Два дня спустя звонит моя золовка Марта, и мы договариваемся этим вечером выйти покутить.
Вау, я так соскучилась по вечеринкам!
Сначала мы договорились с Грациэлой, но потом к нам присоединились ребята. Они не хотят, чтобы мы шли одни. Когда мы все подъезжаем ко входу «Гуантанамеры», я вижу по выражению лица любимого, что он не восторге от этого места.
Мы заходим. На танцполе уже танцуют Анита, Марта с Артуром и еще пара моих знакомых. Я расплываюсь в улыбке. Как же отплясывает моя золовка немка! Эрик рассматривает ее. Он никогда не видел, как она так танцует, и, глядя на ее виляние бедрами, удивленно спрашивает:
– Почему моя сестра так кривляется?
Я прыскаю. В этот момент Марта замечает нас и бежит навстречу, а следом за ней – ее жених. Мы приветствуем друг друга.
Вдруг я обращаю внимание на парня, который танцует с Анитой. Откуда взялась эта конфетка? Сообразив, куда я смотрю, Марта шепчет:
– Впечатляет, не так ли?
Я, в полном изумлении, киваю. Речь о темноволосом невероятно сексуальном парне.
– Мы прозвали его Дон Идеальное Тело.
– Чертовски красив этот Дон, – шепчу я.
– Его зовут Масимо, – так же шепотом овечает Марта.
– И кто он такой?
– Друг Рейналдо.
– Кубинец?
– Нет, аргентинец. Красавчик, правда?
– Не то слово.
Отрицать это было бы самой страшной ложью в мире. Мы, словно завороженные, наблюдаем, как Анита танцует сальсу с этим аргентинцем. Внезапно рядом со мной оказывается Эрик:
– Джуд, твой напиток.
Принимая бокал, понимаю по его взгляду, что он слышал наш разговор и сейчас сердится.
Ах, мой мальчик, он меня ревнует.
Я улыбаюсь, а он – нет.
Подхожу к нему, целую и шепчу:
– Мне нравишься только ты.
– И Масимо, – хмыкает он.
В конце концов, расцеловав Эрика, я добиваюсь от него улыбки, и он целует меня. Когда мы все начинаем болтать, замечаю, что Эрик и Декстер перекидываются взглядами, когда мимо них проходит привлекательная женщина. И смеюсь про себя. Не могу на них сердиться. Я же не слепая.
Эрик платит за очередную порцию мохито. Вдруг звучит одна песня, и почти все кричат:
– Куба!
Эрик с удивлением смотрит на меня. Я начинаю медленно вилять бедрами в такт музыке, и муж сканирует меня своими голубыми глазами. Ему нравится мое короткое платье, которое я купила во время медового месяца. Соблазняя его, говорю:
– Давай. Пойдем танцевать.
Мой мальчик делает большие глаза и отрицательно машет головой.
Ему осталось лишь сказать мне: «Ни за что на свете!»
Мы вернулись в Германию, и, похоже, из его поведения исчезла естественность, которая была во время медового месяца. Очень жаль.
Мне так нравился раскованный Эрик. Он серьезно смотрит на меня и, видя, что я не прекращаю танцевать, говорит:
– Иди на танцпол.
Горя желанием потанцевать и спеть песню группы Orishas, выхожу на танцпол и танцую вместе с друзьями. Мы медленно и сексуально двигаемся. Музыка проникает в наши тела, и мы подпеваем:
Танцпол заполняется.
Танцуя, мы все горланим эту песню. Эрик не спускает с меня глаз. Он следит за мной. Он недоволен.
Приходит мой друг Рейналдо. Он замечает Эрика и спешит поздороваться с ним. Они улыбаются друг другу. Мой блондин знакомит его с Декстером и Грациэлой, показывает ему, где я. Рейналдо, с его широкой кубинской улыбкой, бежит на танцпол и, обхватив меня за талию, начинает танцевать под эту горячую музычку.
Представляю, представляю
Кубу orishas тайно из Гаваны.
Смотрю на Эрика и понимаю, что ему нисколечко не нравится, как мы вытанцовываем. Вдруг подпрыгиваю, и после этого начинает подпрыгивать весь танцпол, продолжая горланить песню:
Все присутствующие оживленно поют и танцуют. Когда песня заканчивается, диджей меняет ритм, и я возвращаюсь к мужу, умирая от жажды. Беру мохито и делаю огромный глоток.
– Солнце мое, ты не танцуешь?
Эрик долго на меня смотрит… смотрит и, увидев, что я вся вспотела, спрашивает, убирая волосы с моего лица:
– С каких это пор мне нравится танцевать?
Превосходный ответ. Не хочу спорить и напоминать ему, что во время медового месяца он танцевал все, что хотел, и даже более, поэтому не зацикливаюсь и, обняв его за шею, мурлычу:
– Ладно, тогда поцелуй меня. Это ведь тебе нравится, правда?
Наконец-то он улыбается!
Целует меня, и мы наслаждаемся друг другом. Вскоре меня одергивает Марта и снова тянет на танцпол, где мы начинаем танцевать под «Bemba colorа». Эрик снова мрачнеет. Ему явно не нравится «Гуантанамера».
Грациэла наблюдает за нами, и я делаю ей знак присоединиться к нам. Она, не раздумывая, выходит на танцпол, виляя бедрами.
Эрик с Декстером переглядываются и вздыхают.
Ох уж и парочка!
Тут же присоединяются Рейналдо, Анита, Артур, еще пара кубинских друзей и Дон Идеальное Тело.
Мать честная! Вблизи аргентинец еще привлекательнее.
Я не первый раз в этом клубе и знаю, как нужно танцевать под эту песню. Все становятся в круг и в центре, пара за парой, показывают свои способности в этом прекрасном пылком танце. Мы с Мартой, словно безумные, вытанцовываем и выкрикиваем: «Сахарок!»
Когда песня заканчивается, я возвращаюсь к Эрику. Мне опять хочется пить. Он с неловкостью смотрит на меня и спрашивает:
– И так будет всю ночь?
Вижу, что Декстер говорит что-то Грациэле, и та закатывает глаза. Поворачиваюсь к своему нелатинскому парню и, выпив огро-о-о-о-омный глоток вкуснейшего мохито, спрашиваю:
– Тебе не нравится тусовка?
На лице у него написано, что он не понял это слово. Я продолжаю:
– Тебе не нравится здешнее веселье?
Эрик, точнее, Айсмен, осматривается и со всей своей сокрушительной серьезностью отвечает:
– Нет. Мне ничего здесь не нравится. Но тебе – да, ведь так?
Покончив с мохито, смотрю на него. Знаю, что ему это не понравится, и все же отвечаю:
– Ты же это знаешь, любоф моя.
У него вздымаются крылья носа.
Ва-а-а-а-у-у-у-у, как это возбуждающе!
Придвинувшись к нему, шепчу:
– Когда ты такой собственник, то заводишь меня, словно «Дукати».
Приклеиваюсь телом к нему. Даже на каблуках я достаю только до его носа. Эрик не шевелится, лишь смотрит на меня. Начинаю медленно двигаться в такт музыке. Чувствую его эрекцию и, целуя, спрашиваю:
– Хочешь, поедем домой?
Он, не раздумывая, кивает, заставляя меня улыбнуться.
Когда мы приезжаем домой, часы показывают уже четверть третьего ночи. Прощаемся с Декстером и Грациэлой. Войдя в комнату, Эрик все еще хмурится.
Из-за мохито я чувствую себя немного шкодницей и, подойдя к нему, говорю:
– Послушай, любимый…
Но больше ничего не успеваю сказать.
Айсмен заключает меня в объятия и целует с такой страстью и властностью, от которых у меня подкашиваются ноги. Он прижимает меня к стене, разрывает на мне трусики и говорит у самых моих губ, расстегивая брюки:
– Мне не нравится, что ты танцуешь с другими.
Мощным ударом он сразу же вонзается в меня, отчего у меня перехватывает дух.
– Я не хочу, чтобы ты ходила в это место, понятно?
Его страсть сводит меня с ума, но я не так глупа. Крепко хватаю его за плечи и, глядя ему в глаза, отвечаю, не теряя здравого смысла:
– Туда ходят мои друзья, в чем проблема?
Эрик снова мрачнеет. Он сжимает мои бедра, снова прижимает к себе, заставляя меня вскрикнуть. Я схожу с ума, когда он глубоко проникает в меня. Обалдеть! Но он продолжает:
– Мне не нравится это место.
Я целую его, а когда отрываюсь от его губ, отвечаю:
– А мне нравится. Мне там весело, и я не делаю ничего плохого.
– Ты делаешь плохо мне, – цедит он сквозь зубы, снова нанизывая меня.
Не хватает воздуха. Но мне нравится эта горячая игра, и, желая большего, я шепчу:
– Нет, дорогой. Я никогда не сделаю тебе плохо.
Снова проникнув в меня, Эрик тяжело выдыхает и шепчет:
– Слишком много мужчин смотрят на тебя.
– Но я только твоя.
Его губы снова находят мои. Его руки опускаются к моей попке, и он раз за разом бомбит меня. Без остановки. Он зол, и я в восторге от его ярости. Я раскрываюсь. Обожаю, когда он такой властный. Он такой страстный, что я не выдерживаю. Прижавшись к нему, взрываюсь мощным, вызывающим зависимость наслаждением.
Заметив это, Эрик ускоряет атаку. Он неустанно погружается в меня, пока его хриплый рык не дает мне понять, что и он дошел до предела.
Мы стоим у стены, не отпуская друг друга. Мы в восхищении от такого секса. Тяжело дышим. Я смотрю на Эрика и заключаю:
– Надо же, тебя возбудила «Гуантанамера».
Он опускает на меня глаза и, видя мою улыбку, улыбается сам. Целует меня и говорит:
– Малышка, это ты меня возбуждаешь… Только ты.
Он больше не будет мне ничего запрещать. Он понимает, что не должен делать этого. Хотя он четко дал мне понять, что думает о «Гуантанамере».
Этой ночью, еще раз занявшись диким сексом в душе, мы уснули, обнимаясь и очень… преочень любя друг друга.
Дни проходят, а отношения Декстера и Грациэлы не продвигаются.
Меня это начинает утомлять.
Бьорн звонит пригласить Грациэлу на ужин, она соглашается, но Декстер ничего не говорит.
Неужели у этого мужика в жилах течет не кровь?
На следующий день я расспрашиваю Грациэлу о свидании, и та с удовольствием рассказывает, что Бьорн все время вел себя очень галантно. Никакого секса.
Откровенно говоря, меня это не удивляет. Помимо того, что Бьорн – красавчик, он еще истинный джентльмен и настоящий друг.
У Флина начинаются занятия в школе. В первый день учебы он взволнован. Всю дорогу мы с Норбертом с улыбкой смотрим на счастливого мальчика. Он везет в рюкзаке подарок для своей подруги Лауры, который сделал сам и который ему не терпится вручить.
Но когда днем мы заезжаем за ним в школу, он выглядит совсем иначе. Печален и расстроен.
– Что случилось? – спрашиваю у него.
Со слезами на глазах мой маленький кореец-немец шепчет, держа в руках нераспечатанный подарок:
– Лауры больше нет в школе.
– Почему?
– Ариадна сказала, что ее родители переехали в другой город.
Ах, мой мальчик. Это его первое разочарование в любви.
Как жаль. Почему любовь всегда так жестока?
Пока Норберт ведет авто, обнимаю Флина, и он не сопротивляется. Целую его чернявую голову и, пытаясь представить, что сказал бы мой отец, наконец говорю:
– Послушай, Флин, понимаю, ты грустишь из-за того, что не встретился с Лаурой, но подумай о хорошем. Думай о том, что, хотя она больше не в твоей школе, с ней все в порядке. Или ты предпочел бы, чтобы с ней что-то случилось?
Мальчик поднимает на меня глаза и, отрицательно махая головой, говорит:
– Но я больше ее не увижу.
– Этого никто не может знать. Жизнь непредсказуема, и, возможно, когда-нибудь ты снова встретишься со своей подругой.
Мой мальчик не отвечает, и я, пытаясь заставить его улыбнуться, предлагаю:
– Как ты смотришь на то, чтобы мы купили подарок для Эрика? В эту субботу его День рождения.
Он кивает. Я быстро даю Норберту знак разворачиваться, и он привозит нас в ювелирный магазин, где, как мне известно, есть часы, которые нравятся моему мужу. Они стоят дохренища, но, послушайте, мы можем себе это позволить!
В ювелирном магазине меня никто не знает, зато знают Флина и Норберта. Когда же я представляюсь сеньорой Циммерман, они, кажется, готовы расстелить передо мной красный ковер и осыпать лепестками роз.
Круто! Вот что значит иметь деньги.
Купив часы и ремешок из черной кожи, который выбрал Флин для своего дяди, прошу завернуть все в подарочную упаковку. Когда вижу личико своего племянника, становится грустно. Не могу, когда он такой печальный, особенно после того, как он целый месяц был очень весел. Мы садимся в машину, и я пытаюсь его развеселить.
– Знаешь, что через две недели мы с Юргеном будем участвовать в гонках по мотокроссу?
– Ух ты! Правда?
Я утвердительно киваю и спрашиваю:
– Хочешь быть моим помощником?
Мальчик соглашается, но без энтузиазма, и я продолжаю:
– Как ты смотришь на то, чтобы в конце следующей недели мы начали твои занятия по езде на мотоцикле?
Выражение его лица меняется, его глаза загораются.
Еще до нашей с Эриком свадьбы Флин хотел научиться ездить на мотоцикле. Именно поэтому я попросила отца, чтобы как раз во время летних каникул он научил его сначала ездить на велосипеде. Это облегчило бы мне задачу.
Но я вспоминаю об Эрике, и стынет кровь в моих жилах. Знаю, из-за этого у меня еще поболит голова, но знаю также, что в конечном итоге он согласится. Мой парень пообещал изменить свое отношение ко всему и должен это продемонстрировать.
Флин засыпает меня вопросами о мотоцикле. Отвечаю как можно доходчивее, как вдруг он замирает и спрашивает:
– Дядя Эрик рассердится, да?
Не нагнетая обстановку, чмокаю его в макушку и, понимая, что он прав, отвечаю:
– Не переживай об этом. Обещаю его уговорить.
Однако мы с Флином не ошиблись. Этим же вечером, когда Декстер и Грациэла уезжают по делам его компании, я поднимаю тему гонок при Эрике, и он приходит в ярость.
– Зачем ты ему об этом напомнила? – спрашивает он, сидя с другой стороны стола в своем кабинете.
– Эрик, послушай, – отвечаю я, глядя на его стеллаж с оружием. – Флин был разбит из-за ухода Лауры, и я подумала, что…
– Ты решила, что заменишь Лауру мотоциклом, да?
Я смотрю на него. Он смотрит на меня.
Мы, как всегда, сражаемся взглядами.
– Перед нашей свадьбой ты пообещал ему, что он будет учиться ездить на мотоцикле.
– Я знаю, что пообещал ему. Но вот чего я не понимаю, так это зачем ты ему об этом напомнила.
В этом он прав. Я, как всегда, слишком импульсивна. Не задумываюсь о последствиях, и потом это выходит боком. Но поскольку меня это ничему не научило, добавляю:
– Он все равно попросил бы меня об этом. Через две недели мы с Юргеном участвуем в гонке и…
– В чем вы участвуете?
О… Начинается.
Он хмурит брови и весь напрягается. Однако я настроена решительно и хочу, чтобы он исполнил свое обещание, поэтому поясняю:
– Я об этом говорила. Ты знаешь уже около месяца. Я сказала, что Юрген сообщил мне об этой гонке, и ты ответил, что было бы хорошо мне в ней поучаствовать. Иначе почему ты тогда приказал перевезти мой мотоцикл в твоем самолете?
Помрачневший, он смотрит на меня и спрашивает:
– Я так приказал?
– Да. И если у тебя память еще хуже, чем у Дорис, подруги Немо, то это не моя проблема! – И прежде чем он что-то скажет, добавляю: – Ладно, это сейчас не важно – сейчас важно поговорить о Флине.
Эрик хмуро смотрит на меня.
– У него начинается учебный год, не хочу, чтобы он отвлекался от учебы. Перенеси занятия на весну.
– Что?!
– Джуд, ради бога. Флину все равно, начать сейчас или через время.
– Но я пообещала ему, что…
– Это не мое дело, что ты ему пообещала, – резко прерывает он. – К тому же твой и Ханны мотоциклы для него слишком большие. Ему надо бы купить подходящий для его возраста.
– Хорошо-о-о-о-о, – выдыхаю я.
Я училась на мотоцикле своего отца, и вот я здесь, цела-целехонька!
– Джуд, послушай, ясное дело, что он научится ездить на мотоцикле, но сейчас не тот момент.
– Нет, тот.
Напряжение…
Огромное напряжение.
– Джуд… – цедит он.
Я бесстрашно отвечаю:
– Эрик…
Давно я такого не чувствовала. Он смотрит на меня ледяным взглядом Айсмена, и у меня сжимается низ живота. Боже, как же он меня возбуждает! Когда я собираюсь сказать, что не хочу с ним ссориться, звонит телефон. Эрик поднимает трубку и делает знак, что это по работе.
Пять минут жду, чтобы возобновить разговор, но это затягивается, и я решаю выйти из кабинета и пойти на кухню чего-нибудь съесть.
Там натыкаюсь на Флина, который сидит с поникшей головой. Он все еще держит в руках завернутый для Лауры подарок и, взглянув на меня, говорит:
– Я не хочу, чтобы вы с дядей спорили.
– Ничего страшного, дорогой.
– Но я же слышал, что дядя разозлился.
– Он недоволен, что я напомнила ему о своем участии в мотогонке, а не потому, что ты собираешься учиться, – лгу я и, смотря ему в личико, продолжаю: – Все в порядке, солнце мое, поверь мне.
– Нет, нет, не в порядке. Вы взбеситесь, и ты снова уедешь.
Эти слова вызывают у меня улыбку. Мой смурфик-ворчун любит меня, и это трогает до самого сердца. Сев на стул рядом с ним, я беру его лицо руками и поворачиваю к себе.
– Флин, послушай, мы с твоим дядей очень любим друг друга, но в то же время мы с ним во многом очень разные, поэтому нам трудно не спорить. Но, хотя мы и спорим, это не значит, что я уеду. Чтобы я оставила тебя и его, должно произойти что-то очень… очень… очень серьезное, но я не допущу, чтобы это произошло, понятно?
Мальчик кивает. Беру его за руку и усаживаю к себе на колени. До сих пор не верится, что мы с ним так сблизились. Когда он обнимает меня и кладет свою маленькую голову мне на плечо, я шепчу:
– Мне нравится, когда ты меня обнимаешь. Ты знал об этом?
Замечаю, что он улыбается, и так мы сидим минут пять. Потом он снова смотрит на меня и говорит:
– А мне нравится, что ты живешь с нами.
Мы оба смеемся, и Флин, к моему удивлению, добавляет, беря меня за руку:
– Раз уж Лаура уехала, я хочу, чтобы этот подарок достался тебе.
– Ты уверен?
Флин кивает, и я беру подарок.
Разворачиваю бумагу и улыбаюсь при виде браслета, который он сам сделал из деталей игры «Братц» моей племянницы. Невероятно, но он моего любимого цвета – фиолетового!
– Он чудесный, я в восторге!
– Он тебе нравится?
– Конечно! – Надевая браслет, я вытягиваю руку и спрашиваю: – Ну, как тебе?
– Тебе очень идет. К тому же он твоего любимого цвета.
– Откуда ты знаешь?
– Это Лус мне сказала, а еще об этом когда-то говорил дядя.
Мне приятно это слышать, и, чмокнув его, я шепчу:
– Спасибо, дорогой. Мне очень нравится подарок.
– Не ссорься из-за меня с дядей.
– Флин…
– Пообещай мне это, – настаивает он.
Желая снова увидеть его улыбку, прикладываю свой большой палец к его пальцу и торжественно произношу:
– Обещаю.
Он крепко меня обнимает. Настолько крепко, что становится больно, но я не жалуюсь. Этот мальчик в любом случае должен быть счастливым. Я щекочу его и говорю:
– Я тебя сейчас зацелую, ясно?
Он заливается смехом, а я, радуясь от всей души, смеюсь вместе с ним, пока мы не замечаем, что в дверях стоит Эрик. Он смотрит на нас. Как всегда, меня поражает его взгляд. Он подходит и, наклонившись, чтобы быть с нами на одном уровне, произносит:
– Во-первых, – я не могу не улыбнуться, – Джудит никогда от нас не уедет, понятно? – Мальчик кивает, и Эрик продолжает: – Во-вторых, мы купим детский мотоцикл, подходящий тебе по возрасту, так ты сможешь начать занятия с Джуд. И в-третьих, как ты смотришь на то, чтобы поехать сейчас по магазинам и сделать Джуд самой красивой на Октоберфесте?
Флин хлопает ресницами, бросается дяде в объятия и пулей вылетает из кухни. До сих пор ничего не понимаю. Что произошло? Я замираю, а мой любимый становится передо мной на колени и шепчет:
– Очень… очень… очень… очень серьезным должно быть то, что произойдет между мной и тобой, чтобы я позволил тебе уйти, понятно, малышка?
Услышав это, я расплываюсь в улыбке и спрашиваю:
– Ты что, слышал наш разговор?
Эрик кивает и, приблизившись губами к моим, шепчет:
– Я услышал достаточно, чтобы понять: мой племянник и я без ума от тебя, и мы не сможем жить без нашей смугляночки.
Он меня обезоружил…
Его слова ломают всю мою защиту…
Я целую его, и он с упоением отвечает поцелуем. В исступлении я хочу его, но когда мои руки начинают страстно его сжимать, Эрик останавливает меня и говорит:
– Хотя в этот момент мне больше всего на свете хочется раздеть тебя и тысячу раз сделать своей, это сейчас невозможно.
Я протестую.
Видя мою гримасу, он улыбается и говорит:
– С минуты на минуту сюда войдет Флин, чтобы мы отправились за покупками.
– Куда?
Мы встаем, и любимый целует меня… долго… долго целует. Я почти теряю сознание, а он, шлепнув меня по попке, говорит:
– Пойдем, нужно купить тебе что-нибудь симпатичное к великому празднику Мюнхена.
Несколько часов спустя в самом обычном магазине мы встречаемся с Декстером и Грациэлой. Они присоединяются к нам, и вместе мы весело выбираем типичные баварские наряды. Мы пойдем на праздник!