Портреты и прочие художества

Малежик Вячеслав Ефимович

Стихи

 

 

И прочее…

Я листал свою жизнь, тусклый свет ночника Позволял прочитать между строчек — Даты, страны, друзья, ночь, гитара, река, Дым костра, ну и прочее, прочее, прочее. Я не мог оторваться, не было сил, Написал впопыхах мелким почерком. Видно, бурно я жил, видно, сильно спешил, И кого-то любил, ну и прочее, прочее, прочее. Да, любил я, пожалуй, как не любить, А любил я всегда, что есть мочи. Иногда и меня могли попросить, Чтоб остался, и прочее, прочее, прочее. А моя королева из прачек была, И мы долгую жизнь проживаем, а впрочем, Я любил, был любим, дети, дом, все дела И, конечно же, прочее, прочее, прочее. Я судьбу продолжаю писать каждый день, И любимый мой знак – многоточие. Не копаю я грядок, о возрасте думать мне лень, Я люблю вас и прочее, прочее, прочее.

 

Про кота, про любовь и про ценности вечные…

На окошке лежит и дрыхнет наш кот, И его не терзают мысли о вечном. Ну, а я не спеша продолжаю полет И считаю те вехи, где путь мой отмечен. Ни забот, ни тревог, бедный ласковый кот, За тебя мы решили вопрос о потомстве. И на крыше весной наш кот не поет, И пожрать нет нужды доставать по знакомству. И не мучит вопрос – есть ли жизнь или нет За последним пределом, ах, бросьте, Коль с косою к вам в гости баба придет, Что сказать ей в приветственном тосте? И поэтому жить и любовь всем дарить, И не думать о дне роковом. Прожит день, значит, скоро весна, И тебя ждут друзья за столом. И решил ты проблемы свои и друзей: Смерти нет, а придет – не узнаешь. Солнце всходит, вина всем налей За любовь, и бессмертным ты станешь. Да, я – врун, да болтун, ловелас, фантазер, Я до края налил всем наркотика жизни. На окошке наш кот свои глазки протер, И зачем мы ему колокольца отгрызли?

 

Нам не узнать про промысел Божий

Нам не узнать про промысел Божий, Наверное, так лучше… И никто предсказать не сможет, Что будет завтра, душу не мучай. Но на Бога надейся, А сам не плошай И на небо ближайшим рейсом Душу не провожай. Ведь столько дел и столько забот, Что снова кругом голова, И высокий души полет Ты закончи, мой друг, сперва. И никто не споет твои песни лучше, Чем ты, и знаешь ведь сам, Что разгонишь песнями тучи И отыщешь дорогу в храм. И не куксись, мой друг, не надо, За базар ты ответишь всегда, А уныние, как и пустая бравада, Смертный грех… Да, да, да.

 

Алтай – раскосые глаза

Я в любимой искал, я в любимой искал свою Шамбалу, Словно Рерих, открыл на Алтае начало начал. Ну, а вечером я зажигал до утра свою рампу И спектакль о любви наш с тобой начинал. Славно Рерих, писал на Алтае рассветы-закаты. Заблудившись, в тебе пропадал-погибал, Но себя не терял, хотя многократно Я в тебе умирал, а потом воскресал. Алтай – раскосые глаза, Где встречаются Бия с Катунью. Алтай снился в сказочных снах В прошлой жизни, счастливой весною. Все пройдет, все пройдет, как минувшее лето, Дай нам, Бог, дай нам, Бог, вернуться сюда. На прощанье ты мне улыбнулась, а это примета, Что мы счастье найдем, а беда – не беда.

 

Достучаться до небес

Я достучался до небес, Хотя был в общем-то застенчив. И было времени в обрез, Но где-то там я был отмечен. И вот теперь не знаю, как, не знаю, где На связь выходит Дежурный ангел, и к среде Он новый стих пришлет мне вроде. Дрожит душа, дрожит рука, Писатель, твою мать, умора, И вновь ложится в масть строка, И лунный свет ласкает шторы. И я кричу: «Ах, сукин сын, Поэт, творец и просто гений!» А на столе мой чай остыл… Не важно, что не платят денег. За этот труд, за этот миг, Ведь вдохновение не купишь. Полет, а это, черт возьми, Не просто так, не с маслом кукиш. И я, дыханье затаив, Боюсь спугнуть свою удачу. Забыл гитару, и она Висит в углу и тихо плачет.

 

Сын снимает кино

Сын снимает кино О себе, мечтая о славе, Ну, а я забываюсь растерянным сном, А советы давать я не вправе. Он не хочет идти по лыжне Вслед за мною, что ж, с Богом. Он не знает, наверное, обычно к весне Стает снег и раскиснет дорога. Ну так что ж, по болотам, коли герой, Ты пройдешь, не боись, свет мой Ваня. А пока что, тебе наказ мой простой — Отдохни, если очень устанешь. И я тоже когда-то плутал по лесам, По болотам, по жизни, по годам. И я верил, как ты, пророческим снам, Не искал я комфортного брода. И сушило одежду мне солнце, а дождь Грязь смывал, хоть ко мне и не липнет, И не ставили часто за жизнь мою грош, А она продолжалась в hard-rock-овом ритме. Слушать Бога в себе и услышать его. Вот и ты, видно, слушаешь Бога. Сын снимает кино, он по жизни бегом, Не судите его очень строго.

 

Заложник совести

Бросать слова на ветер, ну а дождь Смывает след в израненной душе, А дружба побоку, несчастный грош Поможет в день рожденья провести фуршет. Заложник совести… И где же тот ломбард, Что в долларах ее вам оценил? Какая проза, разлюбезный бард, Я понимаю, больше нету сил. Против течения грести и день за днем Насмешки слышать за своей спиной, И предложения – ты заходи, нальем. И сил сопротивляться нет порой. Что ж, по течению легко – кури бамбук И песенки какие нужно пой. Никто не скажет, что отбился ты от рук, И будут гимны в честь тебя всеместно над рекой. Но водопад, пороги, Страшный суд, Где сам себя намерен ты судить. Вот то-то и оно, а легкий блуд Себе прощу, могу и вас простить.

 

Баллада о либидо и о проблемах его отсутствия

Заскочило либидо ко мне вечерком Посидеть, поболтать, почаевничать. Предложил ему текилу и ром. Вот такой я, чего уж нам скромничать. Только либидо меня не поймет: – Алкоголь хорошо, но где милая? Я чуток подожду, а там снова в полет. Видно, стрельнуло нынче мимо я. – Подожди, погоди, хочешь видик включу? Порно к чаю, что может быть лучше? – Милый, если так, то к врачу Обратись и не мучайся. Улетело к себе мое либидо, жаль… Не маячит снова надежда. Ты пришла… Не спеша пьешь на кухне свой чай, Умножая мои неудачи и беды. – Где ты шлялась опять? И зачем мне теперь Твои бедра и грудь, и все прочее? Между ног тишина и верь, и не верь Мне не надо терпеть, что есть мочи. И не будет поллюций, забыт и оргазм. Я о нем только в книжках читаю, Ну, а ты вновь красотка, вот те раз, Честно, слов я просто не знаю.

 

Дрозду

Я вынырнул, Нахлебавшись воды, Нахлебавшись тоски И неверья в спасенье. Я вынырнул, Потому что есть ты. Ты – мой свет и любовь, И надежда и вера В выздоровленье. Ради этого стоило мне утонуть, Ради этого стоило годы скитаться, И несчастия надо было хлебнуть, Чтоб вернуться,     Чтоб жить,              Чтоб с тобою остаться. Дописать свою повесть — Писать не диктант, А писать сочиненье На вольную тему. Пусть ошибки, невзгоды, Но все это сам. И успеть до звонка — Такая проблема.

 

Колыбельная для внучки Дрозда

Тебе имя Алиса родители дали, Когда ты появилась на свет, А Настасьей уже при крещеньи назвали, Пожелав, пожелав долгих лет. А для нас ты всегда просто внученька. В куклы с жизнью ты будешь играть, А потом ты возьмешь ручку в рученьки Буквы-цифры учиться писать.

Припев:

Анастасия-Алиса, Твои слезы-капризы Мы готовы терпеть ( 2 раза ), Твои бабка и дед. Анастасия-Алиса, Твои шутки-капризы, Пусть пройдет много лет, Мы готовы терпеть, Твои бабка и дед. А потом будут ночи – свиданья, Поцелуи и первый букет. Можем мы предсказать все заранее, Жизнь познавшие бабка и дед. Хватит сил нам на радость, а горести Пусть обходят тебя стороной. Счастья двери однажды откроются — Дед да бабка, всегда мы с тобой.

 

Новогодние размышления

Привычной стала ночь на Новый год, Привычной суета и поздравлений лента, И лужи, превратившиеся в лед, И речь очередного президента. И Дед Мороз привычный фейерверк зажжет, Чуть не спалив костюм свой клевый, И размышленья, что же теперь нас ждет, Секреты жизни нам откроют снова. Потом похмелье, утро, суета, Отъезд-приезд, и надо веселиться, А за окошком лепота Взирала на помятые, мля, лица. И новый год пошел вперед, И первый зубик мальчик точит, И все равно – мы счастье влет Подстрелим… Новый год пророчит.

 

Потому что я верю

Завтра снова в поход: Севера, белый день и торосы, А родной ледокол — Снова наш отчий дом. Слово «надо» и прочь, Слово «надо» и прочь все вопросы, Все сомненья остались Для нас за бортом. Я назначу свиданье тебе Поздним вечером, А на Крайнем на Севере, Это конец октября, Ты дождешься меня Свято верю я, Потому что я верю в любовь                                 И в тебя. Словно в детской считалке, Где были мы, не расскажем, Просто верьте, так надо, В корабль и в меня. И любовью своей Льды я вновь растоплю, и награда — Твоя верность в походе Хранит, как броня.

 

Моя Муза – Герой Советского Союза

Что-то располнела моя Муза И на лире не играет. Стороной обходит дачу в Рузе И в Москве меня не посещает. Может, ветренна, а может, обленилась, Может, спуталась с кем, кто моложе? Как стихи писать теперь для милой? И с утра тоска вселенска гложет… Может, милую увлечь бутылкой? Быть как все, без всяких экзерсисов… Но ведь я привык, чтоб было пылко, Как в раю, чтоб сладко пели птицы. А для этого завлечь бы Музу, Чтобы заскочила вечерочком, А пока от борта в лузу Я забью шара и ставлю точку. Белые метели в путь собрались. Вновь зима, замерзнут чувства, реки. Старая струна от лиры завалялась, Надо на гитару натянуть от грифа к деке.

 

Наедине с судьбой

Вот и все… Кончилось лето, И пора возвращаться домой. За всю ночь не нашел я ответа, Все вопросы остались со мной. Не успев дочитать нашу сказку, По-английски покинул твой дом. На палитре засохшие краски, Подсмотревшие счастье тайком. Наедине с судьбой, Наедине с тоской Бокал вина – собеседник мой. Время расплавится, Горечь останется, Просто так ничего не случается. Вот и все… Я испугался, А решение было за мной. Наш кроссворд на троих не решался, Буду жить, опаленный молвой. И не надо искать новой встречи: Не смогу победить я себя. И бредут вдаль, ссутуливши плечи, Мои сны о тебе без тебя.

 

Я сублимирую любовь

Я сублимирую любовь Вот в эти строки, что весною Ложатся спешно вновь и вновь, На Музу гнать, нет-нет, не стоит. Средь бела дня, не позвонив, Пришла ко мне, чтобы остаться. И вот пишу, совсем забыв, Что не хотел я за перо сегодня браться. И я ревную, где же ночь Ты проведешь, моя беглянка? – Мой милый, знаешь, я не прочь С тобой побыть… – Ну, что же, ладно. – Любви восторги будем пить, Читать стихи и песни слушать… Ну, да, я ветренна, прости, Но я твои глаза и уши. Но я – твоя душа, пойми, Полет над миром, над собою… И это – я, с собой возьми Перо, бумагу, остальное. На месте купишь, в небесах Тебе не надо, ведь недолог Полет твой и, увы и ах, Сгоришь ты, как гремучий порох. Поэтому живи, не трусь, А если спросит кто, ответь им: – Пишу я про любовь и грусть, А лето с Музою мы встретим.

 

Только в это мне не верится

Как-то складно строчки Ложатся на бумагу. На деревьях почки, За крыльцо ни шагу. Вася-Василечек ждет на сеновале, Катя-Катерина, разве вы не знали, Что весною ранней расцветают чувства, Что весною парни, чтоб им было пусто? И нельзя перечить Маме и природе. Зябко стынут плечи, Хоть и жарко вроде. Вася-Василечек, потерпи немного, Катя-Катерина, он уж у порога, Ведь весною ранней расцветают чувства, Ведь весною парни, чтоб им было пусто. Ах, весна, весна, весна – затейница Все пройдет, пройдет, все перемелется, Зарастет в саду тропинка И закончится пластинка, Только в это мне не верится.

 

Я не вспомню свои прежние жизни

Я не вспомню свои прежние жизни, Где Наш свет был Тот свет, И закладкой в моем дневнике                               прошлогодние листья, А ответа как не было, так и нет. И приходится верить на слово тому,                               кто оттуда вернулся, А зачем, почему и за что – ответ не найти. Ну, а жизнь, словно сон, где я не проснулся, И живу, словно призрак, где путаю Я и Ты. А зачем это знать? От знаний лихие                                                 печали… Ну, узнал, отгадал, а дальше-то что? Все короче деньки, наверное, устали, Ну, а ночь для раздумий – самое то. И гоняешь всю ночь свои мысли по кругу, И все чаще склоняешься – жить, чтобы жить, И терпимей становишься утром к жене,                                        к детям и к другу, И не хочешь уже для себя чуток утаить.

 

Гора Мармолада

Мармеладный Король и не знал о горе Мармолада, Что царит над всем миром, – Доломиты внизу. Ну, а мы на подъемник и вверх,                             покорим Мармоладу и ладно. И не льем от тоски понапрасну слезу. Жаль, Никиты нет с нами – на недельку в Италии, Жаль, что он не узнал Мармоладии вкус, И Татьяна не кажет осиную талию, Ну, а мне остается горнолыжный спеть блюз.

 

Затянуло наш пруд…

Затянуло наш пруд глупой ряской, Камыши зашумели в ночи, А ты мне подарила запретные ласки, О которых даже память молчит. Правда, помню свое исступленье, И как ты все пыталась не закричать. И бесстыдно луна укрывала нас тенью, Позволяя роман нам с тобой дочитать. Помню это мозгами, жалко, чувства заснули. Говорят, это возраст, так тому, видно, быть. Камыши вновь шумят, у окошка на стуле, Свет луны, как когда-то, из прошлого нить.

 

На берегу Томи

На берегу Томи, Где о любви поет Митяев, Где кедры мерили века, Там по весне слетались стаи, И о тебе моя строка. Где люди в гости, как и прежде, Заходят просто, без звонка, Куда я прилетел с надеждой, Что ждет меня твоя рука…

 

И все…

Бескрылые песни паслись на лужайке, Привычно клевали зерно. Друг другу кудахтали старые байки Про женщин, футбол и вино. Осеннее небо звало в путь-дорогу, На юг, где все время весна. Бескрылые песни мечтали напрасно Снести золотое яйцо. А Курочка Ряба была птицей красной, Плевать, что рябое лицо, Яичко снесла и спела так страстно…                    И ВСЕ!!!