Георг Стоянович, парень, живший в нашем квартале, вдруг ни с того ни с сего бросил школу в шестнадцать лет — не хватило терпения, и, хотя ему было стыдно каждый раз, когда он искал работу, отвечать «нет» на вопрос, кончил ли он школу, он все же так туда и не вернулся. Этим летом найти работу было трудно, и он оказался не у дел. Времени у Георга стало много, и он уже подумывал, не пойти ли ему в летние классы, но там обычно учились только младшие ребята. Подумывал он и записаться в вечернюю школу для взрослых, но не нравилось ему, что учителя вечно командуют: делай то, делай это. Он не чувствовал в них уважения к себе. Кончилось тем, что он почти не выходил на улицу и целые дни просиживал в своей комнате. Ему уже было под двадцать; и он поглядывал на соседских девушек, но денег не было, разве что перепадет иногда несколько центов; отец был беден, а сестра Софи, высокая костлявая девушка двадцати трех лет, похожая на Георга, зарабатывала очень мало и все оставляла себе. Мать у них умерла, и Софи приходилось вести все хозяйство.

С самого раннего утра отец Георга вставал и уходил на рыбный рынок, где он работал. Софи уезжала около восьми — ей надо было долго ехать на метро до кафетерия в Бронксе. Георг пил кофе в одиночестве, бродил по дому. Когда эти пять комнатушек над лавкой мясника начинали его раздражать, он затевал уборку — протирал полы мокрой тряпкой, расставлял все по местам. Но по большей части он сидел у себя в комнате. После обеда слушал передачи о футболе. Кроме того, у него было несколько старых выпусков журнала «Весь мир» — он их купил давным-давно и любил перечитывать их или просматривать журналы и газеты, которые приносила Софи, подбиравшая их на столиках в кафетерии. Это были главным образом иллюстрированные журналы про кинозвезд или знаменитых спортсменов и, конечно, «Ньюз» и «Миррор». Софи глотала все, что попадалось под руку, хотя иногда читала и хорошие книжки.

Как-то она спросила Георга, что он делает у себя в комнате по целым дням, и он сказал, что много читает.

— А что ты читаешь, кроме того, что я приношу? Стоящие книги ты тоже читаешь?

— Бывает, — сказал Георг, хотя на самом деле книг он не читал. Пробовал он как-то прочитать книжки, которые лежали у Софи, но они пришлись ему не по вкусу. В последнее время он не выносил выдуманных историй, они ему действовали на нервы. Ему хотелось найти какое-нибудь любимое развлечение — мальчишкой он здорово столярничал, да только где оборудовать себе место? Иногда он выходил днем на прогулку, но чаще всего гулял, когда жара спадала и на улицах становилось прохладнее.

Вечерами, после ужина, Георг уходил из дому и бродил по окрестностям. В эти жаркие дни лавочники с женами выносили стулья на щербатые камни тротуаров и сидели, обмахиваясь газетами, когда Георг проходил мимо них и мимо ребят, кучками толпившихся около угловой кондитерской. Многих он знал всю жизнь, но узнавать друг друга не полагалось. Идти ему, в сущности, было некуда, но обычно к концу прогулки он оказывался вдали от своего квартала и шел по улицам, пока не доходил до темноватого, плохо освещенного скверика, где железная ограда окружала деревья и скамьи, отделяя их от внешнего мира. Он садился на скамью, смотрел на густую листву деревьев, на цветы, растущие за оградой, и думал, как бы получше устроить свою жизнь. Он вспоминал, кем он только не работал после ухода из школы: шофером, рассыльным, рабочим на складе, потом на фабрике, и ни одна работа его не удовлетворяла. Он понимал, что ему хочется когда-нибудь получить хорошую работу, жить на зеленой улице в отдельном домике с крылечком. Хотелось, чтобы деньги были в кармане, чтобы можно было купить себе все что надо, пригласить девушку и не чувствовать себя таким одиноким, особенно в субботние вечера. Хотелось, чтобы люди его уважали, любили. Он часто думал обо всем этом, особенно по вечерам, в одиночестве. К полуночи он вставал со скамьи и возвращался в свой накаленный, каменный квартал.

Как-то во время прогулки Георгу встретился мистер Каттанзара — он возвращался домой с работы очень поздно. Георг подумал было, не пьян ли тот, но потом увидел, что ошибся. Мистер Каттанзара, коренастый лысый человек, работавший в разменной кассе на станции, жил по соседству от Георга, над сапожником. По вечерам в жаркую погоду он сидел на ступеньках своего дома и читал «Нью-Йорк таймс» при свете, падавшем из мастерской сапожника. Он прочитывал газету от первой до последней строчки и уходил спать. А пока он читал газету, его жена, полная белолицая женщина, лежа на подоконнике, глазела на улицу, сложив под грудью толстые белые руки.

Бывало, что мистер Каттанзара приходил домой под хмельком, но и пьяный он был очень спокоен. Он никогда не скандалил и только шел по улице, выпрямившись, и очень медленно подымался по лестнице домой. И с виду он был такой, как всегда, и то, что он выпил, сказывалось только в напряженной походке, в молчании, в том, что глаза у него слезились. Георг любил мистера Каттанзару, он всегда помнил, как тот давал ему монетки на лимонное мороженое, когда Георг был совсем сопляком. И вообще мистер Каттанзара был непохож на других соседей. Встречаясь с Георгом на улице, он и вопросы всегда задавал другие и знал все, что писали в газетах. Он их читал внимательно, а его толстая больная жена смотрела сверху из окошка.

— Ты что делаешь нынче летом, Георг? — спросил его мистер Каттанзара. — Все вижу: гуляешь по вечерам.

Георг смутился.

— Я люблю гулять.

— А днем ты что делаешь?

— Сейчас как-то ничего. Жду работы. — И так как ему было стыдно сознаться, что он не работает, Георг прибавил: — Сижу дома, зато читаю много, пополняю образование.

Мистер Каттанзара явно заинтересовался. Он вытер потное лицо красным платком.

— А что ты читаешь?

Георг запнулся, потом сказал:

— Мне в библиотеке дали список, вот я и решил прочесть эти книги за лето.

Ему было очень не по себе, даже неприятно это говорить, но уж очень хотелось, чтобы мистер Каттанзара его уважал.

— Сколько же книг в твоем списке?

— Да я не считал. Штук сто, наверное.

Мистер Каттанзара присвистнул сквозь зубы.

— Я решил так, — серьезно сказал Георг, — прочту их, пополню свое образование. Я не про школьное образование говорю. Понимаете, мне надо узнать другое, не то, чему учат в школах.

Мистер Каттанзара кивнул:

— Так-то оно так, а все же сто книг за одно лето не шутка!

— Может, времени уйдет и больше.

— А когда прочитаешь хоть сколько-нибудь, может, перекинемся словечком?

— Дайте сначала прочитать, — сказал Георг.

Мистер Каттанзара пошел домой, а Георг пошел дальше. Однако после этого вечера все осталось как было, хоть Георгу и хотелось начать жить по-другому. Он по-прежнему гулял по вечерам, отдыхая в маленьком скверике. Но однажды вечером сапожник из соседнего дома остановил Георга — просто сказать ему, что он славный парень, и он сообразил, что мистер Каттанзара проговорился сапожнику про книги, которые Георг читает. А от сапожника, как видно, это пошло по всей улице, потому что какие-то люди стали смотреть на Георга с доброй улыбкой, хотя с ним никто не заговаривал. Он почувствовал себя как-то лучше в своем квартале, правда не настолько, чтобы захотеть постоянно жить тут. И не то чтобы он с неприязнью относился к своим соседям, но особой симпатии к ним он тоже никогда не питал. Конечно, во всем была виновата обстановка.

К своему удивлению, Георг увидал, что и отец и Софи знают о его чтении. Отец слишком стеснялся, чтобы заговорить с ним, — он вообще был человек неразговорчивый, но Софи стала ласковее с Георгом и в каких-то мелочах старалась показать ему, как она им гордится.

Лето шло, и настроение у Георга становилось все лучше. Каждый день он ради Софи наводил в доме чистоту и с удовольствием слушал передачи про футбол. Софи давала ему доллар в неделю, и хотя этого было мало и приходилось очень жаться, но все же так было куда лучше, чем раздобывать какие-то случайные гроши. Все, что он покупал на эти деньги — главным образом сигареты, иногда кружку пива или билет в кино, — ему доставляло особое удовольствие. Жизнь не такая уж скверная штука, надо только уметь ее ценить. Изредка он покупал дешевые книжки в киоске, но ни разу не удосужился их прочесть, хотя был доволен, что у него в комнате лежат книги. Зато он насквозь прочитывал все журналы и газеты Софи. Но приятнее всего были вечера, потому что, проходя мимо лавочников, сидящих у своих лавок, он чувствовал, что они его уважают. Он шел, выпрямившись, и, хотя ни он им, ни они ему почти ничего не говорили, он видел, с каким одобрением на него смотрят. Бывали вечера, когда у него так подымалось настроение, что он даже не отдыхал в маленьком садике. Он просто разгуливал по улицам, где его знали еще совсем мальчишкой, вечно гонявшим мяч на всех углах. Он проходил мимо соседей, потом возвращался домой, раздевался и ложился спать в отличном настроении.

За эти недели он только раз говорил с мистером Каттанзарой, и хотя тот ни словом не обмолвился насчет книжек и ни о чем не спросил, но от его молчания Георгу стало неловко. Георг даже стал избегать улицу, где жил мистер Каттанзара, но однажды по рассеянности подошел к его дому с другой стороны. Время шло за полночь. Кроме двух-трех прохожих, на улице никого не было, и Георг удивился, увидев, что мистер Каттанзара все еще читает газету при свете уличного фонаря. Георг чуть было не остановился и не заговорил с ним. Он сам не знал, что скажет, хотя и чувствовал, что стоит ему начать, и слова сами придут, но чем больше он об этом думал, тем страшнее ему становилось, и он решил, что лучше не подходить. Он даже хотел было пойти домой другой дорогой, но уже очутился настолько близко от мистера Каттанзары, что тот мог заметить, как от него убегают, и обидеться. Георг незаметно перешел улицу, делая вид, что ему необходимо заглянуть в витрину магазина на другой стороне, перед которой он и остановился. Он боялся, что мистер Каттанзара подымет глаза от газеты и назовет его грязным трусом за то, что он перешел на другую сторону, но тот в одной нижней рубахе сидел и читал свой «Таймс», обливаясь потом, и его лысина блестела под фонарем, а его толстая жена, высунувшись из окошка, лежала на подоконнике, словно читая газету вместе с мужем. Георг боялся, что она его заметит и крикнет мистеру Каттанзаре, но она ни на миг не сводила глаз с мужа.

Георг решил не показываться на глаза мистеру Каттанзаре, пока не прочтет хоть одну из купленных книжек, но, начав их читать, он обнаружил, что это были главным образом какие-то рассказы. Ему стало неинтересно, и он их так и не кончил. Да и вообще ему наскучило чтение. Даже газеты и журналы Софи лежали непрочитанные. Она заметила, что они накапливаются у него в комнате на стуле, и спросила, почему он их больше не читает, и Георг сказал, что у него много другого чтения. Софи сказала, что она так и думала. Теперь Георг почти весь день слушал радио и часто включал музыку, когда ему надоедал человеческий голос. Дом он держал в чистоте, хотя Софи ему не делала замечаний даже в те дни, когда он запускал уборку. Она все еще была добра к нему и по-прежнему выдавала лишний доллар, хотя у него все шло не так гладко.

Впрочем, ему и теперь было относительно неплохо. Да и вечерние прогулки подбадривали его, хотя днем настроение бывало скверное.

И вдруг как-то вечером Георг увидел, что ему навстречу по улице идет мистер Каттанзара. Георг чуть было не повернулся и не удрал, но по походке мистера Каттанзары он понял, что тот пьян и, наверно, даже не заметит его. И Георг пошел прямо вперед, пока не поравнялся с мистером Каттанзарой, и, хотя он чувствовал себя настолько взвинченным, что казалось, вот-вот взлетит на воздух, он не удивился, когда мистер Каттанзара прошел мимо него, не говоря ни слова, словно деревянный. Георг с облегчением вздохнул — опасность миновала! — как вдруг услышал свое имя: мистер Каттанзара стоял рядом с ним, и от него несло, как от пивной бочки. Он посмотрел на Георга печальными глазами, и Георгу стало до того неприятно, что он готов был оттолкнуть пьяного и уйти от него.

Но, конечно, так поступить со стариком он не мог, а тут еще мистер Каттанзара вынул монетку из кармана и протянул ему:

— Иди купи себе лимонное мороженое, Георг.

— Времена уже не те, мистер Каттанзара, — сказал Георг. — Я теперь взрослый.

— Ну какой же ты взрослый, — сказал мистер Каттанзара, и Георг не знал, что ответить. — А как подвигается твое чтение? — спросил мистер Каттанзара. Он старался держаться прямо, но его здорово качало.

— Да как будто хорошо, — сказал Георг, чувствуя, как лицо заливается краской.

— Что значит «как будто»? — и старик хитро улыбнулся, Георг никогда не видел у него такой улыбки.

— Нет, это я так. Все идет хорошо.

Хотя голова мистера Каттанзары описывала дугу за дугой, глаза смотрели прямо. А глаза у него были маленькие, синие, и становилось больно, если долго в них смотреть.

— Георг, — сказал он, — назови мне хоть одну книгу из списка, которую ты прочел за лето, и я выпью за твое здоровье.

— А мне не надо, чтобы пили за мое здоровье.

— Назови хоть одну, чтобы я мог тебя порасспросить. Почем знать, а вдруг это хорошая книга, может, я сам захочу ее прочитать.

Георг чувствовал, что у него внутри все разрывается, хоть он и не подавал виду.

Не в силах выговорить ни слова, он зажмурил глаза, но когда — век спустя — он их открыл, мистер Каттанзара из жалости уже отошел, и в ушах Георга только звенели его последние слова:

— Слышишь, Георг, только не делай того, что сделал я!

Назавтра к вечеру он побоялся выйти из своей комнаты, и, сколько Софи ни уговаривала его, он даже не открыл ей двери.

— Да что ты там делаешь? — спросила она.

— Ничего.

— Разве ты не читаешь?

— Нет.

Она помолчала, потом спросила:

— А где у тебя книжки, те, что ты читаешь? Ни разу не видала ничего путного у тебя в комнате, одну ерунду.

Он ничего не ответил.

— Не стоишь ты и доллара из моих денег, знаешь, с каким трудом они мне достаются? Чего ради мне спину гнуть? Хватит тебе дома торчать, найди себе работу, лентяй ты, и больше ничего!

Он заперся в комнате и не выходил целую неделю и, только когда никого не было дома, прокрадывался на кухню. Софи и корила его и упрашивала выйти, старик отец даже плакал, но Георг не выходил, хотя жара стояла ужасающая и в комнате была немыслимая духота. Дышать стало невозможно, казалось, с каждым вдохом в легкие втягиваешь огонь.

Как-то вечером, измаявшись от жары, Георг, похожий на собственную тень, выскочил на улицу в час ночи. Он надеялся незаметно прокрасться в садик, но везде на улице сидели люди, заморенные, безучастные, ловя хоть малейший ветерок. Опустив глаза, Георг виновато обходил их, но вскоре заметил, что все к нему добры по-прежнему. Он догадался, что мистер Каттанзара никому ничего не сказал. Должно быть, наутро, протрезвевши, он совсем забыл о встрече с Георгом. И в Георге снова медленно стала просыпаться уверенность в себе.

В ту же ночь его остановил на углу какой-то человек и спросил, правда ли, что он прочитал столько книжек. И Георг подтвердил: да, правда! И тот сказал: замечательно! Такой молодой, а уже столько прочитал.

— Ага, — сказал Георг, и на душе у него стало легче. Он надеялся, что никто больше его про книги спрашивать не будет, и действительно, когда он через несколько дней встретился с мистером Каттанзарой, тот ничего не спросил, хотя Георг сильно подозревал, что именно старик распространил слух, будто Георг уже прочитал все книги.

И вдруг в один осенний вечер Георг выбежал из дому и помчался в библиотеку, где не бывал уже много месяцев. Везде, куда ни глянешь, там стояли книги, и, с трудом подавляя внутреннюю дрожь, он спокойно отсчитал сотню книг, сел к столу и начал читать.