Педро де Кирос унаследовал от Менданьи его жгучее желание колонизовать Соломоновы острова. Но еще более страстно он мечтал найти таинственную Южную Землю, в существовании которой не сомневался.

Кирос был уверен, что все острова, открытые испанцами в 1568–1595 гг., в том числе Маркизские и Соломоновы, — отделившиеся части огромного материка, расположенного к югу от них. Ему представлялось, что Южная Земля протянулась от Новой Гвинеи до Магелланова пролива.

Плывя вдоль побережья Новой Испании, Кирос 3 мая 1597 г. прибыл в порт Пайта. Оттуда он написал письмо вице-королю Перу Луису де Веласко. Кирос просил разрешить ему немедленно отправиться в новое плавание на поиски Соломоновых островов и других еще не открытых земель, в существовании которых он был уверен, а также выделить для экспедиции судно водоизмещением 60 тонн и 40 матросов.

Отослав письмо, Кирос по берегу направился в Лиму, куда прибыл 5 июня. Вице-король принял его очень хорошо, долго расспрашивал об экспедиции и сделанных открытиях. Кирос, рассказав все, убеждал позволить ему как можно скорее уйти в новое плавание, ручаясь за его успех. Но Луис де Веласко сам разрешения не дал, а посоветовал Киросу отправиться в Испанию и добиться там соответствующего приказа короля. «Я думаю, что самый надежный путь, — говорил вице-король, — это явиться ко двору короля, раз дело так серьезно и важно, и никто другой, кроме вас, не сможет его лучше осуществить». Дон Луис обещал снабдить Кироса рекомендательными письмами к королю и его советникам.

17 апреля 1598 г. Кирос вышел в море из порта Кальяо на корабле «Капитан», которым командовал Белтрон де Кастро, и спустя 22 дня прибыл в Панаму. Оттуда сухопутным путем Кирос направился в Пуэрто-Белло, где сел на фрегат, идущий в Картахену. Через неделю он был в Картахене. Жители города находились в большой тревоге, ибо появился британский флот в составе 20 судов под командованием графа Камберленда, который до этого разгромил Пуэрто-Рико. Однако страхи скоро рассеялись: к Картахене подошла сильная испанская эскадра под командованием дона Луиса Фаярдо, сопровождавшая галиоты с драгоценными металлами, которые направлялись из Новой Испании в Севилью.

Из Картахены Кирос написал вице-королю Перу письмо со всеми подробностями планируемого путешествия к Южному материку. Если он погибнет на пути в Испанию, его сообщения можно будет использовать для проведения такой экспедиции без него.

Испанский флот под командованием Луиса Фаярдо возвращался из Пуэрто-Белло с грузом серебра. Киросу разрешили плыть на одном из галиотов. 1 ноября флот покинул Картахену и через 27 дней встал на якорь в Гаване.

Из Гаваны флот дона Луиса вышел лишь 16 января 1599 г. Вначале плавание шло благоприятно, но затем погода изменилась. Сильнейший шторм разбросал корабли эскадры: одни исчезли, другие, в том числе галиот, на котором находился Кирос, вернулись в Картахену. Это было 3 марта. Оттуда Кирос послал письма испанскому королю и вице-королю Перу.

Корабли простояли в Картахене до конца года, пока не пришли новые корабли с серебром. 4 января 1600 г. испанская эскадра вышла в море. 25 февраля она достигла берегов Испании у Санлукар-де-Баррамеды. Оттуда Кирос отправился в Севилью. В городе он узнал, что 1600 год объявлен католической церковью «священным годом», в течение которого в Риме будут проходить грандиозные празднества.

Кирос решил воспользоваться благоприятной обстановкой, отправиться в Рим и попробовать заинтересовать папу своим планом открытия Южного материка. Он продал свои немногочисленные пожитки и купил одежду пилигрима. Из Севильи Кирос пешком добрался до Картахены (испанской), а оттуда на корабле до Генуи. Смешавшись с толпой паломников, Кирос отправился в Рим. Там ему сопутствовал успех: он познакомился с испанским послом при папском дворе герцогом Сеса, которому изложил свой план. Он подробно обосновал предположение о существовании Южного континента, о его расположении и о том, как важны для Испании захват новых земель и их колонизация. При этом Кирос не забыл особо подчеркнуть «священность миссии обращения в христианство идолопоклонников».

Хотя Кирос и произвел на посла благоприятное впечатление, тот все-таки решил устроить ему экзамен по навигации и космографии, пригласив для этого виднейших римских специалистов. Те признали высокую компетентность Кироса. После чего герцог Сеса добился для Кироса аудиенции у папы Климента VIII.

Папа хорошо встретил Кироса и обещал дать ему рекомендательные письма к королю Филиппу III и представителям католической церкви в испанских владениях в Америке. Однако из-за бюрократизма, царившего в папской канцелярии, Кирос получил письма лишь весной 1602 г. Возвращаясь в Испанию, он вез с собой и письмо герцога Сеса (а поддержка герцога была не менее важной, чем папы). В своем письме к королю, датированном 3 февраля 1602 г., герцог писал, что гипотеза Кироса о существовании Южного континента, находящегося между Новой Гвинеей и Магеллановым проливом, разделяется ведущими римскими космографами и что следует без промедления захватить эту землю.

Весной 1602 г. Кирос из Генуи отплыл в Барселону, а оттуда направился в Мадрид. Узнав, что король находится в Эскуриале, он прибыл туда и 17 июня 1602 г. был принят королем.

Кирос изложил королю свой план экспедиции к Южному материку, передал ему памятную записку. Филипп III, внимательно выслушав Кироса, заявил, что его идеи будут подробно рассмотрены. Кирос встретился с ближайшими советниками короля, передал им письма от папы, вице-короля Перу и испанского посла в Риме, а также свои записки о предполагаемом плавании и карты.

Мнения советников разделились. Одни поддержали Кироса, другие отнеслись скептически, говоря, что он предлагает больше, чем сможет дать, третьи считали, что Испания и так владеет огромными заморскими территориями и уж лучше осваивать их, а не искать расположенные далеко новые, управлять которыми будет и трудно и дорого.

Кирос ежедневно передавал на имя короля новые записки, в которых опровергал аргументы, выдвигавшиеся против его проекта, и получал ответные письма от советников короля с противоречивыми мнениями: одни продолжали поддерживать его, другие — едко высмеивали. Наконец 5 апреля 1603 г. Киросу вручили приказ Филиппа III вице-королю Перу от 31 марта организовать экспедицию к Южному материку. Испанский монарх приказывал дону Луису де Веласко по прибытии Кироса в Перу немедленно предоставить в его распоряжение «два хороших корабля, которыми он будет доволен, а также команду и снабдить суда оружием и снаряжением, необходимым для продолжительного плавания. Кроме того, корабли следовало снабдить товаром для обмена с туземцами открываемых земель... Примите во внимание, что я желаю, чтобы означенный капитан Кирос предпринял это плавание без промедления... Первым же кораблем, возвращающимся в Испанию, вы должны сообщить мне о прибытии означенного капитана Кироса и о том, передали ли вы ему указанные выше два судна, снабдив их всем необходимым. Я буду с нетерпением ждать известий о выполнении моего приказа...»

В другом приказе от 9 мая 1603 г. Филипп III писал дону Луису, что если Кирос погибнет от болезни, ранения или по каким-либо другим причинам, то, «чтобы не утратить ожидаемого столь большого успеха от указанных открытий во имя господа бога и нашей святой церкви, я приказываю вам в этом случае назначить другое лицо, равных способностей и знаний... для совершения указанных открытий».

Взяв королевские приказы, Кирос отправился в Севилью, где флотилия из 30 кораблей готовилась к отплытию в Америку. Но, когда Кирос добрался до Севильи, флот уже вышел в море, и с ним отправился новый вице-король Новой Испании. Киросу посчастливилось сесть на фрегат, догонявший ушедшие корабли. 2 августа Кирос был уже у острова Гваделупа. Налетел страшный ураган. Несколько кораблей были выброшены на берег, другим, в том числе фрегату, на котором находился Кирос, удалось выйти в море. Но недалеко от острова Кюрасао фрегат разбился о скалы и его команде и пассажирам, в том числе Киросу, удалось на шлюпке достичь маленького островка Авес и высадиться на нем. На этой же шлюпке были перевезены на остров с тонущего судна продовольствие, снаряжение и инструменты, а также останки разбившегося фрегата. Капитан погибшего корабля приказал команде начать постройку нового фрегата. Он послал на шлюпке Кироса с несколькими людьми в Каракас с тем, чтобы те сообщили местным властям о случившемся и пополнили продовольствие. С величайшими трудностями Киросу удалось привести шлюпку в Каракас. Он сообщил губернатору о гибели фрегата и об оставшихся на острове людях. Губернатор распорядился о выдаче Киросу необходимых продуктов, и тот отправился в обратный путь.

Вернувшись, Кирос передал продовольствие капитану погибшего корабля. Он увидел, что команда почти закончила постройку нового фрегата, на котором ему предложили продолжить плавание. Но Кирос отказался, сославшись на необходимость вернуться в Каракас. С несколькими людьми он опять на шлюпке отправился в Каракас, где пробыл восемь месяцев в ожидании попутного корабля.

К своему великому удивлению, Кирос встретил в Каракасе трех детей своего брата, о котором много лет ничего не слышал. Оказалось, что тот здесь женился и умер, оставив вдову с двумя сыновьями и дочерью. Жена его тоже умерла, и дети воспитывались у бабушки. Кирос попросил ее отпустить с ним двух племянников, оставив девочку у себя. Получив согласие, Кирос с племянниками сел на пришедший в Каракас корабль и отправился в Картахену. Об одном из племянников Кироса, Лукасе де Киросе, сохранились сведения, что он впоследствии стал опытным картографом, составившим по распоряжению вице-короля Перу карту Южной Америки от Картахены до Магелланова пролива.

В Картахене Кирос показал губернатору приказы короля и просил его оказать помощь, но тот не проявил никакого интереса. Кирос отправился в Пуэрто-Белло. Туда он прибыл совершенно без денег. И опять местные власти не проявили никакого интереса к показанным Киросом приказам испанского монарха. И это неудивительно. Испанские гранды, добиваясь назначения на высшие посты в колониальной администрации, думали отнюдь не о служении государству, а прежде всего о скорейшем собственном обогащении. Вдали от Мадрида они чувствовали себя местными самодержцами и не спешили выполнять волю короля, тем более что приказ монарха не был адресован им непосредственно.

К довершению неприятностей с Киросом случилось большое несчастье. 30 августа в городе было религиозное празднество, и он пошел посмотреть его. Чтобы лучше видеть, Кирос взобрался на крышу местного госпиталя, где уже скопилось много народа. Прогнившие перекрытия не выдержали тяжести. Часть здания обрушилась, увлекая за собой не только стоявших на крыше, но и больных, находившихся на втором этаже. Были убитые и раненые. Кирос сломал руку и правую лодыжку, получил сильный удар в бок. Два с половиной месяца он пролежал в больнице, не имея ни гроша. «Это было чудо, — писал Кирос впоследствии, — что кто-то сжалился надо мной и помог».

Наконец Кирос смог продолжить свое путешествие. Он покинул Панаму, отправившись на корабле в Перу. Через 20 дней судно подошло к порту Пайта. Перейдя на другой корабль, Кирос через 18 дней, 6 марта 1605 г., достиг Кальяо.

Он попросил лошадей у одного из старых знакомых и отправился в Лиму, куда прибыл уже ночью. Кирос нигде не мог найти ночлега, и только горшечник, добрый человек, приютил его на несколько дней.

Лишь 11 марта Киросу удалось добиться аудиенции у вице-короля, графа Монтерея, сменившего Луиса де Веласко. Ознакомившись с приказом короля, граф назначил следующую встречу на 28 марта. На этот раз у вице-короля находились два местных судьи, два священника, командующий флотом в Кальяо Лоис де Уллоа, начальник гвардии и секретарь.

Вице-король попросил Кироса подробно рассказать о предстоящей экспедиции и следил за его объяснениями по карте, расстеленной на столе. Присутствующие задали Киросу много вопросов. Его ответы как будто удовлетворили их. Хуан де Виллела, один из судей, и отец Франсиско Коелло горячо поддержали проект экспедиции. Тогда граф Монтерей заявил, что, по его мнению, целесообразнее начать экспедицию не из Лимы, а из Манилы. Это будет дешевле и сократит много времени. Кирос отвечал, что, во-первых, королевский приказ ясно требует, чтобы экспедиция была начата из Лимы, а не из Манилы, и, во-вторых, неблагоприятные ветры не позволят успешно провести плавание с Филиппин. К тому же в Маниле очень трудно набрать матросов и солдат. Вице-король промолчал и заседание было закончено.

Время шло, а подготовка к экспедиции не начиналась. Вице-король все время ссылался то на свою занятость другими делами, то на здоровье. Кирос, беспокоясь, что будет упущено наиболее благоприятное время для проведения экспедиции, послал графу Монтерею памятную записку. Но и это не подействовало. Кирос не только не встречал поддержки со стороны местных властей, а, наоборот, лишь сопротивление в осуществлении плавания. К тому же Фернандо де Кастро, прибыв в Лиму, заявил о своих правах на Соломоновы острова как муж вдовы Менданьи, первооткрывателя этого архипелага; Кирос отверг его притязания, предъявив соответствующие места в приказах короля Филиппа III.

Кирос по-прежнему был без всяких средств и потому с большой признательностью принял предложение королевского судьи доктора Ариаса Угарте поселиться в его доме. Доктор Угарте почти насильно заставил Кироса взять у него деньги.

Кирос продолжал посылать вице-королю один меморандум за другим, но все было тщетно. Тогда он обратился с просьбой к графу Монтерею назначить специальных уполномоченных, ответственных за подготовку экспедиции, поскольку суперинтендант адмирал Хуан Колманеро де Андрада не справлялся с этим делом. На этот раз вице-король принял некоторые меры, и подготовка экспедиции началась.

Однажды граф Монтерей пригласил к себе Кироса и завел с ним разговор о том, что согласно королевскому приказу должен быть назначен его преемник на посту начальника экспедиции на случай смерти самого Кироса, и он хочет назначить кого-нибудь из членов экипажа.

«Я заявил ему, — писал Кирос много лет спустя, — что не хотел бы брать с собой в плавание того, кто будет знать, что займет мое место, поскольку это сопряжено с очевидной опасностью. В приказе его величества говорится, что я сам назову кандидатуру в случае, если мне будет угрожать смерть, до того как я вернусь в Лиму или выйду из нее, чтобы предприятие продолжалось, но в настоящее время я здоров и чувствую себя хорошо. Поэтому я просил его подождать с этим делом и посмотреть, как распорядится господь, а пока предоставить это дело мне. И, если я увижу какую-либо серьезную опасность для экспедиции, я сумею выбрать такое лицо». Вице-король больше не говорил на эту тему, но, как оказалось впоследствии, не внял аргументам Кироса.

Наконец все приготовления к плаванию были закончены. Три корабля, готовые к отплытию, стояли в порту Кальяо. Кирос с капитанами двух других судов явился к графу Монтерею. Он извинился перед вице-королем за назойливость, проявленную им при подготовке экспедиции, объяснив ее лишь желанием скорее закончить приготовления. Граф же в ответ поблагодарил Кироса за такую преданность делу и пожелал счастливого плавания, предупредив, что из-за нездоровья не сможет быть в порту при отплытии кораблей. Вице-король вручил Киросу текст своей речи, которую следовало прочитать перед отплытием судов из Кальяо. Граф Монтерей подчеркивал важность предпринимаемой экспедиции для Испании и выражал уверенность, что она будет проведена успешно.

Вернувшись в Кальяо, Кирос распорядился ознакомить экипажи судов с посланием вице-короля. На кораблях были подняты паруса. Верхушки мачт были украшены флагами, развевался королевский штандарт.

Суда экспедиции прошли мимо стоявших в порту кораблей, салютуя из пушек и мушкетов. Те дали ответный залп. Это было в три часа пополудни, 21 декабря 1605 г.

Один за другим три корабля экспедиции покинули порт Кальяо. Впереди шел флагман «Сан-Педро-и-Сан-Пабло», затем вице-адмиральский корабль «Сан-Педро» и замыкал шлюп «Три волхва». Первые два судна были небольшими, водоизмещением 60 и 40 тонн, а последнее — совсем маленькое, всего 12 тонн. В экспедиции принимало участие 300 человек. Кроме матросов и солдат на борту находились шесть священников-францисканцев и врач с четырьмя братьями милосердия. Флагманским кораблем командовал сам Кирос, вице-адмиральским — Луис Ваэс де Торрес, а шлюпом — Бернал Серменто. Главным кормчим экспедиции против желания Кироса вице-король назначил Хуана де Бильбоа. Именно его граф избрал в возможные преемники Кироса, что весьма неприятно поразило последнего и сулило большие осложнения.

Тем не менее общее настроение было превосходным. Один из шкиперов экспедиции, Гонсалес де Леса, говорил впоследствии: «Нас охватило такое горячее желание послужить богу, святой католической церкви и во славу короля, нашего повелителя, что нам казалось все возможным».

Кирос еще в Кальяо почувствовал себя плохо. На корабле болезнь усилилась. Три дня Кирос был в очень плохом состоянии, но затем поправился. «Если богу угодно, то будешь жить», — напишет он позднее, вспоминая начало своего плавания.

Учитывая опыт экспедиции с Менданьей, Кирос, поправившись, написал подробнейшую инструкцию, которую передал 8 января 1606 г. капитанам двух других судов. В инструкции Кирос давал скрупулезные указания не только по части навигации, рациона питания экипажей, но и дисциплины. Все азартные игры были запрещены. Капитанам вменялось в обязанность строго следить за обращением офицеров с матросами и солдатами. Требования соблюдения дисциплины не должны были перерастать в жестокость. Капитану «следует использовать те методы, которые необходимы для поддержания твердой дисциплины, дружелюбия, честности и преданности, помня, как многого может достичь тот, кто добивается повиновения не применением жестоких мер, а добром».

Кирос специально остановился в инструкции на поведении в отношении коренных жителей открываемых земель. «Запомните, что если на кораблях появятся вожди или простые туземцы, то их следует принимать любезно, как гостей, и одаривать подарками, которые им больше всего приглянулись. Такой же линии поведения необходимо придерживаться и на берегу, когда туземцы пожелают войти в сношение и говорить с нами... Узнавайте у туземцев, есть ли поблизости другие острова или обширные земли, и если они населены, то какой цвет кожи у их жителей, едят ли они людей, миролюбиво или воинственно настроены; есть ли у них золото... серебро... жемчуг, специи... как они называются на их языке и запоминайте эти названия. Выясните, где это все добывается. Покажите свою благодарность за все то, что они дали... Крики и шум туземцев на их сборищах, бряцание оружием не должны вызывать у нас тревоги... При нападении туземцев сначала надо дать холостой залп из мушкетов, выстрелить в воздух, а затем уже, сообразуясь с обстановкой, предпринять необходимые меры, чтобы их отогнать или остановить... Мы должны относиться к туземцам как к детям... Всегда быть справедливыми к ним, иметь открытые и честные намерения, и тогда бог поможет нам, как он помогает всем, чьи цели добры». Кирос предусмотрел и случай, если корабли потеряют друг друга: корабль, который первым придет в Санта-Крус, должен ждать остальных три месяца. Если же по истечении этого времени они не появятся, ему следует «плыть в поисках Южной Земли на юго-запад к 20° ю. ш., затем на северо-запад до 4°, оттуда на запад, вдоль северного побережья Новой Гвинеи к Маниле, а потом домой, в Испанию, через мыс Доброй Надежды».

Суда шли заданным курсом. Великий океан был тогда действительно тихим, хотя ветры часто меняли направление, затрудняя движение кораблей. Так продолжалось до 22 января, когда суда достигли 26° ю. ш. Погода резко изменилась. Начался сильный шторм. Кирос, несмотря на протесты Торреса, решил изменить курс и идти на северо-запад. Он считал, что в это время года безопаснее уйти в более теплые моря.

25 января с кораблей увидели в воде пучки водорослей, а на следующий день — стаи птиц. Неподалеку испанцы обнаружили небольшой атолл, но подойти к нему оказалось невозможно, а на судах кончались запасы питьевой воды. Испанцы пользовались предусмотрительно захваченной Киросом «машиной» для переработки морской воды в пресную, но для ее работы требовались дрова, которых тоже оставалось немного. К вечеру исчез «Сан-Педро», что сильно обеспокоило Кироса, но, к счастью, наутро с флагмана увидели, что он идет навстречу на всех парусах.

29 января вдали показалась земля. С «Сан-Педро» была спущена лодка с тремя людьми. Вернувшись, они сообщили, что подходы к берегу опасны для судов. И на этот раз высадка не состоялась, корабли пошли дальше.

В первые дни февраля испанцы обнаружили еще несколько неизвестных островов, но все они были окружены рифами, которые делали невозможным подход судов.

Наконец 10 февраля корабли подошли к острову, где в отличие от всех встреченных ранее на берегу были видны люди, дым костров.

Испанцы, первые увидевшие все это, закричали: «Люди, люди на берегу!» Это известие вызвало такой восторг у экипажей судов, уже много дней мучившихся от нехватки воды, что люди на берегу показались им ангелами, как писал впоследствии Кирос.

Но и к этому острову подходы оказались опасными. К берегу была послана шлюпка, которая тоже не смогла подойти к острову: находившиеся в шлюпке матросы увидели, что стоявшие на берегу люди вооружены дубинками и копьями. Испанцы знаками показали аборигенам, что хотят высадиться, те также знаками ответили, что не возражают и показали направление, куда надо плыть. Но высокая волна мешала шлюпке подойти к берегу. Тогда двое из матросов разделись и вплавь добрались до острова. Встреча поразила их. Аборигены, положив на землю оружие, три раза поклонились испанцам. Они обнимали их и целовали «в щеки, что означает выражение дружбы, используемое также и во Франции», — отметил Кирос в своих записках.

Когда оставшиеся в шлюпке матросы увидели столь дружественную встречу, еще двое выпрыгнули из нее и поплыли к берегу. Один из них был особенно белокож, и, когда он вышел на берег, аборигены окружили его и с величайшим удивлением рассматривали спину, грудь и руки. Такому же внимательному и почтительному осмотру подверглись и остальные испанцы.

Один из аборигенов, по-видимому вождь, подошел к матросам и протянул пальмовую ветвь в знак дружбы и мира. Потом он жестом пригласил их в деревню, показав, что снабдит едой. Но испанцы, к большому огорчению местных жителей, спешили вернуться на корабль. В столь торжественной встрече, устроенной аборигенами испанцам, как потом все более убеждались европейские мореплаватели, активно исследовавшие Тихий океан в XVII–XVIII вв., не было ничего необычного.

Островитяне принимали бледнолицых пришельцев, появлявшихся на громадных, по их представлениям, кораблях за спустившихся с небес богов и воздавали им соответствующие почести. Европейцы не замедлили развеять эти представления простодушных жителей тихоокеанских островов, совершая жестокие, бесчестные поступки, проливая кровь невинных жертв. Боги так не могли поступать! Недавние кумиры были развенчаны. Островитяне начали с ними борьбу, которая длится по сей день.

Кирос приказал продолжить поиски подходящей гавани для захода судов. На следующий день шлюпка была послана к другому месту острова. Но и оно оказалось не подходящим для высадки из-за множества подводных скал. Даже шлюпка не могла пристать к берегу, и матросам пришлось добираться вплавь. Пресной воды они не нашли и утолили жажду молоком кокосовых орехов. На берегу испанцы встретили старую женщину. «На вид ей, казалось, было лет сто, — писал Кирос. — Худощавая, высокая женщина с густыми длинными черными волосами, едва тронутыми сединой... В руках она несла корзину с сушеной рыбой... Маленькая собачка бежала рядом».

Испанцы взяли ее в шлюпку и, вернувшись на корабль, привели к Киросу. Он усадил ее на ящик, дал горшок с супом и мясо, которое она съела без колебаний. Старуха, как писал впоследствии Кирос, «оказалось, прекрасно знает, что такое вино». Она осталась очень довольна подаренным ей зеркальцем. Очень внимательно она вглядывалась в лица окружающих ее людей. На пальце у старухи было золотое кольцо с изумрудом, но когда старуху спросили о нем, она знаками показала, что отдаст его только с пальцем, так оно ей дорого. Кирос распорядился, чтобы ей дали подарки и доставили назад, на берег.

Отношения между испанцами и аборигенами установились дружественные — явная заслуга Кироса. Вождем аборигенов был человек лет пятидесяти, хорошо сложенный, с располагающей внешностью. Его люди относились к нему с большим почтением. Испанцы предложили вождю показать корабль, посадили его в одну шлюпку, а нескольких его подданных — в другую, но когда шлюпки отошли от берега, сопровождавшие вождя люди, испугавшись, прыгнули в воду и поплыли назад. Вождь хотел последовать за ними, но сидевшие в шлюпке испанцы насильно удержали его. Он пытался освободиться с такой яростью, что несколько матросов едва смогли справиться с ним. На борт корабля он категорически отказался взойти. Тогда Кирос сам спустился в шлюпку, неся в руках пальмовую ветвь. Он сердечно приветствовал вождя, знаками прося его извинить за причиненное беспокойство. Однако вождь с большим •унынием смотрел на окружавших его людей и показывал рукой на берег, прося испанцев вернуть его туда. Кирос надел на него панталоны и желтую шелковую рубашку, дал шляпу, повесил на шею цепочку с десятью медалями, вручил ящичек с ножами и приказал вернуть на берег.

На берегу вождя ждали островитяне, явно беспокоившиеся за него. Когда же вождь вернулся, они несказанно обрадовались и дали испанским солдатам, находившимся на берегу, рыбу и воду. Вождь снял свой роскошный головной убор и передал сержанту в подарок Киросу. На следующий день корабли покинули остров.

Опять испанцам встречались небольшие острова, но они не подходили к ним. Отношения между Киросом и главным кормчим Хуаном де Бильбоа обострились. Последний все время противоречил своему командиру, сеял вражду между офицерами. Верные люди доносили Киросу, что кормчий готовит против него заговор: его собираются убить, а труп выбросить за борт. Сначала Кирос не хотел этому верить, но постепенно собственные наблюдения привели его к убеждению, что некоторые приближенные де Бильбоа ведут себя весьма подозрительно. Главный кормчий явно выделяет их: они получают больше еды и воды, а те постоянно устраивают скандалы, ссоры среди экипажа. Тогда Кирос собрал весь экипаж. Он сказал, что король поручил им исследовать Южную Землю, и они должны это сделать даже ценой своих жизней, поэтому он требует от всех добросовестного исполнения долга. Главный кормчий объявил, что хочет перейти на вице-адмиральский корабль, но когда Кирос разрешил, не только не покинул флагман, но и прекратил всякие разговоры на эту тему. Внешне он притих, но сдаваться и не думал.

Кирос решил отыскать найденный им во время предыдущего плавания остров Сан-Бернар. Поэтому он распорядился идти курсом на северо-запад до 10°40' ю. ш. Корабли шли этим курсом до 19 февраля, а затем повернули прямо на запад. 21 февраля с «Сан-Педро» увидели землю и дали знать другим кораблям. На следующий день все три судна подошли к острову на близкое расстояние. Кирос приказал спустить две шлюпки и послал людей за водой. Но воду не нашли. Остров был необитаем, правда, на берегу испанцы обнаружили перевернутое старое каноэ. Остров, весь заросший лесом, выглядел очень привлекательно. Испанцы увидели много кокосовых пальм. Было множество птиц. Прибрежные воды изобиловали рыбой, омарами, крабами.

Кирос утверждал, что на таком острове должна быть вода и хотел на следующий день опять отправить людей на ее поиски, но главный кормчий возразил, ссылаясь на усталость команды. Кирос, который теперь постоянно себя плохо чувствовал, не стал спорить с де Бильбоа. Он понимал желание команды скорее достичь населенной земли, где уж наверняка будет и пища и вода, поэтому решил не рисковать, а продолжить плавание. Теперь Кирос поставил ближайшей целью достичь острова Санта-Крус, хорошо ему известного по путешествию с Менданьей. Корабли пошли дальше на запад. Ночью Кирос внезапно услышал крики. Он вышел из каюты и увидел двух дравшихся матросов и среди них де Бильбоа с обнаженной шпагой, которой он только что ранил одного из них. Кирос унял разбушевавшихся матросов, хотя едва держался на ногах от болезни. Ему трудно было даже громко говорить.

Корабли шли все тем же курсом. 1 марта ночью со шлюпа «Три волхва», шедшего впереди, раздался крик «Впереди земля!» Вскоре со всех кораблей увидели огни костров на берегу. Утром, когда суда подошли к острову поближе, испанцы увидели два каноэ, но те не подошли к судам, хотя испанцы и звали аборигенов.

Когда корабли встали на якорь, появилось около десятка каноэ, быстро идущих к судам. Лодки подошли к кораблям, и испанцы увидели в них высоких, хорошо сложенных красивых людей. Они оглушительно трубили, танцевали, яростно жестикулируя. Несмотря на приглашения испанцев, аборигены не поднимались на палубу и ничего не ели из того, что давали им испанцы. Полученную еду они накалывали на острие дротиков и показывали остальным.

Островитяне буквально облепили шлюп, с удивлением его рассматривая. Один из них привязал веревку к бугшприту, и островитяне стали тянуть шлюп к берегу. Капитан «Трех волхвов», видя, с какой быстротой аборигены все это проделывают, приказал дать залп из мушкетов, чтобы напугать их. Но островитяне не испугались. Тогда испанцы обнажили шпаги и пытались ими отогнать их от берега, но аборигены хватали шпаги руками, не понимая их назначения. Только когда несколько из них были ранены, они отошли от кораблей.

В это время к кораблям подошло каноэ с высоким крепким человеком со свирепым лицом. Знаками он потребовал, чтобы испанцы сдались. В ответ раздалось два мушкетных выстрела. Однако человек продолжал с большим достоинством настаивать на своем. Видя, что ничего не может добиться, он вернулся к лодкам, поджидавшим его у берега.

Аборигены собрались на берегу и всем своим видом показывали, что готовы к войне. Вскоре ветер посвежел, и, хотя еще не стемнело, судам стало опасно находиться на таком близком расстоянии от берега. Кирос распорядился сняться с якоря и поднять паруса. К большому удивлению островитян, не понимавших, что же произошло, испанские суда стали поспешно отходить от берега.

Кирос послал за Торресом и, когда тот явился на флагманский корабль, приказал ему наутро послать вооруженный отряд на берег за водой и дровами. Торрес должен был сам возглавить отряд.

Утром Торрес попытался высадиться на берег, но аборигены воспрепятствовали этому. Тогда он приказал плыть к другому месту. С большим трудом из-за высокой волны отряду удалось выбраться на берег, причем солдаты потеряли немало кувшинов для воды и других вещей, а также несколько мушкетов.

Однако и здесь на берегу испанцев встретила большая толпа вооруженных островитян. Солдаты дали залп из мушкетов, ранив нескольких аборигенов. Это заставило последних отступить. Их вождь, сопровождаемый несколькими островитянами, подошел к испанцам с пальмовой ветвью в руках. Мир был заключен. Аборигены отошли к деревне в середине острова, расположившейся у озера. Испанцы остались на берегу. Через некоторое время к ним подошел мальчик и показал жестами, что отдает себя в их распоряжение. Мальчик предложил солдатам несколько кокосовых орехов, давая понять, что может принести еще. Торрес подарил мальчику штаны и шелковую рубашку. Другие аборигены, видя, что их посланца хорошо приняли, тоже подошли к испанцам.

Начавшие устанавливаться дружественные отношения были прерваны действиями солдата, пожелавшего войти в жилище одного из островитян. Тот не пустил и ударил солдата дубинкой, прежде чем подоспели другие испанцы. Прибежавший первым офицер по имени Галлардо выстрелил в островитянина. Последний, почувствовав, что ранен, и увидев кровь, смело напал на Галлардо. Тогда испанец обнажил шпагу и убил островитянина. Еще несколько аборигенов было убито. Остальные поспешили скрыться в лесу. Испанцы остались в деревне одни. Зайдя в дома жителей, они увидели множество красивых циновок искусной работы, различные украшения и перламутровые раковины. Испанцев восхитили большие каноэ — двадцать ярдов в длину и два в ширину, — в которых помещалось до 50 человек. Сами аборигены поразили испанцев своей красотой. Поэтому они назвали обнаруженную землю Островом Красивых Людей.

Остров был плоский. Каких-либо источников воды испанцы не обнаружили и решили, что аборигены использовали только дождевую воду.

Торрес, видя, что его экспедиция провалилась, поспешил увести своих людей к шлюпкам, и они вернулись на корабли.

Кирос повел суда дальше. Проходили дни, а остров Санта-Крус обнаружен не был. На кораблях все более ощущался недостаток воды. Люди роптали: земля, о которой говорил Кирос, не существует; он выдумал ее, чтобы заставить папу и короля дать ему корабли; их капитан думает лишь о своей собственной славе и готов обречь всех на смерть в пучине океана.

Кирос не смог проигнорировать эти высказывания. Он прямо и резко заявил своим людям: «Вы любите только сытно поесть и хорошо поспать, да поменьше работать, почаще жаловаться, постоянно ворчать и как можно меньше думать о цели нашего плавания».

25 марта, накануне пасхи, главный кормчий во всеуслышанье заявил, что, по его подсчетам, корабли находятся на расстоянии 2220 лиг от Кальяо и необходимо решить, следует ли идти дальше. Учитывая настроение экипажа, Кирос распорядился созвать совет. Два других корабля подошли к флагману. Их капитаны и штурманы собрались в каюте Кироса.

Кирос объявил, что собрал совет для того, чтобы каждый из присутствовавших высказал свое мнение, во-первых, о том, на каком расстоянии от Кальяо находится экспедиция, во-вторых, почему до сих пор не был обнаружен остров Санта-Крус, в-третьих, о дальнейшем маршруте.

Штурманы кораблей разложили свои карты. Сличение их показало большие расхождения относительно величины пройденного пути. Торрес указал на отсутствие у них достаточно четкого представления о пройденном расстоянии, на течения, препятствовавшие заданному движению кораблей, и, наконец, на то, что расстояние от Лимы до острова Санта-Крус первоначально было определено неправильно. «Все это, — утверждал он, — дает основание полагать, что никакой ошибки еще не произошло. Экспедиция должна продолжаться». Все присутствовавшие на совете, кроме главного кормчего, согласились с мнением Торреса. Хуан де Бильбоа упорно возражал, ссылаясь на то, что экспедиция длится уже 94 дня и все еще не достигла Санта-Крус, в то время как предыдущее плавание к острову закончилось за 69 дней. Кирос обратил внимание на худшие условия, в которых проходило нынешнее плавание: много дней было потеряно из-за штормовой и штилевой погоды. Немало времени потратили и на остановки у встреченных островов. Если подсчитать все эти потери, то настоящее плавание продолжается фактически лишь 64 дня, и в запасе у них еще пять дней в сравнении с первым путешествием к Санта-Крус. Но дон Хуан не желал слушать Кироса, а распалялся все более. По его громогласным заявлениям выходило, что лишь он один верный слуга короля и надлежащим образом заботится о выполнении монаршей воли.

Тогда Кирос приказал Торресу арестовать дона Хуана и переправить его на «Сан-Педро». Главным кормчим Кирос назначил Гаспара Гонсалеса де Леса.

Корабли пошли дальше на запад. Прошедший сильный дождь дал возможность пополнить запасы пресной воды, и это обстоятельство несколько подняло упавший дух команды. Вскоре увидели и явные признаки приближения земли: плывущие кокосовые орехи и стволы деревьев, летящих птиц, направление течений и др. Поэтому корабли продолжали идти и ночью под малыми парусами, с зажженными фонарями. 7 апреля в три часа пополудни вахтенный с верхушки мачты флагманского судна закричал: «Вижу землю на северо-западе, высокую и темную». Этот давно ожидаемый возглас услышали сразу все. Корабли устремились к суше. На рассвете следующего дня испанцы были у берега, где был виден дым костров. С большим трудом удалось встать на якорь. Еще через день Кирос приказал Торресу отправиться с отрядом на шлюпке на берег для его изучения, а кораблям — искать подходящее место для стоянки.

Когда шлюпка подошла к берегу, аборигены из ближайшей деревни бросились бежать в глубь острова, оставив на берегу 150 вооруженных людей. Один из них вышел навстречу испанцам. Последние, чтобы испугать аборигенов, выстрелили из мушкетов. Островитяне бросились в воду, но человек, стоявший впереди, не испугался. Он подошел к испанцам и знаками попросил их не стрелять и положить ружья на землю. Своим людям он также приказал сложить оружие. Затем он протянул руку Торресу в знак дружбы. Показав на свой головной убор, он дал понять пришельцам, что является вождем на этом острове. Его имя было Тумаи. На вид ему было лет пятьдесят.

К испанцам подошел один из аборигенов. Он с удивлением рассматривал их, но и испанцы с не меньшим удивлением смотрели на него. Островитянин был светлокож, с каштановыми волосами. Его звали Олан, но испанцы нарекли его Фламандцем.

По просьбе Торреса Туман проводил испанцев в деревню и обещал сделать для них все, что в его силах. Торрес в знак благодарности подарил ему шелковую рубашку. К флагманскому кораблю была послана шлюпка с известием, что рядом с деревней есть место, где можно набрать воду, и что корабли могут встать на якорь неподалеку у берега.

На следующий день Торрес доставил Тумаи на флагманское судно. Встретившись с Киросом, Тумаи в знак мира поцеловал его в щеку. Кирос пригласил вождя за стол, накрытый к обеду, но Тумаи решительно отказался что-либо есть. Кирос спросил его, видел ли он когда-нибудь корабли, похожие на их, на что Тумаи ответил: не видел, но слышал о таких судах. Кирос узнал от вождя, что остров Санта-Крус находится рядом и отсюда даже виден его вулкан. Тумаи сказал, что недалеко находятся еще несколько островов. Он пытался показать, в каком направлении они находятся, какого они размера и сколько до них дней пути, злобное или миролюбивое их население. И все это, конечно, знаками. Например, он широко разводил руки в стороны или, напротив, сводил их, показывая, какой из островов крупный, а какой — небольшой, указывал на солнце, а затем склонял голову на руку, закрывая глаза, загибал пальцы, таким образом показывая, сколько дней надо плыть до того или иного острова. Наконец Тумаи дал понять, что хотел бы вернуться на остров, и Кирос отпустил его, вручив различные подарки.

На этот раз у испанцев установились дружественные отношения с аборигенами острова, который те называли Таумако. Островитяне жили в просторных, хорошо убранных домах. Их большие, на 30–40 человек, каноэ были хорошо приспособлены для длительных плаваний, даже имели специальные отделения для съестных припасов; луки были украшены перламутровыми раковинами. Испанцев удивило пристрастие этих «дикарей» к красоте. Тумаи распорядился снабдить испанцев дровами, водой и продовольствием. В ответ Кирос отослал аборигенам обычный набор подарков, припасенных для подобных случаев. Особое удовольствие жителей вызывали колокольчики. Эта идиллия продолжалась десять дней. 18 апреля на закате корабли отправились дальше. Испанцы и на этот раз остались верны себе в отношении островитян: получив все необходимое, они, покидая остров, похитили четырех его жителей. Правда, трое из них, бросившись с кораблей в воду, когда те уже отошли от острова, вплавь добрались до берега.

Кирос, имея на судах достаточные запасы дров, воды и продовольствия и видя, что ветер благоприятствует ему, решил не плыть к Санта-Крус, а повернуть на юго-восток и искать вожделенную Южную Землю.

На третий день плавания с кораблей увидели остров. Торрес во главе небольшого отряда был послан на берег. Островитяне с великим почетом встретили испанцев, вручив им роскошную пальмовую ветвь. Но Кирос не хотел задерживаться на острове. Корабли пошли дальше. 22 апреля благоприятная до тех пор погода резко изменилась. Два дня продолжался сильный шторм. Когда 24 апреля небо очистилось и выглянуло солнце, Кирос приказал ставить паруса. «Какой взять курс?» — спросили его штурманы. «Пусть корабли сами изберут направление. Пусть бог ведет их!» — ответил Кирос. Корабли, предоставленные воле волн, повернули к юго-западу. Кирос приказал следовать именно этим курсом. Мечтательность в нем всегда преобладала над трезвым расчетом.

На рассвете следующего дня на флагманском судне раздался счастливый возглас вахтенного матроса Франциско Родригеса: «Впереди очень высокая земля!» Кирос назвал увиденную землю островом Святого Марка, ибо он был обнаружен в день этого святого.

В течение следующих трех дней испанцы обнаружили еще восемь островов. С одного из них, названного Дева Мария, они похитили двух жителей и вернули их на остров через день, нарядив в шелковые рубахи, одарив ножами и зеркальцами. В ответ на это островитяне дали испанцам двух свиней, воду и фрукты.

29 апреля в три часа пополудни вахтенный матрос флагманского корабля увидел землю. Она, по-видимому, была огромна, так как занимала все пространство на юго-западе и юге. «Это был самый счастливый и праздничный день за все плавание», — заметит впоследствии Кирос в своих записках.

Корабли пошли прямо к этой земле, которую ликующий Кирос поспешил назвать Кардоной в честь герцога Сесы, полное имя которого было дон Антонио де Кардона и Кордова.

Подойдя ближе к земле, испанцы увидели на юго-востоке ее очень высокую горную цепь. Вершины гор скрывались в густых облаках. Кирос выслал вперед шлюпку с офицером и группой солдат для обследования подходов к берегу. К вечеру шлюпка вернулась, и офицер рассказал, что у побережья расположен вытянутый с севера на юг обитаемый остров, довольно скалистый, покрытый густым лесом. Остров отделен от остальной суши глубоким проливом.

Корабли пошли вдоль острова к западу. На берегу было видно много мужчин, вооруженных луками. Они что-то громко кричали испанцам. Но суда, не останавливаясь, продолжали идти своим курсом.

1 мая испанцы увидели огромную бухту, где и провели ночь. Кирос назвал ее заливом Сан-Фелипе-и-Сантьяго, ибо это был день этих святых. На следующий день Кирос послал Торреса с отрядом солдат на шлюпке на поиски подходящего места стоянки. В это время к кораблю подошли два каноэ с вооруженными аборигенами. Они громко выражали свою тревогу. С кораблей выстрелили, что еще более усилило беспокойство аборигенов. Они повернули каноэ к берегу и быстро скрылись.

3 мая пополудни на корабль вернулся довольный Торрес с солдатами: он обнаружил великолепное место стоянки и назвал его портом Вера-Крус. Корабли вошли в него и встали на якорь. На следующий день испанцы увидели на берегу множество людей. Кирос отправился на берег, думая взять нескольких на корабль, щедро их наградить и завязать таким образом дружественные отношения с местными жителями. Но у него ничего не получилось. Аборигены знаками приглашали испанцев сойти на берег, но сами отказывались сесть в их шлюпки. Кирос возвратился на корабль ни с чем.

На другой день он послал Торреса с группой солдат на берег с той же целью. Испанцы, высадившись на берегу, увидели перед собой большую группу вооруженных аборигенов. Те провели на земле черту, как бы говоря, что не разрешают пришельцам ее переходить. Торрес приказал дать залп из мушкетов в воздух, как требовал всегда Кирос. Но один из солдат, не послушавшись команды, выстрелил в аборигена и убил его. Все находившиеся на берегу местные жители бросились в лес. Тогда солдат отрубил у убитого голову и ногу, а тело за оставшуюся ногу повесил на суку дерева. Остальные солдаты спокойно следили за действиями своего товарища, не только не делая никаких попыток остановить его, а, наоборот, поощряя его.

Через некоторое время к испанцам подошли три местных вождя, и те «вместо того, чтобы показать свое миролюбие и доставить их на корабль, — писал впоследствии Кирос, — показали им тело их товарища с отсеченной головой, залитое кровью, полагая, что эта жестокость послужит средством установления мира». Вожди в глубокой печали смотрели на изуродованное тело их соплеменника, а затем вернулись к своим людям. Раздались воинственные крики. С разных сторон на испанцев посыпался град стрел, дротиков, камней. Те отвечали выстрелами из мушкетов. Кироса, который следил за происходящим с борта флагманского корабля, все это очень огорчало. Он понимал, что мира с жителями открытой им земли уже не будет. Аборигены начали обходить небольшой испанский отряд, стремясь отрезать ему путь к шлюпкам. Кирос послал на помощь солдат, но ситуация для испанцев не улучшалась. Тогда Кирос приказал открыть огонь из корабельных орудий, и лишь это заставило аборигенов отступить.

Появился еще один отряд аборигенов, которые, громко трубя в раковины, шли к берегу, размахивая дубинками, дротиками и луками. Высокий старик, один из вождей, видевших тело соплеменника, вышел вперед и обратился к солдатам. «Я уверен, — писал позднее Кирос, — что он сказал, что они будут защищать свою страну против тех, кто в нее пришел, убивая ее жителей. Восемь наших солдат были в засаде, и один из них случайно, как он утверждал после, убил этого вождя... Четыре туземца, глубоко опечаленные, подняли убитого на плечи и ушли в чащу леса; туда ушли и остальные жители, оставив деревню опустевшей».

Кирос прекрасно сознавал, какими бедствиями в дальнейшем грозили испанцам происшедшие события. Но огромная радость, которую он ощущал со времени прихода к этой огромной, как казалось, земле, стране его мечты, ибо Кирос был убежден, что достиг Южного континента, не давала надолго погружаться в мрачные думы. Надо было немедленно объявить открытую землю собственностью испанской короны и начать ее обживать.

Кирос приказал Торресу с отрядом солдат высадиться на берег и начать строительство укрепленного лагеря. Он назначил Торреса начальником лагеря. Работа на берегу закипела. Вскоре были сооружены форт и маленькая церковь «Мадонны из Лорето». Это место должно было, по замыслу Кироса, стать впоследствии городом, которому он уже придумал название Новый Иерусалим.

12 мая Кирос собрал экипажи всех трех кораблей и обратился к ним с речью, в которой подчеркнул величие предстоявших им дел во славу Испании. От них потребуются мужество, стойкость и упорство. Единая цель служения королю и католической церкви должна объединить их. Именно с этой целью, продолжал Кирос, он решил учредить Орден рыцарей Святого Духа, вступить в который должны все члены экипажей судов. «Во имя Святой Троицы, во имя Папы Римского, во имя Его Католического Величества дона Филиппа Третьего, короля Испании и моего повелителя, я, капитан дон Педро Фернандес де Кирос, даю каждому из вас этот голубой крест, который вы сейчас повесите себе на грудь, и он будет указывать на вашу принадлежность к рыцарям Ордена Святого Духа». «Теперь я, от имени его королевского величества, требую от вас лучшего выполнения своих обязанностей. Я хочу, чтобы вы почувствовали себя единым организмом, и я объявляю вам, что с этого дня ваши обязанности возрастут, как возрастут награды и наказания, которыми будут измеряться ваши хорошие и плохие поступки», — закончил свою речь Кирос.

С наступлением темноты на судах зажглась иллюминация, был устроен фейерверк, прозвучал артиллерийский салют, раздался звон колоколов, зазвучала музыка. Кирос обратился ко всем присутствовавшим: «Господа, эго канун давно ожидаемого мною дня. Пусть каждый получит то, что он желает!»

14 мая в день Святого Духа все офицеры, матросы и солдаты с голубыми крестами рыцарей Ордена Святого Духа сошли на берег, неся знамена своих кораблей. Племянник Кироса Лукас шел впереди с королевским штандартом, а Торрес нес крест, сделанный по приказу Кироса. Раздался залп из мушкетов. Кирос, встав на колено, воскликнул: «Честь и слава всевышнему!» А затем, коснувшись рукой земли, поцеловал ее и сказал: «О земля, которую многие так долго искали и которая так дорога мне!»

Торрес передал крест монахам, и все двинулись к церкви. Кирос установил крест у алтаря и приказал секретарю громко прочитать подготовленные заранее документы.

В первом документе «К воздвижению креста» говорилось: «Да будут свидетелями небо и земля, и море со всеми его обитателями, и все здесь присутствующие, что я, капитан Педро Фернандес де Кирос, в этих землях, которые до того не были известны, установил во имя Иисуса Христа... этот знак Святого Креста...» Затем секкретарь прочел пять документов примерно одного содержания, в которых Кирос объявлял о вступлении Испании во владение открытой землей во имя Святой Троицы, Католической церкви, Ордена францисканцев, Ордена иоанитов и Ордена Святого Духа, только что им самим утвержденного. Шестой документ гласил: «Я, Кирос, беру во владение этот залив Сан-Фелипе-и-Сантьяго и этот порт, названный Вера-Крус, и это место, где будет основан город Новый Иерусалим, на 15° 10' ю. ш., и все земли, которые я увидел и еще увижу, и всю эту область вплоть до Южного полюса, которая с этого времени будет называться Южная Земля Святого Духа, со всеми землями, к ней относящимися, и это навсегда во имя дона Филиппа Третьего, короля Испании и Восточной и Западной Индий, моего монарха и повелителя, которому принадлежат эти корабли и по чьей воле и желанию они пришли сюда...»

Когда чтение документов было закончено, раздались громкие возгласы: «Многие лета королю Испании дону Филиппу Третьему, нашему повелителю!» Отслужили мессу, был дан артиллерийский салют с кораблей, устроен фейерверк. Находившиеся на берегу солдаты ответили залпами из мушкетов. На этом торжественная церемония закончилась, и начался пир.

Еще не кончилась сиеста, а Кирос собрал у себя высшие чины экспедиции и сказал им, что необходимо немедленно избрать должностных лиц города Нового Иерусалима, который станет столицей этого края. Тут же были избраны из числа членов экспедиции 14 городских советников, судья, начальник полиции, казначей и др. Все избранные должностные лица будущей столицы Южной Земли Святого Духа, приняли присягу на Библии, которую держал священник.

Прекрасное настроение не оставляло Кироса. Все на «его земле» восхищало его. «Я с полным основанием могу утверждать, — писал Кирос, — что более подходящего места, здорового и плодородного, лучше снабженного лесом, материалом для изготовления черепицы и кирпичей для основания большого города у моря с портом, с глубоководной рекой, с равнинами и холмами, горными долинами и ущельями, где отлично приживаются все растения из Европы и Индии, найти трудно. Нельзя найти ни порта, более удобного и снабженного всем необходимым, без каких-либо недостатков, ни лучшего места для сооружения дока, ни леса, деревья которого были бы более подходящими для постройки домов, бимсов, мачт... Нет такой другой земли, которая имела бы все так близко, под рукой, как эта... Рядом расположены семь островов, береговая линия которых растянулась на 200 лиг... Я никогда не видел в тех местах, где бывал раньше, таких преимуществ. Взять, к примеру, Акапулько, главный порт Мексики. Я утверждаю, что единственно, чем он хорош, — это гавань, в остальном же — частая облачность, отсутствие реки и нездоровый климат в течение почти всего года, жара, досаждающие людям москиты и другие насекомые, а также само место его расположения — у подножия каменистых, лишенных растительности холмов, продовольствие, доставляемое сюда издалека и поэтому очень дорогое, и наконец, юго-восточные ветры, которые доставляют кораблям немало хлопот, — он довольно плох. Если взглянуть от Магелланова пролива на оба побережья с одной стороны до мыса Мендосино, а с другой — до Ньюфаундленда на протяжении 7000–8000 лиг, то обнаружится, что... такой порт, как Сан-Хуан де Уллоа не заслуживает вообще названия порта и города, что Панама и Пуэрто-Белло имеют много неудобств и что Пайта, Кальяо, Гавана, Картахена... и многие другие... нуждаются во многих необходимых вещах... Если мы посмотрим на побережье Испании, то тоже не обнаружим хорошего порта, поскольку ее земля производит лишь колючки, сорго, мирт и другие жалкие плоды... В апреле и мае фруктов нет».

Кирос расхваливал природу Земли Святого Духа, обилие фруктов и овощей, птиц, рыбы. Ему нравились ее жители. «Туземцы выглядят дородными, и не черные и не мулаты. Их волосы курчавы. У них хорошие глаза. Они опрятны, любят праздники и танцы под звуки флейты и барабанов... Они используют и раковины как музыкальные инструменты... Дома у них деревянные, с покатой крышей из пальмовых листьев и своего рода кладовой, где они хранят еду. Все их вещи содержатся в большой чистоте».

Кирос хочет лучше узнать открытую землю. Он еще и еще раз посылает Торреса во главе вооруженных солдат в деревни аборигенов. Но те, мужественно сражаясь, не дают пришельцам отойти от берега в глубь острова. Так, однажды Торрес с тридцатью солдатами вошел в очень красивую долину, где расположились несколько деревень местных жителей. Когда аборигены увидели испанцев, они вооружились и вышли им навстречу. Завязался бой, и испанцы начали отходить, захватив трех мальчиков, старшему из которых было лет семь, и 20 свиней. Аборигены окружили испанский отряд, не давая ему пробиться к берегу. Видя с борта флагмана бедственное положение отряда, Кирос приказал стрелять из пушек, и только это спасло солдат. Им удалось достичь места, где стояли шлюпки, и вернуться на свой корабль.

На следующий день аборигены напали на группу испанцев, высадившихся на берег, чтобы пополнить запасы воды. Затем они пытались разрушить церковь, и только вооруженному отряду, посланному Киросом на двух шлюпках, удалось отогнать их.

В залив, где стояли испанские корабли, впадали две реки. Одну из них, напоминающую своими размерами, как писал Кирос, «Гуадалквивир у Севильи», с глубоким устьем, куда могли заходить «не только шлюпки, но и фрегаты», назвали Иордан, а другую, расположенную к востоку от нее, несколько меньших размеров, — Сальвадор.

Торрес с отрядом солдат на шлюпе «Три волхва» был послан провести промеры глубины реки Иордан в ее устье. Он обнаружил, что не может достать дна. Шлюп пошел дальше по реке. Торрес и его спутники восхищались красотой ее берегов и чистотой воды. Испанцы высадились на берегу, где была расположена небольшая деревушка из четырех улиц. Два аборигена, следившие за высадкой испанцев, дали знать своим соплеменникам о появлении врага, и, когда испанцы вошли в деревню, она уже была пуста. Но вскоре они услышали воинственные крики. Большая группа аборигенов стремительно атаковала испанцев, вынудив их отступить к берегу. Там Торрес и его люди, не мешкая, сели на шлюп и вернулись к остальным кораблям, стоявшим в заливе.

21 мая испанцы с необычайной торжественностью отмечали праздник тела Христова. Все были на берегу, на кораблях осталось лишь по два человека. Мессу служили в празднично украшенной церкви Мадонны из Лорето. День был ясный. Воздух звенел от пения птиц. Кроны деревьев, ярко освещенные солнцем, слегка шелестели от дуновения ветерка, который не нарушал беспредельной глади моря.

После мессы начался праздник. Несколько матросов, разодетых в красные и зеленые шелковые рубахи, исполнили зажигательный танец со шпагами. Им аккомпанировал на гитаре представительный пожилой моряк. Потом танцевали корабельные юнги в коричневых, голубых и серых шелковых рубахах, с венками на головах и пальмовыми ветвями в руках. Свой танец они сопровождали пением, а два музыканта аккомпанировали им на тамбурине и флейте. Затем все направились к накрытым для пиршества столам.

Кирос решил пройтись и в сопровождении нескольких офицеров отошел на расстояние лиги от берега. Дальше испанцы идти не решились, боясь нападения аборигенов.

Когда Кирос вернулся на корабль, он вдруг заявил, что поскольку местные жители не прекращают враждебных действий и справиться с ними невозможно, то завтра же они уйдут отсюда и будут искать другое место для колонии. Прошло всего три недели, как корабли бросили якорь в бухте Сан-Фелипе-и-Сантьяго. Торрес попросил отсрочки на день, поскольку еще раньше было решено, что на следующий день команды будут ловить рыбу для пополнения провизии. Кирос дал такое разрешение. Среди пойманных рыб было много каргуса, рыбы красноватого цвета. Съев ее, люди вскоре почувствовали себя плохо: началась рвота, на теле появились нарывы — все симптомы лихорадки. Целую неделю большая часть экипажей судов была тяжело больна. Надо заметить, что капитан Джеймс Кук, посетивший эти места в июле 1774 г., отмечал в своем дневнике, что и его люди, поев рыбу каргус размером с большого леща, сильно заболели. «На следующую ночь, — писал Кук 24 июля, — каждый из тех, кто ел рыбу, почувствовал страшную боль в голове и всем теле, сопровождавшуюся сильным жаром и потерей чувствительности в суставах. Свиньи и собаки, которым давали рыбу, тоже заболели и некоторые из них умерли. Прошла неделя или десять дней, пока все больные поправились».

28 мая, когда казалось, что болезнь начала проходить, Кирос приказал сняться с якоря. Но к вечеру больным стало опять так плохо, что Кирос задержал выход судов из бухты, а еще через день испанцы вернулись на прежнее место стоянки. Утром следующего дня с кораблей увидели множество аборигенов, собравшихся на берегу. Кирос приказал Торресу с отрядом солдат на двух лодках подойти к берегу и узнать, чего они хотят. Когда лодки приблизились к суше, аборигены начали стрелять из луков. Испанцы ответили залпом из мушкетов и вернулись на корабли.

Но Кирос опять послал Торреса с солдатами к берегу. При этом он распорядился взять с собой трех мальчиков-аборигенов, захваченных ранее, чтобы аборигены убедились, что ничего плохого с ними не случилось. Кирос предположил, что именно в этом причина их враждебности.

Когда испанцы подошли к берегу, мальчики стали звать своих отцов, которые, хотя и слышали их, но не узнавали, так как дети были одеты по-европейски. Тогда шлюпки подошли еще ближе, чтобы с берега лучше было видно находящихся в них. Тут уж отцы узнали своих детей, и двое из них бросились в море навстречу шлюпкам. По взаимному согласию оружие было положено на землю. Начались переговоры. Аборигены стали предлагать испанцам кур, свиней и фрукты в обмен на трех мальчиков. Указывая на солнце, они дали понять, что уйдут и вернутся к полудню. Испанцы отправились на корабли. В назначенное время аборигены появились на берегу и начали трубить в раковины, вызывая испанцев. Те не замедлили прибыть к берегу, захватив трех ребятишек. Аборигены дали им одну свинью и попросили отдать детей. Испанцы не согласились. Тогда аборигены обещали привести на следующий день много свиней, предупредив, что подадут тот же сигнал.

Назавтра на берегу показались аборигены, дующие в раковины. Опять к ним были посланы шлюпки. Испанцы захватили трех мальчиков. Кроме того, на шлюпках была пара коз.

Выйдя на берег, испанцы увидели двух свиней, которых аборигены им предложили за детей. Испанцы не отдали им мальчиков, а, в свою очередь, предложили за свиней коз. Аборигены же просили вернуть детей и обещали привести больше свиней. Опять дело ничем не кончилось. К вечеру аборигены дали сигнал, и, когда испанцы на шлюпке подошли к берегу, они увидели двух местных жителей и возле них своих коз. Аборигены объяснили, что козы им не нужны. Испанцы заподозрили ловушку и, приглядевшись к близлежащему лесу, рассмотрели за деревьями множество аборигенов, вооруженных луками и дубинками. Поняв, что аборигены хотят захватить их в плен, испанцы, стреляя из мушкетов, отступили к шлюпкам, захватив своих коз, а затем вернулись на корабли.

Мальчики были страшно взволнованы. Старший из них — испанцы назвали его Пабло, — обращаясь к Киросу и указывая рукой на берег, повторял одно слово: «театали», что, очевидно, означало, что он хочет вернуться домой. На это Кирос ответил: «Спокойно, дитя! Ты не знаешь, о чем просишь. Тебя ждут более важные дела, чем встреча с родителями и друзьями!»

8 июня Кирос распорядился об уходе из бухты. Но сильный встречный ветер не позволил судам выйти в открытое море. После совещания со штурманами Кирос принимает совершенно противоположное решение: остаться здесь на зиму, возвести крепкие дома, засеять землю, построить бригантину и послать ее вместе со шлюпом исследовать открытую землю.

Корабли двинулись назад к порту Вера-Крус. «Сан-Педро» и «Три волхва», обогнав флагманский корабль, ушли вперед. Наступила ночь. Вставшие на якорь у самого входа в порт «Сан-Педро» и «Три волхва» зажгли огни, чтобы с флагмана их было видно. Но флагманский корабль никак не мог встать на якорь и, опасаясь натолкнуться в темноте на скалу, остановился в середине бухты, но сильный ветер погнал корабль к выходу из нее. К утру он был уже за пределами бухты и продолжал быстро удаляться. Три дня «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» пытался войти в бухту, но все было тщетно, и 12 июня 1606 г. Кирос приказал уйти в открытое море, так и не встретившись с двумя другими судами экспедиции.

Сказанное выше взято из записок Кироса. Примерно так же описывал происшедшее и главный кормчий экспедиции Гаспар де Леса. Командир же «Сан-Педро» Торрес в своей записке, посланной королю уже из Манилы 12 июля 1607 г., рисует совершенно иную картину: «Флагманский корабль покинул бухту в час ночи, не дав знать никому из нас и не подав никакого сигнала... И хотя на следующее утро мы отправились на поиски и сделали все возможное, обнаружить его мы не смогли... Таким образом, я был вынужден вернуться в бухту... мы оставались в этой бухте пятнадцать дней...»

А капитан Диего де Прадо-и-Тобар, находившийся вместе с Торресом, утверждал в письме к Филиппу III, посланному из Гоа много лет позднее, 24 декабря 1613 г., что на флагманском корабле в ночь на 12 июня 1606 г. произошел мятеж, Кирос был заперт в своей каюте, и судно скрылось в темноте.

Каждое из этих свидетельств грешит очевидной субъективностью. Кирос, с большими подробностями описывая даже незначительные детали своей экспедиции до 8 июня, весьма лаконично и мимоходом останавливается на том, как потерялись корабли, отводя этому лишь один абзац. Правда, он тогда бил сильно болен и кораблем управлял, собственно, главный кормчий.

Гаспар де Леса, человек преданный Киросу, естественно, повторял версию своего командира, тем более что именно он фактически распоряжался на судне в го время.

Что касается Торреса, то он, несмотря на внешнюю лояльность по отношению к Киросу, не любил его. В упомянутом выше письме к королю Торрес посчитал нужным указать: «У меня характер, отличный от характера капитана Педро Фернандеса де Кироса». Капитан же Прадо абсолютно не переносил Кироса и строил всякие козни против него во время плавания. Кирос арестовал его вместе с Хуаном де Бильбоа и перевел с флагманского судна на «Сан-Педро». Впоследствии Прадо всячески чернил Кироса перед испанским монархом, о чем речь еще впереди.

Так что никаких свидетельств, которые можно было бы счесть достоверными, не существует. Поэтому можно лишь строить догадки, основываясь на интересах главных действующих лиц драмы, происшедшей без малого четыре столетия назад в неведомых водах величайшего из океанов нашей планеты.

Кирос упивался своим открытием нового и, как он считал, самого большого материка на земном шаре. Конечно, он жаждал скорее вернуться в Испанию и сообщить об этом своему монарху. Поэтому, когда исчезли из вида два других судна, Кирос не очень сокрушался и поспешил в Акапулько. В своих записках он впоследствии напишет: «Я понимал, что только корабль, на котором я находился, был в состоянии доставить известия об открытиях и их важности...» Судьба же экипажей других кораблей не особенно беспокоила Кироса. «Понятно, что если они спасутся, — писал он, — то сделают все, что в их силах, чтобы открыть побольше островов и доставить о них такие сведения, какие только можно получить с божьей помощью, и адмирал (т. е. Торрес. — К. М.) и его штурман Хуан Бернардо де Фурентидиенья — люди, от которых можно ожидать великих дел...»

Торрес, прекрасно сознавая свои способности навигатора, стремился к самостоятельности. Часто он во время совместного с Киросом плавания высказывал несогласие с его распоряжениями. Поэтому, потеряв своего капитана, Торрес отнюдь не впал в тоску и печаль. Прождав, по его словам, две недели флагманский корабль у выхода из бухты Сан-Фелипе-и-Сантьяго, Торрес вскрыл пакеты с приказами короля на случай гибели Кироса и, как потом писал Филиппу III, имел совещание с офицерами шлюпа. «Было решено, — писал Торрес, — что мы должны следовать им, хотя и вопреки мнению многих, я бы даже сказал, большинства...» Торрес и не собирался вести корабли к Санта-Крус, месту, избранному Киросом на случай, если суда потеряют друг друга. Он, следуя приказу Филиппа III, определившего направление плавания к Новой Гвинее и Яве, повел корабли на запад, до 20° ю. ш. Достигнув этой широты и примерно на 160° в. д., Торрес повернул к Новой Гвинее, хотя экипажи судов требовали возвращения в Манилу.

Таким образом, можно предположить, что погодные условия действительно привели к тому, что корабли потеряли друг друга из виду. Но ни у Кироса, ни у Торреса не было особого желания встретиться. Все же Кирос более проявил себя джентльменом, правда, к этому его обязывала должность руководителя экспедиции. Несмотря на жгучее желание идти к берегам Америки, Кирос вначале решил все-таки идти к Санта-Крус и ждать там потерявшиеся суда.

18 июня «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» достиг широты острова, но его не было видно. Судно прошло либо западнее, либо восточнее острова.

Кирос принимает решение не искать остров, а, не теряя времени, идти на северо-восток в направлении Гуама, а оттуда к берегам Северной Америки. Ветры благоприятствовали ему. Плавание шло успешно: запасы воды пополнялись за счет обильных дождей, и каждый день матросы вылавливали много рыбы, которую и ели и солили про запас.

23 сентября с корабля увидели острова североамериканского побережья. 11 октября «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» прошел мимо мыса Сан-Лукас. Корабль был приведен в боевую готовность, ибо в этом месте английский капитан Томас Кавендиш захватил испанское судно «Санта-Анна». Но на этот раз все обошлось благополучно. Вражеские корабли не встретились, море было спокойно, небо безоблачно.

Когда 12 октября корабль подходил к Калифорнийскому заливу, погода резко изменилась. Подул сильный северный ветер, поднялись громадные волны. Судно бросало как щепку, заливало волной. Матросы не успевали откачивать воду. Положение казалось безнадежным. Внезапно к вечеру ветер стих, и удалось поставить паруса. Корабль вновь пошел вдоль побережья.

21 октября «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» бросил якорь в мексиканской бухте Навидад.

Во время плавания Кирос часто бывал болен. Когда разразился шторм у берегов Калифорнии, он был прикован к постели. В бухте Навидад Киросу стало совсем плохо. Жизнь, казалось, угасала в нем, но, преодолевая необыкновенную слабость, Кирос не прекращал командовать судном. По его приказу четверо матросов отправились на берег за пресной водой. Так как шлюпки были смыты волнами во время шторма 12 октября, матросы отправились на берег на наскоро сооруженном плоту. Они довольно быстро нашли воду, наполнили все захваченные ими 27 кувшинов и возвратились на корабль. Матросы сказали, что на побережье не видели ни людей, ни жилища. Это привело команду в уныние: измученные плаванием люди надеялись хорошо отдохнуть и сытно поесть в какой-либо близлежащей деревне. Прошли сутки. Два матроса попросили Кироса разрешить им отправиться на берег, обещая найти местных жителей. Кирос отпустил их.

Тем временем построили небольшую лодку, на которой тяжело больного Кироса, сопровождаемого группой солдат, перевезли на берег. Солдаты начали стрелять птиц, ловить кроликов, удить рыбу. Скоро уже были сделаны кое-какие запасы. К полудню к берегу подошли двое: испанец Херонимо де Сан-Лукар де Баррамеда и местный индеец. Дон Херонимо предложил свою помощь. Кирос попросил дона Херонимо передать вице-королю Мексики его письма. Он вручил ему деньги на покупку провизии и послал двух солдат помочь доставить ее к берегу. На следующий день люди Кироса уже имели в достаточном количестве все необходимое. Вернулись и два матроса, обещавшие найти местных жителей. Они действительно привели с собой индейцев, нагруженных продовольствием.

Известие о прибытии в бухту испанского корабля быстро облетело всю округу. К берегу приходило множество местных жителей, доставлявших испанцам различную еду.

27 дней пробыл экипаж «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» на берегу бухты. За это время Кирос поправился и достаточно окреп. Отдохнули и его подчиненные. Пора было плыть в Акапулько. Но продолжать плавание захотели не все: 14 человек остались на берегу. 16 ноября «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» покинул бухту Навидад. Через неделю, 23 ноября 1606 г., корабль вошел в порт Акапулько. К чести Кироса надо отметить, что за все тяжелое и долгое плавание не погиб ни один матрос или солдат его экипажа. Была лишь одна смерть на корабле: 13 октября во время шторма у берегов Калифорнии умер пожилой и долго болевший корабельный священник Мартин де Монилла.

В то время как корабль Кироса шел к американским берегам, Торрес вел свои суда к Новой Гвинее. «У нас были тогда только хлеб и вода. Разгар зимы, море, ветер и злая воля экипажа — все против нас. Однако это не помешало мне достичь нужной широты (20° ю. ш. — К. М.), которую я пересек и достиг 21° ю. ш. Я пошел бы дальше, если б не погода; ведь корабль был надежный. Идя на указанной широте юго-западным курсом, мы не встретили никаких признаков земли».

Наконец 20 июля 1606 г. испанцы увидели сушу. Это была юго-западная оконечность Новой Гвинеи. «Отсюда, — писал впоследствии Торрес, — я повернул назад на северо-запад, к 11,5° ю. ш.: здесь мы увидели Новую Гвинею... Из-за погоды мы не смогли плыть в восточном направлении и потому пошли на запад вдоль побережья с южной стороны».

Так Торрес совершил плавание, обессмертившее его имя. Никто из европейцев до него не знал этого пути. «Вблизи берегов расположено множество обитаемых островов, — писал Торрес королю Филиппу, — у побережья много бухт, часто очень больших, с впадающими в них крупными реками, много равнин... В этих бухтах я провозгласил власть вашего величества».

Плавание было трудным из-за многочисленных отмелей и рифов. Дойдя до 7,5° ю. ш., Торрес писал, что дальше двигаться вдоль побережья нельзя: слишком сильное течение, а в море множество мелей. Он повернул на юго-запад и спустился до 11° ю. ш. «Там были очень большие острова, а к югу виделись еще более крупные, — писал Торрес. — Они были населены черными нагими людьми очень представительного вида. Их вооружение составляли дротики, стрелы и каменные палицы. Мы захватили на этой земле двадцать человек из разных племен, чтобы отчитаться перед вашим величеством. Они смогут подробно рассказать о других народах, хотя пока они едва могут понимать друг друга». Это произошло в начале октября 1606 г. Торрес прошел мимо австралийского побережья у самой северной его точки — полуострова Кейп-Йорк. Затем он повернул на северо-запад и опять подошел к берегам Новой Гвинеи. Здешние жители отличались от аборигенов, виденных Торресом раньше. «У них, — сообщал он, — лучше украшения; они пользуются стрелами, дротиками, большими щитами и палками из бамбука, наполненными известью, выбрасывая которую, они ослепляют своих врагов. Наконец, мы прошли на запад-северо-запад вдоль берега, все время встречая этих людей, так как мы высаживались много раз; и везде мы объявляли власть вашего величества. На этой земле мы нашли изделия из железа, китайские колокольчики и другие предметы, которые свидетельствовали, что мы находимся недалеко от Молукк». Через Молуккские острова Торрес пошел к Филиппинским островам, и 22 мая 1607 г. «Сан-Педро» прибыл в Манилу. За время плавания Торрес, как и Кирос, потерял лишь одного человека. «Сан-Педро» был отобран у Торресса манильскими властями для местных нужд. Дальнейшая судьба этого выдающегося мореплавателя неизвестна. Он как-то сразу по приходе в Манилу ушел в тень. Сохранилось лишь неоднократно цитируемое выше его письмо Филиппу III, посланное из Манилы 12 июля 1607 г. и полученное королем 22 июня 1608 г. Его спутник Прадо-и-Тобар оказался счастливее: из Манилы он перебрался в Гоа, а потом вернулся в Испанию.