На следующий день я не вижу Грациэлу за завтраком. Куда она подевалась?

Болит живот. Эта проклятая менструация изводит меня и когда начинается, и когда заканчивается. Вот такая дрянь!

Услышав мой стон, Эрик хмурит брови. Знает, что мне плохо, и уважает мое молчание. Он крайне смышлен и научился понимать меня с полуслова.

Мы первыми садимся в частный самолет. Поднявшись на борт, я расползаюсь на одном из удобных кресел и принимаю обезболивающее.

Нужно, чтобы эта чертова боль поскорее прошла.

Я молчу. Если заговорю, будет еще больнее.

Эрик садится рядом, гладит меня по голове и говорит:

– Ненавижу, когда у тебя что-то болит, а я ничем не могу тебе помочь.

– Я ненавижу это еще больше, – рычу я.

Бедняжка. У него такое жалостливое лицо. Я съеживаюсь, придвигаюсь поближе к нему и мурлычу:

– Не переживай, любимый. Это скоро пройдет и не вернется аж до следующего месяца.

Мой блондин тут же меня обнимает, а я засыпаю, мучаясь от боли.

Когда я открываю глаза, мы еще летим, но я сижу одна. Эрик – вместе с Декстером и Хуаном Альберто. Как только я начинаю шевелиться, он тут же оказывается рядом.

– Привет, малышка. Как дела?

Хлопаю ресницами и понимаю, что моя боль исчезла.

– На данный момент превосходно. У меня ничего не болит.

Мы улыбаемся друг другу, и он говорит:

– Ну ты и соня.

– Я долго спала?

Он с улыбкой проводит рукой по моим волосам и, целуя меня в лоб, отвечает:

– Три часа.

– Три часа?!

– Да, любимая, – смеется мой мужчина.

Я в шоке от своей сиесты. Собираюсь поделиться этим с ним, но он спрашивает:

– Хочешь есть?

Киваю головой. Я дрыхла, как тюлень, и умираю от голода.

В эту минуту открывается дверь в туалет, и оттуда выходит Грациэла. Замечает меня, и ее глаза загораются. Она тут же садится рядом. Эрик произносит:

– Я скажу стюардессе, чтобы она принесла поесть вам обеим.

Мы киваем, а когда остаемся наедине, она тихонько шепчет:

– Декстер спрашивал меня, где я была вчера вечером.

– И что ты ему сказала?

– Что ужинала с другом.

Вспомнив о ее развратном свидании, спрашиваю:

– Ты хорошо провела время с той парочкой?

Грациэла с улыбкой кивает и тихо отвечает:

– Они были ошарашены моим новым образом, и мы отлично провели вечер.

Не в силах сдержаться, мы смеемся, чем привлекаем внимание мужчин. Эрик улыбается, а Декстер выглядит очень серьезным, и когда они отворачиваются, я шепчу:

– Ва-а-а-у-у-у… Думаю, что кто-то сердится.

Она кивает и, съеживаясь в кресле, шепчет:

– Декстер интересовался, как зовут моего друга, а когда я не сказала, взбесился как бык.

Меня это смешит. Глядя ей в глаза, говорю:

– Вчера за ужином он почти не разговаривал и постоянно смотрел на часы. А когда мы с Эриком ушли спать, остался в гостиной.

– Когда я вернулась в три часа ночи, он был там же и не спал.

Я изумленно восклицаю:

– Да что ты говоришь?

– Да, – смеется она. – Он читал в гостиной. Когда я вошла, он даже слова мне не сказал, и я ушла спать. Через пару минут услышала, как он отправился в свою комнату.

Я поражена. Бросаю взгляд на Декстера и понимаю, что он наблюдает за нами. Вот это да! Не могу поверить, что между ними все происходит так быстро, и, глядя ей в глаза, спрашиваю:

– Так, Грациэла, признавайся, когда ты пыталась соблазнить Декстера, он никогда тебе не отвечал?

– Никогда.

– Ну, он, по крайней мере, что-нибудь говорил тебе?

В этот момент подходит стюардесса. Когда она ставит перед нами подносы с едой и удаляется, Грациэла отвечает:

– В последний раз я попыталась около года назад. Он сказал, чтобы я больше этого не делала, потому что он не может дать мне ничего из того, что я хочу, и не желает меня разочаровывать.

– Опа…

– Я помню, что он не очень хорошо воспринял эту дерзость, и около месяца мы не разговаривали. Я даже искала работу в утренней газете, и когда он об этом узнал, то рассердился. Не хотел, чтобы я работала на кого-то другого. Но самое невероятное то, что со следующего месяца он удвоил мне жалованье. Когда я сказала, что не просила повышения, он ответил, что, поскольку не может дать мне то, на что я надеялась, хочет, по меньшей мере, ублажить меня в финансовом плане, лишь бы я не уходила работать на другого.

Так… Это горячий вопрос! Абсолютно убежденная в том, что говорю, я тихо восклицаю:

– Боже мой, Грациэла, все, что ты мне только что рассказала, доказывает, что ты ему нравишься, и очень.

– Нет… Я ему не нравлюсь. Он не сделал ни малейшей попытки.

– А почему тогда он удваивает тебе зарплату, если ты об этом даже не просила?

– Не знаю. Декстер очень щедрый, когда речь идет о деньгах.

– А не может ли он быть щедрым, потому что ты ему нравишься?

– Не думаю.

– А я думаю, что может. Ты ему нравишься. Никакой начальник не повышает зарплату просто так.

– Ты так считаешь?

Я киваю. До сих пор помню, как Эрик сказал мне самой назначить себе вознаграждение, когда предложил сопровождать его по филиалам в Германии.

– Грациэла… говорю тебе, этот мужчина просто сохнет по тебе.

– Матерь бо-о-о-о-ожья, – шепчет она, покраснев по самые уши.

Декстер снова смотрит на нас. Я ему подмигиваю. Бедняга, если бы он знал, о чем мы болтаем! Он отвечает мне улыбкой и отворачивается.

– Ах, Грациэла, а еще говорят, что мы, женщины, чудачки. Но ведь мужчины куда похлеще. – Мы хохочем. – Уверена, ты нравишься Декстеру так же, как и он тебе. А так резко отреагировал он лишь потому, что ты сделала очень скромную попытку. Что действительно ясно, так это то, что ты ему интересна, и он доказывает это своим поведением.

– Ай, Джудит… Не говори мне этого – мне становится плохо.

Мы смеемся, а я, закрываясь руками, говорю:

– Плохо тебе станет, когда мы приедем в Херес и мои друзья хорошенько тебя встряхнут.

Наш приезд в Херес – просто бомба.

Отец хочет встретить нас в аэропорту, но Эрик уже все устроил, и какой-то мужчина вручает нам ключи от восьмиместного «Мицубиси Монтеро» – точно такого же, как у нас в Германии.

К моему удивлению, Эрик говорит:

– Я купил его для тех случаев, когда мы будем приезжать в Херес. Ты не против?

Обалдев от услышанного, я киваю и улыбаюсь до ушей. Эрик – настоящий управляющий, ему нравится командовать.

По пути в Херес мы весело болтаем. Когда подъезжаем к дому, который подарил мне Эрик, я вижу вывеску: «Вилла Смугляночка». Меня разрывает от хохота. Муженек тем временем лишь мило улыбается, наслаждаясь тем, что ему удалось меня рассмешить.

Я дарю ему поцелуй, и он с упоением его принимает.

Затем Эрик достает из бардачка пульт от черных решетчатых ворот. С моего лица не сходит улыбка. Обожаю его сюрпризы. И совсем уж волнение накрывает меня, когда вижу, что участок вокруг дома очень ухожен.

Эрик сообщает, что попросил отца нанять кого-то, кто привел бы в порядок приусадебный участок, пока нас нет.

Когда он останавливает машину, я первая из нее выскакиваю. Вне себя от счастья, обращаюсь к своим гостям:

– Добро пожаловать в наш хересский очаг!

Войдя в дом, я тут же звоню отцу и сообщаю, что через час мы будем у него. Он радостно отвечает, что уже приготовил для нас кое-что к ужину и с нетерпением ждет вместе с моей сестрой и девочками.

Как хозяйка «Виллы Смугляночки» я быстро организую размещение гостей по комнатам. Здесь хватит места для всех. Через час, когда все освежились в душе, мы садимся в «Мицубиси» и едем домой к моему отцу.

Мне так хочется его увидеть!

Когда мы паркуем машину, я с волнением наблюдаю, как навстречу нам бегут Флин и Лус.

Дети мои!

Едва Эрик успевает заглушить мотор, я открываю дверь и выхожу. Они бросаются ко мне, и я, без ума от счастья, заключаю их в объятия, а моя племянница, переполненная эмоциями, кричит:

– Те-о-о-о-отушка! Те-о-о-о-отушка, а что ты мне привезла?

– А мне? – спрашивает Флин.

Вот неугомонные!

Не в силах сердиться на детей, я расцеловываю их и отвечаю:

– Целую кучу подарков. А теперь поздоровайтесь и…

Но тут Флин бросается в объятия к дяде Эрику, и я с упоением наблюдаю их большую любовь друг к другу. Вдруг моя племянница, еще более неотесанная, чем мастодонт, налетает на них бомбочкой. Эрик теряет равновесие, и они падают враскорячку посреди улицы.

Декстер и вся компания смеются. А Эрик, улыбаясь, поворачивается ко мне и говорит:

– Джуд, любимая, помоги мне!

Я тут же подхожу к нему. Эрик протягивает мне руку, беру ее, а он, бесстыжая морда, дергает меня, и я тоже оказываюсь на земле рядом с ним и детьми. Непринужденность, любовь и радость – вот что он дает мне почувствовать!

Когда мы отходим от этого забавного происшествия и наконец поднимаемся с земли, к нам подходит отец и говорит мне, раскрывая объятия:

– Как поживает моя смугляночка?

Я бегу к нему.

Обнимаю его…

Обожаю его…

Я безумно люблю своего отца. Растроганная его выражением лица, отвечаю:

– Очень хорошо, папочка. Я счастлива и по уши влюблена в одного упрямца.

Подходит Эрик и, протягивая руку отцу, а затем обнимая его, представляет ему Декстера, Грациэлу и Хуана Альберто.

Поприветствовав соседей, которые любезно вышли нас встретить, мы заходим в дом, и я спрашиваю:

– Папа, а где Ракель?

– Должна уже заканчивать купать Лусию, милая моя. Ты встретишь ее у себя в комнате.

Я с нетерпением захожу в свою бывшую комнату, и мое лицо расплывается в улыбке. Сестра как раз ухаживает за малышкой на пеленальном столике, ей чуть больше месяца. Тихонько подхожу к Ракель и, обнимая ее сзади и вдыхая ее аромат, шепчу:

– Приве-э-э-э-э-эт.

От нее не дождешься тихой радости. Она разворачивается ко мне и пищит:

– Бу-у-у-у-лочка!..

Вне себя от радости, мы обнимаемся и целуемся. Нам нужно столько друг другу рассказать, что мы говорим впопыхах без остановки до тех пор, пока маленькая Лусия не издает какой-то звук. Мы обе поворачиваемся к ней.

– Мамочки-и-и-и, как же выросла эта манюня!

Ракель кивает и, сюсюкая, пощипывает малышку за щечку:

– Это потому, что она – прожорливое брюшко, да-а-а-а-а? Да, манюня-лапу-у-у-у-уня?

Растроганная этой картиной, подхожу ближе к малышке, чмокаю ее, вдыхаю аромат детского масла Nenuco и говорю таким же сладким тоном:

– Приве-е-ет, кно-о-о-о-опочка. Ах, мамочки, я бы ее съела… я бы съела ее целиком, эту маню-у-у-у-ню.

– Скажи привет те-о-о-о-те, – говорит сестра и, взяв ее крошечную ручку, продолжает: – Приве-э-э-эт, те-о-о-о-тя. Я Луси-и-и-и-я-а-а.

– Приве-э-эт, ла-а-а-а-а-почка… Агу-у-у-у-у-у… Агу-у-у-у-у….

– Агу-у-у-у-сеньки…

Малышка закрывает глаза. Уверена, что если бы она могла ответить, то послала бы нас куда подальше за то, что мы кривляемся как две идиотки.

Почему мы так сюсюкаемся?

Почему, оказываясь перед младенцем, мы начинаем разговаривать на этом непонятном жаргоне?

Вдруг малышка чихает, и сестра начинает скорее ее одевать, чтобы та не замерзла.

– У тебя дома на кухне есть то, о чем ты меня просила.

– Ты испекла шоколадный тортик?

– Да, – улыбается она. – Мне стоило большого труда остаться незамеченной детьми, но все же это удалось. Все это ради зятя. Я спрятала его в коробку в глубине холодильника за кока-колой.

Я расплываюсь в улыбке. Завтра – месяц, как мы поженились с Эриком, и я хочу сделать сюрприз своему муженьку.

– Булочка, иди к гостям, а мы с Лусией сейчас придем.

Целую ее и пулей лечу в сад. Там все уже сидят вокруг стола и пьют пиво. Декстер беседует с отцом о розах. Они превосходны. Это самые красивые розы, которые я когда-либо видела. Эрик и Флин откровенничают, а Грациэла и Хуан Альберто их слушают. Заметив меня, Лус тут же говорит:

– Тетя, дядя Эрик сказал, что ты раздашь нам подарки.

Он улыбается и добавляет:

– Я так сказал, потому что это ты их покупала, и ты…

– Ну нет, дорогой, – весело возражаю я. – Мы вместе покупали подарки и вместе будем их дарить.

Сгорая от нетерпения, дети не сводят глаз с чемодана, который мы привезли с собой. Наконец Эрик ставит его на садовый столик, открывает, и мы вместе начинаем раздавать подарки отцу и детям.

Дети в восторге начинают распаковывать коробки, как вдруг, словно ураган, проносится моя сестра, андалусская, как никогда. Ее волосы собраны в двойной пучок, в одной руке у нее малышка, а в другой – мобильный телефон. Не задумываясь, Ракель вручает крошку Лусию растерянному Хуану Альберто, который не знает, что делать с ребенком, и, развернувшись, говорит:

– Послушай, я же сказала, нет! Меня не устраивает конец недели. У меня есть планы.

Мы все ошарашено на нее смотрим. Она совсем другая, когда разговаривает подобным тоном. Я поворачиваюсь к отцу, который лишь машет головой, а грациозная Ракель шагает к бассейну и, резко остановившись, добавляет:

– Нет. Хесус, я не хочу тебя видеть. Забудь обо мне. Поговори со своим адвокатом и, будь добр, заплати алименты на детей, потому что мне это необходимо. Ты меня слышишь? НЕ-ОБ-ХО-ДИ-МО!

Однако мой бывший зять, этот тупица, должно быть, что-то не то сказал, потому что она взрывается:

– Плевать я хотела на твоего отца, твою мать и всю твою сраную семью! Мне до фени твоя личная ситуация! И знаешь почему? – Все взгляды устремлены на нее, и не слышно даже, как муха летит. – Потому что у меня две дочки, которых нужно растить, а для этого нужны деньги. Поэтому хватит ко мне так часто ездить, я все равно не желаю тебя видеть. И то, что ты сэкономишь, положи на мой счет, потому что девочки нуждаются в еде и еще в куче вещей. Что?! – опять кричит она. – Ты – бесстыжий бабник с комплексом Питера Пена! Повзрослей… грязная морда, повзрослей! И больше не спрашивай, увидимся ли мы завтра, потому что, клянусь, я все-таки встречусь с тобой, чтобы отвесить тебе пару пощечин.

Я огорчена тем, что слышу, и не знаю, как ей помочь. Матерь божья, ну и резкая же моя сестричка. Вдруг я понимаю, что мои малышки – Лус и Лусесита – слышат то же, что и я. Кровь стынет в жилах. Мы с Эриком переглядываемся, и он, видя мое оцепенение, говорит:

– Лус, посмотри, какой фотоаппарат с Губкой Бобом я тебе купил.

Слова «Губка Боб» чудесным образом отвлекают племянницу от разговора сестры, и девочка поворачивается к Эрику:

– Дядюшка, какой он классный!

В эту минуту она полностью поглощена желтым цифровым фотоаппаратом с Губкой Бобом. Хорошо, что мой любимый быстро реагирует.

Эрик дает еще один фотоаппарат Флину, но на нем нарисованы уже герои игры «Мортал Комбат». Дети в восторге. Немедленно к ним подходит Грациэла и увлекает их подальше от стола, чтобы они не слышали беседу сестры. Хесус довел ее до бешенства по телефону!

Огорченный этим разговором, отец идет успокаивать Ракель. Бедняга, ему столько пришлось пережить из-за меня и сестры. Я же, увидев растерянного Хуана Альберто с моей племяшкой на руках, бегу к нему, чтобы забрать ее.

Думаю, если бы он подержал ее еще хоть секунду, то упал бы в обморок от задержки дыхания. Отдав мне Лусию, бедняга облегченно вздыхает. Тяжело же ему пришлось с малышкой!

Я тихонько приближаю ее личико к своему и, глядя на нее, говорю:

– Привеэ-э-э-э-эт… кукареку, ку-ку-у-у-у-у… ау, я сейчас съем твои пальчики, съе-э-э-э-э-эм!

Малышка не сводит с меня глаз. Она наверняка думает, что та идиотка, которая недавно с ней сюсюкалась, вернулась. И тут Декстер говорит:

– Джудит, как же ты прекрасна с ребенком на руках.

Услышав его замечание, поворачиваюсь к нему и вижу, что все трое мужчин за мной наблюдают. Но особо стоит отметить выражение лица моего супруга. Он выглядит растаявшим и с лучезарной улыбкой говорит:

– Ты такая красивая с младенцем!

Ой… У меня сейчас начнет чесаться шея!

Ну нет. Я не хочу говорить о детях и всяких подобных глупостях.

Немедля начинаю искать, кому бы отдать малышку. Эрик подходит ко мне и протягивает руки.

Я вручаю ее ему, как сверточек, и вдруг слышу, как он со своим немецким акцентом произносит:

– Привеэ-э-э-э-э-эт… Приве-э-э-э-э-э-э-эт, краса-а-а-а-авица… Я – твой дядя Эрик. Как поживает моя кро-о-о-о-о-о-ошечка?

Вы только посмотрите… Он что, тоже сюсюкается?

Эрик садится рядом с Декстером, и теперь они оба начинают гримасничать и сюсюкаться с маленькой Лусией. В это время я читаю по губам отца, что он просит Ракель успокоиться, когда та яростно выключает телефон. Она в бешенстве, а когда она в бешенстве, то это серьезно.

Наши взгляды встречаются. Когда я уже собираюсь отправиться поговорить с ней, ее выражение лица резко меняется. Как непревзойденная голливудская актриса, она подходит к нам и обращается к Эрику:

– Привет, зятек, как поживаешь?

– Хорошо. А ты?

Ракель пожимает плечами и абсолютно спокойно отвечает:

– Как говорит мой отец, бедолага, но довольная.

Они с Эриком сердечно целуются, он заглядывает ей в глаза и не отстает:

– Уверена, что ты в порядке?

Ракель кивает, а Декстер, беря ее за руки, произносит:

– Что же случилось, моя прекрасная испаночка?

Сестра вздыхает, осматривается и, увидев, что Лус нет поблизости, объясняет:

– Мой бывший хочет свести меня с ума, только сначала это сделаю я с ним!

Эрик поворачивается ко мне, и я тут же вступаю в разговор:

– Ракель, познакомься с Хуаном Альберто. Это кузен Декстера. Он пробудет в Испании несколько дней.

– Очень приятно, – отвечает она, едва взглянув на него.

А Хуан, не спуская с нее глаз, кивает и, повернувшись к Декстеру, заговорщицки шепчет:

– Мамочки, что за женщина!

В этот момент появляются Лус, Флин, Грациэла и начинают фотографировать нас своими новыми фотоаппаратами. Получасом позже отец угощает нас потрясающим ужином, в котором, конечно же, есть вкусный хамон, креветки, собственноручно маринованный катран и гаспачо.

На следующий день мой будильник звонит в половине седьмого. Я быстро его выключаю.

Я убита! Как же мне хочется спать! Но еще больше хочется сделать Эрику сюрприз.

Сегодня – месяц со дня нашей свадьбы. Он спит, и мне чертовски хочется его потискать. Но ясное дело, что если я это сделаю, то не смогу преподнести ему свой сюрприз.

Я потихоньку встаю с постели, иду в ванную комнату и осторожно закрываю дверь. Быстренько снимаю пижаму, умываюсь, надеваю майку, которую купила специально для Эрика, и расчесываюсь. Менструация закончилась. Отлично!

Смотрю на результат в зеркале, довольно улыбаюсь, выхожу из ванной и из комнаты. Придя в кухню, ищу за «Кока-Колой» коробку и, как и говорила сестра, нахожу там розовую коробочку.

Ракель – настоящая мастерица по части тортов.

Недолго думая, готовлю два кофе с молоком, беру поднос, ставлю на него блюдца, ложечки, салфетки, посередине – красивый тортик, прихватываю нож, чтобы его разрезать.

Как все красиво получилось!

Фотографирую все на мобильный телефон – на память. В конце концов, это ведь наш первый месяц супружества.

Переполненная счастьем оттого, что сейчас удивлю любимого, возвращаюсь в комнату. Соблазнительно подхожу к кровати. Ставлю поднос с одной стороны, а торт – рядом с собой, и напеваю песню, которую сочинила сама:

Счастливого… Счастливого месяца

супружества-а-а-а-а. Немец, женившийся на испанке, будь счастлив со мной

еще много-много месяцев подря-а-а-а-ад.

Эрик открывает глаза и, услышав меня, улыбается. Обычно он будит меня, но на этот раз наоборот. Его улыбка становится шире, когда он читает на моей красной майке надпись «Виват, Смугляночка». Я произношу:

– Поздравляю, сокровище мое! Сегодня тридцать дней, как мы поженились.

Он обхватывает меня руками и усаживает на себя, а затем, весело глядя на майку, читает со своим немецким акцентом, пытаясь повторить мексиканский говор:

– Виват, Смугляночка!

Мы вместе хохочем, и он, счастливый, ласково шепчет:

– Это были лучшие тридцать дней в моей жизни. Теперь я хочу, чтобы таких месяцев было бесконечное количество.

Его губы ищут мои и впиваются в меня. Невероятно. Он только проснулся, а у него свежее дыхание.

Он облизывает мою верхнюю губу… затем нижнюю и, наконец, восхитительно целуется… О да-а-а-а-а-а.

Обожаю, когда он так делает!

Его дыхание учащается, объятия сжимаются. Он быстро снимает с меня майку, которая летит на пол.

Прощай, «Виват, Смугляночка!»

Словно завороженная, я поддаюсь этой страсти. Внезапно Эрик встает с кровати, поднимает меня над собой и, прежде чем я смогу что-либо сделать, бросает на кровать. Слышится звук: пыр-р-р-р-р-р!

Он удивленно смотрит на меня, а я закрываю глаза и объясняю:

– Это не то, что ты думаешь. – Эрик весело поднимает брови, а я продолжаю: – Это пыркнул торт, который теперь прямо у меня под задницей.

Он опускает взгляд к моей попке и, увидев раздавленный бисквит с шоколадом, падает на кровать, заливаясь хохотом.

Я не шевелюсь. Если хоть немного подвинусь, то вся испачкаюсь в торте. Несколько секунд наблюдаю, как Эрик корчится от смеха. В итоге тоже начинаю смеяться. Что случилось, то случилось. Он успокаивается, и я говорю:

– Торт расплющен, но, по крайней мере, на подносе остался нетронутым кофе.

Эрик поворачивается, протягивает руку и, взяв одну чашку, абсолютно спокойно делает глоток. Я с открытым ртом смотрю на него и, нахмурившись, спрашиваю:

– Можно ли узнать, что ты делаешь?

– Завтракаю.

– Завтракаешь?!

Он кивает и добавляет, вызывая у меня смех:

– А теперь я хочу свой торт.

Понимая его намерения, я машу головой:

– Даже не думай.

Но видя его решительный настрой, я хохочу и теряю силы. В это мгновение он притягивает меня к себе, и я оказываюсь на кровати лицом вниз.

– Эрик, нет!

Но мои слова не в счет. Мой безумный любимый облизывает мои ягодицы и восклицает:

– Ммм… это самый лучший торт в моей жизни!

– Эрик! – возмущаюсь я, но он продолжает облизывать, наслаждаясь своей порцией торта.

Умирая от смеха, снова пытаюсь возмущаться, но слышу у себя за спиной:

– Какое изысканное блюдо!

– Это была часть подарка.

– Превосходно! Напомни мне потом, чтобы я отдал тебе твой.

– У тебя есть для меня подарок?

– А ты сомневалась? – И, прежде чем я отвечу, добавляет: – Как ты сказала, это наш первый месяц!

Радуясь его словам, хочу ему ответить, но он поворачивает меня лицом к себе и говорит:

– Малышка, я люблю тебя.

Моя рука лежит на торте. Беру кусочек и, продолжая игру, намазываю себе грудь. Затем опускаюсь к пупку и останавливаюсь на лобке.

Эрик наблюдает за мной с улыбкой, и тогда я, решив измазать нас обоих, беру еще немного торта и намазываю ему живот и плечи.

Кушать подано!

Глядя на это, любитель поиграть наваливается на меня и целует. Под таким весом торт окончательно размазывается по нашим телам и кровати.

– Смугляночка, ты всегда была для меня сладкой, но сегодня ты слаще, чем когда-либо.

Я счастливо улыбаюсь. Теперь он облизывает мои соски, и я чувствую шоколадный аромат. Эрик следует по нарисованному мной следу и опускается к пупку, а когда доходит до лобка, вдыхает мой аромат и, безумно меня желая, сразу же дегустирует. Он разводит мне ноги, и его язык проникает в меня.

Я вздрагиваю и выгибаюсь, чувствуя мурашки по телу, а он, словно голодный волк, хватает меня за бедра и пошире их раздвигает, чтобы поглубже в меня погрузиться.

– О да… да… – блаженно вздыхаю я.

Эрик снова и снова водит языком по моей влажной киске. Его шаловливые пальцы быстро находят вход в мою лагуну, и два из них начинают двигаться во мне. Язык тем временем играет с клитором, поднимая во мне волны наслаждения.

Подо мной двигается кровать, и я, обезумев от блаженства, сжимаю простыни, пытаясь не завизжать. Не хочу разбудить весь дом. Упираюсь каблуками в матрас и отодвигаюсь назад, пока моя голова не свисает с одной стороны кровати.

Эрик придерживает меня и передвигает в центр постели. Теперь я не могу двигаться. Мой герой-любовник полон сил. Он бодр и жаждет секса, который мы так любим. Становится на колени и закусывает нижнюю губу, обхватывает меня за талию и разворачивает.

Обожаю, когда он управляет мной в постели. Балдею от его властности. И поскольку знаю, чего он хочет, немного приподнимаюсь, чтобы стать на четвереньки. Он помещает свой упругий член у моей влажной киски, а затем медленно и нежно погружается в меня.

– Еще… – требую я.

– Ты хочешь еще?

– Да…

– Хищница, – смеется он.

– Мне нравится быть хищницей, – и умоляю: – Глубже.

Слышу его смех. Обожаю его смех.

Он делает звонкий шлепок по моей попке и, сжав ягодицы, дает то, что я прошу, – врезается в меня, заставляя вскрикнуть. Я закусываю простыни.

А он наклоняется и прямо у моего уха шепчет:

– Тсс… не кричи, а то разбудишь гостей.

Он еще и еще врезается в меня, а я глушу крики, впиваясь зубами в простыни. Как приятно… Как же приятно то, что он делает. Мне нравится наш животный инстинкт. Я прогибаюсь в поисках его члена, моля, чтобы он не останавливался.

От такого безумного столкновения мы громко вздыхаем, почти рыча.

Вдруг он останавливается. Вынимает из моей вагины свой мощный пенис, разворачивает меня, и наши глаза встречаются. Он снова проникает в меня и шепчет:

– Смотри на меня.

Я приковываю взгляд к нему – к моему царю, к моему солнцу – и начинаю резко поднимать таз, заставляя его тихо стонать. И тут он опасно ухмыляется.

Вау-у-у-у-у-у… проснулся Айсмен!

Он требовательно заводит свою руку под меня, тем самым обездвиживая, и, навалившись сверху, начинает целовать и безостановочно таранить, пока наши пылкие губы сдерживают стоны.

Наслаждение…

Страсть…

Желание…

И любовь…

Именно это я чувствую, когда он входит в меня тысячу раз подряд, а я все шире раскрываюсь для него. Наконец мое тело пронзает сладостный спазм, от которого я вся изгибаюсь и кончаю. Несколько мгновений спустя он нанизывает меня в последний раз и, изнеможенный, падает на меня.

Моя киска обволакивает его член. Она дрожит, и я чувствую, как и его тело содрогается на мне. Наполняюсь его семенем и прижимаюсь к нему.

Двумя минутами позже Эрик скатывается в сторону, чтобы не раздавить меня, и увлекает за собой. Я оказываюсь сверху. Ему это нравится. Он балдеет, когда я лежу на нем.

Мои волосы липкие от торта, и теперь я замечаю, что мы оба полностью испачканы.

– Когда сестра спросит, понравился ли тебе торт, скажи, что понравился, иначе она меня убьет.

Эрик, все еще прерывисто дыша, с улыбкой отвечает:

– Не волнуйся, смугляночка. Убежден, что это был самый лучший торт в моей жизни.

Мы хохочем, а минут через пять, когда совсем уж липнем от сладкого, встаем с постели и идем в душ. Там, вместе нежась под струйками воды, мы снова поддаемся страсти. Я опять занимаюсь любовью со своим немцем.