Каждый человек хотя бы один раз за свою жизнь задумывался о том, кто он есть в этом мире. Песчинка в океане разнообразнейшей материи, он, тем не менее, сам для себя является центром необъятного космоса, его началом и концом. Где бы он не находился, в столовой или в захватывающем дух полете фантазии, человек пропускает через свое сознание всю окружающую его действительность, считая себя главенствующим звеном в этой бесконечной цепочке. Отойти от этого ощущения, даже вооружившись всеми знаниями, накопленными человечеством, вряд ли кому-либо удается, ведь речь идет о его собственном мироощущении, а не об абстрактных понятиях.

Открывая новые законы природы в попытке осознать единую и цельную картину мира, он в душе все равно считает, что главное в этом мире – его собственное «Я». Он ищет отражения своего «Я» во всем, с чем сталкивается, но особенно ярко это стремление выражено по отношению к детям. С каким наслаждением он обнаруживает свои черты, пусть даже не очень привлекательные, в своем ребенке. Передавая ему все, что есть у самого человека, он не задумывается над тем, как отнесется ребенок к этому, когда начнет осознавать себя. Главное – это успеть передать как можно больше, ведь жизнь так коротка, и осознание, что ты продолжаешь жизнь в своих детях, скрашивает приближающийся с каждой минутой конец.

Каждый человек относится по-разному к тому, что рядом с ним появится его новая частичка. Но, постепенно привыкнув к этой новости, он волей-неволей задумывается над тем, какой же она будет, и какая жизнь ее ожидает. Ответить на этот вопрос нелегко, тем более, что в этом деле он опирается на судьбу, мол, будет так, как будет. Повинуясь общепринятым правилам, человек в большинстве своем склонен принимать законы материального мира как нечто данное и почти устойчивое. Можно верить или не верить в правильность их, но результаты применения этих законов можно пощупать, понюхать и даже, если очень хочется, попробовать на вкус.

Но во всем, что касается нематериального, дело обстоит значительно сложнее. Здесь каждый считает себя знатоком большим, чем другие. Здесь не срабатывает многовековой опыт человечества. Человека можно заставить подчиняться общественным нормам, но только не в своей собственной семье. Здесь он бог и царь. Для него нет ничего более ценного, чем его собственные дети. Обязательно собственные, так как именно в этом плане он собственник до мозга костей. Пусть что-то не получится, не все успеешь сделать, упустишь в воспитании множество нюансов, но, в конечном итоге, это – твое, каким бы оно ни было. Затем уже остается радоваться или огорчаться плодам своего труда, но это будет уже потом, сейчас главное – не допустить чужого влияния.

Столкнувшись с тем, что я стал уже не обычным человеком, а создателем новой жизни, мне пришлось многое переосмыслить. Из человека-одиночки, отвечающего только за себя, я превратился в человека семейного, причем осознал я себя семейным человеком не в момент регистрации брака с Анной, а именно сейчас, когда появился некто, который подтолкнул к этому озарению.

Нельзя сказать, что наша семья создавалась сознательно, с целью, грубо говоря, продолжить свой род. В моем случае это было совершенно не так. В тот момент мне нужна была только Анна и никто другой, я думал только о ней. И только сейчас я понял, что значит слово «мы». Описать словами мое новое состояние невозможно. Это целая гамма чувств и откровений. Казалось бы, сам вырос в семье, не инкубаторный. Но, как это обычно случается, о многих вещах задумываешься тогда, когда уже прижмет.

Сначала меня обуревали сомнения – со мной ли это происходит. Немного привыкнув к мысли, что действительно со мной, я начал мучиться мыслью, а каким «оно» будет. Это понятно, что девочка или мальчик. Но вот как-нибудь бы конкретнее. Изучая астрологию, я убедился, что с достаточно большой точностью можно рассчитать возможные качества ребенка, но здесь я оказался бессилен, поскольку как всегда охватил только общие принципы, но никак не методики расчета. В будущем я обязательно это сделаю, наверное, но сейчас… Хотелось знать уже сейчас.

Нетерпение нарастало с каждым часом. Попытки поговорить с Анной на этот счет не приводили ни к чему хорошему. Она считала, что это не имеет значения, ее беспокоила только одна мысль, что же будет с нами дальше. Она была почти уверена, что со мной обязательно произойдет нечто ужасное и эта убежденность изводила ее. Я уже пожалел, что взял ее с собой на заседание парламента. За те немногие часы она постепенно теряла равновесие, ожидание неизбежности действовало на нее убийственно. Смытая косметика обнажила круги под глазами. Однажды я застал ее плачущей над кипой газет и журналов. На мой вопрос, в чем причина ее слез, она молча показала на газету, лежащую сверху. Я взял ее и начал просматривать. Анна сидела и с жалостью смотрела на меня сквозь слезы.

Достаточно было беглого просмотра, чтобы понять причину ее расстройства. Газеты пестрели статьями обо мне и Петерсоне. Кто-то из журналистов пустил утку о связи нашего процесса и творящимися беспорядками. Кто-то оказался очень проницательным, и наши косточки перемывались всеми без исключения.

Чего там только не было! Самым примечательным был обзор, в котором рассматривались последние публикации. Авторы сделали вывод, что мы принадлежим к международному преступному синдикату, который в ответ на срыв беспрецедентного воровства научных идей ответили широкомасштабным терроризмом. Это же надо было додуматься до такого! Просто дух захватывает от широты размаха людского воображения. И, что самое примечательное, власти никак не реагировали на эту клевету. Очевидно, что информация о заседаниях и совещаниях была закрытой. Во многих странах прокатились митинги, в нашей стране люди бомбардировали власти с требованием ввести в качестве исключения смертную казнь, естественно, только для нас двоих. Получается, что из огня да в полымя.

Я сидел и тупо смотрел на последний обзор. У меня складывалось впечатление, что наш уважаемый президент ведет слишком уж нечестную игру. Я всегда был далек от политики, но если она ведется такими методами, то вы меня извините, о каком мире и процветании может идти речь? И что меня и Анну ожидает даже в случае, если удастся выкрутиться? И это при всем том, что люди еще не знают о помиловании, подписанном президентом? Ага, вот и разгадка! Ведь если этот документ будет обнародован, то президент окажется в одной с нами компании, а тогда уже надеяться не на что.

Я в который раз уже успокаивался после таких эмоциональных взрывов, но приступ ярости, который тряс меня еще несколько минут назад, перешел в новое качество. Я смертельно обиделся на всю эту братию. И было за что. Они манипулировали мной без зазрения совести. Что они проигрывали в случае неудачи? Можно сказать, что ничего. Катастрофа поглотила бы и их, так что дело здесь было не в портфелях. Зато в случае выигрыша сам президент и его команда приобретали такой вес, который не снился самым удачливым из политиков. С моей помощью они могли заработать авторитет спасителей мира. И не нужны никакие избирательные компании и парламенты. Вот наши боги, они способны творить чудеса. Красиво, ничего не скажешь. В такую игру могут играть только очень сильные люди, к тому же нужно иметь поистине маниакальную жажду власти. И что им я? Вздорный, пытающийся выставлять свои условия, мелкий специалист по вождению космических кораблей, к тому же ничего не требующий для себя, кроме помилования. Господи, до чего же я наивный человек! Такие люди уважают или побаиваются тех, кто дороже продается. Отлично, господа хорошие, мы еще потягаемся. Я могу стерпеть все, кроме жалости и обиды.

Я поймал себя на мысли, что акценты в этой борьбе явно смещаются. Отныне я собирался воевать не с внешним миром. Он не хочет нам ничего плохого. Я решил взять его себе в союзники и, думаю, это неплохой партнер. Чего же требовать для себя? Так, чтобы это выглядело внушительно и не вызывало подозрений? Отталкиваясь от последних публикаций, хорошей жизни на Земле мне ожидать не приходится. Мои портреты разнеслись по всему миру. Менять внешность и имя? Чистой воды бред. Я этого не сделаю хотя бы из принципа. Спрятаться мне не удастся, по крайней мере, как не удавалось сделать это до сих пор. А жить в постоянном страхе я не хочу, да теперь и не могу, когда я уже не один.

Анна сидела тихо, как мышка в норке. Только глаза ее выдавали, говорили, сколько боли доставляет ей эта беда. Я пересел на подлокотник ее кресла и, нагнувшись, поцеловал ее глаза. Она прижалась ко мне и снова всхлипнула.

– Генри, что же творится, а?

– Будем бороться, милая, что же нам остается? – Я не находил слов для утешения, так как не знал, как это делается. – Одно я могу тебе сказать. Чем бы дело ни кончилось, я тебя очень люблю и постараюсь сделать так, чтобы наш малыш не раскаивался в том, что у него был плохой отец.

– Милый, ты же видишь, что не получишь не только благодарности, но тебя еще и сделают виновником всей трагедии.

– Все может быть, но отчаиваться не стоит. Не нужно недооценивать свои возможности. – Проговорил я, думая уже совершенно о другом. В голове сам собой складывался неплохой план. И я был больше чем уверен, что он сработает.

– Да, именно возможности, – повторил я и засмеялся, – они этого заслуживают!

– Ты о ком, Генри? Что ты задумал? – Спросила Анна, на этот раз озабоченно.

– О людях, милая, о людях! – Я встал и протянул ей руки. – Пойдем, погуляем. Тебе нужно немного развеяться, тем более, что сегодня прохладнее, чем обычно. Ты не интересовалась, может быть, тебе нужен какой-то режим? Так я скажу Саммерсу, чтобы обеспечил.

– Что-то я тебя не понимаю. Ты сейчас сказал все это таким тоном, будто не ты у Саммерса, а он у тебя в подчинении. – Анна встревожено на меня посмотрела.

– Не смотри так, со мной все в порядке. Ну, так что, мы идем?

– Да, пожалуй ты прав, пошли.

Мы долго гуляли по аллеям виллы, обнявшись и отдыхая в беседках, практически не разговаривая. Мы наслаждались присутствием друг друга, пока я не увидел спешащего к нам Саммерса. И тут я задал неожиданно для себя вопрос:

– Милая, а ты смогла бы родить в космосе?

Анна посмотрела на меня, видимо, пытаясь уловить тень шутки в моем вопросе. Но я был серьезен.

– Где угодно, только подальше отсюда и с тобой, – она ответила очень серьезно, догадавшись о моих планах. Подошел запыхавшийся Саммерс.

– Привет, ребята! Я, как всегда, некстати, но ничего не поделаешь. События развиваются очень бурно. Уже сейчас съехались некоторые представители и настаивают на предварительных встречах. – Он перевел дух и продолжил, обращаясь к Анне. – Со мной приехал очень хороший врач. Если не возражаете, он вас осмотрит. А мы должны поработать.

Анна согласно кивнула, мы пошли в дом. Врач приехал в сопровождении громадной машины, представляющей собой настоящую лабораторию на колесах. Я ободряюще пожал локоть Анны, и мы расстались.

Саммерс привез с собой черновик доклада, и мы долго разбирали его по каждому пункту. Честно говоря, его доклад для воплощения моего плана имел уже не очень важного значения, но иметь своим сторонником именно Саммерса мне было приятно. К тому же этот доклад поможет ему стать на ту ступень в этой жизни, которую он, по моему мнению, заслуживал.

Засиделись мы до наступления ночи. Саммерс, уставший, но довольный, распрощался и уехал. Я, слегка перекусив, тихонько прошел в спальню. Анна перед сном читала и уснула, не выключив свет. Ждала меня. Лицо ее, во сне по-детски наивное, было напряжено, и я решил ее разбудить, чтобы прервать неприятный сон. Намеренно громко раздеваясь и без нужды передвигая попадающиеся под ноги предметы, я, наконец, добился своего. Анна проснулась и, увидев, что я раздеваюсь, сердито проворчала «спокойной ночи» и перевернулась на бок. Я улегся и впервые спокойно уснул.

Наутро, едва мы закончили завтракать, подъехал большой автомобиль и из него вышел секретарь президента. Сухо поздоровавшись, он пригласил меня на прием к президенту. Пришлось принять это предложение. Переодевшись, я покорно залез в машину, где рядом и напротив меня расположились люди в штатском, но по выражению глаз было видно, что это надежная охрана. Я впервые ехал в машине, где люди сидят лицом друг к другу, поэтому мне было тяжело смотреть на этих истуканов, глядевших прямо перед собой. Создавалось неприятное впечатление, будто тебя здесь нет, их взгляды проходили сквозь тебя и терялись далеко за твоей спиной. Благо, хоть ехать недалеко.

На приеме у президента была какая-то делегация, поэтому мне пришлось прождать около часа и то только ради того, чтобы президент дал мне указание проверить готовность помещений для завтрашнего заседания. При этом полномочия мне давались неограниченные. Мол, сам заварил кашу, сам и готовь свое представление. Мог бы передать и через секретаря, я бы не обиделся.

Получив высочайшее благословение, я принялся за работу. Конечно же, все было сделано не так: слишком много показухи, а толку мало. Зал был хорошим, экран установили очень большой. На этом не заканчивались нововведения. Амфитеатром располагались мягкие кресла и длинные, полукругом расставленные, столы из красного дерева, инструктированные под старину. Настольные лампы не уступали по своей красоте столам. Аппаратура для голосования и перевода не только не портила общий вид, а наоборот, придавала залу некоторую таинственность.

Да, оформление влетело в копеечку. Зато комната, в которой предстояло находиться мне, была пуста, за исключением стола с компьютером и вращающегося стула, не могли раскошелиться на еще одно кресло! Но это мелочи. Это высокое собрание должно видеть и меня, иначе весь эффект пропадет, а я должен видеть их реакцию до и после «сеанса». Поэтому мне подыскали комнату побольше, установили еще один компьютер, подключенный к камере в зале, и телекамеру. Специалистам пришлось попотеть, чтобы переналадить аппаратуру. Теперь на экране в зале было два изображения – одно от компьютера, другое от телекамеры. Я, сидя в дальнем углу, корректировал работу. И кресло им пришлось подыскать. Они его нашли, не такое шикарное, но очень приличное.

Затем я вызвал специалиста по медицинской электронике и заставил принести и установить в моей комнате прибор, контролирующий мое состояние. Сами они до этого не додумались. Затем мне пришлось заставить электронщиков перевести отключение электроэнергии на ручное управление и поставить дежурного на все время, начиная от момента установки рубильника и до окончания заседания, а к нему – охрану. Мало ли что. И курьерскую связь тоже пришлось организовать. К концу дня я уже валился с ног от усталости, но был доволен. Когда секретарь привез меня на виллу, мне показалось, что он облегченно вздохнул.

Мы с Анной не спали почти всю ночь, складывалось такое впечатление, что мы не разговаривали до этого вообще, а ночью вдруг решили поговорить обо всем. И слова не кончались до самого утра. Заседание было назначено на полдень, поэтому мне все-таки удалось немного выспаться.

Перед отъездом я обнял Анну и поцеловал. Слов уже не было, наверное, они кончились. Но глаза ее говорили яснее ясного. С этой болью я и уехал.

Меня провели в комнату, где мне предстояло вновь встретиться с неизвестными мне силами. Экран компьютера, связанного с камерой в зале заседаний, засветился и я увидел, что Саммерс делает свой доклад. Но звука не было. Проклятые интриганы! Я вскочил и подбежал к двери. Закрыта! Я долго стучал, но она так и не открылась. Я был готов взвыть от ярости. Я мог отказаться от эксперимента, но тогда я бы сорвал все то, чего мы добились. Я снова сел в кресло и, наблюдая за Саммерсом, попытался взять себя в руки.

Саммерс, очевидно, закончил доклад. Реакция слушающих была неоднозначной. Кто-то смеялся, другие многозначительно переглядывались. По лицу президента было видно, что он разочарован этой реакцией. Самым обидным было то, что Саммерсу не было задано ни одного вопроса. Он стоял и в растерянности ждал. В конце концов, он ушел. Встал президент и долго что-то объяснял собравшимся. Из группы восточных представителей отделился один и, подойдя к президенту, улыбаясь и недвусмысленно жестикулируя, объяснил ему несостоятельность предложений Саммерса. Звук не нужен был, все было ясно и так. Лицо президента налилось кровью, но он сдержался. Повернувшись к камере, он дал мне знать, что пора начинать.

Ну что же, пора, так пора. Руки, независимо от моей воли стали влажными и липкими. Я вытер их носовым платком, но они снова вспотели. И самое, что было неприятное, они дрожали. Я боялся! Превозмогая страх, я быстро нашел нужное название и запустил фильм. На экране возникла панорама военного городка. Квартира, в которой суетятся люди. Похоже, что суета утренняя. Завтрак, переодевание. Затем зазвонил телефон. Глава семьи поднял трубку.

– Есть, господин президент! – Коротко ответил он и положил трубку. – Дорогая, – сказал он своей жене, – мне нужно остаться. Возьми мою машину, водитель отвезет тебя. Скажешь ему, чтобы возвратился сюда.

– Что-то случилось, дорогой? – Безмятежно проворковала жена.

– Да нет, ничего. Просто мне должны вскоре позвонить, – ответил он и проводил ее и детей до двери, – до вечера.

Дверь закрылась. Человек прошелся по комнате. От размышлений его отвлек звонок в дверь. Он подошел к двери и открыл ее, на пороге стоял человек в форме.

– А, это ты, Джон! Проходи, рассказывай, что случилось. Еще несколько минут и ты бы меня не застал. – Он прошел в комнату и сел в кресло.

Человек в форме подошел к креслу и молча уставился на него. Сидящий беспомощно сжался и затем вытянулся перед вошедшим. От гостя отделилось сверкающее облако и растворилось в хозяине, заставляя его тело содрогаться в конвульсиях. Затем оно вернулось. Хозяин повернулся и подошел к телефону, набрал номер.

– Диспетчер? Свяжите меня с приемной командующего. Приемная? Генерал Маркони. Мне нужно срочно связаться с командующим, – он немного подождал. – Сэр, мне нужно срочно с вами встретиться. Да, буду через час. Благодарю. – Он снова набрал номер. – Диспетчер? Срочно подготовьте самолет на вылет в столичный аэропорт.

Он повернулся к выходу и оба вышли.

Тот же генерал в приемной командующего. Он терпеливо ждет. Наконец, его пригласили. Командующий сидел за столом и жестом пригласил генерала присесть, разговаривая по телефону, но вошедший подошел к столу, взял трубку у недоумевающего командующего и процедура с облаком повторилась. Тогда командующий поднял трубку и заказал разговор с главнокомандующим. Когда его связали, он успел только проговорить «сэр» и положил трубку. Затем нажал кнопку и в кабинете появился полковник, сидевший в приемной.

– Войска привести в полную боевую готовность. Подготовьте соответствующий приказ.

– Есть, сэр, – полковник, побледнев, бросился выполнять приказ.

Панорама квартиры полицейского чина. Все повторилось таким же образом.

На экране появился глобус. Медленно вращаясь, он начинал светиться красными точками на местах, где были обозначены города. Постепенно весь земной шар представлял собой переливающуюся огнями картину.

Панорама здания, где проходит совещание. К входу подъезжают автомобили, из них выскакивают люди в форме войск спецназначения. Охватив здание кольцом, они остановились в полной боевой готовности. Из маленького автомобиля вышел седой подтянутый человек в гражданской одежде и подошел к охранникам. Один из последних посмотрел документы, предъявленные ему, и зашел в здание.

Панорама зала заседаний. Входит секретарь президента и что-то тихо говорит на ухо президенту. Тот отрицательно мотнул головой. Секретарь вышел. Снова из здания выходит охранник и объясняет седому, что президент его не примет. По знаку седого войска быстро заняли здание и ворвались в зал заседаний. Там началась паника. Но люди в форме быстро рассадили паникующих по местам и стали по одному человеку возле каждого стола. Седой вошел в зал и остановился в середине.

– Господа! – Раздался его скрипучий, но сильный голос. – С этой минуты на нашей планете вводится особый режим. Все правительства переходят под контроль военных. Время введения особого положения не ограничено. Инструкции по вашей деятельности получите на местах у наших представителей. Чтобы не было разночтений в моих словах, повторяю. Особый режим вводится на всей планете. А сейчас заседание объявляется закрытым. – Он повернулся и вышел.

На экране последовательно появлялись картины, показывающие, что в разных странах происходит то же самое. После каждой картины показывались делегации той страны, которая перед этим была на экране. Люди реагировали по-разному, но в основном на лицах была написана безысходность. Многие сидели, схватившись за голову. Это длилось долго, так как стран было достаточно много. Люди убеждались в серьезности положения.

У меня тоже не было сомнений в том, что это конец. Я представил, что происходит на вилле и экран тут же отреагировал. Появилась дорога с несущимися автомобилями. Все они были военными и двигались в одном направлении. Показались красивые ворота виллы президента. Я закричал «нет!» и очнулся. С невероятным трудом я протянул руку к компьютеру, соединенному с камерой и набрал команду на отключение электросети здания. Те мгновения, пока курьеры услышали сигнал и донесли приказ до дежурного электрика, показались мне вечностью. Свет погас, экраны компьютеров потухли. Я сидел, не в силах подняться. Но действовать нужно было немедленно. Почти ползком я добрался до двери и, какое везение, она открылась. Благо, что замок был электронный! В помещениях тускло горело аварийное освещение и я, насколько мог быстро, двинулся в сторону зала заседаний. Паника там уже началась. Я, насколько мне позволяли легкие, протиснувшись в двери, через которые ломились перепуганные делегаты, заорал:

– Назад! Всем оставаться на местах!

Мой крик подействовал на них отрезвляюще. Видимо, они еще не пришли в себя после сильного потрясения, и в тусклом свете моя седина могла обмануть их. Действительно, ведь они могли обознаться и принять меня за того седого в штатском из фильма. Постепенно они возвращались на свои места. Паника улеглась, но было еще слишком шумно для того, чтобы можно было говорить без микрофона. Я вышел на середину зала и поднял руки. Шум затих.

– Господа! Выслушайте меня внимательно. Вы видели своими глазами, что может произойти, если мы все вместе не помешаем этому, – по залу прошла волна шума, люди приходили в себя. – Чтобы этого не произошло, предстоит проделать громадную работу. Как вы видели, главная угроза состоит в том, что наши народы попадают под опеку внешних сил, которые заставляют человечество жить и развиваться по их сценарию. Что это за сценарий, неизвестно. Но человечество потеряет возможность развиваться самостоятельно. Они считают, что наше общество психически неуравновешенно, поэтому выпускать его в открытый космос – это означает развязывание войн и разрушений. Массовое воздействие на нас, которое проводится сейчас, показывает, что простым отказом от межзвездных полетов мы проблему не решим. Нам надо самим реформировать наше общество, отказавшись от военной агрессии и взяв курс на совершенствование в остальных сферах, – я выдохнул, набирая воздух в легкие. – Предлагается к утверждению следующая программа:

– Во-первых, мы отправляем звездолет с программой полета, рассчитанной на возвращение назад через три года по внутреннему времени на корабле. Это покажет всем, что мы не собираемся летать дальше. Во-вторых, сразу же после его отправления объявляется мораторий на межзвездные полеты. Это лишний раз подтвердит наши намерения и предотвратит провокации со стороны какой-либо страны. В-третьих, вы по возвращении домой начинаете проводить курс на отказ от военной агрессии. Добиться этого будет непросто, но результатом должен быть всеобщий мораторий. Дальнейшее развитие ваших стран зависит только от вас и ваших народов. Никто не собирается навязывать вашим странам своих программ. Решения по этим вопросам вы должны принять сегодня же. Этим вы сохраните жизни и рассудок многим миллионам своих сограждан. Прошу вас, господа, начинайте, – закончил я и вышел.

Закрыв двери, я присел возле стенки. Ко мне подошел один из охранников и спросил, не нужно ли мне чего-нибудь.

– Найдите, пожалуйста, электриков, пусть они отключат от сети компьютеры и включат освещение, – попросил я его и он ушел.

Немного отдохнув, я поднялся и пошел в свою комнату, сел в кресло и отключился.

Не знаю, сколько времени я был в забытьи, меня привел в чувство резкий запах. Дернувшись, я открыл глаза. Рядом стоял врач, державший в руках вату с резким и вонючим запахом. Я попытался встать, но он усадил меня на место.

– Сидите, вам сейчас лучше не вставать, давайте, я сделаю укольчик, и вы быстро придете в норму, – мягко, но уверенно проговорил он и достал из чемоданчика шприц.

После укола мне действительно стало лучше. Я сидел и обдумывал, что мне делать дальше. Из этих раздумий вывел меня Саммерс, неслышно вошедший в комнату.

– Ну что, герой, отошел немного? – Бодрящимся голосом проговорил он.

Я обернулся на голос и увидел устало улыбающегося полковника. От его вида у меня создалось впечатление, что ему самому не помешал бы укольчик.

– Все нормально? – Только и нашелся, что спросить я.

– Более чем, – возбужденно проговорил он, – ты уже можешь двигаться?

Я осторожно встал и прошелся. Немного кружилась голова, но, в общем – ничего.

– Вполне. Чем займемся, полковник? – спросил я, надеясь, что занятия для меня найдутся.

– Уже не полковник, Генри, а генерал. И советник президента, а займемся мы простыми делами, сначала мы пойдем к президенту, он хотел с тобой поговорить. А потом займемся подготовкой к новому полету. Только ты не переживай, – он пересказал мне все то, что произошло после отключения электричества. Единственной новостью для меня было то, что высокое собрание пошло дальше. Решено было создать координационный совет, по типу существовавшего уже и упраздненного из-за больших разногласий между странами, только со значительными полномочиями. Ну что же, это уже дело политиков, им решать, что и как делать. А мое дело сделано. Почти. Кое-что надо бы проверить.

– Сэр, мне нужен компьютер, – сказал я Саммерсу, тот даже присел от удивления.

– Тебе еще мало? Что ты еще затеял?

– Так, мелочь одна, – я пренебрежительно махнул рукой.

– Прямо сейчас?

– Да, сэр.

– Ну что ж, пойдем, – Саммерс повернулся и мы пошли.

Оказавшись перед включенным компьютером, я долго не мог решиться. А вдруг не получилось? Саммерс стоял рядом и ждал. В конце концов, я решился. Добрался до списка фильмов и стал искать нужный мне. Первый просмотр ничего не дал, но я не мог поверить в удачу и гонял страницу за страницей. Наконец, я устал. Сомнений быть не могло. Я оказался прав! Этого фильма не было. Мы победили!

– Генерал, а где вы дели фильм «Выбор»? – Едва сдерживая радость, охватившую меня, обратился я к Саммерсу.

– Что значит «дели»? – Он непонимающе уставился на меня, Наконец, дошло и до его сознания. – Что, уже его нет? Так скоро?

Я молча смотрел на него. И как приятно было смотреть на маститого полковника, буквально прыгающего от охватившего его восторга.

– Генри, быстро к президенту! Нужно срочно объявить по всему миру, что произошло. Господи, мы смогли! – Он посмотрел на меня и искренне удивился. – Ты что же, не рад, что ли? Ты, случайно, не того? – Он покрутил пальцем у виска.

– Никак нет, сэр! Пойдемте к президенту, только сначала дайте мне позвонить жене, – попросил я, зная, что Анна уже извелась в ожидании.

– Ты все-таки эгоист, Генри! Я вообще тебя не понимаю! Спас весь мир, а думаешь только о своей жене, – он поднял трубку и произнес:

– Диспетчер? Охрану виллы президента. Саммерс! – Нетерпеливо выкрикнул он.

– Охрана? Генерал Саммерс. Срочно позовите к телефону Анну Гершель. Я сказал, срочно, он передал трубку мне, – жди.

– Я слушаю, сэр, – раздался взволнованный голос Анны.

У меня запершило в горле. Я откашлялся и изменившимся голосом произнес:

– Анна, это я, Генри. Все в порядке. Наверное, я скоро приеду, – в трубке раздались всхлипывания. – Милая, успокойся, все хорошо. Жди меня, – я повесил трубку, едва сдерживаясь. – Я готов, генерал.

Он посмотрел на меня и произнес:

– Я не ошибся, полковник Генри Отс. Вы действительно годитесь для службы в нашем ведомстве. Вашей выдержке можно позавидовать.

Мы пошли к президенту. Я шел и гадал, в каком он сейчас состоянии, скорее всего, не в лучшем, чем мы с Саммерсом. Но, войдя в его кабинет, я понял, что ошибся. Никаких изменений. Вот это чудо. Вот чьей выдержке можно было позавидовать. Правда, он не полковник, а президент. Ему это положено по штату. Так сказать, положение обязывает. Правда, выдержка ему изменила, когда он поднял голову и увидел меня. Мой вид заставил его вздрогнуть, но вскоре он взял себя в руки, встал и, подойдя ко мне, протянул руку. Я пожал ее, но он задержал мою и просто сказал:

– Спасибо, сэр.

Затем повернулся и пошел к столу. Я понял, что аудиенция закончена и направился к двери. Саммерс направился за мной. Мы вышли и направились к выходу.

– Генерал, так вы же не сказали ему, что фильм испарился, – вспомнил я. Саммерс бросился назад. Я остался ждать его, но он быстро возвратился.

– Порядок! Сейчас же новость пойдет в эфир. А ты знаешь, чего испугался президент, когда увидел тебя?

– Нет, конечно. – Не стал распространяться я о своих догадках.

– Он утверждает, что седой человек и в фильме и после него как две капли воды похож на тебя. – Произнес он и заметил, – слишком сильный удар для него в таком возрасте, вот и почудилось ему неизвестно что.

Я не стал его разубеждать. Пусть это останется моей тайной. В конце концов, результат достигнут, а методы пусть останутся на моей совести, а она была в порядке.

Мы вышли из здания и подошли к машине, которая должна была отвезти меня к Анне. Но я не сделал еще одного.

– Сэр, у меня к вам просьба и, я думаю, что заслужил то, чтобы вы ее удовлетворили.

– Проси чего хочешь! Любые блага к твоим услугам, – Саммерс снова перешел на «ты».

– Сэр, на этом корабле командиром должен лететь я, – я сам удивился, своему тону. Больше было похоже, что я отдаю приказ.

Саммерс опешил. Наверное, такого поворота событий он не ожидал.

– Генри, ты в порядке? Ты уже сделал свое дело. Тебя ждет жизнь, которой может позавидовать любой человек. А ты обрекаешь себя на то, что прилетишь назад на почти чужую тебе планету, где нет твоего дома, друзей, наконец.

– Сэр, я сделал свой выбор. И настаиваю на положительном решении. – Официально заявил я.

– Что ж, не мне это решать, но я сделаю все возможное. Хотя и с большим сожалением. – Он подумал и добавил. – Но ты вправе отказаться в любой момент. Поговори с Анной и подумай. Передавай привет от меня. Кстати, президент просил сказать, что его вилла в вашем распоряжении на любой срок. И эта машина тоже. Правда, пока с охраной, но это в ваших же интересах. Ты можешь взять отпуск на любой срок и отдохнуть там, где захочешь.

– Сколько времени до отлета?

– Около полугода. Хотя средства предоставили все страны, но технические возможности… – Он развел руками.

– Понятно, – я помолчал и протянул ему руку, – я хотел сказать, сэр, что всегда буду рад вас видеть, и спасибо вам за поддержку.

– Все в порядке, Генри, – Он пожал мне руку и отвернулся. Все мы, в конечном итоге, люди.

Я сел в машину и мы тронулись.

Следующий месяц мы с Анной провели на вилле безвыездно. Нам просто-напросто никто не был нужен. Пару раз нас навещал Саммерс, и мы очень приятно провели время втроем. Время шло, но мы его не замечали. По словам Саммерса, дело продвигалось значительно быстрее, чем можно было ожидать и корабль должен быть готов недели через две. Подключились технически развитые страны, дело продвигалось стремительными темпами. Это само собой решало вопрос о нашем отлете с Анной на этом корабле, иначе она не смогла бы этого сделать по известной причине. К тому же, она тоже была уверена, что мы поступаем правильно.

Еще через неделю началась моя трудовая жизнь. Мне предстояло познакомиться с экипажем, новым кораблем, ознакомиться с курсом корабля. Я отсутствовал практически целыми днями, но Анна была счастлива и ждала меня, невзирая на время моего возвращения. Когда я ознакомился с курсом, он мне почему-то не понравился. Вроде бы все было правильно, но у меня было чувство, что чего-то не хватает. Последующую ночь я практически не спал, мучаясь неясными предчувствиями. Утром за завтраком Анна открыла принесенный только что пакет. Прочитав содержание письма, она воскликнула:

– Нет, ты представляешь? Она достала из пакета чек и, просмотрев его, передала мне. Чек был выписан на ее имя, и сумма поражала количеством нулей.

– Что это? – непонимающе уставился я на нее.

– Генри, это фирма оплатила мне работу по автоматической станции, хотя я и не выполнила эту работу. – Она задумалась. – Надо возвратить чек. Это нечестно его оставлять.

– Все правильно! – Воскликнул я и вскочил. Какой же я идиот!

– Что с тобой, Генри? – встревожено спросила Анна.

– Я забыл обо всем, эгоист я несчастный, – почти кричал я. – Станция твоя реабилитирована и она обнаружила искусственные спутники возле Плутона!

– Ты хочешь сказать, что деньги действительно наши?

– Деньги, ах да, деньги. Конечно наши. Можешь положить их в банк, и за сто с лишним лет мы станем самыми богатыми людьми в мире. – Я уперся руками в край стола, – но не в деньгах дело. Этих спутников – семь, понимаешь?

– Не совсем, – призналась Анна.

– Милая, кораблей было отправлено именно семь. Чувствуешь связь? – мне не терпелось бежать к машине, но не хотелось оставлять Анну в неведении.

– Ты хочешь сказать…

– Да, это, наверняка наши звездолеты. И мы должны им помочь, понимаешь? – Я уже направился к выходу.

– Генри, но ведь прошло столько времени…

– Не имеет значения! – уже из двери ответил я и бегом направился к машине.

– К Саммерсу и как можно быстрее, – нетерпеливо проговорил я, и мы на большой скорости помчались в город.

Мои предположения возымели свое действие, и программа полета круто изменила свое направление. Изменилось практически все. Наша экспедиция носила уже характер спасательной. Состав изменялся, доукомплектовывался специалистами, курс изменился полностью. Закладывался новый космический корабль и так далее. В нашу задачу входила разведка и оказание посильной помощи оставшимся в живых. Далее мы продолжали свой путь, и от нашего сообщения зависело, отправлять ли новый корабль на Плутон. Вот теперь я уже был спокоен. Оставалась только работа и надежда, что мы не опоздаем со своей помощью. Возможно, корабли еще действующие, и нам удастся отправить их домой. Вот это был бы праздник!

В хлопотах время и пролетело. Старт на орбиту был произведен удачно, и мы были готовы к отлету. Корабль был того же типа, что и последний из отправленных, поэтому многое в нем было мне знакомо.

Экипаж собрался в помещении, где располагался большой экран. Когда он засветился, на нем возник знакомый уже пульт управления и на этом фоне – сам генерал Саммерс. Прошло совсем немного времени и мне предстояло во второй раз услышать его прощальные слова. Можно было бы подумать, что ничего не изменилось, если бы рядом со мной не сидела Анна, а генерал не выглядел таким постаревшим.

– Привет, ребята! Для тех, кто меня не знает, я представлюсь. Зовут меня Джон Саммерс, я руководитель вашего проекта. – Мне показалось, что это я уже слышал, практически дословно. – Сегодня нам предстоит расстаться с вами. Перед вашим экипажем мы поставили много задач. Все они важны и от их решения многое зависит. Я очень надеюсь, что у вас все получится, тем более, что мы все уверены в вашем командире. Он доведет дело до конца, чего бы это ему не стоило. Что еще сказать? Возвращайтесь живыми и передавайте привет нашим праправнукам. Счастливого плавания!

На этот раз мне не понравилась его речь. В ней чувствовалась недосказанность. От размышлений меня оторвало следующее явление.

– Я приветствую вас, господа! – господи, да это снова человек без имени.

Я усмехнулся. Жаль, что этот субчик не попался мне на пути. Я бы научил его представляться.

– Мистер Саммерс, как всегда, очень сильно поскромничал…

Я постарался отключиться. Слушать второй раз этот бред не было никаких сил. Я не удержался и оглянулся на слушавших коллег. Они слушали внимательно, а мне не хотелось портить их впечатление от прощания, но терпеть я не мог. Этого болтуна нужно проучить. Наконец, дошла очередь и до меня.

– Спасибо за теплые слова, друзья мои… – я сказал много теплых слов в адрес говоривших, называя каждого по имени и, наконец, дошла очередь и до «безымянного». – Я мог бы сказать спасибо и господину, говорившему после мистера Саммерса, но он, наверное, как всегда, очень сильно поскромничал, поэтому я хочу сказать следующее. Все мы живем надеждами, но не очень часто они сбываются. Но на этот раз я больше, чем уверен, все будет сделано правильно. Постарайтесь нас не забывать, а то наши праправнуки нас домой могут не пустить, скажут, что чужие. Счастливо оставаться.

Я чувствовал по общей реакции, что сделал что-то не так, не этого от меня ждали. Но я не мог иначе, или это был бы не я.

Наконец, раздались аплодисменты и экран погас.

– Прошу внимания, друзья мои, – произнес я, хотя можно было и не говорить этого, все и так ждали от меня распоряжений, – я хочу рассказать вам историю предыдущего экипажа, участником которого я был короткое время, – и я вкратце пересказал эту историю и кое-что из последних событий.

– И что же, неизвестно, что с ними произошло? – Вырвалось у молоденького паренька, покрытого мириадами веснушек.

– Пока нет, но наш корабль вернется почти одновременно с ними. Будем надеяться, что мы встретимся.

– Вот было бы здорово! – Воскликнул парнишка.

– Да, здорово. А сейчас – экипаж, по местам! – И я был прав, ибо дело есть дело!