Ночь моего дня рождения. Все спят, а я сижу у стола и мечтаю: какое бы я себе в качестве подарка дежавю пожелал? А вот и не знаю… Наверное, я неправильно делаю, что не сплю и не аккумулирую силы для сегодняшнего праздника с гостями и зрителями. Но это мои проблемы, и они никого не касаются. Мой день рождения, и будьте любезны быть моей свитой и сыграть короля, а я тем временем, как Манилов, помечтаю…

Хочу ли я яхту о семи палубах на комбинированном ходу? Раз – и ты под парусами, и «снова ветер запел нам попутную песню». Или нет ветра, но ты включил движок и не зависишь от причуд погоды. Но, бог ты мой, сколько проблем: парковка судна, содержание команды, а главное – потеря друзей, которые могут не простить твой успех. А папарацци? Эти проникнут везде и всегда и сделают твою жизнь адом.

Женщины… А женщины превратятся в товар, который тебе попытаются впарить, и у тебя не будет сил отличить истину от фальшивки. И, конечно, жена, которая возненавидит все яхты на свете, меня, моих друзей и армию моих соискательниц. Стоп, стоп, стоп… Но яхта же не вписывается в схему дежавю! Ну не было яхты ни во сне, ни наяву! И не приходили на борт моей «белоснежной красавицы» Дидье Дрогба и Джон Терри из «Челси», а Александр Грин не списывал «Алые паруса» с моей поездки в Феодосию в составе ансамбля «Пламя». Так что…

Дежавю с женщинами? Это можно, это бывало… Можно с одной, можно с несколькими… Ну почему вы сразу о групповом сексе? Просто в мое дежавю явились девушки из разного времени и из разных городов. Сколько? Больше двух, наверное, не стоит, ведь я уже не молоденький дяденька. А две? Ну, две так две… Плохо, конечно, что не соображу, как они меня, вернее, мою любовь делить будут. И непонятно, от кого из них у меня родится ребенок. Да и потом, в соседней комнате спит жена. Что ей-то мы скажем – что это ее сестры? Пошлятина какая-то…

Неужто не было в моей жизни ничего, что пожелал бы я себе в качестве праздничного дежавю? Было!

Начитался я в детстве Жюль-Вернов и Стивенсонов и скитался с их героями по Патагонии и Андам, заглянул на острова Полинезии и Новой Зеландии, спасаясь там от кровожадных каннибалов и прочих хищников. Нет, я не мечтал быть моряком, но отправиться в путешествие на далекие материки и острова хотелось, хотя не очень верилось, что это может случиться. Но мечтам все-таки свойственно сбываться.

В семьдесят девятом году (я тогда служил в ансамбле «Пламя») наш худрук Сергей Березин однажды принес благую весть: нас в составе официальной делегации Советского Союза отправляют на остров Мадагаскар с визитом дружбы в Мальгашскую республику для укрепления. На острове за пять лет до этого свергли деспотичных французских империалистов, и страна находилась на революционном подъеме.

– Я только что из их посольства, и у меня есть запись двух самых популярных на острове песен, – сказал Березин.

– Петро, Ирэн, – обратился он к Петерсону и Шачневой, – вы споете этот дуэт.

С этими словами Сергей включил магнитофон, и мы услышали очень приличную лирическую песню.

– Я заказал русский текст, к завтрашнему дню мне обещали его сделать, – продолжал наш шеф. – А ты, Малежик, споешь второй номер. То, как орет их певец, так проорать сможешь только ты. Мне сказали, что песня жутко популярная на острове. Вот тебе транскрипция слов – учи.

– Послушать можно? – спросил я.

– Нужно! – И Сергей Владимирович нажал на кнопку «play».

Из динамика раздался надсадный голос с очень мелкой вибрацией.

– О, за-ла-и-и-и-и-и! – орал мальгаш а капелла. После этого призыва вступили бонги, конго с разными бас-гитарами и революционным хором, и песня шла своим чередом.

– Серега, а может, не нужно «Залаи»?

– Ты хочешь на Мадагаскар? И мы хотим. Учи!

И я начал учить. Выучить бессмысленные сочетания гласных и согласных (будь то мальгашский или финский язык) – дело трудное. Но дорогу осилит идущий. И я выучил революционный сонг, и мы его срепетировали с ансамблем. Мне не нравилось, но ради общего дела я наступил на горло своей песне.

– Сегодня мы прогоним мальгашские песни, – сделал предматчевую установку наш худрук перед очередным концертом в брянском цирке. Сначала Шачнева с Петром, а потом Малежик с «Залаей».

– Может, не надо прогона, все-таки полный цирк публики? – робко спросил я.

– Так у тебя блестящий цирковой номер, – поставил точку Березин.

Лирическая мальгашская имела несомненный успех. Березин погасил овацию зрителей и представил революционную песню борцов за свободу Мадагаскара против французского владычества. Зрители брянского цирка замерли в ожидании. Я вышел в центр арены и дурным голосом заорал:

– О-о-о, за-ла-и-и-и-и!

Секундная пауза с леденящей тишиной, затем вступили все, Ирэн даже чего-то там делала бедром, но это не спасло ситуацию. Провал был оглушительным. Зрители, по-моему, растерялись и даже не знали, что им делать. Я сбежал за кулисы с чувством неописуемого стыда.

– Малежик, мы разок еще ее споем там, у них, и больше не будем, – утешил меня худрук. Я промолчал.

Через два дня мы в «Шереметьеве» готовы были к полету в Антананариву. Разговоры наши крутились около четырнадцатичасового перелета с посадкой в Одессе, Каире, Адене и Дар-эс-Саламе, что в Танзании. И только потом на Мадагаскар. С чьей-то «легкой» руки обсуждались возможности нашего захвата и подрыва делегации террористами из Анголы. И никого не смущало, что эта страна в другой части Африки. Мы были готовы к теракту психологически, и нас осталось только уложить лицом вниз на пол аэропорта.

В те годы интуристы затаривали себя спиртным под завязку, и поэтому продолжительность перелета не пугала. Что-то случилось с нашим яснокрылым лайнером, и мы еще дополнительные три часа проторчали в салоне Ил-62. В итоге аэропорт Антананариву нарисовался только через семнадцать часов полета. Дружеское застолье в самолете не утихало ни на минуту, и все спиртное практически съели. Взрослые мужчины-музыканты были пьяны от перелета и от предстоящей встречи с островом-сказкой. Щетина, проросшая на щеках и подбородке, завершала наш облик.

Торжественная встреча нашей делегации в порту столицы Мальгашской республики. Революционная молодежь и дети с бусами из орхидей в руках. Детки бросаются к нам навстречу и надевают орхидеи на шею пьяным миклухо-маклаям.

Переводчик нам объяснил, что нас повезут в ЦК молодежной партии. Мы нестройными рядами пошли к автобусу. Тронулись и вскоре добрались до их ЦК. Большого многоэтажного здания мы не увидели. ЦК являл собой навес из тростника на четырех столбах по углам. Одинокая лампочка тускло освещала «помещения». Микрофон и непонятно как забравшийся в такую даль «Redent-60» – аппарат производства Германской Демократической Республики – завершали убранство зала.

Вышел лидер революционной партии молодежи Мадагаскара и что-то по бумажке начал читать. Нам еще не успели перевести начало речи на русский, как в ЦК погас свет. В полной тишине и темноте вдруг стало слышно, как где-то неподалеку завывают собаки. Всем стало не по себе. Почему-то опять вспомнились ангольские террористы. Помню, я подумал: «Щас как рванет, и кишки по люстрам…»

По каким люстрам? Не важно… А еще почему-то вспомнился глобус: Мадагаскар, а где-то там на севере, еще дальше, чем Черное море, – Москва. И так не захотелось умирать на чужбине, что засосало под ложечкой. Но вскоре свет включили, и докладчик продолжил свою речь.

Наверное, не стоит вспоминать все впечатления о поездке: их креветки и мясо на вертеле и вообще «царский» прием, оказанный первой советской делегации. Были у нас поездки на прием к президенту Рацираке и в революционный детский сад. Об этом, может быть, в другой раз. А вот о концерте…

Мы собирались выехать на площадку, где должно было произойти представление, заранее, чтобы подготовиться. Так получилось, что я спустился в холл отеля первым, стоял, дожидаясь ребят, глазея по сторонам. Ко мне подошел швейцар – молодой статный парень, и мы разговорились по-английски.

– Ты музыкант? – спросил он.

– Да, гитарист, сегодня у нас концерт.

– Скажи, девочку хочешь?

– Как? Сколько стоит? – спросил я.

Мальгаш называет цену, я быстро перевожу ее в доллары и получаю семьдесят пять центов за ночь. Моему удивлению нет предела, и швейцар, наверное, неправильно истолковывает мое выражение лица.

– Знаешь, – говорит, – если ты споешь, то можно и бесплатно.

Я, ошеломленный, не сказав моему сутенеру ни «да», ни «нет», присоединяюсь к нашему коллективу и отправляюсь на концерт.

По дороге к залу, где мы должны были выступать, я разговорился с нашим гидом. Он разъяснил мне мотивации швейцара:

– Мы живем на острове. Мальгаши вообще считают, что они выходцы из Полинезии, и даже обижаются, если их называют африканцами. Но приток свежей крови ограничен, и поэтому поощряется связь с иностранцами, особенно выходцами из Европы.

Эта информация меня почему-то не вдохновила, и в итоге я не поучаствовал в процессе улучшения генофонда мальгашей – мою ДНК искать на острове не стоит. Концерт же в столице вызвал ажиотаж, и, дабы избежать инцидентов, принимающая сторона привлекла для охраны нашей делегации группу каратистов. Им с ходу пришлось продемонстрировать свое умение. Драка с «хулиганствующей молодежью» состоялась прямо в начале концерта рядом со сценой. Нам все это напоминало кадры из американских вестернов – наши победили.

Однако мне было не до драк. Я… я с ужасом ждал своего выхода с «Залаей». И вот этот миг наступил…

– Вперед, Малежик! – послал меня в атаку Березин.

Я вышел с микрофоном на край сцены, сделал паузу и в полной тишине заорал революционный клич. Весь зал, как будто всем в одно место одновременно воткнули шило, взлетел вверх, слившись в едином вопле восторга. Я от неожиданности забыл все слова, но петь мне уже было не нужно. Ядерная реакция была запущена, и порыв революционного народа остановить было уже невозможно. Зрители спели песню под наш аккомпанемент и устроили мне и «Пламени» овацию. Мы не единожды повторили «Залаю» на бис, и каждый раз мой вопль был спусковым крючком, запускавшим энтузиазм мальгашей.

Усталые, но счастливые, мы вскоре вернулись в СССР.

И вот сейчас я сижу и мечтаю о мадагаскарском дежавю: я кричу «За-ла-и» или чего-то там еще, а вся страна в едином порыве… Только непонятно, нужно ли свергать для этого колониальное владычество?