Такси привозит меня к воротам огромного имения, и я расплачиваюсь картой «Виза». Как и следовало ожидать, выпало много снега, поэтому я проваливаюсь сапогами в сугроб, но это не имеет значения: я счастлива… а еще я замерзла. Когда такси уезжает, я остаюсь одна перед мощной решеткой, и вдруг меня настораживает недалекий шум. Я смотрю на стоящие слева мусорные баки и подскакиваю. На меня таращатся огромные и сверкающие глазища, и я вскрикиваю:
– Черт, какой ужас!
Я так заорала, что бедный пес, насмерть перепуганный, убегает прочь. Думаю, он испугался сильнее, чем я. Снова оставшись одна, начинаю искать звонок, но тут вижу, что в доме Симоны и Норберта загорается свет. В одном окне приоткрываются шторы, и вскоре рядом с решетчатыми воротами открывается дверь.
– Сеньорита Джудит? Ради всех святых, вы же сейчас заледенеете!
Поворачиваюсь и вижу закутанного в длинное темное пальто Норберта, мужа Симоны, который бежит ко мне навстречу.
– Что вы здесь делаете в такой холод? Разве вы не улетели в Испанию?
– В самый последний момент я изменила планы, – дрожа от холода, но улыбаясь, отвечаю я.
Мужчина кивает, тоже мне улыбается и торопит меня как можно скорее добраться до боковой калитки.
– Проходите, пожалуйста. Я слышал, как возле ворот остановилась машина, и поэтому выглянул в окно. Входите. Я вас сразу же проведу в дом.
Как можно быстрее мы вместе проходим через большой сад. Я стучу зубами от холода, и Норберт предлагает мне свое пальто, но я отказываюсь. Добравшись до дома, мы, не сговариваясь, поворачиваем к двери, ведущей в кухню. Норберт достает ключ и открывает дверь.
– Я вам приготовлю что-нибудь горячее. Вам это просто необходимо!
– Нет… нет, пожалуйста, – говорю я, взяв его за холодные руки. – Возвращайтесь к себе домой. Уже поздно, и вам нужно отдыхать.
– Но, сеньорита, я…
– Я сама все сделаю. А сейчас, пожалуйста, возвращайтесь домой.
Норберт нехотя соглашается и говорит, что обычно в это время хозяин находится в кабинете, а Флин уже спит. Я благодарю его, и он уходит.
Остаюсь одна в просторной, погруженной в темноту кухне и взволнованно дышу. У меня мурашки бегут по коже от царящей в доме тишины. Я вернулась! Несмотря на то что вся дрожу от холода, меня греет уже сама мысль об Эрике и о том, что он совсем рядом. Я нервничаю, и мне не терпится посмотреть на его лицо, когда он меня увидит.
Не в силах ждать ни секунды, направляюсь к кабинету. Подойдя ближе, слышу музыку. Словно маленькая девочка, прикладываю ухо к двери и улыбаюсь, услышав прекрасный голос Норы Джонс, которая поет романтическую песню «Не знаю почему». Я и не догадывалась, что Эрику нравится эта певица, но меня это завораживает.
Тихо открываю дверь и с улыбкой смотрю, как мой суровый мужчина сидит возле камина с бокалом в руках и смотрит на огонь. Музыка, тепло и волнение обволакивают меня, и я шагаю к нему. Вдруг он поворачивает голову и видит меня.
Он встает. Меняется в лице, а я вообще едва дышу. Он удивлен! Его изумленное лицо меня смешит, я бросаю рюкзак, который до сих пор держу в ледяных руках, и говорю:
– Папа передает тебе привет и надеется, что мы хорошо проведем Новый год. – Эрик моргает, а я, продолжая дрожать, добавляю: – И поскольку ты мне сказал, что я могу вернуться, когда захочу, вот я и здесь! И…
Но я больше ни слова не успеваю произнести. Мой немец-гигант подходит ко мне, с любовью обнимает меня и, прежде чем поцеловать, шепчет:
– Ты даже представить себе не можешь, как я хотел, чтобы это произошло.
Он целует меня и, ненадолго оторвавшись, нежно-нежно улыбается. Всего миг – он меняется в лице и вскрикивает:
– Джуд, ради всего святого! Дорогая, ты вся ледяная! Пойдем к огню.
Я послушно иду за ним, а он держит меня за руку и смотрит на меня чрезвычайно горячим взглядом.
– Почему ты не позвонила? – спрашивает он, до сих пор толком не придя в себя после моего волшебного появления. – Я бы приехал за тобой.
– Хотела сделать тебе сюрприз.
С озабоченным видом он убирает с моего лица мокрые волосы.
– Да ты вся продрогла, дорогая.
– Не важно… Это не важно…
Он снова меня целует. Он взволнован. Сюрприз оказался настолько невероятным, что он совершенно сбит с толку.
– Ты ужинала?
Отрицательно качаю головой, пока он помогает мне снять мокрое и холодное пальто.
– Снимай с себя одежду. Ты насквозь промокла и можешь заболеть.
– Подожди. Успокойся, – говорю ему, смеясь от счастья. – У меня в рюкзаке есть одежда, которую…
– Та, что у тебя в рюкзаке, наверняка тоже намокла и промерзла, – не унимается он и быстро снимает с себя толстовку «Найк».
Боже мой, какое зрелище! Он потрясающий. С каждым днем он мне все больше напоминает Пола Уокера.
– Держи, надень это, пока я схожу за сухой одеждой в комнату.
Он пулей вылетает из кабинета, а я, словно глупышка, не могу перестать смеяться, и по моему телу разливается приятное тепло. На меня снова подействовал эффект Эрика Циммермана.
Я глупышка. Идиотка. Конченая влюбленная.
Прежде чем я успеваю пошевелиться, в кабинет возвращается Эрик в голубой толстовке, в руках он держит одежду.
Увидев, что я до сих пор не сняла мокрую одежду, он начинает меня раздевать под чувственную песню «Зажги во мне страсть» Норы Джонс. Боже мой, я обожаю эту песню!
Эрик не спускает с меня глаз. Я искушаю его своим взглядом и телом. Я хочу его. Я стою перед ним обнаженная, а он надевает на меня серую толстовку.
– Потанцуй со мной, – прошу его, когда на мне уже надета кофта.
Без каблуков и трусиков, я крепко держусь за обожаемого мужчину и заставляю его танцевать. Сейчас я чувствую себя полностью защищенной. Мы танцуем под красивую и романтическую песню на ковре перед камином.
Словно бутон в ожидании расцвета,
Словно лампочка в темной комнате,
Я просто сижу и жду тебя,
Чтобы пойти домой и зажечь в себе страсть.
Мне нравится замирать в его объятиях. И я знаю, что ему нравится держать меня в объятиях. Наши ноги медленно двигаются на ковре, наше дыхание смешивается и становится единым. Мы молча танцуем. Мы не можем говорить. Все, что нам нужно, – обнимать друг друга и танцевать.
Когда песня заканчивается, мы смотрим друг другу в глаза. Наклонившись, Эрик нежно целует меня в губы.
– Одевайся, Джуд, – похотливо произносит он.
Меня распирает от радости. К тому же я не могу сдержать улыбку, когда вижу, что он принес мне мужские трусы.
– Оп-ля… Они очаровательны! Да еще и от Армани. Секси!
Эрик улыбается, шлепает меня и вручает белые мягенькие носочки.
– Одевайся и больше не провоцируй меня, искусительница! Садись поближе к камину. Я пойду в кухню и принесу тебе чего-нибудь поесть.
– Не нужно, Эрик, правда.
– О да, дорогая! – настаивает он. – Нужно. Садись и жди, пока я не вернусь.
Радуясь своему и его счастью, я покорно сажусь ближе к камину. Он целует меня и уходит. Оставшись в кабинете одна, я начинаю осматриваться под фантастическую музыку Норы Джонс. Беру свой мокрый рюкзак и достаю расческу. Снова сажусь на ковер и принимаюсь распутывать слипшиеся волосы. Я не успеваю распутать и половины, когда в кабинет входит Эрик с подносом в руках. Он ставит его на стол и опускается рядом со мной.
– Давай расческу. Я помогу тебе.
Слушаюсь его, словно маленькая девочка, и даю себя расчесать. У меня мурашки бегут по коже, когда я чувствую, как его руки ласково распутывают мне волосы. Он бывает таким нежным, что мне кажется невероятным, что я когда-то могла с ним ссориться. Закончив, он целует меня в макушку.
– Все, твои волосы снова прекрасны. А теперь давай поешь.
Встает, берет поднос со стола и опускает его на ковер. Затем садится рядом и целует меня в шею.
– Малышка, ты просто чудо.
По его лицу, словам, взгляду, по всему нему видно насколько он рад, что я сейчас нахожусь здесь. Услышав вкуснейший запах бульона, я беру пиалу. Эрик не спускает с меня глаз, когда я, сделав глоток, ставлю пиалу на поднос.
– Ты удивлен, правда?
– Очень, – признается он, убирая с моего лица прядь волос. – Ты никогда не перестаешь меня удивлять.
Я смеюсь.
– Когда я собиралась сесть на самолет, позвонил отец. Я поговорила с ним, и он сказал, что если меня сделает счастливой то, что я останусь с тобой, то я должна остаться и не упускать возможности быть счастливой. Ему важнее знать, что я здесь с тобой и счастлива, чем держать меня рядом с собой и знать, что я по тебе скучаю.
Эрик улыбается, берет сэндвич с йоркской ветчиной, который сам для меня приготовил, и подносит к моим губам.
– Малышка, твой отец – удивительный человек. Тебе очень повезло, что он у тебя такой.
– Да, папа – самый добрый человек, которого я когда-либо знала в своей жизни, – отвечаю, проглотив вкуснейший кусочек. – Он даже сказал, что хорошо начинать новую жизнь с тобой как раз в новогоднюю ночь и что я должна этим воспользоваться. И он прав. Это наше начало, и я хочу вместе с тобой его отпраздновать.
Эрик снова дает мне сэндвич, и я его кусаю. Когда я вижу, что до него дошел смысл только что сказанного, я добавляю, прикрыв ему рот:
– Я действительно остаюсь с тобой в Германии. Тебе от меня не избавиться.
Он настолько ошарашен новостью, что даже не знает, как реагировать, а потом бросает сэндвич на поднос, охватывает мое лицо руками и произносит возле моих губ:
– Ты самое лучшее, самое красивое и чудесное, что было в моей жизни.
– Серьезно?
Эрик улыбается, целует меня в губы и заверяет:
– Да, сеньорита Флорес. – И, уловив в моем взгляде намекающий огонек, хрипло заявляет: – Пока ты не доешь бульон, сэндвич и десерт, я даже и не подумаю удовлетворять твои желания.
– Весь сэндвич?
Мой немец кивает и произносит так, что у меня мурашки бегут по коже:
– Весь.
– И банан тоже?
– Конечно.
Его ответ меня ужасно радует. Беру бульон и, пока пью, смотрю на Эрика поверх чашки. Я соблазняю его глазами и вижу в его взгляде возбуждение.
Боже мой, господи! Эрик, как же ты меня заводишь!
Выпив весь бульон, молча ставлю на поднос пиалу и съедаю сэндвич. Запиваю водой и, когда беру банан, смотрю на него, улыбаюсь и кладу назад на поднос.
– А на десерт… я предпочитаю тебя.
Эрик смеется, целует меня, а я толкаю его, чтобы он лег на ковер. Мы оказываемся рядом с горящим камином.
Одни… Возбужденные… И горящие желанием поиграть.
Я сажусь верхом на него. От моего прикосновения и ласк его аппарат становится твердым, и он готов дать мне то, что я хочу, и то, что мне так нужно.
Его руки медленно и неторопливо поднимаются по моим ногам и останавливаются на бедрах.
– Малышка, я до сих пор не могу поверить, что ты здесь.
– Прикоснись ко мне и поверь в это, – завлекаю его, смотря ему прямо в глаза.
С каждой секундой мое возбуждение растет, и я решаю снять с него толстовку.
Начинаю обнажать его снизу вверх и с торжествующей улыбкой открываю своему взору его живот, кладу на него руки и медленно поднимаюсь к груди. По пути вверх я наклоняюсь, он льнет ко мне губами навстречу, и мы сливаемся в поцелуе. Он берет меня за руки.
– Эрик, ты меня заводишь, как… мотоцикл.
Он улыбается, и я улыбаюсь ему в ответ.
– Хочешь, я покажу тебе, как ты меня заводишь? – спрашивает он, тяжело дыша от возбуждения.
– Очень.
Эрик кивает, хватает меня за трусы и без предупреждения снимает с меня их. Затем делает то же самое с толстовкой, и я оказываюсь перед ним полностью обнаженной. Его руки тянутся к моей груди. Привлекая меня к себе, он шепчет:
– Дай мне их.
Горя от возбуждения, я наклоняюсь, предлагаю ему свое тело, свою грудь. Он с нежностью ее целует, затем захватывает ртом сначала один сосок и, когда тот становится твердым, как горошинка, переходит ко второму. Все это время он руками крепко меня держит. Наверное, чтобы я не вырвалась. Некоторое время я наслаждаюсь его ласками, которые будят во мне неистовое желание. Они потрясающие, пылкие и страстные. Потом своими сильными руками он приподнимает меня, проскальзывает у меня между ног, и я оказываюсь сидящей у его лица.
У меня все сжимается в животе, когда я чувствую его горячее дыхание в центре моего желания. О да! Он обнимает меня за талию, и я, изнемогая от нетерпения, слышу, как он говорит:
– Я сейчас буду лакомиться тобою. Расслабься и наслаждайся.
Сидя над его ртом, я получаю удовольствие от того, что только что пообещал Эрик. Его жадный, жаждущий язык ищет центр моего наслаждения, пробует меня, как изысканное блюдо, вырывая из меня неконтролируемые стоны. Закрыв глаза, я с каждой секундой распаляюсь все больше и больше. Раз за разом, прикасаясь языком ко мне, уже пылающей от возбуждения, он доводит меня почти до пика, но не дает мне закончить. Я схожу с ума от этого и пытаюсь запротестовать.
Этот мужчина доводит меня до безумия, он берет у меня все, чего хочет, и я еще больше хочу ему отдать. В моей голове роятся самые похотливые мысли. Разумеется, восхитительно и сладостно то, что мы сейчас одни в его кабинете лежим обнаженные перед камином. Но какой-то голосок внутри тихонько и очень настойчиво шепчет, что если бы нас было трое, то нам было бы намного сладостней.
Мечтая, я открываю глаза. О чем это я думаю? Эрику удалось втянуть меня в свою игру, и теперь я сама о нем фантазирую.
У меня вырывается сладостный стон, и я чувствую себя развратницей. Поддавшись своим фантазиям, говорю:
– Эрик, я хочу поиграть… поиграть с тобой во все, что ты захочешь.
Я знаю, что он меня слышит. И шлепок тому доказательство. Его губы скользят по моим складочкам, зубы покусывают меня, поднимая во мне волны наслаждения, и наконец он доводит меня до экстаза. Когда мое тело приходит в себя после этой восхитительной атаки, Эрик снова усаживает меня на грудь и с торжествующей улыбкой шепотом просит:
– Ну, Джуд, давай, возьми меня!
Мой немец пробуждает во мне такое желание, что я ощущаю, как щеки заливаются багрянцем. Это не камин меня разгорячил, это Эрик. Мой немец. Мой командир. Мой упрямец. Мой Айсмен.
Я хочу, чтобы он получил столько же удовольствия, сколько и я, устраиваюсь поудобней и обхватываю его член руками. Он безумно нежный. Я говорю Эрику взглядом: «Расслабься и наслаждайся…» – и, не терпя больше ни секунды, ввожу его в свою киску.
Влажная, скользкая, я чувствую, что он входит в меня очень глубоко. Боже мой, какое же наслаждение! Я начинаю двигать бедрами влево и вправо и потом резко к нему прижимаюсь. Тяжело дыша, Эрик закрывает глаза. Ему нравятся мои покачивающие движения. Отлично! Опять начинаю двигать бедрами, опираюсь руками ему в грудь и требую:
– Посмотри на меня.
Для такого момента у меня, должно быть, слишком требовательный тон. Эрик сразу же открывает глаза и смотрит на меня. Теперь приказываю я. Он попросил меня взять на себя инициативу, и я ощущаю себя всемогущей. Вскоре я начинаю по-другому двигать бедрами и, сделав резкий толчок вперед, чувствую, что Эрик, прерывая дыхание, сладостно напрягается.
Он кладет руки мне на бедра. В нем просыпается дикий зверь. Но я убираю его пальцы и, переплетая свои руки с его руками, шепчу:
– Не двигайся… Позволь мне.
Он хочет. Он возбужден. Он распален.
Его взгляд говорит мне все, что я хочу услышать, сейчас я знаю, о чем он может только попросить меня. Знаю, о чем он думает. Знаю, чего страстно желает. Я снова начинаю быстро двигать бедрами. Впиваюсь в него взглядом, и Эрик снова тяжело дышит. Я тоже еле дышу.
– Боже мой, малышка!.. Ты сводишь меня с ума.
Я снова и снова повторяю свои движения.
Довожу его до пика наслаждения, но не даю ему закончить. Я хочу, чтобы он почувствовал то, что почувствовала я несколько минут назад. Его взгляд темнеет. А я улыбаюсь. Ах, как же меня заводит, когда он так на меня смотрит!
Он пытается схватить меня руками, но я опять удерживаю их и продолжаю круговые быстрые движения, доводя его до того, чего хочу. К экстазу. Но его наслаждение – это и мое наслаждение. И когда я понимаю, что мы сейчас сгорим, ускоряю напор до тех пор, пока меня не охватывает потрясающий оргазм, а мой обезумевший Айсмен не просто взбирается, а прямо взлетает на пик страсти.
Довольная, падаю на него, и он меня обнимает. Мне нравится чувствовать его рядом. Наше неровное дыхание понемногу восстанавливается.
– Смугляночка, я тебя обожаю, – говорит он мне на ухо.
Слова, полные любви, сводят меня с ума, и я лишь могу улыбаться, как дурочка, пока его руки крепко обнимают меня за талию.
Его и мое тепло сливаются вместе, и я, подняв голову, целую его. Некоторое время мы лежим на ковре, но, когда Эрик видит мою гусиную кожу, предлагает встать.
Мы встаем, он берет с кресла темный плед и накидывает на меня. Затем, все такой же голый, он садится и усаживает меня к себе на колени, убирая растрепавшиеся волосы с моего лица.
– Что было в твоей маленькой головке, когда ты сказала, что хочешь поиграть во все, что я захочу?
Оп-ля! Этот вопрос застал меня врасплох. Я его вовсе не ожидала.
– Джуд, давай, – подбадривает он меня, увидев мой взгляд. – Ты всегда была откровенной.
Невероятно. Как он узнал, что я что-то скрываю? В конце концов, решившись рассказать, я отвечаю:
– Ну… я… правда в том, что… я даже не знаю, как тебе это сказать. – Эрик улыбается, и я сдаюсь: – Ладно, эх… я расскажу тебе. Мне нравится заниматься с тобой любовью, это потрясающе и восхитительно. Это самое лучшее для меня. Но пока я об этом думала, мне пришла в голову мысль о том, что если бы нас было трое на этом ковре, то все было бы намного развратнее. – И быстро добавляю: – Но, дорогой, ты ничего такого не подумай, ладно? Я обожаю секс с тобой. Это восхитительно! Не знаю даже почему, мне пришла в голову такая странная мысль. А поскольку ты попросил быть с тобой откровенной и… и… Ну, правда… правда, мне очень нравится, когда мы с тобой одни и…
Его взрыв смеха прерывает мою тираду. Обнимая меня вместе с пледом, Эрик говорит:
– Дорогая, я в восторге оттого, что ты хочешь поиграть. Секс с тобой фантастический, а игра – это дополнение к нашим отношениям.
Довольная его ответом, бормочу:
– Как ты хорошо это назвал! Дополнение.
Эрик еще раз целует меня в шею. В его голосе звучит счастье:
– Пока что, красавица моя, я хочу тебя иметь только для себя. А дополнение мы включим в другой раз.
Мы смеемся и выходим из кабинета, чтобы предаться долгой ночи любви и страсти.