Первая ночь в больнице весьма беспокойная.

Когда к нам приходит педиатр и сообщает, что с Эриком все в порядке, она интересуется, как я буду его вскармливать: грудью или смесью.

Я тут же, не раздумывая, выбираю второй вариант. Мне все равно, что обо мне подумают все остальные. Но я не собираюсь теперь превращаться в ходячую молочную фабрику, когда мне известно, что дети прекрасно растут на детской смеси.

В тот день, когда я сказала об этом Фриде по телефону, ей это показалось не очень правильным. По ее словам, материнское молоко идеально для ребенка. Оно повышает иммунитет от сотни болезней и даже больше. Соня мне сказала то же самое и даже рассказала о материнском инстинкте. Ну так вот, мой материнский инстинкт говорит мне о смеси и о том, что если кто-то обидит моего ребенка, то я того убью.

Когда я сообщаю об этом Эрику, он дает мне право самой принимать решение.

И поскольку мне хочется, чтобы с этой минуты муж принимал участие в нашей новой истории, я делаю выбор в пользу смеси и прошу, чтобы он надел то же ярмо, что и я, и точка. А насчет того, что думают все остальные, мне все равно!

Когда приносят бутылочку с небольшим количеством смеси для ребенка, вручаю ее Эрику и говорю:

– Давай, папуля, будь первым, кто накормит его из бутылочки.

Я вижу, как мой любимый, нервничая, берет ребенка из кроватки, садится на стул и начинает кормить. Малышонок, настоящий проглот, начинает быстро хватать соску, словно лев, и с удовольствием принимает то, что уже довольно долго требовал, – еду.

Как только он получает нужную дозу, моментально засыпает, как поросеночек.

И я потешаюсь над тем, кому сейчас скорее вытереть слюни – малышу или папе.

Они оба такие милые!

После того как малыш поел, за ним приходят медсестры, чтобы уложить его спать в детской комнате. Они хотят, чтобы я поспала и отдохнула. Но у малыша колоссальные легкие, и ему нравится быть замеченным. У этого блондинчика еще тот характер! Когда Эрик узнает, что это именно его сын безудержно плачет, он заставляет принести ребенка в палату и сам всю ночь им занимается. Он его качает, баюкает, разговаривает, и я, в полутьме, растроганная, наблюдаю за ними.

Я устала, измотана, но не могу уснуть. Мои глаза не хотят отрываться от прекрасной картины, которую представляют два моих Эрика.

– Давай, малыш, поспи, отдохни, – шепчет мой любимый, подойдя ко мне.

– Он совершенный, правда?

Эрик улыбается, смотрит на маленького, который шевелит ручками, и тихо произносит:

– Такой же совершенный, как и ты, моя прелесть.

Он начинает поглаживать меня по голове, что для меня как бальзам. Он это знает и понимает. Меня это расслабляет, и в конце концов я погружаюсь в глубокий сон.

Когда я просыпаюсь, то вижу, что я в палате одна. Свет проникает через окно, я вызываю медсестру, и тогда дверь открывается и Эрик с сияющей улыбкой говорит:

– Входи, дедушка, твоя смугляночка уже проснулась.

Когда я вижу отца, то расплываюсь в улыбке и она не сходит с моего лица.

Он бежит обнять меня. За ним входит Ракель с Лусией и Лус.

– Поздравляю, жизнь моя. У тебя родился прекрасный ребенок.

– Мальчик, папа, как ты хотел! – восклицаю я.

Отец кивает и, глядя на Эрика, говорит:

– Прости, сынок, на этот раз я выиграл пари.

– Я так же счастлив, как и ты, Мануэль. Не сомневайся в этом ни секунды.

– Бу-у-у-у-у-лочка, – обнимает меня сестра. – Ну какого же красивого мальчика ты родила.

– Он такой же, как Эрик, правда?

– Я как раз про это и говорю, – кивает сестра, рассмешив меня.

Лус, моя малышка Лус, залезает ко мне на кровать, обнимает меня, дает мне пакет и говорит:

– Тетя, я видела кузена, и он – красотулечка. Но у него не такие глаза, как у Флина.

Ее слова вызывают у меня улыбку, затем я открываю пакет и, увидев футбольную форму испанской сборной, смеюсь со словами:

– Ты хочешь, чтобы его выгнали из Германии?

Все смеются, а я, соскучившись по своему ребенку, спрашиваю:

– Где же он?

– Любимая, ему делают анализы. Его скоро принесут, – отвечает Эрик.

Когда отец с Лусией, Эриком и Лус уходят перекусить в кафетерий, рядом со мной усаживается сестра и с сердечной улыбкой говорит:

– Джудит, поздравляю тебя. Теперь ты – мама.

Я растрогана до глубины души, и Ракель меня обнимает.

– Это теперь, булочка, на всю жизнь. Эрик-младший удивительный, и я уверена, что он будет тебя только радовать. Плохо только то, что они вырастают и в один прекрасный день начинают встречаться с девочками, смотреть порножурналы и курить травку.

– Ракель…

Мы обе смеемся. Моя сестра иногда выдает такие вещи, что невозможно не смеяться.

– Ладно, расскажешь мне что-нибудь новенькое?

Она с нежностью придвигается ко мне и шепчет:

– Три недели назад мы с Хесусом подали заявление о расторжении брака по взаимному согласию.

– Серьезно?

Она кивает.

– У него новая пассия, и, судя по всему, у них там все серьезно. И, воспользовавшись его приподнятым расположением духа, я очертя голову назначила дату экспресс-развода, который нам скоро должны подписать.

– Ну и ну, вот это круто. Ты теперь снова станешь свободной женщиной для своей дикой интрижки, – посмеиваюсь я.

Но, увидев ее выражение лица, понимаю, что не все так гладко, и спрашиваю:

– Как дела с твоей дикой интрижкой?

– Ужасно.

– Ужасно?

Ракель кивает и говорит:

– Он хочет, чтобы мы поехали жить вместе с ним в Мексику.

– Да что ты говоришь?

– Что слышишь, булочка… Но я сказала ему «нет». Во– первых, я не хочу так отдаляться от папы и тебя. Во-вторых, потому что Хесус не согласен на то, что я увезу девочек так далеко, и в-третьих, если бы это случилось со мной, я бы тоже не хотела, чтобы Хесус увез бы так далеко от меня моих доченек. И прежде чем ты что-то скажешь, я добавлю, что хотя по отношению ко мне Хесус был настоящим кретином, но вот с дочками он всегда старался быть хорошим отцом, и я не собираюсь поступать с ним по-свински. Я знаю, что он их любит, в особенности Лус, и они его любят. Одно дело, что мы разводимся, а другое дело – увезти от него дочек.

Обдумываю то, что она говорит, и отлично ее понимаю. Она добавляет:

– Таким образом, чувак, как его называет Лус, почувствовал себя отверженным и вот уже десять дней не звонит мне.

– Так позвони ты.

– Я не сумасшедшая.

– Ты рассказала ему о своем разводе?

– Нет.

– Ты объяснила ему все так, как мне?

– Нет.

– Почему?

– Потому что Хуан Альберто не дал мне выбора. Когда я сказала, что не поеду в Мексику, этот упрямец разозлился и, не дав мне возможности что-либо объяснить, сказал такие слова: «Отлично, королева, счастливо оставаться».

– Так и сказал?

Ракель кивает. Глядя на ее лицо, спрашиваю:

– А ты ему что?

– Ну, милая моя, будучи скандалисткой, я ему так и сказала: «Отлично, король, пусть другая ест тебя с помидором». – И, понижая голос, добавляет: – Мне так хотелось наговорить ему плохих слов, ты же меня знаешь, какой я становлюсь змеей, но я подумала: Ракель, держи себя в руках!

Я лопаюсь от смеха и, обнимая ее, спрашиваю:

– Так что, твоя дикая интрижка современной женщины закончилась?

– Думаю, да, но, дорогая… я до сих пор о нем думаю.

– Но, послушай, Ракель. Если ты его любишь и он любит тебя, почему бы тебе не объяснить, в чем дело, и не предложить ему…

– Переехать жить в Испанию? – прерывает она меня. – Нет… нет, представь, что его компания разваливается, и он винит в этом меня. Нет, увольте!

Мы еще долго с ней разговариваем, но она не поддается на уговоры. Ракель стоит на своем, и ее невозможно переубедить. И потом еще говорят, что самая упрямая в нашей семье – это я. Нет уж, это моя сестра – упрямица!

Дверь открывается, и появляются Эрик, Бьорн и мой малышонок. Бьорн принес великолепный букет роз. Он здоровается с сестрой, а затем тихо мне говорит:

– Мои поздравления, мамочка.

– Спасибо, красавчик.

Мой любимый кладет нашего сына в кроватку, и я спрашиваю:

– Все в порядке?

Эрик кивает, и я интересуюсь:

– А мой отец?

– Он остался с детьми и с моей матерью в кафетерии, и они скоро поднимутся.

Я киваю и, очарованная своим малышом, поворачиваюсь к Бьорну и спрашиваю:

– Ну, как он тебе?

Понижая голос, мой дорогой друг смотрит на меня и отвечает:

– Джудит, он прекрасен. У тебя родился чудесный сын.

– Хочешь подержать его?

Бьорн тут же делает шаг назад и с испуганным видом говорит:

– Нет. Мне не нравятся такие маленькие. Предпочитаю таких, каким примерно столько же лет, как и Флину, так я хоть могу с ними пообщаться.

Мы все смеемся, а он, повернувшись к своему другу, добавляет:

– Надеюсь, что у него будет характер, как у Джудит, потому что если у него будет твой, то это будет кошмар.

– Ну, если у него будет такой же характер, как у булочки, то это тоже будет кошмар, – подтрунивает моя сестра.

Мы смеемся, как вдруг раздается стук в дверь, и мы все поворачиваемся. Она открывается, и я вижу, что это Мэл, та самая девушка из лифта.

– Можно?

– Проходи, Мэл, проходи, – довольно улыбаюсь я.

Когда она входит, вижу, что она везет коляску с прекрасной спящей девочкой. Поставив ее в стороне, она берет цветы, кладет мне на кровать и говорит:

– Она только что уснула, надеюсь, немного поспит!

Эрик приветствует ее двумя поцелуями, и Мэл, посмотрев на спящего в кроватке малышонка, подходит ко мне и говорит:

– Какой он красивый и полненький. – И заговорщицки добавляет: – Ну, так кем оказалась Медуза, мальчиком или девочкой?

– Прелестным мальчиком, – гордо отвечаю я.

Она ласково меня обнимает и шепчет:

– Поздравляю тебя, Джудит.

Когда она отстраняется от меня, то сталкивается с Бьорном и, узнав его, произносит:

– Ну надо же… да это сам Джеймс Бонд.

Бьорн не улыбается. Он окидывает ее взглядом с головы до ног и отвечает с издевкой:

– Кто бы мог подумать, властолюбивая суперженщина, и ты здесь?

Мы с Эриком переглядываемся, и прежде чем мы смогли что-то сказать, она спрашивает у него:

– И за сколько ты вчера сюда доехал на своем «Астон Мартине»? За восемь минут?

Услышав это, Бьорн, который обычно ведет себя как врожденный донжуан, вместо того, чтобы улыбнуться и подыграть, хмурится и, безразлично глядя на нее, отвечает:

– Чуточку больше, симпатюля»

Оба-на-а-а-а-а-а! Что это с Бьорном?

Или эта женщина выводит его из равновесия, потому что не падает у его ног?

Я с отвисшей челюстью наблюдаю, что он при ней не пользуется своим искусством покорителя сердец. Я в шоке, особенно когда он, глядя на Эрика, добавляет:

– Я буду в кафетерии с Мануэлем и Соней. Чуть позже, когда здесь станет поменьше народу, я поднимусь.

– Я с тобой, – отвечает Эрик.

Когда мужчины уходят, сестра смотрит на меня, я смотрю на Мэл, а она весело пожимает плечами и выпаливает:

– Эти красавчики такие дикие, разве не так?

Я не отвечаю, а лишь смеюсь. Сразу видно, что моя новая подруга и Бьорн не поладят.

Когда мы остаемся втроем, начинаем беседовать о детях, родах. И вдруг я отдаю себе отчет в том, что я – рьяный член клана мамаш и рассказываю о своих родах как о чем-то уникальном и потрясающем. Ракель и Мэл делают то же самое. Я раньше никогда не понимала упорное стремление матерей рассказать о своих родах, но теперь, когда я пережила собственные, мне нравится переживать их заново и вспоминать о них.

Просыпается Саманта, и, когда Мэл берет ее из коляски, мы с сестрой в нее влюбляемся. Это светловолосая куколка с такими же голубыми глазами, как у ее мамы. Девочка улыбается и забавляет нас своими шалостями.

Через час Мэл с девчуркой уходят, но комната снова наполняется людьми.

Соня и отец, гордые бабушка и дедушка Эрика-младшего, хотят быть рядом с ним.

Ракель на некоторое время спускается с Лусией, а дети остаются с Эриком и Бьорном. Чуть позже появляются Марта, Артур и еще пара друзей из «Гуантанамеры». Когда Соня замечает Масимо, я с улыбкой смотрю, как они здороваются. Но я чуть не лопаюсь со смеху, когда появляется Эрик и видит свою мать, разговаривающую с аргентинцем. Он умолкает и делает вид, что ни о чем не знает.

Этой ночью, когда все уходят и в палате становится спокойно, Эрик выполняет роль отца, меняя нашему сыну пеленки, как я ему показала.

– Ты счастлив? – спрашиваю я.

Он поворачивается ко мне, затем кладет малышонка в кроватку и отвечает:

– Как никогда в своей жизни, любимая моя.

На следующий день нас выписывают из больницы, и вся семья, пополнившаяся на одного члена, возвращается домой.