Как я и думала, Эрик во время лечения стал еще невыносимей. Он со всеми обращается как тиран. Ему не нравится то, что он обязан выполнять, и каждый день он начинает с того, что отказывается и протестует. Но я настолько хорошо его знаю, что не обращаю на это внимания, хотя иногда появляется неудержимое желание нырнуть с головой в бассейн и не выныривать.

За все это время Марта пообщалась со многими специалистами. Понятно, что она желает брату только лучшего и постоянно держит меня в курсе событий. Эрик мучается, когда ему закапывают глаза. От этих капель у него болит голова, его рвет и он плохо видит. Он совсем измотан.

– Что, опять? – протестует Эрик.

– Да, дорогой. Пришло время, – настаиваю я.

Он проклинает все на свете, ругается, но, видя, что я даже не пытаюсь принять какое-нибудь другое решение, садится и, глубоко выдохнув, разрешает мне это сделать.

У него красные глаза. Чересчур красные. Сейчас уже трудно поверить, какими голубыми они были недавно. Мне страшно. Но я скрываю от него свой страх. Не хочу, чтобы он еще больше расстраивался. Он тоже напуган, и я это знаю. Он ничего не говорит, но по его гневу видно, насколько он боится своей болезни.

Ночью мы лежим у себя в комнате, погруженные в темноту. Мне не спится. Ему тоже. Вдруг он меня спрашивает:

– Джуд, моя болезнь прогрессирует. Что ты будешь делать?

Я понимаю, что он имеет в виду. Я вспыхиваю, и мне хочется его стукнуть за глупые мысли. Но, повернувшись к нему в темноте, отвечаю:

– В данную минуту я собираюсь поцеловать тебя.

Целую его и, снова положив голову на подушку, отвечаю:

– И, конечно, дальше любить тебя так, как люблю сейчас, дорогой мой.

На некоторое время воцаряется тишина, но он опять за свое:

– Если я ослепну, то стану не очень хорошим партнером.

У меня волосы встают дыбом. Мне не хочется об этом думать. Пожалуйста, нет. Но он опять нападает:

– Я стану для тебя обузой, тем, кто ограничит тебе жизнь и…

– Хватит! – требую я.

– Джуд, нам нужно поговорить. Как бы нам ни было больно, мы должны это обсудить.

Я в отчаянии. Мне нечего с ним обсуждать. Не важно, что с ним произойдет. Я его люблю и буду любить и дальше. Ну почему он этого не понимает? В конечном счете я сажусь в кровати и заявляю:

– Мне больно это слышать. И знаешь почему? Потому что у меня возникает такое чувство, что если со мной что-нибудь произойдет, то я должна буду тебя оставить.

– Нет, моя дорогая, – шепчет он, притягивая к себе.

– Да… да, дорогой, – не успокаиваюсь я. – Неужели ты думаешь, что совершенно мне безразличен? Нет. Если, по твоему мнению, я должна бросить тебя, то ты должен будешь бросить меня, если я заболею. – Немного перевозбудившись, я продолжаю: – О боже! Надеюсь, что со мной никогда ничего не случится. Ведь кроме того, что у меня будет что-то не в порядке, мне еще придется жить без тебя – откровенно говоря, я даже не представляю, что стану делать.

Я молчу, молчит и Эрик. Кажется, он меня понимает лучше. Похоже, что так – он поворачивает меня к себе и целует в лоб:

– Этого никогда не случится, потому что…

Я не даю ему договорить. Встаю с постели. Открываю свою тумбочку, вытаскиваю несколько вещей, среди которых один черный чулок, и, сев на него сверху, произношу:

– Ты позволишь мне кое-что сделать?

– Что именно? – спрашивает он, удивившись смене темы разговора.

– Ты мне доверяешь?

Несмотря на полумрак в комнате, вижу, что он кивает.

– Подними голову.

Он повинуется. Я осторожно перевязываю ему глаза чулком и завязываю его на узел.

– Теперь ты совершенно ничего не видишь, не так ли?

Он не отвечает, а только кивает. Я ложусь на него.

– Несмотря на то что однажды ты можешь меня не увидеть, я буду обожать твои губы, – целую их, – буду обожать твой нос, – целую его, – буду обожать твои глаза, – целую их поверх чулка, – и буду обожать твои красивые волосы, а особенно то, как ты ворчишь и сердишься на меня.

Сажусь на него и, взяв его руку, кладу на свое тело:

– Несмотря на то что однажды ты можешь меня не увидеть, – продолжаю я, – твои сильные руки смогут прикасаться ко мне. Мои груди и дальше будут тереться об тебя. Я так же буду обожать все твое тело – сладостное и умопомрачительное! – мурлычу и прижимаюсь к нему, горя от возбуждения. – Оно будет точно так же сводить меня с ума, именно оно заставит меня тяжело дышать и говорить тебе: «Ты только попроси».

У него поднимаются уголки губ. Отлично. Я добилась его улыбки. Желая продолжить, вкладываю ему в руки анальную игрушку и шепчу, поднося ее ко рту.

– Оближи ее.

Он делает то, что я прошу, а я тем временем склоняюсь к его уху и тихо говорю:

– Несмотря на то что однажды ты можешь меня не увидеть, ты будешь хотеть играть со мной, как мы это делаем сейчас. И ты будешь это делать, потому что тебе это нравится, потому что мне это нравится и это наша игра, дорогой. Давай, сделай это.

Эрик на ощупь вводит игрушку, отчего мы едва дышим. Возбужденная тем, что я делаю, касаюсь губами его уха и шепчу:

– Дорогой, тебе нравится то, что ты делаешь?

– Да… очень, – рычит он, сжимая руками мои ягодицы.

Его возбуждение растет с каждой секундой. Двигая во мне игрушкой, он сильно заводится, а я, желая довести его до безумия, говорю:

– Несмотря на то что однажды ты можешь меня не увидеть, ты сможешь терзать меня так, как тебе захочется. Будешь разводить мне ноги для себя и для того, кого ты мне укажешь, и я клянусь тебе, что буду наслаждаться и заставлю наслаждаться тебя так, как ты всегда это делаешь. Я буду это делать, потому что управлять будешь ты. Ты будешь прикасаться. Ты будешь приказывать. Я твоя, мой дорогой, и без тебя ничего в нашей игре не имеет значения, потому что без тебя она мне не понравится. – Эрик стонет, и я добавляю: – Ну же, давай! Поиграй со мной.

Я спускаюсь с него и ложусь рядом. Тяну его за руку и кладу ее на себя. Он вслепую меня трогает, его губы в отчаянии изучают мое тело, мою шею, мои соски, мой пупок, мой лобок, и я веду его. Не дожидаясь того, что он меня попросит, я развожу ноги.

– Развести еще шире? – спрашиваю я.

Эрик трогает меня.

– Да.

Я улыбаюсь и развожу ноги шире. Через долю секунды он набрасывается на меня. Его язык скользит по всем моим складочкам. Он играет с ними, потягивает губами, теребит их языком. Я кричу и выгибаюсь, обезумев от наслаждения.

Я ерзаю. Мне тяжело дышать. Он двигает во мне анальной игрушкой и одновременно целует, доводя меня до безумия. Он страстно хватает меня за бедра и водит мной перед собой, как ему заблагорассудится. А я завожу пальцы в его волосы и сладостно шепчу:

– Тебе не нужно видеть, чтобы дарить мне наслаждение. Чтобы сделать меня счастливой. Чтобы сводить меня с ума. Вот так… любимый… вот так.

Некоторое время мой любимый продолжает свою разрушительную атаку.

Я пылаю… горю… он вызывает во мне такой огонь!

Я наблюдаю за ним в полумраке комнаты. Он двигается на мне с элегантностью тигра, пожирающего свою жертву. Он не видит меня, и причин тому две – темнота в комнате и чулок, завязанный на глазах. У него учащается дыхание. Его губы ищут мои и набрасываются на них. Через мгновение я чувствую, что он пытается соединиться со мной, ощущает, что я жду его.

– Я совсем мокренькая для тебя, дорогой, – шепчу ему на ухо. – Только для тебя.

Он нетерпеливо входит в меня. Мы задыхаемся. Эрик крепко меня сжимает, прижимается ко мне и двигает бедрами так мощно, что я едва могу пошевелиться. Он приковывает меня своим весом. Посасывает мне шею. А я кусаю его за плечо.

– Несмотря на то что однажды ты можешь меня не увидеть, ты и дальше будешь страстно, властно и буйно обладать мною, а я всегда буду принимать тебя, потому что я твоя. Ты моя фантазия, а я – твоя. И вместе мы будем наслаждаться сейчас и всегда.

Эрик молчит. Он лишь отдается этому моменту. И когда мы оба доходим до экстаза, он обнимает меня и утверждает:

– Да, дорогая. Сейчас и всегда.