– Султан нас скоро примет, – сообщил Дэнфорд Джеймсу Вулкотту, который выглядел недовольным.
– Я вообще не понимаю, почему мы тратим время здесь, если нам известно, что Сара в Бурсе! – запальчиво воскликнул Джеймс.
– Этого требует протокол, мистер Вулкотт. Если бы мы обратились к паше Бурсы, не увидевшись сначала с султаном, это было бы воспринято, как серьезное оскорбление.
– Меня не волнует протокол! Я просто хочу вызволить Сару! – с раздражением ответил Джеймс.
– Ну, а посольство протокол волнует. Или мы будем действовать, как положено, или не будем действовать вообще, – ответил Дэнфорд. Он тоже начал терять терпение. Дело было достаточно неприятное – похищение женщины, гарем… Его пуританские взгляды были оскорблены. Втайне Дэнфорд считал, что Вулкотт и его легкомысленная кузина сами виноваты в своих неприятностях: все, кто связывается с местным населением, обычно потом об этом жалеют. Посол считал Оттоманскую империю государством варваров, а посольство – единственным оазисом цивилизации посреди пустыни дикарей в тюрбанах. Но этот пост считался завидным, потому что обязанностей с ним было связано мало – только посещать чаи да развлекать проезжих важных персон, которые направляются в Индию и на Средний Восток. И если Дэнфорд хорошо проявит себя здесь, то следующее назначение он получит в Европу.
Вопрос с похищением девушки надо было решать осторожно. Дело Сары Вулкотт не должно помешать ему попасть в Париж или Вену.
Хислар открыл дверь в зал аудиенций Топкапи. Джеймс и Дэнфорд вошли внутрь и увидели, что комната запружена янычарами и алебардщиками, выстроившимися по обе стороны трона. Осман-бей стоял по левую руку султана, а хислар подошел и остановился справа от трона. Султан восседал на троне в темно-синем мундире Главного Янычара, в феске, увенчанной золотым полумесяцем и золотой кистью.
Дэнфорд произнес по-турецки церемонное приветствие, и султан склонил голову. Они переговаривались примерно минуту, и Джеймс пытался следить за ходом их разговора, но без особого успеха: чтобы вести дела, он неплохо освоил турецкий язык, но эта церемониальная речь, полная цветистых оборотов, ему не давалась. Наконец Дэнфорд повернулся к Джеймсу и спросил:
– Какой именно вопрос вы хотели задать султану?
– Спросите его, что случилось с Сарой! – с досадой бросил Джеймс.
Дэнфорд перевел его вопрос, и оба посетителя выслушали ответ султана.
– Он говорит, что не слышал об этой женщине, – сказал Дэнфорд, стараясь не смотреть Джеймсу в глаза.
– О чем он говорит?! Я договорился, что Сара будет обучать принцессу, вот через этого человека! – И возмущенный Джеймс указал на хислара.
Дэнфорд снова обратился к султану, и тот, пожав плечами ответил что-то, отчего посол на несколько секунд онемел от изумления.
– Что он сказал? – спросил Джеймс, пристально наблюдавший за Дэнфордом.
– Султан говорит, что, возможно, эта женщина и была здесь. Он на такие вещи особого внимания не обращает. Относительно дел гарема вам надо разговаривать с хисларом.
– Так спрашивайте его! Что здесь, к дьяволу, происходит, Дэнфорд? Совершенно ясно, что султан лжет.
– Молчите, прошу вас! – ответил посол, с трудом сохраняя на лице улыбку.
Джеймс неохотно замолчал, а Дэнфорд, повернувшись к хислару, задал ему несколько вопросов, на которые получил очень краткие ответы. Они были настолько просты, что Джеймс и сам их понял. Все сильнее раздражаясь, он переводил взгляд с хислара на посла. Было ясно, что Дэнфорд ничего не добьется.
– Хислар говорит, что эта женщина некоторое время действительно пробыла здесь, обучая султан-принцессу, но ему неизвестно, что с ней стало.
Джеймс багровел от негодования.
– Я и сам понял ответ, Дэнфорд, это просто чудовищно! Как вы можете позволять этим людям вытворять подобное!
Во время разговора Осман-бей старался не встретиться с Джеймсом глазами, но теперь многозначительно посмотрел на него, взглядом приглашая выйти. Джеймс моментально замолчал и с трудом взял себя в руки.
– Поблагодарите султана за любезно предоставленную аудиенцию и спросите, разрешает ли он нам обратиться к паше Бурсы, – сказал Джеймс, стараясь говорить как можно сдержаннее.
Дэнфорд, боявшийся, что Джеймс устроит скандал, с облегчением передал его слова султану. Тот пожал плечами и что-то спокойно проговорил, явно потеряв к ним интерес.
– Он говорит, что мы можем отправиться в Бурсу, если желаем, – перевел Дэнфорд.
Джеймс кивнул и деловито заметил:
– Тогда пойдемте отсюда.
Дэнфорд произнес заключительную речь, и, поклонившись, оба европейца направились прочь из тронного зала. Осман-бей воспользовался моментом, когда султан повернулся к хислару, быстро прошел вперед и, открыв перед Джеймсом дверь, чуть слышно сказал на простейшем турецком:
– Она все еще в Бурсе. Она пыталась убежать, но один янычар вернул ее паше. Она здорова и невредима.
– Откуда вы знаете? – пробормотал Джеймс, бросая взгляд в сторону трона, где султан все еще разговаривал с хисларом, не замечая их.
– Принцесса Роксалена подкупала людей, чтобы те доставали ей сведения. Удачи вам, я должен идти.
Осман вернулся в тронный зал, а Джеймс с Дэнфордом направились прочь из дворца.
– Вы слышали? – спросил Джеймс у посла. Дэнфорд кивнул.
– Я постараюсь как можно скорее отправить известие, что мы хотим увидеться с пашой.
– Надеюсь, с ним нам будет легче разговаривать.
– О, он совсем не похож на султана, который просто лжет, уклоняется от ответа. И в то же время дает понять, что ты не смеешь устроить международный скандал. Халид-шах – человек цивилизованный и прекрасно образованный, но по-своему он еще опаснее султана.
– Что вы имеете в виду? – спросил Джеймс, пока они в сопровождении алебардщиков шли к воротам Птичьего дома.
– Паша бывал за границей, знает европейскую культуру. Сомневаюсь, что он станет лгать относительно присутствия Сары в своем гареме, но он может предложить вам попробовать отнять ее у него.
– Что?! – ужаснулся Джеймс.
– Я, конечно; не знаю наверняка, – просто предполагаю. Но судя по рассказам, которые ходят об этом типе, можно ожидать от него чего угодно. Говорят, он очень… находчив.
У кареты Джеймс достал из кармана носовой платок и вытер взмокший лоб.
– В такие дни я начинаю жалеть, что уехал из Бостона, – признался он Дэнфорду.
Посол кивнул.
У него тоже бывали такие дни.
Сара сидела на краю купального бассейна, свесив ноги в воду. Стоявшая у нее за спиной Мемтаз расчесывала ей волосы, а напротив на скамье сидела Фатьма, курившая наргиле с двумя женщинами. До Сары долетал запах сладковатого дыма.
– Ненавижу запах этой гадости! – сказала она Мемтаз. – Меня от нее тошнит.
– Фатьма очень любит гашиш.
– Я заметила.
– С ним время идет быстрее, – объяснила Мемтаз.
– И голова перестает соображать, – отозвалась Сара.
– Возможно, и так, но в гареме голова не нужна. За нас думают другие.
Сара решила на это не отвечать. Фатьма подняла голову и что-то сказала Мемтаз по-турецки.
– О чем это она? – спросила Сара у Мемтаз.
– Она попросила, чтобы я отложила для нее ожерелье из аметистов и цитрина. Если сегодня вечером паша опять пришлет за ней, ей хотелось бы его надеть.
– Передай Фатьме, что она может его взять, – мрачно сказала Сара. С каким бы наслаждением она запихнула это ожерелье Фатьме в глотку, бусину за бусиной. Сара мучила себя воображаемыми картинами страстных объятий Халида и Фатьмы с той минуты, как паша выгнал ее из своих покоев, но не собиралась показывать свое настроение Фатьме.
Рыжеволосая обитательница гарема будет лишена повода для ликования. Сара постарается скрыть свою ревность.
Мемтаз запуталась гребнем в волосах, и боль заставила Сару поморщиться. Сара просто с ума сходила от ощущения собственного бессилия, вновь и вновь вспоминая последнюю встречу с Халидом и почти жалея, что не уступила ему. По крайней мере, она сейчас бы предавалась пылкой страсти, а не болтала ногами в хаммане, мечтая придушить соперницу.
Но Сара все-таки не отступила от своих принципов и гордилась этим, несмотря на то, что лишилась сна и была измучена ревностью.
Мемтаз закончила свое дело, и Сара встала, надела сабо и направилась к тепидариуму. Фатьма тоже встала, и когда Сара проходила мимо бывшей икбал, та выставила вперед стройную ножку.
Сара споткнулась, проехалась по гладкому полу хаммана и одетая плюхнулась в бассейн.
Фатьма пронзительно расхохоталась, беспомощно раскачиваясь и натыкаясь от смеха на своих подружек. Сара медленно вылезла из бассейна, отвела с глаз прилипшие ко лбу мокрые волосы. Все замерли, наблюдая за назревавшим столкновением двух женщин.
Сара подошла к насмешливо улыбающейся Фатьме, тоже улыбнулась ей, а потом, замахнувшись, ударила прямо по носу.
Фатьма вскрикнула, прижав руку к лицу, между пальцами появилась кровь. Потом с оглушительным криком бросилась на Сару, стараясь схватить ее за шею.
Мемтаз с воплем кинулась к дверям, вызывая евнухов. Как по волшебству мгновенно появилось сразу двое. Бросившись к сражающимся женщинам, они не без труда разняли их и растащили по разным комнатам.
– Позови хислара! – крикнула Мемтаз стражнику у двери. Он бросил свой пост в тот момент, когда мимо них протащили Фатьму, которая извивалась и лягалась. Из обоих концов купальных помещений доносились оглушительные крики. Наконец в хамман вбежал Ахмед, на ходу поправляющий тюрбан.
– Что за кошачий концерт? – осведомился он у Мемтаз. На крики начали сбегаться и другие обитательницы гарема, они хотели узнать, что происходит.
– Произошла драка между моей госпожой и Фатьмой, – тихо ответила Мемтаз, опуская глаза.
Ахмед со вздохом кивнул.
– И где твоя госпожа? – поинтересовался хислар.
Мемтаз кивком указала на соседнюю комнату. Ахмед прошествовал к двери, и женщины расступались перед ним, давая ему дорогу.
– Уходите к себе и занимайтесь своими делами! – крикнул он на них, и те неохотно послушались, стараясь по дороге все-таки узнать подробности происшедшего. Подобные события нарушали скуку гаремной жизни, их с нетерпением ждали, а потом долго вспоминали и пересказывали друг другу.
Ахмед вошел в комнату, для переодевания и обнаружил там мокрую и разъяренную Сару, которую не без труда удерживал евнух.
– Отпусти ее, – приказал Ахмед евнуху, и тот немедленно повиновался. Сара потерла руку в том месте, где он сжимал ее.
– Насколько я понял, вы участвовали в драке, – обратился Ахмед к Саре, уперев руки в бока. Сейчас он напоминал директора школы, укоряющего непослушного ученика.
– Пусть Фатьма рассказывает, она первая начала, – обиженно ответила Сара, понимая, что говорит, как десятилетний мальчишка, нашкодивший во время переменки.
– Сейчас я разговариваю с вами. Что случилось?
– Фатьма подставила мне подножку, когда я проходила мимо нее, и я упала в бассейн. За это я дала ей в нос.
– Вы дали ей в нос? – переспросил Ахмед, изумленно глядя на нее. Сара говорила по-турецки с сильным акцентом, так что на секунду хислару показалось, что он просто плохо понял ее слова.
– Да, вы правильно меня поняли.
– Вы считаете, что так нужно отвечать на шалость?
– Это была не шалость!
– Да? А что же?
– Попытка меня унизить, сделать предметом насмешек, – ровным голосом отозвалась Сара.
– Ясно. А почему она должна делать этого?
Сара подозрительно взглянула на Ахмеда, не веря, что он может серьезно ее об этом спрашивать. Но он спрашивал совершенно серьезно.
– Я стала фавориткой вместо нее, – коротко ответила Сара. – А она хочет вернуть себе прежнюю славу.
– Вы слишком прислушиваетесь к гаремным сплетням, – заметил Ахмед, но Сара не поняла, что он имел в виду. Не дав ей возможности задать вопрос, он продолжил: – Мы не можем допустить драк в гареме. Еще один подобный случай, и вы снова будете заперты в своих покоях.
– Не понимаю, почему я должна быть наказана из-за того, что Фатьма ведет себя, словно истеричка, – возразила Сара.
Ахмед воздел к небу руки, устав от ее упрямства.
– Вы меня слышали, добавить мне больше нечего. Не приближайтесь к Фатьме, иначе будете иметь неприятности.
Ахмед стремительно удалился, и вся его фигура выражала справедливое возмущение. Сара, подняв с пола одну из сабо, швырнула в закрывающуюся дверь.
Халид сидел в своем зале для аудиенций, выслушивая скучный доклад об урожае, когда в дверь постучал Ахмед, а потом осторожно ее приоткрыл и заглянул внутрь.
– Входи! – окликнул его Халид.
Хислар прошел и остановился, скрестив на груди руки.
– Мы продолжим этот разговор днем, после часа, – сказал Халид своему министру сельского хозяйства. Тот встал, собрал бумаги и, кланяясь, удалился.
– Что случилось? – спросил Халид у Ахмеда.
– Вы приказали докладывать вам о том, чем Сара занимается в гареме, – ответил хислар.
– И?
– И она только что схлестнулась с Фатьмой.
Халид изумленно уставился на него, а потом расплылся в улыбке.
– Рассказывай, что произошло.
Когда хислар закончил свой рассказ, Халид громко смеялся.
– Не могу поверить, что Сара дала Фатьме по носу! – проговорил он сквозь смех.
– Я сам видел распухший нос Фатьмы, а может, он сломан.
– Пусть ее осмотрит доктор Шакоз. Он уже вернулся из своей поездки.
Халид продолжал улыбаться, но лицо хислара оставалось каменным.
– Я вижу, ты не находишь случившееся забавным, – поддразнил Халид Ахмеда.
– Нет, господин. Я должен поддерживать в гареме порядок. Если этих женщин оставить без наказания, не могу даже предположить, какие беспорядки нас будут ожидать в дальнейшем.
– Хорошо. Пришли ко мне Сару.
Через несколько минут появилась Сара. Она просто накинула поверх рубашки отделанный золотом кафтан и стянула его пояском на талии. Ее волосы были еще влажными. Они не виделись с момента их последней ссоры, и Халид жадно разглядывал свою любимую, заметив, что без обычной гаремной косметики у нее лицо совсем юной девушки. Халид отослал сопровождавших ее евнухов, а потом, откинувшись в кресле, стал разглядывать безмолвно стоявшую Сару.
– Ахмед очень тобой недоволен, – начал он. Сара молчала.
– Он сказал мне, что ты дала Фатьме по носу.
– После того, как она подставила мне подножку.
– Как не солидно!
– Теперь вы собираетесь объяснить мне, что такое солидность?
– Я собираюсь объяснить тебе, как положено себя вести. Прежде я счел бы, что подобная потасовка ниже твоего достоинства.
– Ну, может, я поняла, что здесь надо многому научиться, чтобы выжить. Поэтому готова дойти до какого угодно низкого уровня.
– Какие яростные слова я слышу от благопристойной бостонской мисс.
– По-моему, я уже не такая благопристойная. Вы об этом позаботились. Мне хотелось бы знать, что вы собираетесь сказать Фатьме. Она тоже выслушает нотацию?
– С Фатьмой я обойдусь так, как сочту нужным.
– Могу себе представить, как. Пожалуйста, передайте вашей любовнице, что если она попробует еще раз выкинуть нечто подобное, то заработает фингал.
– Что такое фингал?
– Синяк под глазом. А как его называют в Англии?
– Фонарь, – ответил Халид.
– Ну, если вы не хотите, чтобы ваша рыжеволосая потаскушка получила фонарь, велите ей оставить меня в покое.
– Моя рыжеволосая потаскушка? – шепотом повторил он, изумленно раскрывая глаза.
Сара кинула на него неприязненный взгляд.
– Наверное, вам это доставило удовольствие, не так ли? Кинули меня к Фатьме на ее территорию и позволяете ей мною забавляться!
– Территорию? – переспросил Халид.
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Ну, так последствия могут вас очень удивить. Не забудьте заглянуть в местную газету, чтобы не пропустить продолжение нашей истории!
Резко повернувшись, Сара прошествовала к двери.
– Тебе не разрешалось уйти! – крикнул Халид ей вслед.
Сара снова повернулась к нему.
– Можно просить вашего высочайшего соизволения на мой уход? – саркастически осведомилась она.
Взгляд, который Халид кинул на нее, иначе, как печальным, назвать было нельзя.
– Неужели нам обязательно быть врагами, Сара? – тихо спросил он.
– Это не я решила, донме паша, – равнодушно ответила она, не глядя на него.
– Хорошо, – вздохнул Халид. – Можешь идти.
Сара вышла за дверь, и ее эскорт пристроился следом. В коридоре она встретила хислара, направлявшегося к Халиду:
– Ты опять здесь? – раздраженно спросил Халид. – Ну, что еще?
– Я получил известие от Дурхан-аги.
– И что хочет сказать капитан моих алебардщиков? – осведомился Халид, нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотнику.
– Турхан-ага просит аудиенции. Он получил для вас письмо от посланца, явившегося к воротам Каретного дома.
– И почему он не передал это письмо тебе? – осведомился Халид, удивленный такой чрезмерной церемонностью.
– Он пообещал, что доставит письмо лично.
Халид взмахнул рукой:
– Пришли его сюда.
Турхан-ага, занимавший во Дворце Орхидей тот же пост, что и Осман-бей – в Топкапи, был пожилым уроженцем Измира, беззаветно преданным паше. Постепенно поднимаясь вверх по служебной лестнице, он, наконец, занял свой нынешний пост. Будучи впущен в покои Халида, капитан алебардщиков опустился на одно колено – такое приветствие он усвоил от турок-христиан своего родного города и остался ему верен.
– Что у вас для меня? – спросил Халид, любивший капитана своей охраны.
Турхан извлек из своей куртки конверт и вручил его своему повелителю.
Увидев на обратной стороне конверта печать американского посольства, Халид спрятал письмо в карман.
– Спасибо, Турхан. Можете идти.
Капитан поклонился и быстро удалился. Хислар направился было за ним следом, но Халид попросил ею остаться.
Халид подождал, пока за Турхан-агой закрылись двери, и только тогда сказал:
– Письмо из американского посольства.
Ахмед бесстрастно наблюдал, как Халид вскрыл письмо и быстро пробежал его глазами. Там оказалось два абзаца английского текста, а ниже – перевод на турецкий.
– Посол, некая личность до имени Дэнфорд, просит как можно скорее принять его в связи с исчезновением американской женщины, Маргарет Сары Вулкотт.
– Маргарет? – переспросил хислар. Халид пожал плечами:
– Я сам впервые слышу это имя. Игнорировать такое письмо я не могу. На него надо ответить.
Ахмед хмыкнул:
– И что они будут делать? Объявят войну Турции?
– Ах, мой друг, ты не дипломат, не понимаешь правил игры. Я просто напишу, что в настоящее время слишком занят внутренними проблемами – и это правда – и что не смогу предоставить им аудиенцию в течение нескольких недель.
– А это неправда.
– Этот Дэнфорд не посмеет назвать меня лжецом. Он дождется назначенного срока.
– И чего вы надеетесь добиться отсрочкой?
– Сары! – просто ответил Халид.
Ахмед прекрасно знал, когда надо молчать, поэтому не стал выражать своего отношения к одержимости паши завладеть американкой.
– Я напишу ответ сегодня же, а ты отправь Турхана-агу или кого-нибудь из янычар, чтобы они доставили письмо в посольство.
Ахмед поклонился.
– Посмотрим, как американцам удастся решить этот вопрос, – вслух размышлял Халид. – Мы, жители Востока, издревле владели такими тонкостями, но они – новички. Их стране всего сто лет.
– Но она очень сильная, – напомнил ему Ахмед.
– Ты думаешь, президент Соединенных Штатов отправится в Константинополь искать школьную учительницу? – насмешливо спросил Халид.
Ахмед ничего не ответил. Он понятия не имел, что могут предпринять американцы.
– У меня все, Ахмед. Я хочу остаться один, пока не вернется министр сельского хозяйства.
Ахмед, поклонившись, вышел, а Халид стал перечитывать письмо.
Роксалена вышла из-за большого куста в Саду Кадии в Топкапи и поманила к себе Осман-бея. Тот опасливо осмотрелся, а потом в четыре размашистых шага преодолел разделявшее их расстояние. Роксалена схватила его за руку.
– Ты говорил с кузеном Сары? – прошептала девушка.
– Всего несколько секунд. Султан все время был рядом, и я только смог сказать ему пару слов, когда он уходил.
– Ты сообщил ему, что она пыталась бежать из Дворца Орхидей?
Осман кивнул.
– Прекрасно! Это заставит его упорнее стараться вызволить оттуда Сару! – воскликнула Роксалена. – Жаль, что я не смогла присутствовать на аудиенции. Отец мне запретил.
– Он, наверное, понял, почему ты хотела туда попасть.
Роксалена вздохнула:
– Я видела, как подъехала карета из посольства, но у меня не было никакой возможности передать мистеру Вулкотту записку. Если я и дальше буду давать столько взяток, то у меня совсем не останется украшений, и рано или поздно султан это заметит.
– Ты делаешь все, что в твоих силах, Роксалена, – утешил ее Осман, сжимая ее тонкие пальчики.
– Но достаточно ли этого для того, чтобы помочь Саре?
Осман пожал плечами. Кто же мог это знать?
* * *
Что Халид сказал Фатьме по поводу их «разногласий», осталось загадкой для Сары, но после того дня рыжеволосая женщина практически исчезла из ее жизни. Когда Сара входила в хамман, Фатьма сразу же удалялась оттуда, если Сара лежала в тепидариуме и туда случайно забредала Фатьма, то она тут же поворачивалась и исчезала. Им было совсем нетрудно избегать друг друга: территория гарема была велика. Сара, конечно, была рада, что проблема разрешилась, но в то же время была немного разочарована тем, что не имеет возможности еще раз схлестнуться с Фатьмой.
Сара уже несколько дней ничего не слышала о Халиде и была раздражена.
Однажды вечером, спустя дней десять после того, как Сара в последний раз видела пашу, Мемтаз с серьезным видом вошла к ней в спальню, объявив:
– Госпожа, произошла кража.
– Кража чего?
– Вашего аметистового ожерелья.
– Оно никогда не было моим, Мемтаз, ожерелье находилось в шкатулке с украшениями икбал, когда я здесь появилась.
– Сейчас вы икбал. Значит, оно ваше.
– Ладно, хорошо. И что, по-твоему, с ним случилось?
– Оно было у Фатьмы. Помните, она попросила его у вас?
«Как я могла бы забыть? – подумала Сара. – Ну что ж, если его взяла Фатьма, пусть оставляет себе. Все равно оно когда-то ей принадлежало».
– Мне не жаль этого ожерелья, Мемтаз. И ей необязательно его возвращать.
– Но обо всех случаях кражи я обязана сообщать хислару, – упрямо отозвалась Мемтаз.
Сара вздохнула:
– Может, Фатьма просто забыла его вернуть. Почему бы тебе не спросить у нее, где ожерелье?
– Я уже это сделала. Фатьма говорит, что вернула его, но это неправда, госпожа. Я очень забочусь о ваших вещах, и знала бы, если бы ожерелье вернули.
Сара устало потерла переносицу. Конечно, она готова была отвечать на агрессивные выпады Фатьмы той же монетой, но мелочные свары из-за побрякушек ниже достоинства их обеих.
– Я не хочу, чтобы ты докладывала об этом хислару, – твердо сказала Сара Мемтаз.
– Это приказ, госпожа? – чопорно осведомилась та.
– Да, приказ.
– Слушаюсь. – Мемтаз собрала сброшенную Сарой одежду и спросила: – Вы желаете кушать в тепидариуме, госпожа?
– Нет. Здесь. Одна.
Мемтаз поклонилась.
Когда Мемтаз вернулась с серебряным подносом, Сара читала. Она съела немного брынзы, рахат лукум и выпила компот из оливок. Спать легла рано, пока Мемтаз еще не ложилась.
Среди ночи Сара проснулась от мучительной боли в желудке.
Она потянулась за колокольчиком, который стоял около ее постели, но нечаянно смахнула со столика стакан с водой. Звон разбитого стакана разбудил Мемтаз, которая сразу же вбежала в комнату.
– Что случилось, госпожа? – испуганно ахнула Мемтаз, увидев искаженное лицо Сары, покрытое капельками пота.
– Не знаю… Живот болит, – простонала Сара. Даже говорить было мучительно. Каждый вдох отдавался в желудке острейшей болью.
– Сейчас позову хислара, – сказала Мемтаз, стремглав выбегая из комнаты. Через несколько секунд она вернулась в сопровождении Ахмеда, который, только взглянув на Сару, приказал Мемтаз:
– Пошли за доктором Шакозом.
Сара посмотрела на Ахмеда и с трудом проговорила:
– Что… со мной?
– Не знаю, – ответил хислар, но по его взгляду, которым он обменялся с Мемтаз, Сара поняла, что он что-то подозревает.
– Дай воды! – попросила Сара. Мемтаз поспешила выполнить ее пожелание, но хислар остановил служанку:
– Не давай ей ничего, пока ее не осмотрит врач.
Саре казалось, что время остановилось. От боли у нее темнело в глазах. Наконец в комнату поспешно вошел врач. Он поправил пенсне и опустился на колени у постели Сары, щупая ее живот неловкими пальцами.
Сара громко вскрикнула.
Врач сказал что-то по-гречески, и Ахмед, переводя, спросил у Мемтаз:
– Она не беременна?
– Нет! – простонала Сара. Мемтаз покачала головой.
– Она не делала аборта? – продолжал переводить вопросы врача Ахмед.
– Бога ради – нет! – охнула Сара.
Врач пробормотал что-то, обращаясь к Ахмеду, и хислар, сказал:
– Доктор Шакоз говорит, что иногда женщины устраивают себе такое с помощью крючков для вязания и тому подобного и никому не признаются, пока не приходится вмешиваться докторам.
– Передайте этому… идиоту, что у меня не было… аборта! – с усилием выговорила Сара, уцепившись за край одежды Ахмеда. – Разве он не видит, что у меня нет кровотечения?
Ахмед поговорил с врачом, а потом, пока тот продолжал свой осмотр, отвел Мемтаз в сторону.
– Ты сама принесла ей ужин? – спросил Ахмед у Мемтаз.
Служанка кивнула.
– Она ела одна?
Мемтаз снова кивнула.
– Ты взяла поднос с мраморных полок у дверей гарема?
Мемтаз ответила:
– Да, конечно!
– Кто положил еду на поднос и принес его тебе?
– Незиме, прислужница на кухне. Она всегда приносит еду для икбал.
– И что было на подносе?
– Сыр, компот из оливок. На сладкое – рахат лукум. – Мемтаз придвинулась ближе и спросила: – Почему вы задаете мне эти вопросы? Думаете, мою госпожу отравили?