Из больницы я вышла в приподнятом настроении. Вика идет на поправку, но если что вдруг не так, Руслановна — или Рустамовна? — о ней позаботится. Солнце светит так ярко, что можно защитные очки надевать — словно наступило долгожданное лето. Температура окружающей атмосферы поднялась до тринадцати градусов, а вчерашние лужи подсохли, и нет уже смысла бояться стать грязным навозным жуком, испачканным и облитым лужей, коим я вчера предстала пред социумом в целом и Романом в частности. В общем, все было замечательно, пока я не достигла перекрестка. Горел красный, потому я остановилась, а рядом со мной — еще две среднестатистические тетки. И все бы ничего, но сначала я почуяла затылком чье-то присутствие за спиной, а через секунду — его тяжелое хищное дыхание в сантиметре от моего левого уха. Я чуть продвинулась вперед к дороге, по которой с бешеной скоростью неслись автомобилисты, не замечая ничего вокруг, но некто тоже сделал шаг вперед, вновь приблизил свои губы к моему уху и, подышав в него еще немного ради накала обстановки, громким шепотом совершенно неожиданно для меня произнес:

— Пуф!

Перепугавшись, я машинально дернулась вперед, оказавшись на дороге с интенсивным движением, и краем глаза заметила, как прямо на меня с угрожающей жизни скоростью летит серебристый «Лексус». Машина резко вывернула влево, столкнувшись с крылом «шестерки», но меня все равно при торможении слегка задела краем бампера, в результате чего я оказалась на асфальте с пронзительной болью в бедре.

— Не впервой, — сказала я сама себе, не утеряв оптимистического настроя, что было довольно странно при данном стечении обстоятельств, и додумалась поднять взор на толпу желавших переходить дорогу пешеходов: от нее отделился молодой человек в черной кожанке, надетой на спортивный костюм, и бейсболке с козырьком, опущенным до самых глаз. Он шел спеша и не оглядываясь, как делают бандиты, не стремящиеся быть замеченными, после совершения очередного злодеяния.

«Интересно, это он или не он? Он напугал меня или нет, и если да, то что ему от меня нужно?»

Здесь подоспели сотрудники дорожно-патрульной службы, околачивавшиеся неподалеку от места ДТП, а я, воспользовавшись тем, что обо мне временно забыли, похромала к автобусной остановке, потому что до родного дома пешком чапать — это полчаса как минимум, и для повреждения такого рода, которое я сейчас получила, задача абсолютно непосильная.

Не успела я разуться, переступив порог родных хором, как затренькал мобильный.

— Ты дома? — Это была Катька. Я молча кивнула, почему-то не подумав о том, что сие телодвижение в данной ситуации абсолютно лишено логики. Любимова, наверно, имела третий глаз, потому что тут же прибавила: — Тогда сядь!

— Не могу я сесть, я только зашла, еще даже не разулась.

— Тогда перезвони мне. Это важно. — И дала отбой.

Здесь в прихожую вплыла мать, которая иногда на обед ходила домой, что сегодня и произошло, и вперилась глазами в мою держащуюся за левое бедро руку и припадающую на одну ногу походку.

— Ты чего такая побитая?

— Из-за меня «Лексус» въехал в «Ладу» и чуть-чуть задел меня краем бампера. А так полный порядок!

— Овца! Дорогу переходить разучилась?! — разоралась мать, пока я снимала обувь. — Совсем спятила?!

— Мам, не кричи, — я зашла в комнату, — я жива и здорова, верно? Так что перестань париться из-за пустяка.

— А если бы…

Что «если бы» слушать я не стала, предпочтя этому перезвонить Катьке, как она и просила.

— Ты на работе? — полюбопытствовала я, прикладывая лед к ушибленному месту прямо через брюки.

— Да нет, — проворчала та. — График дико неудобный, и я отказалась. Но я не из-за этого звонила. Как прошло твое свидание?

— Свидание как свидание. Не лучше и не хуже других. — Если бы Любимова узнала, что я проговорилась Жигунову о нашем расследовании, можно сказать, пустила его в святая святых, она б меня попросту придушила. А я еще жить хочу. — Прикинь, мы там с Пашкой столкнулись. А правда, что к нему сестра из Тюмени приехала? — почему-то поинтересовалась я.

— Правда. Значит, он видел вас вместе? Бедный Паша, — непонятно о чем высказала Катя, изрядно погрустнев. — Слушай, пока не забыла. Я вчера на тебя Таро раскладывала, и знаешь, вышло не очень хорошо. Будут неприятности и сильные страхи. Хотя их и так было предостаточно… — О, это ты еще о сегодняшнем приключении не осведомлена! — А еще они заявили, — продолжила Любимова, — что сегодня тебе поступит предложение, на которое ты ни за какие коврижки не должна соглашаться. Поняла? Это важно!

— Хорошо, — покорно кивнула я. Как я уже говорила, с некоторых пор моя подруга пристрастилась к картам, и, надо сказать, все, что она за этот период успела мне нагадать, всегда сбывалось с завидной точностью.

Здесь, как по заказу, мама ни с того ни с сего крикнула с кухни:

— Бездельница! Только и знаешь, как по телефону балаболить! Работать не работаешь, по дому ничего не делаешь, хоть бы мусор вынесла! — С ней иногда такое случается, нежданно-негаданно с места в карьер начинает ругаться. Я-то привыкла, но вот как об этом карты узнали? Чудеса.

Прижав к трубке ладонь и слегка отстранившись, я ответила громко:

— Мам, ты забыла, что твоя непутевая дочь угодила сегодня под машину? Я же хромаю! Сомнительное удовольствие с подобным недугом мусор выносить!

— Господи, не умеешь переходить дорогу — не выходи на нее! — Нет, мне что, интересно, во дворе собственного дома гулять, точно собаке? А в институт я как ходить буду? Ну и советы мама дает! — Вдруг у тебя перелом, овца? Немедленно отправляйся к врачу!

Попросив мать не переживать и успокоиться, я вернулась к своей закадычной подруге:

— Катюха, не дрейфь! Это предложение уже поступило, и я от него с неописуемой радостью отказалась, как ты и советовала!

— Ну и ладненько. Слышала новости? Наш маньяк постарался на славу: троих за один заход положить — даже для него подвиг.

— К сожалению, двое из жертв были мне хорошо знакомы.

— Да ты что? — испугалась Катька, а я живописно представила себе, как расширяются ее небесно-голубые глаза, и поспешила поведать о горе, приключившимся с маминой подругой. Та тоже видела новости и сразу узнала своего сына и невестку, так что, когда моя мама ей позвонила, тетя Надя уже была практически при смерти. Выслушав эту историю, Катя выдала: — Ты заметила, что все жертвы так или иначе связаны с тобой? — Ну подруга дала! Как я могла этого не заметить? Единственный, кого я не знала, — это парень. Произнеся эту фразу вслух, я получила во что в ответ: — По-моему, я видела его в нашем институте. Он вроде на год старше и учится на четвертом курсе. Учился. Если хочешь, я выведаю.

Вот так новость! Значит, парень в широких штанах, в жилете и со вспоротым животом также имеет ко мне некоторое отношение. Я почувствовала, как по телу забегали мурашки.

— Нет. Не хочу. Ты же не думаешь, что маньяк охотится на меня? — старалась я убедить скорее саму себя, чем подружку. — Это простые совпадения, и наш город не так велик, чтобы им не верить. Выходит, мы ошиблись, начав расследование. Хотя… — Родительница, собравшись и захватив с собой мешок с мусором, вышла из квартиры и в данную секунду, насколько я могла слышать, закрывала за собой входную дверь, потому я смогла говорить открыто. — На меня сегодня покушались.

— В смысле? — не поняла Катерина и получила полный рассказ, во-первых, о беседе с Викой, которая, вообще говоря, пользы никакой не принесла, и во-вторых, о происшествии возле светофора. — Пуф? Хм, это похоже на угрозу. Ты запомнила, как он выглядел? — Я описала. — Хорошо, буду иметь в виду. И ты тоже ворон не лови, по сторонам поглядывай, усекла? — Захотелось встать по стойке смирно и, козырнув, ответить что-нибудь наподобие «Слушаюсь!» или «Есть, товарищ прапорщик!». Мало мне папы военного, а еще она… — Кстати, можно задать вопрос личного характера?

— Валяй.

— Почему, как только ты начинаешь встречаться с мужчиной, ты обязательно попадаешь под машину? — вспомнила она мое первое большое чувство.

— Вопрос чисто риторический.

— Возможно.

На том мы и распрощались.

Примерно через час позвонил Димка Хромов.

— У Марии Николаевны юбилей, — оповестил он меня после двух минут бестолковой болтовни ни о чем. — Завтра ей стукнет сорок. А послезавтра, в субботу, она зовет нас всех на шашлык.

— Кого — нас всех? — не поняла я.

— Ну как это кого? — возмутился моей глупостью Хромов. — Мы ж ее первый выпуск! Раньше, если ты помнишь, она вела только младшие классы. А после переквалификации мы ее первый удачный опыт!

— Такой ли уж удачный, — хихикнула я.

— Да брось. Два медалиста на класс для первого раза — совсем неплохо, как считаешь? — Димка имел в виду себя и меня. — Так вот. Многие не смогут, но мы с тобой обязаны! Как наглядный пример прилежных учеников.

Я усмехнулась, вспомнив, как в десятом классе мы с Димкой получили за тестирование по географии «пару» и, обидевшись на тест, сожгли листочки с оценками в женском туалете. Догорающие остатки бросили в ведро, куда незадолго до этого кто-то вылил остатки водки. Ох и пламя было, скажу я вам! В этот момент мимо туалета проходила уборщица с полным ведром грязной воды, мы налетели на ту как коршуны и, отобрав помои, потушили-таки пожар своими силами. Никто об этом больше не узнал, но уборщице, как вы сами понимаете, пришлось дать взятку, состоявшую из ста рублей и жевательной резинки. В оправдание сказать, тест был сложный, весь класс накатал на «двойки», просто удивительным было, что и отличники тоже. Впоследствии завучи, посовещавшись, вынесли решение не засчитывать эти оценки и вместо этого экспериментального теста провести другой, а то не видать бы мне золотой медали, как своих ушей.

Я поделилась с Димкой своим воспоминанием.

— Да, я в тот раз пошел у тебя на поводу. Ты заявила, что, следуя обряду Вуду, нужно предать неприятность огню, дабы она никогда не повторилась. С одной стороны — чепуха, а с другой… Мы ведь не получили после того случая ни одной «пары»! Может, правда, а?

Я рассмеялась.

— Вряд ли. Я тогда пошутила насчет Вуду, я просто люблю смотреть на огонь. Слушай, может, ты без меня обойдешься в субботу?

— Нет. Без тебя я не пойду, мне будет скучно. — Ха, знаю я, как тебе бывает скучно! Особенно, когда вместо того, чтобы проводить домой, ты сбегаешь с одноклассниками в бар! Но если бы ты в тот раз не убежал, решился бы Ромка ко мне подойти? Не думаю. То есть, сам того не зная, Димка оказал мне услугу. — Как раз на огонь свой любимый посмотришь! И мясца поешь.

— Кто точно идет?

Собеседник напряг память и принялся перечислять:

— Санек Усачев, Машка Алексеева, Вано́, Танюха, сама юбилярша и мы с тобой. Может, кто еще, о ком я пока не знаю.

— Ну ладно, я подумаю.

Только я отделалась от Хромова, как объявилась Таня, также по телефону. Про нее даже поговорка имеется: вспомнишь Грачеву — вот и оно.

— Юлька, привет! Чего не звонишь? Совсем забыла свою Таню! Ты знаешь, завтра…

— …Юбилей у Марии Николаевны, — договорила за нее я, — знаю.

— Верно. А послезавтра…

— Это тоже знаю. Она зовет на шашлыки.

— Хромов! — сообразила Танюха. — Опередил, гад. Вот всегда так… Ну, что скажешь?

— Неохота, — скривилась я. — В последнее время мое настроение ниже нулевой отметки, своей кислой рожей я испорчу людям праздник. — Отчасти это было верно, но, по большому счету, я рассчитывала после субботних занятий в институте провести время с Ромкой. Если он меня куда-нибудь пригласит, естественно.

— Прекрати. Знаешь, как Ванька вкусно мясо готовит, закачаешься! Сам выбирает, сам нарезает, сам замачивает. Их, наверно, в матонабивальном деле этому учат! — едко хихикнула Танька. — В общем, надумаешь — звони.

Что ж, бог любит троицу. Позвонит кто-нибудь еще — дам согласие.

Отложив телефон, я похромала на кухню чистить картошку с целью сотворить из нее в дальнейшем пюре, однако судьбу не обманешь и через четыре с половиной почищенные картофелины она, судьба, вновь вынудила меня взять в руку зазвонивший аппарат.

На сей раз Рок представляла Пронина, позвонившая с предложением… ну, понятно, с каким.

— И никаких возражений! Я заеду за тобой в половине третьего.

— Я, наверно, еще учиться в это время буду!

— Ничего, уйдешь с занятий пораньше. И никаких но! Я все уже за нас решила, за обеих!

Ох и раздражает меня, когда люди пытаются все решить за меня, не спрашивая моего на то мнения. В то же время, в чем-то Лида права: если меня не вытащить из дома насильно, я останусь пожизненной затворницей, до того я домоседка, не любящая тусовки! А так нельзя.

— Ладно, — выдавила я.

— Все, давай, а то ко мне сейчас придет педикюрша. До послезавтра.

Мне осталось лишь добавить: «До послезавтра», — что означало мое окончательное и бесповоротное согласие.

Ровно в полшестого я выскочила из дома и, прихрамывая, потопала к близрасположенной автобусной остановке, посчитав себя недостаточно дееспособной для того, чтобы пройти шестнадцать минут до института пешком. Но шестнадцать минут — это дворами, а по маршруту транспорта выходило три остановки, начальная из которых была размещена в двух минутах ходьбы от моего дома, конечная — в одной минуте от здания института, так что сокращение пути в пять с половиной раз для моей ноги было лучшим подарком.

Запертые двери института с доходчивым объявлением: «Институт закрыт до 18 марта, — то бишь еще на пять дней. — Все занятия для очного, заочного и очно-заочного (вечернего) отделений на этот период отменены» — не стали для меня сюрпризом. Посмотрев по сторонам, я с удивлением обнаружила возле себя Жанну Бондарчук — одну из немногочисленных подружек ныне покойной Орловской. Вот это удача! Вдруг удастся нащупать какую-нибудь важную ниточку, которая поможет распутать преступление?

Короче, с этим все ясно, я вновь вступила на опасный и тернистый путь собственного расследования, наверно, это в у меня в крови.

— Жанн…

— А? — Девушка отвлеклась от созерцания крупных черных букв объявления на белом фоне листа. — Привет.

Я не знала, как начать, потому выдала вот что:

— Когда похороны Алисы?

— Ее мать сказала, что им пока не отдают тело. Они должны закончить экспертизы всякие, протоколы составить…

Подумав, я сказала:

— Ужасная смерть.

— Да. Ты не поверишь, что случилось. — Только сейчас я заметила, что Жанка здорово нервничает, и обратилась в слух. — Я думаю, что… Это глупо, конечно, но… мне кажется, что маньяк на меня охотится.

Я споткнулась на ровном месте и выронила сумку, выдохнув что-то вроде:

— Оба-на!

Это что, эпидемия? Может быть, каждый житель города считает себя главной целью Убийцы в белой маске, не только мы с Жанной? Может, нам всем стоит посетить психотерапевта? Интересно, что он на это скажет. Наверно, что у каждого горожанина наблюдается синдром мании величия.

— Да, я понимаю, что это звучит немножко странно, — продолжила смущенная однокурсница, — но… Этот маньяк сперва укокошил подругу, а потом убил моего парня!

— Что-о? — Я почувствовала, что схожу с ума. Новая жертва? Когда?

— Может, ты слышала новости? Его нашли в лесополосе, вместе с какой-то супружеской парой. Правда, мы познакомились лишь за неделю до убийства на общем сходняке и успели только раз встретиться, но это был такой удар! Парень был клевый, мне понравился. Учился в нашем институте на программиста, на два года старше… Кошмар, в общем.

Вышло так, что Катька была права. У нее всегда была отличная память на лица, и зря я сомневалась. Это ужасно, выходит, что все жертвы так или иначе связаны со мной, не с Жанной, а именно со мной. Что же делать? Как выйти на убийцу быстрее, чем он выйдет на меня?

Жанна печально вздохнула, а у меня неожиданно родился план.

— Ты ведь знаешь, что мой отец — следователь по особо важным делам? — с ходу соврала я.

— Н-нет, — чего-то испугалась собеседница.

— Он ведет расследование по делу этого маньяка. Попросил меня найти подругу убитой и затащить в его кабинет. А там уж он постарается! Они мастера допросов, поверь мне! Ты знаешь, как обычно вытягивают признания? Нет? О-о, — растянула я гласную, давая понять, что тут есть о чем поведать. — От них выходят лишь на третьи сутки, да и то не выходят, а, скорее, выползают. Сама понимаешь, столько времени без еды и воды! К тому же они любят кулаки в ход пускать. И ногами — по почкам! Хотя ты женщина, может быть, тебя пожалеют. — Дождавшись, когда в глазах и без того тревожной Бондарчук заплещется натуральная паника, я смилостивилась и перешла к насущному: — Но на случай, если ты сильно торопишься, он разрешил мне самой задать тебе пару вопросов.

— Да-да, я спешу! — заметалась из стороны в сторону Жанна. — Я ужасно спешу!

Подняв с земли сумку и достав из нее блокнот, я раскрыла его на середине и начала «читать оттуда» вопросы, якобы составленные моим папой.

— Как давно ты знакома с Алисой?

— Мы на вступительных познакомились.

— Записываю: полтора года. С кем она общалась в последнее время? С кем встречалась?

— Общалась она со мной. Встречалась с каким-то богатеньким. Подробностей не знаю, она скрытная была. Прости, Господи, — перекрестилась девушка, осознав, что сказала плохо о покойнице, а так не поступают.

— Ладно. С кем у нее были плохие отношения? Кто мог желать ей смерти?

— Не знаю. Никто.

— Так не бывает, — обиделась я на неинтересный в плане расследования ответ и подкинула спасательный круг: — Может, брошенные любовники?

— Да какие там могут быть обиды? — посмела не согласиться с «дочерью следователя» Жанна. — Чаще это были отношения на одну ночь, ничем не обремененные.

— А Олег? — «Дочь следователя» на мякине не проведешь!

Жанна моргнула и выпучила на меня глаза.

— Но он ведь был там, когда… Ну, то есть он не мог.

Как я люблю поговаривать: когда чувствуешь себя дурой, всегда приятно, что есть кто-то еще глупее. Бондарчук даже в голову не приходит, что маньяком может быть друг Олега, и удар ногой — спектакль конкретно для меня (ну еще и для Ведьмы, если, общаясь с четками накоротке, она сумела это заметить). В таком случае это убийство расценивается как заказное, наверняка переодетый друг в накладе не остался. Возможен и иной вариант: они оба мечтали с ней разделаться, вот и спелись. Одному досталась главная роль, другому, Олегу, второстепенная, отвлекающая.

— И все-таки расскажи.

— Да что тут рассказывать? Любил он ее безмерно. Но ведь не он убил.

— Конечно, не он, — пробурчала я себе под нос и слегка задумалась, а когда очнулась, сокурсницы и след простыл. Она, видимо, вспомнила, что «спешила». А думала я над словами «любил безмерно». Когда любишь очень сильно, по-настоящему, ты желаешь объекту своих чувств только счастья. Значит, Олег не мог ее заказать. «Так не доставайся же ты никому» — это совсем из иной оперы, «безмерной», а значит, неэгоистичной любовью здесь не пахнет. Однако откуда нам знать, любил ли он ее так сильно, чтобы суметь отречься от своей любви и смириться с этим, поняв, что он ей не нужен? Кто знает, что творится у него глубоко в душе? Только он сам.

Я повернула домой. Глупая была затея вычислить убийцу, потому что убийца — маньяк, а маньяка вычислить невозможно, его реально лишь поймать на месте, устроив засаду в каждом учебном заведении, в каждом безлюдном дворе, в каждой канаве рядом растущего леса. А это работка не для меня. Глупая была затея, очень глупая.

Слезно проводив глазами уходящий из-под носа автобус, я решила не дожидаться следующего и топать пешком. А что, я никуда не тороплюсь, дома меня будут ждать не раньше половины девятого, обезболивающее, принятое еще дома, начинало потихоньку действовать, так что можно медленно идти.

Завернув за угол, боковым зрением выхватила человека, что следовал за мной на расстоянии примерно десяти-пятнадцати шагов, а присмотревшись к нему, пришла в ужас. Могу поклясться, это был он! Тот парень, что пугал меня возле больницы, из-за которого я угодила под «Лексус»! Да что ему нужно от меня?

— Боже мой, — внезапно осенило меня догадкой, — боже мой…

Этот тип и есть маньяк! Он понял, что я вышла на его след. Сначала он меня припугнул, а теперь увидел, что я все равно продолжаю расследование, и, поняв, что рано или поздно я сдам его в руки правосудия, нашел простое решение: нет человека — нет проблемы. Иными словами, задумал избавиться от меня, так же, как и от своих бывших любовниц и Мироновых, которые, к их несчастью, каким-то образом стали свидетелями его первого преступления. А парня того за компанию пришил. Или, наоборот, парень Жанны и был главным свидетелем, а Мироновы попались под руку. Какая теперь разница? Главное, что этот маньяк — на самом деле никакой не маньяк, как я и поняла с самого начала, он просто его имитирует, чтобы жертв не пытались связать между собой и таким образом не сумели бы выйти на него. А еще главнее то, что следующей жертвой стану я.

Я нервно обернулась — парень в кожаной косухе все еще шел за мной — и, несмотря на больное бедро, прибавила шаг. Имитатор тоже прибавил.

Умирать я не хочу, значит, нужно что-то предпринять, ведь спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Но что? Вступать в открытый бой бессмысленно: у меня нет ни газового баллончика, ни электрошокера, ни шпилек на обуви, ни даже пилочки или ножниц! Хотя что такое пилочка супротив полуметрового остро заточенного разделочного ножа? Я отчетливо представила себе, как металлическое лезвие входит в мою податливую плоть, и в беспомощном отчаянии громко ахнула. Парочка прохожих зыркнула в моем направлении. Может, позвать на помощь? Ага, будет кто-то рисковать жизнью ради незнакомой и вероятно психически нездоровой барышни, как же, жди.

— Мамочки, что мне делать?! — панически прошептала я и внезапно нашла ответ. Бежать! И как можно быстрее! А что? В школе меня без конца отправляли на всевозможные соревнования по забегам на длинные и короткие дистанции.

Я резко бросилась наутек — бедро отозвалось диким, жестоким покалыванием, отдающим во всю ногу и грозящим меня вовсе без нее оставить. И на самом деле, с каждым новым движением ощущалось, точно она, нога, возьмет да отвалится, помахав мне на прощание ручкой. «Скачи, Юля, на одной!»

Блин, какие ручки у ножек?!

Обернувшись, вынуждена была констатировать, что маньяк реально жаждал меня укокошить, потому что тоже бежал и бежал, естественно, за мной, ибо дорога далее была пуста, за кем еще ему гнаться? Короче, свой единственный шанс в виде тех двух прохожих я безвозвратно упустила. И не отстает ведь, сволочь! Хотя у него-то бедро не болит, чего ему тогда отставать?

Что делать?! Что же мне делать?!

«Только не вздумай орать», — приказным голосом велел мне внутренний голос, я, кивнув головой, тут же открыла рот и завопила, как ненормальная:

— По-мо-ги-те-е!!

Немногочисленные автомобили спокойно ехали мимо по узкой неровной дороге, точно ничего противозаконного на их глазах и не совершалось, прохожих по-прежнему не было, а люди с балконов поглядывали в нашу сторону с любопытством, ничего, однако, не предпринимая.

— Звоните в полицию! Немедленно! — крикнула я бабке, мимо балкона которой пробегала.

— А шо случилось, доча? — прошепелявила она беззубым ртом, но я посчитала для себя опасным останавливаться и разъяснять тупой бабуле, что же случилось.

Обернувшись через плечо, я заметила, что Косуха был гораздо ближе, чем полминуты назад. Тогда я прибавила скорость и, резво завернув в удобно попавшийся на пути двор, ловко заскочила в ближайший подъезд, побежала вверх по ступенькам и, остановившись, осторожно прильнула к окну третьего этажа. Сердце бешено колотилось в груди, а нога костерила мою пробежку на чем свет стоит, конечно, не вербально, а через болевые ощущения. Я жадно глотала воздух и никак не могла им насытиться. Было жутко страшно. Больше всего я боялась, что вот-вот хлопнет подъездная дверь, он догонит меня этажа через два и оставит там обливаться собственной кровью, любуясь напоследок выпущенными на холодную плитку неприятного вида кишками. Здесь я и умру — на заплеванной, загрязненной окурками и банками лестнице неизвестного дома неизвестной улицы.

Тряхнув головой, я заставила себя повнимательнее оглядеть часть двора, открытую для обзора из этого окна.

Никого.

Я перевела дыхание и поднялась на этаж выше. Из этого окна кругозор был немного обширнее. Я вновь пристально осмотрела двор.

Здесь удача от меня отвернулась. Он стоял между двумя подъездами, озираясь по сторонам, гадая, куда же я скрылась. Если ему сейчас взбредет в голову зайти в тот подъезд, где на сей момент находилась я, то моя песенка будет спета.

Убийца поднял глаза — я в ужасе отпрянула от окна. Отдышавшись и прильнув к нему снова, я удовлетворенно заметила, что тип, все еще озираясь вокруг, все-таки начал делать неуверенные шаги по направлению к выходу со двора.

Я шумно выдохнула и обернулась. Сверху, с последнего этажа, на меня топала бабища неопределенного возраста и необъятных размеров. Похоже, здешняя жительница.

— Ты к кому пожаловала? — обратилась тетка ко мне. Я замычала что-то неразборчивое. — Так я и знала, ничейная. Погреться зашла. Всякие тут шастают, а мне — убирай! — Только тут я обнаружила, что в руках у нее ведро с водой и поломойная тряпка. — Когда же нам домофон починят? Давай, топай отсюда! — Я стояла в нерешительности, удивленная такой неоправданной суровостью этой тетки. — Иди, кому сказала!

Я посчитала за благо испариться с глаз злобной бабы, однако на первом этаже вынуждена была затормозить. Как же я выйду, если он еще там? Выждать бы еще пару минут, чтобы он смог выйти со двора несолоно хлебавши. Если выйти прямо сейчас, он, конечно, увидит меня и убьет. А если подождать, то у меня будет больше шансов: да, он может начать наворачивать круги вокруг двора, поджидая, когда я вылезу из своего укрытия, но что если он решит, что я уже сбежала, и уйдет? Явно нужно ждать. Хотя бы еще пару минут.

Но вредная жительница нарушила все планы, немного поотстав, но все же спустившись вслед за мной, правда, уже без ведра. Наверно, просто решила проверить, покинула ли я подъезд или же ослушалась.

— Ты все еще здесь? Кому сказала, марш на улицу! Ну! — подгоняла она свою жертву, как пастух корову, угрожающе уперев руки в бока.

«Ну как ты не понимаешь, я не могу выйти! Меня убьют, если я покажусь на улице! — пронеслось у меня в голове. — Тетка, спаси! Или моя смерть будет на твоей совести!»

Но язык словно онемел, отказываясь это произносить. От жалости к себе я заревела.

Так как я не думала двигаться с места, бабища поперла на меня, как танкер, отпихивая своим центнеровым весом к выходу.

— Кыш, кыш! Ишь взяли моду! И нечего реветь в чужом подъезде, в своем реви!

Таким вот образом безжалостная баба вытолкнула меня за дверь. Я вытерла рукавом многострадальной куртки слезы и огляделась: субъект скрылся из поля зрения, покинув сей распрекрасный двор.

Не веря в свою удачу, я медленно продвигалась к выходу со двора, затем, прижавшись к углу дома, осторожно выглянула на проезжую часть. Его не было. Может, это какая-то хитрость и он поджидает меня за другим углом?

Уже храбрее я пошагала вперед и вышла на дорогу, после чего огляделась. Люди гуляли, но никого, похожего на моего мучителя, не наблюдалось.

— Господи, ты снова спас меня! — поблагодарила я Всевышнего и почапала домой.

С Ромкой встретиться должны были у подъезда, но он зачем-то поднялся и позвонил. Причем на целых полчаса раньше, чем договаривались, я даже не успела одеться. Так в лифчике и одной надетой штанине и прискакала в прихожую и разговаривала с ним через дверь. Может, Жигунов и обиделся на то, что в дом его не пригласили, но так ему и надо, будет знать, как к дамам на тридцать минут раньше являться.

А договаривались мы с ним вчера вечером по телефону. Он спросил, не передумала ли я, и назвал время встречи (которое в итоге не смог соблюсти). Кстати сказать, страх, преследовавший меня все время после столкновения с маньяком, тут же испарился, стоило Ромке заговорить. Где ж такие голоса дают? Знала бы, обязательно приобрела себе такой, ведь приятно знать, что твоих собеседников при общении с тобой обуревают лишь позитивные эмоции, а Ромка это, бесспорно, знал. А сегодня я, несмотря на вчерашнее происшествие, вообще была почти что счастлива. Возможно, оттого, что милый сердцу парень орет за дверью на весь подъезд, что безумно соскучился и потому явился раньше положенного срока. И просит его за это простить.

— Подожди еще немного! — крикнула я через дверь, чувствуя гордость (пусть все соседи знают, что этот симпатичный кадр по мне скучает!) и глупо смеясь. Хотя как можно смеяться умно? Впрочем, многие знакомые говорят, что у Катьки смех именно умный, а у меня — глупый. В числе этих знакомых моя мама и сама Катя.

— Да хоть целую вечность! Я буду ждать тебя всегда! Только не бросай меня!

Я засмеялась еще пуще. Да почему я должна его бросить? Ни за что на свете! И пусть даже опять появится этот маньяк, я его больше не боюсь. Теперь я знаю его в лицо, а знание — сила. Да еще какая!

До кладбища добирались на автобусе. Здесь под ногами было особенно много воды — это таял прошлогодний снег. Мрачные кресты и памятники портили своим видом мое хорошее настроение, а небо, стоило оказаться на месте, почему-то враз потемнело и сконцентрировало именно над нами все имеющиеся у него в наличии тучи. Я давно подметила, что на кладбище какая-то своя, особая, аура — аура пересечения этого мира и загробного. Если представить жизнь и смерть в виде графика, состоящего из двух непараллельных прямых, то точкой их пересечения и будет являться кладбище.

Процессия медленно продвигалась в проходе между оградами. Четверо мужчин, в том числе и Ромка, несли тяжелый черно-красный гроб, за ними безвольно, точно сомнамбулы, ступали скорбящие. Все были одеты в темное, и я в своей ярко-красной куртке ощущала себя жутко нелепо. Но что я сделаю, ежели другой у меня нет? Прошлую куртку, темно-серую, прослужившую верой и правдой лет восемь, пришлось выбросить, ибо она развалилась прямо в руках.

Я пробилась к матери Алены (ее еще вначале показал мне Жигунов), чтобы выразить мои соболезнования. Ею была темноволосая женщина лет сорока пяти, в черных брюках, темно-зеленой куртке и в черном платке, повязанном вокруг головы. Она сперва кивнула как-то отстраненно, но затем решила-таки приглядеться к идущей рядом девушке.

— Что-то я вас не припомню… Одноклассница?

Что ты, тетя, мне давно не шестнадцать!

— Нет, я подруга Вики Ярлык. Сама она сейчас в больнице, не смогла прийти.

— А что с ней? — разволновалась женщина.

— На нее тоже напал маньяк. В институте.

Я запнулась, не зная, говорить ли подробности или лучше смолчать, а женщина разрыдалась, заставив меня почувствовать свою вину. Но что я должна была ответить? Она сама спросила, что с Викой. Сказала бы, что у нее простая ангина — это не выглядело бы для Звеньевой достаточным оправданием отсутствия Ярлык на похоронах. Мне бы не хотелось портить их отношения.

— Мы видели, по телевизору передавали… — заговорили рядом находившиеся женщины и девчонки.

— Слава богу, она осталась жива, — сказала мать убитой, вытирая тыльной стороной ладони слезы. — Хоть кто-то выжил, столкнувшись с этим… дьяволом! Аленка была замечательной девочкой! Доброй, отзывчивой, общительной, к ней все время тянулись люди. Не скажу, что мы очень дружно жили вдвоем, мы часто ругались, но возьмите любую семью — кто не ругается? — С этим невозможно было не согласиться. Я угрюмо кивнула. — За что он ее? Почему он убил мою девочку? — Родственники незамедлительно кинулись обнимать и утешать женщину, и я почувствовала почти физическую боль от чужого горя, сковавшую сердце в груди. Я совсем не знала эту Алену, но ее мать — у меня перед глазами, и я вижу, что это несправедливо. Я найду тебя, чокнутый псих, обязательно найду! — В последнее время она стала пропадать на улице, — продолжила Звеньева. Родственники и знакомые внимательно слушали осиротевшую мать, понимая, что женщине нужно выговориться, и никто не осмеливался перебить ее рассказ. — Но это молодость. Мы сами такими были. А раньше — вы не поверите — она была такой домашней девочкой! Все время проводила в четырех стенах, за книгами или за шитьем. Баба Зин, ты помнишь, как она вышивала? — Бабка лет семидесяти закивала головой. — Ее работы даже на конкурс отправляли! А эти вломились — и давай свои требования предъявлять. — «Этими», как я поняла, были полицейские. — Нам, видите ли, записи вашей дочери нужны. Все в ее комнате переворошили. Где, говорят, телефон? А почем я знаю, нету телефона.

— Украли? — ахнул кто-то из толпы.

— Не знаю. Пропал. Сумочку нашли, а телефона там нет. И косметичка исчезла.

— Какая косметичка? — насторожилась я. Тучи в ту секунду показались мне особенно густыми и угнетающими. Они давили на психику, заставляя испытывать желание унестись из этого места куда глаза глядят, в другой город, в другую страну, в другую климатическую зону. Только чтобы не видеть больше этих туч.

Звеньева, посмотрев немного в небо, обернулась ко мне.

— Она ее повсюду с собой таскала. Красивая, бархатная такая косметичка синего цвета. Алена сама на ней белую розочку вышила.