«Это гари тебя преследует?»
Шум за спиной не стихает – далекий, но вполне различимый.
«Он хочет напугать тебя. Поэтому не нагоняет, а ведь давным-давно мог».
Гари.
«Четыре года прошло!»
Неужели он четыре года ждал, чтобы отомстить?
– Мама! – шепчет Мальчик.
– В чем дело?
Мэлори боится его ответа.
– Шум теперь ближе.
«Где был Гари четыре года? Следил за тобой. Караулил у дома. Наблюдал, как растут дети. Как мрачнеет и холодеет мир. Наблюдал, пока однажды не сгустился туман, в котором ты наивно решила спрятаться. Только Гари видел сквозь него. Он видел сквозь туман. Видел тебя, Мэлори. Видел все, что ты делаешь».
– Черт подери, быть такого не может! – кричит Мэлори. Шея затекла, но она поворачивает голову и кричит снова: – Оставь нас в покое!
Гребки уже не те, что утром. Не те, что в начале путешествия. Тогда у Мэлори были здоровые руки, сердце, полное энергии, и четыре года ожидания за плечами.
Тяготам и злоключениям вопреки, Мэлори отказывается верить, что их преследует Гари. Это было бы слишком. Человек, карауливший их четыре года. Не тварь, а человек.
«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ».
Фраза из блокнота Гари. Всего шесть слов. Эти слова не покидали Мэлори с той самой ночи, когда она прочла их в подвале. Разве это не так? Кого она боялась, слыша шорохи через усилители, которые добыли они с Виктором? Зверя? Тварь?
«Гари. Конечно, Гари».
Он мог легко проникнуть в дом. Мог сломать окно. Мог напасть на нее, когда она ходила к колодцу, Зачем же он ждал? Караулил, пугал, а удар нанести не решался.
«Он сумасшедший. Не в нынешнем, а в обычном понимании этого слова».
«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ»
– Мальчик, это человек?
– Не знаю, мама.
– Он гребет?
– Да, но не веслами, а руками.
– Спешит или мешкает? Расскажи мне обо всем, что слышишь.
«Кто тебя преследует?»
«Гари».
«Кто тебя преследует?»
«Гари».
«Кто тебя преследует?»
«Гари. Гари. Гари».
– По-моему, нас преследуют не на лодке, – вдруг говорит Мальчик. В голосе слышится гордость: слух не подвел-таки его.
– О чем это ты? Нас преследуют вплавь?
– Нет, мама, за нами не плывут, а идут.
Далеко позади раздаются звуки, каких Мэлори прежде не слышала. Они как гром, но необычный. Или как голоса птиц, которые, слетев с вершин деревьев, не воркуют, не поют, а кричат.
Гулкое эхо подхватывает звуки лишь раз, и Мэлори бьет озноб, причина которого не в октябрьской прохладе.
Мэлори гребет.