Никифор Фока знал, что в Большом Дворце и после смерти Бринги его на каждом шагу будут подстерегать опасности. Военное искусство не могло помочь ему в закулисной войне, и все же у него был некоторый опыт, оттачивавшийся во время военных советов, на которых разрабатывались планы боевых действий. Никифор научился угадывать по одному слову или даже взгляду своих командиров затаенную обиду, ревность, тщеславные, подлые, предательские мысли, которые могли повлиять на исход сражения и подвергнуть опасности его жизнь. Он твердо верил в Господа Всемогущего, но научился не доверять венцу его творенья. Однако, когда у входа в Большой Дворец его, сияя радостной улыбкой, встретила Феофано, ослепительно красивая в своей пурпурной мантии, Никифор отбросил все сомнения, забыл пережитые тревоги и трудности, окончательно убежденный в том, что союзникам можно доверять больше, чем друзьям.

Они медленно поднимались по парадной лестнице из красного гранита, которая вела в Зал Августеона. И здесь рука об руку с регентшей Никифор наконец взошел на золотой трон Византии.

Встреча новоявленного императора с троном, с которого ему предстояло править империей, произошла совсем буднично, чтобы не сказать торопливо, после тяжелого дня, насыщенного эмоциями, ликованием, кровью. Никифор все еще слышал крики толпы, гул летящих огненных снарядов и вопли ужаса на Ипподроме, торжественные слова патриарха, прогремевшие под сводами Храма, и вот теперь возбужденный шепот Феофано, которая говорила ему что-то на ухо, пока высшие сановники империи, распростертые ниц, клялись ему в верности, желали здоровья и славы.

— Можно сказать, что нам сопутствовала удача и покровительствовал сам Господь, — говорила ему Феофано, — но и вы действовали мужественно и решительно. Ваши военные победы упрочили славу трона, но ваши долгие и частые отлучки из столицы позволили этому евнуху добиться безграничной власти. Зато теперь мы можем спокойно улыбаться всем этим сановникам, которые пришли засвидетельствовать вам свое почтение и принести клятву верности. А я счастлива и горда тем, что могу присутствовать вместе с вами при этом великом событии.

Слова Феофано удивили Никифора, но он решил, что этот льстивый придворный язык она переняла у Бринги. Она, такая непринужденная, своевольная и надменная, как в поступках, так и в словах, даже по рассказам гонцов, через которых Никифор и Феофано, тайно от евнуха, поддерживали друг с другом постоянную связь. И лишь после церемонии принятия присяги Феофано наконец удалось предстать перед новым императором в своем самом соблазнительном обличье, окончательно растопить броню недоверия, смягчить и покорить его суровое и простое сердце воина, незнакомого с нравами и обычаями двора.

После того как высшие сановники в знак верности и почтительности осуществили ритуал поцелуя колена императора, Никифор сошел с трона, чтобы принять поздравления и изъявления преданности от представителей семи административных сословий: стратигов, доместиков, судей, секретов, демократов, стратиархов, смотрителей. Никифор устало принял верительные грамоты, знаки различий и символы власти, которые сановники подобострастно вручили ему в надежде, что вскоре они будут им возвращены с подтверждением их прежних должностей и полномочий. Среди этих сановников были также и люди, преданные Иоанну Бринге, но Никифор уже решил для себя, что именно они в первую очередь получат подтверждение всех своих прав. Верность придворных всегда относительна и преходяща. Никифор нисколько не сомневался, что после того, как он убрал Брингу, самые преданные евнуху люди будут стараться изо всех сил заслужить доверие нового императора.

Никифору, родившемуся под знаком Скорпиона, недавно исполнился 51 год, но на эти годы тяжким грузом легли тяготы войны и бессонные ночи, волнения накануне каждого сражения и нервные срывы на следующий день, боль и угрызения совести за непогребенных солдат, тела которых остались лежать в пыли и грязи, и за пошатнувшуюся веру в тяжкие дни поражений. Нынешний успех не стер следов усталости, накопившейся за прежние годы, и волнений сегодняшнего дня, но его поддерживал сильный и мужественный дух. Он доверил Феофано быть его провожатой в лабиринтах Большого Дворца — целого царства, состоящего из бесчисленного множества залов, коридоров, лоджий, садов, лестниц, террас, колоннад и наконец длинной галереи, до самого Дворца Дафни, небольшого и гораздо более уютного, предназначенного не для церемоний: здесь протекала частная жизнь императоров. А императором был он, Никифор Фока, стратиг, который только сегодня, на рассвете, вошел в столицу во главе своего войска, готовый ко всему, к любым неожиданностям, хотя эта ситуация тщательно планировалась его верными посланцами не один месяц. Все было разыграно как по нотам, в соответствии с хитроумным стратегическим планом, и теперь он шел рядом с прекрасной Феофано, молодой, надменной и жестокой женщиной, которая представлялась ему хрупким, трепетным созданьем, нуждающимся в его защите и покровительстве. Ни он, ни она ни словом не обмолвились о длительных и тайных переговорах, подготовивших и сделавших возможной эту встречу. Нынешняя победа вычеркнула из памяти все прежние волнения, в том числе и волнения предшествовавшей ночи, и теперь непосредственная встреча, казалось, окончательно подтвердила единство их намерений, а может быть, и чувств. Феофано показывала Никифору, который после стольких лет отсутствия почти все забыл, расположение покоев, обстановку, утварь, мебель, перечисляла названия драгоценных мраморов с гой царственной сдержанностью, которой учил ее Бринга. То была обычная, хотя и длинная прогулка по Большому Дворцу до самых дверей покоев Феофано.

— Думаю, что здесь нам следует расстаться, — сказал Никифор. — Во время нашего чудесного путешествия по Священным Дворцам у меня было такое чувство, словно я гость и нахожусь в какой-то чужой стране, во всяком случае, в чужом доме, в котором непременно бы заблудился, если бы сама хозяйка не согласилась быть моей провожатой.

— Мне кажется, что ни один уголок Большого Дворца не должен остаться неизвестным императору. Теперь хозяин дома — он.

Феофано улыбалась Никифору на пороге своих покоев. Два стражника расположились по обе стороны двери, как будто ожидая, что они войдут вместе.

— Разве путешествие еще не закончено?

— Это зависит от вас, от того, не устали ли вы, от ваших желаний.

— Значит ли это, что я могу войти?

Вновь улыбнувшись, Феофано жестом пригласила Никифора переступить порог ее покоев. Никифор оглянулся на четырех вооруженных гигантов, которые все это время следовали за ними на почтительном расстоянии в десяток шагов, а теперь застыли у дверей в ожидании приказа.

Феофано сразу все поняла.

— Вы можете вполне довериться мне. Оставьте ваших стражей снаружи. В моих покоях вас подстерегают лишь такие опасности, от которых вас не смогут защитить вооруженные воины.

Насмешливая и вместе с тем соблазнительная улыбка играла на губах Феофано. Никифор тоже улыбнулся и последовал за ней, оставив своих людей снаружи.

— Я вынесла на своих слабых плечах двойной груз, — с обезоруживающей искренностью рассказывала Феофано, -груз государственного правления и не менее тяжкий груз вдовства. На троне, в Большом Дворце, и здесь, в моих покоях, не хватало мужчины. Теперь вы знаете, что можете рассчитывать на мою поддержку и дружбу. Мне кажется, я представила вам достаточное доказательство своей лояльности тем, что помогла избавиться от самого опасного вашего врага.

— Так же, как и вашего, — сказал Никифор с улыбкой, в которой промелькнула тень недоверия.

— Бринга был очень умен и понимал, что настоящий его соперник вы, а не я.

— Он был не только умен, но и вероломен. Если бы ему удалось с вашей помощью ликвидировать меня, то потом он с присущим ему коварством избавился бы и от вас.

— Мне каким-то чудом удавалось спасаться от этого дьявола, но без вашей помощи я бы в конце концов не выдержала и сдалась. Вы правы, говоря, что он был и моим злейшим врагом, но после его гибели мы можем считать себя в безопасности во Дворце, который он оплел паутиной заговоров и интриг. Ваше вступление на престол прошло удачно, но теперь, когда ваш злейший враг погиб, вы нуждаетесь в союзе с законной властью, которая легализировала бы в глазах народа ваше восшествие на престол.

Никифор в изумлении смотрел на Феофано, которая так легко перешла от лести и комплиментов к дипломатическим переговорам. Он решил убедиться, что правильно ее понял.

— Вы говорили о союзе. Но с кем?

— Со мной, — сказала Феофано. — Кроме того, что я регентша, я еще мать Василия и Константина, назначенных престолонаследниками усопшим императором Романом. Народ любит этих двух мальчиков, знает по портретам, не раз видел во время праздничных и официальных торжеств и может заподозрить, что вы имеете намерение лишить их прав на престол. Зачем вам этот ненужный и бесполезный риск? Я всегда восхищалась вашим мужеством, вашим военным искусством, восхищалась вами, но издали, как самая обыкновенная женщина, преклоняясь перед вами и почитая вас как героя. Теперь вы могли бы вознаградить меня за мою преданность и восхищение вами, закрепив уже существующий между нами союз юридически и официально.

Никифор удивлялся все больше: он был совершенно не готов к такому откровенному разговору, но, оказавшись в этой ситуации, был вынужден каким-то образом реагировать на нее, плохо понимая, что происходит. Слишком много событий случилось в этот день, и даже он, привыкший к сражениям и победам, был захвачен врасплох. Но откровенные признания Феофано требовали и от него такой же откровенности, если он не хотел с первых же шагов показаться слабым и нерешительным, что, разумеется, могло только повредить его жизни при дворе.

— Должен ли я расценивать ваши слова как брачное предложение?

— Да.

Никифор постарался скрыть свои чувства: он был польщен и изумлен одновременно.

— Но я намного старше вас, я — простой воин, а вы — изысканная и утонченная женщина, привыкшая к жизни при дворе. Многие годы я провел в лагерях вместе с солдатами и еще должен приспособиться к своему новому положению. Даже мое имя кажется мне неподходящим для той чести, которой я отныне удостоен.

— В мужчинах я ценю силу и мужество, — сказала Феофано, — это очень редкие качества.

Феофано умела читать по глазам мужчин, и в этот момент она поняла, что ситуация в ее руках и что отныне суровый воин, блестящий стратиг, император Византии Никифор Фока пойдет за ней хоть на край света. И вот, почти прижавшись лицом к лицу Никифора, молодая женщина шепотом предложила ему ключ от последней, разделявшей их двери.

— Сейчас мы с вами находимся в особом, привилегированном положении, в том смысле, что мы здесь одни и нам никто не сможет помешать.

Сказав это, Феофано взяла Никифора под руку и направилась вместе с ним в спальню. Два евнуха, охранявшие покои регентши, попытались было в соответствии с полученным ранее приказом закрыть створки двери, но люди Никифора молча скрестили свои пики на пороге. Так дверь и осталась полуоткрытой: по одну сторону стояли два евнуха в шелковых туниках, по другую — четыре вооруженных гиганта. И те и другие ждали долго, не обменявшись ни единым словом о неожиданно затянувшейся встрече между Никифором Фокой и регентшей Феофано. На рассвете гвардейцы Никифора все еще оставались там.