За три долгие тоскливые недели викарий не раз заезжал в Кевернвуд-Холл. Дженна была благодарна ему за компанию, веселый добрый нрав Нэста помогал ей сносить тоску по Саймону. Один раз она сама послала за викарием, когда к концу первой недели приехал поверенный Саймона, Один Уикем, чтобы подготовить брачное соглашение.

Юридический жаргон и такие темы, как акции, канцелярский суд, обособленное имущество, доля наследства вдовы, пугали Дженну. Она понимали, что такие вопросы ей не но плечу, и послала лакея за викарием.

Отец Нэст не моргнув глазом обсуждал ошеломляющую сумму соглашения, а Дженну потрясло, что она теперь имеет владение в Шотландии, а также значительный участок пахотной земли неподалеку от ее фамильного поместья, и вольна делать с ними, что вздумается. Предусматривались богатый гардероб, ежемесячное содержание и, кроме того, огромная сумма, которую выплатят ей в случае смерти мужа. Дженна не хотела об этом слышать и сбежала в сад, оставив Роберта Нэста завершать дела с поверенным. Она думать не могла о смерти Саймона. Никакие деньги не компенсируют ей потерю. Но больше всего потрясло ее то, что Саймон подписал соглашение, не имея понятия о размерах ее приданого. А ведь именно приданое невесты обычно определяло размеры вложений жениха.

Две недели спустя Олив Рейнольдс привезла свадебное платье для последней примерки. Поскольку свадьба будет скромная, Дженна настояла, чтобы это было простое элегантное платье цвета слоновой кости, отделанное кружевом, с тончайшей кружевной вуалью. Туфли сапожник шил из того же шелка, что и платье. В волосах у нее будет изящный венок из бутонов роз и цветов Кевернвуд-Холла… такой же букет в руках.

Пройдет несколько месяцев, пока мисс Рейнольдс закончит ее гардероб. Но нарядов для свадебного путешествия хватит. Молодожены месяц пробудут в Лайон-Корт, новом владении Дженны на границе Роксборошира в Шотландии. Лайон-Корт достойнее, древнее, хоть по размеру и меньше стоявшего на другом берегу реки Твид замка Флорз.

Тем же утром пришло письмо от Саймона, и как только карета модистки покатила по дороге, Дженна вышла в сад, чтобы прочитать послание в уединении. Ускользнув от Фелпса, пристальное наблюдение которого сводило ее с ума, она прокралась к беседке в восточном углу сада. Солнце наконец одолело непогоду, обещая погожие деньки. Воздух прогрелся, легкий ветерок шевелил письмо в руках. Дженна читала, изредка отвлекаясь на двух павлинов, которые кружили перед беседкой, прихорашиваясь и распуская роскошные хвосты. Она гордилась, что приручила их. Когда они несколько дней назад пошли вслед за ней к конюшне, даже Барстоу отметил, что необщительные птицы, появившись в Кевернвуд-Холле, никогда никому не симпатизировали.

Саймон возвращается. Еще два дня, и они поженятся. Дженна не могла поверить этому. Она действительно видела или хотела видеть только эти слова. Она быстро пробежала глазами письмо, едва взглянув на абзац, сообщавший, что Эвелин и Криспин приедут с ним на свадьбу. Саймон возвращается домой!

Дженна свернула письмо и положила в вышитую сумочку, висевшую на шелковом шнурке у талии. Солнце пригревало, лучи, пробиваясь сквозь решетку беседки, ложились у ног ярким узором. Запахи цветов сливались в экзотический аромат, и Дженна пожалела, что, торопясь улизнуть от Фелпса, не взяла с собой книгу. Она уже решила вернуться в библиотеку, как вдруг птицы, сердито закричав и взъерошив перья, разбежались. Когда Дженна вышла из беседки посмотреть, что их напугало, сильные мужские руки схватили ее. К ее ужасу, это был Руперт. Она закричала, но он закрыл ей рот.

– Ты вообразила, что я откажусь от тебя без борьбы и оставлю тебя здесь, Дженна? – сказал он, притягивая ее ближе. Она укусила его, и он отдернул руку, разглядывая отпечатки зубов на своих пальцах. – Дрянь! – брызгая слюной, крикнул Руперт и хлестнул ее по лицу укушенной рукой. – Ты обручена со мной!

– Была обручена, Руперт. Ты на Бодмин-Мур открыл мне глаза, я увидела человека, за которого никогда не смогу выйти замуж. Жаль, что я не видела этого раньше. Ты напал на безоружного Саймона со спины и ранил его. Я тебя видела! Как ты посмел сюда приехать? Мы с Саймоном помолвлены, и тебе лучше сейчас же уехать!

– А иначе что? Он примчится спасать тебя и твою честь? Не смеши. Во-первых, его здесь нет. А во-вторых, у тебя нет чести, дорогуша. Ты потеряла ее в тот миг, когда переступила порог этого дома одна, без горничной и компаньонки.

Дженна отчаянно сопротивлялась, колотила Руперта по ногам носком туфли, хватала за руки, но он был сильнее и тянул ее в сад.

– Отпусти меня! Куда ты меня тащишь? – кричала она.

– Ты думаешь, я настолько глуп, что пришел сюда средь бела дня пешком? В саду ждет карета. Я не один день наблюдал за этим местом.

– Отпусти меня, Руперт! Я с тобой никуда не пойду. Я закричу!

Это была пустая угроза. Он так сильно держал ее, что она едва могла дышать.

– Я не позволю этому мерзавцу заполучить тебя, Дженна. Ты уже разделила его ложе? – тряхнул ее Руперт. – Отвечай! Я единственный жених, который согласится на подержанный товар. Ты должна быть мне благодарна. После этого тебя никто не возьмет.

Дженна в отчаянной попытке задержать Руперта упиралась пятками во влажный дерн, оставляя на ухоженной лужайке глубокие уродливые борозды.

– Мы с Саймоном собираемся пожениться, – скрипнула зубами Дженна. – Отпусти меня!

– Ба! – взорвался Руперт. – Все знают о его отношениях с малышкой, которую он таскает по всему Лондону. Так что, дорогая, может, он и женится на тебе, но прекрасная леди Эвелин будет неотъемлемой частью вашего брака.

Конечно, это была неправда, но демон ревности все еще терзал Дженну, когда речь заходила о Саймоне и Эвелин.

Хоть она и знала, что физической близости между ними быть не может, но не могла не ревновать, пока они в Лондоне вместе наслаждаются удовольствиями светского сезона. Праздники, приемы, опера, театр «Друри-Лейн», балы в «Олмаке» – к их услугам все, что может предложить свет, а она, одинокая и несчастная, сидит в Кевернвуд-Холле. Всю свою досаду Дженна вложила в новый удар по ногам Руперта. Он снова хлестнул ее по лицу. На сей раз его пальцы оставили на ее щеке отпечаток.

Зажав ей рот и заломив руку за спину, Руперт тащил ее все дальше от дома, к фыркающим за яблонями лошадям. Дженна отчаянно сопротивлялась, и Руперт держал ее уже двумя руками. Она во весь голос закричала. Внезапно Руперт дернул ее к себе и накрыл ее рот губами, заглушив крик. Она задыхалась и едва не лишилась чувств, когда его рука легла ей на грудь, рванув тонкую кружевную отделку батистового платья. Дженну охватила паника, какой она никогда не испытывала. Только сейчас она сообразила, что у него достаточно сил, чтобы справиться с ней.

– Прекрати! – рявкнул Руперт, встряхнув ее. – Черт побери, Дженна, я делаю тебе одолжение. Наш союз спасет твою репутацию. Тебя по-прежнему будут принимать в свете. Я могу сделать это для тебя. А он может? Этот человек изгнан из приличного общества. Он – революционер. А я могу положить весь свет – весь мир! – к твоим ногам.

– Я лучше умру! – пронзительно крикнула Дженна. – Это ты пария, Руперт. Свет презирает вероломных трусов. Это ты совершил грех.

С расширившимися от гнева глазами Руперт толкнул Дженну в заросли жимолости и упал на нее, прижав ее руки к земле.

– Ты покорилась ему, черт возьми. Ты принадлежишь мне, и я тебя заполучу.

Дженна закричала во всю силу легких, но его губы снова закрыли ей рот. Все бесполезно. Придавленная им, она не могла вырваться на свободу.

Внезапно рядом грохнул выстрел, и Руперт повернулся на звук. Пока он поднимался на ноги, Дженна выкатилась из-под него, вскочила и бросилась в объятия викария, бегущего от башни с дымящимся пистолетом в руке. Тем временем Эмил Барстоу, вооруженный старым кремневым ружьем, мчался по двору с проворством юноши, а Фелпс выбежал из дома. Они в считанные секунды добрались до Дженны. Руперт после второго предупредительного выстрела викария бросился к поджидавшей его карете и умчался.

Размахивая дымящимся пистолетом, викарий, переглянувшись с Фелпсом, указал глазами на башню, которая мрачно вырисовывалась в тени сада. Дженна заметила, как переглянулись викарий и камердинер, увидела заминку Фелпса, но ее отвлек конюх.

– С вами все в порядке, миледи? – спросил он.

Она огляделась, оценивая ущерб; Платье запятнано травой, левый рукав порван, юбка отпоролась от лифа, волосы растрепаны и рассыпались по плечам, щека горит от удара, губа прокушена. Вытащив платок, Дженна промокнула кровь.

– Да, спасибо, Барстоу, – сказала она. – Если не считать внешнего вида, я просто запыхалась.

– Господи, да опустите вы эту штуковину, пока вы сами себя не ранили, – сказал конюху викарий, глядя на его ружье. – Это лучшее, что есть в конюшне? Оно давно устарело!

Кучер нахмурился.

– Может, оно и старое, но стреляет по-прежнему отлично и проделало бы дыру в панталонах сбежавшего нахала.

– Хорошо, из уважения к этому раритету я не стану обсуждать его достоинства, но при первой же возможности поговорю с его сиятельством об обновлении арсенала в Кевернвуд-Холле, можете не сомневаться.

– Как хотите, – сказал Барстоу, ласково поглаживая приклад ружья. – Спасибо, мистер Нэст, но я с ним не расстанусь.

Викарий вручил свой пистолет Фелпсу. Дженне невыносимо было видеть оружие, но она не могла отвести от него взгляд. Пистолет напомнил ей о ночи на Ламорна-роуд. Это был большой пистолет с двенадцатидюймовым прикладом, гладкой рукояткой из грецкого ореха и покрытого патиной металла. Дженна заметила маркировку и королевский вензель в центре. Это не пистолетик светского модника. Такое оружие было на вооружении британских военно-морских сил, грабитель украл у ее отца похожий пистолет. Именно такой она хотела иметь в своем распоряжении в ту ужасную ночь два месяца назад и в другие ночи, когда выслеживала Ястреба. Но пришлось выбрать в коллекции отца меньшие, легкие кремневые пистолеты, которые выглядели не так внушительно, но были ей по руке. Дженна вздрогнула, вновь переживая момент, когда в ту ночь спустила курок, и викарий сильнее сжал ее руку.

– Вы дрожите, – сказал он. – Пойдемте в дом, вы переоденетесь, а потом расскажете, что здесь произошло.

– Послать Питера за констеблем, мистер Нэст? – спросил конюх.

– Нет! – вскрикнула Дженна. – Пожалуйста, Роберт, я не хочу, чтобы Саймон знал!

Подняв брови, викарий успокаивал ее и отрицательно покачал головой, отвечая конюху.

– Мы поговорим об этом, Дженна, – сказал он, повернув ее к дому.

Час спустя Дженна и викарий пили в беседке лимонад, конюх вернулся в конюшню, Фелпс исчез. С тех пор как они ушли из сада, камердинера не было видно.

Дженна переоделась в платье цвета слоновой кости, скромно прикрыв декольте шарфом из брюссельских кружев. Следы на лице она замаскировала пастой, которую миссис Рис готовила из алтейного корня, чтобы уменьшить красноту и припухлость.

Отпив глоток, она вздохнула и оглядела беседку. Они сидели в плетеных креслах за таким же столом, накрытым кружевной скатертью. В центре стояла ваза с садовыми цветами, рядом на подносе хрустальный графин с лимонадом.

– Мне так тут нравилось прежде, чем это… случилось, – сокрушалась Дженна.

– Именно поэтому я велел подать лимонад сюда, – признался викарий. – Чтобы отчасти стереть неприятные ощущения. Саймон не хотел бы, чтобы вы неловко чувствовали себя в его владениях.

Склонив голову набок, Дженна изучала Нэста. Этот человек был загадкой.

– Вы очень добры, – сердечно сказала она.

– С вами действительно все в порядке? – настойчиво спросил викарий. – У вас на губе рана.

Дженна кивнула. Ссадины заживут. Ее волновала реакция Саймона на них.

– Роберт… Я действительно не хочу, чтобы Саймон знал, что случилось здесь сегодня. Не хочу, – сказала она.

Викарий отставил, стакан и откинулся на спинку кресла, заскрипевшего под его весом. Его красноречивый взгляд сказал Дженне, что она напрасно сотрясала воздух.

– Дженна, он должен знать, – пробормотал отец Нэст. – Больше того, я должен рассказать ему раньше, чем это сделает Фелпс, Барстоу или кто-то из слуг. Если я этого не сделаю, а история выплывет наружу, как это всегда бывает, он станет задаваться вопросом, почему вы ему ничего не рассказали. Вы же не хотите так начинать супружескую жизнь? Кроме того, посмотрите на себя! Если знаменитое лекарство миссис Рис не поможет, то мне не нужда будет ничего говорить Саймону.

Сникнув, она отвела взгляд. Над букетом кружилась пчела, и Дженна сосредоточилась на ее движениях от одного цветка к другому.

– Он решит, что должен вызвать Руперта на дуэль, и все повторится, простонала она. – Я второй дуэли не вынесу.

– Вы недооцениваете Саймона. Руперту с ним не тягаться. Наглец заслуживает хорошей трепки. Он едва не изнасиловал вас!

– Нет-нет, такая опасность мне не грозила, – опровергла Дженна, – Руперт рассматривает меня как свою собственность. Исходя из своих извращенных эгоистических позиций, он считает, что Саймон украл то, что принадлежит ему. Он просто пробовал вернуть потерю.

– Ба! – вырвалось у викария. – А вы хорошо его защищаете.

– Его поведению нет оправдания. Просто я понимаю ход его мыслей. Именно поэтому я оставила его.

– И вы не думаете, что он опасен?

– Я не думаю, что он снова попытается повторить это.

Викарий гортанно рассмеялся, но смех был невеселым.

– Сомневаюсь, что Саймон даст ему такой шанс, да и я ему бы этого не посоветовал. Не пытайтесь убедить меня, что справились бы с ситуацией, не окажись я рядом.

Викарий, вероятно, прав, но Дженна не собиралась говорить ему об этом. Какое это имеет значение? В следующий раз она будет внимательнее.

– Откуда вы появились? – сказала она, ловко меняя тему. – И как у вас оказался пистолет?

– За садом есть узкая дорога, скорее даже тропинка, которая спускается к причалу. Я часто хожу этой дорогой, поскольку она короче, – объяснил отец Нэст. – Я заметил за деревьями карету. Кучер дремал. Я уже собирался разбудить его и поинтересоваться, почему он заехал в сад Саймона, когда услышал ваш крик. Какая удача, что я там оказался.

– А пистолет? Это не карманный пистолетик, Роберт, это военное оружие, если не ошибаюсь, пистолет военно-морских сил. Как он оказался у викария?

Подняв бровь, викарий пристально посмотрел на нее янтарными глазами. Дженна почти испугалась этого взгляда. Отец Нэст, казалось, насквозь видел мысли, которые она так отчаянно пыталась скрыть.

– Какая вы проницательная! – сказал он. – Вы хорошо разбираетесь в оружии. Интересно знать, откуда?!

– У моего отца была довольно обширная коллекция: ружья, шпаги, пистолеты, старинные пики, жезл шерифа. Думаю, он был несостоявшимся полицейским. Во всяком случае, у него был пистолет, очень похожий на ваш, но армейский. Отец пользовался им в колониях. Но что вы, викарий, делали с таким оружием?

– Пистолет не мой. Саймон воевал с ним в Копенгагене, а когда вышел в отставку, отдал мне. В то время часто грабили церкви. Викария церкви в предместьях Уэйдбриджа жестоко избили пистолетом в его собственной, ризнице. Я часто езжу один, а поскольку в здешних, местах на дорогах встречаются грабители, Саймон решил, что лучше мне иметь защиту. Обычно я держу пистолет в карете и рад, что сегодня взял его с собой. Конечно, я никогда бы ни в кого не выстрелил, но пистолет производит ужасный шум. И сильно напугал Марнера, правда? Жаль, что приличным людям в наши дни приходится прибегать к такой тактике.

– Вы… целились?

– Конечно, нет. Я ведь мог попасть в вас. Я просто выстрелил в воздух. Я ужасный стрелок.

– Я не люблю оружие, – искренне сказала Дженна, снимая со щеки подсохшую пасту, – и не люблю войну. Я рада, что Саймон вне этого. Понять не могу, как он покупает военный патент для Криспина. Ведь он еще мальчик.

– Всех мужчин влечет оружие, Дженна, – ответил викарий. – Это у них в крови.

– Но не в вашей.

– Да, у меня этого нет. Но я понимаю мотивы. И вам нужно их понять. Можете, конечно, не соглашаться со мной, но если вы любите Саймона, то должны понять его потребность следовать этому зову и его печаль, поскольку он больше не может этого делать.

– Значит, он реализует эту тягу через Криспина?

Викарий вздохнул, обдумывая ответ.

– В известной степени, я полагаю. С одной стороны, Саймон делает то, что его брат Эдгар сделал бы для мальчика. Это дело чести. С другой стороны, он хочет обеспечить будущее Криспина… на случай, если с ним самим, не дай Бог, что-то случится. Ну и крушение планов Саймона наложило свой отпечаток.

– Мне никогда этого не понять, – горестно вздохнула Дженна.

– Дженна, Саймон участвовал под началом Нельсона в Абукирском сражении на Ниле. Нельсон был тогда контр-адмиралом. Саймон боготворил его. Молодой лейтенант, он оказался в самой гуще событий, восхождение Нельсона происходило на его глазах. Он был на «Ослепительном», когда они захватили французский «Женеро», но другой, более опытный лейтенант, лорд Кокран привел захваченный корабль в Порт-Маон. Позже Кокрану дали под командование четырнадцатипушечный бриг «Быстрый».

– И Саймон почувствовал себя ущемленным?

– Нет, он хотел сам заслужить корабль и отправился в Копенгаген. Он добился бы этого, если бы не раны.

– Как ужасно он, должно быть, себя чувствовал. Какое разочарование.

– Не выдавайте меня, но когда Саймон не смог быть на переднем крае, он решил, что жизнь кончена. Его хороший друг, тоже лейтенант, Натаниел Риджуэй, граф Стеншир, тоже был ранен в Копенгагене, но не так ужасно. Он продолжал участвовать в других сражениях, а Саймон не мог. После этого Саймон погрузился в глубокую депрессию… пока не появились вы. Я хочу вам еще кое-что сказать по секрету. Я, конечно, не желал Саймону зла, но был почти рад, когда он пострадал в Копенгагене. Теперь, слава Богу, он не безумствует. Он бы в конце концов погиб. Клянусь, он искал смерти. Он спас жизнь трем морякам, когда «Монарх» получил повреждение: оттолкнул их от падающей мачты и принял удар на себя. Это положило конец его карьере, но спасенные моряки никогда не забудут его поступка. Конечно, Саймона наградили, но для него это маленькое утешение.

– Он действительно упоминал своего друга Стеншира, но я больше ничего не знала, – с сожалением сказала Дженна.

– Это один из недостатков поспешного брака, – ответил Нэст. – Вы действительно не знаете друг друга.

– Спасибо за ваш рассказ, – сказала Дженна, не ответив на ремарку викария, поскольку это неминуемо повлекло бы за собой целую лекцию. – Я видела в нем печаль, еще сильнее любила его за это, хотела прогнать эту печаль, но не могла понять ее причины.

– Она усилилась после того, как Испания объявила нам войну, – продолжал викарий. – Нельсон блокировал Тулон. Саймон хотел вновь воевать под его командованием и не смог. Потом… Трафальгар. Гибель Нельсона опустошила Саймона. Теперь пошли разговоры о крупных неприятностях в колониях, но он и туда не может отправиться. Всегда будут происходить события, в которых он не сможет принять участия.

Помрачнев, Дженна тихо сказала:

– Роберт, я не хочу, чтобы вы думали, что есть э-э… физическая причина для нашей поспешной женитьбы.

– Я так не думаю.

– Мы говорили о признании. Вы едва знаете меня, и я не хочу, чтобы вы предполагали…

– Мне не нужно знать вас. Я знаю Саймона.

Дженна замялась:

– Коли уж мы заговорили об этом, я действительно хотела бы… кое в чем признаться. Я знаю, что это глупо, что для этого нет никаких причин, мне стыдно сказать, но я… ревновала к Эвелин.

Викарий вдруг поморщился как от боли. Краски сбежали с его лица, а вслед за ними и хорошее настроение. Дженна пожалела, что не промолчала.

– Вы же знаете ситуацию, – сказал он. – И понимаете, что это невозможно.

– Я знаю, но… Руперт сказал… м-м… что они любовники и что все в Лондоне это знают.

– Вы знаете, откуда это исходит.

– Конечно, но она увлечена Саймоном, Роберт, и это меня пугает.

– Марнер не знает, что Эви племянница Саймона, Дженна, никто этого не знает. Он видит их вместе и делает выводы в силу собственной испорченности и ревности. Этот человек ничтожество, дорогая моя.

– Я это понимаю. Но меня тревожит чувство Эвелин к Саймону. Я хочу стать ей другом и не могу, когда это стоит между нами. Мне очень не хочется обременять вас, но… не могли бы вы… поговорить с ней? Она обидится, если я заговорю об этом, и положение лишь ухудшится.

Викарий вдруг издал странный звук и вздрогнул словно от боли.

Дженна прижала руку ко рту. Неужели он питает чувства к девушке? Конечно! Как она, глупая, могла этого не заметить! Теперь она видит. Ее мысли вернулись к разговору. Поведение викария изменилось, когда разговор коснулся Эвелин.

– О Господи! – выдохнула Дженна. – Ох, Роберт… я… Роберт…

– Теперь вы понимаете, почему я не женился, – сказал он. – Но кажется, это вы собирались сделать признание, а не я.

– Как я могла быть такой бесчувственной… слепой? – простонала Дженна. – Руперт был прав, когда сказал, что мне нужно оценить обстановку. Роберт, умоляю, извините меня. Я не всегда такая. Я знаю, что нет мне прощения, но после смерти отца я сама не своя.

– Довольно об этом! – выпрямился в кресле викарий.

– Саймон знает?

– Я ему никогда не говорил.

– Но это ужасно. Простите меня, Роберт.

– Надеюсь, вы умолчите об этом? Я не хочу, чтобы она знала…

– Как вы можете сомневаться? – перебила Дженна.

– Как вы сами сказали, я едва знаю вас.

– Тем не менее вы можете доверить мне свое сердце. Я вас не выдам. – Возникла неловкая пауза, потом Дженна сказала: – Спасибо зато, что вы сделали сегодня. Вы правы. Я Руперта таким никогда не видела. Он обезумел. Не знаю, что произошло бы, если бы не вы…

– Теперь вы понимаете, почему я должен рассказать Саймону?

– Больше, чем когда-либо, – кивнула Дженна, понурив голову.

– Простите, не понял.

– Я сегодня получила от Саймона письмо. И читала его в беседке, когда Руперт подстерег меня. Я положила письмо в сумочку. Она пропала. Она могла слететь, когда я боролась с Рупертом, и, может быть, где-нибудь валяется. А если Руперт взял ее? В письме все наши планы… куда мы собираемся… все…

– Я осмотрю сад перед уходом.

– Как вы расскажете Саймону?

– Он заедет ко мне, прежде, чем приехать к вам. План заключается в том, чтобы привезти Эви в Кевернвуд-Холл, а Саймон и Криспин будут ночевать у меня. Саймон не собирается компрометировать вас, Дженна. Тогда я ему и расскажу.

– Саймон придет в ярость. Пожалуйста, не допустите нового поединка!

– Не волнуйтесь, Дженна, дуэли не будет. Предоставьте это мне.