Мэлори живет в доме уже две недели. Она и ее соседи питаются консервами из подвала и мясом из морозильной камеры. Каждое утро, просыпаясь, Мэлори радуется тому, что электричество еще не отключилось. Новости теперь поступают лишь по радио, только Родни Барретту, последнему диджею, сообщить нечего. Вот он и болтает всякую ерунду. Злится. Сквернословит. Соседи Мэлори утверждают, что он уже засыпбл в прямом эфире. Тем не менее радио они слушают, и Мэлори понимает почему. Тихонько ли бормочет Барретт или на всю столовую, где стоит приемник, диджей – последняя ниточка, соединяющая их с внешним миром.

Мэлори чувствует себя затворницей. Невероятная клаустрофобия давит на нее и на малыша.

Впрочем, сегодня у обитателей дома вечеринка. Все шестеро собрались за обеденным столом. Помимо консервов, туалетной бумаги, батареек, свечей, одеял и инструментов в подвале нашлось несколько бутылок рома, который прекрасно дополняет травку от Феликса (он смущенно признался, что ожидал встретить в доме хиппи, а наткнулся на совершенно «правильную» компанию). Мэлори единственная, кто не курит и не пьет: ей-то нельзя терять голову. Только настроение соседей действует и на нее, да еще Родни Барретт в кои веки поставил музыку. Поэтому Мэлори улыбается, а то и смеется, вопреки непостижимым ужасам, которые стали обыденностью.

В столовой есть пианино. Как и юмористические романы, составленные стопкой у трюмо в ее комнате, оно кажется обломком другой жизни, ныне почти неуместным.

Сегодня на пианино играет Том.

– В каком ключе мелодия? – орет вспотевший Том Феликсу через всю столовую. – Ты про тональность знаешь? Ноты знаешь?

Феликс улыбается и качает головой.

– Нет, Том, откуда мне знать, черт подери? Но я с удовольствием тебе подпою.

– А вот этого не надо, – с улыбкой просит Дон, потягивая ром из стакана.

– Не, пою я классно! – уверяет Феликс, осклабившись.

Феликс встает, спотыкается и бредет к пианино. Вместе с Томом они поют «Ди-Лавли». Приемник стоит на комоде с зеркалом. Музыка, которую завел Родни Барретт, диссонирует с хитом Коула Портера.

– Эй, Мэлори, как ты? – спрашивает Дон, сидящий за столом напротив Мэлори. – Как тебе здесь? Пока нравится?

– Все нормально, – отвечает Мэлори. – Я о ребенке много думаю.

Дон улыбается, но улыбка у него грустная. Мэлори знает, что он тоже потерял сестру. Каждый из обитателей дома пережил ужасную потерю. Родители Шерил в панике уехали на юг, с тех пор от них ни слуху ни духу. Феликс, когда звонит наугад, всегда надеется на весточку о братьях. Джулс часто рассказывает о Сидни, своей невесте, которую нашел в канаве неподалеку от дома, прежде чем ответил на то же объявление, что и Мэлори. Горло у Сидни было перерезано. Но самой страшной Мэлори кажется история Тома. Если слово «страшный» еще не обесценилось окончательно.

Сейчас Мэлори слушает, как он играет на пианино, и у нее сердце разрывается от жалости.

Вот «Ди-Лавли» заканчивается, и снова слышно одно радио. Песня, которую поставил Родни Барретт, тоже заканчивается, и диджей начинает говорить.

– Слушайте, слушайте! – восклицает Шерил и подходит к комоду, где стоит приемник. – Голос у Барретта унылее обычного.

Том не обращает внимания на радио – попивает ром, потеет, коряво играет начальные аккорды «Я ощущаю ритм» Джорджа Гершвина. Дон поворачивается к приемнику удостовериться, права ли Шерил. Джулс сидел у стены и гладил Виктора, а тут тоже поворачивается на звук.

«Твари, что вы у нас забрали? – начинает Родни Барретт, растягивая слова. – Что вы здесь делаете? У вас хоть цель есть?»

Дон встает из-за стола и подходит к Шерил. Том отрывается от клавиш.

– Впервые слышу, чтобы он напрямую обращался к тварям, – говорит он с табуретки у пианино.

«Мы теряли матерей и отцов, сестер и братьев, – продолжает Родни Барретт. – Мы теряли мужей и жен, друзей и любовников. Но хуже всего отдавать вам детей. Как вы смеете заставлять детей смотреть на вас?»

Мэлори наблюдает за Томом. Тот слушает с отсутствующим видом. Мэлори подходит к нему.

– Барретта и раньше заносило, – говорит Шерил. – Но такого не припомню.

– Я тоже, – отзывается Дон. – Послушать, так он пьянее нас.

– Том! – зовет Мэлори, усаживаясь на скамейку рядом с ним.

– Сейчас он покончит с собой, – вдруг предрекает Дон.

Мэлори поднимает голову – хочет, чтобы Дон заткнулся, – и слышит то же самое. Голос Родни Барретта пропитан черным отчаяньем.

«Сегодня я околпачу вас, – обещает Родни Барретт. – Сегодня я украду у вас единственное, что у меня осталось».

– Боже! – восклицает Шерил.

Приемник затихает.

– Шерил, выключи радио! – велит Джулс. – Выключи!

Пока Шерил тянется к приемнику, в колонках грохочет выстрел.

Шерил вскрикивает. Виктор лает.

– Что за черт? – спрашивает Феликс, тупо глядя на приемник.

– Барретт сдержал слово, – бесцветным голосом объясняет Джулс. – Даже не верится.

Воцаряется тишина.

Том встает со скамейки и выключает радио. Феликс потягивает ром. Джулс опустился на одно колено и успокаивает Виктора.

Тут, словно эхо выстрела, доносится стук во входную дверь.

Один, и тут же второй.

Феликс делает шаг к двери, и Дон хватает его за руку.

– Просто так дверь не открывай, – говорит он. – Ты что, не в себе?

– Я и не собирался просто так! – огрызается Феликс, вырывая руку.

В дверь стучат снова.

– Эй! – кричит женщина.

Все в столовой замирают.

– Кто-нибудь, откройте ей, – просит Мэлори и поднимается со скамейки, чтобы открыть дверь, но Том ее опережает.

– Да, мы здесь, – отвечает он. – Кто вы?

– Олимпия! Меня зовут Олимпия. Пустите меня!

Том останавливается. Вид у него пьяный.

– Вы одна? – спрашивает он.

– Да!

– Глаза закрыты?

– Да, закрыты. Мне очень страшно. Пожалуйста, впустите меня.

Том смотрит на Дона.

– Кто-нибудь, принесите метлы, – велит он.

Джулс уходит за метлами.

– Еще одного едока мы не потянем, – заявляет Дон.

– Ты с ума сошел, – осаживает его Феликс. – За дверью женщина…

– Я-то как раз мыслю здраво, – огрызается Дон. – Мы не можем кормить всю страну.

– Но женщина прямо сейчас к нам стучится, – напомнил Феликс.

– А мы пьяны, – говорит Дон.

– Да ладно тебе, – осаживает его Том.

– Не делай из меня злодея, – парирует Дон. – Ты понимаешь все не хуже меня.

– Эй! – снова зовет женщина.

– Держитесь! – отзывается Том.

Они с Доном буравят друг друга взглядами. В прихожую возвращается Джулс и протягивает Тому метлу.

– Делайте что хотите, – отмахивается Дон. – Значит, голодать начнем раньше.

Том поворачивается к входной двери.

– Всем закрыть глаза! – велит он.

Мэлори слышит, как его шаги скрипят по деревянному полу прихожей.

– Олимпия! – окликает он.

– Да!

– Сейчас я открою дверь. Как услышите, что она открыта, постарайтесь войти побыстрее, ясно?

– Да!

Мэлори слышит скрип двери, потом беспорядочный шум: наверное, Том затаскивает Олимпию в дом, как две недели назад затащили ее. Дверь захлопывается.

– Не открывайте глаза! – велит Том. – Сейчас я вас проверю. Нужно убедиться, что вы одна.

Метла шуршит по стенам, по полу, по входной двери, по потолку.

– Порядок, – наконец объявляет Том. – Все чисто.

Мэлори открывает глаза и рядом с Томом видит красивую бледную брюнетку.

– Спасибо! – сдавленно благодарит та.

Том что-то говорит, но его перебивает Мэлори.

– Ты беременна? – спрашивает она Олимпию.

Та смотрит на свой живот, дрожит и, подняв глаза, кивает.

– Уже четыре месяца, – отвечает она.

– Вот тебе на! – восклицает Мэлори, приближаясь к ней. – У меня примерно столько же.

– Мать вашу! – ругается Дон.

– Я ваша соседка, – объясняет Олимпия. – Простите, что напугала. Муж у меня летчик. Он уже несколько недель не объявляется. Наверное, погиб. Я услышала, как вы играете на пианино. Сразу прийти не хватило смелости. В обычное время я бы кексы принесла.

Невинный лепет Олимпии прорывается сквозь мрак, сквозь ужасный ужас, который обитатели дома только что слышали по радио.

– Мы рады, что ты пришла, – говорит Том, но в его голосе Мэлори чувствует усталость и напряжение. Теперь придется заботиться о двух беременных.

– Да ты проходи.

Новую соседку ведут в гостиную. У первой ступеньки она охает и показывает на фотографию, которая висит на стене.

– Ой, он здесь? – спрашивает она.

– Джорджа больше нет, – отвечает Том. – Вы наверняка с ним знакомы. Изначально дом принадлежал ему.

Олимпия кивает.

– Да, я много раз его видела.

Все собираются в гостиной. Том усаживает Олимпию на диван. Мэлори слушает, как он мрачно расспрашивает новенькую о ее доме. Что было. Что осталось. Что можно использовать.