Я пришел в себя в месте, которое тут же определил: некая безликая контора в некоем здании торгового назначения. Я лежал на хорошо натертом паркете, жестковатом для моих ребер, но мои ребра могли это вытерпеть. Иначе было с головой. Едва я раскрыл глаза, как тут же со стоном снова закрыл. Две мощные конторские лампы слепили меня. Кто-то вежливым и размеренным тоном сказал:

– Он просыпается. Посмотри получше, как его дела, Альбер.

Какой-то человек потряс меня и убедился, что я еще не совсем умер. Я застонал.

– Ему лучше, – сказал тот, которому было поручено осмотреть меня, – по всей видимости, не очень требовательный парень.

– Дай ему что-нибудь выпить, – приказал тип со светской манерой разговора. – И перестань слепить ему глаза.

Я проглотил спиртное, поднесенное мне сострадательной рукой, и сел, на этот раз окончательно открыв глаза. Лампы отвернули в сторону и зажгли плафон под потолком. Три персонажа наблюдали, как я возвращаюсь к жизни: тот, который меня оглушил, его приятель и еще один. Этот, казалось, был шефом. Лет пятьдесят. Здоровый. С толстоватыми щеками и тощими усиками. В шелковой сорочке изысканного голубоватого оттенка, с закатанными рукавами. В безукоризненно отутюженных брюках с острыми складками, хоть хлеб режь. Человек стоял, опершись на массивный стол. Корректный, очень уверенный в себе, не вульгарный урка, но все же блатной. Некоторое время мы ничего не говорили, разглядывая друг друга в полной тишине пустого здания. Я инстинктивно поднес руку к нагрудному карману.

– Ваш бумажник здесь, – сказал тот, в шелковой сорочке. (Он взял его со стола позади себя и протянул мне.) – Слово джентльмена, ничего не было взято. Нам обязательно надо было знать, с кем имеем дело. Вполне законное любопытство, не так ли?

– Очень законное, месье Вентури.

Он улыбнулся:

– Вам не следовало бы все время произносить имена как попало, месье Нестор Бюрма. Вентури! Что это значит, Вентури? Я вернулся в Париж инкогнито. То есть под другим именем. Я руковожу небольшим дельцем, которое не имеет ничего общего с теми, которыми я занимался прежде. Я сохранил при себе нескольких друзей прошлых лет, с целью немного приобщить их к цивилизации, но не уверен, преуспел ли в этом. Кловис слишком охотно хватается за дубинку. Но, если бы вы не припутали ни к селу, ни к городу имя Вентури, Кловис не пытался бы узнать побольше. И я тоже. Придется рожать, частный детектив.

– Да, и в муках, – усмехнулся я.

– Первостатейный хохмач, – сказал Кловис.

– Ладно. Пододвинь стул господину, Альбер, – сказал Вентури.

Альбер – тот парень, совета которого Кловис не послушался, – придвинул мне стул и помог на него усесться. Я быстро приходил в себя.

– Вам придется, – отрубил Вентури, – сказать мне, зачем вы хотите вмешаться в мои дела. Я больше остерегаюсь частных детективов, чем официальных.

– Знаете, старина, – ответил я ему. – Я не собираюсь прикидываться большим хитрецом, чем есть на самом деле. У меня нет никакого намерения мешаться в ваши дела. Когда этот Кловис стал надоедать девушке, с которой я беседовал, я тотчас же учуял, с кем имею дело, а так как я о вас слышал, то наугад бросил ваше имя.

– Итак, вы знали о моем присутствии в этих краях. Именно это мне и не нравится. Как вы об этом узнали?

– Журналисты в курсе.

– Мне наплевать на это. Легавые тоже должны об этом знать. На это мне тоже наплевать. В настоящее время я ничего не делаю такого, что подпадало бы под букву закона. Но меня не устраивает, если ко мне будут приставать.

– Если вы не делаете ничего предосудительного, тем лучше для вас, так как очень скоро легавые сядут вам на хвост, и я не имею в виду скрытое наблюдение.

Элегантный гангстер огорченно продолжал:

– Вы подадите жалобу? Для вас это будет крайне огорчительно, предупреждаю.

Я рассмеялся. Это был в своем роде подвиг, потому что башка у меня основательно болела:

– Успокойтесь. Подавать жалобу – не входит в мои методы... допуская, что вы дадите мне такую возможность.

– Не думаете же вы, что я собираюсь вас убрать, месье?

– Кто знает? Рабастену же свернули шею.

– Рабастену?

– Одному журналисту. Он получил такой удар дубинкой за ушами, что умер от этого... и мне хотелось бы знать, не дело ли это рук Кловиса.

– Ну, ну, это несерьезно. Не один Кловис таскает при себе дубинку и при случае употребляет ее. Зачем же мне надо было отправлять к праотцам этого журналиста?

– Может быть потому, что он обнаружил что-то, что имеет отношение к наркотикам.

– Наркотикам?

– Вы, очевидно, никогда не слышали о наркотиках!

– Я уже давно этим не занимаюсь.

– Вот как. Но вы ими занимались. И именно из-за этого вам на хвост сядут фараоны, Вентури. Они сейчас разрабатывают дело о наркотиках, и было бы удивительно, если бы о вас не подумали.

– Вот что значит иметь прошлое, – вздохнул он. – Невозможно остепениться. И как раз тогда, когда я веду спокойный образ жизни. Но мне наплевать, я ничего не боюсь. Верите мне или нет, но я не имею никакого отношения к смерти этого Рабастена, а также и к этой истории с наркотиками... о которой я попрошу вас дать мне разъяснения, если только вы не блефуете.

– Вы что же, не читаете газет? Речь идет о деле в Парке Монсо. Самоубийство Люси Понсо.

– Ясно. Это ведь вы обнаружили эту драму, не так ли? Видите, я читаю газеты. Но я не понимаю, почему вы называете это историей с наркотиками. Правда, в какой-то степени – да, раз эта женщина отравилась опиумом... но не в том смысле, в каком я это понимаю.

– Вот-вот, Вентури, вы что, издеваетесь надо мной? Вы умеете читать или нет? Люси Понсо умерла, проглотив большое количество опиума. Большое количество. А Люси Понсо не была наркоманкой. Она не знала, как раздобыть его вообще. Но кто-то дал ей все, что требовалось, и даже больше, чтобы уйти в мир иной. Я видел этот запасец. Там был добрый фунт. Люси не могла собирать все это постепенно. А тот, кто сделал ей этот смертельный подарок, не скупился, чтобы достичь своей цели, он имел возможность черпнуть из хорошего запаса. Вывод: все это связано с торговцем наркотиками, только у него может быть такое огромное количество.

– Гм... – проворчал Вентури. – Так много? Вы уверены?

– Я это видел, – сказал я. – А газеты...

– Я не верю газетам. Они всегда преувеличивают.

– На этот раз нет.

Альбер выругался и сказал почти непроизвольно:

– Мельгано.

Вентури посмотрел на него. Альбер сразу замолчал. Я сделал вид, что ничего не слышал.

Мельгано. Это имя мне ничего не говорило, но оно могло быть мне полезным. Я отложил его в уголок своей больной башки и продолжал:

– Флоримон Фару, комиссар, занимающийся этим расследованием, наверное, тоже подумал обо всем этом. И он будет присматривать за вами из-за вашей прошлой деятельности в области наркотиков.

– Он расквасит себе нос. Я в этой заварушке не участвовал, – повторил Вентури необычайно искренне.

– Тем лучше для вас. В конце концов, я сообщил вам об этом.

– Спасибо за любезность, – усмехнулся он. – Чему я обязан?

Я усмехнулся в ответ:

– Немного вашему личному шарму.

– А также опасению разделить судьбу Рабастена...

– О, право! Нельзя быть героем каждый день.

– Вы делаете из меня большее чудовище, чем я есть на самом деле.

– Раз вы не чудовище, быть может, дадите мне уйти.

– Охотно. Видите, я человек добрый. Надеюсь, мне не придется в этом раскаиваться.

Я встал. В комнате воздух был как бы разрежен из-за закрытых окон и задернутых штор. Голова немного кружилась, но ничуть не больше, чем после приема различных алкогольных напитков.

– У меня вызывает отвращение то, как умерла Люси Понсо, – сказал я. – Это была великая актриса, хотя постаревшая, в депрессии она хотела покончить с жизнью, в которую больше не верила и которая была ей в тягость, но могла еще ей улыбнуться. Это доказал ее последний фильм. Самоубийству помогли, и так помогли, что я называю это убийством... Не знаю, понимаете ли вы мои чувства, Вентури?

Он улыбнулся с оттенком иронии:

– Они делают вам честь.

– От меня у вас не будет неприятностей. Но у вас их будет еще меньше, если это дело будет закрыто.

– Гм... Я очень хорошо понимаю, что вы хотите сказать. Но мне трудно направить вас по какому-нибудь следу, не так ли? По разным причинам. С некоторого времени торговля наркотиками идет не очень гладко, и все притаились.

– Все это я уже знаю, – ответил я.

– Это известно всем. Потому я вам об этом и говорю. Это никого не скомпрометирует. А теперь Кловис проводит вас. Чао, Нестор Бюрма.

– Чао, Вентури.

– Пошли, хохмач, – сказал Кловис.

Убийцами они не были. Во всяком случае, не сегодня ночью. Всего лишь предусмотрительными парнями. Они не хотели, чтобы я знал, в какое здание они меня привезли. Когда мы направлялись к лифту, идя по длинному, темному и глухому коридору, я получил дополнительную плюху по затылку и снова впал в беспамятство.

* * *

Сначала я подумал, что эти сволочи меня заковали. Я путался в цепях, огромных цепях, к которым обычно прикрепляют якоря. Но очень скоро я понял, что цепляюсь за эти цепи в похвальном стремлении встать на мои ватные ноги. Я переступил через цепи и рискнул пойти по щебню, с потухшими глазами, полумертвый от усталости. Невдалеке светился огонь – то ли дом Мальчика-с-пальчика, то ли дом Людоеда, то ли костер, то ли полицейский пост. Спотыкаясь, я потихоньку подошел к нему. Затем мои неуверенные шаги зазвучали по каменным плитам под звонкой аркой с хорошей акустикой.

Мне навстречу вышел полицейский в униформе:

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Вероятно, меня сбила какая-то тачка, когда я переходил дорогу, – ответил я.

– Угу. А вы, случайно, не пьяны? Здесь не подходящее место для тех, кто напился.

Порыв ветра пригнул пламя к земле. Вокруг заплясали фантастические тени. Угловатые черты лица полицейского проступили резче, его нос вырос до невероятных размеров.

– Не знаю, – ответил я, глядя на могилу Неизвестного солдата, будто видел ее в первый раз. – Нет, я не пьян, просто оглушен.

– Документы есть?

Я ему их протянул. Он прочитал и покачал головой:

– Гм... Частный детектив... Гм... Живете далеко?

– "Космополитен".

– Надо идти домой. Сможете?

– Дорога идет под горку.

* * *

Придя домой, я прежде всего занялся своим черепом, потом схватил телефон и попросил телефонистку отеля соединить меня с гостиницей "Дьепп", на Амстердамской улице. Через пару минут заспанный голос мне сообщил:

– Отель "Дьепп" слушает.

– Мое имя Бюрма, я из "Космополитена". В вашем отеле живет девушка по имени Мишлин... я не знаю ее фамилии... мне надо с ней поговорить.

– Один момент.

После недолгого ожидания:

– Месье Бюрма? Я вас слушаю.

– Привет, малютка. Я хотел знать, не случилось ли чего с вами?

– Нет, это с вами...

– У меня все в порядке. Я всегда прекрасно выхожу из подобных ситуаций. Хотел вас спросить: вы сообщили в полицию?

– Да. Понимаете, когда я увидела, какой оборот принимает дело, нашла ажана на соседней улице, но когда мы вместе вернулись на место, там уже никого не было. Ажан подумал, что я над ним подшутила, и посоветовал бросить эти штучки.

– Вы произнесли мое имя?

– Может быть. Не знаю. А что, не надо было?

– Ничего страшного. Спокойной ночи, Мишлин.

– Спокойной ночи, месье.

Я положил трубку на место, поменял свои компрессы и попытался поразмыслить. Потом решил, что лучше всего будет снова вернуться к телефону, и попросил телефонистку отеля соединить меня с квартирой Ребуля, моего верного внештатного однорукого сотрудника из агентства "Фиат Люкс", который, как и вся команда, находился в отпуске, но, поскольку он слишком любил Париж, я был почти уверен, что застану его дома. Немного погодя, в трубке зазвучал его голос:

– Я вам понадобился, шеф? Я прочел в газетах... По правде говоря, ждал вашего звонка.

– Сейчас развернулся невероятный скандал вокруг этой истории с наркотиками. Но похоже на то, что наркотиков-то больше нет. А тем не менее, у Люси Понсо их был чуть ли не целый фунт. Если у вас все еще есть кореши на Пигаль, не могли бы вы прощупать их немного, так просто, чтобы посмотреть, что из этого выйдет... (Я ему рассказал о Вентури, потом продолжал.) При мне было произнесено одно имя: Мельгано. Странно, но это имя мне о чем-то говорит. Сначала мне показалось, что я его слышу в первый раз, а сейчас я себя спрашиваю... Это, наверное, моя голова устраивает мне всякие шутки.

– Мельгано? – спросил Ребуль. – Вы газеты читаете?

– Конечно.

– Вы прочитали это имя в одной из газет. Мельгано – международный контрабандист. Коллега Вентури, можно сказать. Итальянец, только что задержанный на нашей стороне границы.

– Хорошо, – сказал я. – А пока рассчитываю на вашу информацию.

– Сделаю все, что нужно.

Я положил трубку, разделся и лег. Очевидно из-за головы спал я плохо. Усугубило дело то, что я позволял себе роскошь – заполнять рассуждениями мои периоды бессонницы.

Люси Понсо надоела жизнь, и, вместо того чтобы подбодрить, какая-то сволочь толкнула ее сделать роковой шаг и достала необходимый яд. Какая сволочь? Я ничего не знал. Для чего это было сделано? Тайна. Но преступник должен был быть контрабандистом. Первое: потому что он не скупился на расходы. Второе: смерть Рабастена. Рабастен узнал секрет, касающийся этого самоубийства, совершенного с чужой помощью... Подготовка, а может быть, и исполнение... Итак? Если бы лицо, снабдившее Люси Понсо ядом, было случайным преступником, ему не улыбалось быть раскрытым, но оно не стало бы усугублять свою вину ликвидацией свидетеля. Но все меняется, если мы имеем дело с профессиональным бандитом, для которого убивать просто рефлекс самосохранения, тем более, если, кроме Люси Понсо, у него есть еще что скрывать, а это вполне возможно. Возьмем, к примеру, контрабандиста, чтобы не ходить слишком далеко. Согласен, Нестор?

– Преступник, – ответил я себе, – должен одновременно быть близким человеком для актрисы, а причиной преступления – месть или что-то другое. Второй вариант – близкий человек в прошлом и контрабандист в настоящем.

– Да.

– Ну как, пойдет в общем?

– На первый взгляд, трудно сказать.

– Тогда поспи.

– Попробую.