– Вам было интересно? – заботливо спросила моя хозяйка, как только мы оказались на улице де ля Перлы.
– Очень, – солгал я.
– Да, это интересно, – поддержала она, словно убеждая сама себя.
Мы свернули на узкую улицу де Ториньи. Несколько шагов, и госпожа Жакье объявила, что мы у цели.
Я содрогнулся. Развлекательная программа угрожала развернуться по пугавшей меня схеме. Я оказался зажат между двумя историческими особняками. Один из них был, как я узнал позже, известный "Соленый" особняк, названный так потому, что принадлежал известному сборщику соляного налога, нажившемуся на нем так, как ни один другой. В этой архитектурной жемчужине XVII в., наполовину погребенной под скверными, лишенными всякого стиля и изящества позднейшими конструкциями, ныне помещается какая-то техническая школа. Другой особняк, обитаемый госпожой Жакье, стоял как раз напротив и не исключено, что построил его какой-нибудь чиновник-фрондер той эпохи, бросая вызов соседу напротив. Он также пострадал от лет и людей, гармоничный овал внутреннего двора нарушал деревянный барак, отличающийся чистотой линий, свойственной курятникам. Мы молча пересекли этот двор, вымощенный большими плитами, когда-то звеневшими под копытами породистых лошадей, а теперь гремевших под самокатом пронзительно кричавшего сорванца. Госпожа Жакье, вдруг чем-то озабоченная, избавила меня от исторического обзора, внушавшего мне ужас, и я не собирался никаким несвоевременным замечанием вызывать на себя потоки ее эрудиции. (Уж если меня вдруг охватит тяга к знаниям, я лучше куплю себе книжку.) Таким образом, пройдя через огромную застекленную дверь, ведущую в вестибюль, чуть менее просторный, чем Сквер дю Тэмпль, мы вступили на широкую лестницу с покатыми, стертыми и скользкими ступенями. Преодолеть их без опасных последствий помогали чудесные резные перила, элегантностью которых я, по-прежнему осторожный, предпочел восхищаться про себя. Однако на середине пролета госпожа Жакье остановилась, опустив ладонь мне на руку, чем вызвала у меня опасение, что экскурса в прошлое не избежать.
– Господин Бурма.
– Да, сударыня?
Я тоже остановился, балансируя на двух ступеньках. Она покачала головой и с необыкновенной торжественностью заявила:
– Нет, то, что я вам показала, не было интересно. Очень мило с вашей стороны утверждать обратное, но я знаю, что это не интересно. Ну, может быть, для того, кто никогда не видел этой работы. Но я повела вас в мастерские не потому, что сочла это интересным.
– А почему же тогда?
– Мне хотелось понаблюдать за вами...
Она слабо улыбнулась. Морщины собрались вокруг ее губ, удобно расположились и остались после исчезновения улыбки. Они наверное и сейчас там.
– Понаблюдать за мной?
– Я не очень сильна в этом, но... Мне требовалось узнать вас получше, потому что... мне надо кое-что вам сказать, кое-что у вас спросить... Мне не хотелось, я не могла сделать этого в присутствии Одетт... Я знала, что она не пойдет за нами в мастерские. Они вызывают у нее отвращение... И я также не могла сделать этого при рабочих... Но сейчас я должна решиться...
Ее ладонь все еще лежала на моей руке, пальцы начали нервно теребить ткань рукава моего плаща.
– Я, возможно, ошибаюсь, вы мне кажетесь таким открытым... – она перевела дыхание, – ...я беспокоюсь.
Ступенька затрещала под моей левой ногой. Я переменил позу и прислонился к художественным перилам. Госпожа Жакье возвышалась надо мной, но не выглядела опасной.
– Беспокоитесь?
– Да.
Я улыбнулся:
– Это кстати, если можно так сказать. Моя специальность – рассеивать беспокойство.
– Да? Как раз я... да, что у вас за специальность?
– Я скажу вам позже.
– Конечно, – вздохнула она, явно подумав: "Такая, что в ней трудно признаться".
Я почувствовал, как сжались ее пальцы.
– Этого-то я и опасалась... – она рассмеялась, – ...вы рассеиваете беспокойство. Утешаете. Вы профессиональный утешитель, так?
– Если угодно.
– И вы утешаете Одетт?
– Что вы подразумеваете под этими словами? Чертова историческая обстановка! Из-за нее я начинаю выражаться языком XVII столетия!
– Прошу вас, не смейтесь надо мной. Вы прекрасно понимаете.
– Не уверен. Вы хотите сказать... что я с ней сплю? Это уже прозвучало менее элегантно, чем предыдущая фраза, но все же лучше, чем "трахаться" или другое равнозначное выражение.
– А это не так?
– О господи, нет! – я защищался с живостью, пожалуй, даже оскорбительной для прекрасной блондинки, она не была наигранной, меня "завели" подозрения ее матери. – Господи, нет! Почему вы так решили?..
Она не ответила. Я продолжал:
– В этом и состояло ваше беспокойство?
– Да.
– Оно безосновательно, уверяю вас.
Она устало пожала плечами и выпустила мою руку.
– Вероятно, я поздновато забеспокоилась, – признала она. – Вы клянетесь, ч, то...
– Клянусь.
Она вздохнула. Не убежденная ни на грош. Голос мой звучал искренне (еще бы!), но кроме искренности в голосе мне представить было нечего. Ей этого явно было недостаточно. Но, черт возьми, не к врачу же обращаться за подтверждением! Врачебный осмотр ничего не решит. Девственники в деле не участвовали.
– Не будем возвращаться к прошлому, – продолжала госпожа Жакье словно про себя, – но я еще могу предупредить будущее. Моя мастерская не то чтобы процветает. Одетт почти ничего не останется после меня. Она обручена с одним из самых богатых наследников Марэ, сыном владельца производства игрушек с сюрпризами...
У нее вырвался короткий болезненный надломленный смешок:
– Похоже на бред сумасшедшего. Впрочем, как вы говорите... нет дурацких профессий.
Я поддакнул.
– Нельзя допустить, чтобы Одетт неосторожно скомпрометировала себя, поставив под сомнения возможность этого брака. Жак довольно ревнив... Увидев вас только что вместе высаживающимися из такси... Я не сразу осмыслила опасность, я вообще легкомысленна, но... мало-помалу...
Легкомысленна? Конечно. Что не исключает материнских чувств. Тягостное зрелище представляла собой эта женщина, накрашенная словно на маскарад, портящая себе кровь из-за будущего дочери и с трогательным бесстыдством обнажавшая передо мной душу. Я уцепился за аргумент, показавшийся мне неотразимым:
– В этом не было ничего такого, что оправдало бы ваши подозрения. Напротив. Будь что-нибудь между мной и вашей дочерью, я не стал бы сопровождать ее!
Довод вроде бы подействовал. Тем не менее она заметила:
– Вы остановили машину далеко от дома.
– Из-за пробки...
Мне надоело защищаться. Я не адвокат.
– Поверьте мне, сударыня, – решительно заявил я. – Мадемуазель Ларшо не является моей любовницей. Несколько лет назад я познакомился с ней в Сен-Жермен-де-Пре, кажется, и даже тогда ничего между нами не было... (Еще бы, черт возьми!) Сегодня мы случайно встретились неподалеку от моей конторы...
– Вашей конторы?
– Да, у меня есть контора в центре. Мы поболтали о том, о сем, и в результате этой беспорядочной беседы взяли такси и... Дело в том, что мне хотелось повидать вас, сударыня.
Госпожа Жакье распахнула глаза:
– Повидать меня?
Я улыбнулся:
– Представьте себе, мне тоже требовалось задать вам кое-какие вопросы. Мы с вами не знакомы, но из разговора с Одетт я понял, что вы знали одного человека, а тот другого, о ком мне хотелось бы узнать побольше.
На минуту она онемела, потом заметила:
– Мне это представляется несколько сложным.
– Да нет, все очень просто. Если позволите, я объясню у вас дома.
– Хорошо, идемте, – согласилась она, поняв, что дальнейшая беседа на ступеньках ни к чему. – Извините меня... Я вам верю. Извините за несправедливое подозрение.
– Для меня оно более чем лестно. Мы продолжили наше восхождение.
* * *
Одетт Ларшо ожидала нас в огромной гостиной с высоким потолком. Что же до вкуса, то даже квартира этажом ниже, снимаемая торговой фирмой, вряд ли могла быть обставлена хуже. Безвкусие обстановки контрастировало со старинной резьбой, сохранившейся в разных местах комнаты, особенно с резными панелями верхней части дверей и потолочной росписью. Последняя – уж не знаю, принадлежало это кокетство кисти Миньяра или чьей-то еще – настоятельно требовала реставрации. Она основательно отслаивалась, и все время, проведенное в комнате, я опасался, как бы кусок божественной ляжки кого-нибудь из парящих над нами мифологических мясистых персонажей не свалился ко мне в стакан.
Пытаясь как-нибудь обмануть собственное нетерпение и нервозность, девушка выкурила не меньше пачки сигарет. Доказательством служила пепельница – парижский сувенир домашнего производства, – переполненная испачканными губной помадой окурками. Барышня явно подозревала, что я все выложил ее матери.
Машинально я пересчитал стаканы, окружавшие вместе с оливками и сигаретами обреченную на заклание бутылку. Их оказалось три. Господин Жакье похоже не собирался участвовать в нашем празднестве. Тем лучше. Я не испытывал ни малейшей нужды в господине Жакье. Хозяйка заметила мой взгляд и, судя по всему, угадала мои мысли.
– Мой муж отсутствует в настоящий момент, – сухо объяснила она. – Садитесь, прошу вас.
Я удобно устроился в указанном мне кресле, Одетт разлила аперитив.
– Так вот, – сказал я, когда каждый из нас получил в руки по стакану и все мы молчали, словно ожидая чего-то, – вот почему мне хотелось с вами встретиться. Это по поводу того человека... Самюэля Кабироля.
Госпожа Жакье резко опустила стакан на поднос, чуть не крикнув:
– Я не желаю слышать об этой гнусной личности.
– Я хотел с вами поговорить не совсем о нем, – поправился я, – но о молодом человеке, который... х-мм... который его обнаружил. Повторяю, я случайно узнал, болтая с вашей дочерью, о вашем знакомстве с Кабиролем и...
Она оборвала мою речь:
– Ты могла бы лучше выбирать темы для беседы. Что вы хотите знать об этом человеке? Ну и денек сегодня.
Первая фраза относилась к дочери. Вторая ко мне. Третья к ней самой. К стаканам, мебели и стенам обращения не последовало.
– Денек? – поинтересовался я.
– Да. Полицейские инспектора сегодня днем приходили расспрашивать меня о нем. Они тоже узнали о нашем знакомстве. Если это можно назвать знакомством. Он был другом, приятелем, скорее, товарищем по оружию моего мужа, первого мужа, господина Ларшо.
Грязная штука война. Такая смешанная публика попадается. Заводишь знакомства с ничтожными людишками. Еще один кошмар плюс к нарисованным Гойей.
– После смерти господина Ларшо мы редко виделись... Но почему, черт возьми, вы тоже интересуетесь этим человеком?
– Я в основном интересуюсь Морисом Баду.
– Морисом Баду?
– Студентом, обнаружившем тело.
– Ах да, понимаю. Но с какой стати? Вы тоже из полиции?
– Частный сектор.
– Вы хотите сказать... частный детектив?
– Да.
Она нахмурилась, потом широко раскрыла глаза, словно на нее снизошло внезапное озарение.
– Я поняла, – воскликнула она, ерзая в кресле. – Нестор Бурма, не так ли?
– Действительно, таково мое имя, – улыбнулся я. От бесчисленных повторений оно начало терять реальность.
– Я знаю теперь, отчего оно мне более или менее знакомо, – продолжала она и обернулась к дочери. – Почему ты мне не сообщила, что среди твоих приятелей есть один?..
Одетт Ларшо отправила к потолку облачко дыма:
– Да ведь мы решили, что это будет бесполезным, ты не помнишь?
– Что будет бесполезным? – полюбопытствовал я.
– Я вообразила, что нуждаюсь в услугах частного детектива, – пояснила госпожа Жакье. – С этой целью я выискала в телефонном справочнике всех ваших парижских коллег. Таким образом, многие имена, в частности ваше, в большей или меньшей степени запали мне в память.
– На этом вы остановились?
– Да. Это было бы напрасной тратой денег.
– Как бы там ни было, если вы передумаете, я в вашем распоряжении.
– Спасибо.
– Так, о ростовщике...
– Да. Вы хотели знать...
Я рассказал о Морисе Баду. И остался ни с чем. Ей ничего не было известно ни о нем, ни о природе его отношений с Кабиролем. Впервые она прочитала его имя в газетах. Мораль: я потратил время зазря. Если только... Надежда зарождалась с другой стороны. Я перевел разговор на иное и ловко заставил госпожу Жакье вернуться к изучению справочника в поисках детектива.
– Это из-за моего мужа, – призналась она.
– Вашего мужа?
– Господина Жакье.
– А, да! И что?
Почти таким же тоном, каким сообщают время или о перемене погоды, она провозгласила:
– Он исчез... – помолчав, она повторила:
– Он исчез, но вскоре вернется, – продолжала она. – Если не к семейному очагу, то во всяком случае в Париж. А тогда я знаю, где его искать.
– Естественно, – вмешалась Одетт, – что в тот момент мама разволновалась.
– Всегда неприятно узнать, что муж тебя обманывает, – бросила мать. – Даже если у вас нет взаимопонимания. Но было бы неправдой сказать, будто я разволновалась. Я уже в том возрасте, когда такого рода неприятности перестают трогать...
– И во имя своей философии вы отказались от затеи обратиться к детективу? – поинтересовался я.
– Нет... Но я еще думаю об этом, – резко ответила госпожа Жакье. – Мне понадобится посредник. Я не могу сама опуститься до подобного шага. Я... Нужен кто-то, кто заставит его... Да... Не согласитесь ли вы взять это на себя, господин Нестор Бурма?
– То есть... – Мне не хотелось слишком откровенно набрасываться на предложенную кость. – Если вы уверены в скором возвращении...
– Уверена, но дело не в том.
– Развод?
– Есть вещи более срочные... – Она провела рукой по лбу. – Я устала... Эти полицейские...
– Они были невежливы?
– Очень корректны, но вы ведь понимаете, для человека моего положения признаваться в знакомстве с таким типом, как Кабироль...
– Я понимаю. Вы имели дело с комиссаром Фару?
– С двумя обычными инспекторами.
Я поинтересовался, что они хотели выяснить, и убедился, что действовали они в соответствии с обычной рутиной, не более того. Я вернулся к Жакье, норовившему в очередной раз исчезнуть... на сей раз из беседы.
– Ну... э-э-э... – бормотала покинутая вдова. – Одетт, прошу тебя, объясни господину Бурма... я не в состоянии...
Девушка объяснила. Не вполне самостоятельно, так как время от времени, невзирая на свое состояние, мать не могла удержаться и не вставить слово или что-нибудь не поправить.
После многих лет вдовства госпожа Виктор Ларшо превратилась в госпожу Поль Жакье. Она до сих пор недоумевала, почему. Свою ошибку она поняла очень скоро. Жакье, моложе ее, то и дело нарушал условия контракта. В прошлом ноябре – полгода назад – он завертелся вокруг Мисс Пэрль, заезжей воздушной акробатки Зимнего Цирка. В этой компании он отправился прямиком на седьмое небо. Прихватив с собой деньги. Уточним, правды ради, что из собственной шкатулки. Госпожа Жакье испытала глубокое унижение. Сбежать с бродячей акробаткой! Это стало концом всего. Я в течение нескольких долгих минут выслушивал рассуждения о том, как некоторые не умеют жить и какие у них извращенные вкусы. Инцидент чуть было не повлек за собой несчастных последствий для будущего брака Одетт. Тем более, что идиллия лишь только-только начиналась. Ничто еще не было решено. А я охотно признаю, муж, сбежавший с гимнасткой, выглядит не лучшим образом. Особенно в глазах чопорного семейства. А семейство Марёй – так я узнал фамилию вдохновенного создателя новых моделей хорошеньких пингвинчиков – было весьма чопорным. К счастью, Жан Марёй очень увлекся Одетт и ему хватило мозгов не взваливать на девушку ответственность за скандальное поведение отчима. В конце концов, это другая кровь. Очень хорошо. Поставим точку. Рассказчица перевела дыхание, а я глотнул вермута, чтобы облегчить себе переваривание всего услышанного. Около трех недель госпожа Жакье перемалывала свои проблемы в одиночестве. Этот период жизни она вспоминала вообще с неудовольствием, так как сентиментальные и семейные проблемы дополнились еще и проблемами, связанными с производством побрякушек. Один из лучших литейщиков заболел, проявляя признаки душевного расстройства, и хозяйка, подлинная вторая мама для работающих на нее пролетариев, наравне с бедной старой матерью несчастного занялась его здоровьем. Настоящая вторая мама для старых матерей тоже. Та старая мать, о которой идет речь, с тех пор помогает с уборкой дома. Если я помню, мы только что встретили ее при входе в вестибюль. Да, возможно. Ужасная драма, потребовавшая всего ее времени. Времени хозяйки дома. Я очень живо все себе представлял – и даже старушку-мать, если угодно, – но вот что не укладывалось в моем воображении, так это откуда возникла среди подобной свалки идея обратиться к частному детективу. Короче, обманутая супруга решилась наконец, чего бы ей это не стоило, сообщить в полицию о безрассудствах своего бога и господина, открыв причины бегства, назвав сообщницу, но не ее адрес, так как имя гимнастки исчезло с афиш Зимнего Цирка. Ее ожидало турне по провинции и за границей, а может она последовала за странствующим цирком. Само собой, это ничего не дало. Меня это не удивило. В "Бюро по расследованию в интересах семьи" они никогда чудес не творили. Их каждый день ставят в известность о десятках исчезновений, половина которых относится к области фантазий, а добрая четверть – куда серьезнее, нежели побег загулявшего мужа, влюбленного в канатоходку.
– И тогда-то вы подумали о частном детективе? – вставил я, чтобы напомнить матери и дочери о существовании когда-то подобных поползновений. (Они, казалось, об этом забыли.)
– Нет.
Нет? Ладно. В таком случае, предоставим все своему течению. Подобно течению дней, недель и месяцев, когда госпожа Жакье почти позабыла (меня это не удивляло) о существовании неверного, до того, как...
В рассказ был введен новый персонаж. Я сразу представил себе этого гражданина, елейного, слащавого, преувеличенно вежливого, непременно с достойной лысиной и в жестком воротничке с заломленными уголками, с пухлыми ручками придворного аббата: мэтр Ипполит Диану, нотариус с бульвара де Фий-дю-Кальвэр. Он был нотариусом Ларшо, его жены, вдовы и Жакье. Он почти вошел в семью. В прошлом марте сему достойному мужу в интересах его клиентки понадобилась подпись ее супруга на документе. Госпожа Жакье попыталась мне объяснить, о чем речь, но так как сама, похоже, не разобралась в вопросе до конца, а я лично не очень подкован юридически, то мало что понял. Суть не в этом. Главное – возникла необходимость в подписи и для поисков беглеца предполагалось воспользоваться талантами частного детектива. Наконец-то мы добрались. Я... нет, еще не время.
– Для начала я написала мужу, – сказала госпожа Жакье. – На имя этой Мисс Пэрль. Я вполне могла избавить себя от этого недостойного и унизительного шага. Письмо я адресовала администрации Зимнего Цирка. И до сих пор жду ответа.
– Возможно, они не пересылают почту? – предположил я.
– Напротив. И очень аккуратно. Я ездила справляться. Мое письмо было отправлено в Лондон или Берлин, не помню. Затерялось оно или нет, ответа я не получила...
Но из уст циркового администратора она узнала, что мисс Пэрль вернется в Париж в течение апреля с новой программой. Она ввела в курс дела мэтра Диану, сообщив ему также о своем намерении обратиться к частному сыщику. Прежде чем отправиться к нотариусу, она по справочнику профессий составила список вероятных кандидатов. Посланцу предстояло следовать за Жакье на край света. Именно поэтому мэтр Диану, заботясь о деньгах клиентки, разубедил ее, и разорительный проект был задушен в зародыше. (Это, конечно, мудро. Но если подобная мудрость распространится, частным детективам останется только записаться на биржу безработных.) Пока же, насколько я понял, время терпело (я имею в виду историю с подписью), и так как гимнастка должна была вскоре вернуться в Париж, то существовала альтернатива – или Жакье по-прежнему тяготел к ее орбите (так выражался господин нотариус), и тогда он вернется вместе с ней, или же они расстались, и тогда артистка не откажется дать о нем сведения. В любом случае, сейчас принято наилучшее решение: им не придется искать вслепую и расходы сведутся к минимуму. Я промолчал.
– В первом случае, – говорила дальше госпожа Жакье, – несовместимо с нашим достоинством, – как моим, так и мэтра Диану, – идти разыскивать моего мужа среди бродячих акробатов. Так что...
– Я могу взять это на себя, – предложил я.
– Очень хорошо. Во втором случае, разумеется...
– Он тем более по моей части.
– Очень хорошо, – повторила она. – Нет смысла ждать неизвестно чего. Считайте себя нанятым, господин Бурма. Я...
Она вдруг целиком ушла в созерцание складки на платье. Затем принялась старательно ее заглаживать.
– ...э-э... то есть...
– Да?
Она оставила складку в покое:
– Я, разумеется, должна посоветоваться с мэтром Диану. Ты как думаешь, Одетт?
– Не знаю, – ответила девушка.
– Да, это вопрос вежливости.
Она встала и подошла к телефону, томящемуся, словно наказанный ученик, в углу на консоли, и набрала номер:
– Алло? Мэтр Диану? Добрый вечер. Это Эрнестина...
Пока она разбиралась с нотариусом, ее дочь занялась мной:
– Еще аперитива?
– С удовольствием.
Наполняя мой бокал, она заметила, понизив голос:
– Что ж, господин детектив, вы не тратите времени даром.
Она улыбалась. Я тоже улыбнулся в ответ:
– Не правда ли? Наглость – второе счастье, если верить поговорке.
Она покраснела:
– Я не то хотела сказать.
– Помимо прочего, это неверно. Будь это правдой, Кабироль был бы жив.
– Ох! Не говорите мне больше о нем, – слегка притопнув ногой, сказала Одетт.
Раздался металлический звук резко поставленного на место телефонного аппарата. Госпожа Жакье присоединилась к нам.
– О чем это вы тут шепчетесь? – подозрительно спросила она.
Я соврал что-то удобоваримое, после чего пожелал узнать о результатах переговоров:
– Ну как? Что мэтр Диану? Она раздраженно пожала плечами:
– Он обозвал меня старой дурой или вроде того. Как обычно. По его мнению, мы должны просто ждать. Это вопрос нескольких дней. Нет смысла входить в расходы. Это всегда можно будет сделать в подходящий момент.
– Так он против? – спросила Одетт.
– Он предоставляет мне свободу решать самой... В таком случае я... я выпишу чек на ваше имя, господин Бурма. Счет дружбы не портит...
Согласен, а железо следует ковать пока горячо. Очевидно, именно поэтому и во избежание искушения передумать госпожа Жакье вылетела из гостиной, вероятно, в направлении своего секретера. Мы с Одетт остались вдвоем.
– Мама, должно быть, кажется вам немного чудаковатой, – смущенно кашлянув, заметила девушка.
– Она забавна, – я взглянул на нее, – и не напускайте на себя такой вид. Я, знаете ли, ничего ей не рассказал, если именно это вас гложет.
– Спасибо, господин Бурма.
– Берегите свои "спасибо". Мне нечего было ей сказать. Я только хотел узнать что-нибудь о Баду. Но обратился не по адресу. Тем хуже... Впрочем, как вы заметили, я все же не зря потерял время, так как мне поручено связаться с вашим отчимом...
– Для вас не в новинку подобная работа?.. Ох, до чего я глупа! Ну, разумеется!
– Мне в основном не в новинку задачи посложнее... В эту минуту в комнату вернулась госпожа Жакье:
– Вот ваш чек. Этого достаточно? Я мельком взглянул на цифры.
– Слишком много.
– Что нужно, то нужно.
– Благодарю вас...
Я складывал розовый бумажный прямоугольник:
– Ради себя надеюсь, что эта Мисс Пэрль привезет вашего мужа в багаже, а мне останется только отволочь его, если понадобится, даже за шиворот на ковер к мэтру Диану. Сейчас мне кажутся излишними еще какие-либо сведения. Так же, как и фотография. Во всем этом возникнет необходимость только в случае более углубленных розысков...
– Если хотите, я могу дать вам одну прямо сейчас, – воскликнула госпожа Жакье. – Это не те изображения, которыми я особо дорожу... такой хам!
Она подскочила и направилась к небольшому предмету обстановки неопределенного назначения, открыла один из ящиков, порылась внутри и протянула мне извлеченную оттуда фотографию размеров с открытку.
С нее в объектив фотоаппарата смотрел сорокалетний мужчина приятной наружности с поредевшими висками и шишкой на кончике носа. Лично я не стал бы совершать безумства ради него. Правда, я не вдова и не воздушная гимнастка.
Спрятав фотографию и чек в бумажник, и так как меня не задерживали на ужин, я откланялся.
* * *
Когда несколько позже я возвращался к себе, еще не ушедшая спать консьержка вручила мне пакет. Вид у нее при этом был престранный.
– Оставила ваша секретарша, – объяснила она.
Это оказался розовый бумажный пакет с элегантной ярко-голубой надписью: "Розианн, чулки, тонкое белье". Любопытная женщина наверняка заглянула внутрь и увидела там соблазнительные трусики, покупка которых столкнула нас с Одетт нос к носу. К ним прилагалась записочка, нацарапанная немного манерным почерком Элен. Я прочитал ее у себя в комнате: "Вы их забыли. Возможно, они вам понадобятся. Лишний предлог для новой встречи". Она явно располагала свободным временем и вдобавок деньгами. Сделать такой крюк только из удовольствия подразнить меня.
Мое ворчание прервал телефонный звонок. Я снял трубку.
– Алло? – послышался голос Элен.
– Бюро Эротических Находок слушает.
Она рассмеялась:
– А! Уже получили?
– Держу в руках. За этим вы мне и звоните?
Элен снова стала серьезной:
– Нет. Из-за Роже Заваттера. Вы были правы, ну, насчет денег.
– Понял. Ему надоело вкалывать задаром, так?
– Он не признался прямо, но смысл именно такой. Ему нужно уехать в провинцию...
– К постели престарелой родственницы?
– Да.
– Вот олух! Я как раз получил деньги, но ему не придется их увидеть. Итак, он бросил следить за Баду?
– Он утверждает, что это бессмысленное занятие. Парень вышел из Национального архива, где провел полдня, и спокойно вернулся домой.
– Ну что ж, я счастлив, что наш вероломный друг завершил свои труды. Ладно. Сам займусь всем этим. Все?
– Да.
– Что ж, счастливо, дорогая.
– Не многовато ли дорогих, – съязвила Элен.
– И не маловата ли зарплата, – поддержал я, – Все верно.
И повесил трубку.
Надев пижаму и с трубкой в зубах, я подвел счета. 50 тысяч купюрами и 50 тысяч чеком, получается 100 тысяч. Первые изъяты с еще не остывшего тела Кабироля, Второй выписан госпожой Жакье.
Пятьдесят тысяч, пожалуй, многовато за посредничество. Тут было еще кое-что. А именно то, что госпожа Жакье по-прежнему считала меня любовником своей дочери и, по ее мнению, на улицу Ториньи я явился только поторговаться о плате за разрыв. Она желала меня купить. Недорого, но в конечном счете, лиха беда начало.
Чудесно. Мне слишком не хватало денег. Я не мог себе позволить деликатничать и оскорбляться. Предполагается, что меня можно купить? Меня можно купить. Сговорчивый ты, Нестор. И пришлите задаток, чтобы я тоже мог прикупить себе кое-что из белья, рубашки или шелковые кальсоны. Если верить этикетке, выловленной мной со дна розового пакета, такие штучки дорого стоят. 5 415 франков! Невозможно! Я прочитал не ту цифру. Да, цена оказалась ниже. Ниже на этикетке и по шкале ценностей. Ровно 2000 монет, что тоже не мало. 5. 4, это была дата покупки: 5 апреля. А 15 – номер продавщицы.
Еще несколько секунд я вертел трусики в руках, потом, усталый и в плохом настроении, сунул их в пакет, пакет в ящик, а свое тело – под одеяло.