На участке я отвела подругу за сортир, усадила рядом с собой на землю и, облокотившись о деревянную стену, принялась за допрос:
— А ну признавайся: чего ты там учудила? На кладбище?
Юлька низко повесила нос, после… заплакала.
— Эй, ты чего? — ринулась я успокаивать расстроенную подругу. — Нет, я правда ценю твои чувства, если хочешь, так уж и быть, мы будем иногда целоваться, но не больше! Я ненавижу мужчин, но со своей ориентацией, к несчастью, ничего поделать не могу, как бы ни пыталась!
— Катя, прекрати! — сказала мне таким тоном, точно я бредила какой-то фигней. Не она ли заикалась о розовой любви? — Он гей!
— Кто? Корчагин? Водитель? Бородатый с ружьем? Кто гей, Юля?
— Ну ты не поняла? Мишка! Я и решила, что раз он голубой, стану тогда розовой! Ему назло!
— С чего ты взяла, что он гей?
— Он сам признался. Почему мне так не везет? Стоит встретить нормального парня, влюбиться в него — бац! — голубой!
— Чего ж он тебе голову морочил? Отчего сразу не сказал? — не могла я постигнуть чужую душу.
— Его Димка попросил.
— Ах! — прижала я руки к груди. — Он тоже голубой, да? Потому они живут вместе?
— Нет, Катя, Мишка сказал, Каретников — натурал. Он своими хитрыми мозгами просчитал, что, если за тобой ухаживать, ты не станешь рьяно отвечать на эти ухаживания, покуда за твоей подругой тоже не будут ухаживать. Притом его друг. Это какая-то умная психологическая фигня, я не поняла толком…
Зато я поняла. Подумала и поняла. Димка прав. Из солидарности я бы не стала встречаться с Каретниковым, когда моя подруга сидит дома одна. Я бы выбрала ее. И на пляже один парень не может подойти сразу к двум девушкам. По неписаным правилам всегда двое на двое. Мне было неясно другое.
— Как же они дружат? Если один гей, а другой гетеросексуал? Бывает ли такая дружба? — Я вспомнила свою теорию и пришла к выводу: нет, не бывает. Только если их связывает что-то. Какая-то тайна. Или кровное родство, скажем, двоюродные братья. Но они бы так и признались, дескать, братья мы.
Вместо ожидаемого пожатия плеч Юлька стала мне разъяснять основу дружбы наших знакомых, как будто она тоже была каким-нибудь социологом:
— Дружба бывает разная. В этом случае, надо полагать, один использует другого, по-иному дружба не получится. И я даже знаю, кто кого.
— Димка Мишку? А зачем ему Мишка? Думаешь, он специально берет его с собой на курорты, дабы с девчонками знакомиться? Не смеши, для Каретникова знакомство не проблема, в этом я убедилась сама.
Но многое в то же время становилось понятным. Сегодня Дима сказал мне: «Странно, Миха то же самое говорит про женщин», то есть что им нельзя верить. Но я тогда не придала особого значения его словам. И он всегда заступается за Каретникова, что бы ни случилось. К тому же Мишка еще ни разу не домогался моей подруги. Никак. Это она сама мне сказала по секрету. Но я решила, это от застенчивости. Однако с другом он ведет себя куда нежнее, все время выгораживает, во всем поддерживает. Макароны ему подкладывает. Мне вспомнились другие Димкины слова «Мишка как Чип и Дейл: всегда приходит на помощь».
— Юль, он точно тебе сообщил, что Димка не гей?
— Да. Кать, он же делал тебе намеки…
— Ну, может, он и со мной не против. Есть и смешанная ориентация. — Подружка хихикнула. Слава богу, я вернула ее к жизни. — Поднимайся, нас ждут кровать и сон.
— Мы точно туда пришли? Не хватало еще в завершение сегодняшнего дня побегать от пуль!
— Если что, это по вине шофера. Мы потом найдем его и три шкуры спустим. Давай, поднимайся.
…Этой ночью звуки продолжали донимать меня. Я кряхтела, ворочалась, стонала, стучала по полу, по стене, а не дождавшись ответных стуков, надевала себе на голову подушку. Стоны и шорохи не смолкали. Вот бы классифицировать этот звук, понять, что и как может его издавать! Но он был таким отдаленным… Словно бы шел, не побоюсь этого слова, из подземелья.
Отчаявшись разобраться самостоятельно, я поднялась с постели и двинулась к противоположной койке.
— Эй, — потрясла я подругу за плечо. — Эй! Проснись же!
— Чего? — пробормотала Юля, не открывая глаз, да таким сонным голосом, что я скорее догадалась, что за слово она пыталась сказать, чем расслышала.
— Не «чего», а проснись! Звуки!
— Какие… Да? — Подруга села.
Мы обе замерли. Нет, ну что за невезуха? Таинственный шелест подземелья тут же, как по команде, прекратился.
Через минуту гробовой тишины она спросила меня:
— И что я должна услышать?
— Подожди. Подожди, они появятся! — уговаривала я. Вопрос: кого? Юльку, себя или звуки? — Они должны снова появиться! Они обязаны!!
— Это бред. Я ложусь спать.
— Нет!! Не спи! Иначе они начнутся опять! — Я противоречила сама себе, похоже, этот дом очень скоро сведет меня с ума. То я хотела, чтобы они продолжились, то уже не хочу… То есть я этого хочу, но страшно боюсь. Нет ничего хуже того, что неподвластно твоему разуму.
— Ну не могу же я караулить твой сон, а сама не спать! Выброси их из головы, в другой раз поймаем.
— Нет! Я хочу поймать их сейчас! Или я сойду с ума!
— Ты уже сошла, — спокойно резюмировала подруга и повернулась на другой бок.
— Как это понимать??! — Димка тыкал мне в нос какой-то лист бумаги, но он был настолько зол, что я даже не смела взять из рук и посмотреть, что же там. Ей-богу, казалось, он разорвет нас с Юлькой на куски сейчас же, если не получит внятного объяснения. Только в чем объясняться-то?
Было утро следующего дня. Мы сидели на пляже. Я и Юля пришли пораньше, без четверти десять (пришлось завести будильник), и это вознаградилось парочкой свободных мест. Правда, довольно далеко от воды, зато не с самого сбоку прямо перед выходом, как это было уже пару раз, чтобы все приходящие имели удовольствие топтать нас ногами! Короче, с утра все складывалось удачно, одно было странным — ребята отсутствовали. Обычно они всегда приходили раньше нас. «Спят еще», — подумали мы, но ошиблись. Ближе к полудню, когда две подруги уже собрались сваливать подальше с пляжа вследствие начавшегося активного солнцепека, в проходе появились две высокие фигуры и тут же, не медля ни секунды, направились в нашу сторону. Димка даже сесть не потрудился, так что нам с подругой пришлось встать, чтобы с честью принять огонь на себя. Выглядело это, как будто мы пришли на ковер к начальству, в чем-то сильно провинившись, допустим, разорив целую фирму, никак не меньше.
— Вы что творите обе?! — продолжал он пылко отчитывать. — Вас в тюрьму такими темпами отправят!
— В чем дело? — наконец полюбопытствовала я, он вместо ответа развернул лист и сунул мне в нос.
— Читай! Вслух!
— Эх, что там у нас… Ого! Снова наши фотороботы, как мило!
— Где-где, покажи? — заинтересовалась Юлька, направляя зрачки в центр бумаги.
— Текст читай! — приказал Каретников. Его голубой друг отмалчивался, маяча за Диминой спиной.
— «Внимание, — начала я, — перед вами изображения опасных преступниц. Уже несколько месяцев они оскверняют могилы, разрушают памятники, предаются разврату прямо на земле возле склепа, в голос читая стихи Лермонтова. Просьба помочь с поимкой. Вознаграждение гарантируется».
Я нервно заржала, словно больная бешенством лошадь Пржевальского. Юлька сначала вторила мне, затем, выпив воды из бутылки, начала рассказ.
— Дима, ты не понял. Этот сторож не за тех нас принял. Ты же знаешь, мы только недавно приехали. А возле склепа мы искали вторую карту, а не предавались разврату! — Затем посмотрела на меня и густо покраснела.
Каретников, заметив эту метаморфозу с ее лицом, как-то странно усмехнулся, затем обратился ко мне:
— Ну, а ты что скажешь, драгоценная? — надеясь и от меня получить схожую реакцию: покраснение, смущение, заикание, обморок, обширный инфаркт, падение на колени с мольбой о прощении или что-нибудь в этом же духе. Не дождешься.
Я, не отводя немигающего взора, ответила с вызовом:
— Пункт а) все, что сказала моя подруга, — истинная правда; пункт б) а тебе какое дело, пусть мы даже и разворовываем могилы усопших?
Он молча сверлил меня взглядом, затем изрек:
— А) мне по фигу, что вы там оскверняете и чем вы там вдвоем занимаетесь; б) мне это не по фигу, если вас застукают, что и произошло, потому что: 1) вас тогда упекут за решетку; 2) мне не видать четверти клада. Я понятно выражаюсь? Впредь или ведите себя подобающим образом, или я просто отберу у вас первую карту, а вторую буду искать сам, и сокровищ старого морского волка вам не видать. Я все сказал.
— Зато я не все сказала, — грозно произнесла я, а Образцова дернула меня за руку, мол, не кипятись, сейчас лучше отмолчаться. Сделать по-своему мы можем всегда, главное, не лезть на рожон и делать вид, что мы с ними согласны. Ага, не на ту нарвалась! Я покажу, кто тут главный! — Я буду вести себя так, как захочу, и ни ты, ни кто иной мне не указ. Это раз. Карту ты у меня не отберешь, потому что не знаешь, где она. Это два. А если ты еще раз что-нибудь вякнешь, что мне не понравится, или будешь следить за нашими вечерними передвижениями, я лишу тебя твоей части клада. Это три. — Отвернувшись от него, я наклонилась за полотенцем, сунула в пакет, затем пошла к выходу, бросив на прощание: — Кстати, откуда у тебя это? — кивнула на лист. — Это твой папа сторожем на кладбище работает, да?
Я повернулась и ушла бы, но он догнал, схватил больно за руку и грубо притянул к себе, чтобы я посмотрела ему в лицо:
— Мой папа — директор крупной краснодарской фирмы. А у тебя кто? Ах, ну да, — злобно оскалился он, — я совсем забыл, он же бросил твою мать, стоило тебе появиться на свет!
Я ударила его по щеке, вырвалась и удалилась с пляжа, ни разу не обернувшись. Все мужское население планеты в ту минуту сравнялось для меня с плинтусом.
— Как же он все-таки догадался, что мы туда пойдем? — спросила я вернувшуюся Юльку.
— Вышло — ерунда. Ничего он не догадался, просто его тетя пошла с утра на кладбище проведать отошедших в мир иной родственников и попросила Димку составить ей компанию. Там-то он и нарвался на стенд «Их разыскивает полиция». Шутка. Сторож просто рано утром сбегал в ближайшее отделение, составил роботы, распечатал сразу десяток и развесил на кладбищенских деревьях. Димка говорил, задолбался их снимать повсюду. Кроме него, слава богу, никто не успел обратить внимание, они были там рано утром в будний день. Но сторож может повесить новые. Катя, нам нужно бежать из города. Иначе нарвемся обязательно. Кто-нибудь увидит наши рожи на стенде пляжа для голых, кафе возле пирса, санатория или кладбища. И приведет в отделение.
— Я им приведу! — вновь ощутила я в себе боевой задор. — И вообще, пока не открою сейф, никуда отсюда не уеду. Неужели тебе не любопытно, что там?
— Да, мне это интересно. Но оставаться на свободе мне еще интереснее.
После обеда мне не хотелось возвращаться на пляж во избежание новых конфликтов с подельниками, и Юлька предложила компромисс: загорать будем здесь, на участке. В это время на дороге не так много людей, к тому же мы ляжем подальше от забора, и всех делов. А купаться можно и в душевой кабинке, которая примыкала одной стеной к туалету.
Так и поступили. Баба Дуся учапала к соседке, затем должна была пойти в магазин, так что мы были предоставлены сами себе. Лежа на полотенце вниз животом, я раскрыла перед собой Агату Кристи и углубилась в чтение. На двадцать пятой странице скрипнула калитка, я решила, что так скоро вернулась хозяйка, забыв кошелек или авоську, потому не стала оборачиваться. Однако вовсе не старушечья тень легла возле моего полотенца, а говорить-то начала вообще мужским голосом:
— Кать, приветик. Слушай, прости меня за сегодняшнее, ладно?
Оторвавшись от книжки, я была удивлена: в руках у Дмитрия была коробка конфет и розочка. Рядом с ним переминался с ноги на ногу Мишка. Юлька, увидев его, сморщилась и вернулась к кроссворду.
Каретников присел возле меня на корточки.
— Кать, я очень сожалею, правда. Ты совершенно правильно меня ударила. Мы квиты, окей?
— Дима. — Я положила закладку в книгу, закрыла ее и села. — Ты так говоришь, потому что боишься потерять свою часть клада.
— Ну зачем ты так? — Димка изобразил на лице что-то похожее на страдание. — Прости за то, что я сказал о твоей семье, ладно? — Я нехотя кивнула: худой мир лучше доброй ссоры. — Может, в дом пригласите, девушки? — сразу повеселел он.
— А то конфеты на жаре растают, — заулыбался Лисовский. — И цветок завянет. — Ему-то что за дело до цветка, что мне подарил Димка?
Юлька рядом со мной заметно зашевелилась.
— Кать, не поможешь с кроссвордом? Приверженец однополой любви, три буквы, последняя «й».
Я машинально ответила:
— Гей, — и тут же подавилась созревшей догадкой. Бедный Мишка, за что она его так?
— Да? А я думала про другое слово, на букву «х». Хотя это одно и то же!
Мишка покраснел и опустил глаза, собравшись плакать. Мужских, пусть и голубых, слез я бы не смогла вынести, оттого живо вскочила и повела дорогих гостей в дом, на кухню. Юлька приползла к нам через минуту. В процессе чаепития мы немного расслабились и начали беседовать, словно и не было меж нами никаких недомолвок.
Наконец Дмитрий подкинул мысль, ради которой он, в общем-то, и приперся сюда с подарками и извинениями.
— Кать, Юль, я тут подумал… Может, стоит наведаться в этот аквапарк?
— Когда? — спросила Юлька.
— А прямо сейчас. Разведаем обстановку, карты-то пока нет. Вы не задумывались над тем, как нам выкопать сейф из земли, даже имея на руках целый код? — Мы над этим не так давно думали, посему кивнули. — Мой личный опыт подсказывает, что для скорейшего получения результатов нужно действовать сразу в нескольких направлениях. Когда найдется карта, у нас уже будет план проникновения в аквапарк, и можно будет не терять на это время. Пока ведь все равно никаких мыслей относительно того, где вторая часть пароля может нас дожидаться, верно?
— Так точно, — угрюмо ответили мы с подругой. Склеп также принес полный ноль в итоге. Как и пляж, и кафе, и пещера. Где же эта сволочная карта прячется?
— Ну что, собирайтесь. — Только тут я сообразила, что мы пили чай в купальниках. То-то, я смотрю, прохладно стало в доме. — Нет, я, конечно, не против лицезреть вас в мини-бикини еще долгое-долгое время, но в центре города вас не поймут. А там, внутри, сможете раздеться.
— Ты не против, чтобы мы разделись, — заявила Юля с сарказмом, — а вот кое-кто не против, чтобы разделся ты.
Тот, на кого она намекала, сердито парировал:
— Ты, наверно, себя имеешь в виду!
— Нет, он не в моем вкусе. Я голубых люблю!
— Ну хватит, угомонитесь, — встряли мы с Димкой. — Иначе ничего сегодня не успеем.
Тут, как по заказу, вернулась баба Дуся, и мы смогли покинуть участок.
Аквапарк был очень солидным. И очередь, соответственно, тоже. Над высокими стальными воротами просматривались верхушки разноцветных горок — красных, зеленых, оранжевых, желтых, синих; некоторые были открытыми и позволяли воочию зреть маленьких с такого расстояния человечков, группирующихся на вышке перед спуском и поочередно слетающих вниз, а были и закрытые горки, и меня, только глядя на них, брал испуг: как можно низвергнуться с горки, не видя, куда ты летишь и когда она закончится? Надо ведь как-то подготовиться морально к падению в бассейн! Но очередь перед таким спуском отчего-то была куда длиннее, что натолкнуло меня на вывод: Россия — страна экстремалов.
Внутрь удалось попасть лишь через пятьдесят минут. Заняв очередь за смешным низкорослым дядькой, мы вынужденно плутали по улицам, перекусывая на ходу чебуреками и хот-догами и ведя ленивую беседу. Вернувшись, с удивлением отметили, что наш дядька уже вплотную подошел к кассе, так что мы еле подоспели. Еще пять минут — и те, кто занимал за нами, прошли бы за ворота, стало быть, занимать пришлось бы еще раз с конца очереди и ждать еще столько же. Юлька с непоколебимой решительностью в голосе заявила, что платить за себя будет из своего кошелька. Мне пришлось сделать то же самое. На самом деле, она была права, даже мне после всего случившегося не хотелось оказаться у Каретникова с Лисовским в долгу.
Внутри было очень красиво и мило. Помимо штук этак пятнадцати установок, имеющих в своем составе по две-три горки и общий мини-бассейн, в который они вели, на территории аквапарка также располагались скамейки, небольшие фонтанчики, большой бассейн, а на земле, в тех местах, где не проложили дорожек из плитки, рос аккуратный газон, окруженный цветочными клумбами.
Мы с Юлькой направились сразу в раздевалку, а затем подошли к камерам хранения, которые находились возле кабинок для переодевания. В одну поместили наши дамские сумочки, а в другую сложили одежду.
— У тебя карта с собой? Запри шкафчик получше! Вдруг взломают, — разволновалась подруга.
— Не переживай. В сумке у меня только всякие мелочи и кошелек. Карты там нет.
Ребята тоже вышли в плавках, хотели сложить напоясную сумку и пакет в другую камеру, но я предложила свою, чтобы не таскать лишние ключи с собой.
— Не влезет, — усомнились ребята, но я сама взяла их вещи и продемонстрировала, что в компанию к моей и Юлькиной маленьким дамским сумкам они очень даже вошли.
Мы двинулись вперед, прошли пару метров, затем я спохватилась:
— Блин, я оставила в сумке солнцезащитные очки!
— Зачем они тебе? — недоверчиво изрек Дима, остановившись. — Ты в очках будешь на горках кататься?
— Да, потому что я очень боюсь. Чтобы не видеть ничего! Если серьезно, мы не за тем сюда пришли. А на этом зверском солнце я ослепну и не смогу поделить клад на четыре равные части. Придется все себе забрать!
Это сообщение его остудило, так что, велев им меня не ждать, идти вперед, я отправилась обратно, к камерам хранения. Открыв шкафчик, первым делом полезла в пакет, что клал Мишка. Всего лишь их одежда, ничего особенного. Дальше я принялась за маленькую сумку, что Димка носит на поясе. Так-так-так, деньги, документы, ключи, складной походный ножик. И все. Не поленилась залезть в паспорт, так и есть, Каретников Дмитрий Константинович, двадцати пяти с половиной лет. Хоть в этом меня не обманули, это, конечно, успокоило, но ожидала я несколько другого.
«А что ты надеялась найти? Пистолет? Так он и взял его с собой, жди». Да, эта была слабенькая надежда. Просто… я сильно разозлилась. Он снова применил ко мне одну хитрую психологическую уловку: утро начал с обвинений и угроз, я злилась, оправдывалась, огрызалась, но в итоге — и думать забыла о его обещании. А он ведь должен был отдать мне пистолет. Если я скажу, он ответит: «Чего ж ты не напомнила?» И я не смогу доказать, что он специально начал разговор на пляже с этого дурацкого объявления про осквернителей и развратников, а на самом деле происшествие на кладбище его мало волновало — главным было отвлечь меня и не отдавать пистолет. Он добился этого. Более того, положа руку на сердце, я не могу сказать с уверенностью, спектаклем ли была ссора из-за кладбища, была ли она тщательно спланирована в тот момент, когда он наткнулся на развешенные на деревьях листки с нашими рожами, или же он взаправду разбушевался, увидев это, а про оружие забыл сам. Но если так, как же он так быстро сменил гнев на милость, купил цветок с конфетами и пожаловал к нам в гости? Понял, кто здесь главный, и решил подмазаться? Или сделал вид, что понял? Не человек — загадка.
— Чем воровать, могла бы попросить.
«Чего попросить?» — обернувшись и увидев Димку (и совсем тому не удивившись), хотела я уточнить, но вдруг в крови возникло пламя праведной злости, и я выкрикнула:
— С какой стати я должна у тебя что-то просить? Я просто возьму то, что мне полагается, вот и все!
Он выпучил глаза, затем свел вместе брови у переносицы.
— Мы про одно и то же говорим? Я решил, что ты воруешь у меня деньги.
— Больной?
— Нет, здоровый, — усмехнулся он. — Могу справку показать.
— Мне не нужны твои деньги, — проигнорировав его попытку пошутить, снизошла я до пояснения. — Мне нужно то, что ты мне обещал.
— Что именно? — принялся он валять дурака.
— Слушай внимательно, — строго сказала я, насупившись. — Ты не узнаешь даже место, где захоронен сейф, пока я не получу пистолет. О самих сокровищах можешь и не мечтать.
— Эй! Говори тише, здесь люди. Слушай, я кое-что выяснил. По ночам здесь дежурят по два сторожа, они меняются через сутки. Сегодня будут те, что помоложе. Вам с Юлькой придется их обольщать сегодня ночью до тех пор, пока они сами не позовут прийти еще и в следующую смену. К тому времени мы вам придумаем трогательную легенду, почему вам нужно выкопать яму на территории аквапарка, они дрогнут и помогут вынести сейф. На улице будем ждать мы с Михой. Что скажешь?
Я подумала.
— Почему бы нам просто не усыпить их сразу же, в первый день? Затем мы впустим вас и выкопаем сейф.
— Я подозреваю, у них камеры видеонаблюдения. Если они сами там засветятся, то непременно захотят избавиться от доказательств своей причастности, перезаписав другим днем. А если они отрубятся после первой же рюмки, то, очнувшись, сообщат в полицию. Мало вам и так всего, а тут еще и спланированное нападение. Так они и подворуют что-нибудь, потом на вас все спишут. Нет, так не годится.
— Ага, конечно, не ты же их развлекать собираешься! Ты что, хочешь, чтобы мы с ними спали, что ли?
Он невозмутимо ответил:
— Ну, возможно, для общего блага придется.
— Знаешь что? — окончательно разозлилась я. — Пошел ты на фиг! Я их влюблю в себя, они мне выкопают долбаный сейф, я заберу все, что там лежит, и помашу вам ручкой. На что вы мне тогда с твоим Мишкой? Соображаешь?
Димка вздохнул и провел рукой по лицу.
— Ладно, мы обязательно что-нибудь придумаем. Где карту искать будем?
— Ты ничего искать не будешь, — медленно проговорила я суровым тоном. — По крайней мере до тех пор, пока я не получу свой пистолет назад.
— Извини, я как-то не подумал в набор из конфет и розочки добавить «ТТ», перетянутый ленточкой с бантиком! Если для тебя это так принципиально, сразу из аквапарка поедем к нам в квартиру, и ты заберешь оттуда все, что захочешь. Только Мишку, ради бога, не уноси, он мне готовит.
— Не нужен мне твой Мишка, — скривилась я и вернула его вещи на место. Мы закрыли камеру и отправились искать друзей.
Ничего удивительного в том, что они молчали все то время, пока мы шли к ним. Даю руку на отсечение, они и звука не обронили с тех пор, как Димка их покинул. Стоило вернуться, Лисовский оживился:
— Давайте, что ль, покатаемся с горок! Деньги же заплачены.
Юлька долго боролась с собой. С одной стороны, она злилась на Мишку за его ориентацию и свою влюбленность, оттого не сильно стремилась даже в чем-то с ним соглашаться. С другой, она, как я уже говорила, была против того, чтобы деньги пускали по ветру. Они должны быть использованы с толком. В итоге победила бережливость. Мы все вчетвером, чтобы не вызывать лишних подозрений у отдыхающих, которые, казалось, уже начинали недобро на нас поглядывать (отстояли очередь, купили билет и стоят себе посередине, общаются, как будто на улице поговорить нельзя — думали, очевидно, они), поднялись по неудобной лестнице на вышку «Кондора» — комплекса, находившегося ближе всего к выходу, оттого пользующегося наибольшим вниманием, — и заняли быстротекущую очередь на площадке, поднимаясь на мыски, чтобы разглядеть поточнее, что же нам предстоит выдержать. А выдержать предстояло немало: горки, хоть и были извилистыми, все же имели сильный уклон вниз, и люди с громкими визгами слетали с них словно пули. Всего горок было две, начинаясь рядом, на одном уровне, они затем обвивались друг вокруг друга. Димка выбрал правую, я — левую, мы сели, продвинулись чуть вперед, и тут уклон горы сам сделал свое черное дело, применив силу скольжения. Я заорала сразу, Димка через половину секунды. За время спуска он дважды мелькнул надо мной, я над ним лишь один раз. Свалившись в бассейн, я, конечно, наглоталась воды. Димка был выброшен в бассейн с другого края — это было продумано, чтобы люди не ударялись друг о друга при падении, — но тут же приплыл ко мне.
— Давай жить дружно, а, Кать? — сказал он что-то двусмысленное, вытирая ладонями мокрое лицо, но здесь голос смотрителя с вышки прокричал:
— Выходите из бассейна! — и, уже обращаясь к следующим: — Пошли!
Следующими были наши любимые друзья. Эх, Юля… Если люди голубого окраса были, на удивление, отважными, то новоявленные розовые этим качеством похвастать не могли. Образцовой одного взгляда вниз хватило, чтобы струхнуть. Она попятилась назад, не думая о том, что очередь из многих человек хочет прокатиться и ждет ее одну.
— Юля, смелее! — стала я подбадривать ту снизу, будучи, однако, не уверена в том, слышит ли она меня. — Прыгай!
— Головой вниз! Ха-ха! — стал издеваться Димка. — Мы похороним тебя с почестями!
Последнюю фразу подруга, скорее всего, услышала, так как колени ее отчетливо завибрировали. Мишка не растерялся: подошел сзади и толкнул ее вперед. Затем вернулся к соседней горке и тоже сиганул вниз. Подруга по дороге не то что не пищала во всю глотку, даже ни единый пугливый звук не выкатился из ее рта, видимо, она просто-напросто в первую же секунду потеряла сознание. Но, окунувшись, вернулась в реальность и выплыла.
Мишка, подойдя к нам, стоявшим возле бортика бассейна, не то удивленно, не то ехидно спросил меня:
— А где же твои очки?
Я нахмурилась, а Димка ответил за меня:
— Она их дома забыла. Но у меня есть свои, в сумке с документами. Я сейчас принесу тебе. Давай ключи.
— Не стоит. — Я сжала ключ покрепче, словно он был от ячейки швейцарского банка, где я хранила все свое состояние.
Михаил и не думал отставать:
— А как же слепящее солнце? Из-за твоей глупой обиды на Димона ты будешь мучиться все это время.
Димка, в свою очередь, и не думал отступать:
— Миха прав. Дай ключ, я принесу тебе очки.
— Я с тобой, — вздохнула я.
— Зачем? — искренне изумился Мишка. Нет, они что, сговорились? Не могу ж я ему сказать: «Боюсь, твой друг не за очками идет. Просто отомстить хочет».
Мне пришлось отдать ключ. С десятой попытки после девятого предупреждения смотрителя «Во избежание столкновения просьба выйти из бассейна» Образцова присоединилась к нам.
— Все хорошо? — только и успел спросить Мишка, в следующий миг на него посыпался шквал упреков и ударов раскрытой ладони по спине и груди, в зависимости от того, какой стороной Лисовский поворачивался к подруге, укрывая при этом другую.
— Сволочь! Скотина! Паразит! Негодяй! Подлец! Мерзавец! Дерьмо! — и еще так много разных слов, что мысленно я даже зааплодировала подружке: какой богатый лексикон! Так им, гадам. — Зачем ты столкнул меня?!
Что ж, на меня никто не обращает внимание, парочка занялась разбором полетов, пойду застану «рыцаря» на месте преступления. Он мне мстит, что, я не могу?
Быстрыми шагами, перейдя в конце на бег, я очутилась возле камер. Димка усердно копался в наших с Юлькой сумках, позабыв обо всем на свете и даже не заметив моего прихода.
— Правильно делаешь, что воруешь, — скрестив на груди руки, промолвила я с вызовом. — Попросишь — не дам.
Он вздрогнул и обернулся.
— Чего не дашь?
— Деньги. Те, что ты воруешь.
— Я не ворую. Слушай, я понял, что нам поможет. Вот это, — он достал помаду из моей косметички.
— Помада? Поможет нам откопать сокровища? Извини, не соглашусь. Лопатой удобнее.
— Я сейчас кое-что тебе расскажу, — не оценив юмора и даже не ухмыльнувшись, с серьезным видом принялся он разглагольствовать, все же немного нервничая, видимо, оттого, что его застукали. — Одна моя бывшая подружка рассказала, как она завлекла парня. Написала записку с номером телефона и оставила на ней ядовито-красный след своих губ. Знаешь, как на мужчин это действует? Безотказно! Он позвонил ей в тот же день, когда она подбросила записку! Вот и все, что от вас требуется. Чем им еще на смене заниматься? Они непременно заинтересуются, позвонят. И особой тревоги не будет, ведь позвонили сами, сами вызвали. Понимаешь? Затем действуем по твоему плану. Вы их усыпляете и впускаете нас. Если засечем видеокамеру, просто собьем ее и удалим запись. Что скажешь?
— Глупо. И вообще, ты что, предлагаешь нам с Юлькой сыграть роль проституток по вызову? Как это низко. — Я даже скривилась от данной перспективы. Фу, гадость какая.
— Ну, — усмехнулся он, — вам это не впервой. Мальчиков помнишь? Ваши портреты и так по всему городу развешены. Скоро нам всем уезжать, так что, глядишь, и пронесет.
— Ладно, другого плана все равно нет. Идем, объясним все паре драчунов.
— Как прикажете, Екатерина Михайловна. Тебе всего-то девятнадцать. А по виду не скажешь.
Он вовсю лыбился. Что ж, око за око. Я ведь тоже не удержалась и заглянула в паспорт.
— Мне почти двадцать, — обиженно выдала я и решительно направилась обратно к друзьям. По дороге он меня остановил:
— Слушай, Кать. Почему у нас с тобой так? Почему мы не можем доверять друг другу?
Я посмотрела в его глаза. Они выражали беспокойство, нежность и заботу. А вдруг и вправду не обманет? И когда ж я научусь верить людям, в конце-то концов? И все же я стояла на своем:
— Я не буду тебе доверять, пока не получу свой пистолет назад. И вообще, на кой черт тебе мое доверие? У тебя есть замечательный друг, ему и доверяй.
Димка вздохнул.
— Ему я и так верю.
Он сказал это таким тоном, что в моей голове вдруг зародилась мысль: а не любовь ли у них? А мы им, видать, только затем и нужны, чтобы клад добыть. Чтобы проверить догадку, я ткнула пальцем в проходящих мимо ребят — троих друзей лет двадцати, с хорошей фигурой, в плавках.
— Смотри на них!
Димка обернулся.
— Это что, твои знакомые?
— Нет, — покачала я головой. — Они тебе нравятся? — Каретников медленно пожал плечами, смотря на меня теперь с ужасом. — Вот этот, в синих плавках! Глянь, что за лапочка! — Лапочка обернулся на нас и присвистнул, заценив мою фигуру, не сбиваясь, однако, с шага. — Смотри, он тебе свистит! Ты ему понравился! — с непередаваемой радостью в голосе сказала я спутнику. — А тебе? Тебе нравится его тело?
Каретников взял меня за локоть.
— Катя, — ужас в глазах сменился раздражением, — я не понимаю, к чему ты клонишь, но этот разговор мне не по душе. С чего мне должна нравиться фигура какого-то пацана?
— Чьи же фигуры тебе по нраву? Старческие? — Я всерьез задумалась. Лисовский на дряхлого дедульку ну никак не похож.
— Эх… — Димка отпустил мою руку. — Мне по нраву твоя фигура, усекла? Не могла сама догадаться? Пошли к ребятам.