По натуре своей я не драчун. И в детстве не дрался, и потом не приходилось. Война, конечно, не в счет. Там другое дело. Там враг, его уничтожить надо, иначе — он тебя. Но однажды ударил я своего. Да кого? Хирурга, который через несколько минут сделал мне операцию! Случилось это так.
После ранения привезли меня в медсанбат и прямо на операционный стол. Стояли мы в то время в обороне, раненых было мало, и в медсанбате царили тишина и покой. И врачей нет: куда-то они отлучились. Одни дежурные медсестры на месте. Вот я лежу, жду. А боль все сильнее. В ту минуту казалось мне, что появится врач, сделает что надо и сразу стану я здоровым и сильным. А его все нет.
— Сестренка, где доктор? — кричу.
— Что ты каждую минуту спрашиваешь? Сказано: сейчас придет.
Разное время у нас с медсестрой было. Мне каждая минута вечностью казалась. Но вот хлопнула дверь, послышались шаги, вошел крупный широкоплечий мужчина. Пошептался о чем-то с медсестрой, бодрой походкой ко мне подошел, откинул простыню, спрашивает:
— Ну, молодой человек, как мы себя чувствуем?
А у меня внутри все кипит.
— По-разному мы с вами себя чувствуем, — отвечаю. — Вы — хорошо, я — плохо.
— Чего ты сердишься? — удивленно приподнял брови врач. — Я же не на гулянке был, генерала нашего перевязывал.
— А вы мне не тыкайте, я — офицер, — распаляюсь я.
— Я тоже офицер. И вдвое тебя постарше. Ну хорошо, буду говорить тебе «вы». А теперь успокойтесь. Все будет в порядке.
Сказал, отошел, руки мыть начинает. «Вот, — думаю, — чистюля какой. Нашел время туалетом заниматься». И еще больше разозлился. Не знал тогда, что хирург операцию должен делать идеально чистыми руками. А тут, как на грех, лампочка под потолком замигала, потухла, потом загорелась, но уже вполнакала. «Сейчас они понатворят со мной. В темноте вместо ног живот разрежут». Только подумал так, вижу: идет на меня какая-то фигура. Вся в белом, лица не видно, руки вверх держит, и пальцы растопырены. Я и взбеленился.
— Не подходи! — кричу. — Где врач? Он только что тут был!
— Я врач, — говорит фигура голосом доктора. — Успокойся.
— Не успокоюсь, — стою на своем. — Вам бы только резать. Где свет? Вы в такой темноте всего меня изрежете…
— Успокойся, парень, — уговаривает меня хирург. — Разрежем где надо.
А сам подходит все ближе да ближе. И тут я учуял запах спирта. И показалось, что от врача он доносится.
— Вы пьяны еще! — взвизгнул я. — Теперь понятно, как вы генерала перевязывали!
Хирург озадаченно посмотрел на медсестру, покачал головой.
— Позовите санитаров, — сказал тихо и чуть в сторону отошел.
Пришли два санитара, поговорили с врачом, а потом… Как говорится, схватка была яростной, но короткой. Уложили они меня на обе лопатки и держат. А раненую руку свободной оставили. И вот когда подошел врач с какой-то вонючей белой тряпкой и стал мне ее к носу приставлять, этой рукой и задел я его. А он словами меня успокаивает и знай сует мне эту тряпку под нос. Вздохнул я несколько раз и полетел в тартарары. Больше ничего не помню.
Очнулся на следующий день. Позвал медсестру, попросил пить. Вспомнил все, что накануне было, и так стыдно мне стало, хоть убегай. Отвернулся к стене, лежу, молчу.
Вскоре врач пришел. Гляжу — вроде другой, не тот, что операцию делал. Спросил о состоянии, осмотрел. Не выдержал я, говорю:
— Товарищ военврач, вчера я себя очень плохо вел. Хирурга ударил, в пьянстве его обвинил, в грубости. Вы уж как-нибудь за меня извинитесь перед ним, спасибо мое за помощь передайте.
Встал врач, снял халат, колпак и увидел я перед собой седого человека с морщинистым усталым лицом. Вгляделся — да это же тот самый, вчерашний. Улыбнулся он, пошарил по карманам и протягивает мне что-то.
— Держи, — говорит, — на память.
Гляжу — в руке у него осколок.
— Спасибо, — говорю.
Пошел он было к выходу, но вернулся.
— А спиртного я, брат, не пью. И тебе не советую. Это мы тебе руку спиртом перед операцией натерли. — Уходя, заметил: — Уж разреши мне тебя на ты называть. Стар я переучиваться.
Я еще больше покраснел.
Так я ни за что ударил человека. А может, и не ударил, может, показалось. Только стыдно мне до сих пор.