Вот уже две недели Зандель не отвечает на мои эсэмэски, а поговорить мне с ним по мобильнику не удается, потому что он всегда «недоступен». Когда Джано нет дома, я запираюсь в ванной и минут десять плачу, потом споласкиваю глаза холодной водой. Эти десять минут плача действуют лучше «Ксанакса». Отношения, которые как-то поддерживали мое супружество с Джано, превратились в наказание, словно любовь к Занделю была виной, а не удачным дополнением к моей с Джано жизни, полезным и невинным терапевтическим адюльтером.

На протяжении нескольких лет я считала свою связь с Занделем приятным развлечением, и только, каким, думается, были, примерно, отношения Джано с Валерией, но сейчас я поняла, что безумно влюбилась. Я представляла себе, что отчаяние и слезы обогащают любовь. А теперь, в более отдаленной перспективе, чувствую, что окунулась в какую-то романтическую и роскошную теленовеллу, повествующую о возвышенной любви. Никакого выхода. Западня.

Несколько часов в день Джано пишет свою книгу, а по вечерам вместо сидения перед телевизором берется перечитывать «Дон-Кихота», изданного в прекрасной, но громоздкой серии «Милленни» издательства «Эйнауди». Я заметила, что он не пользуется закладками, а каждый вечер открывает книгу где придется, как Библию. Должна сказать, что это весьма легкомысленный способ чтения, признак уверенности. Или неупорядоченности? Я тоже попробовала перечитать несколько страниц этой великой книги. Много воздуха и много света в той счастливой Ламанче. И нашла, какое это приносит отдохновение, действуя сильнее, чем обычные психотропные средства.

Словно внутренние мурашки, бегут в уме слова Джано — то ли саркастическое прорицание, то ли непроизвольный совет заменить Занделя «каким-нибудь интеллектуалом», как пишет он в своем романе, тут становится ясным и другое спонтанное представление Джано о моей личности и моей красоте, возможно, подсказанное Занделем, видевшим во мне прекрасную диву. А может быть, это подковырка, объясняющаяся безумной тайной ревностью?

А Дульсинея? Что скажет Дульсинея?