БУНТ МИНЕРАЛОВ
Однажды мне принесли небольшой ящичек и пакет с письмом. Обратный адрес был неожиданным: на письме стоял штамп нашего депутата Верховного Совета СССР. В короткой сопроводительной записке депутат сообщал, что пересылает мне письмо местного краеведа, лично ему известного. В прошлом этот краевед был преподавателем одной из школ, сейчас вышел на пенсию и занимается рыбной ловлей, охотой, собирает для музеев коллекции, записывает старинные сказы. Человек умный, вдумчивый и знающий. Депутат просил внимательно отнестись к письму краеведа и его посылке.
Краевед хотел, чтобы депутат помог ему связаться с геологами из научно-исследовательского института. Дело в том, что он неоднократно обращался со своими материалами в производственные геологические организации. Но к нему даже отказались приехать. «Этим людям, — обижался краевед, — обязательно подавай миллиард тонн железной руды или хотя бы сотню миллионов тонн каменного угля». А здесь встретилось другое: нужно было объяснить непонятное явление.
И дальше он писал:
«Я теперь, „на свободе“, частенько брожу по разным местам, знаю здесь каждую травинку, каждый камешек. Есть у меня любимые места, особенно одно — на реке, километрах в полутора от дома. Дело стариковское: люблю порыбачить, поразмыслить на досуге, а там есть местечки, где всегда клев, даже зимний. Вот там-то я и столкнулся с непонятными явлениями природы, увидел то, что теперь составляет предмет всех моих изысканий и размышлений.
Снасти свои я обычно складываю у скалы, ничем вроде не примечательной. Темно-серая такая скала с шелковистым отливом. Сложена она, как говорят геологи, из сланцев, прорезанных тоненькими кварцевыми жилками. Там, где одна из этих жилок выклинивалась почти у самой воды, я и ставил банку с червями или другой приманкой для рыб. Так было все время, когда я здесь бывал, лет пятьдесят, а то и побольше. Так что знал эту скалу как свои пять пальцев.
И вот, понимаете, 23 февраля 1956 года все это и произошло, чуть не у меня на глазах. По обыкновению своему пришел на рыбалку с утра пораньше, поставил банку с мормышем у этой выклинивающейся жилы, пробил пешней новую прорубь и сижу ловлю окуньков.
В 8 часов 45 минут утра по местному времени (время точно помню, тогда же записал) подошел я к берегу, чтобы пополнить запас приманки. Наклонился, чтобы банку поднять, — и не узнал знакомого места. Тут уж я постараюсь поточнее описать то, что видел. Маленькая жилка превратилась в мощную жилу. Ушла она далеко вглубь, ниже уровня воды. Около главной жилы зазмеились новые прожилки, во многих местах ее пересекающие. В местах пересечений возникли утолщения, а в них засверкали крупные кристаллы невиданных разноцветных минералов.
Посылаю Вам для ознакомления некоторые из этих минералов. Взял я их в главной жиле.
Берегу эту жилу, как зеницу ока. Даже охрану организовал — ребята-старшеклассники там дежурят, чтобы любители не растащили. Впрочем, место это из посторонних мало кому известно, а наши люди ничего плохого себе не позволят: понимают, что тут загадка природы, которая, может быть, имеет немалую научную ценность. Ну, конечно, пришлось кое-кому разъяснить, чтобы поняли. Меня здесь знают давно и верят мне. А вот геологи не верят. Так что Вы помогите, а то пропадет эта ценность ни за грош».
Запрещенные связи
Письмо я прочитал с интересом, хотя и не все в нем было понятно. Но просмотр присланных минералов восстановил меня против краеведа.
Что это? Какой-то дикий набор минералов, как правило, никогда не встречающихся друг с другом. Не такой уж это знающий человек, если так безграмотно собрал из разных мест минералы и сложил их в одну кучу!
Дело в том, что в классической науке о камнях есть свои законы сочетаний минералов. Если внимание следопыта привлечет, например, жирный блеск красноватого или слегка зеленоватого камня, то любитель природы всегда легко сориентируется по справочникам и скажет, что это нефелин — минерал, встречающийся только в тех породах, в которых отсутствует кварц. Такие бескварцевые, содержащие нефелин породы называют щелочными.
В щелочном комплексе горных пород легко можно отыскать зеленовато-черные вытянутые кристаллы эгирина, синеватые скопления содалита, желто-оранжевые одиночные цирконы и десятки других минералов. Можно даже предсказать все многочисленное семейство важных для промышленности иногда очень редких минералов, содержащих торий, гафний, лантан, церий и другие элементы.
Но в щелочных породах не встретишь горного хрусталя — кварца. У этого минерала свои «поклонники» и спутники, составляющие другой тип сообщества минералов. Вместе с кварцем встретишь винно-желтый или голубой топаз, цвета морской воды аквамарин или зеленый изумруд, черный или малиновый шерл; можно встретить золото или блестящие кубики пирита. Все это сообщество можно найти в породах, называемых кислыми. (Меня всегда коробит от этого названия, но ничего не поделаешь: термин есть термин). Типичной кислой породой считают гранит.
Невозможно сочетание и совместное сосуществование минералов кислых и щелочных пород. Их не встретишь в одной жиле. Они противопоказаны друг другу. В присланных же образцах была именно эта невозможная смесь минералов, характерных и для кислых, и для щелочных пород. Это — запрещенные связи.
Пожалуй, правильно сделали геологи из Геологоуправления, отказавшись исследовать сочетания камней по «заявке» краеведа.
Но меня-то просит проверить все это наш депутат. Как не ехать!..
Настоящая грань
Добраться к краеведу было нелегко. Ивдельский поезд доставил меня до одного из глухих полустанков. Отсюда на попутных машинах и лошадях я с трудом добрался до поселка, в котором жил краевед.
Меня встретил и повел к себе домой невысокий, толстеющий, пожилой человек, назвавшийся Иваном Ивановичем.
Дома он все время суетился, доставая то самовар, то чашки, то варенье к чаю. Иногда он вдруг останавливался, замирая. Мне казалось, что в это время он чем-то напоминал суслика.
За чаем Иван Иванович рассказал мне о своих увлечениях. Дом его был полон чучел птиц и животных, минералогических редкостей, гербариев.
Особенно много у него было магнитофонных катушек. В них, как он объяснил, хранились записи народного говора.
Тут же Иван Иванович включил одну из таких записей. Мягкий старушечий голос сообщил нам, что мы многого еще не знаем о «настоящей грани».
— Давно ль это было или случилось недавно — кто знает? — рассказывала старушка. — Только под землей крот объявился, большой такой, черный и не слепой. Все камешки разноцветные в норку свою таскал да прятал.
А камешки-то были особенные. Каждый из них с душой человеческой связан.
Иной камень некрасивый, немудрящий, а повернешь его как-то — и сверкнет в нем настоящая грань.
Вот и человек так же. Возьмет крот самоцвет в лапки, станет вертеть его, выискивать настоящую грань. А люди в это время, в деревне-то, аль в городе, душу свою народу объявляли.
Притащил как-то крот в свою нору плохонький камешек. Весь вечер он его вертел, а так и не мог грань выискать.
А в деревне в ту пору парень жил. Так, лядащий какой-то, только еще в рост входить стал. Девушку себе присматривал. Нашел одну — Машенькой ее кликали.
Ходил этот парень в тот день вокруг Машеньки. Все себя показывал. То так, то эдак повернется, а все Машеньке нипочем.
Старушка рассказывала обычную историю ухаживания паренька за девушкой, историю начинающейся любви.
А я в это время приглядывался к самому хозяину-краеведу. Он машинально, под старушечий говор, взял со стола небольшой кристалл мутно-белого кварца и стал вертеть его в руках. Что-то странное было в выражении лица Ивана Ивановича. Мне показалось, что этот невысокий, не слепой человек и есть тот хозяин норы, в руках которого находился камень с душой человеческой.
Старушка рассказывала. Она говорила о том, как к Машеньке стал заглядывать другой паренек и та «вроде своим сердцем повернулась к нему». А первый вот здесь-то свое геройство и объявил.
Мутный невзрачный камешек в руках краеведа вдруг повернулся к свету одной из своих граней и зажегся, как самоцвет. Блеск его стал нестерпимым для глаза. Луч света нашел в камне какую-то внутреннюю грань и, преломившись в кристалле, вырвался из него преобразованным, сверкающим.
Вдруг неожиданно погас свет. В небольших поселках это случается. Отключился магнитофон. Смолк старушечий говор. Сверкнула в последний раз и погасла алмазная искорка, горевшая в мутном камешке.
Извинившись за наступление темноты, хоть и не был ни в чем виноват, Иван Иванович предложил пойти спать на сеновал, объяснив, что теперь электричество не зажжется до самого утра.
Букет минералов
На следующий день мы вышли из дому еще затемно. Утренний воздух был напоен сыростью. Недлинный путь к реке мы прошли молча. У меня в памяти все время всплывал старушечий говор — рассказ о настоящей грани.
«Вот здесь-то и похоронили паренька», — словно отвечая моим мыслям и неожиданно останавливаясь, промолвил Иван Иванович. И он указал на небольшой холмик, окруженный новенькой изгородью. Внутри ограды росли три небольшие плакучие ивы. Около них лежал букет свежих полевых цветов.
И здесь, у этой могилы, краевед рассказал окончание истории короткой любви. Оба парня работали на шахте. Разведку здесь вел один штейгер, на уголь. Зверь, а не человек был этот штейгер. Задел его второй паренек случайно крепью. С криком и бранью обрушился на него штейгер. Казалось, вот-вот убьет. И тут-то объявилась у первого паренька настоящая грань. Бросился он на помощь товарищу — а ведь соперниками были! — и отшвырнул штейгера. Всю свою ярость обрушил штейгер на неожиданного заступника — размахнулся и убил паренька.
«Рассказывают, — закончил краевед, — что рабочие вытащили из шахты этого штейгера и, как гниду, раздавили. А по небу в это время сполохи пошли. Небо становилось то кроваво-красным, то изумрудно-зеленым. Говорят, что в тот день вон в той скале первые трещины объявились.
Ну, а Машенька так в девицах и осталась. Цветы-то на могилке это она меняет. Ее запись вы вчера и слушали. Видите, на памяти людской все произошло, а уже легендой стало».
Крутой обрыв, на который показал краевед, и был той самой скалой, о которой он писал в письме к депутату. Издали в этой скале белела сеть пересекающихся жил. Их белизна подчеркивалась угрюмостью темно-цветных скал.
За что полюбил Иван Иванович это место? Может быть, его привлекли контрастные сочетания? А может быть, и он был каким-то путем связан с историей, рассказанной старушкой Машенькой?
Но тут мы подошли к скале, и я забыл и про Машеньку, и про своего хозяина: я увидел необычайные и невозможные сочетания, описанные в письме Ивана Ивановича к депутату.
Зона пересечения двух наиболее мощных жил создала раздув неправильной формы. В этом раздуве сконцентрировалось самое большое количество наиболее крупных и хорошо ограненных кристаллов. Это был неповторимый по красоте каменный букет. Здесь соединились в странных сочетаниях все оттенки зеленых, желтых, голубых, малиново-красных цветов. Взошло солнце, и грани кристаллов, смоченные утренней росой, сверкали как отшлифованные.
Я только сейчас понял, почему Иван Иванович привел меня сюда в такой ранний час: он применил прием, известный горщикам всех времен, — показывать камни только влажными. Слегка смоченный камень всегда красивее сухого. А здесь, в таком сочетании, все горело и переливалось в отблесках утренних солнечных лучей.
Особенно поражали заполненные камнями пещеристые пустоты в краевых зонах раздува. Такие пустоты горщики называют занорышами. В них добываются обычно самые красивые кристаллы. В пустотах обеспечен рост всех граней кристалла. Но здесь все было необыкновенным.
Глаз в первую очередь уловил крупные просвечивающие зеленые камни. Это были изумруды. Их ярко-зеленый цвет как бы освещал центральную часть занорыша. К краевым участкам кристаллы становились синевато-голубыми, принимая облик типичных аквамаринов, а в отдаленной периферии они были желтыми, прозрачными — типичными гелиодорами.
Между изумрудами, аквамаринами и гелидорами была густая щетка кристаллов кварца — горного хрусталя, тоже цветного. Особенно красивым было сочетание нежно-голубого аквамарина с фиолетовым аметистом. Вот уже никогда я не думал, что встречу эти два камня, сросшимися друг с другом!
Красота этого неповторимого сочетания подчеркивалась обрамлением из золотистого пирита. Местами получилось впечатление золотого бордюра или золотой рамки, в которую вписаны грани цветных камней.
Группа минералов в верхней части занорыша была увенчана крупными призматическими кристаллами турмалина. Как гладиолусы украшают букет, так и здесь вытянутые кристаллы цветных турмалинов придавали законченный вид этому сочетанию разнообразных камней. Турмалины были разноцветными (вот почему мелькнуло сравнение с гладиолусами). Снизу, у основания кристаллов, преобладали индигово-синие тона, кверху окраска светлела, становилась зеленоватой, потом розовой и малиново-красной. Головка кристалла была черной. Я видел предмет вожделения многих коллекционеров — кристалл турмалина, носящий название «голова негра». Так называют только те полихромные, различно окрашенные разности, у которых самый верх кристалла окрашен в черный цвет.
Я описывал, зарисовывал, снова описывал и фотографировал на цветную пленку этот каменный спектр, изготовленный самой природой.
Много здесь было и редких минералов, которым я затруднялся дать названия. Ясно только одно: это были минералы запрещенных связей, минералы, не встречающиеся совместно друг с другом. Как будто природа взбунтовалась против установленных геологией законов и начала творить «по собственному разумению»!
Такой каменный букет надо было взять Осторожненько и целиком. Он явится украшением любого музея мира.
Все это время Иван Иванович молча стоял рядом, не перебивая меня ни вопросами, ни рассуждениями, которыми обычно любят поделиться знатоки-любители. Конечно, мне пришлось извиниться за темные мысли, бродившие у меня в голове, когда я рассматривал его посылку. А он только усмехнулся: «мол, не вы первый, не вы последний» — и снова напомнил мне, что все это каменное великолепие образовалось в два этапа. Первый раз камни здесь появились под сполохи северного сияния, когда произошло убийство шахтера. Второй раз они возникли 23 февраля 1956 года, в 8 часов 45 минут местного времени.
Атомный удар
В этом была загадка. Почему природа, которая обычно создает свои богатства веками и тысячелетиями, здесь в несколько минут сотворила такое чудо?
Почему взбунтовались минералы и создали те запрещенные сочетания, которые не укладываются ни в какую научную схему?
Уж не существуют ли на самом деле связи между судьбами людей и жизнью камня? Эта мистическая мысль невольно приходила в голову после того, как я услышал легенду о чудесном кроте.
Что произошло 23 февраля 1956 года и еще раньше, в день убийства шахтера?
Десятки таких вопросов я задавал сам себе, пытаясь объяснить увиденное. Конечно, Иван Иванович мог что-то напутать, но ведь я сам видел этот каменный букет. Эти камни не могли возникнуть давно, иначе они уже были бы найдены, так же как месторождение аметистов в Ватихе или изумрудные копи на Урале. Предприимчивые люди не раз обошли все сокровенные уголки Урала, и, конечно, такой открытый да еще небольшой занорыш давным-давно был бы выработан.
А ведь это не единственный трудно объяснимый случай. Появление крупных, хорошо ограненных минералов в неожиданных, давно исхоженных местах нам доподлинно известно.
Вот недавний пример. Группа студентов Свердловского горного института совершила несколько лет назад путешествие в район Тайгинского месторождения графитов. Здесь, почти в самом карьере, неоднократно осмотренном геологами, студенты обнаружили занорыш, полный драгоценных камней.
Как могли пропустить и не увидеть все эти камни те, кто здесь годами работал? Можно ли согласиться с утверждением некоторых ученых, разбиравших детально это дело, что геолог рудника недобросовестно относился к своим обязанностям и не осмотрел весь карьер? Конечно, нет! Если не геолог, то рабочие сотни раз до студентов наткнулись бы на этот занорыш.
А сколько других примеров, подобных этому, можно привести по другим районам!
Нет, камни живут, и мы еще многого не знаем о способах их образования.
За что же зацепиться? Как ответить хотя бы на главную часть поднятых вопросов?
Ясно, что нужно осмысливать каждый факт и в первую очередь выяснить — что же произошло 23 февраля 1956 года? (Ту, давнюю дату установить не удалось). И тут я вспомнил, что это был действительно необыкновенный день. О нем уже исписаны тысячи страниц во всем мире. Сотни ученых всех стран и до сих пор заняты изучением явлений, подобных тому, которое произошло 23 февраля 1956 года.
В этот день на Солнце произошел взрыв, силу которого можно сравнить с силой одновременного взрыва одного миллиона водородных бомб.
Кандидат физико-математических наук Л. И. Дорман рассказывает, что в Москве, Свердловске, Тбилиси и во многих других городах это явление отметили научные станции.
Взрыв был замечен в 3 часа 30 минут по мировому (Гринвичскому времени). Это соответствует 6 часам 30 минутам московского или 8 часам 30 минутам местного времени. А Иван Иванович не раз подчеркивал, что к жильной свите он подошел в 8 часов 45 минут!
В день и час, указываемый наблюдателями многих научных станций, нарушилась коротковолновая радиосвязь на всей освещенной стороне Земли. В 8 часов 40 минут (по местному времени) небывало увеличился поток космических лучей. Их количество возросло на 400–500 процентов от обычного нормального уровня. Это необычайное увеличение потока космического излучения зарегистрировал японский наблюдатель Китамура.
Одновременно разразилась сильнейшая магнитная буря. Она сопровождалась резкой вспышкой рентгеновского и ультрафиолетового излучения.
Профессор Данжон — директор Парижской обсерватории — отметил в этот день замедление вращения Земли. До этого, по данным Данжона, Земля ускоряла свое вращение на 7,2 микросекунды в сутки (на 7,2 миллионной доли секунды). С 23 февраля Земля замедляет свое вращение, и продолжительность суток стала возрастать на 2,5 микросекунды.
Директор Крымской астрофизической обсерватории А. Северный дал объяснение процессу взрыва. Вспышки, по его мнению, возникают в результате быстрого сжатия магнитных полей. Это сжатие происходит в небольшой области солнечной сверх-короны. Температуры при этом достигают многих миллионов градусов.
Академик В. А. Амбарцумян пришел к выводу, что вспышка 23 февраля была вызвана истечением особого вещества из области солнечного ядра.
В этот день Земля столкнулась с событиями космического порядка. Это был гигантской силы атомный удар.
Надо сразу оговориться. Атомный удар 23 февраля 1956 года не имел ничего общего с явлениями, которые происходят при взрывах атомных и водородных бомб.
Вот Хиросима и Нагасаки. Их трагедия и до сих пор волнует все прогрессивное человечество. Триста тысяч смертей принесли два атомных удара, нанесенных по приказу президента США Трумэна. Смерть в этих городах продолжает косить людей и сейчас, много лет спустя.
Журналист Юрий Жуков, побывавший в Хиросиме в 1962 году, рассказывает страшные вещи о людях, навечно впечатанных в камень. Людей, оставивших тени на камне, давно уже нет. При температуре в триста тысяч градусов они испарились. Они бежали по мосту с поднятыми руками. Палящие лучи воздействовали на гранит, и в породе под влиянием нестерпимого жара возникли новые минералы. А там, где гранит был покрыт тенью людей, температура на какое-то короткое мгновение осталась прежней, и камень здесь не изменился. Тени десяти людей так и остались на граните впечатанными в камень. Это был не атомный удар, а ожог. Об этом сдержанно и сильно сказал поэт Николай Корнеев:
Человек сидел, плыла усталость.
Человек сгорел. А тень осталась,
Сохранила очертанья тела.
Тушью въелась в пыльный камень белый,
Затемнила навсегда ступени,
Что страшней посмертной этой тени?
Недавно группа итальянских кинооператоров побывала на другом участке смерти — на острове в атолле Бикини, где американцы в 1954 году взорвали термоядерную бомбу. Островом смерти назвали кинооператоры этот некогда живописный, покрытый буйной зеленью участок земли. Поверхность острова загромождена сейчас скелетами животных, нашедших свою смерть уже после взрыва. Смертоносное облучение было причиной их гибели. Все живое здесь будет уничтожаться еще через много десятилетий после взрыва.
Нет, то, что произошло в природе, было вызвано иным типом реакций. Ведь 23 февраля никто не стал жертвой атомного удара. Многие из этих явлений еще не изучены и сегодня. Ясно, что появление необыкновенного букета минералов было вызвано именно космическим атомным ударом: это произошло в тот момент, когда резко усилилось космическое излучение. Но что мы знаем о влиянии атомного облучения на горные породы и минералы?
Руда и нейтрон
Камень, простой камень, в умелых руках может очень много рассказать о себе. Есть тысячи способов «прослушивания» камня. Один из современных таких способов — нейтронометрия — поражает своей сказочностью. Камень или руда «говорят» под влиянием атомного, а точнее, нейтронного удара.
Нейтрон вместе с другой элементарной частицей, протоном, входит в состав атомного ядра. Нейтрон электрически инертен. Это отсутствие электрического заряда помогает ему проникать в глубину любых атомных ядер и вызывать в них разнообразные превращения. Нейтрон может разбить ядро атома и вызвать его деление; он может содействовать возникновению новых элементов или их изотопов; он может быть причиной многих других сложнейших превращений вещества.
Нейтронные методы изучения горных пород прочно вошли в практику работ по исследованию камня или руды. В идее все очень просто. Лежит самый обычный камень. К нему подносят источник, испускающий нейтроны. Берут для этой цели либо смесь полония с бериллием, либо другие смеси. Под влиянием нейтронного облучения происходят ядерные реакции в камне. Нейтроны проникают в ядра атомов тех элементов, из которых состоит камень, и элементы начинают изменяться, превращаясь в новое вещество. Большинство из таких новых веществ живет недолго, но за время своей жизни ведет себя активно, испуская радиоактивные импульсы. Стоит поднести к этим новым веществам счетчики, регистрирующие радиоактивное излучение как, вещество начинает рассказывать о своих свойствах. Расскажет оно даже о том, сколько его находится в породе.
Вот, например, какую работу проводит кандидат наук И. Н. Сенько-Булатный— научный сотрудник Института геофизики УФАНа. Он посвятил свои исследования нейтронометрии скважин марганцевых и алюминиевых месторождений. Изучая Джаксинское месторождение марганца, он подметил, что под влиянием нейтронного облучения руды возникают многочисленные изотопы не только марганца, но и молибдена, меди, кальция, магния, алюминия, содержащихся в виде примесей в рудах. А в Западно-Убоганском месторождении бокситов — алюминиевой руды — Сенько-Булатный определил по скважинам процентное содержание боксита. И нейтронный анализ оказался не только более точным, чем химический, но и баснословно дешевым, так как для него не нужно было вынимать из скважины горных пород, И, кроме того, результаты получались очень быстро.
При всех этих реакциях вещество никуда не выносится. Оно просто превращается в другое вещество. И законы этих превращений уже изучены.
Атомосоматоз
У меня на письменном столе лежит очень интересный образец. Внешне — это часть берцовой кости тюленя. Вещество же «кости» нацело сложено желтовато-белым с бурым оттенком сидеритом — железной рудой. Образец этот мне привезли из Керченского месторождения железных руд. Там его спасли от обжига и переплавки, выхватив буквально с ковша экскаватора в момент погрузки руды из карьера.
Когда неспециалисты смотрят на этот образец, у них возникают невероятные предположения. Что же, неужели в море, в котором накапливались несколько миллионов лет назад керченские железные руды, плавали тюлени с железными костями? Нет, так не бывает. Тюлень был как тюлень, море как море. Превращение произошло после смерти тюленя. Вещество его костей заместилось другим веществом — сидеритом. Такой процесс очень распространен в природе. Геологи называют его мудреным словом «метасоматоз».
Если перевести это слово на русский язык, то получится абракадабра — чушь. Мета — означает после; соматос — родительный падеж от сома, что означает тело. Значит, какое-то «послетело». Геологи обозначают этим термином очень сложный процесс замещения одних минералов или пород другими. Такое замещение вызывается растворами или газами, идущими от магматического очага, либо происходит под воздействием поверхностных вод. Во всех случаях сначала растворяется и выносится первичное вещество, а затем на его место вносится другое. Привнос и вынос вещества происходят одновременно, и первоначальная порода все время остается твердой. Но далеко не все превращения вещества можно объяснить метасоматозом.
Вот и придумали мои товарищи другое мудреное слово: атомосоматоз. В самом деле: не может ли изменение вещества, переход его в совершенно другую породу или минерал происходить не под влиянием растворов или газов, а под действием атомного удара? Натолкнул на эту мысль один из сотрудников института — доцент Александр Иванович Титов.
Он изучал кристаллы бериллов. Исследуя их химический состав, Титов обратил внимание на поразительное сходство химических анализов берилла и некоторых других минералов.
Вот, например, если сопоставить химический состав двух минералов — альбита и берилла, то оказывается, что в химическую формулу и того и другого входят кремний, алюминий и кислород в количествах почти одинаковых. Разница в химическом составе этих двух минералов заключается лишь в том, что в альбите есть натрий, в берилле натрия нет, но есть бериллий. Титов даже рисовал нам химические формулы этих минералов, записывая их в различных видах. Выходило на всех этих рисунках очень просто: если заменить в альбите натрий на бериллий, то распространеннейший в природе, большей частью невзрачный на вид альбит превратится в редкий минерал берилл, а может быть, в его разновидности: аквамарин, изумруд, гелиодор.
Конечно, у всех нас загорелись глаза, когда мы слушали это объяснение. Все казалось простым. Мощный атомный удар воздействовал на натрий и… Вот здесь-то Титов грустно нам сообщил, что он консультировался у физиков и химиков. Они ему сказали, что натрий ни при каких обстоятельствах не может перейти в бериллий. Согласно теории атомных превращений это противопоказано.
Так исследования, едва начавшись, зашли в тупик. Что же предпринять дальше?
Овифакское чудо
Но работа уже становилась коллективной. Происходила своего рода цепная реакция: каждый из нас заражал верой в атомосоматоз своих друзей, те своих и так далее. Скоро к нам на кафедру стали забегать какие-то почти незнакомые люди, чтобы сообщить об очередном открытии, будто бы имеющем отношение к проблеме. При ближайшем рассмотрении иной раз оказывалось, что это или «в огороде бузина», или «в Киеве дядька». Но бывало и по пословице: «не знаешь, где найдешь».
Есть у нас на кафедре Коля Петров, студент-заочник. Все наши молодые товарищи пытались убеждать его в том, что он выбрал неверный путь. С их точки зрения, учиться можно только на геологическом, в крайнем случае на геофизическом факультете. А он был этнограф. Его интересовали быт, нравы, обычаи различных народов земного шара.
В эти дни Коля тщательно штудировал курс сравнительного народоведения и в свободное от работы время рассказывал своим друзьям интересные истории из жизни народов наших и зарубежных стран. В его личном плане было записано: изучить материал об эскимосах.
Обладая некоторой долей воображения, Коля представлял в лицах историю исследования Гренландии. Он «вещал» языком викингов о том, как они высадились в конце X века на берегах Зеленой страны — Гренландии. Он оживлял в своих рассказах смутные предания о первых встречах викингов с коренными жителями страны — эскимосами.
Было забавно слушать и смотреть иллюстрации к рассказу Коли о том, как потомки викингов перенимали быт и обычаи эскимосов. Они строили себе хижины из льда, ели сырое мясо карибу, украшали себя замысловатой татуировкой, изготовляли оружие из метеоритного железа.
Стоп!
Метеоритное железо? Нет, это не так. Но как же мы сами не вспомнили об овифакском чуде?
Коля повторил неправильное утверждение некоторых этнографов, считавших, что гренландские эскимосы употребляли для изготовления наконечников стрел и копий железо, упавшее с неба, — метеоритное железо.
Верно то, что эскимосы с давних пор использовали железо, не умея добывать руду из-под толстого слоя льда и плавить из нее металл. Один из путешественников по Гренландии рассказывал, как ловко эскимосы управлялись с сырым мясом. Они ели это мясо, отрезая куски его около самых губ. У большинства эскимосов ножи были каменные, но двое или трое из них резали мясо железными ножами. И эти ножи были сделаны из самородного железа, имевшего такую же структуру, как и у метеоритов.
Но геологам удалось доказать, что гренландское самородное железо не упало с неба, а образовалось здесь же, в этой стране. Вначале залежи такого железа нашли в местечке Овифак, на острове Диско; потом обнаружили его залежи и в других пунктах Гренландии.
Овифакским чудом называют некоторые из минералогов скопления самородного железа в этой стране. Иные глыбы достигали там 20 тонн. Большая же часть металла рассредоточена в вулканических породах в виде мелких сгустков. «Чудо» заключалось в том, что при явно земном происхождении железо имело «небесные черты». Это был какой-то парадокс, тоже своеобразный минералогический бунт.
В метеоритах мы всюду наблюдаем специфическую структуру, названную видманштеттеновой, в честь ученого Видманштеттена, открывшего и описавшего ее.
Видманштеттенова структура своеобразна. В срезе самородного железа видно сложное переплетение толстых и тонких балок, рисующих какой-то странный узор. Такой структуры не встречено нигде на Земле. Не удалось получить ее и искусственно. Ее увидели только в Овифаке. Здесь же в составе самородного железа встретили в виде примесей минералы, присущие только метеоритам, свойственные только космосу.
Стало совершенно ясно, что условия образования космических и овифакских пород однотипны. Но ведь необычную структуру метеоритного железа можно объяснить сильнейшим атомным излучением, от которого в космосе нет никакой защиты!
Что же, значит и здесь, в далекой Гренландии, был тоже зафиксирован космический удар? Стало быть, и здесь произошел атомосоматоз? Или, может быть, лучше назвать это космосоматозом?
Снова начались лихорадочные поиски. Кто-то спросил: «Нет ли самородного железа в нашей жиле?»
Мы все, конечно, увлеклись изучением крупных кристаллов, а вот микроскопического исследования пород, которые заключали эти минералы, не провели. Срочно были изготовлены препараты, и в первой же полировке из пород «жилы краеведа» мы обнаружили микроскопические зерна самородного железа с видманштеттеновыми фигурами. Перед нами было явление, близкое овифакскому чуду!
«Неземная» группа
Это было настолько серьезным открытием, что можно было ставить вопрос уже о планомерной, систематической и разносторонней работе. Догадка об атомосоматозе становилась большой научной проблемой.
Срочно была выдвинута группа ученых для исследования и сбора материалов для ответа на вопрос: что делается с породами в космосе? Эту группу мы назвали «неземной».
Начался тщательный отбор фактов, в котором принимали участие и добровольцы-болельщики. Обо всем, что они находили в книгах, журналах и газетах, сообщали нам. Вот некоторые из этих «экстренных» сообщений.
— Подсчитано, что в сутки вес Земли увеличивается за счет падающих метеоритов на пять-шесть тонн. Это же две тысячи тонн в год!
— Ясно, что тип видманштеттеновых фигур зависит от количества самородного никеля, встречающегося в виде примесей в железе. Но в сплавах никеля и железа, изготовленных на Земле, видманштеттеновы фигуры не возникают. Значит, нужны какие-то особенные условия, чтобы эти фигуры возникли.
— Есть загадочная группа, причисляемая некоторыми учеными к метеоритам. Их называют тектиты. Они стеклянные, с примесью кальция, магния, никеля и других элементов. Вещество тектитов не похоже на вулканическое стекло. Никто из ученых никогда не видел падений тектитов. Может быть, они образовались на поверхности Земли? Благодаря атомным ударам?
— Возраст тектитов в большинстве случаев всего лишь несколько миллионов лет, а возраст подавляющего большинства каменных метеоритов исчисляется миллиардами лет.
— Американцы установили, что в одних и тех же железо-каменных метеоритах, упавших около Брентам-Тауншипа и Бедджелерта, железные части в десять раз моложе каменных. Значит, железо образовалось в каменном метеорите позднее, за счет каких-то процессов, идущих в космосе.
— Под воздействием космической радиации в метеоритах накапливается «ненормальное» количество гелия, аргона и многих других элементов и их изотопов.
— Под влиянием космического излучения в горных породах образуются технеций и менделевий — элементы, ранее известные только на звездах или получаемые искусственным путем.
Можно без конца перечислять и цитировать записи всех сообщений «небесных» сотрудников и их помощников. Из всей их работы нам стало ясно, что мы еще очень слабо изучили воздействие космической радиации на горные породы. Мы уже не сомневались, что такое воздействие есть, но процесс этот еще надо изучать и изучать. И, конечно, изучая все это, мы расшифруем, что такое атомосоматоз, или космосоматоз.
Опасное изобилие идей
Не все шло гладко в наших исследованиях. Это и понятно. Мы шли ощупью, как говорят, «без задела».
Сколько новых путей и мыслей рождалось в спорах! Все они проверялись и безжалостно браковались, если уводили нас в сторону от поставленной цели.
Я расскажу только об одном из таких путей, предложенных молодым инженером из «небесной» группы — Иваном Федоровичем Брыкиным.
Иван Федорович недавно окончил институт. Во время учебы он «до отказа» начитался приключенческой космической литературы. Он бредил путешествиями в космосе. Он считал, что мы мало тратим усилий на расшифровку «сигналов из космоса». Его любимыми писателями были А. Казанцев и И. Ефремов.
Это инженеру Брыкину принадлежала идея провести работы, обозначенные в общей серии исследований под названием: «Код феррум-никель».
Ход мыслей Брыкина был таков. К нам на Землю поступает информация в виде значков в железных метеоритах. Ученые называют их неймановыми линиями. Они в виде штрихов и черточек пересекают видманштеттеновы фигуры и отчетливо видны на полировках.
Вот Иван Федорович и предположил, что в этих линиях зашифровано письмо, прочесть которое еще никому не удавалось. Эти мысли были навеяны сенсационным сообщением в газетах о том, как новосибирским ученым удалось с помощью кибернетических машин прочесть ранее не поддававшиеся расшифровке письмена племени майя. Брыкин предложил применить тот же прием и к «метеоритному коду».
А дальше началась чистая фантастика. Брыкин уверял, что письма из космоса стали поступать на Землю относительно недавно, после того, как первые космические пришельцы высадились на Землю. Язык этих гостей из космоса был знаком нашим предкам, они читали небесные послания в торжественной обстановке, в древних храмах. В «доказательство» Иван Федорович приводил данные о находках метеоритов в древних алтарях, в доисторических погребениях Андерсон-Тауншипа и Хопевел Маундса в США. А один из метеоритов даже лежал в маленьком каменном ящике в руинах храма Эльден Пуэбло (тоже в США).
Кое-кого увлекли эти мысли. Еще бы! Сам академик Обручев писал нечто подобное в одном из своих произведений. Но проверка показала, что неймановы линии подчинены граням и ребрам куба крупных кристаллов метеоритного железа. Иногда получают линии, сходные с неймановыми, при ударе куска из сплава никеля и железа. Правда, при этом ориентировка линий подчинялась другим законам.
Расшифровать тип видманштеттеновых фигур удалось некоторым ученым еще задолго до работ «неземной» группы. Толщина балок зависит от содержания никеля в породе. Чем больше никеля, тем балки толще. Распределение балок подчинено граням кристалла. В зависимости от того, какая часть кристалла пришлифовывается, мы получаем тот или иной рисунок.
Даже самые ретивые поклонники фантастики отказались от романтической идеи небесных писем. Автором этих писем была сама природа, и мы еще не знаем ее языка. Все должно быть гораздо проще и в тысячу раз сложнее.
Природные циклотроны
Трудно сказать, кому первому пришла в голову мысль о природных циклотронах.
Циклотроны и другие ускорители элементарных частиц — это аппараты, изобретенные в нашу эпоху. Особенно хорошо описан в литературе синхрофазотрон, установленный в нашем атомном центре в Дубне. В основе этого ускорителя находится электромагнит с сердечником весом в 36 тысяч тонн. В этом аппарате изучают свойства ядерных частиц. С помощью электромагнита частицы разгоняют почти до космических скоростей, а на пути их ставят преграды и ловушки. При бомбардировке элементарными частицами, по существу при атомном ударе, из меди получали цинк и хлор, из висмута — золото и платину.
А в наши дни выявили природные циклотроны. Исследования последних лет показали, что магнитное поле Земли простирается на десятки тысяч километров. В этом поле есть радиационные пояса, в которых задерживаются космические частицы. Они навиваются на магнитные силовые линии, сосредоточиваясь в кольцах Ван-Аллена — Вернова, опоясывающих всю Землю. Каждому теперь известно, что внутри колец существуют электронные токи силой во много сотен тысяч ампер.
Кольца Ван-Аллена — Вернова связаны не только с магнитным полем Земли. Они чутко реагируют на все изменения магнитных сил в солнечной системе.
Влиянием возмущений в зоне солнца и был вызван атомный удар 23 февраля 1956 года.
Почему же не предположить, что либо по закону магнитной индукции, либо по другим, пока еще неведомым и более сложным законам, эти направленные токи в радиационных поясах вызывают ответное направленное движение заряженных частиц и в земной коре. Эти природные ускорители должны быть в миллионы раз мощнее лабораторных; ведь залежи магнитных руд — естественные электромагниты — имеют подчас колоссальную массу.
Можно представить себе, какие превращения вещества вызывают такие направленные атомные удары!
Значит, в идее все просто. Надо дождаться следующей вспышки на Солнце. Подготовить и рассчитать атомный удар так, чтобы он был направлен именно в то место, в котором находятся скопления нужных нам первичных пород, — и получить за счет атомо- или космосоматоза месторождение редких элементов или руд. Может быть, для этого нужно заранее создать магнитное поле, которое направит атомный удар, или начать земными средствами атомную бомбардировку горных пород, чтобы начавшаяся реакция была поддержана могучим космическим атомным ударом.
Наши товарищи, увлекшись этой идеей, стали подбирать факты из истории развития нашей Земли. Они вспомнили, что древнейшие породы нашей планеты полностью изменены и частично переплавлены. Они стали развивать мысль, что такое явление могло возникнуть либо под влиянием более мощного магнитного поля Земли, существовавшего в то время, либо при отсутствии у Земли атмосферы. В этом случае наша планета беспрерывно подвергалась бы атомной бомбардировке. В настоящее же время ее защищают и атмосфера, и кольца Ван-Аллена — Вернова.
Но и сейчас, хотя и реже, могут происходить атомные удары огромной силы, а значит, и в наши дни возможно образование новых месторождений полезных ископаемых в результате атомосоматоза.
Ископаемые взрывы
Так возникли разнообразные проекты приручения этих процессов — планы покорения природы.
Один из проектов, вынашиваемый группой молодых ученых, был связан с дерзкой мечтой получения алмазов атомосоматическим путем прямо в природных условиях.
Они, эти молодые ученые, детально изучили всю литературу об африканских и наших сибирских алмазах. Главные коренные месторождения приурочены к так называемым кимберлитовым трубкам, действительно трубообразно залегающим в земной коре. Большинство ученых считает, что трубки образовались в результате взрыва или серии взрывов при подъеме снизу магмы, обогащенной газами. Значит, говорится в литературе, это были взрывы прошлых геологических эпох, «ископаемые взрывы» или их следы.
Наши молодые ученые раскопали многочисленные противоречия в описаниях. Прежде всего, они обратили внимание на то, что трубки выклиниваются с глубиной и там переходят в жилы. В южно-африканских алмазоносных трубках содержание алмазов резко падает с глубиной, а должно было бы быть наоборот. Так какая же тут связь с магмой? Здесь, по-видимому, что-то другое.
Молодежь начала свою атаку на философском семинаре. Их логика была железной. Они рассуждали о взаимосвязях вещества.
Вот, говорили они, существует земная кора. Мы привыкли думать, что на нее воздействует вещество мантии Земли, расположенное под земной корой. Мы никогда не видели этого вещества. Одно время предполагали, что оно жидкое, расплавленное; потом стали утверждать, что оно твердое; потом придумали, что оно твердое только при определенных условиях, а затем было высказано много других гипотез. Другое же ограничение земной коры — атмосфера. Ее воздействие мы ограничиваем только самой верхней частью земной коры. Здесь происходит выветривание — разрушение крепчайших горных пород и создание при этом некоторых новых минералов.
Так представляли процесс многие десятилетия, пока не появились новые факты, связанные с жизнью атома и его элементарных частиц. Почему же нельзя допустить активное воздействие атомных частиц на горные породы, на атомы земной коры?
Вскоре молодые ученые выступили с серией научных докладов, в которых подвергли уничтожающей критике гипотезы об образовании алмазов.
В некоторых докладах отмечалось и странное несоответствие, выявленное на Урале. Уральские алмазы встречаются только в россыпях; коренных месторождений здесь не обнаружено. Раньше считалось, что эти коренные месторождения расположены где-то далеко. Но не естественнее ли предположить, что алмазы образовались именно здесь, в россыпях, в результате атомного удара?
Почти во всех докладах была отвергнута гипотеза об ископаемых взрывах. Большинство молодых ученых восприняло идею атомосоматоза и стало с этих позиций рассматривать проекты создания искусственных месторождений алмазов, используя для этой цели природные условия. Они говорили, что существующие сейчас методы получения алмазов малорентабельны. И нужно найти способ использования атомных ударов для изготовления алмазов. Атомная бомбардировка, определенной мощности и строго направленная, может перестроить структуру вещества, — создать кристаллическую решетку алмаза. И обыкновенный графит или уголь превратятся в благороднейший из драгоценных камней.
Проекты были хорошими, но главное оставалось неясным: как рассчитать мощность и направление атомного удара, состав потока частиц, чтобы перестроить кристаллическую решетку графита? Для решения этой задачи нужны были не только теоретические расчеты, но и многочисленные сложные эксперименты.
Подготовка эксперимента
И вот в нашем и в других институтах стали разрабатываться планы, в которые включились физики, химики, геофизики, биологи и люди многих других специальностей. Параллельно с планами, исправлявшимися на ходу, началась напряженная работа по подготовке главного эксперимента. Это была лавина мыслей, идей, гипотез. Над всеми этими работами довлела одна основная цель — подготовка опыта по атомосоматозу.
Перед генеральным экспериментом нам предстояло проверить все возможные пути превращения минералов. Нам важно было нащупать правильный путь проверки идеи атомосоматоза.
Группа исследователей проверяла нейтронную теорию. Они в своих исследованиях связались с крупными атомными центрами страны. Там же проверялись и мысли о роли гиперонов и многих других частиц.
Вторая группа пошла в высокогорные лаборатории. Там исследовалось влияние космических частиц на горные породы. Некоторые из этих энтузиастов предлагали устроить лабораторию на Памире, где в свое время были найдены уникальные кристаллы оптического флюорита. Они говорили, что эти кристаллы произошли при бомбардировке горных пород космическими лучами, в составе которых много частиц очень высоких энергий.
Физики разрабатывали новые модели аккумуляторов, способных в короткое время отдать огромные запасы накопленной энергии.
Химики проверяли наши рассуждения с точки зрения тех законов перерождения вещества, которые известны к настоящему времени.
Мы все отчетливо представляли, что у нас будут и неудачи, и просчеты. Конечная цель всех этих исследований нам всем была ясна. Надо получить из «неблагородных камней» то, что нужно промышленности. Надо научиться управлять силами природы!
Но при этом мы ни на минуту не могли забыть слова физиков: «Натрий никогда, ни при каких условиях, не может превратиться в бериллий». А мы своими глазами видели, что в «жиле краеведа» такое превращение произошло. Здесь была загадка, решение которой могло помочь разрешить главную трудность: доказать, что, кроме известных нам типов ядерных реакций, есть и другие, пока еще неведомые, никем не описанные, но, по-видимому, происходящие в природе.
В поисках решения мысль наших химиков и физиков все чаще и чаще обращалась к нейтрино — ничтожно малой частице, не имеющей массы покоя, легко пронзающей любые толщи вещества (она «прошивает» Землю так, будто на ее месте находится пустота!) и в то же время способной вызвать самые удивительные превращения.
Если протон поглощает нейтрино, он превращается в нейтрон. Напротив, нейтрон, испустивший нейтрино, становится протоном. И если представить себе целую цепь таких реакций распада и поглощения частиц, то можно объяснить самые сложные превращения элементов.
Почему до сих пор физико-химики не пытались получить такие реакции? Да, вероятно, потому, что не подозревали о том, что они происходят в самой природе. Ну, а мы, благодаря нашему краеведу, знали.
Мы сразу же поставили себе условие: получить поток нейтрино так, как это могло происходить в природе. Использовать для этой цели Солнце — самый мощный источник нейтрино мы по понятным причинам не могли. Как-то направить естественный поток нейтральных частиц тоже невозможно. Оставалось одно: взять такой исходный материал, который можно встретить 8 атмосфере. Надо было изготовить изотоп кислорода — О14. Распадаясь, этот изотоп должен превратиться в устойчивый изотоп азота — N14 и выбросить при этом позитрон и нейтрино. Надо «взять» это нейтрино и направить его на камень.
Это — в идее. А на практике возникло большое число почти непреодолимых трудностей. Никто никогда таких экспериментов не производил, и нам самим нужно было решать, как справиться с нужным нам изотопом кислорода, если он живет доли секунды. В период его жизни нужно было успеть ввести изотоп в систему сложных приборов и этим направить нейтрино куда следует. Кроме того, нужно было получить достаточно плотный поток.
В общем, все протекало как в сказке: «скоро сказка сказывается, да не скоро нейтрино делается».
Наши дневники пестрели записями об удачах и неудачах. После каждого опыта порода расшлифовывалась, просматривалась и в проходящем и в отраженном свете. Сотни шлифов и полировок — и все неудача. Никаких изменений в породе не наблюдалось.
Мы пробовали самые хитроумные комбинации приборов, самые разнообразные образцы горных пород, в том числе и такие, в каких в Гренландии наблюдаются частички самородного железа, — базальты. Появление в них частичек самородного железа означало бы удачу. Но все было тщетно, хотя, по косвенным данным, нейтрино нам удавалось получать.
Стало ясно, что в условиях наших маломощных лабораторий нам не удастся осуществить эксперимент. И тогда мы обратились в Дубну.
Третий бог
Первый год работы подходил к концу. Мы, в вузах, живем и работаем от сентября до июня. Пора отпусков у нас всегда приходится на лучшие летние дни. Все сотрудники института распределились на три группы: «счастливчиков», «неудачников» и «энтузиастов».
«Счастливчики» — это те, кому удалось получить туристическую путевку по родной стране, или вокруг Европы, или в африканские страны. «Неудачники» поехали в Сочи. «Энтузиасты» же отправились в экспедиции по Уралу для сбора горных пород. Эти породы предназначались для очередных экспериментов.
Но и «счастливчики», и «неудачники» на этот раз не могли просто отдыхать. Все мы, то по очереди, а то и все вместе, приезжали в Дубну, вместе с учеными Института ядерных исследований еще и еще раз ставили эксперименты, обсуждали теоретические проблемы, искали новые пути объяснения непонятных явлений атомосоматоза.
Наши неудачи объяснялись тем, что мы пока еще не могли достигнуть мощности, хоть сколько-нибудь сравнимой с мощностью природных потоков ядерных частиц. Обычные циклотроны и другие ускорители были бессильны воспроизвести эти природные явления. Оставалось одно — подготовить эксперимент с применением синхрофазотрона. И только тогда мы получили небольшую порцию метеоритного железа при бомбардировке базальтов слабым пучком нейтрино.
Тогда же возникла идея применения принципа лазера.
Лазеры — это сверхгенерированные световые лучи. Возбужденный в специальных кристаллах световой луч обладает огромной энергией. Он подобен фантастическому гиперболоиду инженера Гарина из известного романа Алексея Толстого. Недавно американские ученые осветили с помощью лазера Луну. Вспышки света на Луне были отчетливо видны в телескоп. Луч лазера легко перерезает алмаз, развивая при этом температуру в несколько тысяч градусов.
О таких генераторах, только не света, а других частиц, мы стали думать, когда решили резко усилить проникновение в горные породы нейтрино. И этот эксперимент скоро будет совершен.
Геологи знают, что вот уже почти два столетия ведется спор о первопричине образования горных пород. Одни говорят, что все породы сформировались из океанических осадков. Они выбрали себе символ — бога Нептуна, повелителя морской стихии.
Другие геологи утверждают, что первозданными были огненные породы, возникшие из расплавов, либо расположенных глубоко под поверхностью Земли, либо с грохотом вырывающихся на поверхность через жерла вулканов. Бог преисподней — Плутон; бог расплавленной лавы — Вулкан.
Мы открыли третий путь образования горных пород, путь космический, атомный. Символа у этого третьего пути пока нет. Но этот третий «бог» может оказаться могущественнее двух первых. И что самое главное — его можно сделать более послушным человеческой воле, чем капризные Нептун и Плутон.
Человечество достигло многого. Химики в лабораториях и на химических заводах создают синтетические вещества, более прочные, чем сталь, более легкие, чем алюминий, более тугоплавкие, чем вольфрам, и в то же время обладающие лучшими свойствами металлов. Уже намечаются пути создания искусственного белка и других сложных органических соединений. Человек превзошел мудрую природу, пошел дальше, чем она, — его постоянный учитель и наставник.
Но мы все еще остаемся в основном только потребителями полезных ископаемых, мы еще не умеем создавать их запасы. Мы только научились искать то, что природа запрятала в своих подземных кладовых, и два первых бога едва ли помогут человечеству преодолеть эту зависимость от природы.
Но третий «бог» может оказаться послушнее воле человека, его техническому гению. Пройдет время, и человек научится создавать вещества, более прочные, чем алмаз, превращать простой базальт в чистейшее железо, невзрачный альбит в радующий глаз изумруд…
Может быть, подготовленные нами эксперименты еще не дадут ожидаемого результата. Мы пока идем на ощупь, с трудом прокладывая новый путь. Так бывает всегда. Но с каждым шагом вперед мы будем ступать все смелее и увереннее. Мы знаем, что не за горами изготовление искусственных месторождений золота, меди, олова и многих других ценнейших элементов.
Человек покорит «третьего бога» и станет подлинным властелином природы — не потребителем, а создателем природных богатств.
Так будет. А пока — пока мы готовим свои эксперименты, чтобы вслед за ними приступить к новым опытам, к новым поискам, к решению новых трудных проблем.
