог подобраться поближе, но, похоже, Чжень передал связному ключ от дверцы машины или ключ от зажигания.

— Что? — воскликнула Дэни, выпрямляясь. — Чжень ведет двойную игру против нас?

— Или против Касатонова, — уточнил Гельман. — Вероятно и то, и другое. Если верить Фландерсу, Чжень может научить угря скользить.

— Не важно, кого предает Чжень, — перебил Шон. — Надо действовать как можно быстрее. Иди наверх. Вместе с Фландерсом не спускай глаз со всех трех ублюдков.

— Уже иду, — откликнулся Гельман, потянувшись к дверной ручке.

— А если кто-нибудь направится сюда, позвони нам, — добавил Шон, пока дверь фургона открывалась.

— Это невозможно, — покачал головой Гельман. — Мы находимся вне зоны действия сотовой станции. И потом, нам и без того придется нелегко: нас двое, а их трое.

— Сделайте все, что сможете, но если что-нибудь случится, попробуйте подать нам сигнал, — попросил Шон. — Не хотел бы я столкнуться нос к носу с Касатоновым.

— Само собой.

Гельман выскользнул из машины и закрыл за собой дверь.

Убедившись, что на палубе для машин никого нет, Шон потянулся к занавеске, отделяющей заднюю часть фургона от водительского сиденья. Его пальцы нащупали твердый футляр. Шон ухватил коробку.

— Это его Хуан оставил нам? — спросила Дэни.

— Да.

Положив футляр на колени, Шон щелкнул замками. Изнутри алюминиевая коробка была обита толстой мягкой резиной с выемкой как раз по форме стеклянного цилиндра.

Краешек тонкой голубой ткани, пронизанной золотыми нитями, высовывался из-под защитного слоя более толстой и прочной ткани.

— Шелк! — прошептала Дэни.

Отверстие капсулы было заткнуто пробкой с эбеновой зубочисткой, торчащей из отверстия, откуда воздух выкачали вакуумным насосом. Вместе с шелком внутри капсулы лежали три пакетика кремниевого геля.

Выудив из сумки крошечный фонарик, Шон направил луч на капсулу.

Изнутри на ней не оказалось ни капли влаги.

— Ну, как он тебе? — спросил Шон у Дэни.

— Это вопрос с несколькими ответами?

— Ответов может быть сколько угодно, — объяснил Шон, — но значение имеет всего один.

— Тогда я должна как следует рассмотреть шелк.

Рука Шона взметнулась, не давая Дэни дотронуться до стеклянного сосуда.

— Погоди, — велел он. — Они умеют снимать отпечатки пальцев не хуже нас. Я не хочу, чтобы тебя считали замешанной в этом деле.

Он вытащил из бокового кармана пару тонких черных перчаток и надел их. Такие перчатки носят горожане в прохладные дни.

Дэни во все глаза уставилась на перчатки.

— Касатонов носит точно такие же, — произнесла она.

— Как и многие другие. Потому он и выбрал их. Выходя из дома в резиновых хирургических перчатках, рискуешь притягивать недоуменные взгляды.

Шон осторожно поднял капсулу и поднес ее к глазам Дэни, чтобы она могла осмотреть свиток шелка с близкого расстояния — насколько это было возможно, не открывая капсулу и не дотрагиваясь до шелка.

— Выглядит неплохо, — заявила она спустя некоторое время, — но что-то мне не…

Она издала раздраженный возглас, схватила фонарик из гнезда на стене и провела лучом вдоль капсулы.

— Черт! — выпалила Дэни.

— В чем дело?

— Плохо же вы меня слушали!

— О чем ты?

— О переплетении. Метод переплетения выбран правильно, но ритм чередования нитей не тот.

— Ну и что?

— А то, что опытный специалист обязательно заметит разницу, — заключила Дэни.

— Когда?

Дэни вопросительно взглянула на Шона.

— Сколько человек, кроме тебя, могут знать об этом, и как быстро они заметят разницу? С первого взгляда?

Подумав, Дэни покачала головой.

— Вряд ли, — ответила она. — Мне говорили, что у меня на редкость острый глаз.

— А мне оба они показались бесподобными, — отозвался Шон, — с первого раза, как я увидел их в Лхасе.

— Но чувство осязания развито у меня еще лучше, — продолжала Дэни, пропустив мимо ушей предыдущее замечание.

— Аминь!

Блеск в его глазах подсказал Дэни: Шон вспоминает: минуты безумия, когда значение имело только соприкосновение двух тел, а потом — узы, такие крепкие, что их эхо будет отдаваться в ушах Дэни всю жизнь.

Она горько рассмеялась.

— Ты меня не слушаешь, — упрекнула она. — Рано или поздно, а скорее всего немного погодя в шелке распознают подделку. Превосходную, но все-таки подделку.

К ее изумлению, Шон заулыбался.

— На это и надеялась Кассандра, — сообщил он. — На то, что подделка будет отличной, но не безупречной.

— Но…

— В другой раз, — перебил Шон. — А пока пора подменить шелк.

Слегка раздвинув занавески, он огляделся.

Вокруг никого не было.

Шон вытащил ключ от зажигания из кармана джинсов и достал из сумки две отвертки.

— Жди здесь, — велел он. — Через несколько минут все будет готово.

— Я пойду с тобой, — торопливо произнесла Дэни. — Если я сумею прикрыть тебя хотя бы на десять секунд…

— Нет, — перебил Шон. — Если бы Гельман заметил что-нибудь подозрительное, он подал бы знак. И потом, твое дело беречь шедевры, а не рисковать жизнью, ввязавшись в игру с ублюдками вроде Касатонова.

Набрав в легкие побольше воздуха, Дэни хотела было заспорить, но внезапно поняла: с каждой секундой промедления ситуация становится все более угрожающей для Шона.

— Скорее возвращайся, — только и вымолвила она. Поцелуй Шона был таким стремительным, что Дэни не успела ответить. Он легко выбрался из фургона и спокойно зашагал по холодной стальной палубе парома.

( Душа поэта, натура взломщика, — пробормотала Дэни себе под нос, вспоминая слова Фландерса. — Скорее, черт возьми!

С невозмутимостью, сводящей Дэни с ума, Шон пробрался между рядами машин к самому носу парома. Сырой, промозглый ветер гулял по открытой палубе. На вид температура воды за бортом была не больше десяти градусов.

Шон порадовался, что ему не пришлось плыть за яхтой. Попав в такую воду без соответствующего снаряжения, любой человек превратился бы в ледышку через каких-нибудь пятнадцать минут.

Когда Шон приблизился к грузовику, он уже держал ключ в руке, затянутой в перчатку. Кроу небрежно, но внимательно огляделся.

Палуба была безлюдна.

Он вставил ключ в замок со стороны пассажирского сиденья. Ключ мягко повернулся, дверца открылась бесшумно и легко.

Шон скользнул на сиденье, закрыл дверь и вытащил из-под куртки стеклянную капсулу.

Еще одного быстрого взгляда ему хватило, чтобы убедиться: он по-прежнему один на палубе. Открыв пепельницу на приборной доске, он пригнулся, втиснувшись в узкое пространство перед пассажирским сиденьем. Мысленно отсчитывая секунды, он принялся снимать удерживающую скобу внутри приборной доски.

Не прошло и сорока секунд, как Шон вывинтил все три болта. Скоба отошла вбок, открывая на удивление вместительный тайник. Внутри лежал стеклянный сосуд.

Из-под обычной ткани виднелся краешек лазурного шелка.

Шон вытащил капсулу из тайника. Пробка, эбеновая затычка и пакетики геля в точности соответствовали описанию шпиона «Риск лимитед».

Но древний шелк был завернут в роскошную белую парчу, а не простой, тяжелый шелк, о котором упоминали Дэни и шпион…

«Проклятие! — мысленно выпалил Шон. — Придется заново обернуть наш шелк».

Он быстро вытащил пробку из капсулы Чженя. К его облегчению, воздух не ворвался туда заметным потоком. Вакуумная пробка была несовершенна — значит, ему не придется нести капсулу в фургон, к вакуумному насосу, прихваченному на всякий случай.

Быстро и ловко Шон вскрыл собственный сосуд и поменял наружную ткань. Уже заканчивая рискованную операцию, он бросил взгляд в сторону трапа, ведущего на пассажирскую палубу.

Низкорослый мужчина в форме стюарда спускался по трапу. Он оглядел палубу, выхватил взглядом нужную ему машину и направился к ней.

«Стюард» прошел под фонарем. Старый плафон был закопчен от выхлопов, покрыт застывшими солеными брызгами, но света оказалось достаточно, чтобы Шон сумел разглядеть: к машине приближался китаец.

В руке он держал ключи и нес под мышкой сверток, обернутый полотенцем, — точно такого же размера, как сверток Шона.

«Стюард» направлялся к машине Чженя.

Кто же еще вступил в игру? Шон лихорадочно размышлял.

Выяснить это можно было лишь одним способом.

Шон нажал кнопку дверного замка, забился еще глубже в пространство перед сиденьем и стал ждать.

«Стюард» открыл дверцу со стороны водительского сиденья, нагнулся, чтобы сесть, и тут же рухнул без сознания, не успев заметить в полутьме метнувшуюся к нему руку Шона.

Шон втащил «стюарда» внутрь и запер за ним дверь. Поглядывая на бесчувственного пленника, Шон поместил шелк, изготовленный «Риск лимитед», в тайник, закрутил винты удерживающей скобы и вернул на место пепельницу.

«Стюард» застонал. Одной рукой Шон сдавил сонную артерию китайца, вновь лишая его сознания. Другой рукой он развернул пакет, принесенный «стюардом».

Он медленно перевел взгляд с одной капсулы на другую.

Капсулы были совершенно одинаковыми..

Вплоть до белой парчи.

— Дьявольщина! — прошептал Шон.

«Стюард» застонал — к нему возвращалось сознание.

Шон осторожно повернул его голову и резким взмахом руки вновь заставил его замолчать, а потом усадил за рулем так, словно китаец задремал.

Шон надеялся, что сон «стюарда» не затянется навсегда, но в его положении выбирать не приходилось. Удара хватило бы, чтобы китаец больше никогда не путался под ногами.

Шон быстро схватил две стеклянные капсулы и полотенце, принесенное «стюардом», запихнул все это под куртку и огляделся.

Кто-то спускался на палубу для машин. Седовласая женщина в розовых брюках и лиловой куртке с промасленным бумажным пакетом в руке.

«Пассажирка, — с облегчением догадался Шон. — Будем надеяться, она забрела сюда не затем, чтобы вздремнуть».

Женщина открыла дверь машины в соседнем ряду, за четыре машины от грузовика Чженя. Вокруг нее мгновенно запрыгала с лаем собака величиной с крысу. Женщина подхватила пушистое, извивающееся существо на руки, скармливая ему лакомые кусочки из пакета.

Если она кормит свою псину остатками еды с этого парома, думал Шон, остается только позавидовать крысам из Лхасы.

Женщина еще пару минут поворковала со своей игрушечной любимицей, а затем снова заперла ее в машине и поспешила в теплый салон для пассажиров.

Шон слегка опустил стекло и прислушался, желая убедиться, что на палубе больше никого нет.

Где-то ближе к корме открылась и захлопнуласьдверца машины. Шаги приближались к грузовику.

Шон недовольно поморщился, увидев в зеркало подходящую Дэни, но не удивился. Он почти ожидал ее появления, с тех пор как на палубу спустился стюард.

— Влезай, — велел он, открывая дверь. Выбор у Дэни был небогатым: Шон усадил ее на колени и захлопнул дверь, прежде чем она успела испуганно вскрикнуть.

Шон быстро вытащил из-под куртки обе капсулы.

— Я видела, как сюда подошел «стюард», а тебя так долго не было… он мертв? — пробормотала Дэни, только заметив на соседнем сиденье китайца.

— Ну и черт с ним, — буркнул Шон. — Который тут настоящий шелк?

Дэни не стала просить посветить ей. Полутьма палубы была их лучшей защитой. С силой потерев кончиками пальцев о рукав свитера, она одновременно разогрела, отчистила, высушила их и привела в боевую готовность.

Потом Дэни закрыла глаза.

Шон умолчал о том, что она могла бы с таким же успехом оставить глаза открытыми. Он просто развернул уголок одного из шелковых лоскутов и поднес его к пальцам Дэни.

Она затаила дыхание, но не из-за волнения. Ей просто не хотелось дышать на древний шелк. Пальцы легко скользнули по ткани раз, другой, а в третий раз прижались к ней сильнее.

— Не тот, — заключила Дэни. — Другое переплетение. Скорее персидское, чем индийское или китайское. Но ручаюсь, это тоже старинный фрагмент. Очень древний. Если это подделка, то гораздо лучше нашей.

— Восхитительно, — проворчал Шон в ответ и развернул второй шелк.

Дэни вновь потерла пальцы о свитер, прежде чем коснуться шелка. Легко и нежно она провела по шелку сначала в одну сторону, затем — под другим углом, ощущая ритм движений давно умершего ткача. Она не удержалась от еще одного боязливого, еле уловимого скольжения по поверхности древней ткани, а потом убрала руку.

— Да, — просто произнесла она.

Шон не спросил, уверена ли она. Он просто поменял ткань, в которую был завернут шелк, такими быстрыми движениями, что взмахи его рук казались неуловимыми в сумрачном свете. Простой толстый шелк был предназначен для защиты ткани, выбранной Дэни. Он положил его вкапсулу, заткнул ее пробкой и огляделся.

Палуба по-прежнему была пуста.

Шон открыл дверь, вытолкнул Дэни на палубу и сунул капсулу под ее жилет.

— Возвращайся в фургон, — приказал он. — И не выходи оттуда, что бы ни случилось, ясно?

— А разве ты…

— Делай, что говорят!

Дэни отвернулась и зашагала к фургону.

Шон быстро обернул парчой элегантную подделку, свернул обе ткани и уложил их в капсулу. Однако заткнув капсулу пробкой, он замер в нерешительности.

Здравый смысл подсказывал Шону: пора выбираться отсюда, пока есть возможность.

Но с другой стороны…

Движения Шона стали точными и рассчитанными, как у машины. Покончив со своим делом, он схватил «стюарда» за грудки одной рукой, а другой нащупал сонную артерию.

Китаец был еще жив.

Шон невозмутимо похлопал его по щекам. Вскоре китаец застонал. Шон резко уложил его лицом вниз на сиденье и снова огляделся.

Палуба оставалась безлюдной, но возле трапа маячила тень человека. «Будем надеяться, что это Фландерс», — решил Шон.

Но даже если он ошибся, пора было уходить. И немедленно.

Шон открыл дверь грузовика и вышел наружу с таким видом, словно имел полное право там находиться. Ни на секунду не выпуская из виду тень, Шон зашагал вперед, будто направлялся к трапу.

Тень отделилась от поручней.

— Живее! — прохрипел Фландерс. — Я оставил Касатонова без присмотра. Возможно, он уже спускается сюда.

— А Гельман?

— Следит за Чженем. Хочешь, я накачаю спиртным этого фальшивого стюарда?

— Живой он будет нам полезнее.

— Святоша! — с отвращением процедил Фландерс. — Так я и знал!

Шон негромко рассмеялся, приближаясь к фургону. Спустя несколько мгновений палуба вновь опустела.

 

Глава 33

Вашингтон. Декабрь

Темный, неприметный автомобиль подрулил к бордюру перед зданием штаб-квартиры «Риск лимитед». Сидящая в машине Дэни с любопытством огляделась. Никто не ковырял мерзлую землю в саду. Никто не бродил по дорожкам, не красил ограду, не занимался другими делами, служившими удобным прикрытием для охраны.

— Где же все? — спросила Дэни у водителя. — В прошлый раз, когда я была здесь, сад кишел охранниками.

— Времена меняются, — отозвался Уокер. Дэни улыбнулась, несмотря на грусть, которая теперь постоянно светилась в ее ореховых глазах.

— Да, — подтвердила она, — времена меняются.

И Шон изменился вместе с ними.

Как только они добрались до отеля «Четыре времени года» в Ванкувере, Шон вышел из фургона и двинулся прочь.

Он ни разу не оглянулся.

Он не написал ей. И не позвонил.

Шон еще не успел скрыться из виду, а новый агент «Риск лимитед» появился в дверях фургона. С этой минуты Уокер безотлучно сопровождал Дэни.

Времена меняются.

Телохранители тоже.

А чувства оказались упрямее.

«Почему я не могу измениться? — устало спрашивала себя Дэни. — Неужели и спустя много лет у меня будет замирать сердце при виде высокого мужчины с легкой походкой?»

«Тебе нужен совсем другой мужчина».

«Я пытаюсь пощадить тебя».

«У Касатонова нет ни малейших сомнений, что я участвую в этой игре. Если он вновь увидит тебя со мной, он вынесет тебе смертный приговор. Этого я не допущу».

Он сдержал свое обещание. Шон Кроу исчез так, словно существовал только в воображении Дэни.

С ее стороны открылась дверь. Дэни уже привыкла ждать подобной любезности, которая была также мерой предосторожности. Собравшись с мыслями, она приготовилась к встрече.

— Приехали, — доложил Уокер. — Она ждет тебя.

— Спасибо.

Уокер не сделал попытки проводить Дэни до двери, и она удивленно оглянулась на него через плечо.

— Я получил строгий приказ остаться снаружи, — сообщил Уокер со странной улыбкой. — Строжайший.

— Странно…

— По-моему, это уж слишком.

— Прошу прощения?

Уокер вновь улыбнулся — по-настоящему, так, что вдруг стал привлекательным мужчиной.

— Я с удовольствием охранял тебя, Дэни, — признался Уокер. — Если тебе когда-нибудь надоест ждать Кроу, дай мне знать.

На глазах Дэни вдруг выступили слезы. Шагнув к машине, она обняла Уокера.

— Спасибо, — пробормотала она. — Я тоже привязалась к тебе.

Повернувшись, Дэни заспешила к двери дома, чувствуя, как порывы ледяного декабрьского ветра пробирают ее через толстое шерстяное пальто.

Не успела Дэни подняться по ступенькам крыльца, как дверь открылась. Незнакомый мужчина впустил ее в дом.

— Прошу вас, доктор Уоррен.

Дэни не знала имени человека, открывшего ей дверь, но уже привыкла к людям подобного типа — бдительным, собранным, опытным и далеко не глупым.

— А где Джилли? Готовит чай в библиотеке? — полушутя спросила Дэни.

— Старший сержант в отпуске.

Дэни удивленно заморгала.

— Правда? А мне казалось, он прекрасно обходится без отдыха…

— Он пристрастился к Карибским островам.

— И к безделью на пляже?

— На Арубе больше нечем заняться тем, кто не любит азартные игры.

Дэни чуть не споткнулась. Воспоминания об Арубе и Шоне, дожде и любовном сумасшествии пронзили ее, как молния, вызвав дрожь.

— Разве Джилли играет? — спросила она, пытаясь взять себя в руки.

— Только не на деньги.

Сопровождающий дважды постучал в дверь кабинета Редпас и распахнул ее.

— Вас ждут, — сообщил он.

Охранник не последовал за Дэни.

Знакомая комната воскресила яркие воспоминания о Шоне. Дэни пришлось бороться с уверенностью, что он находится где-то здесь, среди книг и предметов искусства, ждет ее, улыбается, протягивает руки…

«Довольно! — яростно оборвала себя Дэни. — Все кончено. Смирись с этим и продолжай жить».

Но избавиться от влечения к Шону она могла с таким же успехом, как от собственного сердца. Каждый вечер желание усиливалось. С каждым утром ей становилось все труднее начинать день, идти на работу, улыбаться и делать вид, что она вовсе не влюблена в человека, которому безразлична.

— Добрый день, Дэни, — произнесла Редпас, — или уже вечер?

Прерывисто вздохнув, Дэни обернулась на звук голоса.

Кассандра Редпас сидела перед прозрачной хрустальной сферой с изящно выгравированными очертаниями островов и материков. Ее зеленые, как у кошки, глаза, отражали свет. У локтя стояла дымящаяся чашка, а крутобокий чайник ждал на приставном столике у вазочки с печеньем.

— Зимой день почти неотличим от вечера, — отозвалась Дэни.

Редпас пристально вгляделась в лицо гостьи и кивнула, словно подтверждая тайную догадку.

— Садись, — пригласила она, похлопав ладонью по дивану. — Чаю?

— Спасибо.

— А может, поужинаешь? Похоже, за работой ты забываешь о еде.

— Мне предстоит многое наверстать, — объяснила Дэни с вымученной улыбкой.

— Ты справляешься?

— Вполне.

— А по твоему виду не скажешь, — без обиняков заявила Редпас.

Дэни промолчала.

— Достойные мужчины иногда причиняют нам немало неприятностей, верно? — спросила Редпас. — Такова оборотная сторона их достоинств.

Звук, который издала Дэни, мог быть и смешком, и сдавленным всхлипом.

— Садись же, — повторила Редпас, — я не в состоянии совладать с упрямством некоторых мужчин, зато могу рассказать тебе о том, что случилось с шелком, который ты помогла найти.

— Я не прочь послушать. Из Уокера мне не удалось вытянуть ни слова.

— Уокер — неплохой человек, несмотря на все придирки Шона.

Дэни надеялась, что встретила звук этого имени во всеоружии, но втайне сомневалась в этом. От зеленых глаз и проницательного ума Редпас мало что ускользало.

С мрачным видом Дэни подошла к дивану. Перед Редпас были разложены кипы газет. На страницах некоторых виднелись иероглифы. Среди них оказалась англоязычная версия гонконгской газеты, «Нью-Йорк таймс» и какое-то дешевое, судя по виду, бульварное издание на испанском или португальском.

— Я оторвала тебя от работы? — виновато спросила Дэни.

— Знаешь, из газет можно выудить обрывки самой удивительной информации — разумеется, не на первых полосах.

— В некоторых газетах первую полосу не отличишь от остальных.

Редпас негромко рассмеялась, налила Дэни чаю и передала ей дымящуюся чашку.

— Как всегда черный? — спросила она. Дэни кивнула:

— Спасибо.

Редпас любезно поставила перед Дэни вазочку с печеньем и подождала, когда она примется за чай.

С не меньшей вежливостью Дэни выбрала самое маленькое печенье и сделала вид, что надкусила его.

— Помнишь мистера Юкио Кояму? — спросила Редпас.

— Да, — резко отозвалась Дэни. — Я помню… все.

— Неудивительно — адреналин улучшает память. Это необходимое для выживания свойство.

Дэни издала вежливое восклицание и втайне пожалела, что адреналин сделал ее воспоминания о Шоне мучительно яркими.

— Похоже, удача изменила мистеру Кояме, — словно невзначай обронила Редпас.

Дэни перестала изображать интерес к печенью и уставилась на собеседницу блестящими ореховыми глазами.

— Как это? — спросила она.

Редпас перевернула страницу со словами: «Вот она…» Страница пестрела иероглифами и снимками. Редпас принялась читать вслух, переводя с листа:

— «Прославленный и достопочтенный мистер Юкио Кояма больше не пользуется доверием флагманов бизнеса и других влиятельных членов общества, для которого он играл роль…» — Редпас замолчала. — В нашем языке такого слова нет. Нечто вроде связующего звена. Посредника. Незримого помощника.

— Что произошло?

Кассандра по-кошачьи улыбнулась.

— Досадная «потеря лица», — пробормотала она. — Ходят слухи, что во время ужина, который давал Кояма, возник весьма неловкий инцидент.

— Неловкий?

— Точнее, убийственный. Редчайший, древний фрагмент шелка, который он недавно приобрел, оказался, современной подделкой.

— Не может быть! — в притворном удивлении откликнулась Дэни.

— Мало того, какой-то отчаянный малый ухитрился начертать на шелке иероглиф. Чернила проступили на ткани после того, как ее некоторое время подержали на свету.

— Что же означал этот иероглиф?

— В вольном переводе — «С первым апреля, болван». — Впервые за несколько недель Дэни расхохоталась. — Само собой, Кояма взбесился, — продолжала Редпас. — Он потребовал разъяснений у Кати, а та сообщила, что, должно быть, агенты «Риск лимитед» подменили шелк на пароме. У нее не было ровным счетом никаких причин унижать его. «Гармония» нуждалась в сотрудничестве с Коямой.

— И Кояма ей поверил?

— Наверное, ведь он не убил ее.

— В таком случае странно, что рядом с тобой не видно вооруженных до зубов телохранителей.

— О, Кояма уже нанес мне визит, — невозмутимо сообщила Редпас.

— Что? Когда?

— На прошлой неделе.

— И его зарыли в саду вместе с весенними луковицами?

— Нет, все было гораздо проще, — с улыбкой пояснила Редпас. — Я просто ответила ему: да, агент «Риск лимитед» подстерег контрабандиста Ли на пароме и подменил шелк.

Дэни поморщилась.

— Ручаюсь, он был в ярости.

— А потом я показала ему шелк, который мы получили взамен.

— Шелк Будды? — недоверчиво переспросила Дэни.

— Нет. Я показала ему великолепный, очень старый лоскут шелка, который выдавали за фрагмент одеяния Будды.

— Тот самый, что я видела на пароме? Подделку Чженя?

— Не совсем так, — пробормотала Редпас. — Подделка, показанная Кояме, была изготовлена нами, как один из пробных образцов. Этот древний обрывок персидского шелка в нашей лаборатории перекрасили в лазурный цвет и сделали так, чтобы он выглядел выцветшим. К настоящему времени краска полностью исчезла. Современная химия несовершенна, но полезна.

Только тут Дэни поняла, что сидит с разинутым ртом, и поспешно закрыла его.

— Полагаю, — продолжала Редпас, — Кояма обвинил в случившемся Тони Ли. Ли с тревогой следил, как «Гармония» приобретает все большую власть в Азии. Он боялся за жизнь своего внука, живущего в Америке. Вдобавок Ли продал священный шелк КНР за два миллиона фунтов стерлингов, прежде чем щелк покинул Золотой треугольник.

— Но это просто непостижимо! — воскликнула Дэни. — Я прикасалась к одеянию Будды на пароме. Я абсолютно уверена в этом!

— И Прасам Дхамса тоже. Кстати, он просил поблагодарить тебя от его имени. Он надеется, что скоро ты посетишь его — очень скоро. Ему надо о многом поговорить с тобой.

— Я… но черт побери, у кого же настоящий шелк?

— У законных владельцев. Монахов Лазурной секты.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Но Кояма уверен в предательстве Тони Ли. — Редпас пожала плечами. — Это логичное заключение. Кояма нашел ткачей, которые создали подделку для Ли.

— Не могу поверить, что Ли решился на такую глупость. Да, он вполне мог изготовить фальшивый шелк. Но утереть нос Кояме? Ни в коем случае!

Редпас молча улыбалась своей кошачьей улыбкой.

— Ли был весьма неглупым человеком, — наконец произнесла она. — Но теперь это уже не имеет значения.

— Кояма убил его?

— Скорее всего. Однако между тонами по обе стороны Тихого океана никогда не затихает вражда. Ли мог погибнуть от рук любого из его тщеславных противников. Это обычная борьба преступных организаций.

— Приятного аппетита, — с иронией произнесла Дэни.

— Да, удачная мысль. Еще печенья? Или тебе еще не надоело играть с прежним?

Дэни посмотрела на обломки печенья на тарелке, перевела взгляд на крошки и сахарную пудру на своих пальцах и грустно покачала головой.

— Как тебе это удалось? — спросила Дэни. — Я не про печенье.

— По правде говоря, не мне, а Шону. Этот человек — настоящее сокровище, у него, так сказать, византийский тип мышления.

Дэни поспешила спрятать лицо за чашкой, старательно прихлебывая чай.

— Шон обнаружил шелк в фургоне Чженя, в указанном месте. К сожалению, этот шелк был завернут в парчу, а не в простую ткань, описанную тобой. Ту самую простую ткань, которую мы с таким трудом изготовили.

— Досадно.

— Шон тоже остался недоволен. Он заново завернул ткань, подложил нашу лучшую подделку в тайник под приборной доской и уже собрался уходить, когда появился «стюард».

При этом воспоминании по телу Дэни пробежал холодок.

— Я видела его, — прошептала она. — И чувствовала себя такой беспомощной! Я не могла предупредить Шона, не могла помочь ему, и все, что мне оставалось, — просто сидеть и…

— Да, — согласилась Редпас. — Должно быть, ты пережила страшные минуты.

Что-то, промелькнувшее в глазах и голосе Редпас, привело Дэни к догадке, что и Кассандра не раз оказывалась в таком же отчаянном положении.

Джилли, поняла Дэни. Бедная Кассандра! Хорошо еще, он не бросил ее ради ее же безопасности…

— Во всяком случае, — уже другим голосом продолжала Редпас, — Шону удалось справиться со «стюардом», увидеть еще одну подделку и воспользоваться твоей компетентной консультацией.

— Он ничуть не обрадовался, увидев меня.

— Как я уже говорила, у благородства есть и оборотная сторона.

Дэни слабо улыбнулась.

— Как только ты ушла с настоящим шелком, завернутым в белую шелковую ткань, — продолжала Редпас, — Шон вновь открыл тайник, положил туда подделку «стюарда», а нашу — в сосуд «стюарда», завернутый в полотенце. И та, и другая подделка были завернуты, как полагалось.

— Ничего не понимаю…

— Я же сказала — это византийский стиль мышления.

— На кого же работал этот «стюард»? — спросила Дэни.

— На Ли. Когда «стюард» очнулся, то предположил: нападавший на него охотился за подделкой, завернутой в полотенце. Поэтому он подложил то, что считал своей подделкой, в тайник, вынул оттуда то, что считал настоящим шелком, и смылся.

— Короче, я окончательно запуталась, — заявила Дэни.

— Пока эта игра продолжалась, она была довольно забавной, — сухо заметила Редпас.

— Итак, Кояме достался шелк, изготовленный «Риск лимитед». А как же вклад Чженя в игру?

— В настоящее время он покоится в ящике на пекинском складе вместе с другими священными сокровищами Тибета.

— Интересно, долго ли удастся дурачить власти КНР?

Редпас взглянула на настенные часы, где медленно передвигающаяся изогнутая стрелка отделяла день от ночи.

— Уже недолго, — удовлетворенно заключила Редпас. — Беды тона «Земля и небо» только начинаются. КНР — опасный противник. Впрочем, тибетцы тоже.

С этими словами Редпас взялась за другую газету.

— Похоже, борьба за освобождение Тибета усилилась, — продолжала она, — под новым боевым кличем: «Священная лазурь». По-моему, он имеет некоторое отношение к шелку.

Дэни прерывисто вздохнула:

( Значит, игра все же стоила свеч.

— Но нет гарантий, что борьба приведет к победе.

— Конечно, но по крайней мере к тибетцам снова вернулось их священное наследие.

— Древняя реликвия, — подтвердила Редпас.

— Должно быть, Катя в бешенстве.

— Катя мертва.

У Дэни расширились глаза:

— Ты уверена?

— Вполне. Любовник убил ее в припадке гнева или страсти — полиция так и не сумела определить. Вскоре после этого Касатонов покончил жизнь самоубийством.

— Не могу поверить…

— Все мы смертны.

Дэни нетерпеливо тряхнула головой.

— Мне просто не верится, что такой хладнокровный убийца, как Касатонов, способен расстаться с жизнью из-за женщины.

— К счастью, полиция Арубы не знает Касатонова так, как ты. Официальной причиной его смерти считается самоубийство.

— Расследование прекращено?

— Окончательно.

— Должно быть, Джилли вздохнул с облегчением, — заметила Дэни.

— Джилли может считать, что ему повезло, если я не спущу с него шкуру, — пробормотала Редпас, глядя мимо Дэни.

— Вот и я! — объявил Джиллеспи, входя в кабинет и закрывая за собой дверь. — Вернулся пораньше, чтобы успеть приготовить вам ужин.

Несмотря на бодрый голос сержанта, было ясно, что он смертельно устал. На его лице красовалось несколько свежих ссадин. При ходьбе он прихрамывал.

— Отпуск выдался напряженным? — полюбопытствовала Дэни.

— Бывало и хуже.

Редпас внимательно оглядывала Джиллеспи, отмечая каждое изменение его внешности.

— Садись, — мягко предложила она, — я налью тебе чаю.

— Некогда. Прасам Дхамса и его свита ждет в гостиной.

— Ты шутишь? — изумилась Редпас.

— Он изводится от нетерпения, — туманно ответил Джиллеспи. — С тех пор как Касатонова убрали, его больше ничто не сдерживает.

За спиной Джиллеспи вновь открылась дверь.

— Но Прасам Дхамса не знает, что такое нетерпение, — возразила Редпас.

— Да, — кивнул Шон, появляясь на пороге, — в отличие от меня.

Обращаясь к Редпас, Шон ни на миг не сводил глаз с лица Дэни, которая была как натянутая струна.

Она впилась в глаза Шона, терзаемая надеждой и болью. Он выглядел таким же изнуренным, как Джиллеспи, но еще никогда не казался Дэни более притягательным.

Прасам Дхамса обошел Шона и ступил в библиотеку, беглым взглядом оценив комнату и присутствующих.

— Все в сборе, — заключил Дхамса. — Это хорошо.

— Почтенный лама! — воскликнула Редпас, легко поднимаясь. — Какая неожиданная честь! А мы как раз собирались к вам, в Виргинию.

— Беспокойный человек, — произнес Дхамса, указывая на Шона.

Дхамса перешел на тибетский язык. Шон быстро переводил:

— Сначала беспокойному человеку пришлось выяснить, кто похитил шелк из священного храма.

— Кому? — недоумевающе переспросила Дэни. — Ах да, тебе!

— Вот именно, мне. Причем задача была не из легких. Я крался за Пакитом, как кот за мышью.

— За Пакитом? — переспросила Редпас. — Значит, Джилли был прав в своих подозрениях и шелк похитил кто-то из монахов Лазурной секты?

— Почему ты так решил? — спросила Дэни у Джиллеспи.

— Шон сам тренировал охранников, — просто объяснил Джиллеспи. — А я работал с людьми, которых подготовил он. К комнате, где хранился шелк, посторонних не подпускали и на пушечный выстрел, значит, похитителем был монах. Свой человек.

— А я не оценил теорию Джилли, — признался Шон. Прасам что-то спросил у него, и Шон ответил на том же языке. С улыбкой Будды Прасам произнес короткую фразу и замер в ожидании. Улыбка Шона угасла.

— Прасам напомнил мне древнее буддийское изречение, — пояснил он присутствующим. — Когда у глупого народа глупый вождь, этот народ обречен. Пакит считал своего ламу глупым вождем, а тибетцев, следующих за ним, — глупцами, идущими к верной гибели.

— Он считал, что КНР — будущее умного человека? — спросила Дэни.

— Об этом он в конце концов и заявил мне. Первым делом он решил заставить глупцов забыть о суевериях прошлого.

— О священном шелке… — пробормотала Редпас.

— Вот именно, — кивнул Шон. — Пакит похитил шелк для Касатонова и только потом задумался. Он боялся, что Касатонов перережет ему глотку, как только получит шелк.

Джиллеспи хмыкнул.

— Мальчишка не так уж глуп, верно?

— Но и не блещет умом, — возразил Шон. — Он дрожал как осиновый лист, но не додумался вернуть шелк.

— Что же он сделал? — спросила Редпас.

— Отдал его Фану, а затем науськал его на Дэни и стал ждать скандала, который неизбежно бы разразился, если бы американку застали во время покупки краденой святыни. А китайцы выглядели бы при этом героями, спасшими бесценное свидетельство истории Тибета.

— …которое потом увезли бы в Пекин «на хранение», — сухо закончила Редпас.

— Так и было задумано, — подтвердил Шон. — Но план не сработал. Пакит собирает мерзлый помет яков и медитирует в ледяной хижине, потому что вышеупомянутой американке хватило ума и присутствия силы духа, чтобы принять предложенную помощь.

Шон протянул руку Дэни.

— Сейчас под рукой у меня нет ни одной тибетской крыши, — сказал он, — но я все равно хочу позвать тебя к себе.

Дэни прикрыла глаза, не в силах поверить, что ее мечта стоит перед ней, протягивая руку.

— А как же обет? — еле выдавила она.

— Прасам освободил меня от исполнения клятвы в тот же вечер, как увидел нас вместе, — сообщил Шон. У Дэни округлились глаза.

— Что?

— Буддийский обычай, — продолжал Шон. — Если исполнять клятву становится нестерпимо тяжело, тот, кто слышал ее, может отдать ее обратно. Я дал Прасаму обет безбрачия, а он вернул его мне.

— Но… на Арубе… ты… я… мы же не… — Дэни осеклась.

— Я не настолько мудр, как Прасам, — просто сказал Шон. — Я выдержал ровно три года, пока мы не оказались на пароме, плывущем в Ванкувер. Я понял, что в Тибете уже наступило завтра. Я сдержал клятву!

— Демаркационная линия времени! — вспомнила Дэни, которая наконец-то все поняла.

— Так ты согласна снова принять мою руку и разделить со мной новую клятву? — спросил Шон.

— Я и не отказывалась от своих обещаний, — дрогнувшим голосом выговорила Дэни.

— Знаю. Ты верна своему слову, Дэни, как и я.

Дэни не помнила, как подошла к Шону, — она поняла только, что вдруг оказалась в его объятиях.

Внезапно в тишине раздался голос Прасама Дхамсы.

— Он приготовил нам подарок, — перевел Шон. — Это ката.

— Что такое ката?

— Традиционный тибетский дар. Шарф с вытканным пожеланием добра.

Шон мягко повернул Дэни лицом к Дхамсе.

У нее перехватило дыхание.

Лама протягивал ей бесподобный шелк. Цвета индиго, насыщенный сумеречным светом, он переливался, вдруг становясь ослепительно-синим.

Дрожащими руками Дэни коснулась ткани, когда Редпас набросила ее на шею Шона и Дэни, соединяя их.

Частота переплетения была знакома Дэни, как звук ее собственного дыхания: впадина, подъем, пауза и вновь впадина и подъем.

Шелк Будды.

Но цвет был не тот-слишком яркий. Да и сама ткань выглядела как новая. Ее восстановили умело, но новые нити все равно выделялись среди рисунка. Давным-давно, возможно, столетия назад, кто-то украсил шелк нежной, кремовой бахромой.

— Переплетение… хрипло выдохнула Дэни. — Один и тот же ткач!

Улыбка Прасама Дхамсы стала еще безмятежнее. Он быстро заговорил.

— В семье Прасама из поколения в поколение передается легенда о том, — переводил Шон, — как один из его предков соткал одеяние Будды. Он благодарит тебя за то, что ты вновь подтвердила: вся жизнь едина, а мы едины с ней.

— Но я не могу принять этот подарок, — испуганно воскликнула Дэни, касаясь шелка.

Дхамса поклонился и вновь заговорил.

— Прасам — последний в своем роду, — объяснял Шон. — Вскоре он умрет. Сознание того, что он последний из уцелевших хранителей этого шарфа, было для него тяжкой ношей. Он хочет, чтобы мы сохранили шелк Сняли с него это бремя, освободили его от последних уз с колесом смертей и возрождений.

— Шон… — прошептала Дэни, обернувшись к нему.

— Все в порядке, Дэни. Дхамса предвидел это с той минуты, как впервые увидел меня.

— Ничего не понимаю…

— Он понял, что мне не суждено быть монахом. Но мне все не верилось. А теперь я вижу то же, что и он.

— И что это?

— Мы. Не важно, выйдешь ты за меня замуж или нет, — наши жизненные пути переплетены, Дхамса видел это.

Дэни улыбнулась дрожащими губами.

— Значит, судьба? — выговорила она.

— Может, проверим?

— Вместе?

— Конечно. Так ты согласна?..

Дэни ощутила невесомое прикосновение шарфа к ее плечам — древнего шелка, связующего прошлое с настоящим, а потом, подняв голову, взглянула в глаза своему будущему.

Шон ответил ей любящим взглядом и улыбкой. И Дэни со счастливым смехом раскрыла объятия.