Проснулась я резко и рано, часы показывали девять, и можно было еще… Сколько-сколько? Девять часов?! «Так, первый урок проспала, — но, посмотрев на дрыхнувшую посреди комнаты Таньку, исправилась: — То есть мы проспали».

— Вставай, соня! — крикнула я и, подойдя, ткнула квартирантку в бок.

Ну я-то понятно, была уставшая (читай: пьяная) и ужасно хотела спать, но остальные-то о чем думали? Почему нам никто не завел будильник?

— Что такое? — проснулась-таки Грачева. — Ты чего дерешься?

— Мы проспали контрольную по алгебре! — ахнула я, вспомнив расписание. — Катастрофа! Как нам влетит!

— Правда? По алгебре? Урра-а-а! — завопила Рыжая лодырница.

— Ты что, дура? — укорила ее я, в жизни не прогулявшая ни одной контрольной, ни одного диктанта, ни одного теста. Последняя неделя, конечно, не в счет. — Как мы теперь Марии Николаевне в глаза смотреть будем? — Мария Николаевна — это наша математичка и по совместительству классная руководительница.

— Скажем, что проспали, — спокойно ответила Татьяна, поднимаясь.

— Обе?!

— Ну и что? И такое бывает. И вообще, ты-то чего волнуешься, круглая отличница? — пропела она, а я, будучи вне себя от бешенства, скомандовала:

— А ну быстро собирайся! — и кинулась в нее подушкой.

Не знаю как, но мы уложились, и звонок прозвенел, когда мы уже подбегали (одетые и более-менее причесанные) к кабинету литературы. Волноваться по правде не стоило: литераторша опаздывает как минимум на двадцать минут, то бишь на пол-урока.

— А где это вы, мадамы, были на первом уроке? — стоило нам переступить порог класса, полюбопытствовала Пронина — завзятая троечница, по праву носящая титул самой красивой девочки в классе.

— Гуляли, — буркнула Танька.

— Да-а, — протянула та в ответ, — от тебя, Юль, такого никто не ожидал! Забить на контру! Так подвести весь класс! Мы по твоей милости все на «пары» накатали!

— Что же вы все у Хромова не списали? — не без ехидства поинтересовалась я.

— У Хромова? — У Лидки Прониной чуть глаза из орбит не вылезли. — Твой Хромов — курица криволапая! У него «единица» выглядит точь-в-точь как «четверка», а «три» как «восемь»! Я в прошлый раз списала у него и получила «двойку»!

Данная информация не была для меня нова, и я, слушая это, злорадно ухмылялась. Здесь в класс зашла Мария Николаевна, и Лидке пришлось заткнуться, сев на место.

— А что, Алевтина Олеговна не пришла еще? Странно, звонок-то уже был, — классная удивленно сверилась с часами, а весь класс задорно хихикнул. — Так, кого у нас не было на алгебре? Алексеева болеет, Усачев… Саш, ты здесь?

— Да, — с сожалением отозвался тот с последней парты.

Отругав того по полной программе, Мария Николаевна собралась уходить (мы с Таней облегченно выдохнули), как вдруг, что-то вспомнив, вновь обернулась и обратилась уже к нам, сидящим на первой парте:

— А вас почему не было?

— Я проспала, — мигом буркнула Грачева, поставив меня в жуткое положение. Еще подбегая к школе, я решила про себя сказать всю правду, а Танька пускай сама выкручивается. А сейчас что прикажете делать? Говорить, что спала вместе с ней? Кто в такое поверит?

— Ну хорошо, а тебя почему не было? — Этот вопрос адресовался уже конкретно мне.

— Э-э… — Я беспомощно уставилась на одноклассницу, сидящую справа. — Я…

Но Таня — не я и за словом в карман не полезет. Обняв меня крепко и улыбаясь во весь свой широкий рот, она с гордостью провозгласила:

— Мы обе проспали, потому что мы сожительствуем!

Весь класс заржал, а руководительница пришла в ступор. В принципе, нам это было только на руку: забыв сразу, о чем спрашивала, она в итоге молча развернулась и ушла. Я скинула Танькину руку со своего плеча и еле сдержалась, чтобы не отвесить ей подзатыльник. Может, в европах и америках такие заявления уже не новость, но мы пока в России, а стало быть, измываться над нами теперь будут очень долго, думаю, вплоть до выпускного.

Пятым уроком были основы безопасности жизнедеятельности, или, попросту, ОБЖ, и отец вел себя прямо-таки отвратительно.

Спервоначала он балаболил о вреде алкоголя, затем перешел к теме плохих компаний и последствий общения с ними: вытрезвители, наркологические диспансеры, тюрьма и, наконец, кладбище. А после стал предостерегать девушек от слишком шустрых парней, которым «только одно и нужно», как он выразился, путем объяснения мужской и потому недоступной женской логике психологии. Вот тут-то папахен разгулялся на славу.

— Самым распространенным способом, — вещал Сергей Степанович (в быту — отец), — к помощи которого прибегают молодые люди, пытаясь добиться от противоположного пола того, чего хотят, является алкоголь. Способ довольно верный: девушки, выпив какой-нибудь алкоголесодержащий напиток, будь то, к примеру, шампанское или коньяк, — при этих словах ОБЖшник бросил суровый взгляд на свою дочь, — становятся более раскрепощенными, перестают себя контролировать, делаются легкой добычей для манипулирования, в результате чего могут натворить глупостей.

Ясненько, не сумев втолковать мне лекцию дома, папа придумал выход: использовать школьный урок для личных воспитательных целей. Он продолжал в таком духе довольно долго; девушки задорно хихикали, а парни конспектировали, чтобы использовать папины предостережения девушкам в качестве прямого руководства к действию.

Закончил выступление Сергей Степанович примерно такой фразой:

— Пока вы молоды, вы думаете «все в порядке», «это круто», пьете алкоголь и шляетесь всю ночь непонятно где, а ваши бедные родители места себе не находят, спать не ложатся, ожидая вашего возвращения, эх…

Короче говоря, опозорил меня по полной. Почти все ребята после урока подходили ко мне с одним и тем же вопросом:

— Слышь, Образец, — Образец — это мое прозвище, которым я должна быть обязана в первую своей очередь фамилии, а во вторую — образцовым поведением, — че это с твоим предком сегодня?

На физкультуру Танька не пошла, заявив, что освобождена и вообще ей очень кушать хочется, а тут еще целых полтора часа фигни. А я в свою очередь не пошла на факультатив, причем никому ничего не заявляя. Просто не пошла и все.

Когда я вернулась домой, Грачева была на кухне за закрытой дверью. Не заходя туда, я первым делом кинулась к гардеробу и принялась гладить одежду, в которой собиралась ехать с Николаем в Москву. Утром в спешке я натянула на себя первое, что попалось под руку, и для свидания это никоим образом не годилось. Переодевшись, я решила попить чаю, зашла на кухню и получила неприятный сюрприз. Весь стол был забит невероятным количеством крошек. Сковорода, кастрюля, две тарелки и ложка с вилкой небрежно валялись в раковине.

— Ты что, все съела?

Танька скромно потупила глазки и тихо молвила:

— Все.

Я вздохнула.

— А почему посуду не помыла?

— Так у вас какое-то дешевое средство, а я только дорогим пользуюсь, чтобы кожа рук не страдала.

Ну что с ней поделаешь? Разумеется, я самолично принялась за мытье посуды, но где-то на предпоследнем приборе оглянулась на одноклассницу: Грачева, вальяжно раскинувшись на стуле, дорезала то, что осталось от последнего батона.

— Таня, ты что делаешь? — теряя терпение, спросила я.

— Как что? Бутербродик.

Полностью его, терпение, потеряв, я разразилась тирадой:

— Ну как же тебе не стыдно! Ты сидишь у нас на шее и притом считаешь, что так и нужно. Если уж ты живешь у нас, будь так любезна оставлять хоть что-то после себя в холодильнике, мыть за собой посуду и крошки вытирать! — И указала на стол, где после недавнего дорезания батона к уже покрывшим до этого ровным слоем столешницу крошкам прибавилась целая рота.

— Но я ведь в магазин ходила, — слегка пристыжено припомнила Грачева-нахлебница. — И вообще, я гостья!

— Гость — как в горле кость! — незамедлительно отпарировала я.

Татьяна на первых порах оторопела, но затем что-то обмозговала и сообщила:

— Давай я лучше мусор буду выносить.

Ведро и впрямь было полным, только эта головная боль всю жизнь безраздельно принадлежит папе, входя в короткий список его обязанностей по дому, потому у меня даже в мыслях не было переложить тяжкий крест на хрупкие грачевские плечики. А что? Будет очень неплохо, хоть какая-то помощь.

Новоиспеченный носильщик тяжкого креста вышел в прихожую и начал шумно обуваться, предварительно вынеся туда с кухни мусорный мешок.

— А ты знаешь, где у нас помойка? — озабоченно поинтересовалась я.

— Да, — донеслось с коридора.

Ну и славненько! Когда хлопнула входная дверь, я как раз начала убирать крошки со стола, думая о Таньке. В общем, она человек неплохой, понятливый, только вот немного набалована. Но у кого этого греха недостает хотя бы в маленькой степени?

Неожиданные мысли приходят всегда неожиданно, вот и меня одна такая посетила, когда уже все собранные со стола крошки перекочевали в новый мешок, и я поняла наконец, что же натворила Танька. Вернее, еще не натворила, но вот-вот обязательно натворит.

С этим я и вылетела в прихожую и, отворив дверь, крикнула в подъезд:

— Тань! Стой! — и одновременно со своим ором услыхала, как хлопнула входная дверь, поняв, что Грачева меня, увы, не слышит.

Ну что же это за наказание?!

Я вылетела из квартиры, хлопнув дверью, и побежала вниз по ступенькам, лелея в душе надежду догнать Рыжую. По дороге — как же без этого — потеряла одну тапочку, но заметила это уже через один пролет, а возвращаться тогда для меня было равносильно смерти, и об оставленной тапке пришлось забыть.

— Таня-а-а-а! Грачева! — орала я, выбегая почти босиком на грязный и покрытый после вчерашнего ливня обильными лужами асфальт и распугивая весь двор, но было поздно: Таня уже вплотную подходила к одному из баков и сделать что-либо, противоречащее ее запрограммированным действиям, было невозможно. — Сто-о-ой!! — несмотря ни на что, завизжала я так, что у самой уши заложило, и помчалась, не чувствующая собственных ног и абсолютно глухая, к помойке, где оказалась всего через пять секунд, побив собственный рекорд по забегам на близкие дистанции, однако мешок уже был скинут в бак, перемешавшись с такими же точно черными пакетами. Чтобы понять, какой из них наш, придется повозиться.

— Юля? — соизволила она меня заметить.

— Таня! — взвыла я и ткнула ее в бок. — Что ты наделала?!

— А что такое?

— Мусор! — заявила я, будто для Таньки это что-то проясняло.

— Ну?

— Там был мешочек.

— Может быть, — пожала она плечами, все еще не понимая.

— Не может быть, а был! А в нем была заначка, — чуть понизив голос, раскрыла я семейную тайну.

— Как? У вас и в мусорном ведре?! — Я кивнула. — Ну даете! Но я ж не знала, — стала она оправдываться, да я отмахнулась: даром ясновидения человек не обладает, какая тогда на нем может быть вина? Это я должна была ее предупредить.

Приподнявшись на цыпочках, заглянула в бак, но здесь случилось непредвиденное: поверх бака я углядела, как в наш двор свернул черный «БМВ» и спокойно покатил себе к моему подъезду. Кровь со страшной силой запульсировала в висках, а по спине теплыми струями покатил пот. Я оставила-таки бак в покое и, не отрывая взора от Колькиной иномарки, обратилась к Рыжей:

— Сколько времени? Быстро!

Та глянула на наручные часы.

— Без двадцати четыре. А что?

— Господи! — посмотрела я на небеса. — За что ты меня так не любишь? — Да, впервые в жизни я была не рада появлению Хрякина, наверное, просто была не в том виде и не в том месте, чтобы хотеть быть увиденной им. — Танюсь, ты мне подруга? — заканючила я, оторвавшись от облаков.

— Что нужно сделать?

Да, удивительной практичности человек.

— Ты ведь в туфлях? — Она утвердительно кивнула. — Видишь «БМВ» у нашего подъезда? Это мой любимый человек, и я…

— Черный? — удивила она меня.

— В каком смысле? Он русский.

— Нет, автомобиль черного цвета? В моделях и марках я не разбираюсь.

— А, ну да, черный. Так вот, он приехал раньше и ждет меня. А я в тапочках. Даже в одной тапочке.

Тут Грачева сразила меня наповал. Знаете, что она сделала? Молча разулась и обула мою единственную тапочку.

— Вторая? — вкрадчиво осведомилась она.

— На лестнице, между первым и вторым.

— Ясно, что с деньгами делать?

— Ничего, Танюш, я все сама сделаю. Только, — оглянулась по сторонам: парочка любопытных бабушек внимательно следила за происходящим, точно в кинозале сидела, — только когда стемнеет, чтоб никто не застукал на месте преступления. Ты сейчас со мной не иди, ладно?

Подруга (я повысила Грачеву до этого статуса незамедлительно — как известно, друг познается в беде) меня поняла и, заговорщицки подмигнув, заныкалась за мусорным баком, а я, уже более уверенная в себе — как никак в туфлях, хоть и тридцать седьмого размера, обутого на мой тридцать девятый, — прихрамывая, поковыляла навстречу своей мечте.

Мечта мне обрадовалась, но, заметив, что я хромаю, тут же расстроилась.

— Что с ногой? — спросил он, едва мы тронулись с места.

— Да вот… мозоль натерла.

Мы загрузились в машину и отправились в центр Москвы. По дороге Коля проинформировал меня, что фамилия владельца «Филлиата» Федоткин и сегодня его не должно быть на месте. Хрякин специально это выяснил заранее, потому что его присутствие могло погубить весь план, в который входило, как я поняла по легким намекам и недоговоркам, общение с некими людьми без свидетелей.

Банк «Филлиат» был расположен на одном из главных шоссе города, так что мы нашли его довольно быстро, правда постояв перед этим в пробках — а как без этого? Москва все-таки.

— Как мы будем действовать? — схватившись за ручку двери и собираясь ее открыть, спросила я.

— Мы?… Я полагаю, тебе лучше оставаться здесь.

— Что?! Почему? — Я не могла поверить, что он привез меня так далеко, чтобы просто оставить в машине.

— Во-первых, каждый шаг доставляет тебе боль, а я не хочу, чтобы тебе было больно. Во-вторых, помнишь, что мы решили относительно Федоткина? Что он может быть убийцей, — ответил Николай на поставленный им самим вопрос. — Следовательно, это может быть опасно.

— Но его же сегодня не будет!

— Зато его ставленники не дремлют. Не бойся, я быстро.

Не успела я открыть рот, дабы опротестовать его решение, как была оставлена наедине с пустым водительским креслом, а Коля, захватив черный кожаный дипломат, скрылся за широкой входной дверью банка-конкурента.

Потекли минуты томительного ожидания. Говорят, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Насчет догонять не знаю, а вот ждать… Время тянулось до ужаса медленно, и иногда мне, не знающей чем себя занять, казалось, будто электронные часы автомобиля остановились, но потом я с изумлением обнаруживала, что смена зеленых цифр на табло хоть и редкая, но все же имеет место быть. Когда я совсем уже отчаялась придумать себе достойное занятие, в голову пришла простая, как веник, мысль: почему бы не вздремнуть? Встаю я в последнее время до безобразия рано, ко всему прочему почти ничем не подпитываю желудок, так что единственный оставшийся способ восстановления сил — это крепкий, здоровый сон. С этими раздумьями я устроилась в кресле поудобнее и… действительно заснула.

Снился мне, ничего удивительного, Колечка. Не спрашивайте в каком виде, все равно ведь не скажу, сообщу только, что выглядел он потрясающе. Мы наслаждались обществом друг друга, когда он неожиданно приблизил к моему уху чувственные губы и возбужденно зашептал почему-то с громкостью сирены:

— Кому пирожки горя-а-чие? С повидлом и с капустой!

От внезапности я так и подпрыгнула и открыла глаза. Оказалось, что кричали наяву, а не во сне, потому что перед своим носом я могла сейчас наблюдать нечто круглое, черное, завернутое в невообразимый цветастый платок, которое стояло рядом с открытым в связи с непроходимой духотой окном и снова предложило, на сей раз именно мне:

— Пирожок не желаете?

Сначала я вскрикнула от испуга, но поняла, что нечто является всего лишь головой смуглой круглолицей беззубой бабы, у которой наверняка имеются в наличии и руки с ногами, и туловище, на которых она, голова, и держится, и язык мой, обессиленный от хронических голода и недосыпания, помимо моей на то воли, взволнованно спросил:

— Почем?

— Двадцать рублей, — тут же получила я ответ.

Так как я школьница, у меня нет своих денег, хотя родители, конечно, дают мне немного на карманные расходы, но вот беда — сбережения остались в сумочке, которая в свою очередь осталась в квартире. Выбегая вслед за Танькой, я, разумеется, взять ее с собой не додумалась.

Есть хотелось ужасно, и я сделала постыдную вещь: открыла чужой бардачок в чужой машине и, мало того, стала рыться в чужих вещах! Совесть этому препятствовала как могла, но руки сами по себе делали свое грязное дело, пока им, наконец, не повезло и они не нащупали кучку мелочи в углу. Отдав бабе двадцать целковых, я принялась жевать пусть и не горячий, как было обещано, но тем не менее тепловатый обед. «Нечто», держа в руках огромную спортивную сумку, двинулось дальше по улице в направлении мини-рынка, откуда, видимо, и вышло изначально, чтобы в обеденное время выловить возле банка голодающих сотрудников.

В два счета слопав пирожок, задалась естественным вопросом: сколько же я проспала? Ответ оказался неутешительным: судя по, к несчастью, несломанным часам, каких-то двадцать пять минут. И я продолжила ждать.

Когда я осознала, что Колькино «быстро» длится уже больше часа, я разволновалась до такой степени, что готова была рисковать своей жизнью ради спасения любимого. Морщась от боли, я всунула ноющие стопы в убийственные туфли, вышла из машины и направилась к банку.

Стеклянные двери гостеприимно разъехались, и это не вызвало восторга. То есть я знала, конечно, что они работают автоматически, но почему-то в голову прокралась мысль, что чем легче вход, тем сложнее потом побег. И тем не менее, слегка хромая, я пошагала внутрь: должна же я была выяснить, что случилось с Колей.

Неуверенно застыв недалеко от входа, я обдумывала дальнейшие действия. Прямо по курсу располагался огромный вестибюль с кучей приемных окон, мириадами клиентов и парой ярких табло со светящимися номерами очередности. Жизнь бурлила, но явно кабинеты руководящих лиц там находиться не могли. Сбоку от входа я узрела лестницу и лифт, а перед ними двух охранников и турникет. Я поняла, что искать бойфренда мне необходимо именно наверху, посему осторожно приблизилась к вертушке, но приводить ее в действие никто не собирался.

— Девушка, у вас есть пропуск? — спросил охранник. Я покачала головой. — Вы к кому?

Подумав, я ответила:

— К Федоткину.

Я думала, мужчина скажет, что нужного мне человека нет на месте, но он только кивнул в сторону висящего на стене телефона.

— Позвоните секретарю, там есть номер, — пояснил он неохотно и почти на меня не глядя. Второй мужчина молчаливо стоял рядом с первым и взирал меня еще более недовольно, нежели его говорящий компаньон. — Она выпишет вам одноразовый пропуск. Он появится в базе, и мы вас пропустим.

— Спасибо.

Я хотела сделать вид, что пыталась связаться с секретарем и не дозвонилась, чтобы не выглядеть подозрительно, а потом тихо удалиться, но успела сделать только шаг в сторону телефона, как из открывшихся дверей лифта появился Николай.

Он выглядел удивленным.

— Юля? Я же просил тебя подождать в машине.

— Тебя долго не было, я волновалась.

— А как же машина?

Вот блин… Мне пришлось сознаться, что я оставила «БМВ» незапертым и без присмотра, правда, всего лишь на пару минут.

На парковку мы вернулись в молчании. Мне оставалось только гадать, вызвана ли его временная немота недовольством моим непослушанием или тем, что он сосредоточенно о чем-то думал. Когда мы загружались в автомобиль, я хотела спросить об этом, но тут мой взгляд упал на бардачок. Он остался открытым и мог теперь без затруднений демонстрировать полноправному владельцу авто творившийся в нем полный хаос. И все по моей вине: если я что-нибудь начинаю искать, то установленному в том месте порядку приходит наиокончательнейший кирдык. Так же и здесь. В поисках заветных монет я перерыла все вверх дном, один сложенные лист бумаги даже валялся под сиденьями, в общем, была в своем репертуаре.

— Коль, я должна тебе кое в чем признаться, — принялась каяться я, подбирая листок. Но моему кавалеру вроде было не до этого, он продолжал размышлять либо просто следил за дорогой и до меня, а тем более до бардака, творившегося в машине, ему, похоже, не было никакого дела, а потому мне пришлось повторить сказанную фразу дважды, чтобы он, наконец, откликнулся.

— А? Что?… В чем?

— Я тебя ограбила.

— В каком смысле? — Я показала глазами на бардачок. Колькины брови взметнулись вверх. — Зачем ты его открыла? — В его голосе послышался металл. Он был из категории людей, которые очень ревностно относятся к своим вещам. Я очень хорошо его понимала, потому что была такой же.

— Понимаешь, так голодно, а тут еще тетка, и сон оборвался, — как всегда четко, внятно и доступно излагала я свои мысли, — и в бардачке это, ну, мелочь, а руки сами по себе, с повидлом и с капустой… Короче, я сперла у тебя двадцать рублей на пирожок, или, как скажет Катька, заняла до четвертого тысячелетия.

Николай молчал, как потом выяснилось, ожидая, когда я дойду до сути проблемы, но я ведь ее уже изложила, а добавить мне было нечего, потому тоже молчала.

— …И что? — не дождавшись продолжения, спросил он.

— Как что?! Я стыбзила у тебя деньги! — Я наконец-то вернула бумажку на ее законное место и захлопнула крышку.

— А, ну да. Сколько ты сказала? Десять копеек?

— Нет же, как ты слушаешь? Двадцать рублей! На меньшее пирожок не купишь.

— Ах, действительно. Двадцать рублей — это гораздо больше, нежели десять копеек, ты не находишь? — явно издевался Хрякин, вернувшись в свое обычное расположение духа.

— Ладно, в следующий раз свистну у тебя два миллиона. Будешь знать!

— Детка, ты не найдешь два миллиона у меня в машине. А коли найдешь, сообщи — сам порадуюсь. Что же ты не сказала, что голодна? — укорил он меня. — Я бы сводил тебя в ресторан или в кафе. Хочешь?

— Нет, спасибо, я уже сыта.

— Да? — хмыкнул он. — Интересно, сколько же ты весишь, если обедаешь одним пирожком?

Я не стала отвечать: у женщин свои секреты. Потом вспомнила о цели нашего визита и спросила: — Ну что там с Федоткиным?

Николай сразу посерьезнел.

— Знаешь, я решил, не стоит нам соваться боле в это дело.

— Что, так опасно? — заохала я.

— Более, чем казалось вначале. У господина Федоткина неплохие связи в Минфине. И что-то они там мутят сообща. Я-то еще ладно, а ты вообще, ради всего святого, завязывай думать об убийстве.

— Почему это ты — ладно? Что опасно для меня, то в равной степени опасно и для тебя! — бросилась я спорить, испугавшись за нас обоих. На фиг убийцу, на фиг Сашку Крюкова и туда же все это дело. По многочисленным, но идентичным боевикам мне известно, что, когда пахнет жареным, нужно делать ноги.

— Я — другое дело, — не согласился Николай. — Саня был моим лучшим другом, и я поклялся отыскать его убийцу во что бы то ни стало.

— Вряд ли ему понравится, если ты умрешь в процессе…

Николай помолчал немного, затем вздохнул.

— Ладно, будь по-твоему. Если честно, мне приятно, что ты так за меня переживаешь. — Он самодовольно ухмыльнулся, а я мысленно настучала себе по голове: нельзя так с мужчинами. Надо притворяться, что они нам безразличны. — От расследования я не откажусь, но буду действовать теперь умней, — говорил он скорее себе, чем мне. — Я знаю, к кому можно обратиться за помощью. У меня есть друг — частный детектив, специалист по такого рода вопросам.

— Отлично! Только ты доверяешь ему? Я читала в книгах, что частные сыщики продают информацию не тому, кто их нанимает, а тому, кто платит больше.

Ник засмеялся.

— Мне кажется, кто-то слишком увлекся детективами и шпионскими романами. Нет, на нее точно можно положиться. Позвоню сегодня же и договорюсь о встрече.

— На нее? — не поверила я своим ушам. То есть как это «на нее»? За что? Почему? Что у него с ней было?

— Ну да, на нее. Кто тебе сказал, что детективами бывают исключительно мужчины?

Боже мой, баба! И он договорится с ней о встрече! Как мне это предотвратить?

— Коленька…

— Что, солнышко?

— А можно я с тобой поеду? Ну, на встречу с детективом?

Он пожал плечами.

— Можно, если хочешь. Только зачем тебе?

— Никогда еще не видала детектива живьем, — ляпнула я какую-то фигню. Но это все не важно. Важно то, что мисс Марпл Кольке по большому счету никто. Только друг, а это ничего не значит. Иначе бы он так легко не согласился взять меня с собой.

— На сколько мне договариваться?

— Все равно. До трех я учусь, а там как тебе удобнее.

— Ну тогда… В шесть, хорошо? А вот в этом доме я живу, — без перехода заявил он, когда мы подъезжали к симпатичной серокаменной девятиэтажке. — Может, зайдем?

— В другой раз. Мне к Кате нужно, — вымученно пробормотала я, печально повесив нос. Мне было интересно посмотреть, как он живет, но вдруг бы он расценил мой визит, хм, неправильно? Я девушка со строгими моральными принципами.

— К Кате, так к Кате, — совсем не расстроился Николай, чем окончательно расстроил меня. — И где наша Катерина живет?

— Дом сразу за прокуратурой.

До Катькиного жилища мы доехали без эксцессов, стали прощаться, и я вылезла из машины. Одна загвоздка: я напрочь забыла о жмущих туфлях и, как следствие из этого, кровавых мозолях, потому, лишь ступив на землю, нога тут же подвернулась, и я дрепнулась, больно ушибив коленку об асфальт. Принц ринулся меня спасать и мгновение спустя уже стоял возле своей барышни, но зазря: я, как ванька-встанька, не успев толком упасть, безотложно вскочила обратно и, когда он приблизился, уже стояла, но чуть согнувшись, так как держалась правой рукой за разбитую коленку.

— С тобой все в порядке? — с тревогой в голосе и расширенными от испуга глазами поинтересовался он.

— Да, все нормально, — изо всех сил стараясь не разреветься, ответила я.

— На каком этаже живет подруга? А то давай доведу?

Я отвергла его предложение, покачав головой. Не хотелось мне, чтобы Катька столкнулась с Колей в дверях. Вдруг чего ляпнет, с нее станется.

— Ну пока тогда, — одарив меня голливудской улыбкой, попрощался он и ну совсем неожиданно, как гром среди ясного неба, поцеловал, но не так, как вчера, мимоходом, а по-настоящему, крепко обняв, да с такой страстью, что, казалось, не будь мамаш с колясками возле подъезда и ребятни на детской площадке в паре метров от нас, то он поимел бы меня прямо на капоте своей машины. От этого поцелуя голова закружилась, ноги подкосились и захотелось летать. Я и полетела. Только не как все уважающие себя крылатые особи вертикально вверх, а в строго противоположную сторону — вниз. Иными словами, стоило ему ослабить хватку, как вышеоговоренная слабость ног дала о себе знать, и я потихоньку сползла прямо по нему снова на асфальт.

— Юля, что с тобой?! — Я хмыкнула с земли, мол, догадайся сам, но он не желал играть в угадайку, а поднял меня за плечи и возмутился: — Господи, что ж за туфли такие! Где ты их откопала?

Где-где, возле помойки! Нечего так рано приезжать. Но вслух я это не стала произносить, потому что его вины не было: мужчина всегда приходит на встречу заранее, это написано в их джентльменском кодексе, надо полагать. Голова все еще кружилась, отчего весь мир ходил ходуном, но я была бесповоротно счастлива, даже слезы наворачивались. Избрав для себя цель их скрыть, я, бросив небрежное «до завтра», оттолкнула его и проворно нырнула в Катькин подъезд.