Коля позвонил, когда я обедала на кухне. Так как телефон оставался в комнате, мама принесла его мне, не преминув глянуть на дисплей. Отец с работы еще не вернулся, поэтому она спокойно сказала:

— Твой Николай звонит, — правда, прибавила: — порви с ним прямо сейчас!

— Конечно! — радостно воскликнула я и понеслась в ванну с телефоном, старательно дожевывая не вовремя откусанный кусок хлеба. Закрыв дверь, я открыла кран, чтобы прибавить нашему разговору приватности (мои родители такие — они вполне могут подслушивать), и ответила на звонок.

— Здравствуй, солнышко! — нежным голосом поприветствовал меня мой принц. Боже, для того, чтобы услышать эту фразу еще раз, я готова убить президента. Любой страны. — Ну рассказывай. Как сходила? Нашла?

— А то!

— Серьезно? — Он был поражен. — Ничего себе! Как же мне повезло с тобой!

— Нет, это мне повезло с тобой! — улыбнулась я.

— Извини, не могу сейчас долго разговаривать, дел невпроворот. Хотел тебя попросить вот о чем. Не могла бы ты мне завтра после учебы занести портмоне? Если не трудно?

— О чем разговор!

— Отлично! Ну ладно, завтра тогда все расскажешь. Скину тебе адрес.

Папе мы, естественно, о звонке Коли ничего не сказали. Из-за этого спать я легла с тяжелым сердцем: когда-то это все должно закончиться. Или пусть родители смирятся с моим выбором, или я уйду из дома. К нему. Насовсем.

После школы я потопала на остановку и села в автобус, который через десять минут выгрузил меня прямо напротив серокаменной девятиэтажки, где ждал меня возлюбленный. Поднявшись на чисто убранном лифте на четвертый этаж, я нажала на кнопку звонка, и дверь тут же распахнулась, как бы говоря: «Тебя здесь давно и очень сильно ждут».

Николай в голубых потертых джинсах и белой расстегнутой до середины груди рубашке навыпуск выглядел потрясающе, словно сошел с обложки глянцевого журнала, какого-нибудь «Все звезды» или «Мужчины для вас» (я их не читаю, поэтому не знаю названий).

— Не пошел сегодня на работу. Что там делать? — улыбнулся он, пропуская меня внутрь холостяцкой берлоги.

— Правильно сделал, — одобрила я. Сама стала частенько забивать на учебу.

Николай гостеприимно поводил меня по комнатам, которых всего я насчитала три, кичась дорогими картинами (это он так сказал, а я не была экспертом в этом области, поэтому пришлось принимать на веру) и недавно приобретенными ноутбуком и игровой приставкой. Затем мы пошли пить чай с предусмотрительно купленным Колей тортом — «Птичьим молоком», который я просто обожаю.

Беседу мы начали с обсуждения судьбы трупа Девочкина, и тут выяснилось, что Наташа, тоже видевшая выпуск, узнала одну из жертв, показанных по телевизору — ею оказалась как раз жена Карателя, с которой они содержались в одном приюте и, несмотря на разницу в возрасте, дружили. Старшая подруга постоянно защищала будущую Крюкову от побоев других детей и делилась с ней едой. После того как они разъехались по разным городам, общались редко, и Наталья не узнала до сих пор, что подругу убили.

Обсудив, как причудливо иногда переплетаются судьбы людей, мы вернулись к главной теме:

— И как тебе это удалось? — полюбопытствовал Николай, имея в виду портмоне, и положил еще один кусок торта на мою тарелку.

— Плевое дело! — Я сходила в прихожую за сумочкой, извлекла необходимую вещь и тоже положила ему на пустую тарелку. — Приятного аппетита!

Хрякин неистово закачал головой и безумным голосом произнес:

— Вот это да! Не верю своим глазам!

Пока я выкладывала краткую версию истории поиска бумажника, Николай молчал, внимательно слушал, а когда я дошла до места, где шла по улице в полиэтиленовых перчатках, принялся высмеивать:

— Ты «Касла», что ль, насмотрелась? Или «Следа»?

— Первое, — кивнула я с ухмылкой. — Люблю качественный продукт. Нашим пока далеко.

Уже серьезно он сказал:

— Не думаю, что они бы стали заново снимать отпечатки в этой квартире, если вообще это делали, но подстраховаться никогда не будет лишним. — Его взгляд упал на мою тарелку, которая опять опустела. — Ты что, все скушала? — удивленно молвил он и положил мне последний кусок из коробки. — Ну ничего, я тебе еще куплю. Еще десять таких! Господи, да я куплю тебе весь мир, солнце мое!

— Да ладно уж, что я буду с ним делать, с миром-то? А вот от десятка тортов не откажусь! — честно призналась я. Уж что-что, а сладости я люблю.

— Ты заслуживаешь больше, чем десять дурацких тортов.

— Хм… Двадцать?

Он засмеялся. Мы немного помолчали, затем Коля вспомнил:

— А что там еще за вещь была, говоришь?

— В тайнике? Там был шейный платок. И золотой браслет. Про последний предмет мы с Катькой кое-что выяснили: его покупал твой друг вместе с Ангелиной незадолго до смерти. Пока непонятно, как он очутился в тайнике Колесниковой. А вот с платком сплошные загадки. На нем пятна крови!

— Что? — дернулся Николай и решительно отставил чашку. — Ты уверена?

— Ну да.

— А где он сейчас?

— У меня дома, — изумленно молвила я, мол, где еще находиться улике.

— Юля, — схватился мужчина моей мечты за красивую голову. В смысле, за свою, а не за мою. — Сокрытие таких важных улик может помешать поимке преступника. По твоей милости убийца разгуливает на свободе!

— Да что я сделаю-то? — пожала я плечами.

— Отнеси своему следователю. Вы же почти друзья теперь. Сколько раз ты у него уже была?

— Да много, — махнула я рукой, — но дело не в этом. Как я объясню, где взяла платок? Я же незаконно проникла в квартиру!

Хрякин замолчал, задумавшись.

— Хорошо, давай так, — придумал он что-то. — Ты же во время субботника наткнулась на труп? — Я кивнула. — Ну и скажи, что шарф нашла именно там. Вместе с тапочкой первой сунула в пакет для мусора.

— А почему сразу не отдала, когда приехала следственная группа?

Николай еще раз подумал, затем ответил:

— Скажешь, вспомнила о нем, когда они уже уехали. Взяла с собой, когда пошла к следователю, но отдать забыла. — Видя, как я сморщилась, он заговорил быстрее: — Юля, это можно оправдать! Все твои однокурсники собирали окурки и фантики, а ты собрала труп! Ну, то есть… ты поняла, что я имел в виду. Это был настоящий шок. Поэтому не бойся, что будешь выглядеть глупо.

— О! — придумала я. — Скажу, что поменяла сумку. Все эти дни ходила с новой, а потом поняла, что к моему сегодняшнему туалету подходит предыдущая. Та, в которую я якобы до этого платок положила, дабы следователю предъявить. И вот, заглянула в нее, а там… Короче, я подхватилась и понеслась к Борису Николаевичу с находкой. Это объясняет, почему я столько дней не натыкалась на улику в собственной сумочке. Правдоподобно?

— Не знаю, я ничего не понимаю в ваших женских штучках. Но тем лучше, значит, он тоже не поймет. Короче, договорились.

Я снова кивнула, посмотрела на часы и нерешительно поднялась.

— Наверно, я пойду. Родители заметят, что меня долго нет, и станут гадать, куда я запропастилась.

— Пусть гадают. Ты ведь еще не успела полежать на моей новой кровати с очень удобным матрацем. Она в спальне, пойдем провожу.

Возле остановки я неожиданно встретилась с Танькой. Она направлялась к нам, держа в руках огромный… чемодан. Как, опять?

— Ты чего? — удивилась я.

— Да вот, решили сперва ремонт сделать. Дед с бабкой денег дали на обои и материалы. Родичи будут делать и жить там одновременно, а у меня астма. Поэтому я снова к вам. Не возражаешь?

— Да нет, что ты, — обрадовалась я, вспомнив, как сильно вчера мнеутко обозлясь на Катьку, хотя, в общем-тона больше всех мешала, а именно — Хрякин. ила, толи кто-то третий, а возможно она вм ее не хватало. Удивительное дело, сказали бы мне раньше, что я буду тосковать по Рыжей… Я бы ни за что в это не поверила!

Подходя к дому, мы с ажиотажем обсуждали дальнейшую Танькину жизнь, обдумывали, как обставить ее комнату в новой квартире, как неожиданно из кустов появился бомж Васька и двинулся мне навстречу.

— Привет, — поздоровалась я.

— Здравствуй, Юля! — расплылся он в улыбке.

Брови Грачевой недоуменно приподнялись, а пальцы самопроизвольно потянулись к носу, чтобы его заткнуть.

— Как дела? — проявила я вежливость.

Он пожал плечами.

— Ну, так. Помаленьку. Вот какую вещичку вчера нашел, — кивнув на поношенные, кое-где стертые до дыр джинсы, похвастал Бардо.

— Здорово, — оценила я, впрочем, немного лукавя.

— Как съездила? — полюбопытствовал внимательный Василий.

— Замечательно. Погода была отличная.

Оба разом кивнули.

— Эх, — вздохнул несчастный, совсем никому не нужный бомж, — как бы мне тоже хотелось поехать куда-нибудь отдохнуть. Море, солнце, пальмы… И раньше я так мог, а теперь вот… А все сволочи банкиры!

— Банкиры? — тут же взбодрилась Грачева, мгновенно почуяв в незнакомце родственную душу. — Нас тоже банк разорил! «Тэмпо»! Нам пришлось продать квартиру, в которой прошло все мое детство!

Тут выяснилось, что Васю ограбил тоже «Тэмпо», только тогда он имел другое название. Директором, однако, значился все тот же Александр Крюков. Васе пришлось провести собственное расследование и даже подружиться с местной шпаной, чтобы достать необходимые сведения. Так он и узнал, что дело Крюкова живет и здравствует под новым именем. Он много раз пытался привлечь внимание полиции, но его лишь высмеивали, так как на том этапе он уже выглядел как сейчас (я, помнится, один раз стала свидетелем сего пренебрежения). Выговорившись наконец, бомж махнул рукой и неспешно направился в сторону детской площадки, в состав которой входили обшарпанные, требующие срочной покраски качели и сконструированная на скорую руку изобретательными подростками тарзанка, а мы с Танькой рассеянно глядели ему вслед.

— С этим «ТэмпоБанком» явно что-то не так, — пробормотала она уже на лестнице. — Мне кажется, они снова переименуются и продолжат дурачить людей.

Я не стала ничего отвечать, лишь опустила голову и покраснела. Я чувствовала себя ужасно.

Вернувшись домой, мы сели готовиться к экзамену по геометрии, но не прошло и пятнадцати минут, как позвонила Катя.

— Дуй ко мне. Есть дело. — Что ж, доходчиво и лаконично.

На улице все еще было тепло и солнечно, что немного подняло мне настроение. Если верить метеопрогнозам, которым, впрочем, веры нет, в конце недели похолодает, но сейчас солнышко весело жонглировало лучами на девственно-чистом, безоблачном небе, легкий весенний ветерок ласково забирался под короткую шелковую кофточку и приятно щекотал кожу. На душе опять было радостно и светло, я шла и вспоминала встречу с Николаем, и ничто, казалось, не предвещало беду. Однако, вопреки всем интуитивным отмалчиваниям, когда я поднималась к Катьке на третий этаж, моя босоножка приказала жить. Подошва с маленьким устойчивым каблучком полностью отделилась от остальной части обуви, идти в ней дальше было решительно невозможно.

Собрав куски «умершей» босоножки, я преодолела последний фрагмент пути до Катиной квартиры прыжками на правой ноге. Ужасно, но факт: возвращаться домой положительно не в чем.

Открывшую дверь Катерину мой вид привел в изумление:

— Вау! — сказала она. — Ты так всю дорогу шла в одной туфле? Новая мода? А я ведь себя считаю стильной, хотя ничего об этом не слышала! — Я продемонстрировала ей остатки былой роскоши, зажатые в правой ладони, объяснив, что так я шла всего десять последний секунд. — Почему тебе так не везет с обувью?

— Мне не везет во всем! — проворчала я, ловко перепрыгивая через порог. — И вместо издевательств, подыскала бы лучше что-нибудь, в чем я смогу вернуться домой, а то придется у тебя поселиться. Ну или Таньку вызывать сюда с обувью, но она ленивая и вряд ли пойдет.

— Хорошо, я щедрый человек, обуви у меня предостаточно, так что могу одолжить, но учти: они все на гигантских шпильках. — Я закатила глаза: помню-помню про шпильки. Только я их ненавижу. Чувствую себя на них как на льду на ходулях. Видя, как я, скинув единственную босоножку, лезу за тапками, подруга поспешила меня остановить: — Вообще-то, я звала тебя на дело, и чем раньше мы выдвинемся туда, тем лучше.

— Куда — туда?

Обыскивая собственные обувные полки, Катька принялась рассказывать:

— Звонила с утра следователю, выяснила имя человека, опознавшего Колесникову. Конечно, Борис не хотел говорить, но ты ж меня знаешь, я из души три души вытяну. Я к нему и так подходила, и эдак, и вот на четвертый заход он проговорился. Так вот, опознавшим труп оказался некий Михаил Иванович Козенко. Он же является ее соседом по лестничной площадке. Туда-то нам и надо. Зайдем, побеседуем. Авось чего интересненькое вспомнит, о чем ментам не доложил. В третьей квартире на площадке давно никто не живет, так что этот товарищ — наш единственный след. — Катя наконец остановила свой выбор на темно-синих босоножках с кокетливым бантиком, которые удачно вписывались в гамму моего сегодняшнего туалета, и кинула мне их под ноги. — Кстати, Бориска, почуяв неладное, предупредил: не смейте, мол, вы еще к нему ходить, мужик с приветом.

— Буйный?

— Возможно, — пожала подружка плечами, как будто это какая-то ерунда, которая ее совершенно не пугает. Я не хотела сознаваться, что это пугает меня, чтобы не прослыть трусихой, и кивнула:

— Идем.

Квартира Козенко была расположена справа от апартаментов Колесниковой. Мы позвонили один раз. На долю секунды в глазке мелькнула тень, грозный старческий голос поинтересовался:

— Вы чьих будете?

— Что значит — чьих? — не поняла я вопроса, начиная ощущать себя ограбленным Шпаком и ожидая ответной реплики, смысл которой сведется к интересному слову «холоп», а Любимова ткнула подругу в бок, дескать, не мешайся, когда профессионал работает, и, натянув на лицо одну из своих самых обаятельных улыбок, проблеяла:

— Здравствуйте. Мы из соцзащиты. — Катя знала, что у пожилых людей коронная фраза «мы из собеса», которым ранее и именовалась соцзащита, вызывает приступ неограниченного доверия и расположения к пришедшим. Но не в этот раз.

— Убирайтесь прочь, Люди Подземелья! — последовал ответ.

— Ну дела, — пробурчала я себе под нос. — Кто-то говорил про мужчину с приветом? По-моему, это уже приветище.

— Тсс! — шикнула на меня Катерина.

Подумав минут пять, она попробовала вновь, на этот раз в совершенно ином стиле.

— Ты, козел вонючий! — заорала она яростно и стукнула кулаком в дверь. — Ты мне весь потолок залил, чудозвон безбашенный! Кто за евроремонт платить будет?

«Чудозвон? — хмыкнула про себя я. — А уж не путает ли она букву?»

— Я залил?! — неимоверно удивились по ту сторону двери. — Я не мог залить — я не моюсь.

Очередной ответ поставил нас в тупик.

— Вообще? — переспросила я.

— Вообще.

— Совсем-совсем? — поддержала Катя.

— Совсем-совсем, — заверил старик.

— Но почему? — Мы растерялись.

— Секта запрещает, — по-прежнему не открывая двери, ответил невидимый нами собеседник. — Мы — Люди Света! Вода смывает свет!

— Во псих, — шепнула подружка и забарабанила всеми четырьмя конечностями по двери, словно по боксерской груше. — Открыва-ай!!

Наконец окрашенная белым цветом хлипкая прямоугольная деревяшка распахнулась. Голос из вопиющей темноты поинтересовался:

— Чего надо?

— Вы Козенко? — неожиданно оробела Катерина.

— Откуда вам это известно?

— Следователь сказал, — ляпнула я.

— Хм… Казенный дом? Люди Подземелья? Убирайтесь! Свет не может общаться с Тьмой!

— А что, подземелье и тьма — это одно и то же? — искренне заинтересовались мы.

Невозмутимый старческий голос, крякавший в районе моего пупка, гордо ответил:

— Подземелье есть тьма, ибо там нет света! — Железная логика у мужика, даже возразить нечем.

Любимова с укором воззрилась на меня, мол, не с того начала, подруга. Я угрюмо пожала плечами: откуда я могла знать, что чудак так среагирует на невинное слово «следователь»?

— На самом-то деле мы есть Люди Света, ибо имеем желание задать вам пару вопросов, — перешла на сленг сектанта сообразительная Катька.

— Врете. Вы встречались с Людьми Подземелья, следовательно, вы из «темных».

— На самом деле не встречались, ибо Дети Света не есть друзья Детям Тьмы! — со знанием дела сообщила чокнутому старикашке Катя и заговорила инверсиями: — Просто Свет проверить послал нас, насколько члены секты верны ему. Первый экзамен выдержали вы. Э-э, нам можно войти?

— Ура! — незнамо чему обрадовалось старое чудо, правда потом пояснило: — Наконец-то Свет признал меня истинным сыном его! Заходите, заходите…

— Не могли бы вы включить свет? — попросила Катя, потому что мы по-прежнему не видели ни старика, ни интерьер.

— Что вы?! — так испугался непутевый сосед Елены, что голос его, едва не сорвавшись, задрожал, и во мне даже проснулась жалость. — Людям истинного света пользоваться искусственным строго запрещено. Говорите, будто вас послал сам Свет, и не знаете, что Люди Подземелья, заметив зажженную электрическую лампочку, мигом заберут включившего ее в Царствие свое.

Бедный, надо так бояться детей тьмы. Неужель они и впрямь такие страшные?

Подружка щелкнула в воздухе пальцами и радостно произнесла:

— А мы знали, мы просто вас проверяли! Только вот что, Михаил Иванович. Понимаете, для успешного прохождения вами второго экзамена мне нужно достать блокнот и зачитать вам вопросы Света, а как это сделать в темноте — ума не приложу.

— Не поймали, не поймали! — запрыгал он по полу. Хоть и было плохо видно, но седая шевелюра старикашки, как я уже говорила, где-то в районе моего пояса, светясь ярким белым пятном, словно намазанная фосфорной смесью, быстро сменяла положение — то чуть выше, то чуть ниже, — то есть невысокого старика пружинило от пола, как мячик. — Людям Света нельзя пользоваться бумагой и ручкой — это Дети Тьмы.

— То есть подземелья? — уточнила я.

— Нет, Дети Подземелья — это Люди Тьмы, а детища Людей Тьмы — это Дети Тьмы.

— А! Ну теперь-то я поняла! — Это, конечно, сарказм.

— Ну что, прошел я второй экзамен?

— Да, — как-то неуверенно ответила ему Катька, видимо, как и я, вместо того, чтобы что-то понять, запуталась еще больше. — А сейчас для третьего экзамена время настало. Вам необходимо на несколько вопросов ответить. Первый: зачем вы ходили в подземелье к следователю? Это ведь запрещено!

— Только вы не думайте, что я нарушил правила! — опять устрашился Козенко. — Я был разведчиком в царстве «темных». Чтобы раздобыть информацию для Света.

— О чем спрашивали «темные»?

— О Ленке Колесниковой, которую они забрали в свое подземелье. Думали, я поведусь на их удочку и расскажу, что видел, как ее забирали. А меня потом как ненужного свидетеля — да в подземелье. — А не дурак он, пусть и псих! Внутри своих собственных религиозных воззрений Михаил Иванович имел железную, неоспоримую логику. — Нет уж, дудки. Сказал, что ничего не видел.

— А на самом деле? — нащупала Катька нужную тему. — Видели, как ее забирали люди тьмы?

— Да, два раза, — понизил он голос до трагического шепота. — В первый раз мужчина, во второй — женщина.

— Как они выглядели?

— Мужчина высокий. Очень. Больше ничего не припоминаю.

Да, очень выразительная примета. Для тебя, коротышка, и метр шестьдесят пять покажется гигантом.

— Ну а женщина? — спросила я.

— Хм… Стройная, темноволосая, пониже вас.

— Стройная, темноволосая, пониже ее — это я! — взбесилась Катька, которая долго никогда не могла оставаться спокойной. Наверно, ей показалось, что нас водят за нос.

— Нет, не вы. У нее были короткие волосы. И черные, не рыжеватые.

Катерина смертельно обиделась за цвет своих волос, который на коробочке значился как «сияющий махагон» и которым она очень гордилась, и отпарировала: — Вообще-то мои волосы не рыжие, и, если бы вы потрудились включить долбанный свет, вы бы это заметили!

Я задержала дыхание, ожидая, что Козенко сейчас нас раскусит (и все по вине Катькиного взрывного темперамента!), но он только сказал:

— Я изучил вас через глазок, перед тем как пустить. Так что я уверен в своих словах.

— Может, вы ошибаетесь. Может, это было давно, и вы забыли. Может, волосы были не такие уж короткие и не такие уж черные? — Я поняла, что Катерина намекала на конкретного человека — Ангелину Юрочкину. — И, кстати, когда это было?

— Что? — Старик, видимо, уже потерял нить беседы.

— Ну когда они приходили, эти мужчина и женщина?

— Не знаю.

— Как это? Неделю назад? Раньше, позже? Какого числа? Во сколько?

— Да не знаю я! — разозлился старик. — Календарь и часы — детища Людей Тьмы.

«Как по нему Кащенко плачет!» — подумалось мне. — «Ой как плачет!»

Катька едва не выругалась, а сдержавшись, решила зайти с другого бока:

— А как вы с ними столкнулись? На площадку выходили?

— Да нет же, никуда я не выхожу, — раздраженно изрек Михал Иваныч. — Я в глазок наблюдаю. Надо быть готовым к приходу посланников подземелья!

— И как часто вы смотрите через Священный Глазок? Может, у вас есть расписание, специальный ритуал? Перед сном? После завтрака? — смекалистая подруга не оставляла попыток докопаться до истины.

— Так как мне нечем больше заняться, я постоянно на своем посту возле глазка!

— Ой, проведите интернет в квартиру! — от души посоветовала разъяренная Катька.

— Кого провести? И почему вы назвали мой глазок священным? Он обычный.

— Пускай обычный. Но даже через обычный можно хорошо разглядеть лица. Вам это удалось?

— У Людей Тьмы нет лиц, ибо лица присущи лишь Детям Света!

«Ой как пла-ачет!»

— Интересно получается: пол у Детей Подземелья есть, а лиц — нема. Ладно, идем, Юль. — Мы развернулись.

— Стойте, — испуганно прошептал Козенко. — Так меня зачислят в Детей Света?

— Ага, — буркнула я, выходя, а Катька притормозила на пороге и мстительно произнесла:

— Знаешь что? Я надеюсь, что Люди Подземелья очень скоро придут за тобой, старый извращенец!

— Что-о?! — Тон мужика стал агрессивным, и мы вынуждены были бегом покинуть подъезд.

Привыкнув к дневному свету и перестав жмуриться, Катя обратилась ко мне с интересной идеей:

— Может, он ее и кончил? А теперь умело под шизика косит. Третьих лиц выдумывает. Прикольни, как в этом случае он сейчас над нами потешается?