Петь песни – самое прекрасное занятие на свете! Не знаю, есть ли еще большая радость, чем радость артиста, сумевшего в нескольких строках песни передать слушателям немного своего личного богатства.

Когда меня спрашивают, что надо певцу для того, чтобы добиться успеха, я отвечаю без всякой претензии на оригинальность: «Работать, работать и еще раз работать».

Но и этого недостаточно, ибо иначе все было бы слишком просто. Нужно исполниться решимости всегда быть самим собой и только самим собой. Это не означает, что надо презирать своих товарищей по профессии. Напротив, надо ходить на их концерты и использовать те уроки, которые они могут вам дать. Каждый концерт артиста, если не научит чему-то, по крайней мере, подскажет, чего не следует делать.

Надо уметь устоять – а это дается нелегко – перед соблазном добиться успеха самым легким путем, то есть перед соблазном уступить зрителю. Будьте осторожны! Где начинаются уступки – известно. Но неизвестно, куда они могут вас завести. Лично я стараюсь никогда их не делать. В свои песни я вкладываю все самое сокровенное, самое дорогое, всю себя, свою душу и сердце. Я стараюсь всеми силами добиться контакта с залом, чтобы у меня было общение с теми, кто меня слушает. Но даже если меня не слушают, я никогда не соглашусь ради того чтобы привлечь внимание зрителей, прибегнуть к хитрости, которая может меня унизить в собственных глазах, а в дальнейшем – и в их тоже. Меня либо надо принять такой, какая я есть, либо вовсе не принимать. Но я против подмигивания с видом соучастника, против всяких трюков, ценой которых покупаются аплодисменты, хотя ими нечего особенно гордиться.

Такая непримиримость всегда приносит плоды. Когда я пела в «Бобино» песню Анри Копте и Маргерит Монно «Свадьба», на меня дулись. Яне уступала. Я сохранила «Свадьбу» в своей программе и обеспечила ей успех. Могу назвать и другие произведения, которые при первом исполнении были встречены настороженно, но оттого, что я их не бросила, а также потому, что они были действительно прекрасными произведениями, эти песни стали затем популярны.

Обычно я с трудом подбираю себе репертуар. Песни, которые мне не нравятся, я безжалостно отвергаю. Зато те, в которые поверила, защищаю повсюду до конца. Ибо у меня нет двух репертуаров – один для сцены, другой для себя. Для меня либо песня хороша сама по себе, либо нет. А если она хороша, то хороша для всякой аудитории.

Мне показывают в большом количестве тексты новых песен. Превосходные и отвратительные. Либо неумело написанные куплеты, содержащие мысли, которые автор не сумел выразить, либо слишком уж ловко состряпанные перепевы моих прежних песен. Например, мне предложили до двадцати вариантов «Моего легионера» и столько же «Аккордеонистов»! Я отвергаю и те и другие, оставляя лишь самые искренние, оригинальные, «что-то в себе несущие» произведения. Я не требую, чтобы они принадлежали к какому-либо определенному жанру. Программа выступления должна быть разнообразна. Стремясь придать своему концерту некоторое единство, я стараюсь всячески разнообразить его. Никто не скажет мне, что «Иезавель» похожа на «Жизнь в розовом свете», «Наконец весна!» – на «Человека с мотоциклом» и «По ту сторону улицы» – на «Господина Сен-Пьера».

В песне меня в первую очередь интересует текст. Я никогда не понимала известную певицу конца прошлого века Тереза, говорившую своим поэтам: «Пишите глупее! Если куплеты будут со смыслом, что тогда останется делать мне?» Странные рассуждения. Исполнить песню – значит вдохнуть в нее жизнь. Как же это сделать, если даже при хорошей музыке слова отличаются убожеством?

Не надо только на основании вышенаписанного делать вывод, что я считаю музыку второстепенной!

Песня без музыки может остаться прекрасной поэмой. Она ничего не потеряет от такой ампутации. Зато удачная песня составляет столь органичное целое, что отделять слова от музыки просто невозможно. Несколько лет назад Раймон Ассо выступил с чтением своих песен в кабаре. Несмотря на их высокие поэтические достоинства и то, что он читает свои стихи лучше, чем кто-либо другой, они не вызвали желаемой реакции. Дело в том, что им не хватало музыки.

Той самой музыки, которая, как сказал сам Раймон Ассо, «придает стихам их подлинный смысл, сообщает им необходимую атмосферу».

Как могу я, говоря о музыке, не воздать должное той, которая является для меня живым и радостным воплощением этой музыки, – Маргерит Монно, моей лучшей подруге и женщине, вызывающей у меня чувство искреннего восхищения.

Очень красивая, изящная и высокообразованная, Маргерит обладает лишь одним недостатком – она нисколько не заботится о рекламе и проявляет такую незаинтересованность в делах, что напрашивается вопрос, не лучше ли ей обзавестись адвокатами, которые бы вели все ее дела.

Уже в возрасте трех с половиной лет она играла Моцарта в зале «Агрикюльтюр» и получила там свой первый гонорар – плюшевую кошку. Воспитанная на классической музыке, ученица Нади Буланже и Корто, Маргерит могла бы сделать блестящую карьеру концертанта. Она от нее отказалась, ради того чтобы писать песни.

Первая песня, сочиненная ею на слова Тристана Бернара – да-да! – была вальсом «О прекрасные слова любви», который напевали Клод Дофен и Алис Тиссо в каком-то фильме. Но подлинным ее дебютом в искусстве явилась замечательная песенка «Чужестранец», познакомившая нас. За ней последовал «Мой легионер», созданный за несколько часов и прославивший ее. А потом и все остальные «Вымпел легиона», «Я не знаю конца», написанный с Ассо, «Пересадка» – с Жаном Марезом, «История сердца», «Небо закрыто», «Малыш» – с Анри Конте, «Песня бедного Жана» – с Рене Рузо. Я горжусь тем, что сотрудничала с ней в создании некоторых песен – «Маленькая Мари», «Дьявол рядом со мной» и «Гимн любви». Я называю лишь эти три, чтобы не слишком перегружать список, где и так отсутствует столько названий!

Песни Маргерит Монно исполняются во всем мире чаще, чем других композиторов-женщин.

И вполне заслуженно.

Я была первой исполнительницей многих прекрасных песен. Но есть еще немало таких, которые мне очень бы хотелось спеть первой, но петь я их не буду никогда. К большому моему сожалению.

Например, «Дурную молитву» Луи Обера. Всякий раз, когда я слышала, как «живет» этой поразительной песней Дамиа, как она исполняет ее с присущим ей драматизмом, я переживала шоковое состояние. Глубоко взволнованная, я аплодировала ей и громко высказывала свое восхищение. Домой же я возвращалась с тяжестью на сердце. Мне бы так хотелось исполнить «Дурную молитву». Но попробуйте это сделать после Дамиа!

Я уже писала, как высоко ценю талант Мари Дюба. Сколько раз я плакала во время исполнения ею «Молитвы Шарлотты», жалкой уличной девчонки, которая в рождественский вечер, коченея от холода и голода, умоляет святую деву освободить ее от драгоценного бремени, а затем умертвить ее…

Я знаю наизусть насыщенный, патетический и человечный текст Риктюса. Но я не буду петь его никогда. После Мари Дюба это просто невозможно.

А вот песенку «Как воробышек» я пела. У меня есть извинение: мне было пятнадцать лет и я понятия не имела о Фреель, с которой познакомилась позднее у Лепле. Она по-прежнему исполняла эту песню. В тот вечер, когда я ее услышала, мне стало стыдно за себя, и я поняла, как много еще надо работать для того, чтобы получить право называться артисткой.

Приходят на память и другие произведения, которые мне хотелось бы исполнить первой: «Я пою» Шарля Трене, песенку «Первые шаги», успешно исполнявшуюся Ивом Монтаном, «Гваделупу», отмеченную талантом Мари Дюба, «Мисс Отис сожалеет», которую так хорошо пел Жан Саблон.

И, конечно… «Жизнь в розовом свете».

Это еще одна интересная история.

Ибо хотя я и не исполнила эту песню первой, тем не менее была автором ее текста и музыки.

Дело происходило в 1945 году. К тому времени я уже написала несколько песен, в том числе «Праздничный день» в обработке Маргерит Монно, но не была тогда еще членом Общества авторов, композиторов и издателей музыки (SACEM).

Здесь я позволю себе отступление. Ибо представляю, как нахмурятся некоторые мои добрые товарищи, когда прочитают эту фразу. Я даже слышу, как они процедят:

«Скажи пожалуйста, она уже забыла, как ее провалили на приеме в SACEM!»

Дабы выбить у них этот козырь, я во всем признаюсь. Да, я потерпела поражение при приеме в общество. Я могла бы заметить, что была нездорова. Но зачем искать оправдания? Я ведь была принята спустя восемь месяцев и полностью утешилась, узнав от Маргерит Монно, что и ее постигла та же судьба на этом экзамене. Как, впрочем, и Кристине, автора «Фи-фи».

Теперь я возвращаюсь к «Жизни в розовом свете».

Однажды прекрасным майским днем 1945 года я сидела за стаканом вина в одном из кабаре Елисейских полей со своей подругой Марианн Мишель. Приехав из Марселя, она успешно дебютировала в столице. Но ей нужна была песня, которая бы обратила на нее внимание.

– Почему бы вам не написать мне такую песню? – сказала она.

Музыка «Жизни в розовом свете» была готова. Я напела мелодию, она понравилась Марианн, но надо было закончить песню, у которой еще не было ни слов, ни названия.

– Договорились! – воскликнула я. – Я это сделаю сию же минуту!

Взяв ручку, я на бумажной скатерти вывела первые две строфы.

Марианн поморщилась.

– Вы находите, что «все на свете» это удачно? Может быть, лучше заменить словом «жизнь»?

– Прекрасная мысль!.. И песенка будет называться «Жизнь в розовом свете». Название останется вашим.

И я исправила:

Когда песня была готова, пришлось искать кого-либо, кто бы мог ее зарегистрировать в SACEM, ибо сама я этого сделать не могла.

Я обратилась к Маргерит Монно. Она посмотрела на меня с огорчением:

– Надеюсь, ты не собираешься исполнять эту пошлость?

– Я как раз рассчитывала на твою подпись.

– Неужели? Ну, знаешь, я не в восторге от этого.

Я не настаиваю. Беру песню и несу к другим композиторам. Они тоже уклоняются от ответа. Один даже говорит мне:

– Ты шутишь? За последние три года ты забраковала десять моих песен, а теперь хочешь, чтобы я признал себя отцом той, которую ты сама не собираешься исполнять и на которую, стало быть, посыплются одни шишки! Не слишком ли это?

Я уже потеряла всякую надежду, когда наконец получила согласие на подпись от Луиги, написавшего позднее для меня «Браво клоуну».

Думаю, он об этом не пожалел.

«Жизнь в розовом свете» в исполнении Марианн Мишель завоевала международный успех. Переведенная на десятки языков, и даже на японский, она много раз записывалась на грампластинки, в том числе такими артистами, как Бинг Кросби и Луис Армстронг. Общий тираж пластинок достиг колоссальной цифры – три миллиона экземпляров. Ныне она так же популярна в США, как и у нас. От меня неизменно требуют исполнить ее всякий раз, когда я бываю там на гастролях. Ее напевают на улицах. А на Бродвее есть ночной клуб «Жизнь в розовом свете» – вероятно, единственное заведение такого рода в мире, носящее название французской песенки.

Я спела «Жизнь в розовом свете» спустя два года после Марианн Мишель.

Я счастлива, что написала эту песню для нее, счастлива, что доставила ей радость.

Но я всегда буду немного сожалеть, что не исполнила «Жизнь в розовом свете» первой.