Есть одна легенда, которая замечательна тем, что мы точно знаем обстоятельства ее рождения.

Она подтверждает мысль, что легенды рождались, когда люди не могли найти естественных объяснений явлениям природы, поразившим их воображение. В этом случае, за неимением лучшего объяснения, люди обращали свои взоры к богу.

…Душно. Солнце неподвижно повисло в тусклом белесом небе, словно само время остановилось. Сонная одурь охватила и людей и животных.

А с юга медленно и неумолимо надвигается зловещая туча. Черная, она закрыла все небо. Внутри тучи, в разрывах, медленно кружатся белые рваные облака. Говорят, одно из них имело пятиугольные очертания. Люди загоняли в укрытия скот, матери звали детей. Ждали беды…

Это произошло полтораста лет назад в районе маленькой башкирской деревушки Арметово. Жители деревни знали — будет град.

Град — значит будет уничтожен урожай. Град — он несет голодную зиму. Град — придется продать скот и надолго уйти в чужие края на поиски работы…

И вот гроза разразилась! Ничего подобного не видели даже самые дряхлые долгожители за всю свою жизнь. Небо разламывалось яркими молниями на сотни кусков. Громовые раскаты следовали без перерыва с ужасающим треском. И в довершение всего пошел град. Градины величиной с голубиное яйцо пробивали ветхие крыши домов, ранили и калечили людей и скот…

Вместе с градом хлынул ливень. Казалось, вся вода всей Земли опрокинулась на арметовцев. Зазмеились по полям ручьи. Они сливались в бурные потоки, размывающие землю. Нечего и говорить, что все посевы были начисто уничтожены. Вместо хлеба на полях ровным слоем лежали зерна льда.

А потом взошло солнце. Стал таять лед, и на месте выбитых градом посевов люди стали находить каменные знаки. Первыми принесли их мальчишки. Вместо ягод, они нашли камешки, показавшиеся им странными и необыкновенными. Камешки были похожи на центральную часть градовой тучи. Они были пятиугольными. И в середине многих ясно виднелся крест.

Вот тут-то и родилась легенда. Кое-кто из жителей села пытался связать гибель посевов с вероотступничеством. Бог, говорили они, дал нерукотворное знамение — пятиугольные камни с крестом посередине, чтобы люди знали: повторится отступничество — снова разразится божья кара, снова все останутся без урожая…

Так и повелось. Каменные знаки божьего гнева — градовы камни — были в каждой, избе. Страх владел всеми: ослушаешься бога — опять посыплются на голову грозные небесные камни… Опять придет голод, а с ним болезни, смерть, нищета.

Таинственные знаки

Торжественным и строгим было собрание Императорской Академии наук 4 мая 1825 года. Важно и чинно выступали академики, излагая результаты своих исследований и наблюдений. Все шло по заведенному порядку. И вдруг… Слово для экстренного сообщения взял астроном Федор Иванович Шуберт.

— Господа, — сказал академик, — случилось небывалое. На поля башкирской деревни Арметово упали с неба необычные, таинственные каменные знаки. О падении оных знаков сообщил в журнале Поггендорфа и в архиве Кастнера господин Эверсман.

В прохладном зале академии стало необычно тихо, а Шуберт продолжал:

— Я зачитаю вам, господа, некоторые выдержки из сообщения господина Эверсмана. Он пишет, что камни выпали вместе с небесным градом. Камешки, упавшие с неба, мелкие, лепешковидные или чечевицеобразные, а на обеих сторонах чечевицы начертан крест.

Заволновались академики. То тут, то там раздавались голоса: «Не может быть этого!..», «Камни с неба не падают!».

Сквозь шум к кафедре подошел всеми уважаемый минералог академик Севергин.

— Господа, не волнуйтесь, — раздался его спокойный голос. — Трудами господ Эрнста Хладного, Афанасия Стойковича и Ивана Мухина доказано ниспадение камней из воздуха. В нашем каталоге зарегистрировано свыше десятка таких камней. Я предлагаю запросить господина оренбургского губернатора о случившемся и потом рассмотреть это событие заново.

Так и порешили.

И вот открылось новое, очередное собрание Академии наук. Это было 7 сентября 1825 года. Не приходится говорить, что оно было многолюдным. Среди публики оказались не только гражданские, но и высокие военные чины. Были и лица духовного звания. Они выделялись высокими черными клобуками и степенной походкой. Каждый из присутствующих спешил посмотреть на таинственный знак, упавший с неба.

На столе, рядом с кафедрой, на черных шелковых подушках лежали три маленьких камешка, присланные вице-губернатором Кирьяковым из Уфы. Вначале их было одиннадцать, но всем было известно, что восемь камешков переданы профессору Александру Петровичу Нелюбину для исследования.

Чинно и степенно подошел к столу игумен, настоятель одного из монастырей. Широко перекрестившись, взял в руки один из камешков и возгласил:

— Надо, миряне, сегодня же принять решение о строении у оной деревни Арметово часовни. Сделать советую так, как поступили устюжане. Во граде Великом Устюге тоже камни падали из воздуха, и небо там аки растворилось, огонь на землю ниспадал, и скотина всякая в кучу металась. Об этом писал поп Иванище государю архимандриту Никите, Кириллова монастыря пастырю. И было это во 1662 году, ноября в 29 день.

Напрасно возглашал игумен. Его предложение не встретило поддержки. Кое-кто резонно заметил ему, что сейчас не 1662 год и что они не в храме божьем, а на заседании Академии наук. Раздосадованный игумен, отвернувшись от собеседников, медленно пошел на свое место.

По звонку председателя все расселись на свои места. На трибуну вышел моложавый бодрый профессор Нелюбин.

— Уважаемые коллеги, — начал Нелюбин, — у себя в медико-хирургической академии мы изучали арметовские камешки. Должен огорчить почтенную аудиторию. Мы не обнаружили в камешках тех элементов, кои обычны для метеоритных тел. В них не оказалось ни никеля, ни кальция. Найдены были лишь окислы железа с небольшим количеством силиция. Камни такого состава никогда не встречаются в небесных телах. В нашей фармакологической лаборатории мы все пришли к единодушному убеждению, что арметовские камни — земные, а не небесные.

Опять зашумели академики и адъюнкты. Они свыклись с мыслью о небесном происхождении камешков. Завязался спор. Весь зал разделился на два лагеря: «небесных» и «земных».

Как всегда бывает при острых дискуссиях, ни к какому выводу спорящие не пришли. Единственно, что было решено единогласно: опубликовать все материалы дискуссии, все анализы и главные выводы в отечественной и иностранной печати. Может быть, думали, кто-либо из ученых подметит какой-нибудь факт, который поможет прийти к правильному решению о происхождении таинственных каменных знаков.

Шли десятилетия… Градовы камни то забывали, то вспоминали вновь. Тогда опять вспыхивали споры, которые не удавалось разрешить.

Ишимбаевские следопыты

Для преподавателя географии Ишимбаевской средней школы Бориса Николаевича Подосинкина настали тяжелые дни. Он проговорился на одном из уроков, что собирается летом 1963 года организовать экскурсию школьников для изучения и сбора градовых камней деревни Арметово.

Всех ребят взволновала история таинственных каменных знаков, упавших с неба.

В классе во время занятий не было отбоя от вопросов.

— Борис Николаевич, правда, что на камнях, упавших с неба, в Арметово, есть крест?

— Да, правда.

— Расскажите, кто изучал арметовские таинственные камни?

— Их исследовали многие. Сам Хладный, основоположник учения о метеоритах, видел их незадолго до своей смерти в 1827 году. Он не признал их метеоритного происхождения. Ну, а потом в разные годы их изучали десятки ученых различных стран. У нас их обстоятельно описал крупнейший ученый — академик В. И. Вернадский в 1933 году.

— А все эти ученые сами ездили в Арметово?

— Нет, ребята, никто не ездил, но арметовские градовы камни хранятся во многих музеях и хранилищах нашей страны и за границей. Только в метеоритной комиссии Академии наук СССР лежит сто семнадцать арметовских камешков.

— А сейчас ученые как думают о их происхождении?

— Я вам расскажу то, что недавно прочел в книге И. В. Колобкова и В. А. Мезенцева «Грозные явления атмосферы».

17 июня 1940 года в деревне Мещеры Павловского района Горьковской области после сильной грозы жители обнаружили на своих полях около тысячи серебряных монет времен Петра Первого. Причина этого «серебряного дождя» простая: сильный смерч вырыл древний клад. Воздушные струи перенесли клад на большое расстояние. Когда мощность воздушной струи уменьшилась, вместе с дождем и градом выпало на землю все то, что было в облаке.

А иногда точно так же выпадали на землю лягушки, рыбы, медузы, черепахи, захваченные смерчем. Известны случаи так называемых «кровавых» дождей. Выпала на самом деле буровато-красная болотная вода.

Вот в таких случаях и радуются церковники. Видят они такое «знамение» и в градовых камнях. Помните, ведь на некоторых из них начертан крест!

Поэтому нам особенно важно выявить, что это за камни и как они произошли.

Градовыми камнями занялся в наши дни ученый И. С. Астапович. Он считает, что загадка арметовского каменного града ныне решена. Камни были захвачены смерчем в Западном Казахстане, обросли льдом при градообразовании, затем выпали во время грозы в деревне Арметово. В составе градовых камней нет ничего метеоритного. Это обычный гидроокисел железа. Он возник при разрушении железного колчедана.

Заволновались ишимбаевские следопыты.

— Выходит, что тайны камешков уже не существует?

— Нет, — ответил учитель, — еще не все ясно в этой тайне. Мне говорил Чебаевский, геолог из Уфы, что не все ученые разделяют мнение Астаповича. Чебаевский добавил: «Мы бы сами занялись разгадкой тайны арметовского каменного града, да не видим, какое практическое значение будет иметь это дело». Вот и посоветовал он нам посмотреть градовы камни на месте.

Наконец двадцать школьников во главе с учителем Подосинкиным погрузились в автобус. Экспедиция отправилась в деревню Арметово.

Переезд занял всего два часа. Местные ребятишки, узнав о цели поездки, сразу повели исследователей на поля. Один из них принес из дому восемь камешков. «А раньше, — говорили ребятишки, — мы их собирали фуражками».

Вот выдержка из дневника ишимбаевских следопытов.

«Прямо перед селом за речушкой тянется пологий склон правобережной гряды. Весь район распахан и засеян пшеницей…

Поднявшись повыше, мы начали встречать камни прямо на поверхности.

Только что прошедший дождь смыл частицы почвы, обнажив лежащие близко к поверхности градовы камни. Их больше всего встречается в канавках и рытвинках, по которым стекают дождевые воды…

Камни оказались неодинаковыми… Есть круглые многогранники, есть квадратные, менее выпуклые, на них видны лучи, образующие крест.

Нашли мы и чечевицеобразные формы, и шестиугольные, и пятиугольные, на поверхности их виден тот же странный рисунок»…

По совету учителя градовы камни были направлены в Уфу — в геологическое управление, в Уфимский музей и в Свердловск, в редакцию журнала «Уральский следопыт».

Вот так попали ко мне образцы градовых камней. Редакция журнала поручила мне выяснить, в чем здесь дело? Чему можно верить? Что правда и что вымысел во всей этой почти полуторавековой истории?

Тропою сомнений

И вот передо мной лежат таинственные каменные знаки. Что-то знакомое усматривается в их очертаниях. Никогда ранее не видел градовых камней, но мне кажется, что встречал что-то подобное. Но где? Нет, не могу вспомнить.

Пожалуй, сначала надо подытожить, что же правда и что выдумка во всей этой запутанной истории. Камни существуют. Это правда. Попали они сюда с градом? Это скорее всего выдумка. Если быть точным, то надо сказать — их нашли после града, но это не значит, что они упали с неба. Как, например, объяснить, что в окрестностях Стерлитамака, в деревне Левашово, где не было града, находят те же градовы камни? Их там нашел еще в 1825 году помещик Левашов, принявший активное участие в поисках камешков, «упавших с неба».

Хорошее наблюдение есть в дневнике ишимбаевских следопытов. Они увидели градовы камешки после дождя. В день события, как вы помните, кроме града, был ливень. Вода обнажила ранее лежавшие в почве камешки, и ребята нашли их, но решили, что камни выпали с градом. Им поверили и суеверные люди, и ученые.

Я вспоминаю свои впечатления от поездки в Великий Устюг. Там мне показали часовню, поставленную на месте одного из камней, упавших с неба. Ничего не скажешь, лежит там камень. Но с неба никогда еще не падали граниты. А в часовне лежит гранит — один из валунов, оставленных великим оледенением, некогда покрывавшим большие пространства Европейской части СССР. Местные священники поставили часовню над одним из таких валунов. По-видимому, и там в 1662 году, о котором вспоминал игумен, тоже падали с неба градины, показавшиеся валунами.

Может быть, следует и в других случаях поставить под сомнение кажущиеся незыблемыми «истины»? Пожалуй, действительно надо пройти тропою сомнений!

Не может нас порадовать, например, метеоритный след. Мало того, что все крупнейшие метеоритчики не признали в градовых камнях метеоритов. Мы сами увидели, что вообще выпадение камней на землю в районе Арметово может быть поставлено под сомнение. Если пойти по нумизматическому следу? Не монеты ли это древних времен? И здесь неудача. В коллекциях нумизматов всего мира нет ничего подобного. Да и химический состав камешков необычен для монет. Этот след надо сразу отбросить.

Очень заманчив минералогический след. Все ученые сходятся в том, что градовы камни — гетит, минерал, названный так в честь великого немецкого поэта и минералога Иоганна Вольфганга Гете. Это правда. А что же здесь вымышлено? То что этот гетит образовался по серному (железному) колчедану. Гетит чаще всего действительно образуется в зонах окисления колчеданных месторождений. Но он может развиваться и по другим минералам.

По моей просьбе градовы камешки посмотрел знаток уральских минералов, сотрудник Уральского филиала Академии наук СССР А. П. Переляев. Он уточнил название минерала, определив его разновидность. Минерал этот можно назвать лепидокрокитом, или рубиновой слюдкой. Он часто образуется в виде таблитчатых кристаллов, но такого рисунка, как у градовых камней, у лепидокрокита никогда не наблюдалось. «Хотя, — сказал Переляев, — нечто подобное действительно возникает при разложении колчеданов».

Так что же здесь правда, что наносное? Минерал лепидокрокит — это правда. А вот связь его с разложением колчеданов надо поставить под сомнение. Минералоги не могут объяснить, почему на поверхности таблитчатых кристаллов есть фигура креста. С этим надо считаться.

Другой минералог — профессор горного института Г. Н. Вертушков — сказал, что он до сих пор не видел ничего подобного. «Ясно, — сказал он мне, — что лепидокрокит как разновидность гетита — это вторичное явление. Он развился по каким-то первичным формам, но каким? Ответить на этот вопрос трудно».

А тут еще подоспели данные спектрального анализа (геохимический след), также проведенного в Уральском филиале Академии наук СССР. Его сделала сотрудница УФАНа, кандидат наук Н. А. Ярош. Она установила в градовых камнях много железа с примесью (в сотых долях процента) мышьяка, марганца, свинца, алюминия, ванадия, титана, никеля, кальция и хрома. Кроме того, в десятых долях процента здесь оказались магний и кремний.

В градовых камнях нет многих из элементов, характерных для тех лепидокрокитов, которые возникают при разложении типичных колчеданов.

Какой же итог? Тропа сомнений привела к отрицанию нумизматического, метеоритного, минералогического и химического путей. Какой же избрать новый путь?

Все время напрашивался самый необходимый путь — геологический. Надо было самому съездить в Арметово и посмотреть геологическую обстановку нахождения градовых камней.

Поездку удалось совместить с основными исследованиями, проводившимися сотрудниками Института геологии Уральского филиала Академии наук СССР в 1965 году. Я был вместе с ними в длительной поездке по Южному Уралу.

Сейчас существует две деревни Арметово — Нижняя и Верхняя. Первые находки градовых камней были сделаны у Верхнего Арметово. Места этих находок нигде никем точно не отмечены.

Местные школьники повели нас на поля своей деревни. Мы вместе с ними набрали около полутора килограммов градовых камней.

Они сами обратили наше внимание на то, что чем глубже врезаешься в почву, тем больше градовых камней в ней встречаешь. Наибольшее количество градовых камней встретили там, где в почве много мелких и крупных глыбок песчаников, на которых развились почвы окрестностей арметовских деревень.

Пашня, на которой мы собирали камешки, оканчивалась у деревни глубоким оврагом. Ручеек, протекающий по оврагу, вскрыл плитчатые песчаники, типичные для всей этой местности. Такие песчаники слагают огромные пространства области развития пермских отложений Западного Предуралья.

Вот так, идя геологической тропой, мы и додумались до мысли, что градовы камни не упали с неба, а возникли за счет материнской породы — пермских плитчатых песчаников, на которых здесь развилась почва.

Следы невиданных зверей

Сами градовы камни подсказали ответ на вопрос о своем происхождении. Как-то случилось, что ни один из ученых, занимавшихся этой проблемой, не обратил внимания на то, что среди градовых камней есть пятиугольники. Пятиугольники? Их нет в неживой природе!

Значит, разгадку градовых камней надо искать в мире живых существ, или точнее, среди некогда живых организмов — среди палеонтологических остатков!

Из многочисленных представителей мира животных (или некогда живших существ) выделяются обширные группы, обладающие пятилучевой симметрией. Это и морские звезды, и офиуры, и морские лилии, и многие другие!

Скорее к палеонтологическим справочникам!

В первых же из них мы натолкнулись на копии градовых камней. Так вот где я видел камни, похожие на градовы! Особенно интересными оказались чашечки морских лилий и офиур. В чашечке встречаются, как правило, и плоские формы с удивительным рисунком типа креста, и многогранники!

Стало совершенно ясно, почему в одном и том же месте встречаются разного типа многогранники. У деревни Арметово есть месторождение чашечек морских лилий, или офиур, или каких-либо других представителей царства иглокожих. Для многих представителей этого типа животных характерна пятилучевая симметрия. По рисункам в справочниках удалось точно установить некоторые из арметовских окаменелостей. Особенно выделялись формы иглокожих и морских губок, живших четыреста миллионов лет назад в ордовикском периоде палеозойской эры.

Вот так разрешилась часть загадки происхождения «таинственных камней». Так уничтожилась легенда о «градовых камнях».

Новые проблемы

Казалось, можно на всем сказанном поставить точку. Разгадана тайна каменных знаков, и на этом можно успокоиться. Но возник новый вопрос: как попали в район деревни Арметово ордовикские иглокожие?

Если посмотреть на геологическую карту южной части Предуралья, то можно увидеть, что деревня Арметово располагается в поле развития пермских отложений, возраст которых более двухсот миллионов лет. Как же попали в пермские отложения ордовикские ископаемые организмы? Ведь разница в их возрасте около двухсот миллионов лет! Что же, снова возрождать гипотезу градового происхождения иглокожих, то есть признать, что их неведомо откуда принес ветер? Или возможны другие причины их появления в районе деревни Арметово?

В последние годы во многих пунктах Урала вскрываются подобные несоответствия. То среди отложений, которые издавна считались древними, находят молодые окаменелости, то среди молодых осадков встречаются остатки древних организмов. Видимо, многие геологи и сейчас не умеют определять возраст горных пород: найдут какую-либо окаменелость и не задумываются, а как она попала в эти осадки?

Разгадка всех этих неясных вопросов намечена в наши дни коллективным трудом многих исследователей, но первой из них высказала новые идеи доктор геолого-минералогических наук Н. П. Малахова. Она доказала, что многие организмы никогда не жили на Урале, а принесены сюда либо реками, либо ледниками много миллионов лет спустя после их смерти. По таким окаменелостям нельзя определять возраст горных пород!

Не представляет исключения и арметовская находка. Она лишь новый штрих в общем комплексе фактов, на которых сейчас закладывается фундамент уральской геологии.

На основе этих фактов открываются поистине увлекательные перспективы. На огромных пространствах, там, где раньше неверно показывались древние отложения, восстанавливаются пермские осадки. Под ними могут залегать слои, содержащие нефть и уголь, и не исключена возможность, что такие крупные промышленные центры, как Свердловск, Магнитогорск, располагаются вблизи крупных скоплений нефти и угля, которых так не хватает уральской промышленности.

Точки возрастных несовпадений типа арметовских лишний раз показывают нам, что период исследований Урала старыми методами пора закончить. Сейчас ясно, что надо бурить глубокие скважины и изучить тот подземный Урал, который еще не затронут исследователями. И кто знает, какие подземные сокровища он нам откроет.

Двойка

До сих пор с мучительной болью переживаю случившееся. Как мог получить двойку?

Сначала все шло так, как это всегда бывает. Я подошел к столу, подал зачетку. Профессор сравнил меня с курносым существом, изображенным на фотографии, как-то неопределенно хмыкнул и, пробормотав: «До чего изменился детина», — показал рукой на груду экзаменационных билетов.

По-моему, нет человека, у которого не дрогнуло бы сердце, когда рука тянется к экзаменационному билету. Кажется, все выучил, все знаешь, а все-таки гложет мысль: «Что-то недоучил и сейчас будешь за это наказан». Но я-то чего боялся? Знал не только то, что требовалось по программе. У меня в портфеле находилась тетрадь, а в ней были записаны такие факты, такие мысли…

И вот билет у меня. Деревянным голосом прочел его содержание: «Причины эволюции» и в скобках — законы вымирания и законы эволюции организмов на примере прошлых геологических эпох.

Законы. В билете было дважды сказано — законы. О них мне и надо было говорить.

Я должен был перечислить общеизвестные истины. Начать надо было с Дарвина. Подвергнуть критике гипотезы давно вымерших катастрофистов и ламаркистов… Привести примеры перерождения амфибий в гадов, гадов в птиц, из гадов же вывести всех млекопитающих и человека. Рассказать, что неприспособленные организмы вымирали… Привести примеры из коллекции музея. Получить пятерку и пойти вечером с ребятами в широкоэкранный.

Ну зачем я стал говорить о роли радиоактивного облучения в жизни, эволюции, смерти организмов? Зачем затеял этот спор с профессором (нашел место — где!), когда он мягко намекнул мне, что ведь это непроверенная гипотеза. Мне нужно было понять это «наводящее» замечание и перестроить ответ.

А я вместо этого начал доказывать, что могли существовать условия, когда на Землю попадала увеличенная доза смертоносного стронция-90, цезия-137, углерода-14… Под влиянием этого облучения одни — неприспособленные — организмы гибнут, а другие — немногие — выживают и быстро эволюционируют.

Профессор больше не прерывал меня. Посмотрев на меня каким-то непонятным взглядом, он отвернулся к открытому окну и со скучающим видом постукивал карандашиком по столу, как это делают все в мире, — сначала острым, потом тупым концом.

Понятно, это только подлило масла в огонь. «Ну, погоди, — думал я, — ты все-таки будешь меня слушать». Я со страхом бросил на стол свой главный козырь — кость плезиозавра.

Тут профессор, действительно, оживился. Неодобрительно заметив: «Так, батенька, с реликвиями прошлого обращаться нельзя», — он схватил кость и долго вертел ее в руках, всматриваясь в каждый выступ. Я обратил внимание на то, какими нежными стали вдруг его сухие и сильные пальцы, как чутко они скользили по сглаженной поверхности кости.

— Значит, вы считаете, что это животное, э-э…

— Плезиозавр, — вставил я.

Он хмыкнул.

— …Что этот плезиозавр умер от ядерной радиации?

— Конечно.

— А с чего так резко возросло радиоактивное излучение?

Вот здесь-то я и пустился в дебри противоречивых гипотез. Но профессор перебил меня.

— Это все потом. Вы вот мне скажите, есть ли в этих костях стронций-90?

— Не знаю. Но должен быть. Можно проверить.

— Нет уж, батенька. Проверять не будем. И так все ясно. — И тут я с ужасом увидел, что он протягивает мне зачетку, не поставив оценки.

— Фантаст номер два, — ворчал он, выписывая в ведомости жирную двойку. — А фантазия без твердых знаний, батенька…

Но я не стал слушать и вышел из аудитории.

И вот сейчас снова и снова переживая случившееся, хочу рассказать, почему так вел себя на экзамене. Хочу, чтобы все знали трагедию далекого прошлого, которую случайно узнал.

Но начну по порядку.

Марево прошлого

Все началось в те дни, когда мы переехали в новую квартиру.

Однажды я полез на крышу ставить антенну радиоприемника. Прыгая из глухого окна, наступил на старый ящик. Одна доска сломалась и, поднимая тучи пыли, я свалился на пол.

Лежа на полу, сквозь щель в ящике заметил в нем старые газеты и книги — очень много старых книг. Рыться в чужих вещах, конечно, не полагается, но сдержать любопытство было трудно. Отодрав сломавшуюся доску, стал разбирать книжный хлам: потрепанные и неразрезанные книги, газеты двух-трехлетней давности, научные журналы. И вдруг — тетрадь в клеенчатом переплете, на которой крупными неровными буквами было выведено:

«Тайны Д. П. З-и».

Страницы тетради были исписаны неровным, неразборчивым почерком. Вероятно, тетрадь представляла незначительную часть дневника, который вел в течение многих лет какой-то охотник. Ни имени, ни фамилии указано не было.

Разбирая с трудом каракули неведомого хозяина тетради, наткнулся на описание странного события. Привожу это описание, ничего в нем не меняя.

«Бесконечные дали зеленой степи вдруг преобразились. Исчез травяно-зеленый цвет, все приняло какие-то нереальные очертания. Вода из голубой стала фиолетово-красной…. На небе вспыхнули и заплясали фиолетовые, изумрудно-зеленые, пурпурные, ослепительно желтые краски. Они сливались в разноцветный хаос лучей, занавесей, полос и дуг…

Сколько времени продолжалась эта пляска красок — не знаю. Неожиданно все утихло, и на месте степи раскинулась бескрайняя гладь океана.

И вдруг из бурных волн появилось непонятное, невозможное, невообразимо противное существо.

Выставив вперед четырехметровую змеиную шею с утиной головой, дико вращая огромными глазами, к берегу подплывало невиданное чудовище. Разевая рот, словно в отчаянном крике, оно вползло в нишу у подножия скалы. Грудь твари покрывала белая крокодилья чешуя, спина была темной. Чудовище передвигалось на длинных, похожих на ласты, лапах. Оно напоминало удава, продетого в панцирь черепахи.

Прибрежные скалы и вершины оделись в необычный узор. Сквозь дымку голубого марева просматривались деревья, похожие на эвкалипты и пальмы…

На берег со страшной скоростью надвигалась седая волна. Она бешено рванулась к скалам. Я видел, как берег зашатался и часть обрыва рухнула вниз, распластав под собой чудовище… Вслед за ней пришла вторая волна, еще более высокая и могучая, и все деревья, листья, трава, сорванные с берегов вместе с почвой, закружились в пенящемся водовороте…

Не знаю, сколько времени прошло после этого. Резкий зной сменился холодом предутреннего рассвета. Сквозь белесый туман я увидел, что все опять было на своем месте. Догорал костер, блестело озеро с обрывистыми берегами.

Это была та же знакомая мне Тургайская равнина. Почему же вдруг увидел и море, и гибель чудовища? Откуда взялась эта удивительная игра красок? Что произошло?

Не слышал никаких звуков. Все происходило в полной тишине, как в немом кино. Неужели это был мираж?»

Да, то, что видел и пережил хозяин тетради, можно назвать как угодно: бред, сновидение, мираж… Но он пишет, что не спал. Да и слишком реальной была вся картина. Известно, что многие миллионы лет назад на месте Тургайской низменности, действительно, расстилалось море, что в нем жили чудовища, удивительно похожие на то, которое описано в тетради. Но можно ли в наши дни увидеть картины невероятно далекого прошлого?

До сих пор подобные чудеса встречались только в научно-фантастических повестях и романах. А сейчас, прочитав в случайно найденной тетради описание необычного явления, я почувствовал, что это не просто мираж, это странная фантастическая тайна природы, разгадку которой непременно нужно найти.

Погоня за плезиозавром

Стоя у слухового окна, я неторопливо листал страницы тетради. И вдруг в глаза бросилась вырезка из газеты:

«Свердловск, 29. В окрестностях Свердловска недавно были найдены хорошо сохранившиеся кости морского чудовища — плезиозавра, жившего в меловом периоде около восьмидесяти миллионов лет тому назад. У этих морских ящеров была длинная гибкая шея, утиная голова, плавники-ласты и черепаховидное тело. В длину плезиозавры достигали десяти-двенадцати метров. Находка имеет большое научное значение».

К этой вырезке была сделана приписка:

«Один ученый сравнил плезиозавра с великолепной весельной «двойкой». Такая «двойка» выиграла бы на международных лодочных соревнованиях не одну золотую медаль. Все палеонтологи говорят, что плезиозавры были очень сильными животными. На костях плезиозавров они нашли резкие шероховатости в тех местах, где обычно прикрепляются мускулы. Такая сильная шероховатость бывает только у очень мускулистых животных».

Дальше несколько страниц тетради были посвящены личным переживаниям после посещения геологического музея. В музее, где были выставлены находки плезиозавра, мой охотник и увидел остатки скелета, и реконструкцию этого вымершего животного. И он узнал то чудовище, которое видел в Тургае!

Ему захотелось немедленно вернуться к месту происшествия. Так началась его погоня за плезиозавром, все материалы о котором он начал записывать в этой тетради под рубрикой «Тайны Д. П. З-и» — Тайны Далекого Прошлого Земли.

В погожий осенний день он снова собрался к озеру. Взятой из дома киркой стал разбивать глыбы горных пород там, где видел гибель плезиозавра. Он работал, как одержимый, и к концу недели нашел уже несколько обломков костей, очень сходных с теми, которые были выставлены в музее. Мираж обретал прочную каменную основу.

Кости… Где же кости? Я бросился к ящику и стал выбрасывать прямо на пол чердака пыльные газеты, тетради, книги…

На самом дне что-то загромыхало. Вот они, останки плезиозавра, погребенного под скалой миллионы лет назад! Только почему-то у них был какой-то необычный оттенок. Но, может быть, это от пород, в которых они лежали…

Я вернулся к ящику и стал перебирать бумаги одну за другой. Вот тетрадь с записями охотничьих впечатлений, вот пачка газет, вот еще тетрадь. В ней наклеены вырезки… Все это надо просмотреть как следует.

С трудом собрав тетради и кости, я пошел домой.

Поля жизни и смерти

У меня все время было странное чувство: мираж, который видел в Тургае старый охотник, — это не просто мираж. Не знаю, как и почему он стал свидетелем момента гибели одного из ящеров. Что напугало плезиозавра? Почему он раскрыл рот так, как будто кричал от боли? Откуда взялась чудовищная волна, похоронившая его под скалой? Что вызвало игру красок на небе?

Мне казалось, что все эти явления чем-то связаны между собой и в этой-то связи и таится разгадка одной из важнейших тайн далекого прошлого, тайны гибели звероящеров.

Внимательно просмотрел все тетради охотника. Чувствуется, что он мучительно искал разгадку своего невероятного видения и не мог найти, ведь я-то был студентом второго курса, слушал лекции по палеонтологии у нашего профессора, у меня уже была (так тогда казалось) определенная система знаний.

Вот здесь-то сделал самую большую ошибку: никому ни слова не сказал о своей находке. Я переоценил свои силы, захотев один стать первооткрывателем.

С чего начать? Самым разумным было бы найти хозяина тетради. После долгих расспросов мне, наконец, удалось выяснить, что как раз в нашей квартире — не странное ли совпадение? — раньше жил пенсионер Петр Федорович Семенов, старый литейщик и страстный охотник. Выйдя на пенсию, он затосковал, особенно, когда два его сына, окончив институты, разъехались в разные места. В конце концов Петр Федорович решил перебраться поближе к природе. Он и раньше всегда проводил свой отпуск в долгих поездках по Уралу. Стало ясно, что именно Петр Федорович — автор записей в тетради. Но найти его не удалось. Он уехал неизвестно куда, обещал писать одному из соседей, да так и не написал ни разу.

Приходилось довольствоваться только записями в тетради и костями плезиозавра.

Прежде всего нужно было как можно больше узнать об условиях жизни пресмыкающихся мезозойской эры и особенно мелового периода, в конце которого и вымерли ящеры.

Я погрузился в мир необычайного. Лишь кое-что из этого мы слышали на лекциях. А в основном все было ново, интересно и странно, как в «Дон-Жуане» Байрона:

Вот, например, на Северной Двине, у города Котласа, профессор Амалицкий нашел целое кладбище окаменевших животных. Они вымерли в конце пермского периода, около двухсот сорока миллионов лет тому назад. Скелеты их хранятся сейчас в Москве, в Палеонтологическом музее Академии наук. Это были звероподобные ящеры — парейазавры с массивным панцирем из костных бляшек… На черепе у них были шиловидные и роговидные выросты, нависавшие над широко расставленными глазами.

Пожалуй, Пушкин не слишком фантазировал, когда писал:

В альбомах и атласах, которые я смотрел, мне попадались изображения разнообразных птицеящеров, животных, похожих сразу на тапира и на свинью, нелепых рыбоамфибий…

А профессор Ефремов — тот самый писатель-фантаст — нашел огромное кладбище чудовищ в Монголии. Многие десятки миллионов лет назад, в меловом периоде, там обитали двуногие ящеры — динозавры. Их облик так необычен, что их часто называют «дивоящерами». Это огромные твари, у некоторых по коже были разбросаны похожие на рога наросты, придававшие им фантастический вид; у многих на голове и хвосте торчали страшные шипы. Все эти твари нашли смерть у воды. Они вымерли на всем земном шаре от какой-то неизвестной пока причины. И вымирали они в одно время целыми стадами сразу.

У нас на Урале тоже жили когда-то такие чудовища. Под Очером, в Пермской области, краевед Нецветаев нашел в заброшенной каменоломне загадочные камни. Он сдал их в музей Пермского университета. В Очер была направлена экспедиция Академии наук. Идя по следам камня, она нашла там десять полных скелетов и тридцать черепов ископаемых животных, населявших Предуралье более двухсот миллионов лет назад. Чудовища умерли у воды. Их скелеты принесла сюда древняя река, которая протекала в Предуралье в это же время.

И вот понемногу из всех этих описаний, на фоне общих законов эволюционного развития жизни на Земле, мне стало ясно, что многое-многое еще не решено.

Почему семьдесят миллионов лет назад вымерли многие ящеры — мезозойские хозяева Земли? Чем объяснить гибель в это же время многочисленных головоногих моллюсков?

Почему на Земле и в другие времена наступали эпохи великих вымираний? Оказывается, вымирали скопом не только ящеры, но и мокрицеподобные трилобиты, древовидные папоротники и множество других растений и животных.

Но почему-то в эти эпохи великих вымираний оставались жить и процветать многие другие виды растительного и животного царства.

Эти неизвестные тайны далекого прошлого Земли и заставили меня окунуться в бездну разнообразных гипотез.

В одной научно-популярной книге мне попался рисунок пермского ящера, стоявшего на горе среди льдов. У ящера был очень грустный вид. Он съежился от холода. Видно, что жизнь уже еле теплилась в этой бедной зверюшке. Автор книги придерживался климатической гипотезы о причинах вымирания пермских чудовищ. Но он никак не мог свести концы с концами, когда стал объяснять причины массовой гибели мезозойских ящеров. Оказалось, что в пластах, где находят огромные количества окаменевших костей мезозойских ящеров, нет никаких следов холодного климата той эпохи. Все данные говорят о том, что во всем мезозое был влажный теплый климат.

Противники климатической гипотезы считали главной причиной вымирания животных и появления новых форм — горообразование. Они рассуждали довольно просто: после горообразования дно морское становится вершиной хребта, морские животные вымирают. Зато прибрежные растения приспосабливаются к наземным условиям и выживают.

Все, казалось, становилось на свое место, за исключением главного — в местах массовых захоронений мезозойских животных не было следов горообразования.

Но попробуйте разобраться в таком, например, объяснении одного из современных «авторитетов».

«В частности, — писал он, — несомненно, что и вымирание мезозойских рептилий произошло не сразу: ихтиозавры, например, вымерли, по-видимому, раньше, плезиозавры, птерозавры исчезли, возможно, до окончания верхнемеловой эпохи».

«По-видимому!», «Несомненно!», «Возможно!» Ну, а где же «наверняка»?

У грани неведомого

И вот тут-то я обратил внимание на одну вырезку из книги американца Смита, наклееную в тетради моего охотника. Смит писал:

«Эффект действия этих сил вполне можно назвать беспрецедентным, великолепным, прекрасным и ужасающим. Никогда раньше не существовало вызванного человеком явления такой колоссальной мощи. Световой эффект не поддается описанию. Вся местность была освещена палящим светом, сила которого во много раз превосходила силу полуденного солнца. Он осветил каждую вершину, ущелье и гребень близлежащего горного хребта с такой ясностью и красотой, которых нельзя описать, а надо видеть, чтобы представить их себе. Это было то великолепное и прекрасное, о чем великие поэты только мечтали…»

Я не сразу понял, что поразило хозяина тетради в этом описании. Меня восторг Смита просто возмутил. Можно ли так восхищаться взрывом атомной бомбы?

Ведь уже позади была катастрофа в Хиросиме и Нагасаки; позади была и трагедия атолла Бикини, которая привела к гибели японских рыбаков.

Но ведь не ради же возмущения переписана эта выдержка из книги. Может быть, моего охотника поразило сходство цветовых эффектов? Сходство миража — и атомного взрыва…

Сходство, конечно, огромное, но причем здесь атомный взрыв? Ведь во времена динозавров атомных бомб не было! Еще запись. В ней рассказывался удивительный эпизод о полярном сиянии вблизи экватора, которое наблюдали в Тихоокеанской обсерватории на острове Апиа. Вблизи экватора — и вдруг полярное сияние! Выяснилось, что момент яркой вспышки полярного сияния точно совпал по времени с максимальной стадией вспышки опытного ядерного взрыва, произведенного американцами в двух тысячах километров от обсерватории Апиа.

Что ж! Такая связь возможна. Это лишний штрих, показывающий, что автор тетради как-то связывал (и не без оснований) гибель плезиозавра и виденный им мираж с ядерными взрывами, происшедшими в отдаленные геологические времена. Но как же этот мираж дошел до наших дней? Как мог Семенов увидеть то, что произошло десятки миллионов лет назад?

А рядом была выписана коротенькая заметка биолога Хиленжюса, перепечатанная «Советской Россией» со страниц «Юманите».

«В одном из голландских каналов, куда сбрасываются воды после производства атомных материалов, найдены удивительные лягушки — феномены. У некоторых лягушек было по шести лапок, по десять-двенадцать пальцев, причем пальцы росли даже на спине. Это результат перерождения организма под влиянием атомной радиации».

Так вот оно что! Видно, охотник решил, что на вымирание одних животных и развитие других могла повлиять атомная радиация.

Ведь говорят же, что под влиянием облучения появились новые вирусы гриппа — те самые, с которыми врачи ничего не могут сделать. Зато, облучая радиоактивными изотопами пенициллиновые грибки, получили лекарство, в десятки раз более сильное, чем тот пенициллин, который вырабатывали раньше. Да ведь сейчас уже можно привести десятки таких примеров.

Интересно: с одной стороны, смертоносные лучи губят жизнь, с другой — дают новые формы жизни. Может быть, на самом деле разгадку причин великих полей жизни и смерти в далеком прошлом Земли надо искать именно в радиации?

Об этом уже ведь писали. Вот, например, палеонтолог Иванова как-то напечатала статью, в которой говорится о связи эволюции живых существ с повышенной радиоактивностью на Земле. Она считает, что при горообразованиях на Земле повышалось количество радиации. Но мне казалось, что это не доказательство. Нельзя же одну гипотезу доказывать другой! А откуда она знает, что при горообразованиях радиоактивность действительно увеличилась? Это еще надо доказать.

И надо выяснить: было ли, действительно, резкое повышение радиоактивности? Откуда к нам на Землю могло, прийти повышенное количество смертоносных изотопов? Тут без астрономии не обойтись.

Лучи смерти

Я начал рыться в астрономических трактатах. Это было нелегкое дело. И все-таки многое стало проясняться.

Давным-давно ученым известно о существовании радиоактивных смертоносных «космических лучей», ливни которых движутся к нам на Землю из неведомых глубин Космоса. Они состоят из осколков атомов различных химических элементов. Эти осколки все время бомбардируют нашу атмосферу и порождают здесь новые частицы, достигающие поверхности Земли.

Оказывается, астрономы В. И. Красовский и И. С. Шкловский уже говорили о связи эволюции живых существ с повышением активности космических ливней. Они объясняют великие вымирания животных тем, что вблизи нашей солнечной системы могли вспыхивать так называемые «сверхновые звезды». Они доказали, что главным источником космических лучей являются области, в которых произошел взрыв такой звезды.

Лет 900 назад китаец Ма Туан-лин заметил в одном из участков неба звезду необычайной яркости. Раньше ее не было видно, поэтому такие звезды и называют «новыми». А на самом деле они старые. Звезда горела очень ярко пятьдесят пять дней. Ма Туан-лин указал на звездной карте то место, в котором вспыхнула эта «сверхновая» звезда. А теперь из этого участка неба идет к нам ливень космических частиц.

Но особенно сильное космическое излучение, оказывается, дает наше Солнце. Там все время идут ядерные реакции, в результате которых и зарождаются космические лучи. Они скапливаются в магнитном поле вокруг Земли в трех зонах смертоносной радиации. Их обнаружила наша космическая ракета. Одна зона расположена близко от поверхности нашей планеты, две другие — на расстоянии пяти-восьми диаметров Земли.

Но если магнитное поле улавливает смертоносное излучение, то как же оно достигает земной поверхности? Оказывается, и этот вопрос уже отчасти разрешен. На Солнце бывают взрывы такой силы, что по сравнению с ними водородные бомбы — детские игрушки.

23 февраля 1956 года на Солнце был такой взрыв, что его силу можно сравнить с одновременным взрывом миллиона водородных бомб. Представляю, что это такое, если каждая из водородных бомб выделяет столько энергии, сколько ее было во всех взрывчатых веществах, взорванных за четыре года Великой Отечественной войны!

Этот взрыв изменил магнитное поле Земли. По всей Земле пронеслась магнитная буря. Она нарушила на некоторое время телефонную и радиотелеграфную связь. А полярные сияния были видны даже в южных широтах.

Значит, именно полярные сияния мог видеть в Тургае во время миража автор тетради. Эти фиолетовые, пурпурные, оранжево-желтые занавеси и дуги на небе могли возникнуть в результате сверхмощного взрыва на Солнце. Такие же вспышки, конечно, бывали и в прошлом. Может быть, они приносили на поверхность Земли космические частицы, за многие столетия накопившиеся в магнитном поле. Не этими ли страшными взрывами на Солнце были вызваны великие вымирания динозавров, аммонитов, трилобитов?

Но вот что еще интересно. Земля вместе с Солнцем совершает оборот вокруг центра Галактики за двести миллионов лет. О связи наших земных событий с тем, что происходит в Галактике, рассказал советский ученый Лунгерсгаузен. До него никто не обращал внимания на странную повторяемость оледенений на Земле. А оказывается, крупнейшие оледенения следовали одно за другим с удивительной периодичностью — через каждые двести миллионов лет. Сопоставляя эту закономерную последовательность оледенений с периодичностью обращения всех звезд в Галактике, Лунгерсгаузен предположил, что в нашей звездной системе есть холодные и теплые зоны. Уже миллионы лет наше Солнце с планетами мчится по такой холодной зоне, переживая своеобразную космическую зиму! Лунгерсгаузен насчитал в жизни Земли шесть или семь достоверных этапов таких зим.

Космические зимы Лунгерсгаузена удовлетворительно объясняют вымирание тех существ на Земле, которые попадали неожиданно в эти холодные условия.

Ну, а как быть с теми из них, которые вымирали в условиях теплого климата? «Наш» плезиозавр не знал, что такое зима.

Может быть, в Галактике есть не только холодные и теплые зоны? А вдруг в Космосе есть области с огромной силой радиоактивного излучения? Может быть, именно в то время, когда Земля проходила через эти области, и вымирали животные прошлых эпох?

Все это только предположения, гипотезы. Вот если бы доказать, что динозавры вымерли действительно от резкого повышения радиоактивности. Но как это сделать?

Что скажет скелет

Вот о чем я говорил на экзамене профессору. Но догадки и предположения выложил чуть ли не как твердо установленный мною факт. И от первого же вопроса все разлетелось вдребезги.

Помню, профессор оборвал меня довольно энергично: «Уж, если вы, батенька, решили фантазировать, так подкрепляйте свои фантазии строгими научными фактами. Вы говорите: надо искать стронций-90. Чему вас учат? Разве вы не знаете, что стронций-90 недолговечен и быстро переходит в цирконий-90? Стыдно, батенька, не знать, что период полураспада смертоносного стронция всего девятнадцать и девять десятых года. Значит, уже через пятьсот-тысячу лет весь наш стронций перейдет в цирконий. И уж если вы верите в свою гипотезу, так и ищите цирконий».

Как же можно было прозевать этот факт? Как можно так грубо ошибиться? Один вопрос — и вся моя «теория» полетела.

Вот съездить бы на место раскопок плезиозавра! Набрать там костей этих животных и посмотреть, нет ли в них циркония-90. Туда можно отправиться летом во время каникул. Надо подумать о товарищах, подобрать надежных людей.

А пока — исследовать кости ящеров, установить, чьи они, отчего и когда погибли чудовища.

Я стал рыться в книгах и атласах по палеонтологии. Да, это, действительно, были кости плезиозавра. Ничего удивительного в этом не было. Уральские палеонтологи уже знали о том, что в Зауралье, в морях мелового периода, около ста миллионов лет назад на самом деле жили плезиозавры.

Может быть, взять с собой маленькие обломки костей плезиозавра и отправиться в спектроскопическую лабораторию? Если в них есть цирконий, значит, не случайно северное сияние в мираже совпало с моментом гибели плезиозавра, значит, он действительно погиб от атомного ожога или излучения.

Там, в лаборатории, думал я, кости растолкут в мелкий порошок. Лаборант положит крошечную часть порошка на уголек горелки спектрографа. Загудит включенный в электросеть аппарат. Послышится легкий треск. Сгоревшие в пламени вольтовой дуги кости ящера пошлют через серию призм и увеличительных стекол сигнал на фотоэмульсию. После этого — читай результат.

Я так и сделал: собрал кости и отнес в лабораторию. И вот здесь-то пережил самый страшный момент в моей жизни. Это было похуже двойки на экзамене. Я никогда еще не испытывал такого стыда.

Лаборант, которому я принес узелок с костями, хитро улыбался.

— Так, так, молодой человек, молодой человек, — говорил он, явно кого-то копируя. — Значит, косточки принесли. Посмотрим. Проходите, пожалуйста, проходите.

Высыпав содержимое моего узелка на стол, лаборант взял небольшой молоточек, пододвинул походную наковаленку, сделанную из отпиленного куска рельса, и ударил по одной из косточек.

Во все стороны полетели куски белого цвета, очень похожие на известь или гипс. Я бросился их подбирать.

Это были не кости. Это были муляжи, учебные муляжи из глины и гипса. Правда, сделанные очень искусно, но все равно как я мог так постыдно ошибиться!

Пулей вылетев из лаборатории, бросился вниз по лестнице. А лаборант вдогонку кричал: «Так, значит, вы говорите, это были косточки? Косточки?».

Так вот почему так ухмылялся профессор, разглядывая кость! Он, конечно, сразу понял мой промах. За это и поставил двойку.

«Ну, хорошо, — подумал я, немного придя в себя, — это муляжи. Но ведь не случайно же, не ради шутки изготовил их хозяин тетради. Может быть, это копия найденных им в Тургае костей? Ну, конечно! Не мог же он оставить у себя такую ценность. Наверное, сдал свои находки в музей, а сам изготовил копии».

Нет, еще не все потеряно. Надо искать на месте раскопок, благо оно указано в тетради довольно точно. Надо искать, искать, искать. Иначе — хоть не возвращайся в институт.

В добрый путь

Под большим секретом я рассказал обо всем двум однокурсникам и нашему общему другу — аспиранту кафедры палеонтологии Сергею Ивановичу. Мы вместе проходили практику, вместе бродили по окрестностям города.

Это были хорошие ребята. Правда, Сергей Иванович слишком увлекался стихами и мог читать их час за часом, не переставая. Но мы взяли с него страшную клятву, что нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах он не будет читать стихи, если мы его не попросим.

У другого моего приятеля был только один недостаток — его имя Бастнезит. Его папа и мама были геологами и дали ему имя в честь минерала, содержащего редкие элементы. Родители, конечно, не предполагали, что в институте Бастнезита будут дразнить «редким элементом».

Жанна при всем своем ехидном острословии была прекрасной хозяйкой. Стоило ей поручить организацию всего нашего несложного хозяйства, как все заботы исчезали. Она отлично знала, что, где и сколько купить, куда упаковывать припасы. Она стала великолепным завхозом нашей самодеятельной экспедиции.

Я не буду рассказывать, что мы с собой взяли.

Много ли надо геологу! Главное — набор инструментов, чтобы получше вскрыть место гибели плезиозавра. Мы ни на минуту не забывали о главной цели поездки.

Перед отъездом друзья пожелали нам доброй дороги. Но мы-то знали, что наша дорога вряд ли будет гладкой. Нас ждали болота, степь и вместо отдыха — твердые породы, которые придется раскапывать. А ведь опыта ни у кого из нас, кроме Сергея Ивановича, не было.

Я когда-нибудь расскажу подробно о нашей поездке по Среднему и Южному Уралу. В ней было все: и новизна впечатлений, и ночевки в лесу, у ручья или в степи, и прелесть предутреннего тумана у полузатухшего костра…

Это Сергей Иванович, забыв о своей клятве, читал Есенина, а мы даже не прерывали его: так хороши были тихие вечера у костра, посреди бескрайней, уходящей в неведомую даль степи. Что нас ожидает? Какие чудеса придется увидеть?

Ночной гость

Это была обычная ночевка. Уже привычно быстро и умело расставлялась палатка… У костра кто-то кого-то отчитывал: днем забыли пополнить запас спичек, а костер, как назло, не разгорался. В этот день нам неожиданно повезло: встретилась пустая машина, и шофер согласился нас довезти.

Дорога была идеально непроезжей. Наш вездеход приходилось постоянно подталкивать. Мы мостили дорогу, вытаскивали всеми возможными способами машину из грязи. Измучились вконец, но зато добрались до цели нашего путешествия, до озера, на котором Семенов видел мираж.

Я узнал это место. Вот скала, вот обрывистый берег, под которым был похоронен плезиозавр, вот следы раскопок… Озеро плескалось совсем рядом, почти невидимое в наступающей темноте. Только изредка отблески бегущей за облаками луны вырывались из мрака.

Настроение у нас было странное: и торжественно-приподнятое, и настороженное в то же время. Казалось, это не озеро, а безбрежный океан давно минувшей эпохи. Мы как будто чего-то ждали.

Костер начал, наконец, разгораться. Закипела вода в ведре, вкусно запахло супом. Мы сидели у костра, и невольно понижая голос, обсуждали план завтрашних раскопок.

И вдруг… Я не могу сейчас во всех деталях воспроизвести события этой страшной минуты. Мы были слишком испуганы, дико, панически испуганы, и поэтому воспоминания, конечно, не точны.

Началось с того, что мы услышали истошный крик, почти вой. Это кричал Сергей Иванович, ушедший за дровами. Мы обернулись к нему и окаменели от ужаса. На Сергея Ивановича надвигался страшный дракон. Он летел низко, крылья его почти касались деревьев.

Гигантский дракон пронесся над нашим костром со скоростью ветра, закрывая огромными распластанными крыльями все небо.

Нет, это был не мираж. Это была всеми нами отчетливо виденная жуткая явь.

Бастнезит как-то странно икал, а меня била мелкая дрожь… Только Жанна, быстро стряхнув в себя оцепенение, дрожащими руками принялись приводить в порядок наше хозяйство.

Немного опомнившись, мы, перебивая друг друга, стали рассказывать, кто что видел.

У дракона было сравнительно небольшое туловище — не больше человеческого тела, — на этом сошлись все. Но в остальном мнения решительно расходились. Сергей Иванович нетвердым, ломающимся голосом уверял, что он видел вращающиеся круглые выпученные глаза. Это был птицеящер.

Бастнезиту показалось, что из пасти дракона вырывалось пламя и вылетал смрадный дым. Но Жанна сразу же разбила это утверждение, показав на перевернутое кем-то ведро: смрад был вызван пролитым в костер супом. Меня поразила окраска ящера: у него было красноватое, шелковистое брюхо, а тело — серо-стального цвета.

Полет чудовища был парящим, могучие распахнутые крылья бесшумно несли уродливое, страшное туловище.

Мы тесно сбились вокруг костра, точно он мог защитить нас этой тревожной ночью от острых зубов и распахнутой пасти чудовища, неведомо как пережившего миллионы лет.

Драконы из Вракона

Конечно, все разговоры были только о летающих ящерах и драконах.

В Швейцарии есть живописное место — Вракон. Здесь в середине прошлого века ученый Реневье исследовал меловые отложения, точнее ту их часть, которая получила в науке название враконского подъяруса. В отложениях подъяруса, а особенно в покрывающих Вракон слоях, в Западной Европе находят кости летающих ящеров — птеранодонов. Это я хорошо запомнил еще перед сдачей экзамена по палеонтологии. Всем понравилось сочетание слов — дракон и Вракон.

Мы все вспоминали, что знали о птеранодонах. Это были крупнейшие из всех летающих животных всех времен. Они жили на Земле примерно в одно время с плезиозаврами. Размах крыльев птеранодона достигал восьми метров. Теперь мы увидели это своими глазами. Птеранодоны жили в прибрежных зонах мелового моря. Они охотились за рыбой как современные чайки или альбатросы. Причина их вымирания еще никому не известна.

Да и не все они вымерли, в этом мы сами убедились! Один из ученых, правда, писал, что летающие ящеры вымерли потому, что перепонка крыла у них удерживалась лишь одним пальцем, При любом ураганном ветре такое крыло могло быть повреждено. Но разве ничего не слышал этот ученый о том, что летающие ящеры жили с таким устройством крыльев не менее семидесяти миллионов лет. И, по крайней мере, один из них дожил до наших дней.

А дальше, как из рога изобилия, посыпались рассказы о драконах.

Мы вспоминали изображения драконов на иконах древних русских мастеров, сказки о Змее Горыныче, китайские легенды об огнедышащих драконах. Как они возникли? Что лежит в основе этих легенд? Неужели по каким-то причинам отдельные ящеры доживали до недавних времен и своим появлением пугали наших предков, как сегодня испугали нас?

Не была ли большая реальность описания драконов во всех легендах у различных народов связана с тем, что отдельные люди действительно видели летающих ящеров?

Кто-то из нас вспомнил древний рисунок, на котором была запечатлена гибель дракона от руки мифического Георгия Победоносца. А Бастнезит вспомнил рассказ своего отца, недавно побывавшего в Лондоне. Там он видел древнюю гравюру дьявола в модном женском костюме с крыльями и лапами дракона. Сергей Иванович же стал читать отрывки из «Песни о Нибелунгах». И нам стали понятны сцены битвы Зигфрида с ужасным драконом. Такие драконы в прошлом, может быть, залетали на Русь, а в былинах сохранились рассказы о битвах витязей с чудовищами.

Говорили мы о таинственном высокогорном плато, которое с такой силой описал Конан Дойль в «Затерянном мире». Что, если кое-где на Земле и, вправду сохранились условия, благоприятные для жизни гигантских ящеров? А может быть, эти условия есть где-то здесь, недалеко от Тургая?

Было жутко, и мы заснули только к утру, оставив дежурного с ружьем, заряженным картечью.

Проснулись мы от пронзительного визга. Жанна, наша Жанна, которая не потеряла присутствия духа даже вчера при виде дракона, визжала, как девчонка, отбиваясь от каких-то странных существ.

Они летали, эти твари! Одна из их налетела на Жанну и застряла в ее волосах. Мы бросились на помощь. С ужасом и отвращением мы держали в руках летающего урода.

Это была невообразимая помесь ящериц и лягушек, с перепончатыми крыльями, как у летучих мышей или белок-летяг.

Мы ясно видели, что это существо было шестипалым, а на каждой лапе торчало по десять-одиннадцать пальцев.

Я сразу вспомнил вырезку из газеты, в которой биолог Хиленжюс рассказывал о лягушках-феноменах. Так вот оно что! Здесь было облучение животных космическими частицами.

Как же уцелел при облучении Петр Федорович? А сейчас? Может быть, доза облучения смертельна для нас, а мы даже не можем этого проверить: ведь у нас нет радиометра. Что же, неужели уходить? Но как же раскопки? Как же разгадка тайны миража? Нет, уходить нельзя, надо работать. Надо искать.

Воскресшее чудовище

И вдруг совсем рядом раздался веселый голос: «Привет геологам!» Мы вздрогнули от неожиданности. Только сейчас мы заметили подошедшего к нам молодого парня в такой же, как у нас, клетчатой ковбойке.

— Андрей! — крикнул Сергей Иванович и бросился к нему. — Ты что здесь делаешь?

— Сергей! Здравствуй! Вот где встретились!

Оказалось, что Сергей и Андрей учились в нашем институте почти в одно время. Только Андрей кончил позже и потом приехал сюда, в полевую лабораторию одного из столичных институтов. Мы налетели на него с расспросами, подсовывая чуть ли не под нос ему нашу утреннюю добычу.

— Все потом расскажу. И откуда лягушки взялись, и что мы тут с ними делаем. А птеранодона случайно вы не встретили?

— Встретили! — ответили мы хором. — Так они на самом деле здесь сохранились?

— Да, недавно появился один. Не знаем еще откуда, как и почему выжил. Пытаемся его поймать живым.

— А вы как же тут с ним?.. — я чуть не сказал «уживаетесь».

— Привыкаем понемножку. Хотите, покажу, где у нас сети поставлены? Каждое утро ждем — может, наконец, попадется.

Мы смущенно переглянулись. Встречаться с драконом еще раз как-то не очень хотелось. И тут Сергей Иванович решительно сказал:

— Надо пойти. Такой случай упускать нельзя.

Мы понимали: ему хотелось побороть свой вчерашний страх.

— Ну, что же, пойдем. Только не шуметь, а то как бы беды не вышло, — предупредил Андрей. — Это вам не медведь какой-нибудь.

Тихо шли через березовый лесок, стараясь не шуметь, не переговариваться, поминутно ожидая появления дракона.

Сквозь деревья мелькнула широкая поляна. Андрей крадучись придвинулся к кустам, раздвинул ветки — и замер. Все тело его напряглось. Потом он, не оборачиваясь, махнул нам рукой. Затаив дыхание, мы выглянули на поляну — и едва сдержали крик. Там сидел — или стоял? — птеранодон. Настоящий, живой, отвратительный и страшный, будто в самом нелепом сне. Нахохлившись, как замерзшая курица, он сложил крылья, словно завернулся в плащ, и поднял длинный острый клюв. Круглые красноватые злые глаза смотрели с тоской и отчаянием. Страшный птеранодон походил на бабу-ягу из русских сказок.

— Эх, сел в стороне от сетей, опять не попался, — с досадой прошептал Андрей.

Бастнезит схватился за ремень фотоаппарата. Лихорадочно, стараясь делать все очень тихо, он стал освобождать фотоаппарат от чехла. Мы затаили дыхание. Получить фотографию летающего мезозойского ящера — да ведь это же вызовет переворот в науке!

Вот, наконец, фотоаппарат был расчехлен, подготовлен к съемке. Раздался тихий щелчок спущенного затвора.

И то ли у ящера был тонкий слух, то ли кто-то из нас наступил на сук или подломил ветку, то ли чудовищу просто надоело сидеть — огромные крылья с хрустом распахнулись, взмахнули — и дракон взмыл в утреннее голубое небо. Тоскливо и противно крича, он сделал несколько кругов над поляной и стремительно умчался в сторону озера. Мы бросились за ним, спотыкаясь о старые сучья, задевая за деревья. Но, когда лес кончился, птеранодона нигде не было уже, он исчез, словно растаял в небесной голубизне или превратился в белое облако, проплывающее над озером.

Все это было непонятно. Как, откуда, почему появился дракон? Как пережил он миллионы лет, отделявшие нас от мелового периода? Где скрывался все это время? И почему, наконец, появился перед людьми.

Молча мы возвращались обратно. Каждый думал о виденном. Каждый стремился как-то объяснить появление чудовища. Из задумчивого оцепенения нас вывел Бастнезит. Он как-то диковинно выругался. Оказывается, пленки в фотоаппарате не было.

Сто тысяч «почему?»

В этот день нам было не до работы. Андрей ушел по своим делам, коротко рассказав, что летающих лягушек получают в лаборатории путем облучения, а потом выпускают в болото — проверить, как они приживаются в естественных условиях. Он обещал прийти к нам вечером, чтобы сообщить о своих догадках и предположениях ученых.

И вот вечер наступил. Мы опять сидели у костра и яростно спорили о причинах появления дракона. Но сам дракон больше не показывался. Андрей рассказал все, что знал, но знал он немного. Птеранодон появился в Тургае с неделю назад, совершенно неожиданно. Несколько раз видели, как он ловил рыбу в озере. Нашли место его ночевки — ту самую поляну, на которой мы уже были. О живом ископаемом сообщили в Москву, откуда немедленно вылетела группа ученых, которым один раз тоже удалось увидеть птеранодона. Но и эти специалисты не могли объяснить, как и почему он выжил в резко изменившихся условиях.

Не верить в реальность ящера было нельзя. Мы видели его своими глазами. И теперь пытались понять причины события. Все мы знали, что в наше время сохранились представители животных, которых считали давно вымершими. Не так давно на весь мир нашумела находка кистеперой рыбы, которая, по мнению ученых, вымерла 250 миллионов лет назад. А она все это время спокойно жила в Индийском океане.

Совсем недавно в районе острова Борнео, в Индонезии, обнаружили очень странную ящерицу. Она была переходным существом от амфибий к рептилиям. Такие ящерицы жили в лесах каменноугольного периода.

Может быть, так же уцелел и птеранодон? Мы спорили о том, где могли сохраниться эти птицеящеры. Они нуждаются в теплом климате. Ясно, что наш птеранодон прибыл откуда-то с юга.

Но если бы он жил где-нибудь на берегу теплого моря, его давно заметили бы. Значит, он прилетел из каких-то глухих мест, где почти нет жителей.

И вот тогда Жанна вспомнила о страшном землетрясении, которое произошло в Монголии в декабре 1957 года. Высокогорная цепь окрестностей Гобийского Алатау раскололась на множество трещин, которые протянулись на десятки и сотни километров. В центральной части горные породы были разорваны и сдвинуты на двенадцать и более метров вверх и вниз. Две монголки, прежде чем упали в обморок, успели увидеть, что овец швыряло по земле, они катались, как шерстяные шарики, и падали в разверзавшиеся тут и там трещины. Земля тряслась, раскалывалась, двигалась с огромной силой.

В Гоби жаркий климат, изредка попадаются озера, следовательно жизнь есть. Может быть, это землетрясение разрушило пещеры, в которых обитали птеранодоны? Большая часть их погибла, а немногие оставшиеся в живых, напуганные землетрясением, лишившиеся крова, разлетелись кто куда. Один птеранодон и нашел убежище в Тургае.

В этом предположении было много убедительного. Мы вспомнили, что у монголов тоже есть легенды о драконах. Да из Монголии птеранодоны могли залететь и в Китай, а может быть, и в другие места!

Бастнезит напомнил нам о чудовище из Оймякона. Ведь в глухих местах Сибири и до сих пор живут какие-то странные существа. Одно из таких неведомых чудовищ видел охотник-геолог и описал его в журнале.

Точно так же во всех журналах мира после войны 1914 года печатался рисунок ящероподобного гиганта, вылетевшего из воды после взрыва английского торгового судна. Рисунок этот сделал капитан немецкой лодки. Ученые говорили, что это был один из ящеров мезозойской эры, доживший до наших дней в глубоководных зонах океана или в каких-нибудь пещерах, открывающихся своим устьем в море.

И все-таки — что можно сказать наверняка? Вот поймать бы этого птеранодона! Как много нового о приспособлении организмов к изменившимся условиям можно было бы узнать!

Мы поминутно оборачивались, озирались по сторонам. Но дракон больше не появлялся. Было тихо, и, убедившись в том, что в нашем споре истина не рождается, мы улеглись спать. Сергей Иванович храбро вызвался дежурить, но Андрей сказал, что до сих пор птеранодон избегал встреч с людьми, и мы отменили дежурство.

Первые рассказы скелетов

Утром мы принялись за работу. Андрей несколько раз забегал к нам и в этот, и в следующие дни. Он проявлял веселое любопытство к нашим раскопкам и больше всего допытывался, почему мы копаем не где-нибудь, а именно в этом месте.

В конце концов я не выдержал и рассказал о мираже Семенова.

Андрей долго глядел на меня широко раскрытыми глазами, а потом расхохотался: «Ах, вы, фантазеры чертовы! Ну-ну, копайте, копайте, авось что-нибудь найдете. А тетрадь-то какая была? В клеенчатом переплете? Черная? На чердаке нашел? Здорово! Как в романе». И, пообещав зайти еще, он ушел.

Мы крикнули ему вслед, чтобы он больше заботился о своих лягушках, и продолжали копать.

Работа была трудная, но быстро принесла свои плоды. Мы обнаружили довольно хорошо сохранившиеся кости плезиозавров и некоторых других ящеров. Реальность миража становилась все более очевидной. Да, миллионы лет назад здесь проходила граница моря и суши, здесь погибли сотни ящеров. Отчего? Этот вопрос можно было решить только в институте, в его богатых лабораториях.

Кости ящеров навеяли Сергею Ивановичу грустные мысли, и он постоянно твердил стихи своего тезки:

Одна из костей отличалась от других каким-то неуловимым изяществом. Она напоминала удлиненные фаланги пальца. Только палец надо было представить себе необычайно длинным, более двух метров. И вдруг я вспомнил, где я видел такие кости. Так ведь это же наш недавний знакомец — птеранодон!

До сих пор считалось, что они жили в нашей стране только в районе средней Волги. Недалеко от поселка Малая Сердоба, Саратовской области, несколько лет назад был найден шейный позвонок птеранодона. Это не так далеко от Тургая. Чтобы попасть в Зауральское прибрежье, птеранодону нужно было пролететь по прямой около тысячи километров. Конечно, для птеранодона с его совершенным летательным аппаратом это расстояние было незначительным. А может быть, в Тургае в древние времена было свое гнездовье птеранодонов? Ведь они населяли прибрежные зоны.

Добыча была настолько богата, что, когда Андрей с ироническим видом подошел к яме, я уже мог с удовольствием сунуть ему под нос великолепную кость птеранодона.

— Ну, что теперь скажешь?

— М-да, часто быль смешнее сказки, — некстати пробормотал Андрей и, сославшись на необходимость внимательного отношения к лягушкам, ушел. Больше он над нами не иронизировал.

Птеранодон так и не появился ни разу. Видно, мы его вспугнули своей погоней, а может быть, и шумом раскопок. Куда он исчез? Погиб ли где-нибудь? Или нашел новое место поближе к югу? Будущее, вероятно, покажет. А пока мы копали и копали.

Увлеченный работой и забывший, как и все, свои недавние страхи, Сергей Иванович снова бормотал стихи себе под нос, на этот раз из Гейне:

Эти стихи пришлись очень кстати: мозгу в башке плезиозавра было действительно мало.

Нагруженные каменной добычей, мы ежедневно возвращались к палатке, сортировали образцы, уточняли их описание, пополняли записи в дневнике. Из полевых мешочков образцы перекладывали в вату, заворачивали в плотную бумагу. Ах, как помог нам опыт Сергея Ивановича! Без него мы не смогли бы сделать и половины наших находок и сохранить их в пути.

Часть образцов срочно передана в лабораторию для изучения изотопного состава минералов и горных пород. Другая была расшлифована. В тонких, просвечивающих пластинках — шлифах — открылся удивительный мир окаменевших микробов, накопившихся на дне мелового моря.

Скелеты и раковинки окаменевших простейших одноклеточных животных увлекли нас в сказочный мир разнообразных, некогда живых существ. Только мир этот определялся полем микроскопа. Размеры почти всех этих животных исчислялись микронами. Одни из них имели на своей раковине странные шипы и ветвящиеся наросты, другие напоминали причудливо сросшиеся царские короны, третьи были похожи на фантастические сказочные безделушки.

Жанна так увлеклась каменными микробами, что решила всю свою жизнь посвятить микропалеонтологии. Она стала уверять нас, что надо бросить увлечение костями, что для практической работы геолога кости не нужны, а вот микрофауна может встретиться в каждой скважине и помочь определению возраста горных пород.

Мы слушали Жанну, поддакивали ей — так было безопасней, но каждый занимался своим делом.

Не буду подробно рассказывать о кропотливой работе, которая была проведена специалистами-палеонтологами. Все, что мы собрали, лишний раз подтвердило выводы, к которым еще раньше пришли геологи, изучавшие Тургай и Зауралье. Многочисленные материалы уже не раз давали возможность восстанавливать условия жизни в отдаленные геологические эпохи.

Побережье мелового моря в начале этого периода покрывала пышная растительность, но в основном это были представители разнообразных хвойных растений. Изредка встречались цикадовые и некоторые другие пальмы.

Ко второй половине мелового периода как-то быстро и неожиданно эта флора сменилась новыми растениями. Во всех умеренных широтах на Земле появились цветковые. А затем берега Тургайского пролива оделись магнолиями и лаврами, а затем разрослись дубовые и буковые рощи.

Такая смена растительности не оправдывается никакими геологическими событиями. Она до сих пор загадочна.

Мы еще и еще раз убедились, причем на материале, собранном нами, что никаких резких изменений климата в меловом периоде не было! Мир разнообразных и удивительных по своему облику зверей обитал на суше и на море. В этом отношении наши находки были интересными.

Одна из них походила на кость трицератопса — массивного четвероногого ящера, немного похожего на современного носорога. К сожалению, трудно утверждать это точно, так как найденная кость была настолько окатана, что точное определение ее оказалось невозможным.

Другой обломок кости был, по-видимому, от маньчжурозавра — кенгуроподобного утконосого ящера более восьми метров высотой. В огромной пасти этого огромного животного было свыше двух тысяч зубов. У одного из скелетов маньчжурозавра, с реки Амура, сохранились перепонки между пальцами. Значит, они плавали, эти чудовища.

Каменный след волны

Еще роясь в шурфах, заданных вдали от береговой волны, мы обратили внимание на одну из глыб в костеносном слое. Она достигала нескольких метров в диаметре, и у нее были закругленные очертания.

Какую же силу должны были иметь волны, чтобы окатать такую глыбу? Знаем ли мы сейчас что-нибудь подобное? Эти вопросы не раз возникали во время работы в Тургае.

Такие глыбы находят сейчас на побережьях многих морей и океанов, главным образом, на побережье Тихого океана, в зонах, подверженных разрушительным ударам цунами. Этим японским словом называют разрушительные волны страшной силы, возникающие при подводных землетрясениях и подводных катастрофических вулканических взрывах. Высота волны цунами достигает пяти-шести метров, но в бухте может быть и более тридцати метров.

В 1960 году весь мир облетела весть о страшном чилийском землетрясении. Четырнадцатилетний мальчик, житель Пуэрто-Монте, бежал по одной из улиц города. Внезапно под ним раскололась и тут же сдвинулась земля, защемив в трещине ногу. Мальчика откопали только утром.

Сергей Иванович вспомнил стихи Юлии Друниной:

Вздыбившаяся земля вызывала огромные сотрясения, а в приморской части — волны невероятной силы.

Это были цунами. От чилийского центра волны ринулись в Тихий океан. Они неслись со скоростью реактивного самолета. У берегов Японии они не потеряли своей силы и обрушились на побережье.

В одном из участков побережья был вырван из постройки железобетонный блок весом в сто пятьдесят тонн и переброшен на двадцать метров к океану. Волна закруглила резкие грани блока.

Роясь в старых газетах, Бастнезит нашел рассказ одного инженера — очевидца этого страшного события.

«После землетрясения все были растеряны и не знали, что предпринять. Прошло двадцать-двадцать пять минут, и вдруг мы увидели, что деревянный засольный цех, который при землетрясении был сброшен оползнем и уплыл в море, быстро плыл против ветра, к берегу, прямо на нас. Я сообразил, что это цунами…

Через десять-пятнадцать минут после того, как первая волна схлынула, я заметил, что со стороны океана в бухту движется как бы огромное ледяное поле, покрытое снегом. Я не успел подумать, откуда же это могло появиться ледяное поле и почему оно движется против ветра, как оказалось, что это вторая волна, гораздо большей высоты — около девяти метров и, главное, гораздо большей скорости.

Когда я увидел вблизи себя такую громадину и понял, что белая она была оттого, что несла с собой массу водяной пыли, которая издали казалась снегом, тогда я подумал, что теперь все кончено, — это смерть.

Волна налетела со страшной скоростью, и я почувствовал боль от удара воды…»

Найденная нами глыба была еще одним подтверждением реальности миража! Значит, волна, которую видел Петр Федорович, была цунами, но цунами далекого прошлого, и она запечатлелась в этом камне, переброшенном гигантской волной, по крайней мере, на десятки метров.

О чем кричал раненый ящер

И вот, наконец, нас вызвали в лабораторию, туда, где изучались образцы пород из костеносного слоя и кости ящеров. Здесь современные следопыты — физики и химики — решали главную задачу, выясняя изотопный состав костей и пород.

Прежде всего они дали нам ответ на вопрос: какая температура была в меловом море Тургая?

Оказывается, в наши дни, так же как и в прошлом, в раковинах моллюсков при отложении карбоната происходит удивительный процесс закономерного накопления изотопов кислорода, зависящий только от повышения или понижения температуры. Получается своеобразная запись температур, сохраняющаяся десятки и сотни миллионов лет.

Вот, например, гидрографическое судно, изучавшее дно Тихого океана, подняло драгой колонку ила с глубины более пяти тысяч метров. Ил был передан ученым. Они установили, что нижняя часть колонки ила накопилась около девяти миллионов лет назад. Другая группа исследователей изучала в этом иле содержание изотопов кислорода, заключенного в раковинках микроскопических животных того времени. Удалось этим путем установить, что температура дна океана в то время была на шесть градусов выше, чем сейчас.

Судя по нашим образцам, температура мелового моря была равна двенадцати-двадцати градусам. Она оказалась постоянной и для слоев, подстилающих костеносный слой, и для самого костеносного слоя. Сама собой отпала гипотеза о вымирании ящеров в результате резкого похолодания. Нигде на всем земном шаре изотопные исследования не подтверждают таких колебаний температуры. Значит, я был прав в своих поисках других ответов на этот вопрос.

Мы узнали и точный возраст пород. Костеносный слой отложился около ста миллионов лет назад. Ошибка определения находится в интервале одного-двух миллионов лет. Но это пустяк. Одним или двумя миллионами лет больше или меньше — несущественно.

С трепетом мы ждали результатов анализа изотопного состава циркония. И вот он получен: и в костях и в породах обнаружена концентрация циркония-90.

Следовательно, облучение было.

Вряд ли плезиозавры немедленно умирали от лучевого ожога. Может быть, если бы не цунами, «наш» ящер жил бы еще некоторое время. Атомное излучение поражало прежде всего потомство этих животных. Это и привело к вымиранию форм, не приспособленных к защите от ядерной радиации.

Они уходили умирать в какие-то заповедные, только им известные места. В Средней Азии, в долине реки Чу, недавно нашли одно из таких мест. По самым скромным подсчетам, там обнаружено свыше десяти миллионов тонн костей динозавров…

Ура, пятерка!

И вот решительный день настал. Я вновь отправился на экзамен.

Я был настроен воинственно. Теперь-то меня не собьешь! На этот раз я могу фактами обосновать свои гипотезы.

Строго по программе ответил на все вопросы билета. А потом, пользуясь тем, что профессор не спешил — ведь я был единственным экзаменующимся, — рассказал ему о мираже, о раскопках, о результатах анализа костей. Я доказывал, что звероящеры вымерли именно в результате резкого возрастания радиоактивного облучения, что повышенная радиация ускорила процесс эволюции наиболее приспособленных существ. На этот раз он не постукивал своим карандашиком и не глядел в окно!

Я рассказал профессору о наших встречах с живым птеранодоном. Правда, я немного приукрасил события и упустил ту часть наших приключений, когда мы все дрожали от противного животного страха… В моем рассказе мы все выглядели героями.

Профессор, конечно, знал об этом всколыхнувшем всех ученых событии. Он не смог побывать в Тургае только потому, что в эти дни лечился на одном из курортов Адриатического моря.

Ему было немножко завидно слушать рассказ о наших приключениях. Он несколько раз переспрашивал, стараясь добиться точного описания облика птицеящера.

Когда речь зашла о зубах птеранодона, профессор сначала недоуменно уставился на меня, а потом спросил:

— Значит, его пасть была усеяна острыми зубами?

— Да, ужасная огромная пасть и зубы, как у щуки, — я хотел сказать «как у акулы», но вовремя спохватился: сам-то этих зубов не разглядел.

— Ну, батенька, это или что-то новое, или вам так от страха показалось. Никаких зубов у птеранодона не было. Были только роговые наросты на челюсти. И боялись вы его напрасно — ведь побаивались, батенька? Кроме рыбы, он ничего проглотить не мог. Вам бы птеранодон никакого вреда не причинил, разве только крылом ударил.

И тут профессор прочел целую лекцию о том, где жили птеранодоны в прошлом. Многое я уже знал, но слушал внимательно и не перебивал его. Оказывается в американском журнале успели напечатать статью какого-то ученого о возможной связи появления птеранодона с землетрясением в Монголии.

— Вот и вы туда же, — добавил профессор сердито. — Монголия Монголией, но вы мне скажите, куда птеранодоны девались зимой? Ведь в Гоби климат резко континентальный, зимой там настоящие морозы. Значит, птеранодоны или перелетали куда-нибудь на юг, но тогда их обнаружили бы гораздо раньше, или приспособились к суровым условиям. Может быть, они зимой впадали в анабиоз? Вот над чем нужно подумать, батенька. Приспособляемость и эволюция — вот что надо изучать.

Я смущенно заметил, что сейчас ничего определенного об этом сказать нельзя, но не мог же птеранодон исчезнуть бесследно. — Вероятно, мы что-нибудь о нем еще услышим…

— Конечно, услышим! — перебил меня профессор. — Сейчас уже созданы десятки наблюдательных пунктов и у нас и за границей. Даже если птеранодон погиб, что ему и полагалось сделать еще миллионы лет назад, труп его все равно будет найден.

Наш экзамен превратился в мирную беседу. Я (а не профессор) задавая вопросы, и он отвечал мне.

Наконец, я задал ему самый трудный для меня вопрос: «Можно ли видеть в наши дни события, происшедшие около ста миллионов лет назад, можно ли видеть мираж далекого прошлого?»

Профессор, улыбнувшись, сказал, что на этот вопрос он не может ответить абсолютно точно. Скорее всего никакого миража не было. Просто автор тетради когда-нибудь видел рисунок плезиозавра, и какой-нибудь предмет у скалы натолкнул его на сновидение, связанное с гибелью ящера. Северное сияние, может быть, он видел на самом деле, и во сне разные впечатления переплелись в странном сочетании.

— Но вы не унывайте, — добавил он, — наука быстро движется вперед, и, возможно, на наших глазах будут разработаны новые методы исследований, которые, как через лупу времени, осветят нам тайны далекого прошлого Земли. А, может быть, на вашу долю и выпадет высокая честь найти эти методы.

Я, как мог, защищал идею миража. «Ведь нам удалось найти в костях ящеров и в горных породах этой эпохи цирконий-90. Значит, облучение было.

— Все ясно, батенька, — сказал он. — Молодо-зелено. Еще не проходили гидрогеологии — науки о земных водах. На четвертом курсе вам расскажут, что подземные воды могут принести и отложить в породах и цирконий-90, и вообще все, что хотите.

Но я уже не слушал профессора, Я начал говорить о своей гипотезе, построенной во время ночевок у костра, и высказал заветные думы о перехвате преломленных лучей, отраженных от какой-нибудь очень далекой планеты. Улавливая такие отражения, мы когда-нибудь сможем научиться восстанавливать картины прошлых геологических эпох.

Я увлекся и напомнил профессору о повести Ефремова «Тени минувшего». Там рассказывается о том, как природа сама себя фотографировала и как герой повести научился находить и воспроизводить эти фотографии. Правда, это фантастика, но какое-то рациональное зерно в ней есть. Может быть, мой Семенов видел такую же фотографию. А может быть, события далекого прошлого могут запечатлеться в каких-нибудь органических остатках, например, в глазных тканях животного? Эти остатки каким-то образом оказались на поверхности, луч света прошел через окаменевшую, но сохранившуюся прозрачную ткань, и Семенов как бы видел событие прошлого глазами давно умершего ящера. Ведь говорят, что в глазах покойника сохраняется то, что он видел в последнее мгновение перед смертью.

Может быть…

Но тут я заметил, что профессор, глядя на меня, щурит глаза в иронической улыбке. Что же это я говорю! Опять, что ли, двойку захотел? Ведь сейчас он скажет: «Э, батенька, да вы опять ударились в ересь», — и конец.

Рука профессора потянулась к зачетке. Я замер. Но что это? Я увидел, что по курсу палеонтологии он мне ставит пятерку.

— Только вы не очень радуйтесь, — заметил профессор. — Не вы первый все это выдумали. Был у меня когда-то студент, такой же фантаст, как вы. И тоже сначала провалил экзамен. Так он, батенька, мне очень-очень похожие вещи говорил. Помню, он еще научно-фантастический роман писать собирался. Даже начинал… Была у него тетрадь в клеенчатом переплете…

— Позвольте, — я вздрогнул от внезапной мысли. — Какая тетрадь? Уж не эта ли?

Я бросился к портфелю и достал тетрадь. Ту самую тетрадь, автором которой я считал краеведа Семенова.

Профессор повертел ее в руках, полистал и хмыкнул:

— Та самая. Да, вот, батенька, как бывает. Как его звали, студента-то? Кажется, Андрей? Да, Андрей — Андрей Семенов.

Мне все стало ясно. Так вот почему так смеялся над нами Андрей! Вот почему он допытывался, с чего это мы роем на этом самом месте. Он же был в Тургае на практике — сам об этом говорил — и, конечно, знал, что в этих слоях могут быть кости ящеров. А Петр Федорович Семенов — это его отец, он писал свой роман от его имени. Никакого миража не было! Все выдумал Андрей. И ничего не сказал. Ну, попадись он мне теперь! Какими же мы были дураками!

Наверное, у меня был очень расстроенный вид, потому что профессор подошел ко мне, взял за рукав и успокоительно заговорил:

— Ну, ну, батенька, не огорчайтесь! В конце концов, он ведь только выдумал. А вы же и собрали интересный материал. А между прочим, как она к вам попала, эта тетрадь?

И мне пришлось начать все сначала.