Вторично очнувшись, я не смогла не застонать от боли и схватилась за голову в районе височной кости, по которой меня и ударили. Вот это Пронина! Но что же получается? Она ведь была с нами, когда убили Ваньку. И она была убита в туалете АЗС. Что ж, по первому напрашивается вывод: Белова убил тот самый человек, водитель такси, коего мы не далее как вчера сдали в руки правосудия. А по второму… выходит, что она инсценировала свое собственное убийство, а черное авто в кустах не имело к этому отношения. Но зачем? На кой хрен ей этот спектакль? Но ничего, в кабинете для допросов сама обо всем расскажет.

С этими мыслями я поднялась и огляделась. Ключ валялся неподалеку на полу. Я схватила его с такой прытью, точно боялась, что его вот-вот отнимут, хотя в недостроенном помещении, кроме меня, никого не было, и вышла в коридор.

«Где эта овца? Сейчас надеру ей задницу!» — подумала я и тут же усмехнулась. Да, ключ против разделочного ножа (вот что она прятала за спиной) и владения восточными единоборствами — это сильное оружие! Но попытка не пытка.

«Попытка не пытка, попытка — смерть, дура!» — очнулся внутренний голос, но я пожелала ему заткнуться.

— Эй, тварь! Выходи на честный бой! — крикнула я во весь голос и испугалась: а вдруг она слышала? А вдруг и вправду выйдет? Надеюсь, она не обидчивая и поняла, что насчет твари я пошутила.

— Юля! — донеслось мне в ответ откуда-то слева (с того самого лева, которое в тот раз было право), и я неимоверно обрадовалась. Но не потому, что это была Лида, принявшая тем самым мой вызов (я б тогда скончалась от разрыва сердца на месте), а потому, что голос принадлежал моей подруге. Живой подруге.

— Катюша, я уже иду! — вспомнились мне Балу и Багира. — Катюша, я уже здесь!

В том помещении, где находилась Катя, было два входа, и мы с Лидой зашли с противоположных сторон в одну и ту же секунду. Я только крикнула Любимовой «Сзади!», как Семенова набросилась на нее с ножом в руке, но Катя успела среагировать, перехватила нож своей рукой, и они повалились на пол, сцепившись в смертельной схватке.

— Юль, помоги, — сквозь зубы, чтобы сберечь силы, попросила Любимова, чем вывела из оцепенения: согласитесь, не каждый день две твои подруги стремятся уничтожить друг друга.

— Не подходи, Образец, — посоветовала Семенова, но напрасно. Достав из кармана ключ — и ничего смешного! — я с решительным видом направилась в подмогу настоящей подруге, но здесь произошло непредвиденное: с улицы донесся вой полицейских сирен. Не по наши ли души? Но откуда им знать, что у нас тут случилось? Может, выйти и позвать?

Но «выйти и позвать» мне было не суждено, так как, отвлекшись на шум, Катя потеряла бдительность и схлопотала от Прониной удар кулаком по лицу, в связи с чем силы в ней поубавилось, и лезвие ножа начало неукоснительно клониться к Катиной шее.

Что-то мне подсказывало, что необходимо встрять. Но как? Я совсем не умею драться. Тем более с женщинами, у них же нет этого… ну, того самого… ну, того, что у мужиков есть. Куда ж бить-то?

Сирены машин наконец-то заглохли, на смену им пришел мужской голос, который через рупор призывал всех находящихся в здании выйти с поднятыми руками.

Отвяньте, менты, сама справлюсь.

Лезвие ножа уже вплотную приблизилось к Катиной коже, и в результате надавливания в том месте выступила капелька крови. Итак, приступим.

Для начала я легла. Это чтобы было проще как-то слиться с ними, что ли. Но пол был неудобным местом для лежания, и я поднялась обратно на ноги.

— Юля… — еле дыша, со всей возможной мольбой в голосе произнесла Катя.

— Сейчас-сейчас, — заверила я и продолжила думать, как бы к ним подобраться.

Мужик просительным тоном повторил, что всем нам жизненно необходимо сдаться, иначе они откроют огонь на поражение или что-то еще в этом же духе. Чего он вообще от меня хочет?

— Пошел на фиг! — крикнула я ему в намеченное рабочими окошко без рам и стекол и, отбросив куда подальше всю интеллигентность, с полоумными воплями, сев на врага, принялась царапать замазанное килограммом тонального крема красивое голливудоподобное личико своим ненаглядным ключом от квартиры: — А-а-йа-йо-о-ы!!

Похоже, Пронина боялась непонятных слов, потому как, запищав что-то нечленораздельное, выронила нож и схватилась за лицо, не забывая при этом дергаться как в брейк-дансе.

Мужик, чуть не плача, объявил в рупор, что здание окружено и если мы сейчас же не сдадимся, то кто-то куда-то вломится и кого-то захватит. Не знаю, я не поняла. Видимо, потому что продолжала скакать на Лидке и царапать ей лицо.

— Молодец! — похвалила меня подруга и вылезла из-под нас.

Но не все коту масленица: Семенова наконец поймала мою руку и ловко перекинула через себя, вследствие чего я снова поприветствовала макушкой пол. Далее Катя и Лида синхронно кинулись к выроненному преступницей ножу, но в следующую секунду со стороны лестницы донесся шум, а еще через мгновение пред нами предстала сотня из ларца одинаковых с лица омоновцев с АК, перевешенными через плечо.

— Ладно, уговорили, — подняла я руки кверху, все еще лежа на полу.

— Может быть, вы хотите что-нибудь сказать в свое оправдание? — гневался Борис Николаевич в своем кабинете. Наши близкие родственники, прибывшие по звонку все того же Акунинского, были бессовестно выпровожены в коридор.

Катерина с независимым видом традиционно вступила в спор:

— А в чем вы, собственно, нас обвиняете? Давайте абстрагируемся от того, что вы за нас очень переживали, так как сильно нас успели полюбить. — Старший друг порозовел от смущения и все же умолк, предоставив Кате слово. — Итак, две девчонки сели в машину. Не как в тот раз, в такси, хотя и тот раз был вполне оправданным поступком, но сегодня мы сели в машину к подруге. То есть для нее, — кивок в мою сторону, — она подруга, которую, к тому же знают с первого класса, а для меня она просто знакомая девчонка, удачно вышедшая замуж и сумевшая таким путем приобрести автомобиль. У меня болела нога, да и сейчас, знаете ли, болит нещадно, а от травмпункта пиликать до дома очень долго, поэтому я, так уж и быть, позволила себя подбросить. Вот и все, что случилось. А вина во всем этом только ваша! — Бориску-на-царство широко открыл рот, чтобы начать возмущаться, но Катя рукой его остановила, дескать, я еще не закончила. — Мы указали вам на эту Пронину как на объект для пристального внимания, просто вместо знака «минус» поставили «плюс». Думали, жертва, оказалось наоборот. Только если бы вы прислушались к нашей интуиции хоть раз и поставили бы слежку, не пришлось бы мне, хромающей и напуганной, уловив момент и сорвав маску с маньячки, бежать от нее со всех хромающих, повторюсь, ног и прятаться по этажам, чтобы позвонить вам. А если бы она не дала мне позвонить, что бы было, а?!

Акунинский, разъяренный и недовольный, давно отработанным движением руки полез в карман пиджака за платочком (я в тот момент с любопытством прикидывала, какой же расцветки будет спасительный кусочек батиста на этот раз), и тут его ждал облом: платка в кармане не оказалось. Таких удивленных глаз у следователя по особо важным я еще ни разу не наблюдала. Он так и застыл, не зная, что и делать, я же стала ожидать прихода к нему сердечного приступа. Действительно, где же платок? Бросив беглый ищущий взгляд на поверхность стола, узрела там что-то квадратное и ярко-оранжевое в белый цветочек, поднявшись, схватила его и сама протерла лысину любимому дяде Борису.

— Спасибо, — тихо отозвался он, перехватил из моих рук платочек и сунул на законное место, в карман. Затем перекинулся на сидевшую пред его ликом с гордо выпрямленной спиной Катерину Михайловну. — Ты очень хорошо рассуждаешь. Сидишь тут с высоко поднятой балдой, — Катя нахмурилась и подняла балду, пардон, голову еще выше, так, что ее глаза устремились на одинокий карниз над окном, не имевший ни штор, ни тюля. — И корчишь из себя пуп земли, — тем временем говорил Акунинский. — Ну кто мне выделит людей для слежки за чьей-то там подругой лишь из-за того, что она похожа на двух жертв маньяка? Сколько их таких, похожих-то? Послушай, может, я и садист, и изверг, и лысый хрен, — сказал он с нажимом, из чего следовало, что слова эти были произнесены неспроста, а были процитированы, — и шило у меня… в каком-то месте, не знаю, ты не успела сказать, но я, как ни странно, хочу вам только добра, и если б вы сами послушались меня хоть раз, то не пришлось бы вам просить меня о наблюдении за похожей на жертвы подругой, потому как об этих жертвах, как и о самих преступниках, вы знали бы лишь понаслышке, и жили бы как нормальные, человеческие люди!

Я ухмыльнулась, но, заметив суровый взгляд Акунинского, тут же подавила улыбку. Это надо так сказать — «человеческие люди»? Куда там Паше с его Перу-беру.

При словах «изверг», «садист» и «шило в каком-то месте» Любимова заметно покраснела и, лишившись своего гордо-независимого имиджа, цвет лица больше не меняла, очевидно, думая над тем, что с жучками будет теперь обращаться крайне осторожно. По всему выходило, что «дядей в фургончике у подъезда Юли Образцовой» являлся сам следователь.

— Борис Николаевич, — напомнила я о себе, — а кого убила Лида? — С тех пор, как Пронина ударила меня в висок ногой, я много раз задавалась этим вопросом и кое до чего додумалась. Мне хотелось проверить свои догадки.

Следователь смерил меня осуждающим взглядом из-под хмурых бровей, затем подобрел:

— Прощаю тебе любопытство, не каждый может похвастать, что десять лет учился вместе с будущей серийной убийцей. — На самом-то деле причина доброты Бориса заключалась в благодарности за то, что я нашла платок, и теперь он возмещал мне долг. — На счету Семеновой Лидии Ивановны Орловская А.М., Антонич Э.Б. и едва не стали вы. Плюс к тому, несколько раненых студентов.

— Вот вы и ошиблись.

— Что? — удивился следователь. А я была довольна тем, что поняла чуточку больше, чем умный служитель закона.

— Поправлю вас: едва не стала Катя. Меня она убивать не собиралась. Потому и сбежала от меня в окно аудитории в институте. Потому и вырубила меня приемом каратэ, чтобы я не мешала ей убивать Катю. — Я почесала бровь. — Не пойму только — зачем? Сперва у меня были некие догадки, но Катя их порушила, так как совсем туда не вписывается. Что она вам сказала?

Следователь встал со стула и прошелся по кабинету взад-вперед.

— На этот вопрос она ответила лишь то, что мне «не дано понять». Что это означало? — Он пожал плечами. — Ничего, добьем. А затем проведем экспертизу, вдруг она ненормальная, ваша Семенова?

— Может, мне повезет? Устройте мне с ней свидание! — предложила я и добавила жалостливо, напустив в глаза влаги: — Прошу вас! — зная, что этот прием на твердого с виду, но мягкого внутри старшего друга действует безотказно.

— Хорошо, — немного подумав и продолжая при этом ходить, согласился Борис Николаевич. — Думаю, смогу сделать это даже завтра.

— Дядя Борис… — Я надула губы и плеснула еще больше влаги в глаза с целью привести его в умиление, еще пуще разжалобить и выкачать желаемые сведения. — Расскажите, пожалуйста, про первого маньяка-убийцу. Я столько ночей не спала, все ломала голову над…

— Подержать? — беспардонно перебил он даму, как делал дольно часто.

— Чего подержать, вы о чем? — не поняла я.

— Губу, которую ты раскатала. Вон уже до пола свисает. — Я вернула губу на место и решила обидеться. — Ладно, не дуйся, расскажу я вам. Только раньше ты не могла уснуть, потому что не знала правду, а теперь не сможешь уснуть, потому что знаешь ее. Ха! Но в целом не все так ужасно, маньяки бывают куда страшней и ненормальней. Слушайте. — Мы с Катей приободрились (хотя цвет ее лица оставался прежним) и обратились в слух. — Восьмого числа в половине второго ночи, то есть уже девятого числа, Алена Звеньева села в такси с известным вам водителем. Девушкой она была суперобщительной, совершенно без комплексов, потому без всяких зазрений заигрывала с ним и дала ему свой номер, взяв обещание позвонить. Он, хоть и не слишком здоровый в плане психики человек, юмор имеет, потому на самом деле позвонил, точнее, написал, но вовсе не то, что она ожидала. Естественно, Алена и в мыслях не держала, что так прикалывается ее новый знакомый — тот самый серьезный водитель такси с замечательной привычкой оказываться в нужном месте в нужное время. Без двадцати четыре она вышла из дома Жигунова и очень удивилась, а после обрадовалась, когда неуехавшее такси поморгало ей фарами. Решив, что в этот прекрасный день у нее будет трое мужчин (девушка болела легкой формой нимфомании), да еще и бесплатно подвезут до дома, Звеньева обрадованно кинулась на шею мужчине, но неожиданно получила ножом в живот. Уже затем маньяк, также смотревший кинопремьеру, придумал переодеться в костюм и побегал немного возле Дворца культуры, дабы повести следствие по ложному пути. Мобильный преступник взял с собой и выбросил в реку.

— А для душевнобольного он мыслит очень рационально, — высказалась Катя. — Как он сформулировал мотив убийства?

— Он заявил, что просто избавил землю от такой непростительно легкомысленной шалавы, и ее мать теперь заживет спокойно, не будет кусать локти от беспокойства всякий раз, когда дочь снова загуляет. О том, что мать будет еще менее спокойна от горя из-за смерти единственного ребенка, он не подумал.

— Мироновых за что он убил? — спросила я. — Они вообще-то жили отдельно и беспокойства своим матерям не доставляли. Пока не исчезли. Где логика у этого маньяка? — последний вопрос я адресовала подруге, посмевшей назвать урода умным малым. Конечно, не ее ж знакомых он убил.

— По его утверждению, убивать он их не хотел, они казались ему теми малочисленными жителями города, которые не являлись сорняками общества. Зато он очень разозлился, услыхав по радио, что кто-то нагло его скопировал. Это была Семенова, напавшая тогда на твою группу в институте. В результате три трупа. Впрочем, парня он не жалел, сказал, туда ему и дорога, никакого прока от человека. А по твоим знакомым сильно страдал, лил слезы. Точно крокодил, жалеющий собственных жертв.

— А Ваньку? Ваньку за что? — ощутила я в себе массу раздражения в связи с этой бескрайней, беспочвенной жестокостью. Ох, дайте мне этого маньяка! Я покажу ему, от кого есть прок, а от кого и впрямь одни убытки, одно зло. — Тоже на кого-то разозлился? Рекламу, наверно, включили на самом интересном месте! Вот он и убил за это Ваньку! Первого, кто ему встретился. Я права?

— Не совсем, — осторожно ответил следователь, понимая, что может нанести мне душевную травму: еще долго упоминание о той истории в лесу будет причинять мне боль. — Не думаешь ли ты, что твой Белов на своем хребте лодку в лес притащил?

— Такси? — ахнула я.

— Именно. По словам убийцы, молодой клиент доставил ему слишком много неудобств (они вместе привязывали лодку к крыше), а заплатил меньше, чем договаривались. Да еще и нахамил. Схожая история с Дудкиной Раисой Степановной. Не оказалось у нее с собой нужной суммы, она не думала, что вызов такси стоит так дорого. Пожилая женщина, работала уборщицей, откуда ей знать расценки? «Опять недоплатили», — разозлился маньяк и совершил преступление. Вас обеих он пытался убить, потому что видел, как вы убегали от ребят, один из которых аж на коленях умолял остаться. В подростковом возрасте с ним произошел подобный случай: умолял девушку остаться, но она ушла. Ему вспомнилась эта история, и он решил вас наказать. — И следователь резко захлопнул папку, откуда считывал информацию, мол, все, дело закрыто.

А я задумалась. Интересно, кого бы он стал наказывать, узнав, отчего я убегала от Ромки? Он же не любит, когда его копируют, хоть и сам является имитатором киношного маньяка. Наверно, посадил бы всех четверых в такси и скинул бы машину с моста, предусмотрительно выскочив в последний момент.

Мы по-доброму попрощались со следователем, в пятнадцатый по счету раз пообещав никогда в жизни, ни в этой, ни в следующих, не влезать в опасные приключения, а он лишь покачал головой, не веря ни единому нашему слову.

По дороге Катька бранила на чем свет стоит маньяка номер один, высказав вслух все те же мысли, что пару минут назад пронеслись у меня в голове, слово в слово.

— Эти уроды рядились убийцей и жестоко пугали людей! Как он смел за них заступаться? Коли мы убегаем от них, значит, есть причина! И теперь я понимаю ту девочку, которая ушла от данного субъекта. Видать, он и тогда был чокнутый. — В эту секунду Катя как-то странно посмотрела на меня, точно оценивающе. Затем не поленилась остановиться и покрутить меня вокруг оси, придирчиво оглядывая. — Вроде нормальная девчонка, — резюмировала она, проведя осмотр тела. — Симпатичная, светленькая, умненькая, милая, высокая, худенькая. Короче, приятная во всех отношениях. — Я ошарашенно слушала подругу, взявшуюся делать мне комплименты непонятно с какого бодуна, и растерянно моргала. — Ответь мне тогда, какого рожна к тебе вечно всякий хлам липнет?

— Это ты Пашу имеешь в виду? — не удержалась я от шпильки. Яснее ясного, она имела в виду Романа.

— Нет. Хотя и Павел не лучший вариант. Но этот твой… Что же в тебе не то? — вдумчиво молвила она, а после велела: — А ну, сотвори очаровательную улыбку! — Растягивая губы, я попыталась вложить в это действие все свое обаяние, вспомнив Катину коронную улыбку, которая так ошеломляюще действует на мужчин, но тут… — Да не дебильную улыбку, а о-ча-ро-ва-тель-ную! Смотри, как я! — Любимова до неузнаваемости изменила выражение лица, и все собачники двора вместе со своими питомцами расцвели в ответных улыбках, прося у нее номерочек. Катя им мягко отказала. Даже собакам. — Ну, теперь ты пробуй!

Я сцапала за рукав владельца добермана, показавшегося мне наиболее приятным, и попробовала скопировать подругу.

— Пусти, дура! — шарахнулся от меня собачник, а доберман, тот, что показался мне сперва приятным, громко рыкнул. Я приготовилась падать в обморок, так как собак боялась с детства, но мужчина, прихватив животное, быстренько удалился с глаз.

— М-да, здесь придется серьезно поработать, — подвела Катя итог моим способностям, и мы пошли в сторону нужного подъезда.

Возле оного столкнулись с бомжом Васей.

— Привет. Что-нибудь случилось?

— Да, Юлия, случилось. Я снова его видел. Час назад.

— Кого? — Мое сердце непроизвольно екнуло.

— Того, что ходил за тобой по пятам. Сегодня их было двое. — Бардо поправил на башке детскую панамку, которая по причине несоразмерности все время съезжала набок. Я однажды спросила Василия, а зачем он их вообще носит, на что тот ответил со всей серьезностью, что панически боится солнечного удара. Однако такое объяснение не оправдывает ношение головного убора в любую погоду, в любой сезон, к тому же, среди хлама можно было бы подыскать себе вещь взрослого человека, потому я сделала собственный вывод: человек был счастлив лишь ребенком, оттого сия страсть к панамкам — подсознательное стремление вернуться в далекое безмятежное прошлое.

Что-то я отвлеклась. Итак, Родион с Романом были здесь. Что же им теперь от меня нужно? Их друг освобожден.

— Расскажи подробнее. Что они делали? Мимо шли? — Да, надежда слабенькая. Чтобы Жигунов решил прогуляться через мой двор, да еще и в паре с этим кексом… в ботах… Не повезет мне так.

— Нет, они приехали на машине. Тот, что в кепке, остался курить возле «Опеля», а другой зашел в подъезд и вышел минуты через две, а то и быстрее.

— Только этого мне не хватало… — пробормотала я.

Быстрее пули поднялись мы на второй этаж. И чего спешили? Боялись, что дом вот-вот взлетит в воздух? Короче, у двери в квартиру нас встретил огромный белый плюшевый медведь. Он покоился в целлофановом пакете, а между лапками зажал пеструю цветастую открытку. Я незамедлительно вскрыла пакет и достала ее.

«Милая, отважная Юлечка! Ты поймала двух жесточайших преступников, и невиновный теперь на свободе. Мы трое бесконечно тебе благодарны. С меня поход в лучший ресторан города. Целую, не держи зла. Твой Р.

P.S. Надеюсь, ты найдешь в себе силы простить меня, и тогда два любящих сердца соединятся навечно».

— Поэт… мать его, — презрительно сплюнула Катя.

Я молча улыбалась. Он любит меня! Я всегда это чувствовала! Ну и что, что женат? Скоро разведется. Я стану для его сына самой лучшей мачехой на свете! Хотя зачем такие крайности? Ребенок останется с матерью, а Ромка будет исправно платить алименты. Многие семьи так живут. Не будь развод настолько популярен в современном мире, разве позволила бы мне совесть согласиться с таким его решением? Все, что Бог ни делает, — к лучшему. Неужели я наконец-то буду счастлива?

— Даже не думай, — пригрозила мне пальцем всезнающая и всепонимающая Катька.

— Я что, опять сказала вслух? — ударила я себя по губам.

— Нет, но это и не требуется. Я вижу тебя насквозь. То, что он тут понаписал, — это все слова. А ты бестолковая… Обещаешь?

Несмотря на то, что подруга изъяснилась не слишком доходчиво, я все равно ее поняла и с понурым видом произнесла:

— Обещаю…