Я не спала всю ночь. Временами кидала подушку о стену, иногда кусала одеяло. Встав рано утром совершенно разбитой, я вызвала по мобильному такси (не перевариваю общественный транспорт), медленно собралась и спустилась вниз, понимая, что завтракать не смогу. Когда я нервничаю или жестоко страдаю, аппетит как-то пропадает. А тут было и то и другое.

Тихо ступая, я достигла комнаты Валеры и вошла. Он лежал по диагонали, лицом вниз и сладко посапывал. Одеяло обнажило его широкую белую спину, такую соблазнительную, что я не удержалась, подошла и осторожно провела по ней ладонью. Надо же, Валера спал. Он правда спал, и это было чудом.

Чудом ли?

Вещи Хабарова были разбросаны по всей комнате. У меня вдруг возникла одна сумасшедшая мысль, я сделала шаг в сторону от кровати, но тут завибрировал телефон (я отключила звук). Ответив, я получила информацию о том, что такси уже прибыло и ждет возле дома. Значит, не судьба.

Я вышла из дома и села в машину. Следующие девять часов прошли в бесконечных пробках, хождениях, нечаянных удивлениях и изводящих ожиданиях. Наконец, ближе к пяти часам, то же такси доставило меня обратно, в Валищево, но на сей раз у меня в сумочке отдыхало от нервозности дня баснословно дорогое и сказочно красивое изумрудное ожерелье. Боже, как же я люблю изумруды! Все другие камни безнадежно меркнут близ этого глубинно-зеленого совершенства. Разумеется, я не дура и ожерелье разглядывала, запершись в кабинке банковского туалета.

Итак, я стояла возле калитки. Таксист, подмигнув напоследок не то мне, не то моим голым ногам, укатил, а я все стояла, не в силах переступить порог собственного дома. Кстати, как мошенник попал в дом? Откуда его знала соседка бабы Клавы, если он был мошенником и к Валищево отношения не имел? И эти игрушки во дворе… Права ли я, называя дом своим? И самое страшное: как отреагирует Валерий, увидев тот предмет, благодаря которому его удалось вернуть к жизни? Неужели он сможет, ни моргнув, ни дрогнув, променять меня на эту, пусть несметно дорогую, но неодушевленную вещицу?

– Катя! – окликнули меня сзади, да так неожиданно, что я вздрогнула.

Это был Кирилл.

– Привет, Кирюш.

– Привет. Я приходил пару раз, но тебя не было. – Насупившись, добавил: – А этот тип в окне остался. Я решил, он тебя выгнал из дома. Если так, ты скажи, я ему!..

– Нет, не надо драк. Все в порядке.

– Как скажешь. Но если он вдруг обидит тебя, я ему…

– Я поняла, поняла! – остановила я его.

– Ага, – самодовольно кивнул он. – Кстати, а чего ты тут стоишь? Хочешь, пойдем ко мне?

– Нет, извини, мне сейчас немножко не до того.

– Если ты о бабках, я им скажу, чтобы не приставали. Посидим в моей комнате по-тихому, они не будут лезть.

– Да нет, не в этом дело. А ты знаешь, где Маша живет?

– Машка? – удивился он. – Да, конечно. А что?

– Хотелось бы с ней побеседовать. Уж больно мне не нравится смерть Дианы.

– Кому ж она нравится? Но ты ведь не думаешь, что это… – он не договорил, но сосредоточенно смотрел мне в лицо, ожидая, что я пойму.

Я вздохнула.

– К несчастью, думаю. – Я глянула в окно и пару раз моргнула: мне показалось, что кто-то оттуда на нас смотрит. Впрочем, даже если и так, ничего удивительного. Я снова пропала на целый день, Мертвицин, конечно, волнуется. – Проводишь? – отвернулась я от образа за стеклом и посмотрела на рыжего, веснушчатого то ли друга, то ли больше, чем друга.

Эх, как бы хорошо застать Машу дома и вынудить ответить на мои вопросы! Хоть какая-то крупица загадок да прояснилась бы.

– Разумеется. Держись, – подставил мне локоть «то ли – то ли».

Мария взаправду жила всего через два дома от Дианкиного, только по другой стороне дороги. Жилище Марии было попроще, но все же далеко не таким ветхим, какие встретишь на каждом углу в старой части.

Мы позвонили. Ожидая ответа, переговаривались. Но прошло много времени, а никто не отозвался, тогда мы позвонили снова. Тут-то и выяснилось: никого дома не было вообще. Были бы мы наблюдательнее, заметили бы отсутствие машин во дворе да занавешенные окна. Однако эти вышеозвученные факторы могли означать что угодно, даже кратковременный выезд всей семьи в магазин или на речку, если бы не вышедшая соседка (как же этот пласт общества под названием «сердобольные соседи» помогает в расследованиях!), заверившая нашу пару, что Машина семья уехала вместе с вещами, а чего удивляться, они обычно приезжают только на месяц. Мы и не удивились, просто было неприятно. Одна из ниточек оборвалась. Кирилл, возможно, увидит ее, но лишь в университете, а мне нужно сейчас. Конечно, московского адреса Дианиной подруги он не знает. На всякий случай я все же спросила.

– Нет, зачем мне это знать? – повел плечами Кирюха и предложил: – Ну что, идем ко мне?

Я покачала головой.

– Нет, Кирюш, мне нужно домой.

– Эх… – Друг, с которым я иногда целуюсь взасос, заметно погрустнел.

М-да… Нашла я ему-таки определение. «Друг, с которым я иногда целуюсь взасос». Ключевое слово здесь – «иногда». Сдается мне, этот дивный мальчик заслуживает чего-то лучшего, большего, чем то, что могу дать я. К сожалению.

Мы тронулись вниз по дороге. Я, задирая голову, любовалась до боли синим цветом небес. Небосвод завораживал, манил взгляд. Я давно заметила: почему-то, стоит появиться на небе облачку, как оно, небо, изменяет себе, своему первородному чудесному глубинному цвету. То есть вроде остается сине-голубым, но уже как-то меркнет, уже что-то не то… А вот девственно-чистое небо в любой сезон года – это всегда Нечто. Я обычно не устаю глядеть на него, временами даже разевая рот от эдакой шокирующей красоты. Так я могу смотреть, помимо небес, лишь на огонь и изумруды. Ах да, теперь еще и на Валерия.

– Этот хмырь так и живет у вас? – словно подслушал Кирка мои мысли.

– Да, – лаконично ответила я, не горя желанием развивать тему. Хватает с меня мертвицинской ревности. Да и Женьке на SMS я так и не ответила…

– Ты не среагировала на слово «хмырь», – заметил мне Кирилл.

Я махнула рукой:

– Вижу, это бесполезная трата времени. Называй как хочешь.

– Странно. Что-то произошло?

Разговор совершенно перестал мне нравиться.

– До встречи, – сказала я и стала быстро набирать скорость.

– Эй, погоди! – постояв немного в нерешительности, все же догнал меня парень. – Постой, Катя, извини. Я больше не буду лезть в твою личную жизнь. Ты только выйди за меня замуж, хорошо?

Я ошарашенно выпучила глаза, затем рассмеялась.

– Ой, Кирюха, послушай только себя! Что ты говоришь?

– А что я такого сказал? – искренне не понимал он.

– «Выйди за меня замуж, и я не буду лезть в твою жизнь», – передразнила я. – Но ведь муж в моем понятии и есть личная жизнь! А ты что, по-другому считаешь?

– Да. – Кира нахмурился. Затем остановился, сорвал несколько ромашек у дороги и преподнес их мне как букет. – Держи! Самая красивая, самая прекрасная девушка на свете!

Я бережно взяла ромашки.

– Спасибо, но к чему такая торжественность?

– Просто у меня нет с собой кольца.

– Что? Нет! Нет! – испугалась я и рефлекторно замахала руками, из-за чего цветы упали на пыльную дорогу. Кирилл не побрезговал наклониться и вновь их собрать, да еще подул, чтобы пыль слетела. Я с радостью приняла букет. Что и говорить, теперь он казался мне еще более ценным. Ведь цена подарка определяется не суммой, уплаченной за него в магазине, а усилиями, приложенными к поискам или созданию. – Не надо этого, не надо! – повторила я, когда Кирка попытался встать на одно колено.

– Но почему, почему? Говорю же, я даю тебе полную свободу! Я же понимаю, что я не идеал. Я маленький, некрасивый, да еще, как выяснилось, смертельно больной. И нет у меня положения в обществе, и я не миллионер. Чем еще я могу завоевать такую идеальную девушку, как ты? Ты – девушка моей мечты! Раз я такую захотел, значит, должен терпеть, должен сносить какие-то неприятные моменты, если хочу быть с тобой.

– Нет, не значит, – нахмурилась я. – Любовь не рассчитывается, исходя из богатства, статуса или внешности. Ты обязательно встретишь еще свою судьбу, вы будете любить друг друга до гробовой доски. Помнишь, что баба Пелагея говорила?

– Да, помню. Но, послушай, я же говорю: ты моя судьба! Ну почему ты мне не веришь?

– Да потому что тебе еще девятнадцать. Ты еще знаешь, сколько таких, как я, встретишь? И запомни: никогда не нужно чем-то жертвовать, чтобы кому-то угодить. Тебя будут принимать таким, какой ты есть.

Кирилл совсем повесил нос.

– Стало быть, нет, – пробормотал он еле слышно. – Ну нет, так нет… Стой, может, ты просто не веришь, что я люблю тебя? – Он остановил меня и вперился зрачками в мои глаза. – Ответь, ты веришь? Ты веришь в то, что я люблю тебя?

– Ну, я… – замялась я.

– Понятно. Я докажу!

– Нет! Не нужно ничего делать. – Некстати вспомнились слова бабы Зинаиды: «Ты оберегай его, Катенька!» Мне стало за него страшно. Еще не хватало, чтобы Кирилл из-за несчастной любви совершил какую-нибудь глупость. – Я верю, что ты в это веришь, сойдемся на этом. Просто мы знакомы не так долго, а возраст у тебя самый романтический, располагающий к восторженности и всякого рода влюбленностям. Возможно, через десять лет ты будешь вспоминать об этом с улыбкой, понимая, что это было не по-настоящему.

Я сказала, а сама задумалась. А я-то разве дольше знакома с Валерой, чем Кирилл со мной? А я разве настолько дольше жила на свете и так ли уж давно пережила тот самый возраст, о котором красочно сейчас распиналась Кириллу? И ему ли я это говорила сейчас? Может, больше себе самой?

Кирюха, по всей видимости, обиделся, потому что дальше мы шли молча, а возле калитки я не получила законное стихотворение. Ну и ладно, пускай кошки скребут на душе, но я знаю: я сделала доброе дело, избавив хорошего человека от иллюзий.

Определив разбухшую и отяжелевшую после поездки в Первопрестольную сумку на тумбу, а рядом с ней – букет, я стала разуваться. Не успела напялить тапочки, как в коридоре возник Валерий. Он был хмур.

– Тебя не было очень долго. – Он облокотился плечом о стену и сложил руки на груди, чуть задрав волевой подбородок и таким образом приобретя сходство со строгим папашей, которого у меня никогда не было. Зато у моей подруги Юльки он есть, потому я примерно представляю себе, как они выглядят, когда их дочь возвращается на пару минут позже назначенного взыскательным родителем времени.

Спокойно ответила:

– Да, но я же предупреждала.

– Помню, я совсем не виню тебя. Просто я соскучился. – Любимые губы дрогнули, должно быть, намекая на улыбку.

– Ах, это, – обрадовалась я. – Вынуждена признать, я тоже заскучала. Знаешь, в Москве так невесело, сразу заскучаешь. У тебя хотя бы телевизор есть, мог бы поглазеть.

Губы побледнели и сжались в нитку, как бы говоря, что их незаслуженно обидели.

– Да нет же, я соскучился не вообще, а по тебе!

Потом понял мою шутку и улыбнулся снова, уже более натурально. Подошел ближе и заключил в объятия. Ах, как много я готова отдать за эти счастливые минуты сближения наших тел! В общем-то, я и так отдаю многое. Все, что у меня есть.

– Валера, я должна показать тебе кое-что, – не стала я терять время. – Только я сперва поднимусь к себе, ладно?

– Ага, – легко согласился он и шепнул: – Жду у себя. – Повернулся и пошел прямо по коридору, нацелясь в сторону зала, но уже через два шага споткнулся, увидев на тумбе цветы. – Это что?

– Кирилл, – сконфуженно выдавила из себя я и виновато опустила глаза.

– Так-так… Педофилия процветает.

– Идиот! – разозлилась я и запустила в него собственным тапком.

Мы хотели подраться, но передумали, в итоге расстались у лестницы. Наверху я поставила сумку на кровать, вынула мешочек и постояла немного, собираясь с духом. Возникло желание открыть его и посмотреть в последний раз, но я быстро отогнала это желание, как лишнее. Засим спустилась.

Подходя к его комнате, я мучительно размышляла о том, что же будет с Валерием, когда он увидит ожерелье. Что же будет с ним и что же будет с нами?

Зеленые камни блестели при свете лампочек от люстры, ослепляя своей красотой. Золото слегка потемнело, но это лишь придавало весомости, значимости в глазах тех, кто любовался ожерельем, подтверждая его подлинность.

– Красотища-то какая… – Валерий почесал затылок, склоняясь над кроватью, – на нее я положила извлеченную из мешочка вещицу. – А зачем ты мне это показываешь?

Вздохнув, я опустилась на краешек кровати, по соседству с фамильной реликвией, переводя взгляд с нее на Валеру: как я говорила ранее, и изумруды, и любимый околдовывали меня, притягивали мой взгляд, как магнит железо, пожалуй, без мудрых карт я бы не смогла определиться в выборе. Заговорила:

– Это твое. Я возвращаю тебе долг.

– Какой? – удивился Мертвицин. – Ты же мне ничего не должна. Проиграл же мне не твой настоящий отец, я правильно понял? Зачем же тебе за него отдавать?

Не могла же я сказать правду. «Магические кости цыганки Азазы сложились в полукруглую фигуру, и я решила отдать тебе ожерелье!» Вот дебилизм.

– Творить справедливость – вот высшая добродетель, – ответила я абстрактно, глядя теперь в одну точку на стене.

– Что? Ты о чем? – совсем он растерялся. – С тобой все в порядке?

– Да. – Я подняла глаза на такое родное, любимое лицо. Может ли лицо стать родным и любимым за считаные часы? Может ли? А ведь оно стало. – Валера, оно твое. Оно принадлежит тебе по праву. Поверь, это так и есть. Забирай.

– Как это? Я не могу.

– Возьми его в руки. И ты сразу все поймешь.

Честно говоря, я не была уверена в своих умозаключениях, потому испытала настоящий шок, когда Валера, дрожа, взял в руки ожерелье моего деда, и внезапно в его глазах появился животный блеск, а лицо тут же, как по мановению волшебной палочки, порозовело. Затем вдруг на футболке в области груди проступило какое-то круглое пятнышко, которое за считаные секунды разрослось до глобальных размеров. Клянусь, если бы я была более впечатлительной, тут же грохнулась бы в обморок. А так я просто сидела, в немом ужасе наблюдая за сей фантастической метаморфозой. Когда футболка полностью пропиталась кровью, Валера рухнул прямо на пол. Ожерелье осталось в его правой руке, зацепившись за палец, что не позволило ему отлететь в сторону.

Я тупо поднялась и осталась стоять в ступоре. Затем все-таки завизжала. Но это ничего не исправило. Валерий был мертв. Выходит, к жизни его вернуло именно оно, это проклятое ожерелье, а вовсе не желание быть любимым. И отняло у него жизнь снова оно, уже во второй раз.

Я не могла смириться с этим. Схватив сумку, достала телефон и набрала «Скорую». Там мне, лениво ворочая языком, сообщили, что все кареты на данный момент времени заняты, как только какая-нибудь освободится, так они сразу пошлют к нам. Что ж, городские вызовы у них в приоритете перед районными, надо полагать. Разозлившись на 03, я отбросила телефон и склонилась над телом Валерия. Мне казалось, что он не дышал, но кожа была теплой. Что это означает? Он перенесся в прошлое, когда в него выстрелил неизвестный? На секунду он стал теплым, живущим, чтобы тотчас покинуть жизнь, потому что рассеялись чары? Это несправедливо!

Не помня себя от ужаса, я выбежала из дома. Неужели Азаза была права? Зомби можно ликвидировать, выполнив его миссию, неоконченное дело, из-за которого он и вернулся на свет, и тогда уже, так и быть, можно не заталкивать его обратно в гроб и не закапывать. Но это ведь сказки!

Я должна была разрушить чары, этот дикий обряд. Я бегом направилась на кладбище, совершенно не думая о том, что это займет довольно много времени и физических сил. Мне уже было не до чего, время не имеет никакого значения, когда ты завис между двумя мирами, секунды, часы и годы ничего больше не стоят.

Чувствуя усталость, я останавливалась, чтобы отдышаться, и бежала дальше. Так городского кладбища я достигла довольно быстро и поклялась себе, выйдя из отпуска, всенепременно купить велосипед.

Уже издалека я заметила сгорбленную мужскую фигуру возле могилы Валерия. На секунду мне почудилось, что это сам Мертвицин, обогнав меня, вернулся сюда, чтобы самостоятельно закопаться, уже не рассчитывая ни на чью помощь в этом деле. Конечно, это ерунда. Там стоял совсем другой мужчина, намного старше. И все-таки появление живой души на интересовавшем меня захоронении, в преддверии вечера, да еще и в свете последних событий, было поразительным. Очумев от изумления, я подскочила к этому дядечке и давай пытать:

– Вы что, его знали? Валерия? Вы родственник, да? – Я вгляделась в его лицо. Мужчине было хорошо за пятьдесят. Одет он был в какие-то обноски, а в руках держал большую корзину, доверху наполненную грибами, наверно, только сегодня собранными. – Отец?

– Нет, какой там… – пошел тот на контакт. – У бедного Валерки никого не было, так, чтобы прийти. Мать с отцом алкоголики, других родственников нет, а друзья его нынешние… Тьфу, шпана шпаной. Я живу через два дома, вот он ко мне еще мальчишкой бегал подзаработать. Я, знаете ли, часовых дел мастер. А вам не надобно ничего починить? – заценил он мой прикид. Москву я не жалую, но обычно, если отправляюсь туда, то при полном параде. Вот и сейчас: фирменный летний костюм, дорогие босоножки, золото в ушах и на руках.

– А? А, нет, у меня нет часов. Знаете, какая-то мистика с часами, они на мне постоянно ломаются, что механические, что электронные. Привыкла уже, обхожусь.

– Как же без часов-то? – заинтересовался мужчина, которого чужие часы гораздо больше привлекали, как профессиональная тема, чем какой-то умерший парень.

– Да вот, в мобильнике есть. Так вы не договорили, что там с этим парнем?

– Ну как, – вздохнул мужчина, вспоминая давние времена и отчетливо жалея парнишку, – я его кое-чему обучил, вот помогал мне. Валерка-то смышленый был, и руки росли откуда надо. А я ему отстегивал немного и подкармливал, чтобы совсем уж с голоду не помер.

«Да, – подумалось мне, – понятно, отчего Валера избрал себе такой путь. Бандитизм, азартные игры… Могло бы быть и хуже. Бедный, какое трудное у него было детство!» Впрочем, про бандитов только одна баба Клара твердила, а что, много она разбирается, бандит это или часовщик? Хотя нет, у Дианы вроде был богатый мужчина, так и Маша говорила. А Кирилл подтвердил, что выглядит, как бандит. Постойте, Кира же видел Валеру в окно! Конечно, так никого не узнаешь, но если ему показать Валеру очно, в лицо, он точно скажет, тот ли это парень, что у Дианы был. Валера… Удастся ли его спасти? Если нет, то он это или не он, мне уже все равно. Я люблю того Валеру, которого знаю.

– А живете где? – вернулась я к мужику. – В городе или поселке?

– Да здесь же, в Валищево, – показал он рукой, откуда я пришла. – Опекал я мальца лет до пятнадцати, да не сберег. Подался он в дурную компанию, бандюком стал. Вот до чего доводит такая дружба… – кивнул он на могилу, покрошил немного грибов для птичек на маленький столик, которого раньше не было, и вышел из ограды.

Тут что-то меня дернуло глянуть на саму могилу. Во-первых, было странно, что оставляла я ее в таком виде, что не приведи господи, земля была разбросана по всей площадке, яма зияла, на дне виднелся гроб со сдвинутой в сторону крышкой. А теперь… Загадка. Земля была аккуратно присыпана, будто только сегодня закапывали. Вокруг убрано, опять же стол появился. Тут я подняла глаза на табличку, и меня точно током ударило, да так, что я отшатнулась, уткнувшись в калитку, а иначе бы, наверно, упала. Дело в том, что выше надписи «Мертвицин Валерий Васильевич» на меня с фотографии смотрело совершенно другое лицо …