Прошло два дня, и от Эрика никаких известий.
Я разбита…
Я несчастна…
И, ко всему прочему, беременна!
Всхлипываю и думаю, как обрадовался бы Эрик, узнав об этом.
Пока что я никому об этом не рассказывала. Занимаюсь самоедством и черпаю силы из ниоткуда, чтобы пережить столь болезненный и непонятный период своей жизни. А еще я разодрала шею до крови.
По утрам пью фолиевую кислоту и прихожу в ужас, когда вижу в унитазе нечто черное… чернющее. Но потом вспоминаю: в инструкции говорится, что такое случается. Боже, какой кошмар!
В последнее время я никуда не выхожу. Провожу время, лежа на диване или в постели, дрыхну как сурок.
Ко мне заходит Симона и сообщает, что звонит Бьорн. Меня чуть не вырвало.
Женщина смотрит на меня. Она объясняет мое плохое состояние тем, что случилось между мной и Эриком, и ни о чем не спрашивает. Тем лучше, ведь я не хочу ей лгать.
Когда она дает мне телефон, я смотрю на нее и тихо говорю:
– Не переживай, скоро все станет ясно.
С комом в горле, который сдерживает все содержимое моего желудка и который, не дай бог, вырвется, я как можно веселее приветствую его:
– Привет, Бьорн.
– Привет, красавица. Шеф вернулся?
Его голос и вопрос указывают на то, что он еще ничего не знает. Хлопая ресницами, сменяю тон и отвечаю:
– Нет, красавчик. Он звонил мне несколько дней назад и сказал, что поездка немного продлевается. А что? Ты что-то хотел?
С очаровательным смехом Бьорн отвечает:
– В конце этой недели будет приватная вечеринка в Natch, и я хотел узнать, пойдете ли вы туда.
Да, мне только на вечеринку осталось пойти, и отвечаю:
– Ну, это невозможно. Я одна, ты же понимаешь, не могу.
Бьорн взрывается хохотом:
– Не дай бог мне узнать, что ты пошла куда-то без мужа.
На этот раз смеюсь я, только с горечью.
Если бы он знал, что о нас думает Эрик!
Мы еще насколько минут болтаем и прощаемся. Я вешаю трубку, чувствуя тяжесть на душе оттого, что ни о чем не могу рассказать Бьорну. Это бомба, и мне нужно присутствовать при ее взрыве. Не хочу, чтобы когда они с Эриком сцепятся, меня не было рядом в качестве арбитра. Боюсь, они разрушат крепкую дружбу из-за подложенной Лайлой свиньи.
Размышляю о том, что Бьорн рассказал мне о ней и Леонардо, и о том, как наш друг все это время хранил тайну, чтобы не причинить Эрику боль.
Теперь я думаю, что лучше было бы ранить его тогда – так Лайла исчезла бы из нашей жизни и не спровоцировала бы все это.
Теперь понятно, чего добивается эта дрянь: поссорить Бьорна и Эрика и параллельно убрать меня подальше. Но я этого не допущу. Знать бы, какие у Эрика есть «доказательства»… Без этого я могу лишь позвонить Лайле и заставить во всем признаться.
Полная решимости, прошу у Симоны лондонский номер телефона Лайлы. Она неохотно дает мне его. Когда после двух гудков я слышу голос девушки, то произношу:
– Ты – очень скверная личность, как ты могла такое сделать?
Лайла разражается смехом, а я в гневе выкрикиваю:
– Ты – гадкая лиса, ты об этом знала?
Без тени стыда она продолжает ржать и выпаливает:
– Крепись, дорогая Джудит. Твой идеальный мир рушится.
Если бы она была рядом, я бы оторвала ей голову!
– Если это случится, пеняй на себя, – цежу я сквозь зубы.
Не сказав больше ни слова, прерываю звонок, прежде чем меня подведет голос. И снова начинаю плакать. Это лучшее, что у меня получается в последнее время.
Вот уже десять дней, как я не видела Эрика, а мне это так необходимо.
Скучаю по его объятиям, по его поцелуям, по его взглядам и даже по его ворчанию. Более того, мне нужно ему сказать, что одна из его грез осуществится.
Он станет папой!
Валяюсь в кровати, когда звонит телефон. Сразу же отвечаю и слышу:
– Привет, бу-у-у-у-у-лочка!
Это моя сестра.
Очень хочется расплакаться, рассказать ей о своем секрете, но нет. Закрываю рот и глотаю слезы. Не хочу, чтобы кто-то узнал о Медузе раньше Эрика.
Быстро поднимаюсь. Уверена, что разговор с ней поднимет мне настроение.
– Привет, безумная, как дела?
– Хорошо, булочка.
– А как мои девочки?
– Твои девочки – превосходно. Лус с каждым днем становится шкодливее. Интересно, в кого же пошла эта девочка? А Лусия – все шустрее. Кстати, папа каждый день твердит, что она скорее твоя дочь, чем моя. Она о-о-очень на тебя похожа.
Услышав это, улыбаюсь, а Ракель спрашивает:
– А вы? Как вы поживаете?
Вспоминаю о своем любимом немце, о его горечи, о моей печали и отвечаю:
– Отлично. Флин в школе, а Эрик в отъезде, но скоро вернется.
– Ага, знаю я тут одну девушку, у которой будут полные штаны счастья, когда он вернется.
Я смеюсь, чтобы не заплакать. Если бы она знала! Но веселость сестры поднимает мне настроение, особенно когда она мурлычет:
– Мне нужно тебе кое-что рассказать.
– Что?
– Догадайся-а-а…
– Ракель, прекрати свои игры в догадки!
– А ты не знаешь, кто сейчас находится в Испании и занимает «Виллу Смугляночку»? – Прежде чем я отвечаю, она выпаливает: – Моя дикая интрижка!
– Да что ты говоришь?!
– Что слышишь.
– Вот это круто!
– Очень круто, – шушукает она и добавляет: – И он сказал, что постоянно обо мне думал и сходит с ума по моему телу.
Я лишь хлопаю ресницами…
– Булочка, ты там?
Киваю и отвечаю:
– Да… да… Просто от услышанного я потеряла дар речи.
– Понимаю, с тобой произошло то же самое, что и со мной вчера, когда я открыла дверь и передо мной стоял мой мексиканец – такой высокий, такой красивый, такой галантный, с красивым букетом белых роз в руках и…
– Вау-у-у, белые розы… Твои любимые.
– Да-а-а-а-а. Только помолчи, помолчи, я еще не рассказала тебе о самом лучшем. После того как я открыла дверь, он, весь такой мексиканский красавчик, говорит мне: «Моя прекрасная любовь, если бы каждый раз, когда я о тебе думал, гасла одна звезда, то на небе не осталось бы ни одной сияющей звезды». О-о-о-о-о… Бо-о-о-о-оже мой! О бо-о-о-о-оже мой! Не хватало только позади него марьячи, и я вовсе описалась бы от такого приятного сюрприза.
– Обалдеть, – хохочу я после стольких дней без смеха.
Ох уж и парочка!
– Это был самый романтический момент в моей жизни. Булочка, этот мужчина… он… другой… совсем другой, и когда он рядом со мной, то делает так, что я чувствую себя, как сказочная принцесса. Он пристально на меня смотрит, он страстно меня целует, он нежно меня ласкает и…
– Остановись, остановись, а то ты разогналась.
В этот момент мне кажется, что я смотрю теленовеллу «Безумная Эсмеральда», где сестра и Хуан Альберто – главные герои. Испания, Мексика – с ума сойти, они могут такое закрутить!
– И самое лучшее, – продолжает она медоточивым голосом, – это то, что он пришел к нам в дом, посмотрел на отца и сказал ему: «Сеньор Флорес, я пришел официально попросить у вас руки вашей прекрасной дочери».
– Ракель, это же здорово!
– Да! – пищит сестра, и мне приходится отодвинуть трубку от уха.
Я смеюсь. Мне это необходимо. Затем спрашиваю:
– Ты хочешь сказать, что ты помолвлена?
– Нет.
– Но ты же только что сказала, что он попросил у отца твоей руки.
– У отца, но я уже потрудилась ему сказать, что ни за что на свете.
– Что?!
– Ах, булочка… Если бы ты видела его лицо, когда я сказала, что не дам своей руки никому, потому что уже отдавала ее одному тупице, и теперь она принадлежит только мне и никому другому.
Я в шоке. Однако моя сестра весьма интересна.
– Так ты помолвлена с ним или нет?
– Ну нет же. Я – современная женщина и теперь хожу ужинать с кем хочу и когда хочу. К тому же я сегодня договорилась о встрече с Хуанином из магазина электроприборов, того, что рядом с папиной мастерской, и Хуан Альберто очень рассердился.
– Это вполне нормально, Ракель, если бедняга приезжает из самой Мексики с букетом твоих любимых цветов, говорит тебе такие романтические вещи о звездах и просит у папы твоей руки, то каким ты хочешь, чтобы он был?
– Пусть крепчает. Он же не думает, что если приехал со своими сладкими словечками, то я теперь должна бросить все и бежать за ним.
– Но, Ракель…
– Нет.
– Но разве это не ты говорила, что он особенный и заставляет тебя чувствовать себя как…
– Да, но я больше не хочу страдать из-за очередного мужика.
Как же сестра права! Как страшно страдать из-за любви! Но я продолжаю:
– Хуан Альберто – это не Хесус. Я уверена, что он хочет серьезных отношений и…
– Мне страшно. И все тут, я же сказала. Мне страшно!
Я ее понимаю.
Ей было тяжело, и теперь она панически боится повторения. Но хотя я едва знакома с мексиканцем, знаю, что он не такой, как мой бывший зять. Хуану Альберто тоже не повезло в любви, и я уверена, что Ракель – именно та, кто ему нужен, и наоборот. Но, желая дать сестре возможность решать самостоятельно, добавляю:
– Это вполне нормально, что тебе страшно, но не все мужики одинаковые. Если ты боишься, то действуй осторожно. Но, говорю тебе, если не хочешь потерять Хуана Альберто, веди себя осторожно, иначе потом об этом пожалеешь. Взвесь, чего ты хочешь, что сделает тебя счастливей.
– Ах, булочка… Ты только что сказала то же самое, что и папа. – После небольшой паузы она продолжает: – Кстати, о папе. Он хочет с тобой поговорить. Ладно, булочка, пообщаемся в другой раз, мне нужно навести красоту в парикмахерской, чтобы приготовиться к ужину с Хуанином.
– Пока, безумная, веди себя хорошо, – весело отвечаю я.
Несколько секунд спустя слышу голос отца, и меня накрывает волна эмоций. Слезы льются градом, и я закрываю ладонью рот, чтобы из него не вырвалось ни звука. Если он узнает, что я беременна, то так обрадуется! Но если узнает о нашей с Эриком нынешней ситуации, то так огорчится…
– Как поживает моя смугляночка?
Раздраженная… очень раздраженная, хватаю ртом воздух и отвечаю:
– Хорошо. А ты, папа? Как у тебя дела?
Он говорит тише и шепчет:
– Эх, душа моя… Твоя сестра сводит меня с ума. И, ко всему прочему, сейчас здесь мексиканец.
– Я знаю, она только что мне об этом сказала.
– И что ты об этом думаешь?
Вытирая слезы, льющиеся по щекам, отвечаю:
– Ох, папа, я не знаю, что и сказать. Думаю, Ракель сама должна решать.
Слышу смех отца. Затем он отвечает:
– Знаю, дочка. Но пока это случится, я сойду с ума. Хотя с того момента, как здесь появился мексиканец, она так счастлива, что, думаю, она уже решила.
– И тебе нравится ее решение?
– Больше, чем есть руками, смугляночка, – смеется отец. – Но я буду молчать как рыба, пусть она сама делает выбор.
– Да, папа, это к лучшему. Если она сделает правильный выбор или ошибется, то это будет только ее решение.
Мы еще немного беседуем, и вдруг он спрашивает:
– А Эрик?
– Он сейчас в Лондоне. Вернется через несколько дней.
– Смугляночка, что-то у тебя печальный голос. Все в порядке?
Какой же мой отец умный.
Он начал издалека и закончил конкретным вопросом.
Не желая его тревожить, спокойно отвечаю:
– Папа, все превосходно. Только очень хочется, чтобы поскорее вернулся мой любимый немец.
– Вот это мне нравится. Приятно знать, что мои дочки счастливы. – Он весело смеется.
Я тоже смеюсь, хотя глаза наполняются слезами.
– Скажи Эрику, пусть он позвонит мне и уточнит дату, когда пришлет за нами самолет. Он сказал не покупать нам билеты, потому что пришлет за нами свой джет, чтобы мы вместе отпраздновали Рождественские праздники.
– Папа, сделаю это первым делом, как только его увижу.
Вдруг раздается детский плач. Рыдает моя племянница Лусия, и у меня волосы становятся дыбом.
Святой Боже, я беременна, и у меня скоро появится такая же плакса!
Мне известно то, о чем еще никто не знает. Впервые в жизни я храню секрет, который хочу раскрыть тому, кого люблю всей душой.
Попрощавшись с отцом и повесив трубку, я снова ложусь в кровать. Как долго это будет продолжаться?
Вдруг дверь в комнату открывается, и Симона быстро произносит:
– Начинается «Безумная Эсмеральда».
Прильнув к экрану, мы смотрим, как Луис Альфредо Киньонес, любовь Эсмеральды, целует Лупиту Сатуньес, медсестру из больницы, и Эсмеральда наблюдает за этим, спрятавшись за колонной. Не в силах сдерживаться, я рыдаю. Бедная Эсмеральда. Она так сильно его любит, но у нее постоянно такие проблемы. Прямо как у меня! Симона смотрит на меня и протягивает салфетки. За считанные секунды она становится мокрой. А когда Эсмеральда Мендоса, разбитая потерей любимого, говорит своему маленькому сыну: «Папа любит тебя!» – я рыдаю так, что не могу остановиться.
Боже, какая драма!
Когда «Безумная Эсмеральда» заканчивается, я снова остаюсь в комнате одна. Звонит мой мобильный. Я не узнаю номер и отвечаю:
– Слушаю.
– Джудит, привет. Это Аманда.
У меня отвисает челюсть.
Только ее не хватало!
С чего бы ей мне звонить?
– Пожалуйста, не вешай трубку, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Мне не о чем с тобой разговаривать.
Когда я уже готова нажать на кнопку сброса вызова, слышу:
– Эрик в больнице.
У меня замирает дыхание.
Мой мир рушится. Еле слышно я спрашиваю:
– Что… что произошло?
– Несколько дней назад он выпил лишнего и ввязался в драку.
Боже мой… Боже… Я так и знала, что что-то произойдет. Никогда не слышала его таким разъяренным.
– Но… но он в порядке? – бормочу еле-еле.
– Более-менее. У него трещина в кости ноги и множество ушибов по всему телу. Хотя…
– Что такое, Аманда?
– Он получил сильный удар по голове и у него внутриглазное кровоизлияние в обоих глазах.
Голова идет кругом…
Все идет кругом…
Когда я отхожу от шока, с трудом вдыхаю и еле слышно шепчу:
– Аманда, спасибо за звонок. Большое спасибо. Теперь, пожалуйста, скажи мне, в какой он больнице.
– В больнице Сент-Томас, в Вестминстер Бридж Род, палата 507.
Быстро записываю адрес на бумаге. Рука дрожит, и, кажется, меня сейчас вырвет.
Две минуты спустя, когда я уже повесила трубку, слезы – мои близкие подруги в последние дни – быстро ко мне приходят. В отчаянии я сажусь на постели и плачу.
Как же так? Почему он мне не позвонил?
Что он делает один в больнице?
Я хочу увидеть Эрика.
Мне нужно обнять его и убедиться, что он в порядке.
Желудок делает предупреждение, и я бегу в туалет.
Выйдя оттуда, беру мобильный и, быстро набрав номер, слышу два гудка. Когда линии соединяют, я сквозь слезы шепчу:
– Бьорн, ты мне нужен.