Морис Фейер, хворый актер на покое, старается воздействовать на свою дочь Адель: хочет, чтобы она выбрала мужа ему по вкусу. У Адели есть жених, Леонард Зингер, молодой парень из Ньюарка, владелец магазина спортивных товаров. Фейер предпочитает Бена Гликмана, бедного начинающего писателя, живущего в одном с ними многоквартирном доме неподалеку от Второй авеню на Манхэттене; Гликман, как ему кажется, разделяет его взгляды на жизнь. Во всяком случае, Фейеру он нравится. Флоренс Фейер, жена актера — в прошлом актриса, ныне косметичка, тоже много чего повидала, и у нее свои взгляды на жизнь, — всецело за Леона. Жаркий день, середина августа, Леон приехал из Нью-Джерси, чтобы сделать Адель сюрприз: когда она придет с работы, повести ее обедать в ресторан. Занавес поднимается: Леон, в ожидании Адели, играет в карты с Фейером. Из-за жары дверь в квартиру распахнута, по коридору время от времени снуют люди.

Леон (невозмутимо). Рамми. Я выиграл. (Откладывает карты, подбивает итог.)

Фейер (встает, отодвигает стул, снимает очки и без какого бы то ни было предварения, с подъемом декламирует на идише). Боже мой, ты убиваешь своего бедного отца, вот что ты делаешь. Всю свою жизнь я, как и положено отцу, работал, не щадя сил, чтобы ты ни в чем не знала недостатка. Чтобы кормить и одевать тебя. Чтобы дать тебе самое что ни на есть лучшее образование, чтобы научить тебя тому, как до лжно поступать. И чем ты меня отблагодарила за мою заботу? Тем, что стала шлюхой, вот чем ты меня отблагодарила. Тем, что живешь с женатым мужчиной, пошляком, пакостником, который тебя ни во что не ставит. И это еще слабо сказано. А теперь ты ему стала не нужна, он вышвырнул тебя из своей постели, и куда ты идешь — ты идешь ко мне, плачешь, умоляешь принять тебя обратно. Дочь моя, я столько из-за тебя перестрадал, что нет тебе моего прощения. В сердце моем нет больше слез — оно иссохло. Закаменело. Я больше не хочу и никогда не захочу тебя видеть. Уходи, но не забывай, что ты убила своего отца. (Роняет голову на грудь.)

Леон (озадаченно). Это вы о чем?

Фейер (надевает очки, выходит из образа). Ты что, идиша не понимаешь?

Леон. Только отдельные слова.

Фейер. Тс-тс. (Садится.) Это монолог из пьесы, я когда-то играл в ней на Второй авеню. «Зайн Тохтерс Гелибтер». Великолепно — бесподобно играл эту роль. Критики были в восторге, при том, что пьеска — не Бог весть что, душещипательная. Даже «Нью-Йорк таймс» прислала корреспондента, и он написал, что Морис Фейер не просто замечательный актер, а кудесник. Что я сделал из этой жалкой пьески — уму непостижимо. Я сделал ее жизненной. Правдоподобной.

Леон снова сдает, Фейер продолжает свой монолог.

Фейер. Играл я и в «Грине фелдер», и в «Привидениях», и в «Диббуке», и в «Вишневом саде», и в «Нахес фун Киндер», и в «Гот фун Нехома», и в «Иоше Калб». Шварц играл себе Мелеха, — Иоше. Играл бесподобно — дивно. Пьеса шла в Нью-Йорке три года подряд, потом мы играли ее в Лондоне, Париже, Праге и Варшаве. А один сезон играли ее в Южной Америке — сначала в Рио, потом четыре месяца в Буэнос-Айресе… (Захваченный какими-то воспоминаниями, умолкает.)

Леон. Ваш ход.

Фейер в рассеянности берет одну карту, не глядя, сбрасывает другую. Леон выбирает карту, долго раздумывает, затем сбрасывает ее.

Леон. Ваш ход.

Фейер, очнувшись, смотрит на карту, присовокупляет ее к сброшенным.

Фейер. То, что я тебе сейчас прочел, — это разговор отца с дочерью. Она сделала неверный выбор и загубила свою жизнь.

Леон разглядывает свои карты, оставляет слова Фейера без ответа.

Фейер (не без подначки). Так ты ничего не понял?

Леон. Кое-что понял. Во всяком случае, если понадобится, могу объясниться: однажды в центре Ньюарка на меня налетела старая баба в парике, спросила, как добраться в Нью-Йорке до Бруклина, и я растолковал ей на идише.

Разговаривая, продолжают играть в рамми.

Фейер. Адель знает идиш в совершенстве. Выучилась еще в детстве. Писала мне письма на идише — бесподобно. К тому же и почерк у нее просто потрясающий.

Леон. Что ж, может быть, она научит наших детей.

Фейер смотрит на Леона иронически, но тот этого не замечает.

Фейер (пробует поддеть его иначе). Ты читал хоть что-нибудь об истории евреев?

Леон (дружелюбно). Не слишком много. (Спохватывается.) Если вы беспокоитесь из-за религии, так это зря. У меня была бар-мицва.

Фейер. Не из-за чего я не беспокоюсь. Скажи, читал ли ты больших еврейских писателей — Переца, Шолом-Алейхема, Аша?

Леон. Слышал про них.

Фейер. Ты читаешь серьезные книжки?

Леон. Еще бы, я член Книжного клуба.

Фейер. Ты что, сам не можешь выбрать книгу? Спрашивается, зачем ты тогда ходил в колледж?

Леон. В основном я выбираю сам. Но быть членом хорошего книжного клуба очень даже полезно — сберегает время. (Смотрит на часы.) Когда Адель должна вернуться? Давно бы пора.

Фейер. Почему ты ей не позвонил, тогда она бы знала, что ты придешь? Позвонить не так и дорого.

Леон. Хотел сделать ей сюрприз. Сегодня утром в Ньюарк приехал мой брат Морти, он согласился заменить меня в магазине, и я смог уехать пораньше. По средам магазин работает допоздна.

Фейер (смотрит на старые карманные часы). Она задерживается.

Леон. Рамми. Я опять выиграл. (Показывает карты.)

Фейер (скрывая раздражение). Но лучше всего я играл Шекспира — дер ид Шейлок. Гамлет, дер ешива бухер, сцену кадиша по его отцу, покойному королю, я играл потрясающе. Играл я и в «Кайниг Лир унд зайн Тохтер».

Встает, снова снимает очки, читает на английском:

Тьфу, тьфу, тьфу! Аптекарь, — унцию мускусу, чтобы отбить в душе этот смрад! Вот деньги.

Леон так, словно он слышит этот монолог не в первый раз, заканчивает подытоживать счет. Основательно тасует карты, Фейер тем временем снова надевает очки, садится, смотрит на него изучающе.

Леон. Еще партию? Идем голова в голову, счет два два. По очкам мы сравнялись.

Фейер. Последнюю.

Леон снова сдает, игра продолжается.

Фейер (открывает карту, продолжает поддевать Леона). Скажи, Леон, ты любишь трагедии?

Леон. Люблю ли я трагедии?

Фейер. Любишь ли ты трагедии смотреть, читать?

Леон. Могу смотреть, могу не смотреть. Вообще-то по характеру я человек жизнерадостный.

Фейер (раскладывает карты по порядку). Но ты же ходил в колледж. Ты хороший бизнесмен. Адель говорит, ты каждый день читаешь «Нью-Йорк таймс». Иначе говоря, ты человек умный. Словом, ответь мне на такой вопрос: почему все без исключения лучшие писатели и поэты пишут трагедии? И почему любой театр ставит такие пьесы и самые разные люди платят хорошие деньги за то, чтобы посмотреть трагедию? Почему бы это?

Леон. По правде говоря, у меня как-то не было случая над этим задуматься.

Фейер (с подковыркой). Сделай одолжение, подумай над этим сейчас.

Леон (настороженно). Ну, не знаю, точно не скажу, но мне кажется, что в жизни много трагического. Постепенно понимаешь, что к чему.

Фейер. Что значит «кажется»? Ты что, не знаешь точно? Подумай — на нас чуть не каждый день обрушиваются катастрофы, убийства, болезни, разочарования. Одной мысли о смерти и той хватило бы.

Леон (подавленно). Я вас понимаю.

Фейер (с нескрываемой издевкой). Тебе только кажется, что ты понимаешь. Знаешь ли ты на самом деле, что такое человеческое существование? Знаешь ли ты, что такое Вселенная? Я говорю не только об ушедших в иной мир, но и о миллионах людей — а их миллионы, — живущих неизвестно для чего. Ведь одни не знают ничего, кроме нищеты, болезней, страдания. Другие живут в тюрьме, как русские. По-твоему, это хорошая жизнь для человека?

В дверях показывается Бен Гликман, жадно заглядывает в комнату, видит Леона и поднимается к себе. Игроки, что один, что другой, его не замечают.

Леон. Я бы так не сказал.

Фейер. А раз ты все это знаешь, знаешь, как живут люди, что ж ты ничего не делаешь? Нельзя быть равнодушным — надо стараться изменить жизнь, когда это необходимо, помогать по мере сил.

Леон. Я стараюсь помогать. Я регулярно делаю пожертвования на благотворительность, в том числе и на Федерацию «Объединенная еврейская взаимопомощь».

Фейер. Этого недостаточно.

Леон. А что вы делаете?

Фейер (откладывает карты, пылко). Что я делаю? Мое сердце болит за тех, кто страдает. Мое сердце истекает кровью из-за всех жестокостей, которые творятся в мире.

Леон молча разглядывает свои карты.

Фейер (берет свои карты, говорит более спокойно, но гнет свою линию). Тебе случалось хоть когда-нибудь думать о том, что происходит с тобой, у тебя в душе, когда ты смотришь трагедию, Шекспира, скажем?

Леон (неожиданно для него самого в его памяти всплывают слова). Я переживаю катарсис через сострадание и ужас.

Фейер (после паузы). Уволь меня от цитат из твоих учебников. Писатель пишет трагедию, чтобы люди не забывали о своей человеческой сущности. Он показывает нам, как мы живем. Высвечивает смысл нашей жизни так, чтобы он стал ясен и нам. Вот почему он пишет трагедии, вот почему мы играем их. Я больше всего любил трагедии, при том, что бесподобно играл и в комедиях. «Лид махт ойх лахн». (Театрально смеется, затем невозмутимо берет карты, ходит.) Рамми!

Леон. Ваша взяла. (Подытоживает счет.) Похоже, я вам должен ровно пятьдесят один цент. (Вынимает кошелек для мелочи, выкладывает два четвертака, цент и бережно пододвигает деньги к Фейеру.)

Фейер (небрежно, не глядя на деньги). Ну, Леон, расскажи, что новенького в бейсболе?

Леон (заглатывает наживку). По-моему, впереди, как всегда, «Янки» и «Доджеры». (Спохватывается.) Боюсь, я не очень в курсе, мистер Фейер.

Фейер. Если ты не в курсе, тогда о чем ты говоришь с покупателями — ведь ты спортивными товарами торгуешь?

Леон (терпеливо). Обо всем, что угодно, вовсе не обязательно о спорте. Люди есть люди — о чем только они не говорят. (Пододвигает три монеты поближе к Фейеру.) Приберите деньги, мистер Фейер.

Фейер. Деньги меня не волнуют. Я играю потому, что мне нравится играть. (Его осеняет мысль.) Знаешь историю про знаменитого раввина и богача? Он был богатый и скупой. Раввин подвел его к окну и говорит: «Что ты там видишь, скажи?» Богач посмотрел и говорит: «Улицу, что еще я могу видеть?» — «А что на улице?» — «Что на улице? — говорит богатый еврей. — Люди, они идут по улице». Тогда раввин подвел его к зеркалу и говорит: «А что ты теперь видишь?» — «Что я вижу теперь? — говорит богач. — Себя, кого же еще». — «Что такое окно, как ты заметил, это стекло, а что такое зеркало — тоже стекло. Только в зеркале на оборотную сторону стекла нанесено серебро, а стоит тебе увидеть серебро, как ты видишь только себя».

Леон (все еще не теряя терпения). Я смотрю на это так: рамми — игра случая. Если играть на деньги, проигравший платит деньги, а выигравший любезно берет их. (Снова пододвигает монеты к Фейеру.)

Фейер (отодвигает монеты). Попрошу не учить меня манерам. Ты еще не родился, а у меня уже были отличные манеры.

Леон. Мистер Фейер, если вам хочется меня оскорбить, есть способы и получше.

Фейер. С какой стати мне тебя оскорблять?

Леон. И пожалуйста, не думайте, что я ничего не понимаю. Я вам не нравлюсь, и это ясно, как Божий день, хотя я бы много дал, чтобы узнать почему.

Фейер. Я тебе скажу почему, если ты соблаговолишь сказать мне, ради чего ты живешь. Какова твоя жизненная философия?

Леон. Я живу, потому что я живой.

Фейер. Отлично, но к чему ты стремишься в жизни? Это тоже важно.

Леон (уже не скрывая раздражения). А вот это уже мое дело. Послушайте, мистер Фейер, не думайте, что я дурак и мне невдомек, почему вы подвергли меня допросу с пристрастием. Вы притворяетесь, будто сердечно ко мне расположены, для того лишь, чтобы меня уязвить. Но я не такой тупой и понимаю, к чему вы клоните: хотите показать, что меня не интересуют насущные вопросы, ну, и что у меня одни деньги на уме. Но все это лишь прикрытие. В вас сильны предубеждения, вот почему вас не устраивает, что Адель собирается выйти за меня замуж.

Фейер. Отцу это не возбраняется.

Леон. Я так понимаю, что вы не уважаете выбор своей дочери.

Фейер. Вовсе нет, просто она тебе не подходит. Я не говорю, что ты дурной человек, но ей нужен не такой муж.

Леон. И какой же муж ей нужен?

Фейер. Человек художественного склада. Более близкий ей по натуре.

Леон. Я знал заранее, что вы так скажете, но, прошу меня извинить, вы несете бог знает что. Человек есть человек, а не его занятие. Всю мою жизнь я работал, и работал много, чтобы иметь все, что я имею. Я получил приличное образование — и оплатил его сам, пусть я и не бакалавр гуманитарных наук. Что бы вы там ни думали, оглянитесь вокруг: миром движет не искусство. О том, что им движет, спорить не стану, скажу только: вам следует относиться ко мне с уважением хотя бы потому, что меня уважает ваша дочь. И если я не писатель с длинными патлами, это еще не значит, что я недостоин ее, и, кстати говоря, не значит, что Адель недостойна меня. (Встает.) Хочу надеяться, что когда-нибудь вы прозреете и увидите жизнь такой, как она есть.

По лестнице поднимается Флоренс Фейер, слышит голоса, останавливается.

Человек и дело, которым он зарабатывает, вещи разные. Я не то, чем торгую. И даже если бы я торговал позолоченными стульчаками, я бы перед ними не преклонялся. А употреблял по назначению.

Флоренс входит в квартиру.

Фейер. Чем бы ты там ни торговал или не торговал, если Адель выйдет за человека, которого не любит, она об этом пожалеет.

Флоренс (у нее перехватывает дыхание). Фейер… Бога ради! Леон, не верьте ему…

Леон (Флоренс). Здравствуйте, миссис Фейер. Когда Адель придет домой, передайте ей, что я вернусь и поведу ее обедать. (С достоинством удаляется. Флоренс опускается на стул, с которого только что встал Леон, медленно снимает туфли. С минуту сидит, не говоря ни слова. Фейер тоже хранит молчание, потом идет к раковине, наливает себе полный стакан воды. Стоит у раковины, жадно пьет.)

Флоренс (устало, с горечью). В чем дело, Фейер, мало тебе твоих бед? Ты что, хочешь испортить жизнь нашей бедной девочке? Ты желаешь ей плохого?

Фейер (холодно). Я делаю ей благо.

Флоренс. Тем, что губишь ее жизнь?

Фейер. Тем, что спасаю ее. Парень он неплохой, но посредственность высшей марки. Теперь я в этом убедился.

Флоренс (устало, терпеливо). Ты что, слепой? Разуй глаза и приглядись получше. Ведь достаточно побыть с Леоном в одной комнате, чтобы понять, какой он прекрасный человек. Ты ревнуешь, вот в чем дело.

Фейер. Если я не ревновал к Морису Шварцу, с какой стати мне ревновать к Леону Зингеру?

Флоренс. А с какой стати ты его оскорблял?

Фейер. Кто его оскорблял?

Флоренс. Ты. Иначе почему, когда он уходил, он был красный как рак?

Фейер. Я что, врач? Кое-какие серьезные вопросы я ему задал, что да, то да. Это привилегия отца.

Флоренс. Могу себе представить, что это за вопросы.

Фейер. Я спросил его, ради чего он живет. Спросил, в чем его философия, если у него таковая есть. Я имею право знать.

Флоренс. Почему бы тебе не задать такой вопрос себе, а его оставить в покое?

Фейер. Я не задавал ему такие вопросы, какие не задавал бы себе.

Флоренс. Ради Бога, оставь его в покое. Его выбрала Адель, не ты. Она выходит за него замуж, не ты. Оставь их в покое, пока не накликал беду.

Фейер. По-моему, она его не любит.

Флоренс. Ты что, спятил? Кто тебе такое сказал?

Фейер. Она не любит его, ей только так кажется.

Флоренс. Ты кто — гадалка? Ведущий колонки «Устрой свое счастье»? Ты так умел любить, что теперь знаешь о любви все?

Фейер. Умел я любить или нет, знать только мне. А вот Адель я знаю и знаю, что на самом деле она его не любит.

Флоренс. А я знаю, что ты улещал парня с верхнего этажа: мол, чего б ему не заглянуть к нам, когда у него выдастся свободный вечер. Ты думаешь, я не знаю, что ты просил ее пойти с ним погулять.

Фейер. Он ее не просил, вот она с ним и не пошла. А вчера он ей позвонил, попросил, вот она и согласилась.

Флоренс (встает). Господи ты Боже мой! (Подносит руки к груди, ломает пальцы.) А Леон об этом знает?

Фейер. Знает, не знает кому какое дело?

Флоренс (сердито). Фейер, если ты сорвешь их помолвку, я от тебя уйду. Вари свои овощи сам.

Фейер сверлит ее взглядом.

И тебе не стыдно так с ней поступать? Что ее ждет, если она выйдет за бедного писателя, у него постоянной работы и то нет, он даже колледжа не окончил, а кто, как не ты, вечно толкуешь об образовании, и он день-деньской пишет и пишет, и что — есть у него успех?

Фейер. Сначала надо овладеть искусством, успех приходит потом. Он еще станет первоклассным писателем.

Флоренс. Откуда ты знаешь?

Фейер. Он прочел мне один рассказ — бесподобный!

Флоренс. Одного рассказа недостаточно.

Фейер. Мне достаточно.

Флоренс (с жаром). Что может дать ей голодающий писатель? Приличный дом? Он что, может позволить себе завести детей? Кто будет для него на первом месте: она или он? Я хочу, чтобы у нее было будущее, а не квартира без горячей воды и бедный муж.

Фейер. Богатым ему, может, не стать, зато жизнь у него будет богатая. С ним у нее будет интересная жизнь, а не обеспеченное прозябание, где главное удовольствие — покупать что-то совершенно ненужное. Ты недооцениваешь Бена Гликмана. Я с ним много разговаривал и понял его. Он — человек пылкий, а сейчас таких раз два и обчелся. Он не рассказывает, через что ему пришлось пройти, но я вижу это по его глазам. Он понимает, что такое жизнь, и понимает, в чем истинные ценности. Адель именно такой и нужен. Он будет ее понимать и любить так, как она того достойна.

Флоренс. А по-моему, у него нездоровый вид — ни дать ни взять недокормленный телок. И зачем говорить о любви, если Адель даже толком незнакома с ним? Что за дурость? А все потому, что ты видишь в нем себя, вот почему. Второго эгоиста — вот кого.

Фейер. Ну что с тобой разговаривать? Ты полна дурацких опасений и хочешь, чтобы и я их разделял.

Флоренс. А кто ж еще со мной их разделит?

Фейер. Нет, это не разговор, а какая-то бестолковщина.

Флоренс. Ты ее сбил с толку. Она скоро и сама не будет знать, что делает. Ты и меня сбил с толку.

Фейер. Ты сама себя сбила с толку.

Флоренс (в гневе). Эгоист! Эгоист! Ты не заслуживаешь такого зятя.

Фейер (с ядом). А такую жену я заслуживаю?

Флоренс (встает). Нет, ты меня не заслуживаешь.

Поднимает с пола свои туфли, убирает их в шкаф, надевает тапочки. Возвращается в кухню, открывает холодильник, вынимает оттуда продукты, молча принимается готовить ужин. Фейер листает принесенный ею журнал. Чуть спустя Флоренс идет к входной двери, тихо прикрывает ее.

Фейер (не поворачивая головы). Не закрывай дверь, и без того жарко.

Флоренс (спокойно). Мне нужно хотя бы минуту с тобой поговорить — наедине.

Фейер. Говори. Но дверь не закрывай. Я задыхаюсь.

Флоренс. Фейер, прошу тебя, не устраивай представлений. Ты не на сцене. Ты не умрешь. Я всего-навсего хочу с тобой поговорить так, чтобы нас не слышали соседи.

Фейер (кричит). Сказано тебе, не закрывай дверь.

Флоренс (открывая дверь). Ты мне опротивел.

Фейер (не желая оставаться в долгу). А ты мне и подавно.

Флоренс (и не хочет, а срывается). Сам виноват! Если уж на то пошло, тебе все опротивело с того дня, как я с тобой познакомилась. Ты испортил мне жизнь.

Фейер. Ты сама ее испортила.

Флоренс (в бешенстве). Нет, это ты ее испортил. У тебя нет чувства меры. Каждый раз, когда ты делаешь больно себе, ты делаешь вдвое больно мне. По натуре я хороший человек, но ты меня испортил. С тобой невозможно жить и разговаривать тоже невозможно. Ты разучился разговаривать. Стоит тебе открыть рот, как ты начинаешь орать. С ходу затеваешь препирательство.

Фейер. И что — я один кричу или как?

Флоренс. Ты испортил мой характер.

Фейер. Было бы что портить.

Флоренс (вот-вот заплачет). Испортил! Испортил!

Фейер. Если ты так думаешь, значит, ты обманываешь себя.

Флоренс. Если кто кого обманывал, так это ты меня. Ты обманывал меня с хористками, ты с ними путался, при том что у тебя жена и ребенок. Я тебя так любила, а ты не мог устоять перед хористками. Стоило какой-нибудь хористке на тебя посмотреть, и ты начинал перед ней гарцевать. Безвольный ты человек.

Фейер. У меня потрясающей силы воля.

Флоренс. Если у нее лопалась подвязка, ты стягивал с нее чулок. Если она стягивала чулок сама, ты помогал ей стянуть второй.

Фейер (с горечью). А кто из актеров, грош им цена, стягивал с тебя чулки? И сколько раз с тех пор, как мы поженились?

Флоренс. Эта пакость пошла от тебя. Ни от кого другого. Я никогда не хотела такой жизни, это не в моей натуре.

Фейер. Но ты жила так не один год.

Флоренс. Ты бросал меня трижды, один раз — на целых два года. Мало того, сколько раз ты месяц за месяцем ездил на гастроли без меня. Человек слаб… Я оступалась.

Фейер. Тебе бы подумать о ребенке, а ты переправляла ее от одних чужих людей к другим, она у них болела.

Флоренс. Фейер, Бога ради, остановись, я этого не вынесу. А почему ты о ней не заботился? Да потому, что ты всегда отсутствовал. У тебя вечно было дел по горло в чьей-то постели.

Фейер (взрывается). Мерзавка!

Флоренс пронзает его взглядом, потом ноги у нее, как видно, подкашиваются, и она опускается в кресло. Кладет руки на стол, ладонями вверх, роняет на них голову, рыдает. Сотрясается от рыданий всем телом, захлебывается слезами. Фейер идет к двери, бесшумно прикрывает ее. Порывается подойти к Флоренс, но не осмеливается. Идет к раковине, наливает себе воды, но не пьет, рассеянно смотрит в окно. Подходит к зеркалу, смотрит на себя — свой вид ему удовольствия не доставляет. Мало-помалу Флоренс затихает, поднимает голову, сидит, прикрыв глаза рукой. Немного погодя сморкается, вытирает глаза платком. Фейер с отвращением глядит на свое отражение, затем волочется к кушетке, ложится.

Флоренс (спокойно). Чем это пахнет?

Фейер (устало). Это газ.

Флоренс. Что еще за газ?

Фейер. Газы. Тебе обязательно надо знать, что это за запах?

Флоренс (чуть погодя). Ты что, плохо себя чувствуешь?

Фейер. Лучше не бывает.

Флоренс (все еще спокойно). Ты сегодня принял таблетки?

Фейер. Принял. (Вскакивает с кушетки, говорит порывисто, с жаром.) Флоренс, прости. Ведь я тебя люблю всем сердцем. Язык у меня поганый, но сердце, оно не поганое, нет.

Флоренс (чуть погодя). Разве ты можешь любить мерзавку?

Фейер. Не терзай меня моими же словами. Я и так истерзан. На уме у меня совсем не то, что на языке.

Флоренс. А что у тебя на уме?

Фейер. Это у меня на языке тоже.

Флоренс (все еще не в силах отойти от потрясения). Разве можно любить мерзавку?

Фейер (изо всей силы бьет себя в грудь). Кто мерзавец, так это я.

Флоренс (задумчиво). Я сама виновата. И зачем только я ссорюсь с тобой. Сама не понимаю. Может быть, это начало переходного периода. Но к чему я перехожу? И что за период меня ждет? Твоя правда, я мало ей занималась, и страдала прежде всего она. Мне и сейчас тяжело вспоминать те дни. Но ты меня бросал. Мне приходилось работать. Я целыми днями отсутствовала. Оставаться одной по вечерам я боялась. И я стала искать общества. Мне не хотелось, чтобы она это видела: я стыдилась и стала отсылать ее из дому. Родственников у меня не было, и я отсылала ее к чужим людям.

Фейер (не в силах сдержаться). К друзьям твоих любовников. Ну и к их родственникам.

Флоренс. Фейер, помилосердствуй. Моих любовников я давным-давно похоронила. Все они умерли. Не выкапывай их из могил. За свою вину перед дочерью я и сейчас расплачиваюсь. Не надо казнить меня. Я и сама себя казню. (Тихо плачет.)

Фейер подходит, становится за ее спиной.

Фейер. Я был дурак. Не понимал, что творю. Сам себя не понимал. Метил высоко, ничего не достиг. Даже как актер я был не из лучших. Томашевский, Якоб Адлер, Шварц — все они были лучше. Они прославили свои имена. Я всего два года как сошел со сцены, и кто меня помнит, кто? И я это заслужил — тут я себя не обманываю.

Флоренс. Ты был хороший актер.

Фейер. Не хороший я был актер, да и человек не хороший.

Флоренс встает, они обнимаются.

Флоренс. Я тебя простила, но ты меня не простил.

Фейер. Я сам себя не простил.

Флоренс (снова вспоминает). Три раза ты меня бросал.

Фейер. Я всегда возвращался.

Флоренс. Ты так долго отсутствовал. И я мучила ее. (Утирает слезы рукой.)

Фейер. Довольно. И моя в том вина. Я мучил и ее, и тебя. Но почему я мучил тебя, потому что больше мне некого мучить. Ты одна (Замолкает… была и другая, но о ней он говорить не хочет.)… одна могла меня выносить.

Флоренс. Уж ты постарайся, веди себя хорошо.

Фейер. Ну нет.

Флоренс. Да. (Минутная пауза.) Сделай одолжение, Фейер, больше я тебя ни о чем просить не буду, оставь Леона в покое. И Адель тоже. Пусть сами строят свою жизнь. Ради нее — иначе быть беде.

Дверь открывается. Входит Адель, видит, что они обнимаются.

Адель (удрученно). Опять ссорились. (Закрывает дверь.)

Флоренс идет к раковине, моет глаза холодной водой, вытирает их кухонным полотенцем. Фейер целует Адель, уходит в ванную.

Адель (кладет сумочку, газету на стол). Из-за чего ссорились?

Флоренс. И вовсе мы не ссорились. Просто разошлись во мнении. Леон приходил.

Адель. Леон? Когда?

Флоренс. Он хочет сделать тебе сюрприз. Повести тебя обедать. Прошу тебя, детка, пойди с ним. Он вот-вот вернется.

Адель. Где он сейчас?

Флоренс. Не знаю. Я его не застала. Мне папа сказал, что он заходил. Они играли в рамми, и папа, как мне кажется, что-то ему сказал.

Адель. Что-то неприятное?

Флоренс. Папа съязвил, а Леону это не понравилось. Но он сказал, что скоро вернется.

Адель. Я его сегодня не ждала.

Флоренс. Он хотел сделать тебе сюрприз.

Адель. Что бы ему хотя бы позвонить? Я уже обещала Бену, что пойду погулять с ним.

Флоренс. Подумаешь — погулять.

Адель. Я обещала.

Флоренс. Адель, ты же невеста. Леон приехал издалека, из Ньюарка, чтобы повести тебя обедать. Ты должна пойти с ним.

Адель. Ну и пусть невеста, что ж, я теперь — совсем не могу распорядиться своим временем?

Флоренс. Кто такое сказал? Я только и сказала, что заходил Леон. Почему бы тебе не объяснить этому парню с верхнего этажа, что ты пойдешь с ним погулять в другой раз?

Адель. Он мне позвонил, и я сказала «да».

Флоренс. И что — это серьезное обещание?

Адель. Не могу понять, почему Леон не позвонил.

Флоренс. Позвонил не позвонил, но он уже здесь, и нехорошо говорить ему «нет». Адель, мамуня, прошу тебя, пойди сегодня пообедать с Леоном. Не хочу я, чтобы ты шла гулять с этим парнем. Это может плохо кончиться. (Помимо воли проговаривается.)

Адель. Мама, от прогулки до свадьбы — далеко.

Флоренс. Свадьба — еще не самое худшее.

Адель. Бога ради, да говори ты прямо.

Флоренс (подносит руки к груди, ломает пальцы). Гуляешь-гуляешь, а там и до могилы недолго догулять.

Фейер выходит из ванной, серьезно рассматривает себя в зеркале, бормочет что-то неодобрительное, входит в кухню.

Адель. Вы что, мне не доверяете?

Фейер. Я тебе доверяю.

Флоренс (Адели). Ты вот этого хочешь от жизни? (Обводит рукой квартиру.)

Адель. Не вижу связи.

Флоренс (вне себя от волнения). Прошу, ради меня не ходи гулять с этим писателем. Не надо осложнять себе жизнь. В ней и так хватает сложностей.

Стук в дверь.

Флоренс. Войдите.

Входит Леон, в руках у него большой букет цветов.

Флоренс. Леон!

Леон. Всем привет. (Адели.) А это тебе, солнышко.

Адель. Здравствуй, милый.

Леон отдает ей цветы, они целуются.

Леон. Здравствуйте, миссис Фейер. Добрый вечер, мистер Фейер. (Он не злопамятен.)

Фейер. Добрый вечер.

Адель передает букет матери, та ищет вазу. Пока Флоренс ищет вазу, Фейер снова берет газету, просит его извинить, задергивает занавес, разделяющий комнаты, садится на диван, читает. Флоренс — она и недовольна тем, что Фейер задернул занавес, и вместе с тем рада, что он устранился, — сначала ставит цветы в воду, затем собирает себе ужин. Леон присаживается к столу, Адель убирает вазу с цветами на подоконник, подсаживается к нему.

Флоренс. Леон, поешьте с нами. Ужин не Бог весть какой — салат и копченый сиг. Есть еще и картофельные оладушки, но не для Фейера — у него от них изжога.

Леон. Спасибо, но я хотел пригласить Адель в китайский ресторан. (Смотрит на Адель.)

Адель. Извини, Леон, знай я, что ты приедешь, и разговора бы не было. То есть если бы ты позвонил до того, как Бен пригласил меня. Бен — это папин друг, он писатель. Ты его видел.

Леон (разочарованно). Солнышко, а ты не могла бы как-то отмотаться?

Адель (колеблется). Не хотелось бы.

Леон. Что в нем такого, в этом парне? В том смысле, почему ты согласилась с ним встретиться? Потому что он писатель, да?

Адель (обороняется). Ты говорил, что время от времени я могу пойти куда-нибудь с кем-то другим.

Леон. Говорил, и я свое слово держу. Мне только хочется знать, почему ты согласилась с ним встретиться?

Адель. Мне кажется, ему пришлось много чего пережить.

Флоренс. Не ему одному…

Адель. Мне он нравится, с ним интересно. Мне нравится с ним разговаривать.

Леон. Я ему сочувствую, но дело в том, что я приехал издалека, из Ньюарка, штат Нью-Джерси, между прочим, чтобы повидаться со своей невестой…

Флоренс. Мамуня…

Адель. Мама, прошу тебя…

Флоренс снимает фартук, уходит за занавеску. Фейер — он прислушивался к разговору, — когда она входит, подносит газету к глазам, делает вид, что читает. Флоренс — ее одолевают сомнения: что, если она ушла зря, — закуривает сигарету, садится в кресло, листает журнал.

Леон (понижая голос). Солнышко, чего-то я не просекаю. Я был уверен, что ты обрадуешься, если я нечаянно нагряну.

Адель (мягко). Так оно и есть. Но я всего-то и хочу сказать: сегодня я связана обещанием. (Чувствуя, что он встревожен.) Не беспокойся, ничего серьезного тут нет. Не придавай этому значения. Он одинок, вот в чем, наверное, дело. И это чувствуется.

Леон. Я тоже одинок. А ты не могла бы перенести встречу на завтрашний вечер?

Адель. У него свободен сегодняшний вечер. Завтра он работает.

Леон. Ну тогда на тот вечер, когда он снова будет свободен? Я с ним махнусь — сегодняшний вечер поменяю на следующий его свободный вечер. (Снова понижает голос.) Ты не забыла о нашем уговоре — провести в сентябре неделю за городом вместе?

Адель (не без холодка). Не понимаю, при чем тут это?

Леон. Что ж, может быть, никакой связи и нет, только почему бы тебе и не передумать? Насчет сегодняшнего вечера.

Адель. Я ему обещала и просто не могу нарушить обещания.

Леон (раздраженно). Адель, в чем дело: ты сегодня какая-то чужая. В чем причина — в здешней обстановке?

Адель. Если тебе не нравится наша обстановка, зачем ты к нам приходишь?

Леон. Я не хочу с тобой ссориться.

Адель. И я не хочу с тобой ссориться.

Леон (после паузы). Наверное, ты права. Поцелуй меня, и поставим на этом точку.

Адель. Я тебя поцелую, потому что ты славный.

Целуются.

Адель (мягко). Я перенесу эту встречу, если ты уж так этого хочешь.

Фейер (из-за занавеса). Поступай так, как ты считаешь нужным.

Флоренс (еле слышно, шепотом). Фейер, Бога ради!

Леон (так, как будто он ничего не слышал). Почему бы нам не пойти на компромисс? Когда он за тобой зайдет?

Адель. Не знаю, часов в восемь, наверное. Он точно не сказал.

Леон. Отлично, когда зайдет, тогда зайдет. (Смотрит на часы.) Сейчас без десяти шесть. Мы вполне успеем пообедать в китайском ресторане, а в четверть девятого я доставлю тебя домой. Потом ты пойдешь погуляешь с ним по-быстрому, а я буду тебя ждать, и, когда ты вернешься, мы съездим на Кони-Айленд.

Адель. На первое твое предложение — пообедать в китайском ресторане — я согласна. А погонять Бена, чтобы успеть поехать с тобой на Кони-Айленд, не хочу. У нас с ним не такие отношения.

Леон (уязвленно). А какие?

Адель. Вполне невинные.

Стук в дверь. Адель встает, открывает. Флоренс, Фейер настораживаются. Входит Бен с букетиком нарциссов.

Бен. Я не слишком рано?

Общее молчание, занавес опускается.