На крик сбежались люди. Были среди них и матросы, были и сотрудники фирмы, организовавшей круиз, были и обычные туристы, как мы с Юлькой. Слава богу, не появились Вероника с Варварой, очень бы мне не хотелось присутствовать в тот момент, когда они узнают о трагедии. Наконец, кто-то додумался привести доктора, тот подтвердил мои слова: Богдана умерла.

– Но отчего? – спросила я, ибо во мне в силу определенных черт характера не могло не взыграть любопытство.

– Пока не могу сказать, – нахмурился врач – молодой человек невысокого роста с невыразительным лицом и оттопыренными ушами. – По всей видимости, женщина страдала гипертонией. Смею предположить, что от духоты ей стало плохо, и… Очевидно, она была в помещении одна, и никто не мог позвать на помощь.

– Утюг не выключен, – заметила я. Он валялся на полу на правом боку рядом с телом. На гладильной доске лежала темно-серая блузка.

– Это подтверждает мои слова, – удовлетворенно кивнул доктор и потерял ко мне интерес.

Я подошла к Юльке, которая все еще пребывала в шоке, стоя у стеночки, и покачала головой:

– Опять ты труп нашла! Как это у тебя получается все время?

– Но я же не нарочно!

– Я знаю. Зато ты вышла из транса. Пошли теперь.

– А я была в трансе? – удивилась она.

– Ты молчала пятнадцать минут.

– Пятнадцать? – подпрыгнула подружка. – А как же Нижний Новгород? Экскурсия началась без меня?!

– Образцова, ты совсем разума лишилась, что ли? – вздохнула я. – Теплоход еще плывет! Какая, на фиг, экскурсия?

– Семен Семеныч! – грустно пробормотала она и медленно пошла к лестнице, опустив руки и не замечая, что новой кофточкой подметает пол.

Я забрала у нее предмет одежды, встряхнула, бережно сложила и довела подругу до каюты.

Мы сели на кровать и призадумались. Наконец, когда по радио объявили прибытие, решили поделиться мыслями.

– Неваляшина умирает от сердечной недостаточности, Богдана – от гипертонического криза, – начала я, – обе провели в люксе всего одну ночь. Довольно странное совпадение, не находишь?

– Кофта осталась неглаженой, мне не в чем идти в суши-бар, – таким же серьезным тоном ответила мне Юлия.

– Господи, так ты об этом, что ли, думала? – набросилась я на нее. – Ну так же нельзя! Человек умер! Причем при загадочных обстоятельствах. Тайна! Интрига! А ты все о кофточках. Да возьми мою, не жалко.

– Твою? – тут же оживилась молодая барышня, порылась в моих вещах, выбрала что-то яркое и кинулась в ванную, чтобы примерить.

Я не могла терять на целую минуту важного свидетеля и партнера по расследованию в одном лице, потому прижалась спиной к белой двери, скрестила руки на груди, совсем как недавно Громов, и продолжила вести беседу.

– Смотри, сначала умерла актриса. Затем капитан начал спроваживать нас с борта, заявив, что тут что-то недоброе творится. А теперь это… Что скажешь? Капитан был прав, посоветовав сойти с теплохода?

– Вот у него и спросишь, – проворчал женский голос за закрытой дверью.

– Что ты недовольная такая? Ты так любила Богдану? По-моему, она была той еще…

– Нельзя!

– Что?

– Нельзя говорить плохо о покойниках. А недовольная я оттого, что хотела надеть свою красивую кофту.

– Черные кофты не могут быть красивыми, – отрезала я. – Слишком мрачный цвет, никогда его не ношу.

– Но она с блестками!

– Все равно. Ты готова?

– Да.

Щелкнула задвижка, Образцова явилась на суд критиков. Суд в моем лице постановил, что девушка выглядит шикарно.

– Но вырез! – возмутилась было Юлька, но я убедила ее, что облачение смотрится отнюдь не вульгарно. К тому же, красный цвет ей на удивление идет. Чего она раньше его не носила?

– И юбку! – скомандовала я.

– Она короткая!

– О, Господи, это невозможно… – Я схватила со стула юбку, сунула в руки Образцовой и загнала в санузел переодеваться. Сама прижалась спиной к двери и принялась угрожать: – Или ты выйдешь оттуда в юбке, или не выйдешь вообще! И опоздаешь на свидание!

– Какая ты вредная! – донеслось оттуда недовольное, но вскоре подруга появилась переодетая.

Я аж прослезилась.

– Конфетка! – обняла ее. – Растет смена!

– Любимова, ты чокнутая, – обидела меня Юлька, отстранилась и ушла покорять Нижний Новгород. Я же, чуть выждав и приведя себя в порядок, вышла из каюты в поисках капитана. Первым делом заглянула в рубку, но была выгнана тем самым штурманом, с которым дралась пару дней назад. Тогда я спустилась в комнату, где у нас с Вадимом Михайловичем состоялась странная приватная беседа. После стука услышала его голос:

– Войдите. – Я повиновалась. Он полусидел на старенькой узкой софе и листал газету, водрузив на нос очки. И сама софа, и вся обстановка комнатки говорили о том, что комфорт пассажиров ставился намного превыше комфорта экипажа. В прошлый свой визит сюда я, будучи предельно взволнованной, помещение разглядеть не успела. – Катерина, садись, – кивнул он на стул подле софы. – В ногах правды нет. И убери удивление со своего лица, я привык к аскетизму, матросы тоже, все нормально. А у обслуживающего персонала приличные номера.

Не то для того, чтобы не подчиняться, не то, чтобы не пребывать от него в такой близости, но я осталась стоять, облокотившись спиной о стену, а руки убрав в карманы, и произнесла недовольно:

– Вообще-то меня интересуют не условия проживания незнакомых мне людей, а причины, по которым вы ведете себя так, словно мы ближайшие родственники.

Он приподнял бровь, отложив газету.

– Ты, наверно, в отца пошла?

– Это вы про что?! – начала я уже конкретно злиться.

– Это я про тон. – Тут я осеклась и опустила глаза. И чего я на него ору? Он как-никак капитан. И по всей видимости, пытался мне помочь, когда уговаривал сойти в следующем порту. Когда я снова устремила на него взгляд, он был таким же твердым, только без агрессии и с капелькой уважения. Перемену Вадим заметил, поэтому продолжил: – Твоя мать никогда так не вела себя с малознакомыми людьми. Она всегда была вежливой.

– Времена были другие.

– Может быть, – согласно кивнул он. – Но дух борьбы всегда легко читался в ее голубых глазах.

– И сейчас читается. Особенно, когда я не выполняю обязанности по дому. – Он хмыкнул. – Я так поняла, вы знаете мою мать. А где вы познакомились?

– На борту, – так по-простецки ответил тот, что я даже икнула.

– Она плавала на «Верещагине»?! Она ничего не говорила мне.

– Нет, я тогда был помощником капитана на другом судне. Это было восемнадцать лет назад. – Я выпучила глаза. – Да, но я помню, словно это произошло вчера. Она плыла с подругой, как ты сейчас. Говорила, что у нее есть маленькая дочка, что она осталась с дедом – отцом твоего отца. Я долго не мог понять, как это может быть…

– Да, – кивнула я. – Вот такая у нас семья.

– Ага, учитывая, что отец просто сбежал. Ну и дурень… Как можно… От такой женщины!

– У вас был роман? – в лоб спросила я. Все мои нервы трепыхались в тот момент, но я прикладывала очень много усилий, чтобы это скрыть.

Вадим Михайлович встал и нервно заходил по комнате, остановившись в итоге у окна. Глядя в оное, тихо продолжил:

– Я знал, что такую женщину никогда больше не встречу. Я бросил все силы, я добивался ее, как мог… Она так и не стала моей, – горестно покачал он головой. – В глазах искрила страсть, на лице читались чувства сильнее обыкновенной симпатии, но… Она сказала, что прошло еще слишком мало времени. Что подумают люди, она ведь даже еще официально не разведена. Да, ты права, Катерина, времена были другие… Сейчас это все не имело бы значения. К сожалению, время нельзя повернуть вспять, к тому же… мне кажется, она все еще любила твоего отца. – Он наконец отвернулся от гладкого стекла, чтобы передать мимикой свое отношение к такому несправедливому положению вещей.

Сглотнув, чтобы ликвидировать образовавшийся в горле ком, я спросила:

– А как вы поняли, что я ее дочь? Может, мы вообще о разных людях говорим?

– Я всегда тщательно изучаю списки пассажиров, особенно после… хм… некоторых событий. Фамилия, имя, отчество полностью совпали, я помнил даже, какое имя она дала своей дочери, память – странная штука… Но, когда я тебя увидел, сразу убедился, все сомнения отпали. Вы очень похожи внешне.

– Поэтому вы решили проявить отеческую заботу и выставить меня с теплохода? – хмыкнула я.

Взгляд его посуровел.

– Катя, пойми, в этом нет ничего смешного. Твоя жизнь в опасности, – я вздрогнула. – Жизнь каждого, кто попадет…

В этот момент дверь распахнулась так резко, будто кто-то все это время стоял за ней и только и ждал нужного момента. Ввалился Ефим Алексеевич.

– Вадим Михайлович, мне срочно надо обсудить с вами некоторые детали! Это не терпит!

Поняв, что я лишняя, я кивнула им обоим и вышла из каморки. Пока я шла к лестнице, я думала о незаконченном разговоре с капитаном. Кто бы мог подумать, что он знал мою мать… И любил ее. И, наверно, до сих пор любит. Хотя нет, бред. Прошло слишком много времени. В то же время, кто ее знает, эту любовь. Возможно, даже вдали от любимого человека она может длиться десятилетиями. Иначе бы он так не пекся о дочери этого человека. Что же он все-таки имел в виду, говоря об опасности?

Но тут я миновала гладильную комнату, и мысли мои приняли иной поворот. Богдана… Повинуясь какому-то странному порыву, я резко затормозила и сделала шаг назад. Поравнявшись с дверью и взявшись за ручку, я услышала какие-то всхлипы по ту сторону. В первую секунду я испытала шок. Призрак Богданы?! Но тут же поняла, что это просто люди, комната-то общего пользования, там может находиться кто угодно. Открыв дверь, я узрела сидящую в углу Веронику и стоящую над ней Варвару. Ника плакала, прижимая к лицу блузку умершей сестры. Трупа в комнате не было.

Варвара в недоумении уставилась на меня.

– Я услышала, что кто-то плачет, – пожимая плечами, соврала я и кинулась к девушке. На самом деле, я и сама не поняла, что влекло меня сюда. – Ника, как ты?

Она уткнулась в меня носом и продолжила плакать.

– Вы слышали, сестра умерла сегодня? – так же стоя с на редкость бесстрастным, учитывая ситуацию, выражением лица, сообщила мне Варвара.

– Да. Я… Это мы с Юлькой нашли ее.

Вероника тут же перестала плакать и подняла ко мне мокрое лицо.

– Правда?

– Ага.

– Как это случилось? Что ты видела? – Я рассказала в мельчайших подробностях, даже про Юлькину черную кофту, которую она так и не надела. Просто я понимала, что девушке необходимо отвлечься, и именно поэтому снабжала ее лишней информацией. Та с благодарностью кивала, затем выдала: – Здесь происходят страшные вещи!

Я округлила глаза, а Варвара завопила:

– Что ты несешь!

– Мне Чайлин говорил, что на этом лайнере все время кто-то умирает. Сначала Александра Неваляшина, теперь Богдана… – Она снова заплакала, а старшая сестра недовольно изрекла:

– Поменьше бы ты со всякими… Чипалинами связывалась… Или как там его… Будто русских мужиков мало!

– С русскими вы тоже не одобряли моих отношений!

– Потому что все мужики ничтожества! И национальность мало что меняет, – противоречила сама себе обозленная женщина.

Я же боялась потерять нить разговора, потому взяла Нику за руку, чтобы привлечь к себе внимание, и задала следующие вопросы:

– Скажи, что тебе известно? Кто последним видел твою сестру живой? Что говорит Чайлин по поводу смертей на лайнере? Как они умирали?

– Они считают, это случайность, – ответила Вероника на последние вопросы. – Просто у богатых людей сложная жизнь, постоянные нервотрепки, поэтому у всех нелады со здоровьем.

– А Богдана?

– Нет, в том-то и дело! Врач нам пытался втолковать что-то про слабые сосуды, сердце, духоту… Никогда она ни на что не жаловалась.

– И богатой, насколько я понимаю, не была…

– Да.

– Так кто ее видел последним?

– Мы с сестрой видели ее только вчера. Она собрала вещи и ушла в сопровождении персонала в люкс. Одна женщина сказала, что видела ее в гладильной. Она как раз догладила, вошла сестра и попросила не выключать утюг. Та ушла. Все. Дальше ее увидели вы, – Вероника немного помяла кофточку в руках, внимательно ее рассматривая, будто впервые видя. Богдана вместе со своей мрачной одеждой сливалась в один цельный образ, и видеть теперь частичку этого образа было странноватым даже для родной сестры. Затем девушка всколыхнулась и посмотрела на меня: – Ты думаешь, это… убийство?

Я посмотрела сперва на Варвару, затем на нее и пожала плечами:

– Не знаю. Но выясню.

Выйдя из гладильной, я преисполнилась уверенности в том, что необходимо переговорить с персоналом, сопровождавшим Богдану в номер. Женщина, видевшая ту в гладильной, могла не заметить плохое самочувствие за одну минуту, а те имели длительный контакт. В то же время, если уж семья не могла ничего сказать, то что могли заметить абсолютно посторонние люди? Так или иначе, я выяснила у Ники имена сопровождавших, надеясь получить какую-либо зацепку. С ней были две девушки, Лена и Марина, капитан и Ефим Алексеевич. Зачем нужна такая куча людей, чтобы проводить одного-единственного человека в номер, – для меня загадка, но это я как раз и собиралась выяснить. Начать я хотела с Вадима Михайловича, надеясь, что он успел освободиться, но в коридоре столкнулась с девушкой, имеющей на груди табличку «Елена», и поняла, что это знак. Она как раз покинула ресепшен и направлялась, скорее всего, в свой номер, так как путь держала к лестнице. Там я ее и догнала.

– Елена, – окликнула я девушку, еще толком не придумав, как начну беседу. Девушка в белой блузке остановилась и обернулась. Два глаза с любопытством уставились на меня. – Меня послала Вероника – младшая сестра Богданы. Той женщины, которая умерла сегодня утром в гладильной комнате, – видя ее непонимание, пояснила я. Та с вежливым сочувствием кивнула. – Это вы сопровождали ее в люкс вчера?

– Да, я. То есть мы с Мариной.

– А капитан и директор круиза?

– Да, они всегда присутствуют при заселении в люкс.

– А почему?

– Во-первых, это очень важные клиенты, хотя для нас все клиенты важны, не поймите меня превратно, – с извинительной улыбкой выкрутилась девушка, побоявшись меня обидеть. Я отмахнулась, мол, и так понимаю, что особенной не являюсь. – Во-вторых, только капитан судна может занести в память системы отпечаток пальца нового пассажира, а Ефим Алексеевич проверяет лично, чтобы все условия соответствовали договору.

– А Богдана? Она же пассажирка другой каюты.

– Ефим Алексеевич взял с собой новый договор, постоялица его подписала при нем.

– А как она себя чувствовала? Вы не помните, что она говорила?

На приятном, идеальным слоем замазанном тональным кремом лице отразилось недопонимание.

– Простите, я хочу понять, почему вы задаете эти вопросы. Вы следователь?

Никакой грубости. Вежливость, легкая улыбка, капелька заискивания, но вместе с тем – настороженная твердость. Надо что-то отвечать…

– Нет, что вы. Просто, как я уже сказала, меня послала ее сестра. Видите ли, она сама сейчас не в состоянии ни с кем беседовать, но местный доктор рассказал ей о состоянии здоровья Богданы. Она не поверила. И просила меня выяснить, как чувствовала себя ее сестра накануне. Она просто не может постигнуть, как это случалось. Вероника – моя подруга, она убита горем, кем я буду, если откажу в этой маленькой просьбе…

– Конечно-конечно, простите, что спросила! – залепетала девушка. – Просто я каждый раз сопровождаю гостей теплохода в этот номер, поэтому впечатления стираются очень быстро, а Марина была с нами в первый раз, вообще, это не входит в круг ее обязанностей, но так получилось, что со мной отправлять было некого, а одна я не справлюсь. В каюте можно находиться только в присутствии пассажира, соответственно, менять белье, полотенца, вытирать пыль – этого нельзя сделать заранее.

– То есть Марина впервые была в люксе, я правильно поняла?

– Именно.

– Тогда можно ее позвать? Я бы хотела и с ней обсудить состояние Богданы.

– Да, конечно.

Лена кого-то подозвала, о чем-то пошепталась, этот человек убежал, а через пару минут к нам подошла красивая блондинка – та самая, с которой разговаривал Громов перед кинотеатром. На груди была табличка – «Марина». И тут меня стукнуло. «Елена не знала Г. Валентин не знал Г. Марина не знала Г». Это могут быть они? Значит, Владлен говорил с ней о каком-то Г., предположительно Горгоне. И с Еленой этой, получается, тоже успел пообщаться. И с каким-то Валентином. Как мне у них спросить?

– Э, девушка? – поторопила меня Елена, так как Марина, оказывается, что-то то ли спросила, то ли сказала, а я продолжала молчать.

Я разозлилась на себя за то, что опять думала о Громове, вместо того чтобы думать о расследовании, и задала ей тот же вопрос относительно самочувствия Богданы.

– О, она была весьма немногословна. Наверно, ее кто-то перед этим расстроил, мне показалось, она сильно грустит. Я вот была в нокауте, когда увидела все это великолепие! – Елена еле слышно кашлянула, Марина спохватилась: – Ой, простите, я имела в виду, что…

– Я поняла. Давайте дальше.

– Дальше я только спросила ее, не желает ли она вселиться вместе с сестрами, тогда бы я предоставила запасные комплекты постельного белья – там еще две спальни на втором этаже. Но нет, она ответила, что будет жить одна. Вот и все.

– А внешне как она выглядела? Я не знаю… бледная? Синяки под глазами? Кашляла? Хваталась за сердце? Что угодно! – почти умоляла я.

– Нет-нет, все было в порядке.

– Ясно. Что ж… – «О чем ты шепталась с Громовым?» Нельзя! Нельзя! – Это все, спасибо вам. Я передам сестре Богданы наш разговор.

Девушки удовлетворенно кивнули и оставили меня на лестнице. Следующим в списке намеченных собеседников был капитан. Я вернулась к его комнате и только хотела постучать, как услышала недовольные крики за дверью: «Это последняя капля! Уймитесь же, наконец, или нам придется расстаться!» Сразу за этим послышались шаги, я тут же припустила к соседней двери и укрылась за ней всего за миг до того, как хлопнула капитанская дверь. М-да, общение Ефима Алексеевича с бывшим поклонником моей матери продлилось дольше, чем я ожидала. Как хорошо, что я снова не попалась ему на глаза! Весьма неприятный тип. Утерев пот со лба, я обернулась и тут только заметила, что в помещении не одна. Четверо матросов, резавшихся в дурака, так и замерли с открытыми ртами, а один с поднятой рукой, зажавшей туза – он как раз собирался покрыть им валета, когда я вломилась в частное владение.

– Простите, – пискнула я и вылетела в коридор. Следом раздалось дружное улюлюканье.

Войдя в комнату Вадима Михайловича, я застала его в удрученном состоянии духа.

– А, это ты, – буркнул он и осушил налитый только что до половины бокал вина.

– Разве можно стоять у штурвала нетрезвым? – не могла я не выразить свое недовольство.

– В моем положении можно.

– А что случилось?

– Катя, меня уволят, если я еще что-нибудь скажу тебе про лайнер. Давай закроем эту тему. Просто обещай выйти в следующем порту. Можешь, в принципе, успеть прямо сейчас. Позвони подружке, пусть вернется, вместе быстрее уложите свои чемоданы.

– Я же сказала: я никуда не уеду. И подружке звонить не буду, у нее свидание. – Капитан глубоко вздохнул. – Так что вы хотели мне сказать? Что с этим теплоходом не так? – Он приложил палец к губам и с опаской воззрился на дверь. Я поняла намек, резко распахнула ее, выглянула – никого. Затем громко захлопнула. – Никто нас не подслушивает! Говорите! – Он молчал, смотря куда-то мимо меня. – Будьте же мужчиной! Вы – капитан! Капитаны ничего не боятся!

При этих словах он подскочил ко мне, я от испуга чуть подалась в сторону, но Вадим лишь наклонился к моему уху и зашептал:

– Все, кто когда-либо вселялся в двухуровневый люкс, умирали. Когда каюту стали разыгрывать среди пассажиров нижней палубы, я понял, что ты в опасности. Потому и велел тебе убираться с теплохода.

– Именно в этот люкс? – шепотом переспросила я. Вероника говорила про то, что люди, по словам ее возлюбленного, здесь часто умирают, но матрос, видимо, не уточнял, что это были пассажиры самой дорогой каюты.

– Да. – Он отошел на два шага и заговорил уже громче. – Теперь ты понимаешь? Вам нужно уходить.

– Я не уйду, пока не разберусь, что здесь происходит.

– Но как ты разберешься?!

– Проведу расследование. Сколько было жертв?

– Теплоход переоборудовали недавно. С момента, как на судне появился люкс, и до этого рейса успели умереть трое. В два совпадения я мог еще поверить, но после третьей загадочной смерти распорядился снять люкс с продажи. Однако меня никто не послушал. Некоторые умеют думать только о личной выгоде. Им плевать на жизни других людей.

– Вместе с актрисой и Богданой жертв уже пять. Значит, все умерли явно не своей смертью. Кто-нибудь из пассажиров повторялся за все это время?

Вадим покачал головой.

– Последние два раза я тщательно проверял списки пассажиров, – он об этом уже говорил, вспомнила я. Просто не рассказывал о причинах такой скрупулезности. – На предыдущем рейсе никого из нынешних пассажиров не было. А первые два списка, увы, утеряны.

– То есть вы можете назвать всех, кто плавал на этом судне предпоследний раз и кто плывет сейчас, я правильно поняла? Можно мне взглянуть на списки?

– Катя, нет. Я уже проверил, забудь это. А теперь иди.

– Подождите. Но отчего они умерли?

Он немного помолчал, потом ответил, снова понизив голос до полушепота и косясь на дверь:

– Никто не знает. На теплоходе плывет врач-практикант. Он мало смыслит в медицине, и вообще он далеко не патологоанатом. Смерть всех этих людей – сплошная загадка.

– Но он же что-то говорил про Богдану. Про ее давление и слабые сосуды. И про сердце Неваляшиной…

Капитан покачал головой.

– Он же не может прямо сказать, что не установил причину смерти! Представляешь, какой кипеш поднимется? Я слышал, как они договаривались с Ефимом Алексеевичем назвать именно эту причину, когда умерла актриса. Со второй женщиной, скорее всего, было так же.

– Я первая переговорила с врачом, когда нашла ее.

– И что? Наверняка директор успел дать ему указания на случай, если подобное повторится.

– А предыдущие трупы? Их же отправляли на вскрытие?

– Да, но истинных причин смерти не нашли, было написано как «внезапная остановка сердца». Московские власти даже не стали возбуждать уголовные дела. Правда, журналисты успели заинтересоваться. Говорили, что первый труп пропал из морга. Его так и не нашли вроде.

– Как?!

– Да. Не смогли похоронить. Видимо, родственники и натравили газетчиков. Те все пытались что-то вынюхать. Но статья так и не вышла. Кто-то очень постарался, – одними губами добавил он. – По второму телу эксперты тоже не смогли ничего сказать. Короче, в третий раз я побеспокоился о сохранении списка пассажиров у себя. Но, как видишь, это не спасло человека, – горестно развел он руками.

– И снова кто-то умер, – тихо констатировала я.

– Да. Я потом проверил всех сам: никто за всю свою жизнь не был ни в чем замешан. Ни разу не привлекался. Как установишь теперь, кто виноват? Может, и не люди вовсе?

Но я не была склонна верить в мистику.

– А экипаж?

– Нет, что ты! Я людей тщательно отбирал сам еще задолго до начала эксплуатации этого лайнера. Я всех забрал с собой, когда перешел сюда работать. Если и появляются новички – только по протекции от проверенных людей, работающих со мной много лет. Но чаще именно я устраиваю сюда своих знакомых.

– А обслуживающий персонал?

– Они кочуют с теплохода на теплоход, так как фирме принадлежит не только «Верещагин». Коллектив не устоявшийся, каждый раз обновляется. Нет никого, кто плыл бы здесь все четыре раза и, соответственно, мог быть причастен ко всем случаям. А эти случаи связаны, могу поклясться, чем хочешь. Нутром чую!

– Я тоже. А Ефим Алексеевич? – вернулась я к шепоту, чтобы ему было спокойнее.

– Он тоже плавает не каждый раз. Дважды плыл его зам.

– Расскажите мне о предыдущих случаях.

– Все, Катя. Хватит. Мне пора в рубку.

– Не пора! Времени до отплытия – вагон!

Он раздраженно выпалил:

– Ты злоупотребляешь моей добротой! Я и так рискую!

Я одарила его высокомерным взглядом, как смотрят вернувшиеся триумфаторы на трусов, не отправившихся с ними в бой, и тихо удалилась. И плевать, если он обиделся.

Спустившись на нижнюю палубу, я сделала всего три шага и увидела его – брошенного парня моей подруги. Макс стоял, прислонившись спиной к стене возле нашей двери и сунув ладони в карманы джинсов. Увидев меня, оторвался от вертикальной опоры и шагнул навстречу.

– Где она? – спросил он с такой болью, что мне стало стыдно. Будто я обязана была приковать подружку наручниками к батарее и никуда без него не отпускать. Осознав, что меня сие вообще не должно касаться, я твердо и немного резко ответила:

– В Нижнем Новгороде. На экскурсии, – и вставила ключ в замочную скважину.

Он задержал меня, положив ладонь на мою руку, открывающую замок.

– С ним, да?

– Послушай, я пыталась тебя разбудить, орала непристойности и чуть ли не барабанила в дверь, но тебя и пушкой не поднимешь! – с сарказмом ответствовала я. – Так чего ты от меня хочешь? Сам не уследил – нечего на других пенять!

– Зачем ты так? – с обидой парировал он, но я уже протиснулась в номер и закрыла перед его носом дверь.

– Дурдом, – фырчала я, стоя под душем и злясь на свою лучшую подругу. Она будет крутить с двумя парнями одновременно, а я буду жилеткой для каждого из них, когда она уходит на свидание с другим!

Когда я, одевшись в местный халат удивительно подходящего размера, сушила волосы феном, в номер постучали. Решив, что это безутешный Максим, я продолжила сушку. Через две минуты постучали опять. Тут я насторожилась и отложила фен. Парень он взбалмошный, не в его характере вести себя степенно. Он бы давно уже забарабанил сильнее (хотя бы с целью отомстить) и ушел, не дождавшись, когда открою. А человек в коридоре умел ждать. Очевидно, кто-то из персонала. Неужели обед принесли?

Я вышла из ванной и распахнула дверь.

Увидев, кто передо мной стоит, я, не сдержавшись, ахнула и машинально начала проверять руками прическу (за что себя теперь сильно корю).

– Почему так долго не открывала? – со свойственными ему спокойствием и требовательностью спросил Громов и беспардонно вторгся в номер. Мне сразу же захотелось лепетать оправдательные слова, как делала девушка-официантка, но силой воли я задушила этот порыв и недовольно вымолвила:

– Что вам тут понадобилось?

Пока я закрывала дверь, он уже был посреди комнаты. Обернулся ко мне и с легкой улыбкой сказал:

– Но ты же была у меня в гостях. Это ответный визит. И, кстати, мы на «ты».

Я ощутила, как загорелись щеки. Проклятье! Почему он так действует на меня?..

В голове всплыли воспоминания. Вчера ночью я, не предупредив Юльку, отправилась наверх и постучала в его номер. Не знаю, что на меня нашло. То есть я знала, что хочу проверить, но кого? Его или себя? Мне казалось, в тот момент я точно знала свои мотивы, но сейчас уже не могла воскресить их в памяти. Несмотря на явную глупость моего поведения, у меня остались лишь приятные ощущения от данной авантюры. Он провел меня по комнатам, показал все достопримечательности номера и посетовал, что нижняя палуба их, скорее всего, лишена. Я подтвердила. Затем напоил каким-то ликером из бара (я даже не потрудилась запомнить название) и определил спать на двуспальной кровати в другой комнате. Выждав время, я вышла в общую гостиную, послушала через дверь его ровное дыхание и, поняв, что он спит, начала в свете луны шарить по предметам на столе, комоде и стульях. Тогда я очень огорчилась, когда выяснилось, что я не захватила мобильник. И вообще, о чем я думала? Уйти без телефона! А вдруг бы он напал на меня? Как бы я могла сообщить, что нуждаюсь в помощи? В то же время, преступники обычно не дают жертве возможности кому-то позвонить. Но с того момента, как я переступила порог его номера, я почему-то была стопроцентно уверена, что со мной ничего плохого не случится. Громов был прав тогда, в кинотеатре: я начала ему верить. Он как-то научил меня этому, вдохнул в меня эту способность – доверять другим. Но его тайна не давала мне спать по ночам, поэтому я искала… что-то. Хоть что-нибудь! И нашла записную книжку. С ней я проникла в санузел и принялась листать. Изучала до тех пор, пока не услышала шаги в его комнате. Тогда я спрятала книжку и вышла в коридор. Владен сказал, что волнуется за меня, потому что мне не спится, и, если я не хочу оставаться, может проводить меня вниз. Я и не хотела – карман жгла улика, требующая основательного изучения. Так мы оказались в коридоре, где были замечены Юлькой, Максом и капитаном. М-да, нехорошо получилось. А еще хуже то, что записная книжка лежит сейчас на столике между вазой с цветами и недочитанным детективом. Благо, он пока стоит к столу спиной.

– К сожалению, я не смогу быть такой же гостеприимной и уложить тебя спать, потому что в номере для бедных число кроватей приравнивается к числу проживающих.

Он быстро хохотнул, а я пожала плечами.

– Да, скромненько вы живете. Здесь довольно тесно, – Владлен продолжал с едва заметным интересом оглядываться.

– Что ж, у нас есть все шансы оказаться в более выгодных условиях.

Мужчина слегка приподнял бровь, но в следующий же миг понял, о чем я:

– Новая постоялица тоже отбыла в мир иной? – Я кивком заверила, что он прав. – Как странно…

«Это – странно? – чуть не завопила я. – Это?!»

Почувствовав, что задыхаюсь, я сделала три глубоких вдоха, наплевав на то, что он, может быть, это заметил, и продолжила диалог:

– Ты, я гляжу, не слишком любопытен. Весь лайнер уже знает эту новость.

– Что-то мне подсказывает, – хмыкнул он, – что ты узнала первой.

– Да, мы с Юлей обнаружили труп, – пришлось сознаться мне. – Но это довольно неприятная тема, хотелось бы ее сменить.

– С радостью, – совсем не удивился тот моему ответу, как будто ждал, что так и окажется, – именно я нашла тело. – Я вообще-то пришел, чтобы пригласить тебя на вечер джаза.

– Что?

Да, товарищ бизнесмен умеет удивлять. Этого я ну никак не предвидела!

– Джаз – это такое направление в музыке, – с серьезным выражением лица начал он откровенно издеваться. – Тебе понравится. Форма одежды парадная. Зайду за тобой в восемь.

Не дожидаясь ответа, он стремительно отправился к двери.

– Эй… – Я от изумления забыла на секунду, как его зовут. – А тебя не интересует, согласна ли я пойти?

Он уже взялся за ручку, на мгновение замер, затем обернулся, и что-то странное было в его глазах… Не меняя их выражения, спросил:

– Ты что, не согласна?

Вроде бы не угроза… Но прозвучало именно так.

– Согласна, – вдруг промямлила я, удивив саму себя, дверь открылась, он ушел. – Пипец, – протянула я, опечалившись.