Мы уже приглядывались к взрослым. Ходили на балкон Дома культуры и смотрели через окно, как там танцуют парни и девушки «Полечку», «Краковяк», «Падеграс», «Полонез» и «Мазурку». Потом как–то постепенно уже начали ходить на танцы и сами. Шли по проспекту Мира и распевали неизвестно кем сочинённое: «Вот идут мои ноги по заволжской дороге, по проспекту до ДК кровь кипит как у быка!»

Перед танцами взад–вперёд прогуливались по проспекту, приглядываясь к девчонкам.

Западная мода докатилась и до нашего Заволжья. Многие пацаны (так иногда мы еще тогда себя называли) выглядели вот как: широкий в плечах пиджак с ватными подкладками на плечах, идущий книзу на конус; пестрая рубашка, желательно с попугаями или с пальмами; яркий до безумия галстук — тоже с пальмами или с русалками. Брюки резко заужены (дразнили нас: с мылом штаны надеваешь!), их мы часто перешивали сами вручную. На ногах — полуботинки на «манной каше», то есть на мягкой высоченной подошве, желательно белого цвета (если не хватало денег на такие — сами приклеивали второй слой микропористой резины). Носки ярко–пёстрые или белые. На голове — кок из собственных волос, собранный на голове в виде стоящей волны с помощью бриолина (вазелин, смывающийся водой).

У меня был пиджак зелёный, в яркую клетку, который знало «всё Заволжье». Именно как дань моде появились у нас тогда вторые имена: был Валькой — стал Робертом, звали Павлом — стал Эдиком. Всё было, как писал советский поэт:

А у девчонок, помню, самые смелые надевали юбки, которые открывали икры ног. Как сейчас бы сказали, тогда это было вызывающе «сексапильно».

Ну и танцы у нас уже появились другие. Мало–помалу начинали играть на танцах не только вальс, но и фокстрот. А где фокстрот, там и «Бесаме мучо» и «16 тонн». А больше — ни–ни, в ДК ничего не разрешалось, иначе тут же появлялись бдительные комсомольцы с красными повязками на рукавах: «комсомольско–молодёжная дружина».

Тут особо стоит заметить, что будущие «шестидесятники» — это тоже «дети войны».