История спецназа военной разведки как аппарата разведывательно-диверсионных отрядов Главного Разведывательного Управления Генштаба СССР восходит к 1918 году — году формирования Красной армии. После долгих и упорных боев под Казанью летом 1918 года при штабе РККА из двух полевых, летучих партизанских отрядов разведчиков было сформировано Регистрационное управление (Региструп), отвечавшее за военную разведку в Красной армии. Эти два отряда полевых разведчиков были первым спецназом военной разведки в Красной армии. Региструп тесно взаимодействовал с Особым отделом ВЧК, который в 1919 году возглавил Вячеслав Менжинский. Спецназом в ВЧК был наисекретнейший боевой отряд ВЧК — НВО (Нелегальная военная организация), созданный и первый год возглавляемый И. С. Уншлихтом для разрушения тыла польской армии в 1919 году.

В своих секретных сообщениях в Москву лично Дзержинскому Уншлихт подчеркивал, что спецназы НВО и военной разведки призваны разрушать линии связи в тылу польских войск, портить полотно железных дорог, разрушать мосты, захватывать склады горючего и оружия, проводить отдельные террористические акты. И главное — получать разведывательную информацию по продвижению польской армии маршала Пилсудского. Региструпом Красной армии даже было разработано специальное «положение по организации расстройства тыла польской армии».

Через год Региструп переформировали приказом Командующего Красной армией Л. Д. Троцкого в 4-й разведывательный отдел штаба РККА. Начальником отдела назначили Яна Берзина.

В 1925 году 4-й отдел переименовали в ГРУ Генштаба РККА.

На протяжении всей истории советского государства спецназы и войсковые формирования ГРУ то доводили до состава двух бригад, то опять уничтожали, боясь применения военного спецназа в целях государственного переворота. Что, собственно, и случалось часто на отдельных этапах смены кремлевской власти. Так было, например, сразу после окончания Второй мировой войны, в 1948 году, когда маршал Жуков приказал из 18 действующих спецназов ГРУ Генштаба сформировать Единый Центр подготовки военного спецназа, что было моментально поставлено Сталиным маршалу в вину. А силу и боевую мощь военных спецназов во время войны могли оценить не только на своей шкуре фашистские, отлично обученные военные спецназы, но и те страны, в которых по приказу Сталина устанавливался Советский режим власти.

Пошли аресты генералов и адмиралов и сбор информации путем пыток в подвалах Лефортовской тюрьмы на маршала Жукова, популярности которого после войны стал бояться даже всемогущий тиран советской империи — Сталин.

Но с каждым десятилетием спецназ ГРУ был все более востребован политическими мотивами данного временного интервала.

Уже в декабре 1952 года, буквально за три месяца до смерти, Сталин лично утверждает Постановление ЦК КПСС «О главном разведывательном управлении МГБ СССР», причем на архивных документах заседания комиссии ЦК Сталин лично начертал следующие замечания о военной разведке (впервые привожу этот документ), которые говорят не о болезни, чуть ли не сумасшествии Вождя, как утверждают многие авторы и литераторы, а о его светлом разуме и даже, надо признать, профессионализме в вопросах военной разведки:

«Не следует строить работу разведки таким образом, чтобы направлять атаку в лоб. Разведка должна действовать обходом. Иначе будут провалы. Идти в лоб — это близорукая тактика.

Никогда не вербовать иностранца таким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Если агент будет завербован с ущемлением патриотических чувств — это будет ненадежный агент.

Полностью изжить трафарет из разведки. Все время менять тактику и методы работы. Приспосабливаться к мировой обстановке. Вести атаку маневренную и разумную.

Разведчикам надо научиться признавать и исправлять свои ошибки.

Главный наш враг — Америка. Но основной упор надо делать не собственно на Америку. Нелегальные резидентуры надо создавать прежде всего в приграничных государствах. Первая база, где нужно иметь своих людей, — Западная Германия.

Нельзя быть наивными в политике, но особенно нельзя быть наивными в разведке.

Агенту нельзя давать такие поручения, к которым он не подготовлен, которые его морально дезорганизуют.

В разведке необходимо иметь агентов с большим культурным кругозором — почти профессоров. (Сталин приводит пример, когда во Францию послали агента-профессора с заданием разобраться с положением дел в меньшевистском подполье, и он один сделал больше, чем десяток других. — авт.}

Необходимо развивать филерскую службу».

И, что интересно, Сталин вспомнил о филерской службе неспроста: в Смольном в 1917 году упорно ходили среди эсеров, а их было большинство, слухи, будто Сталин работал в молодости на мусаватистскую разведку, находясь в одной камере тюрьмы с Вышинским, ставшим впоследствии грозным прокурором СССР. То есть Сталин фактически был «филером».

Кстати, архивно подтверждено, что Берия в 1919 году также был филером-агентом мусаватистской разведки, как потом Берия сам объяснял в 1922 году спецкомиссии ЦК партии, он «…работал на мусаватистов по заданию партии».

И величайшей ошибкой Сталина стал арест начальника своей личной охраны генерала Н. С. Власика. Офицеры личной охраны Сталина до самозабвения любили советского императора, это я с исторической точностью могу подтвердить со слов своего отца, Малеванного Василия Федоровича, командира роты спецназа «черной сотни» личной охраны Сталина. Аресты офицеров личной охраны привели к смерти Вождя.

В протоколах допросов арестованных генералов и офицеров все чаще стала мелькать фамилия маршала Берии. И это не могло не насторожить предусмотрительного, деспотичного, злопамятного и агрессивного Лаврентия Павловича.

Сталин сурово требовал от следователей: «Ищите самого большого менгрела!» Берия по национальности был менгрел. Были арестованы секретарь ЦК компартии Грузии Барамия й министр госбезопасности Грузии, лучший друг и ставленник Берии, генерал Авксентий Рапава. Кремль заволокло туманом страха. Генерала Н. С. Власика неоднократно пытались выставить перед Сталиным предателем. И никогда Сталин не верил клевете. В январе 1953 года Сталину доложили с Лубянки, что генерал Власик «с целью покушения на Вождя» выдал пропуск на Красную площадь на ноябрьские праздники офицеру спецназа военной разведки, специально подготовленному по программе «киллеров-ликвидаторов». После допроса с пристрастием в лефортовских подвалах арестованный офицер военной разведки во всех грехах, естественно, покаялся. И каялся прямо в кабинете ближней дачи Сталина, куда его доставила машина товарища Берии. Больше всего Сталина поразило то, что арестованный ликвидатор спецназа знал о двойниках Вождя, которые всегда принимали военные парады с трибуны Мавзолея на Красной площади. Также арестованный офицер рассказал товарищу Сталину, что он знал: именно 7 ноября 1952 года Сталин лично сам собирается участвовать в военном параде на Красной площади. Именно сам, а не двойник. Что было правдой! И Сталин поверил хитроумной комбинации Берии. После ареста генерала Власика пошли аресты офицеров охраны и даже личных врачей Вождя. Это был конец Императора всея Руси!

Офицеры личной охраны Вождя старались спрятаться в дальних, даже самых опасных, командировках. Отец мой почти на год уехал командиром полка спецназа МГБ СССР от 1-й дивизии ОМСДОНа имени Дзержинского воевать на Западную Украину — добивать бандеровщину.

В Лефортовской тюрьме, по распоряжению начальника следствия майора Рюмина, жестоко избивали резиновыми палками, раздев догола и заковав в кандалы, бывшего министра госбезопасности СССР генерала Абакумова и врагов народа — генералов Белкина, Бровермана и Щварцмана. Затем избитых и еле живых генералов сажали в карцер-холодильник, быстро превращая их в инвалидов. Абакумов еле стоял на ногах, но упрямо не признавал своей вины, что не спасло его от расстрела, уже подписанного Хрущевым.

Сталин умер 5 марта, а уже 6 марта Берия объединил МГБ и МВД СССР в единое силовое ведомство и лично, вплоть до 26 июня 1953 года, дня своего ареста, возглавлял его. Все 23 Главка огромного ГУЛАГа маршал Берия передал в подчинение Минюсту СССР, а хозяйственные учреждения — Норильскникель, Асбестстрой, Угольстрой, Дальстрой, Главспецстрой и другие — передал в ведение Совета Министров СССР.

В МВД Берия сосредоточил только силовые структуры. Все отряды спецназа МВД и ГРУ усиленно тренировались на своих учебных базах.

Берия вышел на международную арену: провел переговоры по мирному урегулированию корейской войны, бушевавшей три года, попытался урегулировать отношения с Югославией, высказал мысль об объединении двух Германий, но когда 17 июня в Восточном Берлине вспыхнуло восстание, Берия приказал спецназу ГРУ и танковой бригаде особого назначения подавить ненужные и излишние свободы немецкого народа. Эта военная сила Берии стала пугать кремлевских небожителей, и на следующий день, 26 июня 1952 года, на Президиуме ЦК партии Хрущев обвинил Берию в раскольнической деятельности как империалистического агента и нажал кнопку звонка. В зал заседаний ворвались первый заместитель министра обороны маршал Жуков, командующий ПВО Московского военного округа генерал-полковник Москаленко, его заместитель — генерал-лейтенант Батицкий, начальник штаба ПВО генерал-майор Баксов и начальник политуправления штаба ПВО МВ О генерал-майор Зуб. Всех генералов на своей служебной машине, не подлежащей досмотру, провез в Кремль министр обороны СССР Булганин. Генералы арестовали Берию в Кремле и, закатав в ковер, вывезли из Кремля в спецназовские казармы ГРУ, которые усиленно охраняли БМП спецназа ГРУ.

Заместитель Берии по МВД СССР генерал Круглов был на стороне заговорщиков и, повернись ситуация иначе, неизвестно, что было бы со страной Советов.

23 декабря 1953 года на закрытом заседании Верховного суда СССР без присутствия обвиняемых был вынесен категоричный приговор: «Именем народа расстрелять врагов Советского Союза — маршала СССР Л. П. Берию, генерала В. Н. Меркулова, бывшего министра МВД Грузии генерала В. Г. Деканозова, бывшего первого заместителя МВД СССР генерал-полковника Б. 3. Кобулова, бывшего начальника управления МВД СССР генерал-полковника С. А. Гоглидзе, бывшего министра МВД Украины генерал-лейтенанта П. Я. Мешика, бывшего начальника следственного отдела МВД СССР генерал-лейтенанта Л. Е. Влодзимирского».

Всех членов семей врагов народа осудили по второй категории — на 10 лет с высылкой в Сибирь и Казахстан. 80-летнюю мать, тещу, жену, сына и глухонемую сестру Лаврентия Павловича зимой 1953 года в товарном вагоне отправили из солнечной Грузии в метельный Казахстан.

Еще через год Хрущев прикажет расстрелять следователя Рюмина, ставшего уже генералом, помощника Берии генерала П. В. Шарию, начальника и чиновников секретариата НКВД и МВД С. С. Мамулова, Б. А. Людвигова, Г. А. Ордынцева, заведующего приемной Берии — Муха-нова, генералов госбезопасности Рапаву и Церетели, сотрудников аппарата МВД — Савицкого, Кримяна, Хазана, Парамонова, коменданта внутренней тюрьмы Тбилиси Надарая, бывшего первого секретаря ЦК компартии Азербайджана Багирова, бывшего начальника охраны Берии (за потерю бдительности) генерала Р. Ф. Саркисова и еще с десяток мелких чиновников.

Практически до 1963 года в СССР не было спецназов и учебных центров, так политические лидеры страны боялись вооруженных профессионалов в камуфляже.

Особенно спецназа боялся Хрущев, который видел, как всесильного Берию, уже одной ногой попиравшего кремлевский трон, арестовали в 1953 году и месяц содержали под тайным арестом спецназ ГРУ и армейский спецназ. И этот страх Хрущева явно отразился на аресте и тюремном заключении выдающегося профессионала спецназа генерала Павла Судоплатова, возглавлявшего долгие годы войны 4-е диверсионно-разведывательное управление НКВД СССР. Хрущев не мог позволить сосредоточение в руках одного силового министра МВД всех силовых структур.

В марте 1954 года Хрущев Распоряжением Совета Министров СССР реорганизовал МВД СССР, разделив его на два ведомства: МВД СССР и Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР. Прсдседателем КГБ Хрущев назначил своего верного друга — генерала И. А. Серова.

В декабре 1953 года, сразу же после расстрела набившего всем генералам и партийным боссам страны оскомину маршала Берии, Хрущев подписал Постановление ЦК КПСС о формировании при Втором главном управлении МВД СССР (внешняя разведка) 12-го спецотдела для проведения диверсий на военно-стратегических объектах и коммуникациях США, Англии и других стран НАТО.

Все конвойные войска и спецназ были переданы в КГБ при СМ СССР.

Разведка, как военная, так и стратегическая, моментально среагировала на эти кадровые новации Хрущева массовыми дезертирствами резидентов в ЦРУ США: в январе 1954 года из токийской резидентуры перебежал в ЦРУ майор Юрий Растворов, в феврале из венской резидентуры дезертировал в ЦРУ подполковник КГБ Петр Дерябин, в апреле в британскую СИС перебежали Владимир и Евдокия Петровы.

18 февраля пришел с повинной в ЦРУ руководитель спецгруппы ликвидаторов КГБ майор Николай Хохлов, которому было приказано убрать лидера НТС в Западной Германии — Георгия Околовича. Хохлов сдал ЦРУ и орудие убийства — новейший секретный электрический пистолет с глушителем, спрятанный в пачке сигарет, стреляющий наполненными цианидом пулями. Это было совершенно новое поколение оружия, созданное специалистами спецотдела КГБ при СМ СССР.

К 1956 году в СССР в семнадцати военных округах были сформированы и занимались учебной работой отряды специального назначения и бригады особого назначения ГРУ Генштаба и КГБ СССР. На учебно-тренировочных базах в Балашихе, Реутово и под Мытищами тренировались по 12 часов в сутки бойцы спецназа ГРУ, МВД и КГБ.

В 1955 году маршалу Жукову за участие в кремлевском перевороте дали повышение: его назначили на пост министра обороны СССР. Жуков начинает с модернизации армии: сокращает численный и штатный состав частей и дивизий, увеличивая за счет экономии фонда заработной платы оклады действующего офицерского состава, что намного повышает его рейтинг в войсках. Жуков формирует отдельные мобильные части, занимается перевооружением частей. Внедряет новое оружие в танковые части и ВВС. Наращивает мощь воздушно-десантных войск, что не нравится Хрущеву все больше и больше. Жуков ставит на ЦК вопрос об изменении политики по отношению к бывшим военнопленным. Под молчаливое перемигивание членов Политбюро маршал на закрытом Пленуме ЦК доложил: «В результате применения в лагерях незаконных, провокационных методов следствия было необоснованно репрессировано большое количество военнослужащих, честно выполнявших свой воинский долг и ничем не запятнавших себя в плену».

Осенью 1955 года Президиумом ЦК был принят Указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-45 годов».

И тут маршал Жуков, отлично разбиравшийся в военном деле и мало интересовавшийся политикой, допустил непростительную оплошность: маршал приказал собрать все семнадцать разбросанных по стране отрядов спецназа ГРУ и сформировать из них один сильный диверсионно-штурмовой спецназ. В Политбюро и ЦК партии сразу возник вопрос: для чего это сделал маршал?

Жуков же приказал начальнику ГРУ Генштаба армии генералу Штеменко сформировать специальную разведывательно-диверсионную офицерскую школу и, главное, своим приказом назначил начальником этой школы ГРУ спецназа известного ветерана-разведчика, Героя Советского Союза, генерал-полковника Хаджимара Мамсурова.

Злые языки уже шептали Хрущеву о военно-политической мощи, которую набирает не по дням, а по часам министр обороны СССР Жуков, как и о значительном повышении его политического рейтинга в вооруженных силах СССР, особенно в спецназе. Но до Хрущева еще не доходила роль спецназа в истории государства. Он это понял на собственной шкуре летом 1957 года, когда старая гвардия Политбюро: Молотов, Ворошилов, Каганович и Маленков, недовольные неожиданным карьерным ростом Хрущева, решили его с поста Первого секретаря партии убрать. На июньском внеочередном Президиуме ЦК партии 18 июня 1957 года вся старая кремлевская гвардия высказала недоверие Хрущеву и семью голосами против четырех проголосовала за его увольнение с поста Первого секретаря ЦК КПСС.

Хрущев был подавлен, если не сказать больше. Он не ожидал от «стариков» подобного обращения, особенно после XX съезда партии. Силовые министры Круглов и Серов просто развели руками: они помнили тяжелые сталинские времена политического мракобесия.

Один только маршал Жуков отреагировал моментально и решительно: он приказал спецназу ГРУ привезти в секретном порядке в Кремль всех членов ЦК партии буквально со всех концов страны. Специальные группы спецназа, сформированные за одну ночь из высшего комсостава спецназа ГРУ, на военно-транспортных самолетах за одну ночь доставили в Кремль на расширенное заседание Пленума ЦК практически всех региональных членов ЦК партии, перепуганных насмерть. Все помнили жуткие сталинские ночные вызовы в НКВД на допросы и малоприятные беседы, которые кончались ГУЛАГом или подвалом расстрельной камеры тюрьмы.

Не зря в 1955-56 годах Хрущев поменял две трети секретарей обкомов во всех регионах страны. «Старики» Политбюро надеялись, что все члены Президиума автоматически примут их точку зрения на поведение Хрущева, и Маленков с трибуны Пленума два часа пытался убедить товарищей по партии, что формируется новый культ личности и что лозунг Хрущева «Догнать и перегнать Америку по мясу и молоку!» экономически нереален и финансово невыполним. Но «старики» просчитались, за что поплатились своими уютными кремлевскими креслами. Жуков даже КГБ не доверил охрану Пленума ЦК партии. Во всех проходах и парадных входах стояли офицеры спецназа ГРУ, новая экипировка которых пугала кремлевских небожителей и приезжих членов ЦК. Как член ЦК партии маршал Жуков имел полное право присутствовать на Пленуме ЦК и руководить спецоперацией спецназа ГРУ. Первые секретари обкомов партии не хотели перемен, еще помня сталинские репрессии, они боялись возврата к тем недавно пережитым часам ночной бессонницы.

Хрущев заявил на Пленуме: «Я прочитал бумаг товарища Серова (председатель КГБ — авт.) больше, чем произведений Маркса, Энгельса и Ленина, вместе взятых».

Пленум ЦК, под пристальным вниманием офицеров спецназа, проголосовал против Молотова — и его тут же отправили послом в Монголию, против Маленкова — его назначили директором гидроэлектростанции в Усть-Каменогорск, против Кагановича — его Хрущев на следующий день сделал управляющим трестом «Союзас-бест», против Булганина — он стал председателем ставропольского Совнархоза.

Но силовые действия спецназа ГРУ и маршала Жукова в глубине души сильно напугали Хрущева, хотя он спрятал свой страх в уголках редко смеющихся губ. В душе Хрущев уже решил избавиться от опасного министра обороны.

В тюрьме ждал решения суда отец советского спецназа, величайший профессионал своего дела, бывший начальник 4-го разведывательно-диверсионного управления НКВД генерал-лейтенант П. А. Судоплатов. Хрущев, зная авторитет генерала среди спецназовцев, боялся влияния Судоплатова на политические настроения спецназовцев. После суда, осенью 1958 года, Павла Анатольевича Судоплатова перед этапом привезли в кабинет Председателя КГБ генерала Серова, который сказал заслуженному генералу, как какому-то простому урке-стукачу: «Вас отправят во Владимирскую тюрьму. Если вы вдруг вспомните там о каких-либо подозрительных действиях или преступных приказах Молотова или Маленкова, сообщите мне!» Генерал Судоплатов молча отвернулся.

В октябре 1957 года маршал Жуков вылетел в Севастополь и на крейсере «Куйбышев» отправился с дружеским визитом в Югославию, а Хрущев поехал по военным округам — договариваться с командующими о снятии Жукова с поста министра обороны. На закрытом Октябрьском Пленуме ЦК партии Суслов говорил с партийной трибуны: «Для чего Жуков формирует части специального назначения и диверсионно-штурмовые части, зачем он приказал сформировать армейскую школу спецназа? Для чего, товарищи? Да еще предлагает развернуть эти части спецназа в дивизию особого назначения! Чтобы Кремль штурмовать, я вас спрашиваю!?»

Военный историк профессор Наумов комментирует:

«Во всех округах по стране было семнадцать специальных разведывательных рот. Жуков свел их воедино и стал учить. Вот и все. Жуков потом на Пленуме напомнил Хрущеву, что два раза говорил и докладывал ему об этом. И что Хрущев с этим согласился. Но создать армейское училище для подготовки диверсантов незаметно от КГБ и от местных партийных органов просто невозможно. Особые отделы, подчиненные ведомству госбезопасности, знали все, что происходило в армии. Хрущев понимал, что Жукова могут выдвинуть на Пленуме как альтернативу ему. Но нет фактов, свидетельствующих о том, что Жуков готовил путч с помощью частей специального назначения ГРУ».

Жесткий характер Жукова, беспрекословное подчинение ему армии и авторитет в частях спецназа, выступления на Пленумах ЦК с разоблачениями репрессий, в которых были повинны все члены Политбюро, подписывавшие расстрельные списки, в том числе и Хрущев, сильно напугали Хрущева. Маршал Жуков был смещен с поста министра обороны СССР, а все отряды спецназа переформированы и отправлены на Дальний Восток в помощь конвойным войскам МВД. Профессионалов диверсионно-разведывательной подготовки надолго отправили в общевойсковые соединения.

Все досье Берии, касавшиеся расстрельных списков с подписью Хрущева, по распоряжению Хрущева были перевезены лично генералом Серовым из подвалов КГБ в архивы ЦК. По воспоминаниям офицеров спецназа тюремной охраны Лефортовской тюрьмы, в течении трех дней невозможно было открыть окна зданий внутренней тюрьмы — такой едкий дым поднимался от сжигаемых секретных архивов НКВД — МГБ.

В мае 1963 года был расстрелян изменник Родины полковник военной разведки Олег Пеньковский. У друга Пеньковского — начальника ГРУ Генштаба армии генерала Серова — полетели погоны и должность. Летом 1964 года бежал за границу резидент КГБ майор Юрий Носенко. Погонами и должностью начальника Второго управления КГБ за этот побег поплатился генерал Олег Грибанов.

Гнойный нарыв государственного масштаба зрел в кабинетах ЦК партии на Старой площади. Председатель КГБ СССР Семичастный договорился с министром обороны Малиновским о силовой поддержке намечающегося кремлевского переворота. В марте 1964 года в связи с этим в поселке Чучково Рязанской области формируется диверсионно-штурмовой отряд спецназа ГРУ, состоящий в основном из резервистов-ветеранов. Командовал спецназом полковник М. Н. Стрекозов. Замполитом отряда назначили ученика Судоплатова, мастера минно-подрывного дела, ветерана спецназа ГРУ майора В. С. Кинчевского. Бойцы тренировались по 14 часов в сутки. Военный городок спецназа затерялся в лесной глуши Рязанщины. Две казармы бойцов спецназа, три жилых трехэтажных офицерских общежития, стадион, большая тренировочная площадка со множеством самых различных тренажеров, вертолетная площадка, рассчитанная на два борта, двухэтажный штаб со столовой и двумя спецмашинами радиоразведки и метеостанцией… Ближайшая деревня, на шесть домов и сельпо, находилась в тридцати километрах от тренировочной базы спецназа ГРУ, в лесной глухомани.

В 1965 году я был там в командировке, поэтому мне так хорошо известны эти места. После окончания в Иркутской области разведывательного радиодиверсионного училища ГРУ меня направили служить в Москву, в отдельную вертолетную эскадрилью спецназа штаба ВВСМВО, которая квартировала на территории Таманской дивизии в поселке Алабино. Жили мы на первом этаже казармы разведбата Таманской дивизии, имея отдельный вход и питание в офицерской летной столовой. Эскадрилья спецназа ГРУ состояла из вертолетов МИ-4 и двух командирских МИ-1. В 1965 году мы получили для испытаний две машины нового поколения МИ-8, одна из которых была закреплена за 1лав-ным инспектором ВВС СССР, трижды Героем Советского Союза, генералом Кожедубом. В дальних командировках Кожедуб очень любил мою компанию, особенно если это касалось охоты в Приокском заповеднике.

Весной из Генштаба поступил приказ об откомандировании двух бортов МИ-4 и МИ-8 в Тучкове для тренировок спецназа ГРУ. Приказом командира эскадрильи майора Хабарова я был назначен командиром радиоразведки спец-группы эскадрильи, и ранним осенним утром мы вылетели в Чучково. Командовал группой спецназа сам командир эскадрильи.

В нашу боевую задачу входила обкатка МИ-8, изучение его технических характеристик в условиях дальней передислокации. Мы выбрасывали в день по две-три группы спецназовцев на расстоянии в 500 километров от основной базы и затем в десятикилометровой зоне их подбирали на борт. Каждой группе спецназа ГРУ мною выдавался секретный чип радиосвязи, известный только мне. Учебные группы спецназа выходили на связь с головным бортом на одной радиочастоте, установленной в «чипе» радистом, и услышать наши переговоры не мог никто. Если мне надо было срочно связаться с той или иной группой спецназовцев, я вставлял в передатчик, крепившийся в задней балке вертолета, свой «трик», предназначенный только для этой группы. Штурман прокладывал по карте маршрут полета, бортмеханик следил за работой двигателей и исправностью вооружения вертолета. На мне лежала ответственность за навигационное, радиолокационное и метеорологическое оборудование всего вертолетного звена.

Учились спецназовцы воевать по 14 часов в сутки: учебные классы, тренажеры, стрельбище, марш-броски и наконец зачетные выброски в лесную глухомань вологодских и костромских лесов. Наши экипажи еле выдерживали боевой ритм Учебного центра, по шесть часов находясь в воздухе.

Уже поздно вечером мы позволяли себе маленькое расслабление: на моей спецмашине пеленгаторной радиостанции я с друзьями — штурманом эскадрильи капитаном Володей Котовским и командиром роты спецназа, будущим полковником ГРУ, — садились в автомашину и ехали на танцы в неблизкую лесную деревушку. Появление нашего забрызганного грязью ЗИЛа вызывало у деревенских девчат необузданный восторг: наши отлично отутюженные офицерские гимнастерки, с блестевшими на них первыми медалями, производили на них неизгладимое впечатление.

«Впечатление», пополненное стаканом самогона, приводило к безудержной любовной идиллии. Мы не боялись деревенских здоровяков, так как уже после первого же кулачного боя (причем нас было трое, а их — семеро) они поняли, что спецназ просто так обижать нельзя. А бойцам, вернувшимся с тяжелого боевого задания, стакан водки, привезенной нами, был отдушиной для уставшей души, глотком свободы.

Приключился с нами и боевой эпизод.

На подлете к аэродромной площадке после очередной заброски в глухие костромские леса разведывательно-диверсионной группы спецназа мне, на имя командира эскадрильи, из штаба Учебного центра ГРУ пришла срочная шифровка с известием, что на границе Рязанской и Вологодской областей, в дебрях вологодской тайги, пропала учебная группа спецназа ГРУ. Это были мои друзья по оружию. Шел славный 1967 год — год пятидесятилетия Великого Октября. Предстоял большой летный праздник в Тушино, и опозориться перед таким славным юбилеем мы никакие могли. Я вставил в передатчик секретный модуль этой группы и стал их вызывать.

Вертолет, подчиняясь команде командира эскадрильи, круто взмыл в синеву неба и ушел в сторону Вологодской области. Штурман прокладывал курс по карте. Когда мы вышли в район ожидаемой дислокации учебной группы потерявшегося спецназа, внезапно на секретной частоте группы прозвучал сигнал тревоги. Командир группы спецназа, мой кореш по любовным приключениям Славка Метелев передавал, что вступил в бой с бежавшими с зоны уголовниками. В это же время из штаба МВД поступило предупреждение о побеге шести уголовников из лесной колонии зоны строгого режима. Тогда буквально каждый десяток километров лесной таежной глуши изобиловал зонами и исправительно-трудовыми колониями.

По внутренней связи я доложил командиру о ЧП и перевел на его наушники связь с потерявшейся группой спецназа. Когда мы подлетели к заброшенной охотничьей заимке, спецназ уже успел уничтожить основную группу сбежавших преступников.

Два бандита спрятались в километре от заимки, в избе лесника, взяв в заложники всю его семью. Они вели прицельный огонь из автомата и охотничьего карабина по трем спецназовцам, не давая им приблизиться к дому. В бинокль я сначала никак не мог разглядеть позиции спецназовцев, и только когда бортмеханик, старший лейтенант Киреев толкнул меня в плечо и указал на вершины мохнатых елей, я увидел отлично замаскированные позиции спецназа.

В маскировочных костюмах снайперов спецназа почти не было видно. Чтобы не подставлять вертолет под пули бандитов, командир отвел боевую машину за два километра от места боя и посадил на красивой лесной поляне.

Я со штурманом остался охранять боевую машину, а командир и бортмеханик, захватив личное оружие и 10-ти зарядные карабины СКС, стоявшие на нашем вооружении, бросились на помощь спецназу.

Мы замаскировались под кустарником густой малины, прицепив к летным шлемофонам зеленые хвойные ветки. Как и спецназовцы, мы были в зеленых маскировочных комбинезонах. И вовремя — внезапно на поляне показались двое бежавших к вертолету бандитов, на ходу перезаряжавших автоматы. Я переглянулся со штурманом и показал ему на пальцах, что беру на себя крайнего бандита. Капитан кивнул. Не зря нас два года учили в разведдиверсионном училище совершать десятикилометровые марш-броски по Забайкальской тайге. Звонко щелкнул выстрел моего карабина СКС, уже поставленного на одиночные выстрелы. Бандит, подбежавший к трапу вертолета, упал. Вслед за моим выстрелом запрыгал карабин в руках штурмана. Второй бандит также упал в двух шагах от вертолета. Через минуту у меня за спиной зашуршало. Я кувыркнулся через плечо в густой кустарник и вскинул карабин. Что-то заставило меня выждать секунду. Выстрела не прозвучало: это был мой друг — Славка, командир учебной группы спецназа, который, не успев среагировать на мой кульбит, только развел руками.

Реакция на «шорох» выше спецназовской «тайм-нормы» произвела на «спецов» большое впечатление. По возвращении на базу Славке пришлось накрыть мне и моему боевому экипажу нехитрую вино-водочную «поляну» и при всем боевом народе признать поражение от «летунов» спецназа.

На базу мы доставили три бандитских трупа, двоих раненных и одного связанного уголовника, которого, как оказалось входе допроса, взяли в побег в качестве «свиньи», то есть для закуски всем остальным бандитам, что нас крайне поразило. Вот такие волчьи законы уголовного мира.

Радостный лесник, плача пьяными слезами, обнимал жену и двух малолетних детей и все благодарил нас, пытаясь выпить с каждым бойцом на брудершафт. Из бойцов никто не пострадал, и мы всю ночь, целуя звезды и пьяно отплясывая в столовой Учебного центра, закусывали салом и огурцами, подаренными женой лесника.

Это были бурные годы формирования отрядов спецназа по всей стране.

В Северной Каролине, в учебном центре «Форт-Брэгг», генерал Тэйлор уже провел в 1962 году свой первый выпуск 3500 бойцов спецназа — знаменитых «зеленых беретов». В 1963 году генерал Тэйлор выпустил в тренировочном лагере «Форт-Шеман» еще 30 000 бойцов и офицеров спецназа.

Только наши партийные лидеры как огня боялись формирования спецназа, который давал огромные преимущества тем, в чьих руках была дирижерская палочка.

И только тогда я понял, почему офицеры спецназа обмывали год назад звездочки и ордена в стакане водки.

Это был 1964 год, год очередного кремлевского переворота, вот для чего нужен был спецназ. Но лучше очевидцев этого государственного переворота никто не расскажет.

Из воспоминаний бывшего Председателя КГБ СССР Шелепина:

«Юрий Андропов, член ЦК, объяснил члену ЦК Брежневу, что, если Хрущев на Пленуме ЦК заупрямится, мы покажем ему подписанные им приказы об арестах, происходивших между 1935 и 1937 годами».

Из воспоминаний бывшего Первого секретаря ЦК компартии Украины Петра Шелеста:

«В марте 1964 года я ездил в Венгрию вместе с Хрущевым. Почти каждый вечер мы вдвоем гуляли по территории посольства, товарищ Хрущев откровенно говорил о товарищах по партийному руководству — нелестно о Брежневе и убийственно о Суслове. Когда к нам приблизился офицер охраны 9-го управления КГБ, Хрущев вспылил и обругал офицера за то, что он подслушивает его разговоры. Брежнев же все хватался то за голову, то за сердце, повторяя: “Если Хрущев узнает о заговоре, он меня убьет!”

Обстановка накалялась все сильнее. Брежнев кусал ногти, то желая присоединиться к заговору, то опять боялся подходить к телефону».

Вспоминает бывший заместитель начальника Управления правительственной связи КГБ, генерал-лейтенант Николай Брусницын:

«Хрущев уже отдыхал в Пицунде, когда Семичастный приказал прослушивать все его телефонные звонки. Линия правительственной связи шла через Тбилиси, пришлось ее отключить якобы из-за поломки и соединить Пицунду через Москву. Семичастный все знал о телефонных переговорах Хрущева.

Хрущева вызвали на заседание Президиума ЦК. К Кремлю КГБ, не имея своего спецназа, подтянуло сводный отряд спецназа из Чучково Рязанской области. Формально спецназ подчинялся начальнику ГРУ Генштаба армии, но фактически им командовал только председатель КГБ Семичастный. Во главе каждого отделения спецназа стояли по два офицера КГБ. Вся надежда Брежнева и Суслова была на Председателя КГБ Владимира Семичастного».

Чем дворцовые перевороты XVII или XVIII века отличаются от кремлевских переворотов XX столетия? Мне кажется, ничем.

14 октября 1964 года Хрущев, подвергшись дружному давлению товарищей по Политбюро, сам отказался от власти, тем самым предотвратив кровопролитие. Сел в машину и заплакал. Генеральным секретарем на долгие годы был избран Брежнев.

Владимира Семичастного, ни дня не служившего в армии, перевели из кандидатов в члены ЦК и присвоили звание генерал-полковника. Семидесяти полковникам МВД, КГБ и ГРУ Минбороны присвоили звания генералов. Офицерам, участвовавшим в государственном перевороте, были присвоены внеочередные звания и вручены ордена и медали. Брежнев знал, что с людьми в погонах необходимо дружить, и орденов не жалел.

В марте 1965 года приказом Министра Обороны СССР был сформирован в Крыму 165-й Учебный центр (УЦ-165) подготовки международного спецназа, а фактически — Центр подготовки международных террористов, где обучались военному мастерству разведывательно-диверсионной деятельности офицеры спецназа Анголы, Афганистана, Ирана и еще 30 слаборазвитых стран, где шла партизанская война.

В 1966 году Председатель КГБ СССР Семичастный совершил непоправимую для своей карьеры, но удачную для Родины политическую ошибку: поверив в свою неуязвимость на посту Председателя, он формирует в рамках КГБ, на базе Балашихинского Центра спецназа, Курсы Усовершенствования оперативного состава (КУОС). Руководить Курсами спецназа были назначены профессионалы спецназа И. Старинов, Г. Бояринов и Б. Баранов.

Когда Брежнев узнал эту новость, он позеленел от злости и сразу же вспомнил свой приход к власти с помощью чучковского спецназа. Для какой цели Семичастному потребовался Учебный центр подготовки диверсионно-штурмовых групп? Уж не Кремль ли решил штурмовать зарвавшийся председатель КГБ? И тут Брежневу повезло: 7 марта 1967 года за границей осталась Светлана Аллилуева, дочь Сталина, которой Семичастный дал разрешение на похороны в Индии ее пятого мужа. Светлана попросила политического убежища в американском посольстве. Как же, сама дочь Сталина не довольна режимом в СССР! Это была мировая сенсация, стоившая Семичастному карьеры и поста председателя КГБ.

19 мая 1967 года Юрий Андропов занимает кабинет Дзержинского на Лубянке. Семичастный назначен заместителем Председателя Совета министров Украины, что было равнозначно бессрочной ссылке. Пользуясь случаем, Брежнев увольняет на пенсию «железного Шурика» — Александра Шелепина, курировавшего все силовые структуры страны, а следом за ним — и Первого секретаря Московского обкома партии Николая Егорычева, претендовавшего на лидерство в партии.

В январе 1968 года в Чехословакии намечается государственный переворот: внезапно президент Дубчек вышел из-под контроля КГБ и стал посматривать на Запад. Спецназы ГРУ и КГБ СССР были срочно стянуты в Прагу приказом начальника ПГУ КГБ генерал-лейтенанта Сахаровского. Офицерам спецназа было приказано ездить по Чехословакии, расклеивать антиправительственные листовки и формировать склады с оружием, которые тут же в советской прессе объявлялись происками НАТО. Чем не повод для вторжения в Чехословакию?

20 августа части спецназа 24-й тактической воздушной армии заняли все аэродромы Чехословакии. 21 августа чешская армия была нейтрализована армейским спецназом и спецназом ГРУ, а войска Варшавского Договора перекрыли западногерманскую границу. Дубчека и шестерых его министров арестовали и под конвоем спецназа ГРУ доставили в Москву.

22 августа на заседании Политбюро Дубчека заставили подписать соглашение о нормализации отношений с СССР. Или тюрьма! Дубчек пошел на попятную и подписал соглашение с Кремлем. Но все же в октябре президента Чехословакии Дубчека на всякий случай решили заменить на лояльного СССР Густава Гусака. Выборы Генерального секретаря компартии Чехословакии проходили под неусыпным контролем и охраной спецназа ГРУ Генштаба СССР. Так делалась политика с помощью спецназа.

В 1966 году в городе Уссурийске Дальневосточного военного округа была сформирована отдельная бригада ГРУ «Спецназ». Должность начальника оперативно-разведывательного отделения этой бригады спецназа, после окончания разведывательного факультета Военной Академии имени Фрунзе, занял будущий генерал-майор В. В. Колесник. В 1970 году бригаду ГРУ «Спецназ» перевели в город Чирчик Среднеазиатского военного округа, где она сыграет определяющее значение в военных действиях в Афганистане. В 1971 году полковника В. В. Колесника назначили начальником штаба отдельной бригады ГРУ «Спецназ», а в 1975 году Москва, передав бригаду в подчинение Туркестанскому военному округу, назначила В. В. Колесника командиром отдельной бригады спецназа «Спецназ».

В мае 1979 года начальник ГРУ Генштаба, профессиональный чекист-разведчик, генерал армии Петр Иванович Ивашутин вызвал к себе старшего офицера ГРУ полковника Колесника и поставил ему боевую задачу: в связи с накалившейся политической обстановкой в Афганистане сформировать в кратчайшие сроки (до 1 июня) на базе 15-й отдельной бригады «Спецназ» отдельный «мусульманский» батальон спецназа из офицеров трех национальностей: таджиков, узбеков и туркменов, а с 15 июня приступить к боевой подготовке по особой программе. Командиром батальона был назначен майор Халбаев, отличавшийся хладнокровием, личной отвагой, умением психологического контакта с людьми и профессионализмом военного разведчика.

Генерал Ивашутин обратил внимание Колесника на особенности вооружения «мусульманского» батальона спецназа ГРУ. Батальон имел в своем составе роту, базирующуюся на БМП, две роты на БТРах, взвод ЗСУ-23-4 («Шилка»), радиовзвод и хозяйственный взвод. Общая численность батальона составляла 500 бойцов и офицеров.

В течении трех месяцев «мусульманский» батальон ГРУ проходил интенсивную боевую подготовку по новой программе обучения. И уже в сентябре специальная комиссия ГРУ положительно оценила боевую подготовку батальона. В начале ноября из Москвы пришла шифровка о передислокации «мусульманского» батальона в Афганистан — в город Баграм.

В Афганистане «мусульманский» батальон спецназа ГРУ поступил в распоряжение Главного военного советника СССР при правительстве Амина, генерал-полковника Султана Магомедова. В начале декабря 1979 года была совершена неудачная попытка устранить Амина силовым методом, после которой над командиром «мусульманского» батальона спецназа майором Халбаевым стали сгущаться черные облака опалы. Но…

18 декабря 1979 года в Кабул по приказу Начальника ГРУ Ивашутина прилетел полковник В. В. Колесник, ему была поручена операция по захвату дворца Тадж-Бек. Колесника сопровождал подполковник ГРУ О. У. Швец. Вместе с ними этим же рейсом в Кабул прилетели два представителя КГБ СССР — полковник Ю. И. Дроздов и подполковник Э. Г. Козлов, перед которыми была поставлена та же секретная боевая задача: организация силового штурма Амина и его физическая ликвидация.

Вспоминает генерал-майор запаса Ю. И. Дроздов:

«19 декабря В. В. Колесник и О. У. Швец представились главному военному советнику генерал-полковнику С. К. Магомедову и резиденту ГРУ. После прозвучавших в адрес командования “мусульманского” батальона претензий со стороны Магомедова, полковник Колесник, хорошо знавший майора Халбаева, взял его под свою защиту, сказав, что комбат — человек толковый, хотя и немногословный, в трудную минуту на него можно положиться, не подведет. 20 декабря Колесник и Швец поехали в расположение батальона, который разместился в километре от дворца Тадж-Бек, в недостроенном здании, с окнами без стекол — вместо них были натянуты плащ-палатки, с “буржуйками”, кроватями в два яруса. Афганцы выделили бойцам одеяла из верблюжьей шерсти. В тот год зима в Кабуле была суровой, ночью температура доходила до 30 градусов мороза. Продукты питания бойцы покупали на рынке.

Система охраны дворца была организована тщательно и продуманно. Внутри службу несла личная охрана Амина, состоящая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили особую, отличную от других афганских военнослужащих.

По легенде полковник В. В. Колесник действовал в роли “майора Колесова” — заместителя командира батальона по боевой подготовке, а подполковник О. У. Швец — под псевдонимом “майор Швецов”, офицер особого отдела. Я же действовал под псевдонимом “капитан Лебедев”, заместитель Халбаева по технической части.

22 и 23 декабря советский посол проинформировал Амина, что Москва удовлетворила его просьбу о вводе советских войск в Афганистан на 25 декабря. Амин выразил благодарность советскому руководству и дал распоряжение ВС ДРА об оказании содействия вводимым войскам.

Мы быстро установили контакт с командиром афганской охранной бригады майором Джандадом, выпускником Рязанского училища ВДВ и Академии имени Фрунзе, порученцем Амина, согласовали с ним расположение оборонительных позиций подразделений батальона и все вопросы взаимодействия.

По свидетельству Магомедова, когда он разговаривал по спецсвязи с Д. Ф. Устиновым, министр обороны спросил его: “Как идет подготовка к выполнению плана по отстранению от власти Амина?” Но Магомедов не знал об этом. Через день представитель КГБ СССР генерал-лейтенант Б. Иванов, переговорив с Ю. В. Андроповым, пригласил к себе Магомедова и показал ему разработанный сотрудниками КГБ план ликвидации Амина. Соотношение сил и средств на всех направлениях складывалось 1:15 в пользу афганцев.

Утром 24 декабря полковник Попышев, советник командира афганской бригады охраны дворца, сделал доклад по вопросу захвата дворца. Сразу было видно, что к своей миссии он подошел формально, по принципу “чего изволите” — ведь задачу выполнять предстояло не ему.

Затем свое решение по захвату дворца Тадж-Бек предложил полковник Колесник. Обосновал необходимость участия в штурме всего батальона с приданными силами и средствами, детально изложил план действий. После долгих обсуждений командиру батальон сказали — “Ждите!” Ждать пришлось долго, к концу дня сообщили, что решение утверждается, и батальон будет выполнять задачу в полном составе. Но подписывать этот план не стали. Сказали: “Действуйте!”

24 декабря Магомедов и Колесник приехали на переговорный пункт, расположенный на стадионе “Клубэ-Аскари”, недалеко от американского посольства. По правительственной связи позвонили в Термез первому заместителю начальника Генштаба СА генералу армии С. Ф. Ахромееву, который осуществлял руководство вводом советских войск в Афганистан. Ахромеева заинтересовали даже мельчайшие детали плана захвата дворца и правительственных зданий. В ходе разговора он давал указания и делал замечания. Когда выходили из переговорной кабины, Магомедов сказал Колеснику: “Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах!”

К двум часам ночи зашифрованный доклад ушел в Москву. Доехали до посольства. Министерством обороны СССР Колесник был назначен руководителем операции.

Руководить действиями спецназа КГБ было поручено мне.

Вечером 25 декабря 1979 годая провел совещание с командирами своих разведывательно-диверсионных групп по результатам разведки объектов и мерах по овладению ими. В основном все было готово.

Офицеры “Зенита” и “Грома” М. Романов, Я. Семенов, В. Федосеев и Ж. Мазаев провели рекогносцировку местности и разведку огневых точек, расположенных на ближайших высотах.

Поздно вечером 26 декабря Колесник и я вместе с Козловым и Швецом еще раз отработали план операции по объекту Тадж-Бек. Основным замыслом этого плана было решение главной задачи силами двух смешанных штурмовых групп “Гром” и “Зенит”, действия которых обеспечивались созданием внешнего и внутреннего колец окружения силами подразделений “мусульманского” батальона и средств огневой поддержки. Особое внимание уделялось вопросам связи и взаимодействия.

Планом предусматривалось тремя ротами занять участки обороны и не допустить выдвижения к дворцу афганских батальонов: трех мотопехотных и одного танкового. Таким образом, против одного батальона противника должна была действовать рота спецназа. Командиром приданной парашютно-десантной роты был старший лейтенант Валерий Востротин. Десантники выделялись своей выправкой и организованностью. Сам Востротин в Афганистане воевал трижды. Сначала командиром роты, был тяжело ранен в июле 80-го. Затем командовал батальоном. Еще одно ранение. Потом командовал 345-м отдельным парашютно-десантным полком и стал Героем Советского Союза.

Против танкового батальона выставляли взвод ПТУРС “Фагот”. Еще одна рота предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный и строительный полки. Предусмотрели также охрану и резерв.

Одной из важнейших задач был захват двух закопанных танков, которые держали под прицелом все подходы к дворцу.

Для этого выделили 15 человек во главе с заместителем командира “мусульманского” батальона капитаном Сатаровым, а также двух снайперов из КГБ. От действий этой группы во многом зависел успех всей операции.

Командование батальона и Колесник понимали, что задача может быть выполнена при условии внезапности и военной хитрости. В противном случае им никому живыми не уйти. Поэтому, чтобы приучить афганцев и не вызвать у них подозрений, разработали соответствующий план и начали проводить демонстрационные действия: стрельба, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны. В ночное время пускали осветительные ракеты. Так как ночью был сильный мороз, по графику прогревали моторы БТРов и боевых машин пехоты, чтобы можно было по сигналу их сразу же завести.

Сначала это вызывало беспокойство у командования бригады охраны дворца. Например, когда первый раз запустили ракеты, расположение батальона мгновенно осветили прожекторы зенитного полка, и приехал начальник охраны дворца майор Джандад. Ему рассказали, что идет обычная боевая учеба и проводятся тренировки для выполнения задачи по охране дворца, а местность освещают, чтобы исключить возможность внезапного нападения на дворец со стороны моджахедов. В последующем афганцы просили, чтобы не очень шумели моторы боевой техники ночью, так как это мешает спать Амину.

Командир батальона майор Халбаев и полковник Колесник сами ездили к командиру бригады и успокаивали его. Постепенно офицеры-афганцы привыкли и перестали настороженно реагировать на подобные “маневры” батальона спецназа ГРУ.

Новую задачу в батальоне знали только Колесник, Швец и Халбаев.

Советские военные советники и специалисты, работавшие в войсках ПВО ДРА, установили контроль над всеми зенитными средствами и местами хранения боеприпасов, а также временно вывели из строя некоторые зенитные установки (сняли прицелы и замки). Таким образом была обеспечена беспрепятственная посадка самолетов с десантниками.

Ночью 24 декабря командующий войсками Туркестанского округа генерал-полковник Ю. П. Максимов доложил министру обороны СССР и начальнику Генштаба маршалу Огаркову о готовности войск к выполнению поставленной задачи.

25 декабря 1979 года в 12–00 в войска поступило Распоряжение министра обороны Д. Ф. Устинова о переходе государственной границы ДРА войсками 40-й армии и авиации ВВС.

26 декабря для установления более тесных контактов в “мусульманском” батальоне устроили прием для командования афганской бригады охраны. Приготовили плов, на базаре купили зелень. Сотрудники КГБ привезли ящик “посольской” водки, коньяк, икру, рыбу. Из бригады охраны пришло 15 человек во главе с командиром и замполитом.

Во время ужина старались разговорить афганцев, произносили тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество. (Здесь уместна аналогия с историей Древней Руси, когда княжеская специальная охрана, фактически гот же современный спецназ, во время хмельных застолий полностью вырезала делегации татаро-монгольских послов. На следующий день все эти офицеры-афганцы будут расстреляны советским спецназом, не успев переварить “дружескую” советскую икру и водку. — авт.} Сами пили гораздо меньше, иногда солдаты, обслуживающие прием, наливали своим офицерам воду. Особенно разговорчивым оказался замполит бригады, который в пылу откровенности рассказал “капитану Лебедеву” (псевдоним Ю. И. Дроздова — авт.\ что Н. Тараки был задушен по приказу Амина тремя офицерами охраны.

Это была новая и очень важная информация. Джандад быстро распорядился, и замполита тут же куда-то увели. В конце приема все расстались если не друзьями, то, по крайней мере, хорошими знакомыми.

27 декабря воздушно-десантные подразделения 103-й дивизии генерал-майора И. Ф. Рябченко и спецназ КГБ вышли к важным административным и специальным объектам в столице и “усилили” их охрану. Части 108-й мотострелковой дивизии к утру 28 декабря сосредоточились в районе северо-восточнее Кабула.

Колесник и я доложили в Москву новый план боя. План вернули без подписи со словами “Действуйте!” Как наши отцы-командиры боялись ответственности!

Наши военные советники получили разные задачи: некоторые из них 27-го должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин с подопечными афганцами (для этого им было выдано спиртное и закуска) и ни при каких обстоятельствах не допустить выступления афганских частей против советских войск.

Утром 27 декабря я пригласил В. В. Колесника к себе в номер посольской гостиницы, в баню. По старому русскому обычаю помылись и сменили белье, молча выпили бутылку коньяка. Впереди нас ждал бой.

К началу операции “Шторм-333” спецназовцы из “мусульманского” батальона и группы “Гром” (командир майор Семенов) и “Зенит” (командир майор Романов) детально знали объект захвата № 1: подходы, режим охраны, численность охраны и телохранителей Амина, расположение пулеметных точек, расположение комнат и лабиринтов дворца Тадж-Бек, размещение аппаратуры. Перед штурмом дворца спецгруппа КГБ взорвала Центральный узел связи, так называемый “Колодец”. Готовились штурмовые лестницы.

После бани я и Колесник снова зашли к своему руководству. В район расположения “мусульманского” батальона ехали молча.

Колесник отдал распоряжения командирам рот, приказал переместить одну из “Шилок” на другую позицию. На одной из высоток мы увидели афганских офицеров, изучавших расположение батальона спецназа ГРУ К афганцам поехал Швец. После штурма дворца ко мне приведут майора Джандада, который расскажет, что они от агентов получили сообщение о наших намерениях, не поверили, но на всякий случай решили провести рекогносцировку.

Из штаба нам передали, что штурм назначен на 19–00, мы провели срочное совещание командиров. Как старшему по званию Колесник предложил мне открыть это совещание.

Около шести часов вечера группа захвата капитана Сатарова выехала на машине ГАЗ-66 в направлении высоты, где были закопаны танки. Танки охраняли часовые, а экипажи находились в блиндажах, метрах в двухстах.

В часовых должны были стрелять снайперы В. Цветков из “Зенита” и Д. Волков из “Грома”.

Полковник Бояринов, входивший в состав “Зенита”», заметно волновался, так как прибыл в Кабул накануне и еще не освоился в новой обстановке.

Когда машина Сатарова подъехала к расположению третьего батальона, оттуда раздались автоматные очереди. Полковник Колесник немедленно скомандовал “Огонь! Вперед!” Одновременно кабульское небо рассекли две красные ракеты — сигнал к началу штурма для солдат и офицеров “мусульманского” батальона и спецгрупп КГБ. На дворец обрушился шквал огня. Было примерно 19–15 вечера.

Первой по команде капитана Паутова открыла огонь ка”). Автоматические гранатометы АГС-17 ударили по расположению танкового батальона, не давая экипажам подойти к танкам.

По плану к дворцу первой должна была прорваться рота старшего лейтенанта Владимира Шарипова на десяти БМП с поддержкой подгруппы “Грома” во главе с О. Балашовым, В. Емышевым, С. Головым и В. Карпухиным. Майор Яков Семенов со своим “Зенитом” на четырех. БТРах получил задачу прорваться к торцевой части дворца. У фасада обе группы должны были встретиться. Общее руководство ими осуществлял полковник Г. И. Бояринов. Боевые машины сбили охранение и устремились к Тадж-Беку. На трех БТРах выдвинулась группа “Зенита”, старшими были А. Карелин, Б. Суворов и В. Фатеев. Четвертая подгруппа “Зенита” во главе с В. Щиголовым оказалась в колонне “Грома”. У шедшего первым БТРа были повреждены все колеса, а машина Бориса Суворова сразу же загорелась, и он погиб.

В Кабуле уже гремели взрывы — это спецгруппа КГБ из “Зенита” (старший — Борис Плешкунов) подорвала “колодец” связи.

Командиру первой подгруппы О. Балашову осколками пробило бронежилет, но он в горячке боя даже не почувствовал боли и бросился к дворцу.

Рота Шарипова прикрывала внешние подступы к дворцу. Другие роты “мусульманского” батальона обеспечивали внешнее кольцо прикрытия. Ураганный огонь из дворца прижал бойцов спецназа к земле, но через минуту “Шилка” подавила пулемет. Вторая БМП столкнула горящую машину и рванула вперед. Еще на подступах к дворцу был убит Г. Зудин, ранены С. Кувылин и Н. Швачко. В первые же минуты боя у майора М. Романова было ранено 13 человек. В “Зените” В. Рязанов получил сквозное ранение в бедро, сам сделал перевязку и снова пошел в бой. В числе первых во дворец ворвались А. Якушев и В. Емышев. Афганцы со второго этажа бросали гранаты. Якушев упал, сраженный осколками гранат, а Емышев был тяжело ранен в правую руку, которую потом пришлось ампутировать.

Э. Козлов, М. Романов, С. Голов, М. Соболев, В. Карпухин, А. Плюснин, В. Гришин, В. Филимонов, Я. Семенов с бойцами “Зенита” В. Рязановым, В. Быковским, В. Макаровым и В. Поддубным первыми ворвались в здание дворца. А. Карелин, В. Щиголев и Н. Курбанов штурмовали дворец с торца. Спецназовцы действовали отчаянно и решительно.

Бой в самом дворце сразу же принял ожесточенный характер. Если из помещений не выходили с поднятыми руками, то в них выламывали двери, внутрь бросали гранаты, а затем без разбору стреляли из автоматов. “Шилки” на это время перенесли огонь на другие объекты.

Все шло как будто по плану, но случилось непредвиденное: при выдвижении батальона спецназа ГРУ в район боевых действий с построенного через арык мостика свалился один бронетранспортер и перевернулся. Люки оказались заблокированными, и экипаж не мог выйти. Командир отделения стал вызывать по радиостанции подмогу. Он включился на передачу, безостановочно вызывая своего командира. Этим он в самый ответственный момент парализовал радиосвязь всего батальона. Командованию батальона пришлось использовать другие средства связи, предусмотренные заранее.

Другая рота и два взвода веди огонь по танковому батальону и не дали его личному составу добраться до танков. Затем они захватили танки и одновременно разоружили личный состав строительного полка. Спецгруппа спецназа захватила вооружение зенитного полка, а личный состав взяла в плен. На этом участке руководство боевыми действиями осуществлял подполковник ГРУ О. У. Швец.

Во дворце офицеры и солдаты личной гвардии Амина, его телохранители, — а это 100–150 человек — отчаянно сопротивлялись и в плен не сдавались.

“Шилки” снова перенесли огонь и стали бить по Тадж-Беку и по площадке перед ним. Всем бойцам советского штурмующего спецназа была дана команда на площадку не соваться, так как выпускать никого живыми из дворца не будут. В здании на втором этаже начался пожар. Стрельба и взрывы усиливались. Солдаты Амина, услышав русский мат, стали сдаваться своим “друзьям-шурави”.

Позже не раз мне приходилось слышать мнение, что дворец Тадж-Бек брал спецназ КГБ, а армейский спецназ только присутствовал при этом. На мой взгляд, это не совсем так. Одни чекисты ничего бы сделать не смогли. Конечно, по уровню личной подготовки спецназовцам ГРУ трудно было тягаться с профессионалами КГБ, но именно они обеспечивали успех всей операции. Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов КГБ ворвались во дворец и устремились к своим объектам внутри здания, встречая сильный огонь охраны, бойцы спецназа “мусульманского” батальона ГРУ создали жесткое непроницаемое огневое кольцо вокруг объекта, уничтожая все, что оказывало сопротивление. Без этой помощи потерь было бы значительно больше. Ночной бой, бой в здании требуют теснейшего взаимодействия и не признают выделения каких-либо ведомств.

Амин приказал адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец: “Советские помогут!” Но адъютант доложил, что стреляют именно советские. Эти слова вывели Генерального секретаря ЦК НДПА из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав: “Врешь! Не может этого быть!”

Амин попытался связаться с командиром своей 4-й танковой бригады, но связи не было. Через час советский спецназ ликвидировал президента ДРА.

На двух захваченных танках ко дворцу подъехал капитан Сатаров и доложил полковнику Колеснику, что видел, проезжая мимо третьего батальона бригады охраны, как в нем объявили тревогу. Афганские солдаты получают боеприпасы, а рядом стоят командиры батальона. Колесник приказал захватить командиров батальона и доставить их к нему. В перестрелке бойцы капитана Сатарова уложили 250 афганцев взбунтовавшегося батальона.

С командного пункта, вырытого на гребне горы рядом с одной из “Шилок”, я и Колесник руководили боем. По кратким радиосообщениям мы чувствовали его ритм, нарастание и затухание. В какой то момент наступило резкое усиление огня — и внезапно тишина обрушилась на нас.

— Все! — сказал Колесник. И добавил: — Это мой первый настоящий бой в жизни! А у вас?

— Очередной, — ответил я.

Бой продолжался 43 минуты.

Командир роты старший лейтенант Шарипов доложил, что дворец захвачен. Полковник Колесник дал команду на прекращение огня и перенес свой командный пункт непосредственно во дворец.

Когда мы с Колесником поднялись к Тадж-Беку, к нам стали подходить командиры штурмовых групп с докладами. В. Карпухин подошел к нам с каской в руках и показал застрявшую в тримплексе пулю: “Смотрите, как повезло! Я теперь маму увижу!”

Раненых и убитых бойцов я приказал срочно эвакуировать на БМП и БТРах.

В атаке был убит общий руководитель спецгрупп КГБ полковник Г. И. Бояринов, и его заменил подполковник Э. Г. Козлов. Всего погибло 5 офицеров спецназа КГБ и ранено было 17 человек. В “мусульманском” батальоне погибло 5 офицеров, ранено было 35 бойцов. Медик батальона капитан Ибрагимов перевозил своих раненных товарищей на броне БТРов в кабульскую больницу.

Советские военные советники и переброшенные в столицу воздушно-десантные войска не позволили афганским батальонам прорваться ко дворцу.

Захват остальных государственных объектов в Кабуле прошел спокойно и с минимальными потерями.

Начальник Генерального штаба полковник Якуб забаррикадировался в одной из комнат и начал по рации вызывать подмогу, рассчитывая прежде всего на 444-ю бригаду коммандос. Однако никто не пришел к нему на выручку, и к полуночи, поняв бесперспективность сопротивления, Якуб сдался. В группе захвата присутствовал лидер партии “Парчам” Абдул Валиль, который зачитал сходу смертный приговор Якубу и тут же привел его в исполнение.

Так была открыта трагическая страница — как в истории Афганистана, так и Советского Союза.

Утром 1700 бойцов бригады охраны дворца были взяты в плен.

Закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР 400 человек сотрудников спецназа КГБ и ГРУ были награждены орденами и медалям»*. Полковнику Г. И. Бояринову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Героя дали мне, Э. Г. Козлову, В. Ф. Карпухину, а командир группы “Гром” М. М. Романов был награжден орденом Ленина. О. У. Швеца и Я. Ф. Семенова наградили орденами Боевого Красного Знамени. Халбаева, Сатарова и Шарипова тоже наградили орденами Боевого Красного Знамени. А 300 бойцам и офицерам “мусульманского” батальона вручили ордена и медали СССР.

31 декабря я вместе с одним из офицеров ГРУ был на докладе у маршала Н. В. Огаркова, начальника Генштаба, где отчитался за штурм аминовского дворца.

На вопрос маршала, почему не утверждена боевая карта операции двумя генералами, в том числе и Главным военным советником в Афганистане — Магомадовым, я лишь пожал плечами. Обычно сдержанный маршал Огарков яростно выругался в адрес двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи на боевой карте операции, и спрятал в свой сейф этот омытый кровью спецназа документ».

В мае 1986 года в Чучково проходили ежегодные сборы руководящего состава частей спецназа ГРУ, где начальник ГРУ генерал армии П. И. Ивашутин делал последний в своей карьере доклад. В небольшом, но уютном зале Учебного центра спецназа ГРУ собрались боевые офицеры, прошедшие горнило афганской войны: командир 15-й отдельной бригады СпН полковник В. М. Бабушкин, только что отстраненный от должности за проведение спецоперации и боя на территории Пакистана, начальник направления ГРУ, Герой Советского Союза, полковник В. В. Колесник — «батя спецназа ГРУ», будущий начальник армейского спецназа — заместитель начальника 5-го управления ГРУ Владимир Андреевич Манченко, командир 177-го отряда спецназа подполковник Анатолий Блажко, полковник О. В. Кривопалов — начальник политотдела 15-й бригады спецназа, начальник политотдела бердской бригады спецназа Александр Петрачев.

Генерал Ивашутин говорил своим боевым друзьям:

— Нашего разведчика должны отличать прежде всего честность и правдивость. Разведчик должен пользоваться абсолютным доверием товарищей.

И никто из присутствующих командиров спецназа ГРУ не мог даже предположить, что это последняя встреча с боевым генералом ГРУ.

В 1986 году в ЦРУ сбежал заместитель резидента советской военной разведки в Греции полковник С. Боков, который очень многое рассказал о деятельности военной разведки ГРУ Генштаба, в том числе Боков выдал американцам глубокого «крота» ГРУ, верой и правдой служившего целых 8 лет ГРУ Генштаба СССР, лейтенанта ВМС Греции В. Попелуса. Это именно лейтенант Попелус передавал на протяжении двух лет в Москву бесценные сведения по ракетной системе НАТО — «Гарпун».

После следствия спецотдела КГБ по этому побегу был вынесен окончательный вердикт: отправить на пенсию генералов Ивашутина и Долина как не справившихся с реальной политической ситуаций.

Но имена настоящих профессионалов своего дела, офицеров спецназа ГРУ, никогда не умрут в памяти русского народа: генералы Тишин, Чубаров, Фазилов, полковники ГРУ Манченко, Стодеревский, Тяпкин, Ильин, Ершов, Харламов, Волош, Неделько, Трисмаков, Золотарев, Плешаков, Зуев, Артемов, Гудыменко, Ахметов, Лукьянов, Воинов, Корчагин, Шакурин и многие, многие другие.

Слава живым и вечная память павшим воинам спецназа ГРУ!