«Бойкот банкам». Признаюсь, что идея бойкотировать банки не так уж мне неприятна; помню, на этот счет высказался Бертольт Брехт, утверждавший, что большая вина лежит на тех, кто открывает банки, чем на тех, кто их грабит с оружием в руках. Вы уж простите меня, безвестные наивные анархисты — любители расписывать стены, но я просто не могу последовать вашему призыву или, вернее, выполнить ваш приказ, не зная, с чего следовало бы даже начать. Написанная от руки красной краской большими буквами, надпись эта появилась ночью, ибо я уверен, что вчера ее не было. Возвращаясь домой, я бы безусловно ее заметил, такую красную, выплеснутую на одну из стен по виа Говерно Веккьо рядом с домом, в котором живем мы с Клариссой. В скобках замечу, что никаких банков на этой улице нет. Я спрашиваю: кому и для чего может быть полезна подобная надпись?

Бойкот банкам. Скажем честно, никому не придет в голову добиться какого-нибудь результата, украсив такой надписью стену на одной из улиц исторического центра Рима. Они считают эти призывы, брошенные в толпу, примером политической борьбы. Вразброс или в стратегических пунктах? Но какая может быть стратегия на виа дель Говерно Веккьо? Они думают, что можно убедить кого-нибудь бойкотировать банки? Но прежде всего дайте мне какие-нибудь инструкции, так как я даже при желании не сумею бойкотировать банки. С чего надо начинать? А может, этот императив является всего лишь первым проявлением родившейся идеи, нулевым градусом протеста, первой ступенькой культурного расслоения? Нет, пожалуйста, только не говорите о культуре, потому что это всего лишь примитивные, дикие императивы племен. Не будем говорить о культуре. Пожалуйста.

И вот я спрашиваю себя: кто начертал эту надпись, какое у него лицо, сколько ему лет, подросток он или взрослый? Белый дурак. Почему не чернокожий? Шестнадцатилетний парень подъезжает на мотороллере, наскоро наносит эту надпись и уезжает. Но что знает шестнадцатилетний парень о банках? Может, кто-то велел ему это сделать? Заплатил ему? Кто дал баллончик со спреем? Да нет, это тридцатилетний бородач, который бродит по ночам, загаживая стены идиотскими фразами, и думает, что он революционер.

Кларисса не видит римские граффити или, вернее, видит, но не желает их видеть.

— Пачкают стены. Нужно было бы взять их за шиворот и заставить заплатить за чистку стен или хорошенько оштрафовать — брать по сто евро за слово. А еще лучше заставить их вылизать краску языком.

— Для тебя это вопрос чистоты города. Я же спрашиваю себя, кто заинтересован в том, чтобы писать на улицах приказные послания. Ладно, пусть никто не станет бойкотировать банки, но эта надпись поднимает проблему банков, поднимает скандал, и это доходит до тех, кто ее читает. Поймите, что банки — это не мирные институты, как думаете вы, нет, это центры криминальной спекуляции, отмывания денег, махинаций во вред вкладчикам.

— Не кажется ли тебе, что ты придаешь слишком большое значение бессмысленному призыву, написанному на стене каким-то нахалом? Всегда найдется какой-нибудь жалкий анархист или другие подонки, отбросы земли.

Я показал Клариссе самую абсурдную надпись, появившуюся несколько дней назад на пьяцца Навона, справа от газетного киоска, рядом со входом в бар: «Открой в себе животное».

— При всем желании, — сказал я, — не могу понять смысл этих слов; они даже не забавны и не правдоподобны.

— Ты ищешь правдоподобие на стенах? — сказала Кларисса, которая отвергает граффити напрочь. — Меня не интересует даже, что было в голове у написавшего этот идиотский призыв. Наверное, просто воздух, пустота.

— Согласен. Но порой идеи, которые не всегда бывают даром небес, встречаются и среди нелепостей.

— Мне кажется, стараясь расширить свой кругозор, ты слишком доверяешь римским штукатуркам.

— Это бессмыслица, согласен, но иногда и нонсенс может скрывать в себе вызов. Я хочу сказать, что сформулировать «принцип неопределенности» было вызовом.

— Ты сравниваешь стенной кретинизм с главным парадоксом ядерной физики.

— Ты права. Приношу извинения Гейзенбергу.