Сотовый повторно выпал из ладони на кухонный стол. Холодильник, стоящий в углу, точно его наказали, начал урчать такую угрожающую мелодию, что у нас затряслись поджилки. Во дворе залаяла свора собак, в их голосах была такая ненависть, словно они хотели растерзать любого, кто приблизится, на мелкие кусочки и насытиться его теплой кровью.

— Вынуждена с тобой согласиться, — сказала Юля тихим, подавленным голосом, из-за рычания холодильника и собак я еле ее расслышала, — нам и впрямь пора сматываться отсюда. Уехать мы сможем и без помощи Каретникова, кем бы он, мать его, ни был.

— Грубо, но верно.

Я оставила телефон на столе и, ворвавшись в комнату, начала собираться. Юлька ко мне присоединилась.

— Блин, нам даже показаться на улице не в чем. Не могу ж я в тех своих шортах и майке… А ты вообще голая, не считая того, что сейчас на тебе. Но это вещи покойника. Что с твоей марлей?

— Он порвал ее, ты забыла?

— Как специально… Ей-богу, теперь я верю в его сверхспособности. Он может просчитывать на шестьсот ходов вперед. А мы «Морскому бою» удивлялись! И дело-то не в просвечивающейся коробке!

— Наконец-то ты просекла, — удовлетворенно кивнула я. Внутри начала нарастать неприятная дрожь, говорящая о том, что я все-таки боюсь, как ни прискорбно это сознавать. — Играть в шахматы с ним, конечно, не станешь, это очевидно.

На какого человека нам удалось нарваться? Кто он такой? Почему нам так везет на знакомства, и что он с нами в итоге планирует сделать?

— А вдруг он уже знает, что мы выкрали телефон и все прочитали? — истерично спросила Юлька и заплакала, сев на постель. Я села рядом и стала наглаживать ее по голове.

— К сожалению, не могу тебя утешить. Скорее всего, ты права. У меня такое ощущение, что он знает все на свете. Что было, что есть и что будет.

— Что же делать? — прогнусавила она.

— Бежать! — озвучила я долбящую меня изнутри мысль, порожденную, конечно, вышеупомянутым страхом, спевшимся с инстинктом самосохранения. — Бежать, еще раз бежать и снова бежать. Подальше от Каретникова.

Я опять, уже в который раз, прокляла Алексея Корчагина. Зачем он только подошел ко мне в баре? Зачем отдал мне эту треклятую карту? И почему я, дура такая, взяла и впуталась во все это дерьмо? Добровольно. Я что, самоубийца? Может, мне просто надоело жить? Не похоже.

Я поднялась и осмотрела себя в зеркало. Джинсы Лисовского были больше на один размер, но ремень их отлично удерживал на бедрах от падения. Невольно на ум приходил Сталин: вот так и недолго их потерять по дороге, особенно, если бежать тушить пожар! Однако длинная мужская рубашка шла мне как корове доспехи. Нечего и думать о том, чтобы показаться в этом перед сотней посетителей аквапарка.

Юлька выглядела не лучше в Мишкиной пижаме. На улице ее примут за сбежавшего пациента психдиспансера — это и к гадалке не ходи. Но в шорты с майкой ее не оденешь, в этом Образцова права. Иначе ее побьют местные шлюхи ввиду жестокой конкуренции.

Выход был лишь один:

— Дворами проскользнем домой, здесь близко. Я уже этот путь изучила досконально. Бабка слепая, все равно не разберется, в чем мы. Надо будет быстро переодеться и наведаться в аквапарк. Если все в порядке — подкинем Димке его часть денег и свалим из города. Если нет — мигом на вокзал.

Юлька вытерла слезы, кивнула.

— Ты хочешь забрать все деньги?

— Сейчас это лучшее, что мне приходит на ум.

— Деньги — зло.

— Каретников — еще большее зло. Обувайся.

Я не знала, кем он был. Я не ведала, на чьей стороне он играет. Я понимала лишь одно — последние два раза он общался с человеком, от которого нам нужно было бежать куда подальше, чье имя вызывало в душе легкий приступ паники и зарождающуюся истерию. Он говорил по телефону с Черкесом — именно это слово мы встретили в списке вызовов. То, что это тот самый Черкес, о котором предупреждала нас Марина Сергеевна, не вызывало сомнений. И этот прискорбный факт затмевал даже чудесные Димины поступки по неоднократному спасению наших жизней. Просто создавалось впечатление, что мы не выиграли, оставшись в живых, а лишь проиграли, продлив свою агонию, так как, если такой человек, как Каретников, не дает нам умереть от пули сегодня, значит, он готовит нас к чему-то куда более худшему и мучительному завтра.

Пока Юлька обувалась и приглаживала свою пижаму перед зеркалом, я твердой поступью вошла в комнату Каретникова. Пистолета под подушкой не оказалось, самое интересное было в том, что и моя сумочка была пуста. Но удивляться не стоило, Дмитрий уже демонстрировал нам свое умение уводить из-под носа оружие. Значит, обе пушки у него с собой. Зато деньги, все семьдесят восемь тысяч долларов (две штуки ушли в карман охранникам, но это в случае, если они до сих пор живы; а может, он просто взял часть денег, чтобы обменять их и купить себе что-нибудь стоящее по дороге) валялись в пакете на полу, там же были сложены обе половинки карты. Это меня несколько удивило. Я более всего ожидала сейчас увидеть отсутствие денег и всех Димкиных вещей, а когда бы мы открыли дверь — на пороге встретили бы тетку с группой поддержки в лице местного участкового, требующую с нас плату за два месяца проживания в квартире. А сам бы Димка тем временем ехал в своем «Вольво» куда-нибудь, где его никто не знает, и начал бы все заново. У меня тут тетя живет, я тут отдыхаю… Через месяц уже новые лица оплачивали бы все его долги, пока бы он сам в другом месте просаживал наш клад. Вот такой криминальный роман промелькнул в моем сознании, когда я открывала дверь в его спальню. Но нет, пока удача нам сопутствовала. Но до дрожи во всем теле было боязно думать о том, что же ждет нас дальше.

Я обулась и с пакетом под мышкой вышла на площадку вслед за Образцовой. Не решаясь сразу спуститься, мы приникли взором к окну во двор и не заметили ничего подозрительного. Спустившись еще на один этаж, повторили номер. И делали так все три этажа. Наконец оказались на свежем воздухе и скорыми семимильными шагами удалились со двора.

Дорога до дома бабы Дуси показалась нам мучительной, хотя ничего особенного вокруг не происходило. Только шофер одной из проезжавших мимо машин выразительно повертел пальцем у виска, глядя на Юлькину пижаму и мою рубашку. Мы отмахнулись, крикнув ему вслед: «У Кащенко сегодня юбилей, нас погулять выпустили!»

Неподалеку от места назначения я выхватила глазами парня в плетеной ковбойской шляпе, остановившегося, чтобы прикурить. В голове тут же созрела разрушительная мысль.

— Спрячься за кустами, — велела я подруге, но та только растерянно заморгала. Тогда я насильно впихнула ее в заросли, сунула в руки пакет, из которого секундой ранее вынула две половинки карты, завязала низ просторной рубашки в узел выше пупка, закатала рукава, расстегнула верхние пуговицы и распушила длинные волосы. Конечно, я не стала после этих действий походить на нормального человека, но хотя бы уже дотягивала до статуса валютной путаны, что слегка приободряло.

Летящей походкой я подплыла к парню и волнующим голосом попросила у него огонька.

— А где же ваши сигареты? — удивленно моргнул он.

— А зачем? У меня есть это, — продемонстрировала я ему два листа желтоватой бумаги. Под непонимающим взглядом парня в шляпе я внимательно изучила каждую из половинок карты, затем, вспомнив Димку в кафе, стала свертывать листы трубочкой, приговаривая: — Вы что, самокруток в детстве не курили никогда? Берется бумажка, свертывается… Вот так… Туда пихается сухая трава… — Я наклонилась и нарвала несколько подвернувшихся под руку одуванчиков, начала их запихивать внутрь свернутых трубочкой карт. — Вот так, самокрутка готова. А вы отбросьте-ка свои импортные сигареты, ими уже никого не удивишь! Ну-ка, дайте мне теперь огоньку!

С изумленным донельзя видом «ковбой» поднес к моим губам, зажавшим получившееся произведение из серии «Сделай сам», ну почти что оригами, зажигалку и чиркнул. Я радостно отметила, как загорелся край бумаги и по глупости своей глубоко вдохнула.

— Кхе-кхе… — тут же закашлялась я, поняв, что сглупила, настолько отвратным был вкус горящих одуванчиков. — Кхе-кхе…

Парень с озабоченным видом постучал мне по спине, поинтересовавшись:

— Вам плохо?

— Нет! — ответила я, довольно улыбаясь. — Мне хорошо! Мне очень хорошо! Прикури еще!

Он посчитал за благо просто отдать мне свою зажигалку и поспешно ретировался. Отлично, то, что доктор прописал! Сейчас я смогла вынуть эту дрянь изо рта, вытряхнуть всю траву и спокойно поджечь. Глядя на послушный огонь, которой я могла при желании сделать сильнее, опустив бумагу вниз, или слабее, подняв горящий край кверху, я думала о том, что вместе с ним горят все наши страхи и беды. Карта уже догорала в моих руках, а я все никак не могла оторвать от нее глаз, понимая, что еще чуть-чуть — и все, этой карты, этого сейфа, зарытого в пяти метрах от «Крокодиловых гор» никто больше не увидит. Никто не сможет подвергнуть себя опасности, втравить себя в эту ужасную историю, как сделали уже многие — Алехин, Кочерга, его жена, его сестра, Разин, Димка, Мишка, мы с Юлькой. Всё, баста. На нас эта история закончится. Прямо сейчас, покуда догорает этот огонь.

Пламя потухло, оставив в моих руках золу и маленькую желто-черную полоску бумаги, сантиметра два шириной. Я с молчаливым удовольствием порвала ее в клочья, которые забросила в открытую форточку окна первого этажа близрасположенного дома.

Отряхнула руки. Все, дело сделано.

Обернувшись, увидела, что ко мне несется подружка, размахивая руками:

— Что ты наделала?! Ты что, правда ее сожгла?! Как ты могла?!

— А зачем? Зачем она нам, подумай? — спросила я и тихо добавила: — Она мертва, а мы живы.

Подходя к калитке, мы чувствовали себя более раскованно, чем раньше, когда шли дворами, быстро перебегая через попадающиеся автомобильные дороги, и снова — во двор. Отсюда начинался частный сектор, к тому же близкий к пляжу, и люди ходили тут как душе угодно. Не в мужских пижамах, конечно, но все же.

Калитка открылась в нужную сторону, отвергнув и другие наши опасения — как бы не попасться на глаза бородачу с ружьем и бабе в бигуди. Впрочем, семьдесят восемь кусков в пакете — этого бы хватило, чтобы раз и навсегда откупиться от ночного террора, заключенного в «бдыжь-бдыжь». Более того, мы бы стали в этом доме желанными гостями, ха-ха.

Уже возле двери я каким-то шестым чувством поняла, что во дворе мы не одни, и стала тревожно оглядываться.

— В чем дело?

— Не знаю. У меня такое ощущение… Словно тут кто-то есть, — понизила я голос.

Юле передался мой страх.

— Боже! Ты думаешь, Димка? Но не мог же он, вернувшись домой, оказаться здесь быстрее нас?

— Не забывай, у него машина.

— Которую он вернул обратно, в прокат.

— Нет, которую он якобы собирался вернуть.

Теперь уже Юлька присоединилась ко мне, мы так и стояли на пороге дома, оглядываясь по сторонам, пару раз даже столкнулись лбами. Грядки, сортир, душ, снова грядки, кусты, опять кусты, валяющиеся на земле инструменты, а вон там дальше, за углом дома, сарай. И тут мое лицо помимо воли вновь повернулось к кустам. Ей-богу, там что-то пошевелилось.

— Мама! — крикнули мы хором. Оказывается, Образцова тоже что-то видела.

— Там кто-то есть! — подтвердила она.

— Димка! — заорала я. Сейчас мне стыдно, но тогда страх маленькой испуганной девочки действительно возобладал над хладнокровностью опытной мудрой женщины, так что я, еще раз вскрикнув, поскорее отворила дверь, подождала, когда следом влетит Юлька, и заперла ее на засов. — Баба Дуся! — позвала я громко.

— Что, моя хорошая? — донеслось с кухни.

Мы немедленно направились туда.

— Баба Дуся, по-моему, там, во дворе притаился Ди… — я оборвала речь на полуслове, увидев в кухне за столом незваного гостя, и продолжила удивленно: — Димка?

— Да, — подтвердила шедшая за мной и не видевшая пока этого человека подруга. — Там Димка! Ой. — Увидела. — Здесь Димка!

— Привет, крошки, — шутливо поклонился нам сидящий Каретников, который и был тем незваным гостем, повергшим нас в шок. Как он успел? Как? Когда? Мало того, двое чинно распивали чай, сидя за столом, и напоминали в тот момент англичан за своим «файф-о-клок». Впечатление портили лишь свежие баранки в вазочке, сдается мне, британцы их не кушают.

— Баба Дуся! — запричитала Юлька, как ребенок из ясельной группы, приставший к воспитательнице: — Зачем вы его впустили? Он враг! Он охотится за нами! Он… хотел нас убить! Выгоните его отсюда!

— Юленька, успокойся, — произнесла Евдокия Карловна и спокойно поднялась из-за стола. — Садись, потолкуем.

— Нет, вы не понимаете! — Тут глаза ее расширились, получив от мозга предупредительный сигнал. — Как вы меня назвали?!

Образцова выронила пакет. Стопки зеленых бумажек высыпались на пол. Мы стояли, открыв рты, до того зловещим было для нас услышать Юлькино имя, адресованное не мне, а именно Юле.

Придя в себя, я немедленно воскликнула:

— Бежим!! Они заодно!!

Юлька ринулась первая, так как была ближе к двери, я побежала за ней, но проворная бабка схватила меня за волосы и со всей силы впечатала мою голову в стену. Больше я ничего не помню.

Сначала появилось чувство, будто голова раскололась надвое. Затем боль сменилась воспоминаниями и осознанием своего плачевного положения. После я услышала голос подружки, тихо порадовавшись: она жива.

— Как хорошо, что склероз вас покинул, — сказала она. — Вы наконец-то запомнили мое имя.

— Я ничего и не путала, — невозмутимо ответила баба Дуся. Да какая она теперь баба Дуся? Евдокия Карловна. — Ярлык глухой, слепой склеротички, старухи — божьего одуванчика сделал свое дело. Никто и никогда не додумается связать меня с криминальным миром, дорогуша. Конечно, забавно было слушать, как вы величаете друг дружку своими же собственными именами. Еще забавнее было видеть, как твоя подруга ломает голову по поводу ночного шороха, прикидываясь не то домовым, не то призраком. Что ж, очень скоро вы откроете эту тайну.

Я приподняла веки. Мы находились на полу в бабкиной комнате. Палас был отдернут. Димка поднимал сейчас крышку подпола. Наши руки были связаны за спиной веревкой, и ноги нам тоже не забыли связать.

— А браслетик я, пожалуй, все же оставлю себе. — Карловна повертела в руках Юлькино золотое украшение, точно дразня ее. Очевидно, она сняла браслет, пока я была в отключке. Подлая мразь!

— Кто такой Черкес? — задала Образцова глупый вопрос.

— Черкес, Юля, — это наша добрая хозяюшка, — хриплым голосом ответила я ей очевидную вещь, которую поняла за долю секунды до того, как меня вывели из строя при помощи каменной стены.

— Очнулась, — заметила та ехидно. — Ты неглупа, Катенька.

— А то. Вы неспроста взяли себе этот псевдоним. У Короленко, которого обожал ваш отец, да и вы сами, наверное, имеется рассказ «Черкес». Оттуда небось и пошло.

— Молодец, пять с плюсом. Все так и было.

— Как?! — удивилась Юля. — Вы и Черкес одно лицо? Вы криминальный авторитет?

— Ну, громко сказано. Подо мной несколько беспризорников, специализирующихся на уличных кражах. На одной сдаче жилья курортникам не разбогатеешь, — усмехнулась пожилая женщина.

— То, что в сейфе, — это ваше?

— Да. Так уж и быть, удовлетворю ваше любопытство. Димочка, принеси старой женщине стул. — Каретников тут же метнулся в угол помещения, вытащил кресло, поднес к ней и помог усесться. — Спасибо, внучек.

— Внук?! — воскликнули мы с подругой.

— А я не рассказывала? — с нарочитым удивлением изрекла бабенция, по-змеиному улыбнувшись. Димка хохотнул, встав рядом с ней. Наверно, он вспомнил спектакль возле калитки, когда бабка представляла нас «неизвестным» ей ребятам, назвав меня Юлей, а Юльку Катей. — Помните, я говорила, что в семье нас было трое? Три сестры? Так вот, Димочка внук одной из моих сестер. Когда она вышла замуж, она переехала жить в Краснодар.

— Он говорил, у него здесь тетя, — недовольно буркнула я с обидой в голосе.

— Да, моя племянница, к которой я хожу поболтать, его тетя. А я ему кто получается? — Она обернулась на Каретникова. — Двоюродная бабушка?

— Что-то наподобие, — ответил он ей.

— Ну вот, когда мой человек — известный вам Разин — описал мне тех девчонок, что присутствовали при убийстве, я аж поперхнулась. Ну надо же, какие повороты судьбы! По правде говоря, он бы с радостью вас пристрелил, но, идя на дело, забыл перезарядить оружие. Вот болван! Не смог даже контрольный выстрел произвести — в обойме остался один патрон, который он пустил Кочерге в живот. Мало того, испугавшись вашего появления, не сумел обыскать его на предмет карты! Мне очень пригодилось то, что Димочка тут же заинтересовался, когда я сказала ему, что у меня поселились две очаровательные девушки, и свел в тот же день с вами знакомство на пляже. От него-то я и узнала, что вы ищете клад. Мы сложили два и два, вышло вот что: карту Корчагин отдал вам. Я осторожно проверила ваши вещи — ее не было. Или карта спрятана, или носите с собой. От Дмитрия я узнала, что Катя карту действительно спрятала и никому не сказала как глубоко, ха. Но я велела ему не торопиться. Вы все равно привели его к сейфу и к тому, что там лежит. Кстати, Димочка, принеси-ка мне пакет. Наконец-то ко мне вернется то, что принадлежало по праву. То, что было отнято проклятым Алехиным. С кем тягался, дурачок? — произнесла она в никуда с чувством собственного превосходства.

Каретников принес с кухни пакет с баксами. Бабка нетерпеливо сунула туда свой нос и не смогла скрыть своего отчаяния:

— Не может быть! Где письма?! Где они?!

— Какие письма? — встрепенулся Димка. Он считал, что все идет по плану, что битва ими уже выиграна, потому счастливая улыбочка не покидала его лица. Теперь он не на шутку перепугался. — Мы взяли только деньги. А что?

— Боже! — Евдокия Карловна схватилась за голову, начав ею раскачивать. Клянусь, если бы не стойкое отвращение, которое я к ней испытывала, узнав ее сущность, я бы ее от души пожалела. Юлька, скорее всего, этим и занималась. — Ты что, сбрендил? Деньги, что вы взяли оттуда, это кое-что из накоплений Алехина, он таким образом отложил себе на старость на случай, если придется скрываться от кого-нибудь, например, от меня. Главное, что было в сейфе, — это письма!

— Да что за письма такие? Были там какие-то… старые… — Димка смущался все больше, у него даже покраснели уши, что выглядело очень непривычно для наших глаз. Всегда такой мужественный, твердый — ах, трепещите предо мной! — супермен Каретников терялся перед этой старухой, его родственницей, точно нерадивый ученик перед грозным директором школы.

— Старые?! — вскочила Евдокия Карловна. — Да ты хоть знаешь, сколько бабок можно поиметь на старых, как ты выражаешься, письмах?! Им двести лет! Это переписка самих Горького и Короленко, слышал о таких? Я знаю нескольких крутых коллекционеров, которые и половины своего состояния не пожалели бы на то, чтобы безраздельно ими владеть!

Вот это да! Те письма в файлах и конвертах, что Димка держал в руках, — это переписка двух писателей-классиков? Обалдеть можно!

— А откуда они взялись у Алехина? — не удержалась я от вопроса, так как по натуре была любопытна.

Бабка выпила воды, принесенной с кухни Димкой, чуть успокоилась, села обратно на стул, затем ответила:

— Я ведь говорила, что отец мой работал сторожем в музее имени Короленко? В одну прекрасную ночь он не удержался, отключил сигнализацию и выкрал письма из музея. Ему пришлось уволиться на следующий же день. В то время музей претерпевал реставрацию, посетителей не пускали. Только когда он вновь открылся, гид выявил пропажу. За это время много работников успело смениться, платили там до смеха мало, поэтому концов так и не нашли. После смерти отца эти письма хранились у меня, так как я была старшей сестрой. Потом моя дочь повстречала этого… бизнесмена, Федора Алехина. Вышла за него замуж. Не знаю, почему она рассказала ему про письма, любовь делает людей слепыми! В итоге Алехин решил, что раз он стал членом семьи, то письма принадлежат и ему тоже. Собирался искать антикваров, готовых этим заинтересоваться, чтобы продать. Он посчитал, что коли я старая, то мне и не нужно уже ничего, все равно помирать скоро. Дочь забрала у меня письма, они стали храниться у них дома. Но вот дочь погибла по вине несчастного случая, как сказали в милиции. Тормоза отказали, а дороги у нас сами знаете какие, горы кругом. Детей у них не было, так что разумным было, чтобы письма вернулись в семью, ко мне. Но нет! Федор решил, что они принадлежат теперь ему. Он знал, что я не обращусь в органы, ведь письма-то ворованы! Решил в обход меня нагреть на них ручки. К его несчастью, он не знал, с кем связывается. Конечно, мои люди по моему приказу стали давить на него. Тогда он спрятал письма в земле и отметил на плане аквапарка это место крестиком, записав код от сейфа и превратив тем самым простой план в карту клада. Ее он отдал на сохранение своему другу. Я тогда этого не знала, мы пытали его, он долго не сознавался, где карта. Наконец мы вышли на Корчагина. Мои люди приволокли его сюда. Тот потребовал в обмен на карту отпустить его друга. В доказательство, что карта у него, он продемонстрировал мне ее половинку. Мы назначили встречу, отпустив его из дома. Однако перед встречей Разин должен был забрать у него карту, так как отпустить Алехина после всего, что он сделал, было равносильно для меня концу света! Я уверена, что Федор причастен к смерти моей дочери! Это он привел тормоза в машине в неисправность! Он убил ее для того, чтобы завладеть письмами! — Старуха прослезилась и поднесла к морщинистым глазам большой выцветший ситцевый платок. — Но этот придурок Разин ничего не может сделать нормально! Он сорвал операцию, убив Алексея Корчагина и так и не выведав, где карта. Но это я уже рассказывала. Потом Разин возомнил себя крутым, решил самостоятельно добыть карту и выкопать клад. Он пытал сестру, поняв, что у нее ничего нет, утопил ее. Потом взялся за вас. К тому моменту он уже так мне мешал, что я велела Димочке избавиться от него. Дима — такой человек, что ему можно доверить абсолютно все. Он всегда был для меня человеком «для особых поручений», выражусь так. Дима так блестяще проделал операцию, что никто не заподозрил, что убийство было преднамеренным! Более того, вы сами помогли нам в этом, заявив, что Разин топал по мосту, как мамонт, и сам стал причиной своей кончины. Блеск! — Мы завороженно слушали старуху, лежа на полу связанные, и никак не могли избавиться от шока: Евдокия Карловна правильным, «нестарушечьим» языком, вставляя молодежные словечки, освещала события, при этом правда оказалась далеко от того, до чего мы сами могли бы додуматься. Я ожидала любого исхода данной истории, но только не такого. Добрая хозяюшка, старенькая бабулька, беззубая, глухая, слепая, совершенная простофиля с шамкающей старушечьей речью фантастическим образом превратилась в злого главаря преступной группировки. Эта метаморфоза мешала нам думать о чем-либо другом, например, о том, что они с нами сделают, когда Черкес закончит свой рассказ. — Потом Димочка всюду за вами приглядывал, ожидая, когда вы приведете его к сокровищам… как там? Старого морского волка?

— Да, — обрадованно подтвердил Каретников. — Юлькиного прапрапрадедушки.

Они засмеялись, а я застонала от бессильного гнева. Так хотелось врезать им чем-нибудь тяжелым! Да пусть бы даже своим кулаком! Но руки-ноги по-прежнему были связаны. Ничего, мой час настанет, и я надеру вам задницы. «Если не успею перед этим умереть», — подумалось мне.

— Что ж, вы были просто молодцы, сделали за нас всю работу, — продолжала хозяйка — «божий одуванчик». — Нашли карту и помогли извлечь сейф на поверхность. Кстати, где она была? Карта? Где вы ее отыскали, в конце-то концов?

Ничего себе!

— Между прочим, — имела я удовольствие ткнуть ее носом в дерьмо, — все это время карта находилась у вас под боком, в подполе, внутри третьей ступеньки. Надо же! Искать ее повсюду, используя других людей, убивая других людей, и не подозревать, что она находится прямо под носом! Смешно, право.

— Ты лжешь! — вскрикнула старуха. — Дима! Где они ее нашли?

Тот пожал плечами:

— Понятия не имею. — Помолчал, задумавшись. — Но они звонили мне, находясь где-то здесь, поблизости. Может, и не врут.

— Но как она туда попала? Ко мне в подпол? Это невозможно!

— Вероятно ваш друг Разин ее туда запихнул, пока жил здесь, — предположила я озадаченно.

— Деточка, он здесь никогда не жил. Когда я поняла, что вы взялись расследовать это дело, то специально травила вам данную байку. Мало ли, вдруг кто-нибудь донесет до ваших прелестных ушек информацию о том, что Разин был в этом доме частым гостем? Это бросило бы на меня тень. А так, жил себе и жил, ничего странного в том, что его тут видели. Так что он никак не мог сунуть в подпол карту, он всегда был на виду. Подумать только… Карта в моем подполе… — Карловна вновь потянулась за стаканом воды, чтобы проглотить свое возмущение и запить его. Затем велела: — Димочка, ты должен сделать для меня еще кое-что. Нужно вернуться в аквапарк, выкопать сейф и достать письма. Ты справишься, мой Зайчик? Я дам тебе в подмогу парочку моих пацанов. Уж что-то, а копать они умеют.

— Это будет сложно, но возможно. Но за это я возьму себе деньги Алехина, пойдет? И десять процентов от проданных писем, как договаривались. Просто эти деньги пока в перспективе, а баксы — вот они, в пакете.

— Хорошо, забирай. Они мне не нужны. Несравнимо больше я получу после продажи писем.

— Спасибо. — Димка взял в руки пачки денег, одна из которых была тоньше других, подержал в руках, точно молча говоря им: «Я теперь ваш владелец», а после вернул в пакет. — Только в аквапарк мы пойдем не сегодня, а завтра ночью. Не зря же я подкупил тех шкафообразных болванов, в самом деле!

Бабка нахмурилась.

— Нет, хотелось бы поскорее… Ну ладно, решай как знаешь, эту операцию я возложила на тебя.

— Подожди-ка… — Каретников с непонятного происхождения волнением полез снова в пакет, покопался там, затем, бросив деньги на стул, перевернул его и начал трясти.

— Что ты делаешь? — удивилась бабка.

— Половинки карты… Где они? Я точно клал их сюда!

Тут уж я не удержалась и заржала таким громким и неестественным смехом, что сама испугалась за свое психическое состояние: уж не рехнулась ли я из-за всего происходящего?

Те двое сначала опешили, затем Евдокия Карловна подала свой грозный рык:

— Ты чего это там хохочешь, как завсегдатай палаты номер шесть?

В этот момент ко мне присоединилась Юлька, смеясь не так душераздирающе, как я, но в то же время звонко и заразительно. Настолько заразительно, что Каретников тоже начал хихикать, а потом уже и старуха с удивлением застала себя за хохотом, через недолгий период после Димки.

Это длилось некоторое время.

— Ну все, хватит, — угомонилась Евдокия Карловна. — Отвечайте немедленно, почему смеялись?

Я выдержала паузу, в течение которой пыталась придумать наиболее эффектную формулировку того, что собиралась изложить, наконец выпалила:

— Дело в том, что не далее как за три минуты до того, как вы припечатали меня макушкой к стене, я своими собственными руками сожгла обе половинки карты. Вместе с кодом, разумеется.

Молчание. Оба урода глядят на меня во все глаза, отказываясь верить услышанному.

— То есть как это с… сожгла? — блеющим голосочком спросил Дмитрий.

— Да просто. — Я улеглась так, чтобы лучше их видеть с пола. — Взяла зажигалку и подпалила свернутый трубочкой край. Ну, помнишь, ты сам рассказывал мне про самокрутки? Вот таким макаром я это и сделала. И долго-долго смотрела, как они догорают. А прах развеяла по ветру, строго на восток.

— Дрянь! — воскликнула бабка. — Как ты могла сжечь карту? Зачем?!

— Сама ты дрянь, к тому же старая, — парировала я. — А зачем мне карта, скажи на милость, если деньги мы уже забрали? Кто ж знал, что самое главное там — письма? Да и вообще, мне хотелось, чтобы эта история завершилась.

— Для тебя она почти уже завершилась! — пригрозила та.

Юлька снова хихикнула.

— Вспомнила фильм «Карты, деньги, два ствола», — пояснила она. — Только вместо винтовок у нас письма. Баба Дуся, что вы так переживаете? Деньги — зло. Мой совет: отберите у Каретникова семьдесят восемь тыщ, вам до конца жизни с головой этого хватит, а он прокрутит их за неделю, а то и быстрее.

— Мала еще меня учить! — разоралась бабка. М-да, молчаливой, глухой и покладистой она мне больше нравилась. Да и Юлька тоже заладила: деньги — зло, деньги — зло… Когда их много — да, а семьдесят восемь косых зеленью — это сущий пустяк. — Димочка, ты, надеюсь, запомнил код? — обратилась она к дорогому родственничку.

— Да ты что, баб Дусь? Там хренова туча цифр была!

— Двенадцать, — уточнила я.

— Я и говорю!

— О, горе мне! — запричитала женщина, поднимаясь со стула и качая седым котелком. — Все равно иди! Может, так вспомнишь, ты же их сам вводил! Моторная память есть у тебя, в конце концов, или нет?

— Да не вспомню я! А реально его взломать?

— Слушай, бестолковый, для чего, ты думаешь, я не велела тебе выкапывать сейф без кода? Алехин не дурак, чтобы использовать для этих целей обычную металлическую коробку. Я выяснила у его подельника, что сейф оборудован устройством, уничтожающим содержимое при попытке его взломать! Если ты введешь неправильный код, на письма выльется кислота! Если ты ударишь по сейфу кувалдой, на письма выльется кислота! Если вооружишься дрелью… ну и так далее! Вот беда-то!.. А все ты, идиотка!

— Сама ты идиотка! Старая калоша, а все туда же! — не осталась я в долгу.

— Что вы собираетесь с нами делать? — спросила Юлька. — Между прочим, дом окружен нашими людьми! По моему сигналу они ворвутся и арестуют вас! — ну полную околесицу впаривала подруга. — А если сигнала не будет — они все равно ворвутся и арестуют вас! Как видите, у вас нет шансов!

— Дима, разберешься тут? — кивнула бабка на нас, направляясь к выходу.

— Да, конечно.

Когда за ней закрылась дверь, он подтащил меня к люку и без предупреждения столкнул вниз ногами вперед. Я успела только вскрикнуть, как тут же колени расшиблись о лестницу, а сама я завалилась на бок, повторно стукнувшись головой, преимущественно правым полушарием, и ощутила, что в подколенной области выступила кровь. Сама область таким нестерпимым образом болела, что я позволила себе роскошь завыть. Через пару секунд на меня свалилось что-то очень тяжелое, что я не смогла увидеть, так как отдавалась своей боли с закрытыми глазами, и самым диким способом боднуло меня в живот. Я открыла рот, получила порцию кислорода и снова завыла.

— Прости, Катя, — донеслось до меня, — этот сукин сын сбросил меня прямо на тебя!

Из всей ее реплики больше всего меня впечатлило слово «сукин». Похоже, Каретников так достал мою донельзя вежливую антисквернословку подругу, что дайте ей в руки бензопилу — без размышлений распилит его на части.

Засим спустился и сам Дмитрий, включив в подполе свет — единственную «лампочку Ильича» под потолком. Отдернув тряпку, которую я заметила в свой недавнишний визит сюда, со стены, он позволил нам обратить внимание на некое подобие двери. Это было что-то каменное и такое массивное, что должно было служить входом не меньше чем в подземный ход, проложенный от Туапсе до Пекина. Открыв мощный засов и толкнув дверь вперед, что требовало, судя по тому, как напряглись все его мышцы, немалых усилий, он схватил Юльку за ноги и затащил туда. Бросив ее где-то там, в кромешной мгле, «сукин сын» взялся за меня и проделал все то же самое.

— Теперь уже новые жильцы будут удивляться странным звуком из подземелья, — хохотнул он таким тоном, что мне стало по-настоящему страшно, потому что я реально осознала: так оно и будет. — Но это продлится недолго. Через пару дней звуки начнут стихать, еще через день — исчезнут навсегда.

— Ну это до тех пор, пока кто-нибудь еще не перейдет вам дорогу, гребаная семейка вурдалаков.

Он пнул меня ногой.

— Заткнись. Честно говоря, я никогда не хотел вас убивать. Однако слово Черкеса для меня закон.

— Если ты такой добрый, — подала голос Юлька, — то пристрели нас, сделай одолжение. Нам придется умирать медленной, мучительной смертью.

Пауза.

— Я постараюсь. Только не сейчас, она услышит выстрелы. Ладно, я пошел. На всякий случай — прощайте.

— Мразь! — злобно крикнула я ему вдогонку.

Дверь в жизнь закрылась.