Глава I
В поисках страны Офир
В конце июля 1980 г. на земном шаре должно было появиться еще одно суверенное государство. К независимости шел архипелаг Новые Гебриды, на более чем 80 островах которого жило 112 тыс. человек. Архипелаг находился под совместным владением Великобритании и Франции с начала XX в.
Казалось бы, ничто не могло помешать этому событию. Мучительные, растянувшиеся на несколько лет переговоры представителей коренного населения островов с британским и французским правительствами были завершены. Но вдруг в конце мая стало известно, что на крупнейшем острове архипелага — Эспириту-Санто вспыхнул мятеж. Мятежники, захватив главный город острова — Люганвиль, объявили об отказе войти в состав нового государства.
И мало кому до той поры известное название далекого острова замелькало на страницах мировой печати.
Странное название, ведь в переводе с испанского оно означает Святой Дух. Конечно, такое название могло быть дано острову во времена весьма далекие. Но все-таки, почему так был назван один из новогебридских островов?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо совершить путешествие в глубь веков.
В XV в. морское владычество прочно перешло к Испании и Португалии. Их корабли совершали далекие экспедиции, целью которых были поиски драгоценных металлов. Доходившие из глубины веков легенды о несметных богатствах заморских стран воспламеняли сердца испанских и португальских мореплавателей.
Одна из таких легенд содержалась в Библии, в Третьей Книге царей. В ней говорилось, что царь Соломон послал свои корабли в страну Офир, и они вернулись с золотом, которое пошло на постройку храма в Иерусалиме.
Древние авторы считали, что страна Офир находится где-то в Индии. Об этой легенде знали и Колумб и Магеллан. И тот и другой, идя различными путями, стремились достичь сказочно богатой страны Офир. И тот и другой были уверены, что достигли ее.
После плавания Колумба в 1492 г. борьба между Испанией и Португалией за захват открываемых земель особенно обострилась. Ни одна из стран не имела решающего превосходства, и потому они сочли за благо поделить мир между собой.
Раздел этот был закреплен в 1494 г. Тордесильянским договором, по которому все земли к западу от линии, проходившей в 370 лигах (свыше 2000 км) западнее островов Зеленого Мыса, получала Испания, а к востоку — Португалия. «Высокие договаривающиеся стороны» представляли себе тогда мир плоским. Но в 1522 г. один из кораблей экспедиции Магеллана, «Виктория», под командованием X. Элькано достиг берегов Испании, совершив первое в истории человечества кругосветное плавание и тем самым доказав, что Земля представляет собой шар. Испанский король Карл V даровал Элькано герб, изображавший земной шар, опоясанный лентой, на которой был начертан девиз: «Primum me circumnavigasti» («Ты первый, кто обошел меня вокруг!»).
Это событие заставило Испанию и Португалию заново обсудить проблему раздела мира. Теперь уже надо было делить и земли Тихоокеанского бассейна.
В 1524 г. представители испанского и португальского монархов встретились для переговоров на границе своих государств в местечке Бадахос.
Но просто и быстро решить проблему раздела земного шара не удалось. Переговоры затянулись. Каждая из сторон стремилась добиться того, чтобы именно к ней отошли Молуккские острова, или, как их называли, Острова Пряностей. И дело было не только в этих островах. Тогда считалось, что легендарная земля Офир лежит к юго-востоку от Молуккских островов.
Ирония ситуации заключалась в том, что ни одна из спорящих сторон не имела ясного представления о географическом положении Островов Пряностей.
Не надеясь на благополучное для себя завершение переговоров, Карл V попытался кончить затянувшийся опор, захватив Молуккские острова.
24 июля 1525 г. по его приказу семь кораблей под командованием Гарсии Хофре де Лойясы (в состав экспедиции входил и Элькано) покинули Испанию и направились к Молуккским островам.
Плавание сложилось трагично. К Молуккским островам дошел лишь один корабль «Виктория». В пути погибли де Лойяса и Элькано. Треть команды умерла от болезней. Оставшиеся в живых создали на острове Тидоре колонию, которая сразу же подверглась осаде португальцев.
20 июня 1526 г. Карл V, не получая известий о ходе экспедиции, направил Э. Кортесу, завоевателю Мексики, приказ послать новую экспедицию к Молуккским островам. Кортес поручил ее проведение Альваро де Сааведре, своему двоюродному брату.
31 октября 1527 г. три корабля под командованием де Сааведры вышли в море.
Во время плавания флагман «Флорида» отстал и двигался в одиночку. Судьба других кораблей неизвестна. В начале марта 1528 г. «Флорида» достигла острова Тидор.
Сааведра нашел там своих соотечественников из экспедиции Лойясы в самом бедственном положении: они были окружены осаждавшими их португальцами. Сааведра решил оставить на острове 50 солдат и матросов в помощь сражавшимся испанцам и плыть обратно за подкреплением.
3 июня 1528 г. «Флорида» покинула остров. Но Сааведра не смог добраться до Мексики: направление ветров было неблагоприятным. Корабль дошел лишь до Марианских островов и возвратился к Тидору.
Во время второй попытки достичь американских берегов, предпринятой в мае 1529 г., Сааведра погиб, а его корабль был вынужден вернуться к Молуккским островам. Испанцы высадились на остров Хальмахера. Туда же перебрались их соотечественники с острова Тидор. Впоследствии все они были взяты в плен португальцами.
Видя, что попытки захватить Молуккские острова оканчиваются неудачей, и испытывая острую нужду в деньгах, Карл V, получив от португальцев 350 тыс. дукатов, согласился на проведение линии раздела в 17° к востоку от Молуккских островов. Это было зафиксировано в Сарагосском договоре в апреле 1529 г. Потеряв надежду получить Молуккские острова, испанцы взялись за исследование отошедшей к ним Океании.
В 1538–1541 гг. Карл V, опираясь на Сарагосский договор, заключил с вице-королем Новой Испании ряд соглашений на открытие, захват и колонизацию «островов в южных морях в западном направлении».
Опять испанцы вспомнили библейскую легенду о стране Офир. Поскольку до сих пор ее не нашли ни в Америке, ни в Азии, то, следовательно, единственным местом, где ее можно было обнаружить, оставалась Океания. Уверенность испанцев в этом подкреплялась легендами инков о путешествиях их предков к островам, богатым драгоценными металлами.
Одну из таких легенд услышал живущий в Перу испанец Педро Сармьенто де Гамбоа. Впоследствии он поведал ее в книге «История инков».
Согласно легенде, вождь инков во время своего плавания на базальтовых плотах наткнулся в океане на два острова и вернулся, «привезя с собой черных людей, золото, трон из меди, шкуру и челюсти лошади. Эти трофеи находились в крепости Куско до прихода испанцев... Экспедиция инки Тупака продолжалась девять месяцев, по другим сведениям — год».
Рассказы инков навели де Гамбоа на мысль организовать экспедицию в южные моря. В середине 1567 г. он передал свой проект вице-королю Перу — Лопе Гарсия де Кастро.
Вице-король одобрил этот проект и распорядился начать подготовку экспедиции. Однако во главе ее он поставил не де Гамбоа, а своего 25-летнего племянника Альваро Менданью де Нейра. Де Гамбоа был включен в состав экспедиции. Для экспедиции Гарсия де Кастро выделил два корабля — «Лос-Рейес» и «Тодос Сантос», переименованные в «Капитан» и «Альмирата».
Менданье предписывалось создавать колонии на открываемых землях и «обращать всех язычников в христианство».
Следует сказать, что такое объяснение испанцами причин колониальных захватов было традиционным. Свои кровавые злодеяния конкистадоры оправдывали «священным ужасом, внушаемым идолопоклонством», а приобретение земель — желанием наставить на путь истинный «диких туземцев».
Экспедиция началась 19 ноября 1567 г. В ней участвовало 150 человек. Почти два месяца шли корабли, не видя земли. Запасы воды и пищи подходили к концу. Команда роптала. Наконец, 15 января 1568 г. показалась земля. Вероятно, это был один из островов, входящих в группу островов Эллис. Скалистая земля выглядела такой безжизненной и бесплодной, что решили не высаживаться.
Спустя еще 17 дней плавания сразу оба корабля наскочили на рифы. Однако вскоре корабли подхватил сильный ветер, который снял их с рифов и носил шесть дней по бушующим волнам. На седьмой день погода прояснилась и измученные испанцы увидели перед собой долгожданную землю. Это случилось 7 февраля 1568 г. Менданья назвал обнаруженную землю Санта-Исабель в честь святой — покровительницы их экспедиции. Сначала Менданья думал, что открыл неизвестный континент, но Санта-Исабель оказался островом.
Испанские корабли сразу окружили каноэ аборигенов. Встреча была дружеской. Испанцев приветствовал местный вождь Билебанара. Один из участников экспедиции, описывая впоследствии внешность вождя, отмечал, что «его головной убор был сделан из множества белых и цветных перьев, на запястья были надеты очень белые костяные браслеты, выглядевшие алебастровыми, а на шею — маленький щит, который они называли такотако; лицо его было ярко раскрашено... Он попросил шапку, предлагая за нее один из своих браслетов. Произведенный обмен был ему, очевидно, приятен... Он и его индейцы начали танцевать. Подобного представления мы никогда не видели. Генерал предложил ему сесть и спросил, как на его языке называются солнце, луна, небо, а также разные вещи. И вождь назвал их. Мы быстро усваивали их язык, а они наш... Они старались запомнить наши слова...»
Однако эти идиллические картины очень скоро сменились кровавыми сценами.
Жестокость де Гамбоа, посланного во главе испанского отряда на остров за продовольствием, привела к стычкам. Отношения ухудшились. Надо сказать, испанцы, как только поняли, что никаких богатств на острове нет, сразу утратили интерес к аборигенам.
Чтобы обследовать остров, испанцы построили бригантину «Сантьяго». На этом судне они не только изучили береговую линию, но и открыли еще один остров неподалеку от Санта-Исабель. Этот остров оказался значительно крупнее. Один из испанцев предложил назвать его Гуадалканал в честь родной деревни.
Испанцы попытались высадиться на берег, но аборигены встретили их столь враждебно, что путешественники сочли за лучшее вернуться на Санта-Исабель. После этого уже вся экспедиция отправилась на Гуадалканал.
Здесь испанцы вели себя точно так же, как на Санта-Исабель: силой отнимали продовольствие у аборигенов, жгли деревни, отгоняя их обитателей в глубь острова. 13 июня Менданья отдал приказ покинуть Гуадалканал.
После семидневного плавания корабли достигли большого острова. Испанцы назвали его Сан-Кристобаль. Пришельцы и здесь стали силой отбирать продовольствие у островитян, вступая с ними в кровопролитные столкновения. В течение всего времени пребывания испанцев на Сан-Кристобале не прекращались стычки с местными жителями. Многие солдаты и матросы заболели. Испанцы впали в уныние. К тому же нигде они не находили ни золота, ни других драгоценных металлов. Никто не хотел больше оставаться здесь, и Менданья отдал приказ возвращаться. 11 августа 1568 г. корабли покинули остров, взяв курс к берегам Америки.
Обратный путь был тяжел и опасен, лишь 19 декабря показался американский берег.
Как ни старался Менданья представить свою экспедицию успешной, как ни расписывал блестящие перспективы колонизации открытых им островов, где, по его словам, находились несметные богатства, которые можно было сравнить лишь с сокровищами легендарного царя Соломона, испанские власти весьма прохладно отнеслись к рассказам капитана.
«По моему мнению, — сообщал один из чиновников испанской колониальной администрации в Южной Америке в письме королю, — они (открытые острова. — К. М.) не имеют большого значения, хотя они (Менданья и его спутники. — К. М.) говорят, что земля там богата; во время своего путешествия они не обнаружили ни специй, ни золота и серебра, ни товаров, ни какого-либо другого источника дохода, а все местные жители — дикари».
Тем не менее за открытыми Менданьей островами утвердилось название Соломоновых. В отчете о плавании де Гамбоа писал уже о «Западных островах в южной части Тихого океана, обычно называемых островами Соломона».
Несмотря на то что у Менданьи теперь не было такой поддержки, как до экспедиции (его дядя покинул пост вице-короля Перу, а преемник не жаловал капитана), он получил в 1574 г. королевский приказ организовать новую экспедицию к Соломоновым островам и взять с собой кроме 500 человек еще коров, лошадей, свиней, овец. Менданье предписывалось создать на островах три укрепленных поселения. Ему был пожалован титул маркиза, передавалась неограниченная власть над колонией, право чеканить золотую и серебряную монету (которое оставалось за его семьей в течение двух поколений).
В другом королевском послании, от 25 мая 1575 г., Менданье приказывалось произвести наблюдения за затмениями Луны, которые ожидались 26 сентября 1575 г. и 15 сентября 1578 г., с целью определить координаты Соломоновых островов и нанести их на карту.
Первый приказ не был выполнен. Менданья смог выйти из Севильи лишь в середине 1576 г. и потому достиг берегов Панамы в январе 1577 г. Там же его вследствие интриг колониальной администрации неожиданно арестовали. Экспедиция сорвалась.
В новом королевском послании Менданье, который именовался теперь губернатором Соломоновых островов, приказывалось идти к архипелагу и уточнить его местоположение, проведя наблюдение за лунным затмением в 1581 г. Но и на этот раз чины колониальной администрации помешали осуществлению экспедиции. Лишь в 1590 г. вице-король Гарсия де Мендоса счел возможным разрешить подготовку к экспедиции. Прошло, однако, еще пять лет, прежде чем она началась.
Почти за тридцать лет, прошедших со времени первого плавания Менданьи к Соломоновым островам, положение Испании в Тихом океане изменилось. Англия все настойчивее стремилась проникнуть в это, как говорили тогда в пиренейской монархии, «испанское озеро», подорвать господство Испании в Тихом океане.
Еще в начале 30-х годов XVI в. Роберт Торн и Роджер Бэрлоу выступили с «Декларацией об Индиях», в которой утверждали, что из Англии можно войти в Тихий океан северным путем через Анианский пролив, отделявший Америку от Азии. И если затем спускаться на юг, то встретятся богатейшие в мире острова и королевства, где в изобилии все «драгоценные предметы, высоко ценимые нами, которые сейчас доставляются из неведомых стран».
«Декларация об Индиях» была представлена британскому королю Генриху VIII в 1540 г., но внимания к себе не привлекла. Интерес к ней возник лишь спустя сорок лет, в царствование дочери Генриха — королевы Елизаветы.
Англичане с самого начала не признавали претензии Испании на морское господство, провозглашая принцип свободы морей для всех народов. «Открытый океан, — писал один из английских авторов того времени, — принадлежит одному Богу и природой предоставлен в пользование всем людям, поскольку он вполне достаточен для пользования всеми людьми во всех их предприятиях». А Роберт Торн в царствование Генриха VIII провозгласил девизом эпохи: «Ни земли без населения, ни моря без навигации».
В первой половине XVI в. Англия еще не могла соперничать с Испанией на море и до поры до времени мирилась с ее господствующим положением, но с начала 70-х годов она уже бросила открытый вызов пиренейской монархии. 24 мая 1572 г. английский капитан Фрэнсис Дрейк начал первую в истории британского флота эскпедицию к «Сокровищнице мира», как тогда называли Панаму, куда доставлялись драгоценности, добываемые в рудниках Перу, для дальнейшей транспортировки их в Севилью. Экспедиция Дрейка закончилась успешно. Вслед за ней Дрейк предпринял новую экспедицию к американским берегам. Это было знаменитое кругосветное плавание, длившееся с 15 ноября 1577 г. по 26 сентября 1580 г. Дрейк безжалостно грабил и сжигал испанские города на тихоокеанском побережье Южной Америки, захватывал испанские суда с богатейшими грузами в водах Тихого океана, этого «испанского озера», проникновения в которое британцев испанцы просто не допускали.
Привезенное Дрейком богатство послужило основой для последующей экспансии Англии в заморских странах. «Конечно, — пишет английский экономист Д. Кейнс, — богатства, привезенные Дрейком, вполне можно считать основой британских иностранных инвестиций. Елизавета за счет их смогла погасить весь свой иностранный долг и еще часть денег вложить в Левантийскую компанию; большие же доходы, получавшиеся Левантийской компанией, дали возможность создать Ост-Индскую компанию, на доходах от которой на протяжении XVII–XVIII вв. основывалось развитие английских внешних связей и т. д.»
В сравнении с Испанией Англия того времени была бедной страной. «Доход одной Севильи, — говорил в 1578 г. государственному казначею Англии Уолтеру Милдмею богатый купец Антонио де Гуарас, проживавший в Лондоне и неоднократно представлявший Испанию при английском дворе, — много больше, чем все доходы английской короны». Полученные богатства придали Елизавете большую уверенность в отношениях с Филиппом. Теперь военный спор с могущественной Испанией казался ей уж не таким невозможным.
Решив раз и навсегда расправиться с Англией, Филипп II в мае 1588 г. послал к ее берегам гигантскую эскадру, в состав которой входили 134 корабля, в том числе 33 громадных боевых галиота, имевших на борту 8 тыс. матросов и 18 тыс. солдат. «Непобедимой армаде» противостояло 90 британских кораблей, и только 19 из них были судами королевского военного флота, остальные же принадлежали частным лицам, главным образом, купцам. Тем не менее предприятие Филиппа окончилось провалом. Корабли «Непобедимой армады» в большинстве своем погибли. В испанские порты вернулось лишь 50 судов. Погибло не менее 20 тыс. матросов и солдат. Потери английского флота были незначительны. Не был потоплен ни один корабль, число убитых не превышало 100 человек.
Разгром «Непобедимой армады» был тяжелым ударом для Испании. Но он не сломил ее мощи. Испания оставалась сильной державой, обладавшей обширными колониями, многочисленным флотом. Полученные уроки войны с Англией заставили Филиппа усовершенствовать флот, усилить защиту своих владений в Америке. Там, где еще недавно Дрейк с небольшим отрядом храбрецов одерживал удивительные победы — в Номбре-де-Диос, Картахене и т. д., были построены новые оборонительные сооружения, усилены гарнизоны. Испанский флот получил маневренные, быстроходные и хорошо вооруженные суда. Их конструктор — Педро Менендес Маркес, сын знаменитого испанского адмирала, создателя конвоев для сопровождения «золотого флота». Педро Менендес сконструировал новый тип судна, сочетавший в себе свойства галеры и фрегата. Он вытянут по килю, имеет небольшую осадку и вооружен 20 пушками. Теперь сокровища грузились в Гаване прямо на эти суда, и они шли в Испанию без конвоя. Корабли нового типа были быстроходнее английских судов и в случае нападения могли уйти.
Но это не остановило британских корсаров, которые к концу XVI в. весьма активизировались на морских просторах. Так, Томас Кавендиш вернулся из кругосветного плавания с огромными богатствами. Лондонский купец Джон Уатт на своих кораблях подстерег у Юкатана и захватил два испанских галиона из «золотого флота» с богатейшим грузом. Богатую добычу привез граф Камберлендский из экспедиции к Азорским островам. В 1589–1591 гг. 236 английских кораблей бродили по морям в поисках добычи. Было захвачено 300 судов. Стоимость награбленного в десять раз превышала стоимость английского импорта.
В 1592 г. Кросс и Бороу в районе Азорских островов захватили огромную португальскую караку водоизмещением 1500 т, шедшую из Ост-Индии с ценнейшим грузом: драгоценными камнями, золотом, шелками и специями. Такой «приз» никому еще не доставался на протяжении столетия.
Усилившаяся британская активность на морях заставила испанское правительство поторопиться с захватом Тихоокеанских островов и разрешить наконец Менданье столь долго ожидаемое им плавание.
Свое второе плавание к Соломоновым островам Менданья начинал уже немолодым человеком. Ему было 53 года.
В плавании его сопровождали жена — донна Исабель Баррето и три ее брата. Донна Исабель, молодая женщина 20 лет, имела характер деспотический и тщеславный, она была горда сознанием, что она жена аделантадо, т. е. губернатора. Одного из ее братьев, дона Лоренсо Баррето, Менданья назначил капитаном флагманского корабля экспедиции «Сан-Хиронимо». Клан Баррето занял сильные позиции в экспедиции, особенно если учесть мягкий, податливый характер Менданьи.
9 апреля 1595 г. экспедиция отправилась в плавание, покинув Кальяо, порт Лимы, столицы Перу, называвшейся в те времена Городом Королей. Плавание совершалось на четырех судах, в состав экспедиции входило 378 матросов и солдат с женами и детьми. Католическую церковь представляли три священника-францисканца. Командиром отряда солдат был полковник Педро Мерино Манрике, храбрый, опытный солдат, но человек грубый и вздорный.
Главным штурманом экспедиции был Педро Фернандес де Кирос. Он родился в Португалии в 1565 г., за год до первой экспедиции Менданьи. В 1580 г., когда Филипп II объединил под одним скипетром Испанию и Португалию, пятнадцатилетний Кирос стал подданным испанского монарха. В 1589 г. он женился. К этому времени он уже несколько лет провел на море. На следующий год, когда Кирос и его жена находились в Перу, у них родился сын Франсиско, дочь же Херонима родилась в 1595 г., через несколько месяцев после начала второй экспедиции Менданьи.
Уже в первые дни плавания Кирос понял, что попал в тяжелое положение. Нелады между полковником Манрике и донной Исабель возникли сразу же после отплытия из Кальяо. Каждый из них претендовал на руководящую роль в экспедиции и требовал выполнения своих распоряжений. Кирос хотел даже отказаться от участия в плавании. Единственное, что заставило его остаться, было глубокое уважение к Менданье. Подробности о второй экспедиции Менданьи мы узнаем из отчета Кироса, продиктованного им своему секретарю 12 лет спустя.
Выйдя из Кальяо, Менданья еще некоторое время вел корабли на север вдоль южноамериканского побережья к порту Пайта, стараясь пополнить запасы воды и продовольствия. В порту Черрепе произошло событие, оставившее неприятный осадок у экипажей всех судов. В порту стояло судно, груженное мукой, сахаром и другими товарами. Корабль этот очень понравился командиру одного из судов экспедиции, Лопе де Вега, и его офицерам. Лопе де Вега только что, в Черрепе, стал родственником Менданьи, женившись на сестре его жены Марианне. Менданья дал ему чин адмирала. Надо сказать, что женитьба Лопе де Веги была не единственным матримониальным актом в экспедиции. Свадьбы совершались часто. Ведь среди участников экспедиции были не только матросы и солдаты, но и будущие колонисты, люди, искавшие счастья во вновь открываемых землях. В экспедицию отправились и целые семьи с многочисленными детьми, и вдовы, и незамужние женщины. За время плавания было отпраздновано полтора десятка свадеб.
Зная, что Менданья не согласится на обмен, считая корабль Лопе де Вега вполне пригодным для плавания, тот решил вынудить Менданью сделать это. Лопе де Вега приказал сделать шесть пробоин в днище своего судна и сообщил Менданье, что его корабль не может продолжать плавание вследствие сильной течи. Прибывший на судно Менданья убедился в его непригодности и согласился на его обмен. Стоимость забираемого судна на 6,6 тыс. песо превышала стоимость корабля Лопе де Веги. Полковник Манрике с группой солдат был послан на корабль и начал его разгрузку. Половина груза на судне принадлежала священнику, который находился на его борту. Он требовал прекратить «беззаконие и разбой», но его никто не слушал. Более того, один солдат ударил его и пригрозил сбросить за борт. Тогда священник очень громко и торжественно заявил, что он молит бога, чтобы этому кораблю никогда не было удачи, если он будет все-таки разгружен. Как ни были жестоки и грубы люди Менданьи, но проклятье священнослужителя запало им в душу.
Общая атмосфера на судах экспедиции все ухудшалась из-за усиливавшейся распри между Манрике и Менданьей. Очень напряженными были отношения Манрике с Киросом, хотя последний всячески старался избегать ссор. Когда корабли экспедиции сделали свою последнюю остановку у южноамериканского побережья в порту Пайта, Кирос заявил, что отказывается от дальнейшего участия в плавании. Но Менданье удалось уговорить его остаться. С тяжелым сердцем Кирос согласился. Он видел, что измотанный многолетними мучительными хлопотами по организации экспедиции, подорвавшими его здоровье, окруженный алчной родней, Менданья не сумел установить на судах твердую дисциплину, заставить экипажи повиноваться своей воле. Экспедиция была плохо подготовлена к предстоящему нелегкому плаванию. Не было запасено даже необходимого количества воды и продовольствия. Когда Кирос обратил на это внимание Менданьи, тот ответил, что все обойдется. Он был глубоко уверен, что легко и быстро приведет свои корабли к Соломоновым островам.
16 июня 1595 г. корабли покинули порт Найта, взяв курс на юго-запад. Менданья с женой, ее сестрой и братьями находился на борту «Сан-Хиронимо»; обмененным кораблем, названным как и прежний — «Санта-Исабель», командовал Лопе де Вега; галиотом «Сан-Фелипе» — Фелипе Корсо; фрегатом «Санта-Каталина» — Алонсо де Лейва. Кирос находился на одном корабле с Менданьей.
Более месяца шли корабли не встречая земли. Но вот наконец 21 июля в 5 часов пополудни в 10 лигах от кораблей мореплаватели увидели остров. Менданья назвал его Санта-Магдалина, поскольку следующий день был праздником в честь именно этой святой.
Менданья, уверенный, что достиг Соломоновых островов, распорядился собрать экипаж на молитву. Викарий и капеллан запели «Те Deum laudamus», подхваченную всеми с большим воодушевлением. На следующий день корабли подошли к самому острову. Он казался необитаемым, но неожиданно появилось семьдесят небольших каноэ, почти одного размера. В каноэ находилось от 3 до 10 человек — всего около 400. Это были хорошо сложенные, длинноволосые, красивые люди с почти светлой кожей, покрытой татуировкой, совершенно голые. Среди аборигенов было много детей, поразивших испанцев своей красотой. В своих записках Кирос с восторгом замечал: «Среди них был мальчик лет десяти... с внешностью ангела...»
Аборигены быстро подошли к испанским судам. Они что-то кричали, указывая на остров. В лодках у них были кокосовые орехи, какая-то еда, завернутая в листья, бананы и бамбуковые трубки с водой. На борт испанских судов аборигены подняться не решались. Наконец один из них появился на палубе «Сан-Хиронимо». Менданья распорядился надеть на него рубаху и шляпу. Когда сидевшие в лодке аборигены увидели своего товарища, одетого таким образом, они покатились со смеху. Страхи их прошли. Теперь уже около сорока человек поднялось на корабль. Все увиденное вызывало у них величайшее изумление. Они изучали одежду испанцев, хватали оружие и все предметы, попадавшиеся им на глаза, и скоро изрядно надоели испанцам. Менданья приказал выстрелить из орудия. Это так испугало аборигенов, что они попрыгали с борта корабля в воду и поплыли к своим каноэ. Один из аборигенов хотел остаться, но товарищи уволокли его с корабля. Покидая корабль, аборигены привязали веревку к бугшприту, полагая, что сумеют оттащить корабль к берегу.
Приветливость аборигенов сменилась острой враждебностью. Они начали забрасывать испанский корабль камнями, ранив при этом одного солдата. Тогда солдаты принялись стрелять из мушкетов. Один из аборигенов был убит, восемь ранено. Так состоялось первое знакомство испанцев с жителями неизвестной земли, ибо Менданья понял, что привел корабли не к Соломоновым островам, а открыл новый архипелаг. Неподалеку от острова, у которого находились испанцы, были видны еще три. Менданья назвал их островами Сан-Педро, Доминико, Санта-Кристина. Всю группу он назвал островами Маркиза де Мендосы, в честь вице-короля Перу.
На следующий день Менданья послал полковника Манрике с двадцатью солдатами к острову Санта-Кристина. Они должны были найти подходящее место для стоянки судов и пополнить запасы пресной воды. Когда испанцы подходили к острову, их окружили каноэ. Хотя аборигены и не обнаруживали никаких признаков враждебности, Манрике Приказал на всякий случай стрелять в них, что немедленно было выполнено с холодной жестокостью. Спасаясь от выстрелов, один из аборигенов с ребенком на руках прыгнул в воду, но оба были убиты одним выстрелом. Манрике со своими людьми вернулся на корабль, так и не найдя удобной гавани и источника пресной воды.
На следующий день экспедиция на Санта-Кристину повторилась. На этот раз испанцы высадились на острове. Они окружили деревню и знаками стали объяснять жителям, что им нужна вода. Аборигены держались приветливо, дали испанцам кокосовых орехов. Солдаты, заметив, что местные женщины весьма привлекательны, начали их одаривать различными подарками, стремясь завоевать их расположение. Полковник Манрике дал аборигенам кувшины, с тем чтобы они принесли воды. Аборигены бросились бежать, а испанцы, решив, что те хотят украсть кувшины, не долго думая, открыли по ним огонь. И опять экспедиция закончилась неудачно.
Тем временем, не дожидаясь возвращения Манрике, Менданья решил идти в ту бухту, где посланный им отряд высадился на берег, полагая, что она достаточно удобна для стоянки судов. И тут чуть не произошла трагедия. Когда «Сан-Хиронимо» шел к острову, ветер неожиданно стих, волна подхватила корабль и понесла его к прибрежной скале. Гибель судна казалась неизбежной, но внезапно подул бриз, матросы мгновенно поставили паруса, «Сан-Хиронимо» остановился недалеко от роковой скалы и пошел вдоль побережья. Манрике сообщил Менданье, что намеченная им для стоянки бухта очень плоха. В ней много опасных подводных скал. Тогда Менданья заявил, что не хочет терять времени на поиски подходящей гавани на открытом архипелаге, а намерен немедленно плыть на «свои» Соломоновы острова. Пресной воды, имевшейся на борту кораблей, по его мнению, должно было хватить на это плавание. Кирос же настаивал на продолжении поисков удобной бухты на Санта-Кристине и обеспечении экспедиции водой до возобновления плавания в неизвестных морях.
— Но что мы будем делать, если не найдем здесь подходящей гавани? — спросил Менданья.
— Мы можем вернуться на остров Магдалины, — ответил Кирос.
Но вскоре пришло известие от Манрике, посланного искать другую бухту на острове, что такая нашлась. Менданья повел туда корабли.
На следующий день, 28 июля, Менданья в сопровождении жены и большей части экипажа, сошел на берег. Викарий начал служить мессу. Собравшиеся невдалеке жители острова следили за действиями испанцев с большим вниманием и старались имитировать их движения. После мессы Менданья от имени испанского монарха провозгласил все четыре острова собственностью Испании, а затем отправился в деревню и приказал посеять там семена маиса в присутствии местных жителей. Покончив с этим делом, Менданья вернулся на «Сан-Хиронимо». Полковник Манрике с солдатами остался на берегу. Вскоре между солдатами возникла ссора. Аборигены, увидя это, начали бросать в солдат дротики и камни, ранив при этом одного солдата в ногу. Испугавшись, что солдаты будут мстить за своего товарища, они вместе с женами и детьми убежали в лес. Солдаты открыли огонь и бросились преследовать аборигенов, но те успели скрыться среди холмов. Оттуда раздавались их воинственные крики, многократно повторявшиеся и усиливавшиеся эхом. Аборигены думали таким образом напугать испанцев.
Полковник Манрике оставил солдат на берегу для охраны расположившихся там на отдых женщин и матросов, занятых пополнением запасов дров и пресной воды.
Но аборигены и не думали нападать на пришельцев. На следующий день они пришли к лагерю испанцев, всячески демонстрируя свои мирные намерения. Они принесли испанцам еду. Испанцы в свою очередь встретили аборигенов дружески. Казалось, что наконец наступил мир и взаимопонимание между столь разными людьми. Но это была лишь иллюзия.
Испанцы не доверяли аборигенам и все время ждали от них каких-либо козней. Дружественные действия аборигенов испанцы воспринимали лишь как уловку, чтобы притупить их бдительность. Поэтому, когда на другой день два каноэ с аборигенами приблизились к кораблям и аборигены стали показывать испанцам зерна какао, последовал приказ не отвечать и зарядить мушкеты. Не получив ответа, аборигены подошли ближе к судам. Испанцы открыли огонь, убив пятерых из них. Оставшиеся в живых бросились в воду и поплыли к берегу. Испанцы преследовали их на шлюпке. Лишь троим удалось достичь берега и скрыться в лесу. Испанцы захватили каноэ с тремя убитыми аборигенами. Тела их повесили на берегу для устрашения местных жителей.
Кирос глубоко переживал бессмысленную жестокость испанцев. Спустя много лет, в своих воспоминаниях о плавании он с горечью писал: «Как говорили, это делалось для того, чтобы туземцы, если они подойдут на своих каноэ с нечестными намерениями, знали бы, что могут сделать испанцы. Но мне казалось, что четырем вооруженным кораблям едва ли стоило бояться невооруженных туземцев в их каноэ».
Испанцы были в восторге от открытых островов. Покрытые пышной растительностью, с великолепными бухтами, песчаными берегами, ручьями с кристально чистой водой, сбегавшими с холмов, обилием деревьев, они манили остаться там навсегда. Менданья намеревался создать испанскую колонию на Санта-Кристине, поселив на острове 30 человек. Но никто не захотел остаться на острове, несмотря на всю его чарующую привлекательность. Испанцы боялись мести аборигенов. Ведь за то малое время, которое они провели на Маркизских островах, ими было убито 200 местных жителей.
5 августа испанские корабли покинули Санта-Кристину, взяв курс на юго-запад. Менданья был уверен, что через три-четыре дня плавания он увидит Соломоновы острова. Но дни шли за днями, а никакой земли не было видно. Запасы воды и пищи быстро иссякали. Настроение экипажей, особенно солдат, не занятых никаким делом, портилось. Наконец в воскресенье 20 августа с кораблей увидели четыре маленьких плоских песчаных островка. Они располагались очень близко друг к другу. Менданья назвал их все именем Сан-Бернардо (это острова атолла Пукапука на севере архипелага Кука), ибо открыты они были в день святого Бернардо. Менданья не остановился у этих островов, продолжая путь на запад.
Через 9 дней испанцы увидели низкий круглый остров, подступы к которому преграждали рифы. Менданья назвал его Солитарио (Нуракита на юге островов Тувалу). Он приказал галиоту и фрегату подойти ближе к острову и найти удобную гавань для стоянки всей эскадры, с тем чтобы пополнить запасы дров и воды на судах. Но обследование подходов к Солитарио показало, что приближаться к нему весьма опасно из-за многочисленных подводных скал. Менданья приказал продолжать плавание.
На судах росло недовольство. Уже открыто говорили о том, что экспедиция закончится неудачей, что Менданья не может найти Соломоновы острова, что скоро их ждет неизбежная смерть от голода. Действительно, запасы пищи, воды и дров на судах подходили к концу. Прибывший на борт флагмана капитан Лопе де Вега сказал Менданье, что уже начал жечь ящики и другие предметы на своем судне. Он жаловался и на нехватку пресной воды. Но Менданья не мог дать ему ни топлива, ни питьевой воды, а лишь успокаивал, что теперь осталось уже немного, ибо корабли скоро подойдут к Соломоновым островам.
7 сентября корабли попали в густой туман. Галиот и фрегат были посланы вперед разведать путь, эскадра шла с величайшими предосторожностями, сообщаясь друг с другом световыми сигналами. Когда к полуночи туман немного рассеялся, испанцы увидели впереди землю примерно на расстоянии одной лиги. На рассвете Менданья обнаружил, что «Санта-Исабель» исчезла. Поиски корабля не дали никаких результатов. Судьба судна так и осталась неизвестной.
Потеря прекрасного корабля была невосполнима для экспедиции, находившейся вдали от южноамериканских берегов. Менданья был глубоко угнетен этим, но предаваться печальным раздумьям было некогда. Следовало прежде всего узнать, что за землю они обнаружили.
Менданья послал фрегат на поиски пропавшего судна, а остальным кораблям приказал подойти ближе к острову. Вскоре показалось более 50 каноэ. Находившиеся на них люди что-то кричали и размахивали руками. Когда каноэ приблизились к кораблю, испанцы увидели, что находившиеся в них люди сильно отличались от жителей Маркизских островов. Кожа их была намного темнее, почти черная, волосы курчавые. Они были вооружены луками, дротиками и тяжелыми деревянными дубинками. Менданье они показались похожими на жителей Соломоновых островов. Но когда он сказал несколько слов на языке аборигенов Соломоновых островов, они его не поняли.
Островитяне с большим любопытством разглядывали испанские корабли, не решаясь взойти на них. Прошло некоторое время, и островитяне, посовещавшись между собой, вдруг подняли луки и выпустили стрелы в корабельные паруса. Вреда причинено не было, но солдаты приготовили мушкеты к стрельбе и открыли огонь. Несколько аборигенов было убито, многие ранены. В страхе они поплыли к берегу, но посланная шлюпка с солдатами догнала их и еще несколько островитян погибло от испанских пуль. Те немногие, кому удалось достичь берега, поспешили скрыться в лесу.
С возвратившегося фрегата сообщили, что никаких следов «Санта-Исабель» не обнаружено, а подходы к острову очень опасны из-за многочисленных рифов. Менданья приказал встать на якорь, не приближаясь к берегу. На следующий день он на галиоте, а Кирос на фрегате все-таки отправились искать удобную бухту для стоянки судов.
Кирос вскоре облюбовал небольшой залив, на берегу которого расположилась деревня. Вблизи виднелись лес и река. Менданья же вернулся, не найдя ничего подходящего. Было решено отправиться в обнаруженный Киросом залив. Как только корабли бросили якорь в заливе, на берег отправились сержант с 12 солдатами для обеспечения безопасности высадки. Аборигены встретили испанцев враждебно, осыпали их стрелами. Менданья решил здесь не высаживаться. На следующий день он обнаружил великолепную гавань, хорошо защищенную от ветров. На берегу также расположилась деревня и протекала речка. Однако корабли направились туда и встали на якорь. Всю ночь испанцы слышали музыку и пение жителей деревни.
Наутро многие из аборигенов на каноэ подплыли к испанским судам. У большинства из них волосы были украшены красивыми цветами. Испанцы приглашали их взойти на корабли, оставив оружие в каноэ. Среди тех, кто поднялся на борт, был очень красивый человек, головной убор которого украшали голубые, желтые и красные перья. Он шел в сопровождении двух аборигенов весьма представительной внешности. Остальные аборигены выказывали ему большое почтение. Подойдя к испанцам, этот человек знаками спросил, кто вождь испанцев. Менданья вышел вперед и протянул ему руку, давая понять, что он главный у пришельцев. Тогда величественный абориген, показывая рукой на себя, сказал: «Малопе». Менданья назвал себя. Малопе понял и объявил, что теперь он — Менданья, а Менданья — Малопе. После этого Малопе сказал, что он вождь. Менданья вручил ему рубашку и несколько дешевых безделушек. Другим аборигенам испанцы подарили гребни, маленькие колокольчики, стеклянные шарики, кое-что из одежды и даже игральные карты, которые те повесили на шеи.
Испанцы научили аборигенов слову «друг» и креститься на католический манер. Они показали аборигенам зеркала, бритвы, ножницы. Все эти предметы вызвали восторг у островитян.
Так продолжалось четыре дня. Аборигены приходили и уходили, приносили еду. Малопе ежедневно бывал на флагманском корабле. Так было и на пятый день пребывания испанцев. Около пятидесяти каноэ поджидали Малопе у «Сан-Хиронимо». Один из солдат на борту корабля неожиданно поднял мушкет и прицелился в аборигенов. Те поспешили скрыться. Испанцы преследовали их до самого берега. На берегу их встретила большая толпа островитян, очень приветливо отнесшаяся к испанцам. Последние были крайне разочарованы миролюбивым настроением аборигенов, им хотелось, чтобы те выказали какую-либо враждебность, дав повод стрелять. Кирос впоследствии так и писал: «Солдаты были разочарованы миролюбием аборигенов, они хотели бы иного — какого-нибудь повода нарушить мир и начать войну».
Тем не менее, когда наступила ночь, испанцы увидели, что на берегу горят огромные костры. Это означало войну. Было замечено, что каноэ быстро плыли вдоль побережья от одной деревни к другой, как бы о чем-то сообщая или предупреждая.
Утром с галиота была послана к берегу шлюпка с солдатами за водой. Когда она подошла к берегу, аборигены громко закричали и выстрелили из луков, ранив троих испанцев. Испанцы легли на дно шлюпки, спасаясь от стрел. Менданья тут же послал полковника Манрике с 30 солдатами на берег. Солдаты убили пятерых островитян, сожгли несколько домов и лодок, срубили пальмы и вернулись на корабль.
На следующий день, на рассвете, Менданья, все время думавший о судьбе пропавшего судна «Санта-Исабель», послал на его поиски фрегат с двадцатью матросами и солдатами под командой дона Лоренсо. Последнему поручалось обойти вокруг острова и наряду с поисками исчезнувшего корабля присмотреть другую удобную гавань. Одновременно Менданья приказал Манрике с 40 солдатами отправиться на берег и еще раз проучить жителей за нападение на испанских солдат. Солдаты незаметно подошли к деревне, блокировали все выходы из нее, окружили дома и начали их сжигать вместе с находившимися в них людьми. Несмотря на неожиданность нападения, островитяне не растерялись и оказали испанцам мужественное сопротивление. Шестеро аборигенов было убито, многие тяжело ранены. Подобрав раненых, аборигены скрылись в лесу. Манрике возвратился на корабль, имея семерых раненых.
Пополудни на берег пришел Малопе. Он звал Менданью и показывал знаками, что это не его люди стреляли в испанцев, а жители враждебных ему деревень, расположенных на другом берегу залива. Менданья пригласил его на корабль, но Малопе ушел и вернулся лишь на следующий день. Мир был восстановлен.
Еще через день вернулся дон Лоренсо. «Санта-Исабель» он не обнаружил, но зато нашел подходящую гавань и, кроме того, видел неподалеку еще несколько островов. Менданья приказал кораблям плыть к обнаруженной доном Лоренсо гавани.
На следующее утро после прибытия в новый залив испанцы увидели на берегу около 500 островитян, выказывавших явно враждебные намерения. Аборигены начали стрелять из луков и бросать в испанские суда камни, а видя, что те не достигают цели, вошли в воду и поплыли к кораблям. Испанцы открыли огонь, убив пятерых и многих ранив. Островитяне поспешили к берегу и скрылись в чаще леса.
Дон Лоренсо хоть и не получил приказа, с 15 солдатами последовал за островитянами на берег. Видя это, полковник Манрике вскипел от негодования, почувствовав себя ущемленным в правах на командование всеми солдатами экспедиции, и бросился вслед во главе 30 солдат. При этом он нещадно ругал дона Лоренсо и клялся ему отомстить. Донна Исабель, свидетельница этой сцены, заявила Манрике, что ее брат не нуждается ни в чьих указаниях и волен действовать самостоятельно. Манрике попытался что-то отвечать, но донна Исабель резко его оборвала. Разгневанный Манрике отправился с солдатами на остров и не вернулся к наступлению темноты, оставшись ночевать в деревне.
Ночь прошла спокойно. Утром Манрике приказал солдатам расчистить участок у ручья и разбить там лагерь. Группе солдат не понравилось выбранное Манрике место, и они послали своих представителей к Менданье с просьбой распорядиться использовать для размещения людей деревню, где уже есть дома и вообще место обжито. Другие солдаты, согласные с Манрике, тоже послали своего представителя к Менданье.
Менданья не согласился ни с одной из сторон и распорядился разбить лагерь у входа в залив. Место всем понравилось: оно напоминало Андалусию. Солдаты с большим воодушевлением принялись за работу, расчищая участок и сооружая жилища.
Менданья назвал открытый им остров Санта-Крус. Остров был невысок и покрыт лесом, земля плодородная, много птиц, рыбы, фруктов и съедобных кореньев, и совершенно без москитов, что приятно удивило испанцев. Местное население было многочисленно, жило в деревнях, в добротно построенных домах. Вокруг домов островитян росли красивые красные цветы.
Менданья оставался на корабле в ожидании окончания строительства дома для него. Делами на острове управлял Манрике. В поисках продовольствия солдаты группами по 12–15 человек заходили в деревни и возвращались нагруженные всем, что только можно было найти на острове. Островитяне и сами приносили в лагерь еду. И Малопе и его люди были весьма дружелюбно настроены. Казалось, что установился прочный мир. Островитяне даже, по просьбе дона Лоренсо, помогали строить дома в лагере. Менданья всячески старался поддерживать общий мир.
Но тем не менее опасность росла, надвигалась беда. Среди солдат распространилось недовольство, усиливавшееся с каждым днем. Они были раздражены решительно всем. То, что еще вчера им нравилось, сегодня возмущало. По их мнению, земля была бедна, место для поселения выбрано неудачно. В конце концов солдаты составили петицию к Менданье, в которой просили забрать их с острова и отправить в другое, лучшее место или поселить на тех островах, о которых он так много рассказывал (т. е. на Соломоновых).
Менданья был очень огорчен, прочитав послание. Он внимательно изучил подписи под ним. Понимая, что недовольство зашло слишком далеко, Менданья решил сойти на берег. Он обратился к одному из солдат, подписавших петицию: «Вы предводитель недовольных? Знаете ли вы, что подписать подобную бумагу — это почти мятеж?» Солдат на это ответил: «Там написана правда, и, если кто-нибудь скажет иное, это будет ложь». Тогда Менданья пообещал солдатам, что их заберут с острова и менее чем через тридцать дней доставят на лучший.
В поселении уже построили церковь. Каждый день викарий произносил душеспасительные проповеди, которые однако не действовали на солдат, все более и более озлоблявшихся. Ежедневно совершались убийства аборигенов. Солдаты явно провоцировали местных жителей на вооруженные выступления, чтобы заставить Менданью забрать их с острова. Опасные настроения среди испанцев росли, назревал мятеж, готовилась расправа над оставшимися верными Менданье людьми. Недовольные, а их становилось все больше и больше, жаждали вернуться в Перу. Когда Кирос вознамерился совершить плавание вокруг острова, он был предупрежден, что если сделает это, то не вернется.
Менданья с большой тревогой следил за настроением людей. Он приказал снять все паруса и строго их охранять. Здоровье его все более ухудшалось, дух слабел. Менданья медлил с принятием решительных мер, с наведением жесткой дисциплины, подавлением мятежных настроений.
Наконец Менданья решил поселиться на острове. Первое, что он увидел на берегу, была группа вооруженных солдат. Когда Менданья спросил, почему они вооружены, те ответили, что здесь идет война. В лагере Менданья долго говорил с Манрике, который уверял его в полной лояльности, глубокой преданности, но подтвердил, что большинство солдат жаждут покинуть остров. Манрике рассказал, что минувшей ночью мятежные солдаты пытались убить людей, верных Менданье, но ему удалось воспрепятствовать этому.
Менданья, однако, не верил Манрике. Он был убежден, что тот ведет двойную игру. На острове Менданья почувствовал себя плохо и был доставлен назад на корабль.
Солдаты между тем все более наглели. Стреляли в Кироса, но, к счастью промахнулись. Викарий, продолжавший ежедневно произносить проповеди, вернувшись как-то на флагманское судно, где жил, пока ему не построили дом, сказал Киросу, что солдаты собираются их убить.
Кирос, видя физическую и духовную слабость Менданьи, решил действовать сам. Получив разрешение Менданьи, он отправился на берег.
На берегу Кирос встретил двух солдат, хорошо к нему относившихся. Те предупредили Кироса об опасности, которая ему угрожает в лагере, ибо солдаты крайне возмущены. Пока Кирос шел к лагерю, все больше и больше солдат окружало его. Они выражали недовольство островом, его бедностью, говорили, что отправились в далекие заморские земли лишь ради золота, серебра и драгоценных камней, а здесь ничего нет. Они кричали, что хотят вернуться в Перу или добраться до другого, лучшего острова.
Кирос возразил, что остров хорошо приспособлен для жизни людей, ибо земли здесь плодородные, прекрасные леса и реки, достаточно пищи. Потрудившись, колонисты создадут себе прекрасные условия существования. Солдаты в ответ кричали, что на это у них уйдет двадцать лет жизни, они успеют состариться, пока достигнут благополучия. «Вы должны помнить, — говорил им Кирос, — что все на нашей земле имело начало: на месте Севильи, Рима, Венеции и других городов были когда-то леса и голая равнина, и первым жителям стоило большого труда возвести их, чтобы потомки могли наслаждаться плодами их труда... Я понял вас: вы считаете, что работать должны другие, вы же хотите лишь отдыхать, а между тем трудиться должны вре и кто-то должен быть первым».
Кирос прямо спросил солдат, собираются ли они восставать против Менданьи, выполнявшего волю короля. Те ответили, что не хотят, но просят снять их с острова и вернуть в Перу или поселить на другом, богатом острове.
Кирос терпеливо объяснил солдатам невозможность выполнения их просьбы. Прежде всего надо еще раз попытаться найти «Санта-Исабель». Без этого судна трудно продолжать экспедицию. Возвращаться сейчас в Перу нельзя из-за неблагоприятных ветров, да и корабли в плохом состоянии и требуют ремонта. Так что надо пока оставаться на острове. Возвращение в Перу привело бы к их общей гибели.
Некоторые солдаты согласились с доводами Кироса, но большинство продолжало требовать немедленного ухода с острова и, если невозможно вернуться в Перу, то плыть в Манилу, в «христианскую землю», как они выразились. Кирос возразил, заметив, что Манила отнюдь не христианская земля, а так же как и остров, на котором они находились, населена язычниками. Христиане там, как и здесь, лишь небольшая группа колонистов и охранявшие их солдаты. Но озлобившиеся солдаты уже не слушали Кироса и кричали, что кто хочет — пусть остается, а они намерены уйти с острова. Некоторые солдаты обнажили шпаги, угрожая Киросу. Но Кирос мужественно ответил, что все сказанное им есть воля короля, и он не изменит ей даже под страхом смерти. Манрике выступил в защиту Кироса и не допустил расправы над ним. Он решил сам отправиться на флагманский корабль и оправдаться перед Менданьей.
Манрике явился на борт «Сан-Хиронимо» один и без оружия. Видя это, донна Исабель подговаривала мужа убить его, пригрозив, что если он откажется, она сама сделает это. Но Менданья не допустил убийства Манрике на борту судна.
Манрике, возвратившись в лагерь, рассказал солдатам, что был хорошо принят Менданьей и тот обещал рассмотреть их просьбу об уходе с острова.
Кирос, вернувшись на корабль, сообщил о всем происшедшем Менданье и попросил разрешения отправиться на следующий день за провизией, ибо запасы ее сильно истощились.
Кирос в сопровождении 20 солдат отправился на шлюпке к одной из ближайших деревень, но в ней не оказалось ни жителей, ни еды. Вернувшись ни с чем на берег, Кирос встретил Малопе с его людьми на двух каноэ и попросил его помочь. Малопе весьма охотно принялся за дело. Они побывали в нескольких деревнях, и вскоре шлюпка была нагружена доверху. Однако сопровождавшим Кироса этого показалось мало. Они просили разрешить им силой взять у аборигенов побольше провизии, а заодно и поубивать «этих собак-язычников» и сжечь их жилища. Кирос убеждал их, что шлюпка забита едой, полученной бесплатно благодаря доброй воле их друга Малопе, но те твердили, что прибыли сюда из Перу не для того, чтобы ублажать туземцев. Однако, подчиняясь приказу Кироса, они направились к «Сан-Хиронимо».
Когда Кирос поднялся на борт корабля, донна Исабель сообщила ему, что Менданье стало известно о том, что из лагеря ушел отряд солдат с целью убить Малопе. Менданья немедленно приказал солдатам вернуться, не причиняя никакого ущерба Малопе. Сообщение донны Исабель очень встревожило Кироса.
Ночью Менданья призвал к себе Кироса.
С большой таинственностью Менданья сообщил ему о своем намерении утром сойти на берег в сопровождении верных ему матросов. Все они будут вооружены. Он захватит с собой королевский штандарт для суда над полковником Манрике за преступления, о которых он объявит в специальной прокламации.
Утром Менданья, сопровождаемый капитаном галиота Фелипе Корсо и Киросом, отправился на берег. Его встретили дон Лоренсо с братьями и несколько матросов. Все пошли в лагерь. Когда Менданья и его спутники подошли к дому Манрике, полковник завтракал. Он вышел навстречу Менданье, приветствуя его. Менданья обнажил шпагу и воскликнул: «Да здравствует король! Смерть предателям!» Один из матросов схватил Манрике за ворот и дважды сильно ударил его, а Корсо вонзил в него нож. Полковник упал замертво...
Братья Баррето с несколькими людьми бросились расправляться с мятежными солдатами. Произошло бы сильное кровопролитие, если б не мужество Кироса, вставшего со шпагой на их пути. Но все-таки еще один человек был убит. Головы убитых выставили на всеобщее обозрение.
Когда прибыл викарий, все отправились в церковь на мессу. Закончив мессу, викарий призвал всех успокоиться и подчиняться приказам Менданьи. Но на паству обращение викария впечатления не произвело. Вернувшись с мессы, солдаты бросились делить имущество убитых.
Менданья распорядился сжечь тела убитых. К вечеру постепенно в лагере воцарилась тишина. Но ненадолго. Вскоре лагерь опять забурлил. Вернулся один из солдат, ушедший с отрядом прошлой ночью из лагеря, о чем говорила донна Исабель Киросу. Он сообщил, что Малопе застрелен, причем без всякого повода: когда солдаты вошли в дом Малопе и потребовали еду, тот немедленно дал им все, что у него было, но один из испанцев поднял мушкет и выстрелил. Малопе упал замертво. К нему подошел другой солдат, говоря, что никогда еще они не делали «столь славной вещи». «Это не человеческое, а дьявольское дело, — писал впоследствии Кирос. — Малопе держал страну в мире и давал нам еду... его доброта была бесконечна».
Когда весь отряд вернулся в лагерь, убийцу Малопе отправили на борт флагманского судна, где он должен был ожидать приговора Менданьи. Офицер, командовавший отрядом, был убит по приказу дона Лоренсо, и его голова красовалась рядом с головой Манрике и солдата, убитого одновременно с ним. Остальных солдат отряда оставили в лагере закованными в кандалы. Кирос убеждал Менданью простить всех арестованных, включая и убийцу Малопе. По его мнению, следовало предотвратить дальнейшее кровопролитие, прекратить раздоры, столь опасные для экспедиции, находившейся в дальнем плавании. Аборигенам же, дабы удовлетворить их жажду мести, достаточно, считал он, показать три головы уже убитых испанцев.
Менданья внял совету Кироса, и больше никто из испанцев казнен не был. Но убийца Малопе, переживая позднее раскаяние, отказался от еды и питья и вскоре умер. «Этим закончилась трагедия на острове», — заключает Кирос соответствующий раздел в своих записках. Но из его же дальнейшего повествования следует, что окончилась лишь часть трагедии.
На следующий день испанцы услышали громкие горестные крики, раздававшиеся со стороны деревни, где находился дом Малопе. Менданья послал туда отряд солдат, захвативших с собой голову офицера, убитого доном Лоренсо. Они должны были показать аборигенам, что покарали одного из своих людей за смерть их вождя. Но, увидев приближавшихся солдат, жители деревни убежали в лес.
Дон Лоренсо, который фактически сосредоточил в своих руках власть и над матросами, и над солдатами, так как Менданья все время болел, послал офицера с 20 солдатами в деревню, приказав захватить нескольких подростков. Дон Лоренсо намеревался обучить их испанскому языку, с тем чтобы они служили переводчиками. Аборигены встретили испанцев градом стрел и камней. Офицер и семь солдат были ранены. Испанцы отступили, и аборигены преследовали их до самого лагеря, осыпая стрелами. Они обстреляли и лагерь, ранив еще семь человек, в том числе дона Лоренсо. В отместку последний послал солдат сжечь жилища и каноэ аборигенов. Но они не подпустили испанцев к своей деревне и ранили еще восьмерых солдат. Три победы в один день так воодушевили местных жителей, что ночью они еще раз напали на испанский лагерь, ранив при этом еще двух солдат, один из которых впоследствии умер.
Положение испанцев серьезно осложнилось тяжелой болезнью, распространившейся среди них. От одного до трех человек умирали ежедневно. Умер и капеллан Антонио де Серпа. Сам же Менданья слабел с каждым днем. В ночь на 18 октября было лунное затмение. Менданье стало так плохо, что он продиктовал свою последнюю волю. Менданья объявил донну Исабель губернатором вместо себя, ибо королевским указом ему было дано право избирать преемника. Он назначил Лоренсо капитан-генералом, то есть руководителем экспедиции. В час дня 18 октября 1595 г. Менданья скончался.
Нападения аборигенов участились. Прячась на деревьях, они стреляли в испанцев, целясь в голову или ноги, не прикрытые щитами, против которых стрелы, как убедились аборигены, были бесполезны.
Лоренсо в отместку послал отряд солдат сжечь деревню, где жил Малопе. Но в то же время, понимая, что положение все ухудшается, старался достичь мира с островитянами. Он убеждал аборигенов в своих дружеских намерениях, но те не понимали, почему же тогда был убит Малопе. Они говорили: «Малопе! Малопе! Почему друзья пу» (так аборигены имитировали выстрел из мушкета). Тем не менее, как отмечал в своих записках Кирос, аборигены совсем не были мстительны, они легко прощали обиды. По его мнению, испанцы сами своими жестокостями возбудили враждебность местных жителей.
Когда Лоренсо попросил снабдить его людей продовольствием, аборигены, забыв вражду, сразу же выполнили его просьбу. Без помощи аборигенов испанцы наверняка погибли бы. В лагере и так оставалось не более полутора десятков здоровых людей.
Лоренсо послал фрегат пол командой Диего де Вера на поиски «Санта-Исабель». Он все еще надеялся, что судно найдется и это укрепит положение экспедиции. Но Диего де Вера вернулся, не найдя исчезнувший корабль. Зато привез с собой жемчужные раковины и несколько взятых в плен аборигенов.
Очевидная безнадежность положения испанцев заставила викария написать петицию к Исабель и Лоренсо, в которой содержалась просьба покинуть остров как можно скорее. Петицию подписали все солдаты. Но решения принято не было: донна Исабель и ее брат все еще колебались.
Болезнь косила людей. Ежедневно кого-то хоронили. Заболел и викарий. Лоренсо, страдавший от раны в ноге, полученной во время стычек с аборигенами, происходивших ранее, совсем обессилел. 2 ноября он умер. Через несколько дней скончался и викарий Хуан Родригес де Эспиноса. «Наше положение, — писал впоследствии Кирос, — достигло такой точки, что и десять туземцев могли убить всех нас и уничтожить поселение».
Наконец донна Исабель сдалась. 7 ноября был спущен флаг и все с берега были переведены на суда. Два отряда солдат отправились за водой и продовольствием. Один из них возглавил Кирос. Когда необходимые запасы были сделаны, начались приготовления к отплытию. Исабель распорядилась вести флотилию к острову Сан-Кристобаль, открытому Менданьей во время первой экспедиции. Она полагала, что «Санта-Исабель» шла именно туда. Если же корабль не будет найден — идти в Манилу, набрать там людей и вернуться для продолжения экспедиции.
Кирос высказал мнение, что поскольку людей стало мало, а фрегат и галиот находятся в плачевном состоянии, целесообразно перевести их команды на «Сан-Хиронимо» и плыть на одном корабле, оставив два других. Капитан галиота Фелипе Корсо резко возразил, обвинив Кироса в том, что тот сделал такое предложение лишь потому, что не вложил деньги в эти суда. Кирос объяснил, что на Филиппинах они дешево купят новые и спокойно продолжат экспедицию. Идти же в Манилу на трех кораблях в их теперешнем состоянии значило бы подвергать себя большой опасности. Но с Киросом не согласились.
Вечером Кирос побывал на фрегате и галиоте. Осмотрел имевшиеся на борту запасы воды и продовольствия и проинструктировал относительно предстоявшего плавания. Шкиперу фрегата он дал карту, ибо у того не оказалось ни одной.
Ночью капитан фрегата втайне от донны Исабель сошел на берег с несколькими людьми, вырыл гроб с телом Менданьи и перенес его на корабль.
На следующий день, 18 ноября 1595 г., испанская флотилия покинула остров и отправилась на поиски Сан-Кристобаля. За месяц пребывания на Санта-Крус умерло 47 человек. Остальные почти все были больны, но тем не менее настроение на судах было бодрое. Все радовались, что покинули остров, «это преддверие ада», считая, что несчастья их кончились.
Но это было не так. Болезнь продолжала распространяться среди членов экипажа. Ежедневно в пучинах океана исчезали тела умерших. Опять поднялся ропот, люди требовали идти прямо к Маниле, прекратив поиски Сан-Кристобаля. Донна Исабель настаивала на своем, и флотилия продолжала идти на запад, не встречая никаких признаков суши. Наконец, Исабель согласилась на изменение курса, корабли повернули на северо-запад.
27 ноября с кораблей увидели землю. Кирос считал, что это была Новая Гвинея. Большие волны, шедшие с северо-запада, не позволили судну подойти к земле. Пришлось идти дальше намеченным курсом. А встреченная испанцами земля была не Новой Гвинеей, а Соломоновыми островами, куда они так долго и страстно стремились.
10 декабря, когда суда были уже на полградуса южнее экватора, исчез галиот. Его капитан Фелипе Корсо незаметно отделился от флотилии и повел корабль другим курсом. Озлобленный тем, что Кирос, а не он стал фактическим руководителем экспедиции, он решил поскорее достичь Филиппин и заявить о сделанных открытиях, приписав их только себе. Корсо был убежден, что остальные суда экспедиции погибнут на пути к Маниле.
Действительно, положение и на флагмане, и на фрегате было отчаянным. Воды и продовольствия не хватало, болезнь свирепствовала. Каждый день приносил смерть. Матросы, истощенные до предела, отказывались работать. «Они не хотели работать, — отмечал в своих записках Кирос, — говоря, что ни бог, ни корабль не заставят их делать невозможное... Один из матросов сказал, что устал быть постоянно усталым и предпочел бы умереть один раз, а не многократно, и вообще им всем лучше броситься с борта корабля в морскую пучину». Такое же настроение было и у солдат. Они тоже, по словам Кироса, «предпочли бы смертный приговор или ссылку на турецкие галеры», чем мучительное ожидание на корабле неминуемой смерти.
Экипаж возмущало то, что сама Исабель и ее приближенные не испытывали никаких трудностей и лишений. Исабель имела «свои» запасы продовольствия и воды и не желала ни с кем делиться. Обезумевшие от голода люди, среди них матери с грудными младенцами, видели, как Исабель со своей компанией пьет вино, ест мясо и фрукты. В то время как все молили о глотке воды, она приказывала стирать свои платья только в пресной воде.
Кирос много раз уговаривал Исабель поделиться припасами с экипажем, говорил, что если перемрут матросы, то она все равно не спасется. Исабель советовала Киросу повесить на реях двух-трех матросов, чтобы остальные прикусили язык. «Разве я не могу распоряжаться своей собственностью», — возмущалась она, на что Кирос ей отвечал: «Это принадлежит всем и перейдет всем... Вы слишком долго испытываете терпение тех, кто страдает, и они могут взять силой все на корабле. Голодные люди знают, как помочь себе».
Стоя на своем, Исабель распорядилась забрать ключи от склада у стюарта, человека честного и преданного Киросу, и передать одному из своих слуг. Так продолжалось до 17 декабря, когда с фрегата сообщили, что началась сильная течь и судно едва держится на поверхности. Кирос спросил разрешения Исабель послать на фрегат нескольких матросов, чтобы помочь откачивать воду. Но она отказала, оставляя терпящее бедствие судно на произвол судьбы. Ночью фрегат исчез. С утра до полудня Кирос искал его, но все было напрасно. Солдаты на борту «Сан-Хиронимо» подняли крик, требуя прекратить поиски и плыть своим курсом. Кирос убеждал их, что позорно бросать в беде корабль, где находятся их товарищи, но безуспешно, и «Сан-Хиронимо» продолжил свой путь на северо-запад.
23 декабря с «Сан-Хиронимо» увидели землю. Это оказался остров Понапе, крупнейший из Каролинских островов. По Кирос не решился подойти к берегу из-за многочисленных рифов, хотя остров выглядел весьма привлекательно: были видны обработанные поля, деревья и яркие цветы.
1 января 1596 г. «Сан-Хиронимо» подошел к Гуаму, но и здесь не остановился, не найдя удобной гавани. 12 января испанцы увидели землю, принятую ими за Филиппины. Корабль вошел в залив, где на его борт поднялись аборигены, говорящие по-испански. Одним из них оказался человек, служивший лоцманом Кавендишу, когда тот плавал в филиппинских водах. Как оказалось, «Сан-Хиронимо» подошел к мысу Эспириту-Санту. День угасал, и Кирос, не имевший карты залива и никогда здесь не бывавший, не решился зайти в него, опасаясь рифов. Несмотря на приказ донны Исабель вести судно к берегу, Кирос решительно отказался это сделать. На следующий день Кирос повел корабль в залив. Все на судне убедились, как был он прав, отказавшись накануне вечером войти в залив. Кругом были рифы. Аборигены на трех каноэ показывали безопасный путь. «Сан-Хиронимо» встал на якорь в середине залива.
Аборигены, сопровождавшие судно, поспешили в свою деревню, расположенную недалеко от берега. Вскоре ее жители появились с разнообразной снедью. «Они принесли, — писал Кирос, — кур и свиней, пальмовое вино, которое многим из нас развязало языки, кокосовые орехи, бананы и сахарный тростник, папайю, воду в стволах бамбука. В обмен они брали реалы, ножи и стеклярус, который ценили выше серебра». В течение трех дней горели костры, готовилась еда, пиршество продолжалось и днем и ночью. Истощенные, больные люди накинулись на еду, не соблюдая осторожности, и им стало еще хуже; трое или четверо умерли.
Аборигены продолжали приносить еду. Ее переносили на корабль, где делали запасы на весь дальнейший путь. Казалось, можно было возобновить плавание.
Однако состояние судна внушало Киросу большие опасения: оно требовало ремонта. Исабель торопила Кироса, настаивая на немедленном выходе в море. Но тут начал дуть северо-западный ветер, который не давал судну возможности выйти из залива. Более того, якорные канаты буквально каким-то чудом удерживали корабль, поскольку были очень ненадежны.
Два дня дул ветер, почти срывая судно с якоря и грозя разбить его о прибрежные скалы. Кирос, понимая всю серьезность положения, предложил Исабель перенести тушки и продукты на берег, а также высадить всех женщин и детей. Но та опять отказала, приказав, как только подует благоприятный ветер, выйти в открытое море. Кирос заявил, что не сделает этого и подал письменный протест. Тогда Исабель распорядилась созвать военный совет, где под ее давлением было принято решение идти в Манилу.
Подчиняясь приказу, Кирос вывел «Сан-Хиронимо» в открытое море, но, обнаружив недалеко от прежней стоянки очень удобный залив, приказал встать там на якорь и произвести все-таки хотя бы самый неотложный ремонт. Когда работы были закончены, 29 января 1596 г. «Сан-Хиронимо» вышел в море. Через два дня судно подошло к порту Нивалон на побережье острова Лусон. 1 февраля судно уже было совсем недалеко от Манилы, у Галвана. Там донна Исабель послала двух своих братьев с семью солдатами на берег под предлогом поисков продовольствия. На самом же деле она хотела, чтобы власти в Маниле получили информацию о плавании до прихода туда корабля и такую, какую она считала нужной.
«Сан-Хиронимо» продолжал плавание у острова Лусон, весьма опасное из-за многочисленных рифов. На корабле опять ощущался острый недостаток продовольствия. 2 февраля с «Сан-Хиронимо» увидели каноэ с большим числом аборигенов. Но, увидев корабль, те поспешили скрыться. Потом испанцы узнали, что аборигены испугались появления их судна, приняв его за британское (в их памяти еще жило посещение тех мест Томасом Кавендишем), ибо испанские суда в это время обычно здесь не появлялись. Опять испанцы упустили возможность пополнить запасы продовольствия. Экипаж голодал. Кирос попросил Исабель разрешить взять провизию из ее запасов, но та категорически отказала.
Показались две лодки с 40 аборигенами. На вопрос, откуда они, те отвечали на испанском языке, что из Манилы, находившейся неподалеку. Кирос попросил их прислать человека, который провел бы корабль в Манильскую гавань, подходы к которой были опасны для незнакомых с ними людей. Аборигены согласились, и один из них поднялся на борт «Сан-Хиронимо». Наконец корабль в бухте. Ему навстречу идет шлюпка с четырьмя испанцами и восемью аборигенами. Измученным, истощенным людям на корабле они показались «четырьмя тысячами ангелов», как писал впоследствии Кирос. Когда прибывшие на шлюпке поднялись на борт судна, глазам их предстало печальное зрелище. Больные, обессилевшие люди в лохмотьях, кричали: «Дайте нам еды, мы сходим с ума от голода и жажды». Вдруг прибывшие на корабль увидели двух откормленных свиней. «Почему их не убили?» — спросил Алонсо де Альбарран, один из прибывших. Ему объяснили, что свиньи принадлежат донне Исабель. «Что за дьявол! Почему в такое время им оказывают столько почтения?» — воскликнул де Альбарран.
Прибывшие были представителями губернатора Манилы, и Исабель не могла с этим не считаться. Она тут же приказала заколоть свиней.
Донна Исабель отправила одного из солдат к губернатору с ответом на переданное ей галантным де Альбарраном послание, в котором тот в весьма лестных выражениях отзывался о плавании, узнав о нем от ее братьев, и приглашал ее к себе.
Вскоре пополудни к «Сан-Хиронимо» подошла еще одна шлюпка, на которой находились братья Исабель с главой местного магистрата. Они привезли хлеб, вино и фрукты, посланные на корабль губернатором. Донна Исабель и ее приближенные начали пировать, а экипаж продолжал голодать. В ночь один из детей, находившихся на борту «Сан-Хиронимо», умер от истощения. Лишь на следующее утро на корабль были доставлены продукты для экипажа.
«Сан-Хиронимо» входил в порт. На берегу были выстроены солдаты, развевалось знамя, гремел артиллерийский салют. С корабля раздались ответные залпы. «Сан-Хиронимо» бросил один из оставшихся якорей на полусгнившем канате. Это было 11 февраля 1596 г. 50 человек экипажа умерло во время плавания из Санта-Крус.
Как только «Сан-Хиронимо» встал на якорь, на его борт поднялось много людей. Все были поражены бедственным состоянием экипажа и корабля и выражали искреннее удивление, как вообще удалось в таких условиях закончить плавание.
На следующий день, поздно вечером, донна Исабель покинула корабль. На берегу ее встретили с величайшими почестями, даже салют прогремел в ее честь.
Больных перенесли на берег и доставили в госпиталь. В течение нескольких дней умерло еще 10 человек.
Фрегат «Санта-Каталина», как потом сообщили, был найден у одного из Филиппинских островов. Вся команда была мертва. Галиот «Сан-Фелипе» достиг небольшого островка Каманигуин. Большинство членов экипажа умерло. Оставшиеся в живых были совершенно истощены и наверняка погибли бы, если б не местные жители, которые помогли им добраться до испанских католических священников, живших на острове. Те переправили их к губернатору острова Минданао, последний арестовал пятерых из них (Фелипе Корсо и четырех матросов) и отправил в Манилу. В сопроводительном письме манильским властям губернатор объяснял свои действия следующим: капитан галиота самовольно покинул флотилию Альваро де Менданьи, совершив тем самым тяжкое преступление. В Маниле арестованных заключили в тюрьму.
Вскоре по приходе в Манилу «Сан-Хиронимо» туда прибыл новый губернатор Франциско Телло, занимавший до этого пост казначея Торговой палаты Севильи. В его честь были устроены пышные празднества. После их окончания состоялась свадьба Исабель и юного Фернандо де Кастро, ее дальнего родственника, кузена губернатора Марианских островов. «Сан-Хиронимо» отремонтировали, туда доставили запасы продовольствия и воды. 10 августа 1596 г. Кирос повел корабль к берегам Новой Испании. Плавание началось слишком поздно для этих широт и потому проходило очень сложно. Наконец 11 декабря 1596 г. «Сан-Хиронимо» прибыл в Акапулько, где Кирос расстался с донной Исабель. Он перебрался на другой корабль и отправился в Перу.