Тибет. Октябрь

Сначала Даниэлу Уоррен угнетала тишина. Восемнадцать часов она провела в одиночестве, прислушиваясь к каждому шороху в безжизненном воздухе крохотной каменной клетки глубоко под дворцом Потала.

А теперь тишина сменилась пронизывающим, назойливым ревом двигателя, находящегося в двух футах от головы Дэни. Этот шум сводил ее с ума — или свел бы, если бы она не взяла себя в руки.

«По крайней мере теперь я не одна», думала Дэни.

С другой стороны, она не была уверена, что компания, в которой она оказалась, — благо. Несомненно, в этом ящике было бы гораздо просторнее без скорчившегося под ней Шрна Кроу.

Незадолго до рассвета они вдвоем втиснулись в ящик для контрабанды под сиденьем в кабине грузовика, совершающего рейсы через всю страну. Этот ящик представлял собой металлическую коробку размером примерно с гроб.

Такое тесное вместилище не было предназначено для контрабандной перевозки людей. Оно не могло похвалиться комфортом, привычным для человека, разве что тело Шона отчасти заменяло Дэни матрас.

Впрочем, матрасом его можно назвать лишь с большой натяжкой, размышляла Дэни. Тело Шона оказалось немногим мягче стали.

Дэни знала об этом, поскольку в своем положении могла оценить каждый твердый дюйм тела Шона Кроу. «Ну, не совсем каждый дюйм», — мрачно поправила себя Дэни.

Ее собственное ироническое восприятие ситуации то изумляло Дэни, то вызывало у нее отвращение. Вот уже несколько часов подряд им пришлось лежать в немыслимо интимной позе — один на другом.

Правда, выбор позы диктовался отнюдь не их желанием. Лишь только таким образом им удалось вдвоем втиснуться в тайник.

Еще вчера Дэни не могла себе представить, что сумеет пролежать много часов подряд в ящике с незнакомцем, с каждым вдохом чувствовать прикосновение его тела к груди, почти ощущать каждый его выдох. Мысль о такой нежелательной близости повергла бы ее в ужас.

Но вчера она еще многого не испытала, в том числе-не видела, как падает у ее ног убитый человек.

«Век живи — век учись, — напомнила себе Дэни. — По крайней мере я еще жива и могу учиться, а Фан — нет. Без Шона я бы тоже погибла».

Она тревожилась, понимая, что обязана жизнью рослому незнакомцу. Но еще больше Дэни беспокоило ее женское "я", давно уже погребенное в глубине души, а теперь наслаждавшееся прикосновением тела Шона и его острым мужским запахом.

Может быть, только потому, что запах Шона лучше, чем изнеможение, пыталась убедить себя Дэни. И гораздо приятнее вони дешевых сигарет водителя.

О чем размышляет Шон, чувствует ли он ее запах?

Эта мысль тревожила, но Дэни не прогоняла ее. Было гораздо лучше думать о чем угодно, только не об усталости, тошноте и ужасе, едва прикрытых черным юмором и с трудом поддерживаемым самообладанием.

Это — приключение, уже в сотый раз уверяла себя Дэни. Именно из-за приключений она всегда предпочитала экспедиции. Приключения манили ее куда сильнее бумажной работы в академии.

Но риск в этом приключении был слишком велик.

Грузовик резко тряхнуло. Дэни ударилась о крышку ящика и снова приземлилась на грудь Шона.

Поначалу шум был для Дэни куда более мучительной пыткой, чем удары о металлический гроб и тело незнакомца. Но спустя пять часов Дэни привыкла к гулу мотора.

Перемена в ее чувствах к Шону была более неуловимой. Его сила больше не беспокоила молодую женщину. То, что Шон спас ей жизнь и, казалось, пренебрегал физической близостью с той же решительностью, как и она, успокоило Дэни гораздо лучше любых слов.

Каким бы человеком ни был Шон Кроу, он ничем не напоминал бывшего мужа Дэни.

Шоссе возобновило длинный, мучительный подъем, по склонам Гималаев. Оглушительный шум двигателя превратился в сплошной скрежет. Слышался лязг железа. Густые выхлопы дыма из проржавевшего и изнемогающего нутра грузовика смешивались с табачным дымом из кабины над головами Дэни и Шона.

Мрачно хмурясь, Дэни дышала носом и сквозь стиснутые зубы. Борясь с тошнотой, она напоминала себе, что ее единственный выбор — настоящий гроб вместо тайника контрабандиста.

Без этого грузовика у них не было бы шансов ускользнуть из оцепления, устроенного полицией и армией вокруг Лхасы. Но даже понимая это, Дэни медлила, увидев металлический ящик, которому предстояло стать их пропуском на свободу.

Не говоря ни слова, Шон забрался в ящик и улегся на спину. Его плечи были слишком широки, и ему пришлось спрятать одну руку под себя.

Дэни молча устроилась поверх Шона, скорчившись на боку и стараясь как можно меньше прикасаться к нему. Каким бы неудобным ни было ее положение, Дэни понимала: Шону приходится еще хуже.

Однако прошло уже несколько часов, а он ни разу не шевельнулся.

Если бы Дэни не чувствовала его ровное дыхание, она решила бы, что Шон мертв. Его веки опустились, тело казалось совершенно расслабленным. В подобном состоянии Дэни доводилось видеть только монахов, в совершенстве изучивших искусство медитации, которая была сродни самогипнозу.

Грузовик подпрыгнул и с силой ударился о дорогу. Лязгнул металл.

Шон почти не замечал шума и вони, словно был отгорожен от них стеной. Левая рука посылала болевые сигналы его безучастному мозгу. Правая рука давно онемела под тяжестью Дэни.

Но физическое неудобство для Шона, казалось, не существовало. Все его мысли были сосредоточены на поверхности замка металлической крышки ящика, на расстоянии нескольких дюймов от его головы. Это был единственный предмет, которому Шон позволил существовать в своей личной вселенной. Он изучал замок с неослабевающим интересом.

Все прочее было нереальным — кроме замка и разума медитирующего Шона.

Несмотря на тряску, оглушительный шум двигателя и лязг металла, удушливый запах и гораздо более притягательный женский аромат Даниэлы Уоррен, Шон упорно обдумывал реальность существования замка.

Он вспоминал историю возникновения таких замков.

Он думал об инструментах, необходимых для изготовления замков.

Он представлял себе, как поколения разумных приматов изобрели эти инструменты.

Он даже потратил некоторое время, пытаясь вообразить, что случилось бы, если бы все замки мира исчезли одновременно.

Шон думал обо всем, чтo отвлекало его мысли от спертого воздуха, назойливого шума и соблазнительного запаха женщины, голова которой покоилась у него на плече.

Он старательно отгонял от себя мысли о теле Дэни, лежащей на нем в интимной позе.

Повернув голову, Шон видел лучик света, пробивающийся в щель между кабиной и днищем грузовика, везущего восемь тонн самого разного груза.

Он знал, что грузовик уже миновал два армейских контрольно-пропускных пункта. Первый был постоянным постом на дороге, ведущей в столицу Непала Катманду. Очевидно, вторым был вспомогательный пост, предназначенный для поимки Дэни и его, Шона.

Такие напоминания о том, почему они втиснуты в этот ящик, помогали Шону поддерживать сосредоточенность. Но постепенно он начинал отвлекаться.

Сначала он винил в недостаточной сосредоточенности только самого себя.

«Я устал, — мысленно уверял он. — Слишком устал, чтобы владеть собственными мыслями, а тем более направить их по пути буддистов».

Но едва придумав это объяснение, Шон отверг его. Он медитировал по многу часов подряд в гораздо более неудобных позах и обстоятельствах, по сравнению с которыми тесный ящик казался царским ложем.

«Все дело в Дэни, — наконец признался себе Шон. — Я мог бы не замечать, как она прижимается ко мне, но я чувствую, как ей неудобно».

Тело Дэни утратило свою мягкость. Оно онемело от попыток держаться подальше от Шона и уберечься от непредсказуемых толчков.

Шон мог бы объяснить ей, что первое ни к чему, а второе — невозможно.

Может, она оцепенела от страха, размышлял он.

В катакомбах под дворцом Потала они не провели рядом ни минуты. Шон подозревал, что запертая с ним в одном помещении Дэни встревожится еще сильнее.

«Возможно, это ошибка, — думал он. — Может, мне только показалось, что она невзлюбила меня с первого взгляда. Всякое случается…»

Шон провел немало времени среди буддийских монахов, но не забыл, как женщины смотрят на мужчин, вызывающих у них интерес.

«Едва Дэни заметила меня в отеле Лхасы, как ее глаза послали недвусмысленный сигнал. Пошел прочь, как сказала бы Кассандра».

Кассандра достигла высот в искусстве подобных взглядов за годы, проведенные на посту посла. Шон не раз оказывался мишенью для нее, работая в «Риск лимитед».

Не то чтобы Шон стремился переспать с Кассандрой — совсем напротив.

«Лучше бы за это дело взялся Джилли, — досадовал Шон, — и у моей матери не было бы сыновей-болванов».

Их и не было — до недавнего времени.

Совсем недавнего, уточнил Шон. Пока женщина с ореховыми глазами и сладко пахнущими волосами не помешала ему сосредоточиться.

«Расслабься, Дэни, — мысленно посоветовал ей Шон. — Мы выберемся отсюда живыми. Может, оглохнем, но в остальном будем невредимы».

С тех пор как они забрались в этот ящик, грохот двигателя не давал им ни малейшей возможности обменяться хотя бы парой фраз. Иначе Шон заверил бы Дэни, что приступы клаустрофобии в подобных обстоятельствах не только нормальны, но и неизбежны.

«Видишь этот лучик света? — Шон продолжал мысленно обращаться к Дэни. — Там еще существует мир. Скоро мы окажемся там. Надеюсь, сегодня ты не утратила вчерашнего энтузиазма».

Шон знал, что Дэни уже не пылает азартом. Но самая опасная во многих отношениях часть пути им еще только предстояла.

Грузовик достиг перевала. Внезапно в мире вновь воцарилась тишина.

Дэни поняла почему, и это ее не утешило. Ей и прежде случалось путешествовать с водителями-тибетцами. Она знала их привычку спускаться на нейтральной передаче, с выключенным двигателем, с самых опасных перевалов, когда машину не сдерживало ничего, кроме тормозов, колодки которых были такими же истертыми, как горный воздух на высоте шестнадцати тысяч футов разреженным.

Внезапное и полное оцепенение тела Дэни рассеяло остатки сосредоточенности Шона.

— С вами все в порядке? — спросил он. Это были первые слова, которые он смог произнести за последние несколько часов.

— В полном, — сквозь стиснутые зубы выговорила Дэни.

Ответ не убедил Шона.

— Внизу, на дороге, пока у меня не затекла рука, я чувствовал, как вы дрожите, — сообщил он.

— Я в порядке, — повторила она. — Жаль только, если все эти муки окажутся напрасными.

— Они не напрасны. Тибет кишит вооруженными людьми. Они рыщут повсюду и не успокоятся, пока не найдут нас.

— Но почему? Неужели они думают, что мы убили Фана?

— Им наплевать на еще одного мертвого контрабандиста. Они думают, что шелк у нас.

— Откуда вы знаете?

— В Лхасе у меня есть надежные агенты, — пояснил Шон. — Вы не могли бы на минутку приподнять голову?

Дэни вскинула голову и с силой ударилась о выступающий металлический угол крышки, сдавленно вскрикнув от боли и досады.

— Извините, — произнес Шон.

Он передвинул руку. Ощущения начали возвращаться: сначала — резкой болью, а затем покалыванием и пощипыванием во всех мышцах.

— Все в порядке, — сообщил Шон. — Ложитесь нормально.

— Нормально? — проворчала Дэни, но снова положила голову на плечо Шона. — Что же в этом нормального?

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — осведомился он. —Правда, мне не удастся полностью исчезнуть.

Беспокойство Шона о ней было настолько неожиданным, что Дэни рассмеялась.

— Исчезнув, вы мне не поможете, — заявила она. — Вы мягче металлической коробки — правда, совсем не намного.

Улыбка Шона сверкнула в луче света, просочившегося в ящик из кабины.

— И кроме того, — добавила Дэни, — жаловаться следовало бы не мне, а вам.

— Почему?

— Вы же снизу.

Грудь Шона затряслась от беззвучного смеха. Дэни ощущала его каждой клеточкой тела и задумалась, чувствует ли Шон так же ее смех. Эта мысль была заманчивой и тревожной.

— Сколько нам еще придется торчать здесь? — осведомилась она.

— Еще три часа, — ответил Шон. — А может быть…

Конец фразы потонул в лязге металла и возобновившемся реве двигателя: грузовик вновь начал взбираться в гору.

Дэни вздохнула и принялась размышлять о том, сколько длятся три часа.

Должно быть, долго, решила она наконец. Целую вечность.

Шон вновь сосредоточился на замке, удерживающем крышку ящика, старательно запоминая каждую выпуклость, вмятину и шероховатость металла.

Это продолжалось двадцать томительных минут.

Постепенно Шон осознал, что тело Дэни вновь затвердело.

В мире опять воцарилась тишина.

— Еще три часа, а может быть, и все четыре, — быстро произнес Шон, возобновляя прерванный разговор. Дэни с трудом сдержала стон.

— Дышите только ртом, — посоветовал Шон. — Как можно медленнее. Так меньше ощущается вонь выхлопов.

Он не добавил только, что при сосредоточенности на дыхании время пройдет быстрее.

Дэни старательно принялась дышать ртом.

Спустя несколько минут Шон почувствовал, что напряжение начинает покидать ее тело. Повернув голову, он взглянул на нее.

Дэни лежала, зажмурившись так крепко, что в уголках ее глаз веером разбежались морщинки.

— Откройте глаза, — произнес Шон. — Найдите какой-нибудь предмет и смотрите на него.

Дэни нехотя разомкнула веки.

Вид ящика изнутри был неутешительным. В конце концов Дэни остановила выбор на измятой рубашке цвета хаки, облегающей грудь Шона и находящейся в фокусе ее зрения.

— Думайте о том, что видите, — продолжал давать советы Шон. — Пусть о равновесии заботится ваше тело, а не мозг.

— Легко сказать!

— А вы попытайтесь.

Почему бы и нет, спросила себя Дэни. Способ мог подействовать. Похоже, сам Шон гораздо легче переносит неудобства.

Дэни хватило незначительного усилия, чтобы представить себе рубашку Шона пустынным горным ландшафтом Тибета, напоминающим лунный пейзаж. Она лежала на ковре-самолете, глядя вниз, на расстилающийся под ней простор.

Внезапно в ящике стало гораздо больше места. Дэни невольно вздохнула и вновь расслабилась на своем личном волшебном ковре.

— Так лучше? — спросил Шон.

Дэни едва заметно кивнула.

Шон почувствовал ее движение бицепсом и понял, что она постепенно расслабляется.

«Браво, — молча зааплодировал он. — Тебе еще понадобится сила для предстоящего пути».

— Скажите, кто вы? — вдруг спросила Дэни. — Агент ЦРУ?

В ответ Шон издал нечто, отдаленно напоминающее смех.

— Значит, мы вернулись к прежнему разговору?

— Вы велели мне найти какой-нибудь предмет, на который следует смотреть. Кроме вас и ящика, здесь ничего нет, а ящика мне уже хватит на всю оставшуюся жизнь.

— С чего вы взяли, что я из ЦРУ?

— Вы знакомы с изнанкой жизни, ее тайной стороной.

— Вот как?

— Да. Ни одному нормальному гражданскому лицу не удалось бы вывезти меня из Лхасы живьем.

Шон не стал спорить. Он слишком хорошо помнил, какое решение принял, когда оказался перед выбором.

Спасти шелк или спасти эту женщину.

— Вас тоже не назовешь заурядным человеком, — заметил Шон.

— Вы хотите сказать, что я глупа? — уточнила Дэни.

— Сначала я так и подумал.

— Благодарю.

— Не стоит. Но затем я изменил мнение.

— Почему?

— Будь вы глупой, вы завизжали бы прежде, чем мы покинули Лхасу, — как только оказались бы в этой коробке.

— Это комплимент?

— Нет, факт.

Дэни обдумывала эти слова на протяжении еще нескольких толчков и рывков машины. Затем она вспомнила, что Шон так и не ответил на первый вопрос.

— Значит, вы из ЦРУ? — напрямик спросила она.

— Нет. Я гражданское лицо. Работаю в организации под названием «Риск лимитед».

— Никогда о такой не слышала.

— За это мы и платим хорошие деньги нашим агентам по связям с общественностью, — пояснил Шон, — чтобы наше название не появлялось в печати.

— База «Риск лимитед» находится в Азии?

— В США.

— Далеко же вы заехали от дома!

— У нас заключен — то есть был заключен — контракт с Лазурной сектой буддистов, по которому мы должны были предоставлять охрану и консультации. Вероятно, теперь контракт будет разорван.

— И все-таки вы из ЦРУ, — скептически заметила Дэни.

Шон глубоко вздохнул, стараясь избавиться от раздражения.

— Какая вам разница? — наконец спросил он,

— Пожалуй, никакой, — отозвалась Дэни. — По крайней мере вы не пытаетесь выдать себя за одного из нас.

— Кого это «нас»?

— Некоторые тайные агенты предпочитают легенды об академическом прошлом.

— Возмутительно! — сухо откликнулся Шон.

— Вы чертовски правы, — выпалила в ответ Дэни. — Археологам и без того приходится нелегко в странах третьего мира. Нам ни к чему шпионы под видом искателей раритетов.

Шон хотел было ответить, но его прервало внезапное завывание двигателя грузовика.

Дэни напряглась.

Спустя несколько минут Шон почувствовал, как она снова расслабилась. Интересно, на чем она сосредоточилась на этот раз? Он попытался слегка повернуть голову, чтобы увидеть, куда она смотрит. Глаза Дэни были открыты, но он видел лишь густые длинные ресницы.

«Ни тени косметики, — невольно отметил Шон. — Блестящие и чистые. Даже под таким углом она видит только мою рубашку».

Любопытно, что она там разглядела? Пот? Грязь?

Он мысленно пожал плечами. Что бы ни заметила Дэни, это зрелище ее отвлекло.

Он вновь уставился на замок над головой, но тот потерял всякую таинственность. Шон начал разглядывать ресницы Дэни.

Черные бабочки, наконец решил он. Отдыхают.

Внезапно ему вспомнилась древняя китайская загадка: "Вчера ночью мне снилось, будто я бабочка. Проснувшись, я обнаружил, что я человек.

Или же я бабочка, которой снится, что она стала человеком?"

Загадка заинтересовала Шона больше, чем ржавый замок, и оказалась менее будоражащей, чем вид ресниц Дэни.

Долгое время они лежали каждый в своем мире, забыв о реве, вони и клаустрофобии.

Неожиданно звук двигателя изменился. Водитель трижды грубо нажал на педаль акселератора.

Бабочка наконец решила, что она все-таки человек, а человек впал в глубокий транс.

Дэни приподняла голову и хотела что-то сказать, но Шон заставил ее замолчать резким кивком.

Водитель дал по тормозам, так что они завизжали.

— Солдаты, — еле слышно выговорил Шон.

Дэни похолодела.

Грузовик остановился. Двигатель продолжал урчать, работая вхолостую.

Сквозь это урчание Дэни различала хриплые команды на китайском языке и невнятные ответы на тибетском наречии.

Крохотный лучик света в их гробу угас. Его заслонила темно-зеленая завеса. Грудь солдата с лакированной красной звездой.

Армия Китайской Народной Республики. «О Господи, — промелькнуло в голове у Дэни. — Нас все-таки поймали».