Гений авиации

Двадцать шестого мая 1913 года на летном поле Корпусного аэродрома под Петербургом собралась огромная толпа. Все с любопытством рассматривали невиданный, огромный самолет с четырьмя моторами под гордым названием «Русский витязь». Он был в четыре раза тяжелее всех тогдашних летательных аппаратов и являлся первым многомоторным аэропланом в мире. Никто не верил, что такая громадина весом в четыре тонны сможет подняться в воздух…

Но вот «Русский витязь» начал разбег и плавно поднялся в воздух. Плавно описав над аэродромом несколько кругов, он благополучно опустился на летное поле. Толпа встретила успех бурным ликованием. Все были еще больше поражены, когда из кабины вышел летчик, – таким он оказался молодым. Это был сам конструктор самолета Игорь Сикорский, студент Петербургского политехнического института, которому тогда было всего 24 года.

Самый тяжелый лайнер мира был построен им в петербургском отделении Русско-Балтийского завода и предназначался для стратегической разведки. Уже через два с половиной месяца этот самолет установил мировой рекорд, продержавшись в воздухе 1 час 54 минуты с семью пассажирами на борту. Летом Сикорский прилетел в Царское село и встретился с императором. Как писали газеты, Николай II «милостливо побеседовал» с молодым конструктором и подарил ему золотые часы.

Всего год спустя этот молодой гений авиации снова удивил весь мир. По проекту Сикорского, с использованием достижений «Русского витязя», был построен гигантский лайнер «Илья Муромец», и сам конструктор совершил на нем перелет из Петербурга в Киев и обратно. Это был первый пассажирский аэробус в мире, а в годы начавшейся войны он стал первым в мире тяжелым бомбардировщиком. Когда среди немцев появились слухи о гигантских русских самолетах, германское командование пыталось их развеять, уверяя, что такие самолеты просто не могут существовать. Сами немцы со своей хваленой техникой построить их в то время не смогли. Мощные «Муромцы» Сикорского были практически неуязвимы для истребителей противника – за всю войну русская авиация потеряла только два самолета этого типа.

Приснился во сне

Родился мировой гений авиастроения в 1889 году в Киеве в семье известного врача-психиатра. В детстве его любимой книгой был роман Жюля Верна «Робур-завоеватель», где описывался полет на гигантском воздушном корабле. Такой корабль приснился ему однажды даже во сне. Поразили будущего конструктора также рассказы о Леонардо да Винчи и его проектах летательных аппаратах. Первую в России модель вертолета Сикорский соорудил, когда ему было всего 12 лет во дворе своего киевского дома.

Однако сначала Сикорский поступил, по примеру брата, в Морской кадетский корпус в Петербурге. Поняв вскоре, что его настоящее призвание – авиация, поехал учиться во Францию, где тогда появились первые самолеты, а в 1912 году был приглашен в Петербург на должность главного конструктора авиационного отдела Русско-Балтийского вагонного завода. Именно там он сконструировал 20 оригинальных самолетов, в том числе уникальные «Русский витязь» и «Илья Муромец», ставшие потом прототипом всех тяжелых многомоторных самолетов. Первый в мире аэробус Сикорского поднимал в воздух 17 пассажиров. В 1912 году он был удостоен Большой золотой медали на 2-й Международной воздухоплавательной выставке.

Часы от царя

Помимо тяжелых бомбардировщиков, Сикорский создал еще целый ряд других типов самолетов: легкий истребитель, морской разведчик-истребитель, двухмоторный истребитель-бомбардировщик и штурмовик. Еще при царе, благодаря Сикорскому, в России создавалась могучая отечественная авиационная промышленность. За эти заслуги Сикорский был награжден одним из высших российских орденов – орденом Святого Владимира 4-й степени.

Гений авиации не только конструировал самолеты, но и сам сидел за их штурвалом. Установил множество рекордов высоты и дальности полетов, в том числе осуществил и небывалый по тем временам перелет Петербург-Киев и обратно. Уже тогда его слава пилота была так велика, что в Петербурге, в Мариинском театре поставили оперу «Летчик Сикорский». Гением авиации еще до 1917 года были разработаны 25 моделей самолетов и два вертолета.

Но после революции наступил крах. В Петербурге небо стало непривычно голубым – остановились все заводы и фабрики. Между торцов мостовых, где перестали ездить кареты и автомобили, выросла трава. Сразу шесть новых самолетов Сикорского так и остались стоять на заводском конвейере. Мало того, конструктору явно не пролетарского происхождения, грозил расстрел. Сикорскому хотели, кроме того, припомнить обвинения в адрес его отца, который принимал в качестве медика участие в расследовании так называемого «дела Бейлиса». Чекисты уже расстреляли всех, кто был к нему причастен. В начале 1918 года один из сотрудников конструктора, связанный с большевиками, пришел к нему ночью и предупредил: «Положение очень опасное. Я видел приказ о вашем расстреле…». Сикорский был вынужден бежать в Англию, затем во Францию, а потом перебрался в США.

Фирма в курятнике

Его жизненный путь в эмиграции поначалу вовсе не был усыпан розами. После окончания Первой мировой войны самолеты в США оказались не востребованы. Выдающийся авиатор бедствовал, трудился чернорабочим, подрабатывал уроками математики в вечерней школе для русских эмигрантов в Нью-Йорке. Но, в конце концов, основал собственную фирму «Сикорский эйркрафт», которая сперва ютилась в бывшем курятнике. Помог конструктору другой русский гений – всемирно знаменитый композитор и пианист Сергей Рахманинов, тоже оказавшийся в США. Он купил акции фирмы на 5 тысяч долларов (не малые по тем временам деньги) и в рекламных целях стал ее вице-президентом. Постепенно вокруг Сикорского, который помогал другим русским, собрались и другие эмигранты из России: инженеры, чертежники, механики. Конструктор М. Глухарев был заместителем директора фирмы. В Стратфорде на фирме Сикорского бывший адмирал Б. Блохин трудился простым рабочим, а бывший генерал С. Денисов – ночным сторожем. Русскими были даже уборщики и охранники. О своих сподвижниках в компании он говорил: «Они готовы умереть за меня, так же как и я за них». На заводе Сикорского, на территории которого был сооружен православный храм, царила совершенно особая атмосфера духовности, братства и взаимопомощи, чего не было нигде в капиталистической Америке.

Первый в мире

Успехом стал сконструированный Сикорским первый в мире самолет-амфибия, «летающая лодка», как ее называли. Заказы посыпались со всех сторон. Престиж русских инженеров в США вскоре оказался так велик, что заказчики начали требовать, чтобы и на других авиафирмах не менее половины персонала было русским. В СССР одна из закупленных большевиками лодок-амфибий Сикорского принимала участие в поисках пропавшего в северных льдах экипажа Леваневского. Ее можно было увидеть и в любимом Сталиным фильме «Волга-Волга», которую выдавали за «советскую».

Но главной удачей гениального русского конструктора в США стали вертолеты. Первый экспериментальный вертолет его конструкции поднялся в воздух в 1939 году. Тут уже к изобретателю пришла всемирная слава. Вскоре Сикорского стали называть в США не иначе как «мистер-вертолет». В 1942 году его боевой вертолет был единственным в авиации стран антигитлеровской коалиции.

Под конец своей карьеры выходец из России стал автором-разработчиком 17 американских самолетов и 18 вертолетов. 90 из ста вертолетов в мире построены по проектам, в основу которых положены технические идеи Сикорского. Все президенты США, начиная с Эйзенхауэра, пользовались только вертолетами его фирмы. Именно на вертолете «эмигранта Сикорского» летал Никита Хрущев, когда приезжал с визитом США. Русского конструктора наградили призом братьев Райт, почетной медалью Джона Фрица за научно-технические достижения и другими отличиями. Сикорский был почетным доктором многих университетов, и не только в США.

Простой и скромный

Сикорский был небольшого роста, но обладал недюжинной силой. Он увлекался автомобильными путешествиями, альпинизмом, сумел покорить многие вершины Канады и США. В жизни великий конструктор слыл простым и скромным, добрым и отзывчивым человеком. В Стратфорде вокруг его фирмы образовалась большая русская колония. Построили православную церковь, основали школу, клуб, русскую оперу, а бывший казачий генерал Агоев создал даже ферму племенных скакунов. До сих пор некоторые районы Стратфорда носят русские названия: Русский пляж, Чураевка, Дачи. Он много помогал беженцам из России. На средства конструктора издавались труды выдающегося русского писателя, историка и мыслителя Ивана Солоневича, Сикорский жертвовал деньги на работу радиостанции «Братство Русской правды», был членом Толстовского фонда и правления Общества русской культуры.

Богословские работы

Великий инженер, Сикорский – внук православного священника – был еще и выдающимся религиозным мыслителем, писал философские и религиозные трактаты, только недавно опубликованные в нашей стране. Среди них «Послание молитвы Господней», «Незримая борьба», «Эволюция души» и другие. «У мира, который полагается только на материальную сторону в ущерб духовной, нет будущего, – считал Сикорский. – Человеческое общество, которое безрассудно занимает неверную позицию в высшей битве между правдой и ложью, между Богом и сатаной, само обрекает себя на гибель».

Он исследовал природу интуиции и творчества, размышлял о природе и ценности религии. Некоторые прозрения Сикорского актуальны и в наши дни. Он предупреждал, что, несмотря на все достижения техники, рост материальных богатств, человечество сегодня «испытывает кризис беспрецедентной глубины и величины». А причину этого, по его мнению, «следует искать во внутреннем и глубоком беспорядке в духовной и моральной сферах жизни». Вспоминая об истории пребывания Христа в пустыне, когда он был трижды искушаем дьяволом, Сикорский напоминает нам, что Сын Божий принял решение в пользу добра, а не зла, духовного, а не материального. Но, рассматривая события современной истории, мыслитель убедительно показывал, как люди постоянно отдают предпочтение материальному, действуя вопреки примеру Христа. «Если, – предупреждает Сикорский, – миром будут управлять духовно мертвые люди, то его можно сравнить с самолетом, которым управляет несознательный и неопытный экипаж».

О России не забывал

Ни на одно мгновение эмигрант поневоле не забывал о далекой России, куда ему уже не суждено было вернуться. «Русский народ… должен подумать о том, чтобы из того болота, в котором мы теперь увязли, выбраться на широкую дорогу, чтобы двигаться вперед». «Нам нужно учиться, а главное – много работать, чтобы восстановить Родину, когда она этого потребует». Увы, великому конструктору, как никто другой прославившему русский технический гений во всем мире, так и не удалось принять участия в восстановлении России, освобожденной от гнета большевиков.

Когда серийное производство его самого популярного в мире вертолета С-58 достигла своего пика – 400 машин в год, Сикорский вышел на пенсию.

Гений авиации тихо умер в своем доме в 1972 году в возрасте 83 лет во сне. Жена нашла его утром спокойно лежащим на кровати со скрещенными на груди руками – так умирают праведники. Рассказывали, что во время его похорон их участники увидели в небе символический знак: следы двух пролетевших в небе самолетов образовали над кладбищем большой белый крест…

Трудное возвращение домой

Но на родине имя гениального конструктора долгое время оставалось под запретом. В СССР о нем не упоминали даже, когда говорилось о его детище – «Илье Муромце», а авторство этого самолета приписывалось некой «группе молодых конструкторов». В 1982 году, через десять лет после кончины гения авиации, в редакцию журнала «Техника – молодежи» обратились известный советский конструктор О. Антонов и три прославленных летчика М. Галай, М. Громов и Г. Гофман. Они высказывались за то, чтобы вернуть родине имя Сикорского, установить мемориальные доски на зданиях, связанных с его деятельностью. Редакция в те времена материал опубликовать не осмелилась и переправила его в ЦК КПСС. В ответ партийные чиновники сочинили документ под грифом «секретно». В нем отмечалось, что Сикорский «крайне негативно оценивал Октябрьскую Социалистическую революцию», а потому-де о восстановлении его доброго имени «не может быть и речи». Только после краха СССР имя русского технического гения, наконец, возвращено России из небытия. О нем снимают фильмы, пишут книги, установили мемориальные доски.

 

«Иконоскоп» Владимира Зворыкина

В Москве, рядом с телецентром «Останкино», недавно состоялась торжественная церемония открытия памятника Владимиру Козьмичу Зворыкину. Имя гениального русского инженера лишь недавно извлечено в нашей стране из мрака забвения – в советские времена его считали «белым эмигрантом» и «классовым врагом». Теперь уже всем известно, что именно он был изобретателем одного из главных чудес нашего времени – телевидения. Сделал это Зворыкин за океаном, где его имя, как и имя другого нашего соотечественника, «отца вертолета» Игоря Сикорского, выгравировано в Зале национальной славы науки и техники США.

Родился Владимир Козьмич 29 июля 1888 года в самом сердце России – в былинном городе Муроме в состоятельной семье. Его отец был купцом первой гильдии, председателем правления банка, успешно торговал хлебом, владел пароходами на Оке и Волге. В крепкой семье Зворыкиных были семь детей, и все получили отличное образование, а двое братьев Владимира Козьмича тоже стали учеными. Жили все в большом красивом доме на живописном берегу Оки. Особняк сохранился до наших дней, сейчас в нем расположен Муромский историко-художественный музей. Отец хотел, чтобы смышленый младший сын пошел по его стопам, стал продолжателем, как сказали бы теперь, фамильного бизнеса.

Но Володя рано увлекся техникой. Еще гимназистом он ходил по домам соседей и родственников и устанавливал самодельные, вошедшие тогда в моду первые электрические звонки. Отец изменил свое мнение, когда юноша успешно починил на одной из его барж электропроводку и динамо-машину. Было решено, что он поедет в Петербург и станет инженером. Однако сразу поступить в Технологический институт не удалось, число желающих стать студентами в десять раз превышало количество мест. Стать студентом ему удалось лишь на следующий год.

Учеба и революция

В 1912 году Зворыкин окончил Технологический институт с отличием, что дало ему право на заграничную командировку. В течение года он обучается в «Коллеж де Франс» в Париже у знаменитого физика Ланжевена, изучая теорию рентгеновских лучей. Потом едет в Германию. Но тут грянула Первая мировая война. Зворыкин срочно возвращается в Россию и поступает в действующую армию. Сначала служит на военной радиостанции в Гродно, а потом его переводят в офицерскую радиошколу в Петроград.

Наступает революция. Рушится фронт, лавина дезертиров захлестывает столицу, начинаются погромы, жестокие расправы с офицерами. Арестовывают и Зворыкина. Один из солдат пожаловался на него за то, что тот будто бы «издевался над ним, заставляя подолгу повторять цифры в «дырочку» (микрофон – В.М.), а сам в это время в соседней комнате копался в каком-то аппарате». Абсурдность обвинения стала ясной даже революционному трибуналу, и Зворыкина отпустили. Владимир Козьмич решает вернуться в действующую армию, но по пути, в поезде, солдатские патрули начинают разоружать и арестовывать офицеров. Недолго думая, будущий «отец телевидения» выпрыгивает в окно на ходу и благополучно, под выстрелами, скатывается в кустарник…

Причины катастрофы

В эти дни Зворыкин напряженно думает о судьбах России, размышляет о причинах, которые привели ее к катастрофе и приходит к выводу, что одной из главных было иностранное вмешательство. «Отношение в стране к новому режиму было разным, – вспоминал он потом. – Наиболее ярыми сторонниками коммунистического режима были фабричные рабочие, вероятно, благодаря активной социалистической агитации, которая проводилась несколькими поколениями интеллигенции. В прямой оппозиции большевикам находились чиновники, военачальники и большинство богатых предпринимателей. Интеллигенция, которая была в меньшинстве, как всегда, была разделена на множество различных политических партий и движений самого разного спектра – от поддержки до полного неприятия режима. Крестьяне представляли собой неуправляемую массу. С одной стороны, они приветствовали конфискацию собственности землевладельцев, но были не уверены относительно того, кому достанется эта земля – им или правительству. Более богатые крестьяне, так называемые «кулаки», которые уже имели значительные землевладения и сумели даже увеличить их после революции, были нейтральны. Основная же масса российского населения, как показали последующие события, поддерживала ту сторону, которая была более сильной в тот или иной момент. Как ни странно, одним из решающих факторов, приведших большинство на сторону большевиков, по моему мнению, стало иностранное вмешательство. Усилия союзников с целью удержать Россию в состоянии войны с Германией вызывали негативную реакцию в стране и тем самым способствовали усилению позиций коммунистического правительства».

Невероятное бегство

Зворыкин понимает, что в России ему места нет, и тайком приезжает в родной Муром – проститься с Родиной. Там он узнает о смерти отца. Тетка убита грабителем, а брат отца покончил с собой, когда у него конфисковали породистых элитных рысаков, выращиванию которых он посвятил жизнь.

Уютный фамильный дом над Окой отобран Советами, а знакомый, служивший в милиции, тайком сообщает, что уже выписан ордер на его арест. Выбора нет, надо срочно бежать из России.

Но как? Все дороги на Запад перекрыты. Тогда Владимир Козьмич отважился на невероятную авантюру: решил бежать северным путем. Как писал он потом в своих воспоминаниях, «за 18 месяцев на пути из

Москвы в Нью-Йорк мне пришлось дважды обогнуть земной шар». Когда он позже рассказывал своему биографу об этих приключениях, тот ему не поверил.

Зворыкин с большим трудом добирается до Екатеринбурга. Там его арестовывают и помещают в тюрьму до «выяснения личности». Это совсем рядом с Ипатьевским домом, где только что большевистские палачи расстреляли царскую семью. Питерский инженер с ужасом ждет такой же страшной участи, но его спасает приход в город чехословацких частей. Охрана тюрьмы попросту разбежалась, и Зворыкин смог продолжить свой путь. В Омске он встретился с руководителями Временного сибирского правительства и получил от него задание закупить за границей земледельческие машины.

Пароходом через Обь, Иртыш и Карское море Зворыкин добирается до острова Вайгач. Но порт плотно блокирован льдами, и только неожиданное появление ледокола спасает путешественника, которому удается добраться до Архангельска. Город оккупирован войсками Антанты, в нем расположились выехавшие из захваченного большевиками Петрограда посольства. Зворыкин знакомится с американским послом Д. Фрэнсисом, который оформляет ему необходимые визы. Вскоре ученый оказывается в Копенгагене, где исполняет торговые поручения, а потом через Англию и Америку снова возвращается в Россию. Из Владивостока он с приключениями добирается до Омска, где располагалось правительство Колчака, по Транссибирской магистрали. Это было опаснейшее путешествие: поезда грабили банды, их пускали под откос. На станциях, на телеграфных столбах болтались трупы повешенных. Сам Омск переполнен беженцами из Москвы и Петербурга, канализация замерзла, в городе свирепствует тиф.

В Омске Зворыкина берут на работу в министерство торговли и промышленности, а потом опять отправляют за границу, в США, чтобы организовать доставку закупленных там товаров в Россию. И вот 4 мая 1919 года Зворыкин выехал во Владивосток, а потом через Японию добрался до США. Однако в конце октября армия Колчака терпит сокрушительное поражение, с падением его правительства Зворыкин теряет свой статус государственного чиновника. Возвращаться в Россию, где его ждал неминуемый расстрел, он не стал. Началась нелегкая жизнь эмигранта…

«Следует заняться более полезным…»

На первых порах ему помог посол Временного правительства Б. Бахметьев, оказавшийся бывшим профессором Санкт-Петербургского политехнического института. Зворыкин рассылает десятки писем в различные фирмы, предлагая свои услуги в качестве инженера по радиоэлектронике. Наконец, его принимает на работу крупная фирма «Вестингауз» в Питтсбурге. Он с головой окунается в работу, и вскоре ему удается изготовить передающую электронно-лучевую трубку. Своему детищу изобретатель дал название «иконоскоп», и в 1923 году подал на нее патент. Через год он подал патент и на приемную, воспроизводящую изображение трубку – кинескоп.

Однако на руководство фирмы демонстрация изобретения впечатления не произвела. Они попросту не поняли, о чем идет речь, решив, что «этому парню из России следует заняться чем-нибудь более полезным для фирмы».

Но упрямый Зворыкин продолжает эксперименты, пытаясь создать пригодное для практической эксплуатации телевидение. Работал он фанатично, был ярым трудоголиком. Охране «Вестингауза» было приказано отправлять ученого домой, если окна его лаборатории будут светиться после двух часов ночи.

Первым в США понял и оценил его гениальное изобретение другой выходец из России – напористый и предприимчивый Дэвид Сарнов. Родители увезли его за океан в юном возрасте, и к приезду Зворыкина он сумел стать президентом крупнейшей компании «Радио корпорейшн оф Америка», а, кроме того, еще и бригадным генералом армии США.

– Что нужно, чтобы превратить вашу установку в средство телевещания для массовой аудитории? – сразу задал он изобретателю практический вопрос.

– Сто тысяч долларов и два года работы, – тут же ответил Зворыкин.

Сарнов потом признался, что во время этой встречи он тоже почти ничего не понял в его изобретении, но был «очарован» убедительностью и напором Зворыкина.

«Отец телевидения»

В итоге оказалось, что для создания работающей телевизионной системы пришлось потратить около 50 миллионов долларов, громадные по тем временам деньги, прежде чем она стала приносить прибыль. Но в 1932 году на небоскребе Эмпайр стейт билдинг была установлена первая в мире телевизионная антенна. Начался массовый выпуск телевизоров с кинескопами конструкции Зворыкина, получившего с тех пор имя «отец телевидения».

На скромного русского инженера-эмигранта обрушилась мировая слава. Его зовут читать лекции, вручают дипломы и медали, награждают премиями, о нем пишут статьи и книги. Он стал членом более двадцати академий наук разных стран мира, кроме, разумеется, СССР. Его имя оказалось в знаменитом американском рейтинге «1000 лет – тысяча человек» в первой сотне, где вместе с ним находились, среди других наших соотечественников, имена Петра Первого, Толстого, Достоевского, людей, которые оказали огромное влияние на развитие человечества.

Вспомнили тогда о выдающемся изобретателе и в Советском Союзе, где не жалели средств на индустриализацию. Приехавшие в США гонцы тайно предложили Зворыкину вернуться на родину, суля лабораторию и все мыслимые блага. Удержаться от соблазна снова увидеть родные места и близких людей Зворыкин не мог, а на фирме его желание отправиться в Советский Союз горячо поддержали: компании, в условиях кризиса на Западе, нужны были новые рынки сбыта. В 1933 году ученый выехал в СССР. Он встретился с сестрами и братом, выступил с лекциями перед учеными в Ленинграде и Москве. Его доклад «Телевидение при помощи катодных труб» вызвал огромный интерес. Зворыкин был удостоен любезного приема у наркома связи Рыкова. В результате первый советский телевизор «ВК» был создан именно по разработкам Зворыкина.

Однако ученый никак не мог забыть всех тех ужасов, которые ему пришлось пережить в революционной России, чувство тревоги и даже страха не покидает его. Однажды, во время спектакля в МХАТе, лицо соседа, сидевшего в зале рядом с ним, показалось ему странно знакомым. В перерыве он стал расспрашивать, откуда он и чем занимается. Оказалось, что тот из Свердловска (Екатеринбурга), и тут Зворыкин вдруг с ужасом узнал в нем следователя из тюрьмы, в которой он там сидел.

«Риск очень большой»

Между тем власти усиленно склоняли «отца телевидения» к тому, чтобы остаться в СССР. Но стоит ли возвращаться? В доме сестры Анны собрался семейный совет. Ее муж, профессор Ленинградского горного института, будущий академик Дмитрий Наливкин предупредил: «Владимир, тебя принимают в СССР с большим почетом. Ты представляешь собой большую ценность как ученый, обходятся с тобой очень деликатно, потому что в твоем кармане лежит американский паспорт. Но ты – сын купца первой гильдии, бывший белый офицер. Как только ты получишь «краснокожую паспортину», ситуация быстро изменится. Риск очень большой».

Зворыкин подумал – и остался жить в США. А жизнь вскоре подтвердила опасения родственника. Родной брат Зворыкина Николай, инженер-гидростоитель, оказался в заключении, в «шарашке», двоюродный брат Алексей, видный корабельный инженер, награжденный золотыми часами с надписью «За восстановление Красного флота», был арестован и погиб в лагере на Соловках, а его жена и семеро детей, включая Киру Зворыкину, будущую чемпионку мира по шахматам, оказались изгоями. Его учителя Н. Розинга сослали на Север, где он умер.

«Подарок американскому континенту»

В США русский инженер сделал еще множество других замечательных изобретений, в частности, прибор ночного видения, который был установлен на американских танках в годы Второй мировой войны, этими прицелами также оборудовались снайперские винтовки. Разработал он и телевизионные устройства для наведения на цель бомб и ракет. Создал уникальный электронный микроскоп, воспроизводящий изображение на цветном экране, а также автомобиль, который мог управляться без участия шофера. Зворыкин был назначен членом консультативного комитета ВВС США.

В 1941 году зворыкинская лаборатория переехала в Принстон, в штате Нью-Джерси. Там он соседствовал домами с Эйнштейном и Оппенгеймером, обсуждал с ними, в том числе, и проблемы возможности создания атомной бомбы. Общался русский ученый и с «отцом компьютеров» фон Нейманом, они вместе работали над проблемой использования вычислительных методов прогнозирования погоды, а также решали вопрос о предотвращении смерчей. Зворыкин предсказал, что именно при помощи телевидения человек увидит поверхность других планет, куда отправится на космическом корабле. Он работал также над применением электроники для быстрого и точного определения общественного мнения. Всего русский ученый зарегистрировал за океаном 150 патентов. «Подарком американскому континенту» назвал его один из коллег.

В годы войны ученый чуть не погиб. Отправляясь из Ливерпуля в Нью-Йорк, он забронировал билет на пароход «Афиния». Однако багаж запоздал, и Владимир Козьмич отказался от билета. После выхода в море этот корабль был торпедирован немецкой подлодкой.

Разочарование гения

Советские власти косо смотрели на русского гения и после смерти Сталина. Он вызвал дикую ярость Хрущева, когда тот приехал в США с визитом. На официальном обеде в Нью-Йорке Зворыкин неосторожно выступил в его присутствии с призывом «открыть информационное пространство СССР».

Увы, на склоне лет Владимир Козьмич разочаровался в своем изобретении: «Это чудо, которое превратилось в чудовище… Я создал монстра, способного промыть мозги всему человечеству. Это чудовище приведет нашу планету к унифицированному мышлению… Я в ужасе от пошлости и насилия, которые пришли в наши дома вместе с голубым экраном, – с горечью признавался ученый. – Это заставило меня думать: а стоило ли ради этого создавать телевидение? Во всяком случае, смотреть его я почти перестал». «Лучшая деталь в телевизоре, – добавлял Зворыкин с иронией, – это – выключатель».

Несмотря на все то, что Зворыкин сделал для США, там он так и не стал в полной мере «своим». Особенно после того, как он, обычно сторонившийся общественной и политической активности, вошел в руководство нью-йоркского отделения Фонда помощи жертвам войны в СССР. За это его даже лишили загранпаспорта и запретили покидать пределы США. ФБР завело на ученого досье, а его телефоны поставили на прослушку. В Америке считали, что Зворыкин «сочувствует Советам», а в КГБ держали за американского шпиона.

Прах над озером

В конце концов, ученый перестал быть «невыездным», и в 1967 году они вместе с женой побывали в СССР в качестве туристов. Супруги оформили посещение города Владимир, однако, убедившись, что за ними нет слежки, поймали такси и тайком отправились, несмотря на запрет, в закрытый тогда город Муром. Так, 50 лет спустя, Зворыкину удалось снова увидеть церковь, в которой его крестили, родной дом…

Личного счастья гений техники дождался, когда ему было уже за 60. За двадцать лет до этого он познакомился с эмигранткой Екатериной Полевицкой, красавицей, врачом по профессии, и по уши в нее влюбился. Однако она уже была замужем, имела детей. Пришлось долго ждать. Но когда Екатерина Андреевна стала вдовой, Владимир Козьмич сразу же предложил ей руку и сердце. «Молодые» обвенчались в русской церкви в США и прожили в счастье и согласии еще более 30 лет. У Зворыкина было пятеро детей и 17 внуков.

До последних дней Владимир Козьмич не забывал о далекой родине. Его чернокожий камердинер Линн всегда демонстративно подавал гостям к водке только русские закуски: маринованные грибы и селедку. «В феврале у русских принято праздновать Масленицу, – писал в своих воспоминаниях Зворыкин. – Это всегда были яркие, веселые дни. За столом, уставленным едой, оказывались и священники, и родственники, и друзья. Мы ели блины со сметаной, кроме того, подавались соленые закуски, такие, как икра, селедка и тому подобное. После этого мы шли на городской каток, где местный оркестр играл вальсы. Во второй половине дня на главных улицах города устраивалось гулянье, проезжали сани, запряженные отличными рысаками, люди были в праздничных нарядах, дорогих мехах. Молодежь каталась на санках и коньках, затевала игры, сталкивая друг друга в сугробы…»

Умер гениальный инженер в 1982 году в Принстоне в возрасте 93 лет. Он так тосковал по России, что не хотел, чтобы его прах покоился в чужой земле. А потому, согласно завещанию, тело его кремировали, а пепел развеяли над озером Таунтон…

 

«Северский Эйркрафт корпорейшн»

Александр Прокофьев-Северский был родом из семьи дворян Санкт-Петербургской губернии. Его предки – военные, лишь отец отличился на другом поприще, стал известным в Санкт-Петербурге певцом, режиссером и владельцем театра. «Северский» был его сценический псевдоним, который он присоединил к фамилии Прокофьев. Оказавшись потом в США, его сын Александр отбросил первую часть трудной для американцев фамилии.

В 1914 году Александр окончил в Санкт-Петербурге Морской кадетский корпус, получив чин мичмана. Но в то время в воздух поднялись первые аэропланы, и юный моряк стал мечтать не о море, а о небе. Ему повезло: на флоте стали создавать авиагруппы для разведки над морем, и Прокофьева-Северского отправили в школу летчиков морской авиации. Окончив ее, он начал летать, но тут произошло несчастье. На борту его самолета случайно взорвалась бомба. Александр оказался в госпитале, где врачи ампутировали ему ногу, опасаясь гангрены. Казалось, на карьере военного летчика можно было ставить крест, но Прокофьев-Северский решил не сдаваться. Поставив протез, он стал упорно тренироваться, и уже скоро мог кататься на коньках. Но никто не верил, что пилот без ноги может летать. Чтобы доказать обратное, молодой летчик на летающей лодке М-9 пролетел под Николаевским мостом в Петрограде. Кстати, этот эпизод был повторен в советском фильме «Валерий Чкалов», где под мостом в Ленинграде пролетел советский летчик, хотя, вопреки легенде, Валерий Павлович никогда этого не делал. А вот полет Прокофьева-Северского вызвал сенсацию. Начальник воздушных сил Балтфлота, контр-адмирал Адриан Непенин, решив не наказывать удальца за проступок, отправил доклад Николаю II, в котором просил «высочайшего разрешения» для мичмана на боевые полеты.

«Пусть летает. Николай»

Резолюция царя была короткой: «Читал. Восхищен. Пусть летает. Николай».

Оказавшись на фронте, Александр в возрасте всего 23-х лет стал одним из самых известных асов русской авиации. Он был произведен в лейтенанты и получил золотой кортик с надписью «За храбрость», а потом орден Святого Георгия. Известность он получил еще и благодаря ценным изобретениям в морской авиации. Он, в частности, создал лыжные шасси для «летающих лодок», чтобы зимой самолеты могли садиться на льду Балтики. Предлагал подвижную установку пулеметов, бронеплиты для защиты экипажа.

В сентябре 1917 года ему предложили место помощника военно-морского атташе в русском посольстве в США. Сначала он оказался, предпочитая остаться на фронте. Но власть захватили большевики, офицеров убивали, армия разваливалась. И тогда герой-летчик решил покинуть страну. В Сибири его поезд был остановлен красноармейцами, которые собрались его расстрелять. К счастью, Прокофьева-Северского по протезу узнал один из матросов, который отговорил «братишек» убивать героя войны. Протез при этом не только помог ему спасти жизнь, но оказался еще и тайником, в котором беглец вывез за границу царские ордена и деньги.

Изобретения в США

В США он поначалу устроился на работу в русское посольство. Однако после заключения Россией сепаратного мира с Германией дипломатическая миссия была закрыта. Подыскивая новую работу, Северский познакомился с генералом Митчеллом, известным в США авиатором. Митчеллу понравился молодой русский летчик, который забросал его интересными идеями по усовершенствованию самолетов, и он предложил ему место консультанта при военном департаменте в Вашингтоне.

Только вот предприимчивому Северскому не сиделось на месте. Вскоре он основал собственную фирму «Северский аэро корпорейшн». Там им был создан автоматический бомбардировочный прицел. Права на это изобретение у него купило правительство США за 50 тысяч долларов – большие по тем временам деньги. Затем он внедрил еще ряд изобретений. В результате получил американское гражданство и звание майора запаса ВВС США.

Экономическая депрессия больно ударила по американской промышленности, фирма Северского разорилась. Пришлось все начинать заново, и вскоре он создал самолетостроительную компанию «Северский эйркрафт корпорейшн». Главным ее продуктом стал разработанный им самолет-амфибия СЕВ-3, который показал отличные летные качества. На этом самолете Северский установил мировой рекорд скорости для амфибий – 290 километров в час, многие годы это достижение никто не мог побить.

Когда ВВС объявили конкурс для замены истребителя Боинг-26, фирма Северского представила на него истребитель Р-35 и получила правительственный заказ на 77 самолетов, став одной из крупнейших самолетостроительных компаний в США. Потом он создал еще ряд успешных моделей самолетов, внедрил множество изобретений. Однако у русского эмигранта были влиятельные противники и конкуренты. В 1939 году совет директоров компании, недовольный его большими расходами на эксперименты, снял Северского с поста президента фирмы. Александр Николаевич был огорчен случившимся и решил отойти от конструкторской работы.

Медаль «За заслуги»

Однако с авиацией Северский не порывал, проявив себя великолепным аналитиком и военным стратегом. В 1939 году он предсказал, что Гитлер начнет в сентябре войну, опроверг мнение американских специалистов считавших, что Англия не сможет противостоять немцам в воздухе, а также предсказал провал фашистского блицкрига против СССР. Бестселлером в США стала его книга «Воздушная мощь – путь к победе». В ней он доказывал, что в современной войне победу можно одержать только путем завоевания господства в воздухе и разрушения промышленного потенциала противника при помощи массированных бомбардировок.

Вскоре Северского назначили консультантом по военным делам при правительстве США, а в 1946 году он получил медаль «За заслуги» – самую высокую награду в Америке для гражданских лиц. В письме от президента США Гарри Трумэна, которое прилагалось к медали, говорилось: «Авиационные знания мистера Северского, его целеустремленность и энергичная пропагандистская деятельность сыграли большую роль в успешном завершении войны». Умер выдающийся русский авиатор, которому не дали применить свой талант на родине, в 1974 году в Нью-Йорке. В России он больше так и не побывал…

 

«Все бы передал России…»

В советские времена лучшим подарком из-за границы считался видеомагнитофон, «видак», как тогда говорили. Предприимчивые товарищи, «толкнув» его в комиссионном, могли свободно купить на это в СССР кооперативную квартиру. Однако мало кто и тогда и сегодня знал, что изобретателем этого удивительного аппарата был в США русский инженер-эмигрант Александр Понятов.

Родился Александр Матвеевич в селе Русская Айша Казанской губернии. В детстве проявив склонность к технике, поступил на физико-математический факультет Казанского университета. Потом подал документы в Петербургский университет, но, в конце концов, увлекшись авиацией, учебу продолжил в Москве. Познакомился с «отцом русской авиации» Жуковским, который рекомендовал ему поехать на учебу в Германию. Оттуда Понятов вернулся только, когда началась война. Окончив школу летчиков, некоторое время служил в береговой артиллерии Балтийского флота, пилотом военного гидросамолета, но был ранен во время аварии. Революцию не принял и оказался в Белой армии. Вместе с белыми проделал легендарный «Ледяной поход», добираясь в 30 градусный мороз из Сибири в Манчжурию. Оказавшись потом в Китае, работал переводчиком, инженером-электриком в Харбине, дожидаясь визы в США.

Американский инженер

Америка была тогда на вершине бурного технического подъема, инженеры требовались повсюду. Но сначала русский эмигрант работал гражданским пилотом гидросамолетов, а в свободное время мастерил приборы в старом сарае. Вскоре он создал собственную фирму «Ампекс». Первые три буквы аббревиатуры расшифровывались просто: Александр Матвеевич Понятов. Аббревиатура «ЕКС» была производной от английского слова «Experimental” – экспериментальный.

В годы Второй мировой войны фирма по соглашению с военно-морским ведомством США поставляла на флот комплектующие для радарных установок. Вскоре в руки Понятова попал немецкий трофей – «регистратор звуков на магнитную ленту» – магнитофон, разработанной германской фирмой АЕГ. Талантливый изобретатель сразу задумался: а почему бы не создать аппарат, который бы записывал на пленку изображение?

Дело оказалось очень непростым. Даже работавший в США другой великий русский инженер, изобретатель телевидения Владимир Зворыкин заявил: «Это невозможно сделать!» А сам Понятов признавался: «В течение семи лет впереди нас был только Бог!» Однако после нескольких лет экспериментов и упорного труда его фирма представила в апреле 1956 года в Чикаго первый коммерческий видеомагнитофон. Продвинуть изобретение помог знаменитый эстрадный певец Бинг Кросби, который патологически боялся микрофонов при прямых трансляциях концертов. Он вложил в фирму 50 тысяч долларов – большие по тем временам деньги.

Бешеный успех

Видаки сразу же стали пользоваться бешеным успехом. Фирма Понятова быстро росла, и вскоре на ней работало уже около 12 тысяч человек. На русского изобретателя обрушилась слава и множество наград. После его смерти американское общество инженеров даже учредило «Золотую медаль им. Понятова». А в Стенфордском университете открылся посвященный ему музей. Но даже на вершине славы Александр Матвеевич никогда не забывал о далекой родине, которую ему уже не суждено было увидеть. На работу он старался принимать как можно больше русских, поддерживал русский женский монастырь, основал дом Св. Владимира в Сан-Франциско для престарелых эмигрантов из России, а у дверей своих офисов непременно высаживал русские березки.

В конце жизни великий изобретатель признался: «Я всего достиг, у меня замечательная фирма. Но у меня нет детей и продолжить мое дело некому… Все бы передал своей стране, весь свой опыт! Но это невозможно. Даже филиал моей фирмы в России не разрешают создать…»

Гнев Хрущева

Осенью 1956 года Понятов встречался с Хрущевым во время визита советского руководителя в США. А на американской выставке в Сокольниках демонстрировался его видеомагнитофон VRX-1000, но никто, конечно, не знал, что он сделан русским эмигрантом. Встречу Хрущева с президентом США Никсоном записали на пленку и потом прислали Никите Сергеевичу видеоленту в подарок. Однако оказалось, что в СССР ее просмотреть не на чем. Хрущев пришел в ярость и топал ногами, приказав советским ученым тут же создать собственный видеомагнитофон. Но сделать это оказалось очень не просто, даже имея американский образец. А от предложений соотечественника организовать их производство в СССР с его помощью, советские власти отказались…

Великий изобретатель умер в 1980 году, так и не признанный при жизни на родине. Правилом его жизни были слова: «Ничего не считать догмой».

 

Великий корабел… Франции

29 октября 1932 года Франция ликовала. Со стапелей судоверфи «Пеноё» в Сен-Назере под восторженные крики 200-тысячной толпы на воду был спущен самый большой в мире пассажирский лайнер «Нормандия». На церемонии присутствовал сам президент республики, оркестр играл «Марсельезу», хлопали бутылки от шампанского. Высокие государственные награды получило руководство компании, построившей судно. Никто не обращал внимания на скромного мужчину средних лет, притулившегося в стороне. А это был русский инженер-кораблестроитель Владимир Юркевич, автор смелого проекта небывалого судна…

Такого судна, как «Нормандия», и впрямь в мире еще не было. Вес корпуса превышал 27 тыс тонн, длина 313 метров, ширина – 36, а скорость достигала 30 узлов – рекорд по тем временам. Всех поражала также небывалая роскошь лайнера, строительство которого обошлось французской казне в колоссальные деньги – 200 млн долларов. На «Нормандии» было 11 палуб, теннисные корты, сад с птицами, огромный бассейн, часовня, гараж на сто автомобилей и даже собачник, а обеденный салон был рассчитан на тысячу человек. При отделке кают не скупились на мрамор, шелка, золото и серебро. Это был настоящий «плавучий супер-город» для богатых. Благодаря ему Франция превзошла Англию, Германию и Италию, стала законодательницей морской моды и получила «Голубой бант Атлантики». Французские газеты писали об этом, захлебываясь от восторга. Но никто из них при этом не упоминал, что уникальный обтекаемый корпус лайнера, который позволил ему поставить рекорд скорости, был спроектирован русским Юркевичем, двигатели изготовлены по проекту другого инженера из России Арцеулова, а винты – инженером Харковичем. А что писать? Ведь все они были эмигрантами…

На берегах Невы

Владимир Юркевич родился в Москве в дворянской семье. Отец преподавал географию в престижной гимназии и был одним из основателей Российского географического общества. С детства юный Владимир грезил о море и кораблях, хорошо рисовал и увлекался математикой. Окончив гимназию с золотой медалью, он переехал на берега Невы – поступил на судостроительный факультет Петербургского политехнического института. А потом окончил еще последний курс Кронштадтского морского училища военного флота, стал поручиком и был готов проектировать корабли. «Нас учили на редкость хорошо!» – признавал он потом.

«Форма Юркевича»

Это было время, когда после поражения в войне с Японией 1905 года Россия разворачивала большую программу строительства мощных военных кораблей. Юркевич получил назначение на Балтийский судостроительный завод и принял участие в создании головного корабля первой серии российских линкоров-дредноутов – «Севастополь». Эти корабли по размерам, скорости и другим параметрам наголову опережали все иностранные проекты того времени. Вскоре Юркевич был назначен конструктором технического кораблестроительного бюро завода, где началась работа по созданию четырех громадных крейсеров серии «Измаил». Здесь он предложил революционное решение – новую, обтекаемую форму корпуса корабля. В таком виде он мог достигнуть скорости 28 узлов при меньшей мощности машин и меньшем потреблении топлива. Но это радикальное новшество использовано не было. Оно было запатентовано только в 1928 году в Германии и вошло в историю мирового судостроения как «форма Юркевича».

Крах надежд

Вскоре грянула война, а вслед за ней и революция. Начался полный развал стремительно развивавшейся до этого промышленности России. Заводы остановились, программа строительства крупных кораблей была отложена. В 1917 году корпус уникального крейсера «Измаил» разобрали, а в 1923 году правительство большевиков продало за копейки три других крейсера Германии. Юркевича отправили в Николаев, где в отделении Балтийского завода собирали подводные лодки. По дороге группа инженеров попала в руки банды анархистов и едва унесла ноги, а оказавшись в Николаеве, обнаружила, что он уже захвачен немцами. Гению русского судостроения не оставалось другого выбора, кроме эмиграции.

В Стамбуле, как и другим русским беженцам, Юркевичу пришлось хлебнуть лиха. Сначала дипломированный инженер работал грузчиком в порту, потом вместе с другими эмигрантами организовал автомастерскую для ремонта старых автомобилей. Через два года семья переехала во Францию. Юркевич блестяще знал французский язык, но там его диплом не признавали, и ему пришлось работать токарем на заводе «Рено». Так пришлось мыкаться почти шесть лет. В конце концов, его блестящие знания оценили и взяли консультантом в судостроительную компанию «Пеноё». Изголодавшийся по работе инженер начинает работать как одержимый, дни и ночи он проводит в конструкторском бюро. Там он вдруг с удивлением обнаружил, что в вопросах кораблестроения Россия до революции намного опережала Европу. «Европа еще не подошла к вопросам, которые наши учителя ставили нам в России», – записал Юркевич. Когда компания получила заказ на «Нормандию», Юркевич предложил свой революционный проект обтекаемого корпуса, уже испробованный в Петербурге на крейсерах. Два года ему понадобилось для того, чтобы убедить французов в его преимуществах. В конце концов, были построены модели 25 разных проектов, которые испытали в бассейне, и предложение Юркевича было признано лучшим!

За океаном

Слава гениального изобретателя росла, и его стали настойчиво приглашать за океан. На Европу надвигалась война, и Юркевич понимал, что в Америке с ее неограниченными возможностями он сможет реализовать свои проекты свободнее. Французы тоже засуетились и в 1937 году предложили ему гражданство, но он уже отправился за океан и открыл в Нью-Йорке техническую контору по судостроению. В 1939 году его семья окончательно перебралась в Соединенные Штаты. За годы работы в США Юркевич построил 42 судна. Он разработал уникальный проект «удешевленного» океанского лайнера на 8 тысяч пассажиров, который мог передвигаться с невероятной для тех времен скоростью 34 узла. Стоимость билета в нем составляла 50 долларов, что по тем временам могло составить конкуренцию авиаперевозкам. Однако осуществить этот новаторский замысел, увы, не удалось. Пришло время больших самолетов, и трансатлантические авиаперевозки стали более выгодными. Он работал консультантом Управления флотом США, и идеи русского кораблестроителя были заложены в проекты создания первых американских авианосцев.

«Рад, что я – русский!»

За океаном Юркевич ни на минуту не забывал о России. Когда Гитлер напал на СССР, он выступил в поддержку Красной армии, принимал активное участие в работе комитета по поддержке России, оказывал содействие советской закупочной комиссии в Вашингтоне. «Долг каждого русского помочь родине всем, чем можно, когда она подвергается смертельной опасности», – говорил он тогда. Был готов делать проекты кораблей для СССР, возглавлял объединение петербургских политехников в США. Заходя в советское посольство, Юркевич с гордостью заявлял: «Я рад, что я – русский!». Увы, на родине отношение к эмигранту было иным. На его имя в СССР было наложено табу. Упоминания о гениальном судостроителе не было в Большой советской энциклопедии, а газеты не писали о нем ни строчки до 1990-х гг. Юркевич умер 13 декабря 1964 года и был похоронен на кладбище русского монастыря в Ново-Дивееве в 40 км от Нью-Йорка. Весь его богатый архив в 1965 году вдова Ольга Всеволодовна передала, согласно завещанию мужа, в Москву.

 

Наша «Шанель № 5»

«Духи французские, «Шанель № 5»…» – говорит, принюхиваясь, бравый милиционер в популярной кинокомедии Гайдая «Бриллиантовая рука». Так в СССР стал известен этот шедевр французской парфюмерии, которого тогда на наших прилавках, конечно, еще не было. И тем более никто, разумеется, не знал, что изобрел самые знаменитые духи мира русский эмигрант Константин Веригин, бывший до этого офицером лейб-гвардии конно-гренадерского полка и химиком по образованию.

Когда Мэрилин Монро спросили: «Что вы надеваете на ночь?», – она остроумно ответила: «Пару капель «Шанель № 5». Авторство этих самых знаменитых в мире духов обычно приписывают французам – парфюмеру Эрнест Бо и легендарной модельерше Коко Шанель, фамилия которой и закреплена в названии. Духи были выпущены в 1921 году и стали революционными. К традиционным и дорогим цветочным эссенциям была добавлена небывалая доза недавно открытых альдегидов, придававших им особую свежесть северных рек. Молодежь Парижа встретила их с восторгом, а вскоре они стали популярными во всем мире. Однако настоящий автор этих «революционных» духов долгое время оставался в тени. Им был русский эмигрант, бывший доброволец лейб-гвардии конно-гренадерского полка Константин Веригин, бежавший после революции за границу.

В эмиграции

Константин Михайлович Веригин родился в старинной дворянской семье. Его предки служили на флоте и в армии. А в XIX веке породнились с такими знаменитыми фамилиями, как Татищевы, Нарышкины,

Огаревы. Судьбу Константина сломала революция. Он пошел добровольцем на фронт, но его военная карьера не сложилась, так как вскоре он оказался в эмиграции. Его семья покидала родину на пароходе «Крым» вместе с солдатами корпуса генерала Барбовича. В своих воспоминаниях «Благоухание» Веригин описал эти мгновения:

«Прощай, Россия, – тихо говорит какой-то невзрачный солдатик, и в тревожном молчании его слова служат сигналом: дружно сползают шапки с голов. По лицам катятся крупные слезы. Все сердца слились в одно, и с одной стороны парохода грустно раздается «Боже, царя храни…». Одна за другой поднимаются грубые и тонкие руки и творят крестное знамение…».

Глава ассоциации парфюмеров

В Лилле Веригин окончил химический факультет Католического университета и вскоре стал одной из виднейших фигур в парфюмерной промышленности Франции, заняв пост председателя Ассоциации французских парфюмеров.

Он долго жил в Ялте, а потому, как потом писали его биографы, ароматы тех мест – дыхание горных сосновых лесов, морской бриз, пряный аромат цветущих садов и парков, запах девичьих духов на гимназическом балу – навсегда вошли в его жизнь. Именно Веригин подсказал ту формулу, по которой были созданы знаменитые «Шанель № 5». В этом участвовал и знаменитый французский парфюмер Эрнест Бо, который, кстати, тоже родился в России, в Москве.

Поэт ароматов

Веригин был «поэтом ароматов», как его называли коллеги. «Действие аромата на человеческий организм, – писал он, – сложно и многообразно, но особенно способствует полету фантазии. Если же переживаемый момент сам по себе полон яркости, то обрамленный ароматом, он особенно сильно запечатлевается в памяти», – отмечал он в своей уже упомянутой книге. Но, конечно, духи под названием «Шанель» не появились бы без самой легендарной француженки Габриэль Шанель. Когда ей исполнилось 18 лет, она пела в кабаре маленького городка Мулен и была такой худенькой и костлявой, что ее прозвали Коко – цыпленок. Однако из этого уродливого цыпленка выросла потом королева французской моды. Она сама создала в Париже свое ателье, которое стало вскоре пользоваться бешеным успехом. Причем многое рождалось, казалось, из ничего. Когда она приехала в столицу, ей было не во что одеваться, и Коко носила одежду из гардероба своего мужа – брюки, галстуки, джемпера. И скоро все женщины мира надели брючные костюмы!

Очарована русскими

В 1917 году Шанель появилась на премьере в «Гранд-опера» с короткой стрижкой: газовая колонка взорвалась и спалила ей несколько прядей, пришлось обрезать оставшиеся волосы. Но эта прическа произвела фурор, и на следующий день многие модницы Парижа подстриглись так же коротко. Огромную роль в ее биографии и становлении как художника моды сыграли знакомства с русскими. После революции в Париж хлынул поток эмигрантов из России. Аристократы, художники, модельеры. Французские дома моды получили в свое распоряжение такие кадры, о которых не могли и мечтать: графини работали манекенщицами, княгини шли в белошвейки, а бывшие офицеры – в продавцы. Дочь художника Ге создавала для Коко эскизы платьев, а князь Кутузов был администратором Дома Шанель. Даже знаменитые платья-рубашки Шанель были созданы на основе русской крестьянской блузы. Коко была очарована русскими. «Все славяне изящны, воспитаны, естественны, и даже самые обездоленные из них незаурядны. Русские подобны природе, они никогда не бывают вульгарны», – говорила она. В юности Коко увидела «Русские сезоны» Дягилева, которые произвели на нее сильнейшее впечатление. Композитор Стравинский стал ее большим другом, а великий князь Дмитрий Романов, один из убийц Распутина, стал ее любовником. Еще в 1886 году художник Врубель нарисовал эскиз брошки – две сплетенные подковы. Это и стало позднее знаменитым логотипом фирмы Шанель уже в виде переплетенных букв С (Коко Chanel). Правда, в годы войны ее репутация была сильно подмочена связью с немцами – она жила в оккупированном Париже с полковником вермахта. После освобождения Коко выслали из Франции. Но на это она дала чисто французский ответ: «Женщина моего возраста (ей тогда было 56 лет), если ей повезло и она сумела найти любовника моложе, вряд ли станет заглядывать в его паспорт!».

Мир через обоняние

Говорят, что в эмиграции бывший доброволец лейб-гвардии Константин Веригин стал вегетарианцем. Он жил в мире запахов и пережитого в России, когда в Крыму хозяйничали красные, офицеров расстреливали прямо на улицах и повсюду валялись разлагавшиеся трупы, забыть никак не мог. В своей книге Веригин писал: «Еще раз считаю своим долгом напомнить, что вредные и дурные запахи, порождающие все развратное и злое, представляют реальную опасность». Другими словами, он постигал мир через обоняние. Может быть, именно по этой причине он и посвятил свою жизнь служению высоким ароматам парфюмерии? Он умер в 1982 году, увы, так и не посетив ни разу после бегства из Крыма Россию. Так и не вспомнив те ароматы, которыми тнаслаждался в юности. Зато теперь весь мир упивается изысканным запахом созданным им духов «Шанель № 5».

 

Гордый адмирал

Адмирал русского флота бывший морской министр России Иван Григорович умер во французском городе Ментона 3 марта 1930 года в полной нищете. Когда он там оказался, уехав из советской России, ему, как полному кавалеру орденов Почетного легиона, полагалась специальная пенсия от французского правительства. Но он от нее отказался «по принципиальным соображениям». Жил, продавая нарисованные им самим картины. Когда о бедственном положении Григоровича узнали англичане, то предложили свою пенсию «в вознаграждение заслуг Русского флота перед британским в эпоху Великой войны». Но он и от нее отказался. Гордый русский адмирал не мог согласиться жить на подачки от чужеземных правительств.

Иван Григорович родился в Петербурге в семье морского офицера из потомственных дворян. Детские годы провел в Ревеле, где учился – удивительное совпадение! – в одном классе с еще двумя будущими морскими знаменитостями: Владимиром Бэром, будущим командиром крейсера «Варяг», и Евгением Егорьевым, будущим командиром крейсера «Аврора». В 18 лет поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге, тот самый, на котором теперь установлены мемориальные доски с перечислением имен будущих героев российского и советского флотов. Потом долго плавал на разных кораблях, участвовал во многих кампаниях, неоднократно был награжден.

Герой 1905 года

В 1896 году Григоровича отправили военно-морским атташе в Лондон, где ему пришлось также надзирать за строительством заказанных Россией броненосца «Цесаревич» и крейсера «Баян». Во главе этого «Цесаревича» он и отправился потом на войну с Японией. Она закончилась бесславно для России, однако сам Григорович и его корабль сражались героически. Во время внезапного нападения японцев на Порт-Артур «Цесаревич» был подорван на рейде, но остался на плаву и всю ночь стойко отражал атаки неприятеля, а его капитан был контужен. Затем «Цесаревичу» удалось прорваться в Циндао, а позднее этот корабль участвовал в оказании помощи населению разрушенного страшным землетрясением итальянского города Мессина. Многие историки того времени считали, что, несмотря на неудачу России в войне с Японией, сам Григорович был достоин наивысших похвал. Один из его современников писал: «Энергия и распорядительность Ивана Константиновича творят чудеса… Флот существует, и заслуга в том Григоровича бесспорна».

Клетки с белыми мышами

После войны с Японией Григоровича, уже ставшего адмиралом, назначил начальником штаба Черноморского флота и портов Черного моря. 14 мая 1906 года он был чуть не убит террористами. На параде в Севастополе они бросили в него бомбу, Григорович был контужен в голову. Затем его перевели на Балтику, в порт Либаву. Тогда там вдруг появились странные матросы, которые выходили из казармы и шли на службу с клетками с белыми мышами. Местные жители с недоумением качали головами. Но то были члены созданного Григоровичем первого в России учебного отряда подводного плавания. Мыши подводникам были нужны, чтобы определять под водой пригодность воздуха для дыхания, поскольку специальных приборов тогда еще не было. Григорович одним из первых понял важнейшую роль будущей подводной войны и развернул потом в России строительство подводных лодок.

Морской министр

Организаторские таланты и невероятная трудоспособность Григоровича были замечены наверху, он был назначен сначала заместителем морского министра, а потом и министром. Это была невероятно тяжелая и сложная в те времена должность – после войны с Японией престиж флота упал, его материальная часть оказалась в жалком состоянии и разорена, офицеры деморализованы, а матросы уже заражены революционной пропагандой. Потребовались титанические усилия, чтобы навести порядок, реорганизовать флот, приступить к строительству новых боевых кораблей, избавить министерство и штабы от бездельников и интриганов. Благодаря усилиям нового министра накануне Первой мировой войны русский флот имел уже 9 линкоров, 14 крейсеров, 71 эсминец, 23 подлодки, а в годы войны пополнился еще 9 линкорами, 29 эсминцами и 35 подлодками. Были созданы лучшие в мире эсминцы типа «Новик» и линкоры типа «Севастополь», первые в мире тральщики. В результате и через 30 лет в начале Второй мировой войны, основу советского флота составляли корабли, построенные еще Григоровичем. Гордый адмирал создал поистине непобедимый флот, и если бы не катастрофа 1917 года, то военно-морские силы России не имели бы равных в мире.

Пришлось пилить дрова

Как только к власти пришло Временное правительство, оно уволило доблестного адмирала и министра в отставку. Григорович мог сразу покинуть Россию, но, даже оскорбленный, не захотел этого сделать. Большевики потом не нашли ничего лучшего, как дать адмиралу унизительную работу в Морской исторической комиссии со скудным продовольственным пайком. Суровой зимой 1920 года опытнейшему флотоводцу, бывшему министру флота приходилось подрабатывать на жизнь в Петрограде пилкой и колкой дров. Помогали верные матросы, которые таскали своему прежнему голодающему командиру картошку и сухари, что по тем временам было вовсе не безопасно.

Григорович тяжело заболел, ему требовалось сложная операция, и в 1924 году советское правительство милостиво разрешило ему выехать за границу для лечения. Он уехал во Францию и домой уже не вернулся. Перед смертью Григорович завещал, чтобы, когда времена изменятся, его погребли в Петербурге, в семейном склепе, рядом с могилой горячо любимой жены.

Возвращение домой

Только через много лет после его смерти Россия выполнила долг перед своим верным сыном. В 2005 году российские власти приняли решение о перенесении праха адмирала Ивана Григоровича в Россию и перезахоронении его в Петербурге. Ему были отданы высшие воинские почести. Прах выдающегося деятеля в Новороссийске встречал командующий Черноморским флотом, гремели артиллерийские залпы; гроб адмирала, когда его перевозили по городу, был установлен на пушечном лафете. Прах покойного, по традиции, переносили шесть капитанов, но без фуражек. Было признано недопустимым, чтобы царского адмирала и министра, ненавидевшего большевиков, несли люди с красными звездами на фуражках. В Петербурге траурный кортеж прошел 26 июля 2006 года перед зданием Адмиралтейства, где работал Григорович. На

Никольском кладбище чудом сохранился его семейный склеп, где, согласно завещанию, и перезахоронили гордого адмирала. На могильной плите была выбита надпись: «Всегда любимая, всегда дорогая, о Россия, иногда вспоминай о нем, кто так много думал о тебе…».

 

Великий сын России

Философ и общественный деятель Иван Ильин, изгнанный Лениным из СССР, большую часть своей жизни прожил за границей и его труды только последние годы стали доступны в России. Более полувека назад он поразительно точно объяснил причины революции и временного торжества зла большевизма, уверенно предсказал неизбежный крах СССР, и даже многое из того, что потом произошло в нашей стране.

Родился Иван Александрович Ильин в Москве в 1883 году. Его предки были простые русские люди. Именно от них, как отмечают историки, он унаследовал жизненные правила и глубокое убеждение в том, что только духовность есть ключ к истинному счастью.

После окончания гимназии с золотой медалью Ильин поступил в Московский университет на юридический факультет. Успешно сдав магистерские экзамены, был утвержден в звании приват-доцента юридического факультета, а потом отправлен в традиционную командировку в знаменитые университетские центры Европы. Вернувшись, он продолжил заниматься научной и педагогической деятельностью. За его диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» ему присудили сразу две степени: магистра и доктора наук.

Но тут грянула революция и жизнь ученого резко переломилась. Ильин сразу стал убежденным противником большевизма и никак этого не скрывал. Его арестовывали шесть раз. Он чудом избежал расстрела и «за непризнание советской власти», был выслан за пределы СССР на знаменитом «ученом пароходе» вместе с другими лучшими другими деятелями русской культуры.

За границей Ильину пришлось трудно. Средств не было, он не умел приспосабливаться с целью устроить свою жизнь. В Германии Ильин более 11 лет состоял профессором Русского научного института, преподавал и часто читал лекции в разных городах Европы. Ильин был блестящим оратором, умел завораживать аудиторию глубиной своей мысли, невероятной эрудицией, твердой убежденностью в великое предназначение России, самой мощью своей незаурядной натуры. Архиепископ Рижский даже уговаривал Ивана Александровича принять духовный сан, чтобы стать проповедником.

Когда в Германии к власти пришли нацисты, Ильина изгнали из института, а потом и из страны. Он поселился в пригороде Цюриха и там прошла вторая часть его эмигрантской жизни. Последние годы жизни Ильин тяжело болел. Умер он в 1954 году. В 2005 году прах философа вернулся на родину и был перезахоронен в Москве в Донском монастыре вместе с генералом Деникиным.

Архимандрит Константин писал, что вклад Ильина в сокровищницу русской культуры определяется не только своей громадностью, но и тем, что «за всем этим богатством стоит непоколебимая воля. Мыслитель по образованию, талантам, вкусам, воспитанию, профессии, Иван Александрович одновременно был гражданином. И не в том смысле, что он способен отвлечься от работы мысли, чтобы взять за меч или хотя бы выйти на площадь, а в том, что саму свою мысль он сознательно, убежденно, последовательно и неуклонно ставил на службу гражданского долга».

Иван Ильин написал более 30 книг по философии, истории политических учений, по вопросам религии, культуры и политики. Важное место в его творческом наследии занимает книга «Наши задачи», своеобразный манифест русской идеи и русского патриотизма. Она возникла из отдельных «пропагандистских» статей, которые печатались на ротаторе небольшим тиражом без подписи только для единомышленников. Получатели их размножали и рассылали друзьям. Их сборник с именем автора был издан уже после смерти Ильина в Париже, а в России его напечатали только в 1991 году.

«И вот, – описывал трагические последствия 1917 года Иван Ильин, – преступный мир покинул тюрьмы, освобождая их для «контрреволюционеров», – и привычные жители тюрем влились в революцию. Уголовные, принимавшие коммунистическую программу, быстро и легко врастали в партию и, особенно, в Чеку, уголовные, желавшие грабить самовольно, вне революционной дисциплины, арестовывались и расстреливались… Так возник этот режим: разбойники стали чиновниками, а чиновники – разбойниками».

«Судьба русских людей двадцатого века, – беспримерна по своей тягости, – отмечает философ. – Впервые в истории мобилизовались такие силы зла, впервые изобретены приемы такого террора, компрометирующего самое здоровое начало государственности, впервые создан заговор такого интернационального охвата, такого подрыва, такой злодейской меткости, такой неисчерпаемой одержимости».

И все-таки Ильин не был сторонником односторонней «теории заговора». «Русский народ, – писал он, – пошел за большевиками в смутных и беспомощных поисках новой справедливости. «Старое» – казалось ему несправедливым, «новое» манило его «справедливостью». Однако, по мнению Ильина, «социализм и коммунизм вообще ведут не к справедливости, а к новому неравенству и что равенство и справедливость совсем не одно и то же», ибо люди неравны от природы. Революционное равнение «вниз» ведет к тому, что худшие люди (карьеристы, симулянты, подхалимы, люди беспринципные, бессовестные, продажные, «ловчилы») выдвигаются вперед и вверх, а лучшие люди задыхаются и терпят всяческое гонение.

«Если «аристос» значит по-гречески наилучший, а «какистос» – наихудший, то этот строй может быть по справедливости обозначен как правление наихудших или «какистократия». Таким изобретенным им термином Ильин определил существовавшую в СССР государственную систему.

Ильин был убежден, что большевизм в России рухнет и только тогда страна может возродиться. Но он с большим сомнением относился к попыткам навязать освободившейся России демократию западного типа и пророчески предсказывал порочность грядущего глобализма. Нет «единого государственного строя», который был бы наилучшим для всех стран и народов, указывал он. «На введении демократии в грядущей России настаивают, во-первых, неосведомленные и лукавые иностранцы, а во-вторых, бывшие российские граждане, ищущие ныне погубления и разложения России… И, – отмечал Ильин, – как часто мы видим, что люди торопятся объявить себя «демократами» ради признания со стороны недругов России и закулисных субсидий!».

Но куда же тогда идти новой России? В чем сущность русской идеи? В чем суть русского патриотизма? «Русская идея, – писал Ильин, – есть идея сердца… Она утверждает, что главное в жизни есть любовь и, что именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. И все это не идеализация и не миф, а живая сила русской истории. О доброте, ласковости и гостеприимстве, а также о свободолюбии русских славян свидетельствуют единогласно древние источники – и византийские, и арабские. Русская народная сказка вся проникнута певучим добродушием. Русская песнь есть прямое излияние сердечного чувства… это дух живет в русской поэзии и в русской литературе, в русской живописи и в русской музыке».

На любви покоится, по мысли Ильина, и определение русского патриотизма, как безграничной любви к Родине. «Любовь к Родине, – пишет он, – соединяется с верою в неё, с верою в ее призвание, в творческую силу ее духа, в тот грядущий расцвет, который ее ожидает… А люди без

Родины, становятся исторической пылью, блеклой осенней листвой, гонимой с места на место и втаптываемой чужеземцами в грязь».

«Дни падения преходящи, а духовные достижения вечны. Я знаю, – говорит Ильин, – что тяжкий молот истории выкует из моего народа духовный меч, именно так, как это выражено у Пушкина:

 

Нобелевский лауреат

Великий русский писатель Иван Бунин умер в изгнании во Франции. Когда ему вручили Нобелевскую премию по литературе и он стал знаменитым во всем мире, из СССР к нему стали подсылать гонцов, уговаривая вернуться в СССР, но он отказался.

Иван Алексеевич Бунин родился 22 октября 1870 года в старинной дворянской семье. Его отец в молодости был офицером, участвовал в обороне Севастополя. Учился и воспитывался Бунин дома, в гимназии провел всего несколько лет. В 17-летнем возрасте начинает писать стихи, а в 1887 году дебютировал в печати. Жил в Орле, в Москве, но Петербург занимает в его жизни и творчестве особое место. Здесь он бывал более 40 раз. Именно в городе на Неве Бунин в возрасте 17 лет опубликовал свои первые стихотворения и рассказы, начал сотрудничать с петербургскими газетами и журналами, вошел в литературную среду Петербурга, посещал театры.

Петербургский дебют

Впервые Иван Алексеевич приехал в столицу Российской империи в 1895 году и жил попеременно то в Москве, то в Петербурге, успев познакомиться с Чеховым, Брюсовым, Бальмонтом и другими видными фигурами творческой элиты. Останавливался Бунин и в знаменитой среди русских литераторов гостинице «Пале-Рояль», что располагалась на углу Кузнечного переулка и Пушкинской улицы. В Петербурге были напечатаны бунинские поэма «Листопад» и рассказ «Антоновские яблоки», положившие начало его классической прозе. Здесь же вышло его полное собрание сочинений. Именно в Петербурге Бунин получил всероссийское литературное признание, был отмечен двумя Пушкинскими премиями. В 1909 году Императорская Академия наук избрала Бунина почетным академиком по разряду словесности. Петербургу посвящено его стихотворение «На Невском»:

Ужас и отвращение

Побывав в 1917 году в Петрограде, Бунин встретил русскую революцию, а потом и захват власти большевиками с ужасом и отвращением. В посвященных этим событиям дневниковых очерках «Окаянные дни» он описал увиденное. В СССР они были запрещены, а современников поразили яростной ненавистью к большевикам. В них Бунин писал: «Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурой. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы… Планетарный же злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, братству, равенству, высоко сидел на шее русского «дикаря» и призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие… Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее, он разорил величайшую в мире страну и убил миллионы людей, а среди бела дня спорят: благодетель он человечества или нет?»

Остаток жизни Бунин прожил в эмиграции во Франции, не переставая тосковать по России. Там он написал многие замечательные произведения: автобиографический роман «Жизнь Арсеньева», который считают вершиной русской прозы, повесть «Митина любовь», «Дело корнета Елагина», «Солнечный удар», сборник рассказов «Темные аллеи» и многое другое. По словам К. Паустовского, «Жизнь Арсеньева»– это не только вершинное произведение русской литературы, но и «одно из замечательнейших явлений мировой литературы». В 1933 году ему первому из русских писателей была присуждена Нобелевская премия по литературе.

Уговорить не удалось

Вторую мировую войну Бунин провёл на съёмной вилле «Жаннет» в Грасе, где по-прежнему занимался литературной деятельностью, став одной из главных фигур русского Зарубежья. Громкая международная слава Бунина заставила советские власти предпринять попытку уговорить писателя вернуться на родину, что ранее уже удалось проделать с Горьким и Куприным. В 1946 году к нему в Грасе нагрянула советская делегация – писатель Константин Симонов с женой, очаровательной актрисой Валентиной Серовой. Они долго уговаривали его вернуться, но Иван Алексеевич ответил категорическим отказом. Согласно одной версии, именно Серова успела шепнуть на ухо Бунину тайком от мужа, чтобы тот не ехал в СССР «себе на погибель». Другие источники утверждают, что это Симонов повел себя настолько грубо и нетактично, что Бунин будто бы в сердцах разорвал в клочки уже готовый советский паспорт.

Умер великий писатель во сне в два часа ночи с 7 на 8 ноября 1953 года в Париже. По словам очевидцев, на его постели лежал том романа Толстого «Воскресение». Похоронен Бунин на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа в Париже. С 1929 года вплоть до смерти Сталина произведения Бунина в СССР не издавались.

 

Чехов и… Мэрилин Монро

16 августа 1891 года в Петербурге родился самый великий актер начала XX века – Михаил Чехов, о котором в нашей стране вспомнили только после краха СССР. Став эмигрантом, он оказался в «запретном списке», и потому много лет у нас о нем ничего не писали. Такая же судьба – полного запрета на родине – постигла в советские времена и его первую жену Ольгу Чехову, которая оказалась в Германии любимицей Гитлера, а как теперь считают некоторые историки, на самом деле служила в НКВД и готовила на фюрера покушение.

Михаил Чехов был племянником Антона Павловича, сыном его брата Александра. Александр Павлович в отличие от брата ничем в своей жизни не прославился, кроме того, что страдал сильными запоями, но этим в России никого особенно не удивишь. Эту пагубную страсть он передал по наследству и сыну. Но Михаил уже в детстве проявлял необыкновенные дарования. Когда ему было всего три года, Антон Павлович пророчески сказал о племяннике: «Я думаю, что из него выйдет очень талантливый человек». Так и получилось. Михаил Чехов стал всемирно знаменитым актером. Имея знаменитого родственника, Михаилу не пришлось пробиваться в искусстве локтями. Антон Павлович познакомил его со Станиславским и тот сразу взял талантливого юношу в труппу МХАТа. Там и началась его слава великого актера, которая пошла греметь по всей России, а когда он стал сниматься в кино, то и за границей.

Мистическая энергия

Многие критики считают, что Михаил Чехов был самым гениальным актером начала XX века. Хотя внешне для сцены совершенно не подходил. Был мал ростом, щупл, слегка шепелявил, голос имел тусклый и невыразительный. Но всех поражали его глаза – светлые, добрые, полные какой-то пронзительной боли. На сцене он преображался. От него исходила какая-то мистическая энергия. На его спектаклях люди впадали в экстаз, падали в обморок. На «Гамлета» в его исполнении ходили по 50 раз. Громадный успех, которого не видел ни один актер МХАТа, имел Михаил Чехов в роли Хлестакова. Кинорежиссер Сергей Эйзенштейн говорил, что дал бы многое, чтобы понять секрет его могучего таланта. Как человек тонкой духовной организации, Михаил Чехов быстро увлекался. Едва только увидел Оленьку – юную племянницу Ольги Книппер-Чеховой, сразу влюбился. А потом они тайно поженились. Однако через два года развелись. Жить с гениальным актером – нелегкая судьба! А потому Ольга Чехова сама ушла.

Актриса фюрера или агент НКВД?

Для Михаила это была трагедия. Он стал бояться людей, слышал какие-то шумы и даже на время ушел из театра. А его прежнюю жену в жизни ждали фантастические приключения. Она оказалась в Германии, где стала знаменитой актрисой и понравилась самому Гитлеру. Фюрер, ненавидевший славян, был буквально очарован русской красавицей. На приемах в Берлине Ольга Чехова сидела рядом с Гитлером, он непрерывно расточал ей комплименты. Другая немецкая знаменитость тех лет – Марлен Дитрих была вне себя от ревности! Однако после разгрома Германии случилось странное. Ольгу Чехову на советском самолете отвезли в Москву. Казалось, любимицу Гитлера ждут в СССР мрачные застенки НКВД. Но вскоре ее отвезли обратно, и остаток жизни она провела в полном благополучии, достатке и спокойствии. Сын Берии в своих воспоминаниях потом утверждал, будто Ольга Чехова была агентом НКВД и готовила покушение на Гитлера, которое отменил потом лично Сталин. Он опасался, что ликвидация фюрера приведет к сближению Англии и США с Германией. Так ли это было на самом деле, неизвестно до сих пор. Эту тайну Ольга Чехова унесла в могилу.

В эмиграции

Михаил Чехов тоже эмигрировал. Хотя в СССР его, казалось, ценили. Он одним из первых получил звание заслуженного артиста, его назначили директором 2-й студии МХАТа и т. и. Однако вскоре в театре пошли раздоры. Начиналась травля Чехова, которого называли «итальянским фашистом» (он ездил в Италию отдыхать), упрекали в отсутствии в его театре «советского репертуара», в увлечении мистическим философским учением австрийца Рудольфа Штейнера. В 1928 году Михаил Чехов выехал на лечение в Германию и не вернулся. Там бывшему мужу помогла Ольга. С Гитлером его, правда, не познакомила, но работой он был обеспечен. Хотя сделать такую же блестящую карьеру в Берлине, как его бывшая жена, не смог. Михаил Чехов работал в Париже, Риге, Лондоне, а потом в США. За океаном ему поначалу пришлось не сладко. По-английски он говорил с сильным акцентом, а потому соперничать с голливудскими звездами кино не мог. Помогли ему обаяние громкого имени и ставшая тогда популярной в США система Станиславского. Многие будущие голливудские звезды охотно брали у него уроки: Юл Бриннер, Грегори Пек, Энтони Куин, Ингрид Бергман.

«Теперь обожаю вас!»

Обожала его Мэрилин Монро, тогда еще делавшая первые шаги на артистическом поприще. Он даже предсказал ей судьбу.

– О чем вы сейчас думаете? – спросил он ее однажды на репетиции.

– О роли, – ответила Мэрилин.

– Не может быть! – возразил Михаил Чехов. – От вас идет такая мощная сексуальная вибрация, это будет очень востребовано, студии будут продавать этот товар на весь мир. Мэрилин расплакалась.

Она хотела стать актрисой, а не сексуальной «погремушкой». Однако Михаил Чехов оказался пророком. Через два года, когда вышел фильм «Джентльмены предпочитают блондинок», слава о новой сексуальной звезде Голливуда загремела по всему миру. Монро подарила ему фото с надписью: «Когда я училась в школе, то больше всего обожала Линкольна. Теперь обожаю вас!».

Забытый кумир

Однако сам Михаил Чехов на Западе не стал кумиром. Это сейчас актеры всех стран и всех поколений зачитываются написанной им книгой «О мастерстве актера», но сразу она не произвела в Голливуде впечатления. В кино он играл роли иностранцев, так и не избавившись от акцента. Станиславский и другие деятели советского театра уговаривали его вернуться в СССР, но он отказался. И, наверное, правильно сделал. Он не забыл, как встретившая его в Берлине жена Мейерхольда Зинаида Райх с презрением бросила ему: «Предатель!». А потом и Мейерхольда, и саму Райх в СССР ждал страшный конец. Вскоре, разочаровавшись в театре, Михаил Чехов удалился на ранчо неподалеку от Сан-Франциско, где дожил свой век в обществе жены, четырех терьеров и козы. Об этих годах его жизни почти ничего не известно. Бывший кумир театральных Петербурга и Москвы умер, забытый на родине, в возрасте всего 64 лет. Похоронили великого актера на голливудском кладбище «Лесная поляна». В США о нем вспомнили недавно, когда на аукционе в США банковский чек от Мэрилин Монро на его имя на 45 долларов за уроки был продан за 2250 долларов. А в новой России имя великого актера теперь, наконец, извлечено из забвения.

Поэтесса «с огромным бантом»

Ирина Одоевцева родилась в Петербурге еще до революции, но большую часть своей жизни провела далеко от своего любимого города. В нашей стране имя этой популярной в среде русской эмиграции поэтессы и писательницы стало известно лишь с началом перестройки, когда были переизданы сборники ее очаровательных стихов и книги замечательных воспоминаний «На берегах Невы» и «На берегах Сены», которые и сделали ее знаменитой.

Александр Блок, когда писал эти строки, не подозревал, что будет еще хуже. Останутся только «ночь» и «улица», фонари разобьют, а аптеки закроют. «Зима 1919–1920 гг. Очень голодная, очень холодная, очень черная зима,

– вспоминает Ирина Одоевцева в своей книге «На берегах Невы». – Грабежи стали бытовым явлением. С наступлением сумерек грабили всюду».

Стихи во время расстрелов

Но в Петербурге тогда не только грабили. В подвалах ЧК по ночам до утра гремели выстрелы. Там расстреливали людей. Уничтожали «класс эксплуататоров». А заодно и поэтов, художников, писателей, профессоров Университета, офицеров, проливавших кровь за Россию в мировую войну. Но вот что самое удивительное: в это грозное и страшное время в Петербурге были люди, которые ходили… слушать стихи! «Я каждый день, – пишет Одоевцева, – совершенно одна возвращалась поздно вечером из Института живого слова одна. По совершенно безлюдным, темным – «хоть глаз выколи» – страшным улицам».

«… Шесть часов вечера. Падает снег. Я иду домой по Бассейной… Поднимаюсь с черного хода. Парадный недавно заколотили – для тепла и за ненадобностью. «Теперь нет господ, чтобы по парадным шляться!»

– заявляли большевики». Так с тех пор 70 лет мы и ходили в квартиры, превращенные в коммуналки, с черного хода…

«До чего же весело!»

Однако у юной Одоевцевой о том времени радужные воспоминания. «Голодный, холодный, снежный январь. Но до чего же весело! В «Живом слове» лекции сменялись практическими занятиями и ритмической гимнастикой по Далькрозу. Кони возглавлял ораторское отделение, гостеприимно приглашая всех на свои лекции…»

писала восхищавшаяся тогда Гумилевым «поэтесса с огромным бантом», как она сама себя называла:

Она запоем слушает на вечерах в голодном городе, но в переполненных залах стихи Сологуба, Мандельштама, Белого. Популярного тогда и ныне совершенно забытого Тимофеева, прославившегося позднее знаменитыми «Бубличками»:

Становится свидетелем невероятного успеха Маяковского: «Зал восторженно загрохотал. Казалось, все грохотало, грохотали стулья, грохотали люстры, грохотал потолок и пол под звонкими ударами женских ног.

– Бис, бис, бис!.. – неслось отовсюду».

Восторженно слушает Блока: «Блок стоит неподвижно. В «ярком беспощадном свете» электрических ламп, направленных на него, еще резче выступает контраст между темным усталым лицом и окружающими его, как нимб, светлыми локонами:

Оказавшись потом в Париже, Одоевцева поражалась: «Просто невозможно себе представить, как слушали, как любили поэтов в те баснословные годы в Петербурге, да и во всей России. Марина Цветаева была права, когда писала: «Из страны, где мои стихи были нужны, как хлеб, я в 22-м году попала в страну, где ни мои стихи, ни вообще стихи никому не нужны».

Нужнее хлеба

«Нет, – поправляет ее в своих воспоминаниях Одоевцева, – на этот раз Цветаева не преувеличила, а скорее преуменьшила – стихи тогда многим были даже нужнее хлеба».

Гумилев, ее кумир тех лет, тоже ничего не боялся. Однажды в Петербурге на вечере у балтфлотцев, читая стихи, он вдруг продекламировал:

По залу прокатился протестующий ропот. Несколько матросов вскочили. Но Гумилев продолжал читать спокойно и громко. Кончив читать, он спокойно обвел зал глазами. Гумилев ждал и смотрел на матросов, матросы смотрели на него.

«И, – продолжает Одоевцева, – аплодисменты вдруг прорвались, прогремели, загрохотали. Всем стало ясно: Гумилев победил. Так ему еще никогда не аплодировали».

– А была минута, мне даже стало страшно, – признался он ей потом. – Ведь мог же какой-нибудь товарищ-матрос, «краса и гордость красного флота», вынуть свой небельгийский пистолет и пальнуть в меня, как палил в портрет моего государя.

« Молодец, хоть и поэт!»

Да и не только в портрет, но и в самого государя и его детей палили. Как, впрочем, вскоре расстреляли и самого бесстрашного поэта Гумилева, обвинив его в контрреволюционном заговоре.

Однако петербургские обыватели после того памятного поэтического вечера долго восторгались Гумилевым: «Какой молодец, хоть и поэт!».

Трагические смерти

В то страшное время в Петербурге было много трагических смертей, о которых вспоминает Одоевцева. Жена знаменитого тогда поэта Федора Сологуба Анастасия Николаевна бросилась в отчаянии с Тучкова моста и утонула. Сологуб долго отказывался этому верить. Он ее ждал. Обед по-прежнему готовили на двоих. Постель Анастасии Николаевны ежедневно стелилась… Потом Сологуб при помощи высшей математики пришел к выводу о том, что загробная жизнь на самом деле существует и что он скоро встретится со своей обожаемой Анастасией. Только тогда он успокоился.

Перед отъездом за границу Одоевцева зашла к Сологубу попрощаться. Она уезжала легально, и Сологуб мрачно сказал: «Вы, конечно, думаете, что скоро вернетесь? Только прокатитесь по Европе? Да? Вы вернетесь лет через пятьдесят…». Одоевцева тогда ему не поверила. Но именно так и получилось. Сологуб ошибся не намного.

За границей – в Берлине и Париже – Одоевцева почти сорок лет прожила вместе со своим мужем – другим знаменитым поэтом русской эмиграции Георгием Ивановым, с которым они расписались еще в Петербурге после смерти Гумилева. Заграница разочаровала Одоевцеву. «Я никому не признаюсь в том, что разочарована… Большинство бежавших из России в восторге от берлинской жизни и наслаждаются ею… О стихах здесь как будто забыли. Трудно поверить, что эти самые люди еще совсем недавно шли по неосвещенным, страшным ночным улицам, усталые, голодные и озябшие, шли в мороз, под дождем, часто через весь Петербург только для того, чтобы в Доме искусств или в Доме литераторов послушать стихи».

В Берлине, а потом и в Париже Одоевцева общалась со всем цветом русской эмиграции и со многими приезжими знаменитостями: Есениным, Керенским, Северяниным, Алдановым, Буниным, Адамовичем, Анненковым и многими другими, о которых увлекательно рассказала потом в своих книгах. Она стала свидетелем их тоски, страданий и судорожных попыток хоть как-то утвердиться в чуждой им стране.

«Нежности нежней»

«… Есенин, – вспоминает она случайную встречу со знаменитым поэтом в ресторане для эмигрантов, – наливает мне рюмку водки. – Я качаю головой.

– Не пью.

– Напрасно! Этому необходимо научиться. Водка помогает.

– От чего помогает? – спрашиваю я.

– От тоски. От скуки. Если бы не водка и вино, я бы уже давно смылся с этого света! Еще девушки, конечно! Влюбишься, и море по колено! Зато потом, как после пьянки, даже еще хуже. До ужаса отвратительно… Вот еще животные. Лошади, собаки, коровы. С ними я всегда, с самого детства дружил… Вы непременно должны выпить. За нашу встречу! Хоть один бокал.

И я чокаюсь с ним и пью. Кругом шумят, но я слышу только то, что говорит Есенин. Я гляжу на него. Нет, я не могу поверить, что это тот самый хулиган-скандалист. Он так трогательно нежен. Он нежный, «нежности нежней»! Просто по Маяковскому, «не мужчина, а облако в штанах…».

Ей повезло

Одоевцева прожила долгую жизнь, а потому ей повезло. Она не умерла в парижской богадельне для престарелых русских эмигрантов, где оказалась в последние годы. В 1987 году она все-таки приехала в

СССР, где уже вовсю бушевали ветры перестройки. В Ленинграде ее ждала громкая слава. После ничтожных эмигрантских изданий ее книги вышли гигантскими, еще «советскими» тиражами. «На берегах Невы» – тиражом 250 тысяч экземпляров, а «На берегах Сены» – 500 тысяч. Умерла «маленькая поэтесса с огромным бантом» 14 октября 1990 года в Ленинграде. Совсем немного не дождавшись возвращения своему любимому городу его прежнего имени Петербург.

 

Ностальгия Владимира Набокова

В одном интервью Владимир Набоков как-то сказал о себе: «Я – американский писатель, родившийся в России…». Отсюда, наверное, и пошла его репутация как сугубо американского писателя, тем более что в советские времена книги Набокова в СССР были запрещены, а его имя практически неизвестно широкому кругу читателей. Однако его сын Дмитрий не так давно признался, что это, конечно, был иронический ответ. Набоков – великий русский писатель, безумно страдавший от ностальгии по Петербургу, где он родился.

«Я родился в комнате на втором этаже, где был тайничок с материнскими драгоценностями», – писал в своих воспоминаниях Владимир Набоков. Как это ни странно, тайничок – сейф в спальне его матери дома на Большой Морской, – чудом сохранился до наших дней. Если когда-то в нем и находились семейные драгоценности Набоковых, то все их имущество было, как известно, в 1918 году конфисковано большевиками. Набоков – старший среди пяти детей – рос в атмосфере обожания, уюта и роскоши. Получил домашнее воспитание от иностранных гувернеров и бонн, а потому научился писать и читать сначала по-английски и по-французски и только потом по-русски. В Тенишевское училище его возил на автомобиле шофер в ливрее. Гостями в доме бывали Шаляпин, Бенуа и заезжий Герберт Уэльс, а рисованию его учил Добужинский. Сам писатель называл потом свое детство «счастливейшим и совершеннейшим». Отец писателя был блестящим юристом, депутатом Государственной думы, а дед – министром юстиции. Набоковский дом в те годы являлся одним из важных политических и культурных центров Петербурга. В июле 1904 года там состоялось заключительное заседание первого Всероссийского земского съезда, где была одобрена резолюция, призывающая к принятию конституции.

Когда все рухнуло

После захвата власти большевиками все мгновенно рухнуло. Отец, который некоторое время был министром юстиции в правительстве Керенского, сумел вовремя отправить семью в Крым, откуда ей пришлось потом бежать за границу на греческом пароходе «Элпида» («Надежда»). За границей Набоков жил в Англии, где закончил Кембриджский университет, потом в Берлине, Париже. Подрабатывал уроками, опубликовал свои первые книги, в том числе «Защиту Лужина». Потом, спасаясь от нацистов, уехал в США, а последние 20 лет своей жизни прожил в Швейцарии. После издания романа «Лолита», имевшего огромный успех во всем мире, разбогател. Однако так никогда и не купил себе собственного жилья. Жил в гостиницах либо на съемных квартирах. Своим единственным домом до конца жизни он считал особняк на Большой Морской в Петербурге. Дом купила его мать, Елена Ивановна, в девичестве Рукавишникова, дочь богатейшего золотопромышленника, когда выходила замуж за его отца. Владимир Дмитриевич трагически погиб в Берлине в 1922 году, когда бросился на защиту Милюкова, в которого стреляли террористы-монархисты.

Бабочки и шахматы

Помимо литературы в жизни Набокова были еще две страсти: шахматы и бабочки. Он любил решать шахматные задачи и издал уникальный альбом «Бабочки Европы». До обретения литературной славы писатель вообще работал научным сотрудником в Гарвардском музее зоологии, где его считали одним из ведущих специалистов по бабочкам в мире.

В интервью журналистам Набоков как-то сказал о себе: «Я – американский писатель, родившийся в России…». Отсюда, наверное, и пошла его репутация, как сугубо американского писателя, тем более что в советские времена книги Набокова в СССР были запрещены, а его имя практически неизвестно широкому кругу читателей. Однако его сын Дмитрий не так давно признался, что это, конечно, был иронический ответ, но падкие на сенсацию американские журналисты приняли слова его отца всерьез и растиражировали по всему миру.

Безумная ностальгия

Конечно, Набоков прежде всего – русский писатель и до конца жизни безумно страдал от ностальгии по родине, которую покинул в 18 лет. Чтобы понять силу этой тоски, достаточно вспомнить его изумительное по изобразительной силе стихотворение «Петербург», написанное в Берлине:

Таким он запомнил свой город и до конца жизни мучался от того, что ему пришлось оказаться далеко от него, на чужбине:

Белла Ахмадулина, которая, приехав в Швейцарию, встретилась с писателем незадолго до его смерти, потом вспоминала, что Набоков неожиданно сказал:

– А жаль, что я не остался в России, уехал.

Жена Набокова, отмечает Ахмадулина, тут же вмешалась:

– Но ведь тебя, наверное, там сгноили бы в лагерях!

Набоков покачал головой:

– Кто знает, может, я выжил бы. Зато потом стал бы совсем другим писателем и, может быть, гораздо лучшим…»

А дом остался

Внешне дом на Большой Морской, переживший все войны и революции, выглядит сегодня почти так же, как и во времена юности Набокова. «Наш розовый гранитный особняк был номер 47 по Большой Морской», – вспоминал он. Из огромной библиотеки отца, насчитывавшей 11 тыс. томов, мебели не сохранилось ничего. Остался сейф на втором этаже, лифт, цветные стекла, о которых он вспоминал в своих произведениях, да еще, как говорят, изразцовая печь, расписанная бабочками.

 

«Тэффи! Одну Тэффи!»

При составлении в 1913 году юбилейного сборника к 300-летию Дома Романовых у царя почтительно осведомились, кого бы из современных писателей он хотел бы видеть помещенных в нем. Николай II решительно ответил: «Тэффи! Только ее. Никого, кроме нее, не надо. Одну Тэффи!» Впрочем, так думал не только царь. В те времена такой ответ дали бы многие. В дореволюционной России эта писательница была так популярна, что даже выпускались духи и конфеты под названием «Тэффи». Но в СССР ее мало, кто знал, да и сейчас у нас, пожалуй, тоже ее читают немногие.

Настоящая фамилия писательницы была Лохвицкая, а по мужу – Бучинская. Тэффи – ее литературный псевдоним. В одном из рассказов Надежда Александровна сама объяснила, как она его выбрала. В те времена женщины-авторы обычно подписывались мужскими именами, но она этого делать не захотела. «Нужно, какое-нибудь имя, которое бы принесло счастье. Лучше всего имя какого-нибудь дурака, дураки всегда счастливые». И она вспомнила служившего в ее семье слугу Степана, которого домашние шутливо звали Стеффи. Отбросив первую букву, писательница стала называться «Тэффи». Впрочем, есть и другие версии появления этого псевдонима.

Родилась Тэффи в Петербурге, ее отец был профессором криминалистики, издателем журнала «Судебный вестник». Но с детства девочка увлекалась классической литературой, Пушкиным и Толстым, Гоголем и Достоевским. А вот сама прославилась совсем в другом жанре – в области юмористических рассказов, легких пародий и фельетонов. Писать она начала еще в детстве, но ее литературный дебют в журнале «Север» состоялся почти в 30-летнем возрасте – ее стихотворение отнесли в редакцию ее близкие.

Смех – это радость

Очень скоро ее излюбленным жанром стала остроумная миниатюра, построенная на описании какого-нибудь простого жизненного эпизода. Такие рассказы, а иногда почти фельетоны на злободневные темы, принесли ей в невероятную популярность. В них Тэффи с тонкой иронией изображала жизнь петербургского «полусвета» и простых обывателей, описывала их нравы, а также остро критиковала порядки в начинавшейся разлагаться предреволюционной России. Ее юмор нередко становился сатирой, злой и едкой. В ряде популярных газет ее произведения печатались каждую неделю, а потом стали выходить в виде сборников – за всю жизнь писательницы их вышло около 30.

Сама Тэффи определяла тональность своих произведений афоризмом Спинозы, который предпослала в качестве эпиграфа к первому сборнику своих рассказов: «Ибо смех есть радость, а посему сам по себе – благо». «Я родилась в Петербурге весной, – говорила Тэффи, – а, как известно, наша петербургская весна весьма переменчива: то сияет солнце, то идет дождь. Поэтому у меня, как на фронтоне греческого театра, два лица: смеющееся и плачущее».

Писала она и очерки, пьесы, несколько пьес перевела. Ее творчество быстро эволюционировало, становилось все более зрелым, в некоторых рассказах она достигала уже подлинных высот искусства, повествуя о трагизме человеческого бытия. Подлинная всероссийская известность пришла после выхода в 1910 году ее двухтомника «Юмористических рассказов».

«Пёсье время»

Революцию она не приняла. Уже в июле 1917 года Тэффи объявила, что поскольку Земля вступила в созвездие «Большого Пса», то наступает «пёсье время», и все происходившее назвала «великим триумфальным шествием безграмотных дураков и сознательных преступников». «Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, говорит, что он – ленинец», – иронизировала Тэффи, описывая события в России.

А когда большевики совершили в Петрограде вооруженный переворот и захватили власть, решила покинуть страну. Свое решение она объяснила просто: «Увиденная утром струйка крови у ворот комиссариата, медленно ползущая струйка поперек тротуара перерезывает жизнь навсегда. Перешагнуть через нее нельзя. Идти дальше нельзя. Можно повернуться и бежать».

Однако произошло это бегство как бы случайно. Вместе с другим популярным писателем А.Аверченко Тэффи уехала в 1918 году на гастроли в Киев, после полуторагодичных скитаний по другим городам юга России добралась до Константинополя, а потом очутилась в Париже. Надежда на возвращение не оставляла ее, однако сама потом объяснила, что ее удерживало от того, чтобы вернуться. «Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъяренных харь с направленным прямо мне в лицо фонарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, выстрелов и чужой смерти».

«Не поднять мне тяжелых ресниц…»

Однако расставание с Родиной далось писательнице нелегко. На корабле «Шилка», на котором она покидала Россию, Тэффи написала пронзительные стихи, более нам известные по знаменитой «Песне о родине» в исполнении Александра Вертинского:

«Причалила» она, в конечном счете, в Париже. Хотя уже на палубе парохода вдруг остро почувствовала, что не вернется на родину никогда. Никогда не вернется туда, где остались ее уютная московская квартира, друзья и близкие, обожавшие ее читатели, литературная слава.

Впрочем, в Париже знаменитая писательница не бедствовала, как другие эмигранты. Во французской столице многие годы уже жил ее брат, генерал Н. Лохвицкий, командующий экспедиционным корпусом во Франции во время Первой мировой войны. Поэтому ее жизнь в эмиграции с экономической точки зрения сложилась поначалу вполне благополучно, она не голодала и не была вынуждена мыть тарелки в ресторанах. Но что-то с ней произошло, переломилось. Тэффи продолжала писать, ее охотно печатали эмигрантские издания, но что-то неуловимое в ней ушло, умерло – «не поднять мне тяжелых ресниц…»

«А я все чего-то живу…»

Вторую мировую войну и гитлеровскую оккупацию Тэффи пережила, не покидая Парижа из-за болезни. Она голодала, но отказывалась сотрудничать в коллаборационистских изданиях, куда ее усиленно зазывали. Только иногда соглашалась выступать с чтением своих рассказов перед старыми эмигрантами, не уставая повторять: «Все мои сверстники умирают, а я все чего-то живу…».

Последние годы своей жизни писательница была занята мемуарными очерками, создавала литературные портреты известных людей, с которыми ей довелось встречаться, в том числе Керенского, Ленина, Коллонтай, Бальмонта, Бунина, Куприна, Репина и других. Многие поклонники ее творчества считали, что эти портреты были, пожалуй, самыми лучшими страницами в ее разнообразном творчестве. Скончалась Тэффи 30 сентября 1952 года в возрасте 80 лет и была похоронена на кладбище Сен-Женьев-де-Буа в Париже.

 

Красота в изгнании

Под таким названием была когда-то издана книга, посвященная русским модельерам, художникам и другим деятелям искусства, бежавшим после революции за границу. Однако преуспели там немногие. Неожиданное исключение составили, пожалуй, лишь аристократы из Петербурга – князь Юсупов и его жена Ирина, оказавшиеся в Париже. Они сумели создать там дом мод при помощи обаяния своих громких имен.

Князь Феликс Юсупов в своих воспоминаниях писал: «В эмиграции оказались представители самых разных слоев общества: великие князья, знать, помещики, промышленники, духовенство, интеллигенция, мелкие торговцы, евреи. То есть люди не только богатые, но и лишенные имущества. Тут была сама Россия. Почти все потеряли все. Приходилось зарабатывать, кормиться тяжелым трудом. Кто пошел на завод, кто на ферму. Многие стали шоферами такси или поступили в услужение. Их дар приспособиться был поразителен. Никогда не забуду отцову родственницу, урожденную графиню. Графиня устроилась судомойкой в кафе на Монмартре. Как ни в чем не бывало, пересчитывала она мелочь, брошенную в тарелки на чаевые. Я приходил к ней, целовал ей руку, и мы беседовали под звук спускаемой в уборной воды, как в великосветской петербургской гостиной. Муж ее служил гардеробщиком в том же кафе. Оба были довольны жизнью».

Успех фирмы ИРФЕ

Юсуповы тоже потеряли в России все. Перед самой войной они перевели свои вклады в западных банках в Россию, а потому в эмиграции оказались почти в нищете. Что делать? «Мои родители, – рассказывает родившаяся в Риме последняя из рода Юсуповых Ксения Шереметева-Юсупова, – оказались людьми предприимчивыми. В 1924 году они открыли в Париже модный Дом ИРФЕ. Название было образовано из первых двух букв имени его основателей – Ирины и Феликса Юсуповых. Княгиня Ирина Юсупова, урожденная Романова, была племянницей последнего русского императора Николая II, а мой отец князь Юсупов – потомком одного из самых известных российских родов, чьи корни прослеживаются от пророка Али. Нашли богатого партнера – Жоржа Кювэваса – будущего супруга внучки Рокфеллера, и в маленькой квартире на улице Облигадо в Париже, принадлежащей русскому художнику, были созданы первые платья Дома ИРФЕ. Его дебютный показ состоялся несколько месяцев спустя в отеле «Риц» на Вандомской площади во время грандиозного зимнего бала. Вечер произвел незабываемое впечатление на утонченную парижскую публику. Газеты писали: «Оригинальность, изящество вкуса, тщательный дизайн и артистическое видение цвета поставили это скромное ателье в один ряд с крупнейшими домами моды».

Законодатель мод

Таким образом, русским аристократам удалось сделать невероятное – преуспеть в мировой Мекке модельеров и портных – в Париже! В 1930-е годы Дом ИРФЕ стал настоящим законодателем мод. Несмотря на то что тогда были популярны короткие платья, он предложил собственный стиль, основу которого составляли облегающие, удлиненные женственные силуэты. Но решающую роль сыграли, конечно, обаяние знаменитых имен русских аристократов и их драматическая судьба. «Клиентки, – вспоминал Феликс Юсупов, – были всех национальностей. Приходили из любопытства и за экзотикой. Одна потребовала чаю из самовара. Другая, американка, захотела видеть «князя», у которого, по слухам, глаза фосфоресцировали, как у хищника!» Пришла даже некая миллионерша из Египта, мадам Хуби, которая заказала кокошник и 25 платьев, а потом потребовала водки и предложила Юсупову «сплясать с кинжалами». Вдохновленные первым успехом, рассказывает Ксения Николаевна, Феликс и Ирина Юсуповы начали показы в театрах. С тех же пор даже искушенные и высокомерные клиенты из Европы и Америки почитали за честь приобретать туалеты у «самого» князя Юсупова.

Духи ИРФЕ

Популярность Дома моды ИРФЕ стремительно росла, и Юсуповы открыли новый магазин в Париже. Вскоре появились еще три филиала – в Туке, известном курортном местечке в Нормандии, Лондоне и Берлине. Мировая пресса с восторгом освещала деятельность Юсуповых, постоянно выделяя их профессионализм и строгий отбор коллекций, высокую технику шитья, исключительное качество кружев, окрас тканей, неустанное стремление к оригинальному дизайну. Журналы «Вог», «Пари-элегант» и «Арт энд лайф» помещали рекламу и дизайнерские коллекции ИРФЕ рядом с рекламой крупнейших домов моды, что стало свидетельством уважения к русским стилистам. Успех был таким большим, что вскоре Юсуповы разработали собственную линию парфюмерии – выпустили духи ИРФЕ. Они предложили три аромата: один для блондинок, другой – для брюнеток и третий – для рыжеволосых. Все варианты отличались ярко выраженным пряным восточным ароматом. Рекламный дизайн духов создала греческая принцесса Маргарет (дочь королевы Греции Ольги, урожденной великой княжны Ольги Константиновны из дома Романовых). Позднее был налажен выпуск юсуповского фарфора.

Крах на Уолл-стрит

В 1929 году после финансового краха на Уолл-стрит разразился мировой экономический кризис. Миллионы людей оказались безработными, закрылись тысячи предприятий. Все это принесло большие убытки фирме Юсуповых, а также их богатым клиентам и партнерам. Парижские банки перестали выдавать им кредиты. К этому добавилась семейная драма. Скончалась бабушка княгини Ирины Романовой, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Большевики продали с аукциона личное имущество Юсуповых в Берлине, что позднее привело к смерти великого князя Николая Николаевича. Все это обернулось новыми убытками, ив 1931 году было принято решение о закрытии Дома моды ИРФЕ. Вскоре к Юсупову явились судебные исполнители, Но князь не потерял присутствия духа и неожиданно предложил им «уважить русский обычай» и выпить рюмку водки. Исполнители выпили, им понравилось, выпили еще. «Добил их я, – вспоминает князь, – цыганским романсом… расстались мы лучшими друзьями. Незваные гости отбыли, унося с собой ордер на арест».

 

Архиепископ Сан-Францисский

Его имя в России до сих пор, к сожалению, мало кому известно. А это был человек необыкновенный и с необыкновенной судьбой. Речь идет об архиепископе Иоанне Сан-Францисском, а в миру – князе Дмитрии Алексеевиче Шаховском. Он учился в Царскосельской школе, жил в Петербурге на Фурштатской. Потом вдруг оказался монахом на Афоне, а дни свои закончил далеко за океаном, в Калифорнии, куда его забросили бурные годы революции.

«Чувство России, – писал он потом в своих воспоминаниях, – стало развиваться у меня с 10-летнего возраста. С благоговением и детской гордостью читал я в историческом повествовании, как, во время Бородинского боя, действовал у деревни Утица против маршала Даву корпус «егерей Шаховского». Тогда генерал-майор и командир егерей в Бородинской битве, прадед мой Иван Леонтьевич стал в 1830-е годы одним из усмирителей Польши, а потом генералом аудиториата (высший чин юстиции в Русской армии). Император Николай I говорил о нем как о «своей совести». Его портрет, висевший у нас и показывавший все российские ордена, возбуждал во мне чувство России. Это чувство русскости у меня еще более обострилось, когда мне стало известно, что наша семья ведет свое начало от Рюрика».

Видел Ленина

Революция не дала ему возможности закончить Александровский императорский лицей, куда он поступил в 1915 году. «Помню эти дни, – пишет он в воспоминаниях, – я тогда жил на Фурштатской улице, напротив американского посольства (мысль о том, что я стану когда-нибудь американским гражданином, даже мухой не летала около меня). Помню, как с балкона этого посольства Родзянко произносил речь к толпе. Толпа стояла безмолвно. Никто, в сущности, не знал, как все сделалось и что сделалось». Видел он и Ленина. И об этом написал:

Гром грянул

Но гром грянул, в России началась Гражданская война. Вскоре юный князь оказывается в Белой армии. «Наш небольшой отряд направили в только что взятую станицу Константиновскую, – вспоминает он. – Мы маршировали по станице и пели:

Потом, как известно, большевики переделали эту песню в свою:

Вскоре начались бои, и вчерашний лицеист вдосталь насмотрелся крови и нечеловеческой жестокости. «Контуженного душевно и физически, меня эвакуировали в Ростов и положили в клинику, поили бромом… Было ясно, что я своевольно сунулся туда, куда Богом не направлялась моя жизнь».

Стихи, посвященные России

В госпитале Шаховскому исполнилось 16 лет. В эмиграции сначала в Париже, потом в Бельгии князь устраивается неплохо, поступает в университет, живет со всеми удобствами в брюссельской квартире своей матери, редактирует журнал «Благонамеренный», пишет стихи. Известность получило одно из первых его стихотворений, посвященное России:

Его стихотворные сборники выходят один за другим. В журнале Шаховского сотрудничают лучшие авторы русского зарубежья: Бунин, Цветаева, Ремизов, Ходасевич. С Буниным и Зайцевым он знакомится лично, Цветаева посвящает ему стихотворение, которое он так и не решился напечатать в своем журнале. И вдруг с молодым поэтом и редактором происходит нечто странное.

Нечто странное

Вот как он сам описывает это загадочное событие в своем дневнике:

«Я сидел в редакции «Благонамеренного», занимаясь просмотром рукописей за письменным столом. Это была брюссельская квартира моей матери. Был я здоров, молод и совершенно ни о чем в те минуты не думал, кроме литературных задач, они занимали все мое внимание. И – вдруг – все исчезло. И я увидел перед собой огромнейшую Книгу, окованную драгоценным металлом и камнями, стоящую на некой, словно древней колеснице. И на этой Книге была яркая ясная надпись русскими буквами: «Книга книг соблазна». И в это мгновение молодой князь понял всю суету того, чего он занимался, все различие между относительным и абсолютным, преходящим и незыблемым. Он понял это видение, как указание свыше. Он бросает все, уезжает на Святую гору Афон в Греции и там, в русском монастыре Святого Пантелеймона, постригается в монахи, приняв имя отца Иоанна.

На Афоне

«На Афоне, – вспоминает он, – меня поразило погребение монахов. В миру погребение имеет вид искренней, глубокой печали, даже отчаяния. На Афоне монашеские погребения лишены всего этого. В них нет никакой печали, это – пасхальное торжество. Быстро идет служба погребения, и лица у монахов вдохновенные – усопший брат вошел в то, ради чего пришел на Афон. Кончина верующего человека – есть истинное начало. Психология и реальность тут иные, чем те, к которым мы привыкли в мире». Вернувшись с Афона, отец Иоанн окончил Духовную академию в Париже. А пастырство его началось в Югославии, в Белой церкви, где тогда было много эмигрантов из России. Потом его посылают в Берлин настоятелем Свято-Владимирского храма.

В то время в большой русской колонии сильно увлекались оккультными науками. Отец Иоанн начинает читать лекции, объясняя несовместимость этих учений с христианством. Яркие и глубокие, они привлекают толпы слушателей. Он начинает читать лекции в Прибалтике, в других местах. Имя отца Иоанна становится известным в Европе. Но над ней уже сгущаются грозные тучи новой войны.

Нести ободрение людям

В годы страданий и лишений он продолжает нести людям ободрение, помощь другим и славословие Господа.

Но фашизм разгромлен, к Берлину приближается Советская армия. Эмигранты уже знают, какая судьба их ждет в застенках НКВД. Чудом отцу Иоанну удается выбраться из пылающего Берлина. Он скрывается в Баварии, а потом с первым эшелоном уезжает в Париж. Но и там он пробыл недолго. Его друг Игорь Сикорский, знаменитый создатель вертолета, присылает ему вызов в Америку, где его назначают архиепископом Сан-Францисским. И вот только тогда его голос слышат, наконец, на родине. Сорок лет он ведет по радио «Голос Америки» «Беседы с русским народом». Нет, он, конечно, не призывает народ свергать советскую власть, не расхваливает «западную демократию». Архиепископ Сан-Францисский говорит о Боге, о душе, об освобождении человека от сатанинского плена безбожия и материализма. Как сказал один из его биографов: «Он зовет людей чаще поднимать свой взор к небу».

Взор, обращенный к небу

В своих беседах по радио он давал слушателям один важный для каждого совет: «Иногда у человека мелькает мысль: «Не дано мне» (то духовное, что дано другим). Или: «Если бы и мне Господь дал то же!». Захоти, загорись – и получишь много больше. Ты тлеешь, не горишь, оттого и не получаешь».

Некоторые его мысли весьма поучительны и сегодня. «Собственности у человека меньше, чем он думает. Лишь в мыслях своих миллионер обладает своими миллионами. На самом же деле они обладают миллионером, который в большинстве случаев бывает ими связан, принужден к определенному образу жизни, прикреплен к определенному кругу людей, вынужден иметь вокруг себя искательство, ложь, лесть, зависть, подобострастие, неискренность, покушения на свою жизнь – физическую и душевную. Разве это не рабство, не каторга, увеличивающаяся по мере увеличения состояния? Велико ли то, что можно купить за деньги? Находится в числе покупок мир души – высшее счастье?» «Жизнь всякого человека, – говорил он, – всегда слишком лична, но она всегда что-то может сказать другим. Ее тайна – единство и неповторимость личности человека. От младых ногтей несет человек в себе эту неповторимость как образ высшего мира. Удаленность от Света ввергает нас в стандартность и безличность, а хотя бы малое приближение к Свету открывает в каждом неповторимые, нужные всем черты жизни. Из этих черт составляется Царство Божие в человеке. Мы его носим в себе, и всякому оно открывается в лучшие минуты. Но царство это никого не принуждает к своей любви. Оно, как молитва, к которой нельзя принудить человека».

 

Репин и большевики

Илья Репин стал знаменитым еще при царе, что не помешало объявить его в советские времена корифеем реалистической живописи. Однако, в СССР некоторые подробности его биографии были неизвестны, т. к. он оказался за границей, отказался от всех приглашений вернуться и умер на тогдашней территории Финляндии.

Родился Илья Ефимович в 1844 году в Чугуеве в семье военного поселянина-кантониста, занимавшегося торговлей. Сам он говорил, что его род восходит к московским стрельцам. Яркий талант художника у Репина проявился еще в детстве, он учился у иконописца, писал иконы для церквей и портреты. В 1863 году уехал в Петербург, где поступил в Академию художеств. Там сразу отличился, получил при окончании Большую золотую медаль и был отправлен, как тогда водилось, в командировку за границу во Францию и Италию. Однако Италия ему не понравилась. «Что вам сказать о пресловутом Риме? – писал он домой. – Ведь мне он совсем не нравится. Отживший, мертвый город…»

Вернувшись на родину, Репин стал членом Товарищества передвижных художественных выставок, где собрались живописцы, стремившиеся изображать реальную жизнь. Впрочем, Репин стал известным еще до этого, написав еще в стенах Академии поразившую всех картину «Бурлаки на Волге». Он создает картины, пронизанные симпатией к революционерам: «Под конвоем», «Арест пропагандиста», «Не ждали», «Отказ от исповеди», вызвавшие горячие симпатии «прогрессивной общественности». Позднее, в СССР за эти полотна его стали называть примером «гневного протеста против царизма», а его самого «борцом с самодержавием», начали изучать его творчество в школах и академиях. Одновременно Репин пишет яркие и выразительные портреты современников: Льва Толстого, Мусоргского, Писемского. Однако власть пыталась с ним заигрывать. По ее заказу Репин пишет огромное полотно «Заседание Государственного совета». Всеобщий восторг вызывает его озорная картина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Постепенно Репин богатеет, покупает дом, земельный участок в Куоккола под Петербургом, в банке на его счету, как он сам потом признавался, скапливаются 200 тысяч рублей.

В Куоккале он строит особняк – «Пенаты», где и стал постоянно жить, лишь временами приезжая в Петербург. После революции, когда эта территория отошла к Финляндии, получившей независимость, Репин автоматически оказался за границей. Он восхищался Финляндией, а ее столицу Гельсингфорс (Хельсинки) называл «кусочком Парижа». В 1919 году он подарил Обществу художников Финляндии 23 работы русских художников, в том числе 7 собственных картин. Финские художники избрали Репина почетным членом Общества художников Финляндии.

Дело в ОГПУ

Репин негативно относился к Николаю II, называл его «гнусным варваром», мечтал, что «эта мерзость рухнет». Поэтому он с восторгом встретил Февральскую революцию, писал портрет Троцкого, восхищаясь им. «Какая сложная, гениальная натура! Вот человек родился Наполеоном: какой талант, какая энергия!», – писал Репин, увлеченно работая над портретом. Но когда власть захватили большевики, художник опомнился и стал горько жалеть о былых временах. Особенно, когда все его имущество в России, в том числе банковские вклады, были конфискованы. На старости лет Репин практически оказался нищим. Мало того, унизительным преследованиям подверглись его оставшиеся «при большевиках» родственники. В «деле Репина», хранившемся в архивах ОГПУ, сохранилась справка, в которой говорится, что у его сестры произведен обыск, «описано все имущество, включая и надетое на теле белье, детские пеленки и т. п.», а также ей было велено лично отправиться возить лес. Затем пожилая женщина была вызвана в сельсовет для заполнения анкеты на предмет выселения в Сибирь.

Художника возмущало произведенное большевиками изменение русской орфографии. «Это безграмотно, это неправильно, это величайшее надругательство над русским языком. Нет, нет, с этим я никогда не соглашусь!» Когда на конвертах писем из СССР писали его фамилию в новой орфографии, он с яростью возвращал письма на почту, не читая, с заявлением, что «такой здесь не проживает».

По приказу Сталина

Чтобы поднять свой престиж в мире, большевики тогда всячески старались вернуть в СССР бежавших от революции русских знаменитостей: Бунина, Горького, Шаляпина, Куприна, в том числе и Репина. Сталин лично написал Ворошилову (который информировал его о бедственном положении художника): «Клим! Я думаю, что Соввласть должна поддержать Репина всемерно».

Ворошилов тут же отрядил к Репину в Куоккола целую делегацию «советских художников» во главе с Кацманом и Бродским. «Вас ждут в СССР, – настойчиво уговаривали посланцы маститого художника. – Ваш приезд будет праздником для всей страны. Вас встретят с почестями, как любимого художника».

Однако Репин, уже зная от эмигрантов, что на самом деле творится на родине, ответил иронически: «Нет, нет, я недостоин этого. От почестей, пожалуйста, освободите. Я уж лучше приплачу».

«Быдло империализма»

После шестидесяти лет у Репина отказала правая рука, и он стал писать левой. Созданные им в тот период картины отличаются от того, что он рисовал раньше. Советская критика отзывалась о них пренебрежительно, намекая на то, будто всякий талант на Западе деградирует. О судьбе некоторых картин стало известно совсем недавно. Так, Репин написан новый вариант бурлаков «Быдло империализма», который сейчас находится в Азербайджанском музее. В коллекции у Ростроповича оказалась купленная им где-то за границей страшная картина, приписываемая Репину, «Солдаты Троцкого отбирают у мальчика хлеб». Первым о ней сообщил Илья Глазунов.

Многих в семье Репина ждал трагический конец, о чем во времена СССР в его официальных биографиях было говорить не принято. Сын, Юрий, тоже художник, стал бродягой и покончил с собой, выбросившись из окна. Его внук Дий (сын Юрия) был арестован за нелегальный переход границы СССР и приговорен к расстрелу. Дочь Репина Надежда страдал шизофренией и лечилась у Бехтерева, умерла через год после смерти отца.

Последняя просьба

Сам Репин смерти не боялся смерти и спокойно к ней готовился. Попросил, чтобы его похоронили в любимых «Пенатах», в собственном саду. Шутил: «Да пора думать о могиле, так как Везувий далеко, и я уже не смог бы ныне доползти до кратера. Было бы весело избавить всех близких от всех расходов на похороны…» Последняя просьба художника была исполнена. Илью Ефимовича похоронили в «Пенатах». А прежде финский поселок Куоккола носит сегодня его имя. На родину он «вернулся» только после смерти, когда эта территория отошла к Ленинградской области.

 

Лучший полководец Латинской Америки

Им стал офицер Белой армии Иван Беляев, покинувший родину в 1918 году. Очутившись в Парагвае, он почитался там национальным героем, а когда его хоронили, у катафалка стоял сам президент страны, а толпы индейцев хором пели «Отче наш».

Родился будущий герой Южной Америки в Петербурге в 1875 году, в семье военного. Окончив Петербургский кадетский корпус, он поступил в Михайловское артиллерийское училище. Начав службу в армии, быстро рос в чинах, проявляя большие таланты к армейской науке. В 1906 году он пережил личную драму – умерла его горячо любимая жена. В Первую мировую войну воевал храбро, был ранен, награжден орденом Святого Георгия. Революцию не принял и вступил в ряды Белой армии, а потом вместе с ней был вынужден покинуть Россию.

На чужбине

Сначала оказался в лагере в Галлиполи, а потом в Болгарии. Но вдруг оставил Европу и очутился в нищем тогда Парагвае. Но сделал он это не случайно. Еще в детстве Беляев нашел на чердаке прадедовского дома карту Асунсьона – столицы этой страны, и с тех пор муза дальних странствий страстно влекла его за океан. В кадетском корпусе он начал учить испанский язык, нравы населения и обычаи этой страны, зачитывался романами Майна Рида и Фенимора Купера.

Беляев решил создать в этой стране русскую колонию и стал вербовать переселенцев. Но на его призыв откликнулись немногие. Сам же он, оказавшись в Парагвае, сразу нашел применение своим силам и знаниям. Его взяли на службу в Военную школу, где он стал преподавать фортификацию и французский язык. В 1924 году власти отправили его в джунгли, в малоизученный район Чако-Бореаль, чтобы найти удобные места для стоянки войск. В этой поездке Беляев повел себя как настоящий ученый-этнограф. Составил подробное описание района, изучил быт и культуру местных индейцев, составил словари их языков и даже перевел на русский их поэму «Великий потоп».

Под знаменем Парагвая

Тем временем в этом регионе обнаружили нефть, и между Парагваем и соседней Боливией вспыхнула война. Военные действия между двумя странами – самая кровопролитная война в Южной Америке в 20 веке – длились с 1932 по 1935 год. Боливийскую армию возглавляли опытные немецкие офицеры, она была оснащена самым современным оружием, в том числе бронетехникой. Почти ни у кого не было сомнений в быстром поражении плохо вооруженной парагвайской армии. Правительство Парагвая обратилось за помощью к русским офицерам-эмигрантам. И они все, как один, записались добровольцами, а Беляев стал генерал-инспектором артиллерии и вскоре его назначили начальником Генерального штаба парагвайской армии.

Бои в пустыне

Бои шли в Северном Чако – выжженной солнцем пустыне. После обильных зимних дождей она превращается в непроходимое болото, где царят малярия и тропическая лихорадка и кишат ядовитые пауки и змеи. Но команданте Беляев так умело руководил войсками, а русские офицеры, прошедшие сквозь горнило Первой мировой и гражданской войн, составившие костяк парагвайской армии, воевали так отважно, что в 1935 году армия Боливии была полностью разгромлена и капитулировала. В Парагвае победителя носили на руках, а американский военный историк Д. Зук назвал Ивана Беляева наиболее выдающимся полководцем Латинской Америки XX века.

«Белый отец»

После войны Беляев сделал еще одну попытку создать в Парагвае успешную русскую колонию. Однако это не позволил сделать ему экономический кризис, да и многие русские относились к этой далекой стране скептически.

Оставив военную службу, уроженец Петербурга посвятил остаток жизни судьбам индейцев. Он возглавил Национальный патронат по делам индейцев, организовал первую индейскую театральную труппу, а в 1941 году получил должность Генерального администратора индийских колоний. Отставной генерал жил вместе с индейцами в простой хижине, ел с ними за одним столом, и даже научил их русским молитвам. Аборигены платили ему горячей любовью и признательностью и относились как к «белому отцу».

Против фашизма

Во время Второй мировой войны Беляев, как русский патриот, поддержал СССР в борьбе с фашизмом. Он активно выступал против тех эмигрантов, которые видели в Германии «спасительницу России от большевизма». В своих мемуарах отставной генерал называл их «идиотами и обманщикам».

Когда Беляев умер, то был похоронен на острове посреди реки Парагвай на территории индейских поселений. В стране был объявлен траур, а имя «Команданте Беляева» получила одна из главных улиц столицы страны Асунсьона. В почетном карауле у гроба стоял сам президент Стресснер, парагвайский оркестр играл «Прощание славянки», а индейцы хором пели «Отче наш».

 

Загадка смерти шахматного гения

Живший в эмиграции первый русский чемпион мира по шахматам, непревзойденный Александр Алехин в 1946 году должен был встретиться в матче за мировую шахматную корону с чемпионом СССР Михаилом Ботвинником. Но встреча, которую с нетерпением ждал шахматный мир, не состоялась. Алехин внезапно скончался. Его смерть считают загадочной до сих пор.

А родился шахматный гений в Москве в состоятельной дворянской семье в 1892 году. Его отец был предводителем дворянства Воронежской губернии, а мать – дочь текстильного фабриканта. В 1911 году его семья переехала в Петербург, где он закончил Императорский институт правоведения и был причислен к министерству юстиции.

В шахматы Алехин научился играть в раннем детстве и благодаря феноменальной памяти сразу добился блестящих успехов. Уже в 13 лет завоевал первый приз в турнире по переписке. В 1914 году он занял третье место на международном турнире в Петербурге, уступив лишь великим Ласкеру и Капабланке.

Приговорили к расстрелу

Вскоре началась Первая мировая война и Алехин был интернирован в германском Мангейме, где проходил международный турнир. Но вскоре его освободили и он сумел вернуться в Россию. Из-за болезни сердца его не взяли в армию, но Алехин все-таки отправился на фронт в качестве уполномоченного Красного креста. За спасение раненых на поле боя был награжден двумя Георгиевскими крестами. Был дважды контужен. После октябрьского переворота Алехин потерял все свое имущество и оказался в Одессе, где его арестовали по обвинению в связях с белогвардейцами и приговорили к расстрелу. Однако был освобожден, как известный шахматист по специальной просьбе председателя Совнаркома Украины Раковского. Некоторое время работал следователем в московском розыске, где занимался вопросами поисков иностранцев, пропавших во время революции и Гражданской войны. В 1920 году Алехин победил Всероссийском чемпионате по шахматам. Женитьба на швейцарском подданной Анне-Лиз Рюгге позволила ему легально выехать из СССР и перебраться в Париж. Вскоре он получил там французское гражданство.

Чемпион мира

За границей Алехин колесит по миру, много играет. Он становится непревзойденным мастером одновременной игры на нескольких досках, в Нью-Йорке устанавливает мировой рекорд игры вслепую сразу на 26 досках. В 1927 году, победив в драматическом по накалу страстей матчу в Буэнос-Айресе легендарного Хосе Рауля Капабланку, он стал четвертым по счету чемпионом мира по шахматам, первым из России.

Во время Второй мировой Алехин служил во французской армии военным переводчиком (он превосходно владел французским, английским и немецким языками). Попал в плен, но после капитуляции Франции был освобожден. Рассказывают, что в те годы русский эмигрант дал несколько сеансов одновременной игры высшим военным чинам Германии и ни разу не проиграл. Однажды он играл с уверенным в своем «арийском превосходстве» эсэсовским генералом. Игравший черными эсэсовец быстро сдался, Алехин развернул доску и предложил генералу продолжить игру, но вскоре эсэсовец сдался вторично. Алехин в третий раз развернул доску, но эсэсовец снова проиграл и, раздосадованный, выбежал из комнаты.

Остракизм

Во время войны, зарабатывая на жизнь, великому шахматисту пришлось работать в антикоммунистической газете, издававшейся в Париже при немцах, шахматным обозревателем. После войны Алехина обвинили во Франции в «коллаборационизме» и подвергли преследованиям. Не мог он вернуться и в СССР: тогда по всей Европе сновали агенты НКВД, разыскивая выходцев из России, которых на родине ждал ГУЛАГ и расстрельный подвал. Великому шахматисту пришлось обосноваться в Португалии.

В августе 1946 года должен был состояться матч за звание чемпиона мира между русским эмигрантом и советским гроссмейстером Михаилом Ботвинником. 23 марта ФИДЕ дала согласие на матч, а уже на следующий день стало известно, что Алехин неожиданно скончался. В эмигрантских кругах были убеждены, что чемпион мира стал жертвой агентов НКВД. Его прах позднее перевезли в Париж, где похоронили на русском кладбище с надписью на могиле: «Александр Алехин – гений шахмат России и Франции». Он стал единственным чемпионом мира, умершим непобежденным.

Любопытно, что в те годы председателем Всесоюзной шахматной секции был полковник НКВД Борис Вайнштейн, который люто ненавидел «белогвардейца» Алехина. Ясно также, что советские власти опасались, что в случае победы Алехина, которого тогда считали «непобедимым», это произведет невыгодный для СССР пропагандистский эффект в мире. Но что же произошло на самом деле?

Кусок мяса от НКВД?

Чемпиона мира нашли мертвым в гостинице «Парк-Отель» городка Эшторил близ Лиссабона. В его номере на столе оставалась посуда, свидетельствовавшая, что он с кем-то ужинал. Согласно официальной версии, чемпион мира задохнулся, якобы подавившись куском мяса во время еды. В 1980 году советский гроссмейстер Юрий Авербах специально съездил в Эшторил, чтобы узнать причину смерти великого шахматиста. Вернувшись, он подтвердил официальную версию. Однако многие за пределами СССР ей не поверили, полагая, что Авербах лишь выполнял задание советских властей.

В 2009 году в одной из русскоязычных газет Чикаго была опубликована сенсационная статья некоего Бориса Смоленского. Он сообщил, что сотрудник ресторана в Эшториле, где ужинал Алехин, будто бы признался перед смертью своим родственникам, что в марте 1946 года получил от двух людей, говоривших с сильным иностранным акцентом, большую сумму денег за то, что подсыпал в еду шахматиста какой-то порошок. Известно также, что португальский католический священник отказался участвовать в погребении Алехина, так как на лице усопшего были явственно заметны следы насильственной смерти.

Что же произошло на самом деле в далекой Португалии? Увы, тайна смерти великого шахматиста, наверное, так никогда не будет раскрыта. Но версия о том, что НКВД и в самом деле могло коварно отравить эмигранта-белогвардейца, чтобы он не победил в матче на звание чемпиона мира советского шахматиста, вполне имеет право на существование. Тайных убийств и загадочных смертей, которые планировали тогда на Лубянке, было хоть отбавляй. Впрочем, есть и еще одна версия гибели великого шахматиста. Будто бы к смерти Алехина причастны американские спецслужбы. Американцы опасались, что выиграет Ботвинник и мировая шахматная корона уплывет в СССР.

 

Русский флаг на Рейне

В 1918 году, когда уже по всей России развевались красные флаги большевиков, на Рейне в германский город Вормс вошли воинские части с трехцветным русским флагом и с удалой песней «Соловей, соловей, пташечка…». Немцы с удивлением узнали, что это были воины Русского экспедиционного корпуса, которые после 1917 года остались воевать во Франции. Во главе части шел боевой генерал Николай Лохвицкий.

Николай Александрович Лохвицкий родился в 1867 г. в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Его отец был известным в то время адвокатом, а сестра стала знаменитой писательницей, писавшей под псевдонимом Тэффи. Николай Лохвицкий окончил Константиновское военное училище в Петербурге, а затем – курс в Николаевской военной академии Генерального штаба. Военную службу будущий генерал начинал в 105-м пехотном Оренбургском полку, затем служил в Павловском военном училище принял участие в Русско-японской войне 1904–1905 гг. В августе-сентябре 1914 г. 95-й пехотный Красноярский полк под командованием Лохвицкого в составе 2-й армии генерала Самсонова принял участие в Восточно-Прусской операции. Во время Лодзинской операции Лохвицкий был тяжело ранен и награждён Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени, был произведён в генерал-майоры.

Русских встретили с восторгом

21 января 1916 г. генерал Лохвицкий был назначен командиром 1-й Особой пехотной бригады, направленной во Францию. К формированию бригады русское командование подошло тщательно: первый полк должен был состоять из сероглазых шатенов, второй – из голубоглазых блондинов (как в императорской гвардии), военнослужащие обязательно должны были быть грамотными, православными и высокоразвитыми как физически, так и морально. Из роты претендентов только 10 человек допускались до медосмотра и лишь одного зачисляли в штат. Обмундирование на каждого солдата специально подгоняли в ателье, Николай II обеспечил бригаду великолепным духовым оркестром, а один популярный художник передал ей в дар походный иконостас.

В апреле 1916 г. бригада прибыла в порт Марселя. По воспоминаниям графа Алексея Игнатьева, в то время бывшего военным агентом во Франции, Лохвицкий первым сошёл на берег: «Довольно высокий блондин, элегантно одетый в походную форму, при боевых орденах, он держится с той развязной, почти небрежной манерой, которой многие гвардейские офицеры, даже по выходе из полка, стремились как будто показать своё превосходство над запуганными армейцами».

Русские были встречены французами с восторгом. Балконы и дома были украшены коврами и гирляндами из русских и французских флажков. Дамы встречали воинов из России цветами, угощали вином. Когда солдат размещали по казармам, и у ворот появлялись обычные дневальные, к стенам казарм приставлялись лестницы, и угощение перебрасывалось в корзинах и пакетах через заборы. Изъявлению внимания не было конца и в пути, во время следования по железным дорогам. На каждой станции появлялось для солдат угощение, а офицерские отделения в вагонах забрасывались цветами. Для сокращения случаев чрезмерного употребления вина, пришлось даже прекратить продажу спиртных напитков по пути следования наших солдат.

Русский паек и Мишка

Большое впечатление на французов произвели выправка и внешний вид русских солдат. В Особые бригады отбирали рослых, крепких, красивых, грамотных бойцов православного вероисповедания, а многие русские офицеры говорили по-французски. Сам Лохвицкий владел французским языком в совершенстве.

Русские войска прибыли во Францию в отличном обмундировании, цвета «хаки», в снаряжении и в прочных кожаных сапогах. Французское интендантство специально изготовило для русских бригад металлические каски, выкрашенные в защитный цвет и снабженные гербом с русским двойным орлом. Что касается продовольствия, то в основу солдатского пайка для русских был положен нормальный паек французского солдата, но со стремлением приспособить его ко вкусу русского простолюдина. Обычный французский кофе заменили чаем; установили дополнительный отпуск для каши крупы и был предусмотрен даже квас.

Во Франции русские солдаты вели себя, как в России: пели русские песни, молились перед боем, а в одной из рот жил ручной медведь по имени Мишка, который произвел фурор среди французов. Он был приобретен офицерами полка в Екатеринбурге за 8 рублей. Вместе с полком медведь проделал всю кампанию на французском фронте и до революции был любимцем и баловнем всего полка. Однако Мишка дружелюбно относился только к людям, одетым в «хаки» (русские солдаты). Цвет одежды французских солдат вызывал в нем чувство некоторого недоверия. В одном из боев Мишка был отравлен немецкими газами, но быстро поправился. В награду он был зачислен на особый паек. Однако со своим любимцем полку пришлось все же расстаться. Медведь был отдан в парижский зоопарк в Булонском лесу.

Легион Чести

В ночь на 17 июня 1915 года соединение заняло место на передовой, в окопах, неподалеку от города Реймса. Характер войны поначалу был позиционный и разительно отличался от боевых действий на восточном фронте. Наши солдаты дивились французским порядкам: офицерским блиндажам с биллиардными столами, обеду по расписанию, разнообразному меню, возможности кратковременного увольнения в тыл. Боевое крещение 1-я Особая бригада получила вскоре по прибытии на фронт – 27 июня 1917 года. Французы отдали должное храбрости русских воинов и полководческому таланту генерала Лохвицкого. В своих донесениях об операции французские военачальники называли русскую атаку «блестящей». Русские полки были награждены французскими Военными крестами с пальмовой ветвью. В июле началась крупная операция на реке Сомма, длившаяся до самой осени. Бригада зарекомендовала себя блестяще. Русские особо отличились в штыковых боях, разведывательных акциях, захвате языков. Везде, где требовались выносливость, терпение и смекалка, русским солдатам равных не было.

Но в России произошла революция, начался хаос. Вскоре революционный резонанс докатился и до особых русских бригад во Франции. Пришла всеобщая растерянность, которой быстро воспользовались многочисленные пропагандисты, развернувшие антивоенную агитацию в своих листовках. В немалой степени этому способствовали русские эмигранты, сотнями слонявшиеся по тыловой Европе и поступавшие на службу в особые бригады. В результате солдаты отказывались выполнять приказы командиров и стали требовать вернуть их на Родину.

В ноябре 1917 г. премьер-министр Франции Жорж Клемансо предложил русским три варианта решения сложившейся проблемы: добровольцы остаются в действующей армии; другие уходят в состав рабочих батальонов, третьи будут депортированы в Северную Африку. Из тех, кто согласился воевать, генерал Лохвицкий и полковник Готуа сформировали Русский Легион, в котором желание служить изъявили все офицеры Экспедиционного корпуса. Подразделение русских волонтеров вошло в Марокканскую дивизию Иностранного легиона французской армии.

Русских отправили в самое пекло боев. Историк пишет: «Русский Легион бросается вперед, с офицерами впереди. Даже доктора, охваченные пылом энтузиазма этой славной фалангой, забыли их прямую миссию милосердия и вместе с бойцами врываются в ряды противника…». Русский Легион потерял 85 % своего состава и почти всех офицеров. За этот подвиг французская пресса назвала его «Русский Легион Чести», а на знамя части был водружен почетный Военный крест. С этим знаменем русский генерал и его боевые соратники прошли в первых рядах союзных войск на параде Победы в Первой мировой войне в Париже.

Осталось пятьсот человек…

После перемирия Русский Легион вошёл в Германию, где был направлен в назначенный ему для оккупации немецкий город Вормс. Так наш национальный бело-сине-красный флаг взвился на берегах Рейна. Маршал Франции Фердинанд Фош заявил: «Тем, что Франция не была стёрта с карты Европы, мы обязаны прежде всего России». Но на прощальном построении из сорока пяти тысяч воинов Русского Экспедиционного корпуса стояло пятьсот человек…

Генерал Лохвицкий в 1919-м выехал в Россию, где присоединился к войскам Белой армии адмирала Колчака. В 1920-м возглавил Дальневосточную армию. В декабре 1920 г. вернулся в Европу. Жил в Париже, возглавлял Общество монархистов-легитимистов. Умер в 1935 г., и был похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. На памятнике– надпись: «Лохвицкий Николай Александрович, генерал от инфантерии, командир Русского Экспедиционного Корпуса во Франции».

После смерти славного воина был завершен его главный послевоенный труд: рядом с городом Мурмелоном воздвигли храм-памятник во имя Воскресения Христова, построенный в 1937 году по проекту А.Бенуа в память о погибших русских воинах. 21 июня 2011 г. в Париже на набережной Сены рядом с мостом Александра III в присутствии премьер-министров России и Франции состоялось торжественное открытие памятника воинам Русского экспедиционного корпуса.

В ноябре 2014 года в связи со 100-летием начала Первой мировой войны на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа был открыт памятник генералу Лохвицкому. Торжественное открытие креста-памятника было организовано при поддержке губернатора Санкт-Петербурга Георгия Полтавченко.

 

«Трасса Кондратюка»

После возвращения с полета на Луну американский астронавт Нейл Армстронг совершил странный поступок. Он вдруг поехал в СССР, в далекий Новосибирск, и собрал пригоршню земли у того дома, где жил человек по имени Юрий Кондратюк и сегодня, мало кому у нас известный. Потом американец привез эту землю в США и высыпал на месте старта космической лунной ракеты на мысе Канаверал. Почему он это сделал?

Сразу уточним, что настоящее имя загадочного Кондратюка – Александр Шаргей. Но и оно многим сегодня, ни о чем не говорит. Однако именно его идеи американцы взяли для разработки проекта «Аполлон», чтобы высадиться на Луне. А родился Шаргей-Кондратюк в Полтаве. Его далекий предок по материнской линии барон Шлиппенбах, датчанин на службе у Карла XII, был взят в плен во время Полтавского сражения и перешел потом на службу к Петру I. А его прадед был участником Отечественно войны 1812 года. Детство мальчика было нелегким: мать не выходила из психиатрической лечебницы и скоро умерла, а отец женился на другой, и в Полтаве практически не показывался. Тем не менее, гимназию Саша Шаргей закончил с серебряной медалью и отправился потом в город на Неве. Поступил на механическое отделение Петроградского политехнического института. Но тут грянула Первая мировая война, и Шаргея призвали в армию. Он был зачислен в школу прапорщиков одного из юнкерских училищ, а затем отправлен на фронт.

Тому, кто будет строить …

Еще в школе прапорщиков Шаргей начал рукопись «Тому, кто будет читать, чтобы строить». В ней он, независимо от Константина Циолковского, вывел своим методом основные уравнения реактивного движения, дал схему четырехступенчатой ракеты на кислородно-водородном топливе, окислителя горючего, электростатического ракетного двигателя и многое другое. Именно Шаргей первым предложил использовать сопротивление атмосферы для торможения ракеты при спуске, использование солнечной энергии для питания бортовых систем космических аппаратов. Ему принадлежит идея при полетах к другим планетам выводить корабль на орбиту искусственного спутника. А для отправки на них человека и возвращения на Землю применять «челнок», небольшой взлетно-посадочный корабль. В учебники вошла так называемая «Трасса Кондратюка» – траектория полета космического корабля с возвратом на Землю. Все эти идеи, высказанные русским гением почти за полвека до того, как их стали реализовывать, и были использованы в американской программе «Аполлон». Но почему же не в советской?

После событий 1917 года юный гений оказался в Белой армии, попал на Украину. А когда Киев захватили красные, пытался пешком уйти за границу. Но был задержан и возвращен обратно. Чтобы спастись от неминуемого расстрела большевиками, Шаргей сумел достать документы на имя Юрия Кондратюка, по которым и прожил всю оставшуюся жизнь. До 1927 года Шаргей-Кондратюк работал на Украине, Кубани и Кавказе, начиная от смазчика вагонов до механика на элеваторе, а затем переехал в Сибирь, где было легче скрываться от ищеек НКВД. Это были тяжелые годы голода и разрухи после Гражданской войны, скитаний с чужим паспортом и без собственного жилья, под постоянной угрозой разоблачения и расстрела. Но именно в это время он переработал свою юношескую рукопись в книгу под названием «Завоевание межпланетных пространств» и отправил ее в Москву. В книге он предложил также использовать для снабжения спутников на околоземной орбите ракетно-артиллерийские системы, что было реализовано в виде современной транспортной системы «Прогресс». Напечатать ее сразу не удалось, хотя «Главнаука» одобрила рукопись. Издать работу ему удалось позднее на свои собственные средства.

Гений в шарашке

В Новосибирске Шаргей-Кондратюк построил знаменитый «Мастодонт» – огромный деревянный элеватор на 10 тысяч тонн зерна, причем, без чертежей и единого гвоздя – гвозди и железо были тогда в дефиците. Но именно за это изобретатель был обвинен во вредительстве и арестован. Начальство считало, что такой элеватор неминуемо развалится. Хотя он простоял потом 60 лет. В 1931 году Шаргей-Кондратюк был осужден на три года лагерей, но потом его перевели в Новосибирск в «шарашку» – специализированное бюро для заключенных-инженеров. Там он начал проектировать ветроэлектростанции. Свой проект он отправил в Москву, и завоевал там первое место на конкурсе. По его проекту в районе станции Перловка была построена пятидесятиметровая башня для ВЭС. Во время войны ее повалили – это был хороший ориентир для гитлеровцев при обстрелах столицы.

Во время одной из поездок в столицу он познакомился с Сергеем Королевым, который возглавлял тогда Группу изучения реактивного движения – ГИРД, и тот предложил ему перейти к нему на работу. Но Шаргей-Кондратюк отказался. Прочитав вопросы анкеты, которую необходимо было заполнить для поступления в ГИРД, бывший белогвардеец понял: после тщательной проверки НКВД всех данных ему грозят разоблачение и расстрел.

Вскоре грянула война, и Шаргей-Кондратюк пошел добровольцем в народное ополчение. Был зачислен телефонистом в роту связи 2-го стрелкового полка Московской дивизии. Согласно одним данным, погиб и был похоронен у деревни Кривцово Калужской области. Но по сведениям из других источников, пропал без вести. Это породило легенду о том, будто Шаргей остался жив и попал в плен к немцам. Узнав, что их пленный – выдающийся ученый, немцы будто бы тайно вывезли его в Германию, где Вернер фон Браун проводил секретные работы по созданию «тайного оружия фюрера» – боевых ракет «Фау». А после поражения Германии, американцы якобы вместе с фон Брауном переправили его в США. Там он принял участие в разработке американских космических программ, в том числе – ив проекте «Аполлон» по высадке человека на Луне.

Признание американцев

Конечно, тайное участие в американском космическом проекте русского ученого, оказавшегося в плену у немцев, выглядит невероятно. Но если он и в самом деле попал в плен и хорошо знал, что этот плен и его прошлое царского офицера грозило по тем временам неизбежным расстрелом, окажись он снова в СССР? Так что Шаргей-Кондратюк вполне мог скрыться под другой фамилией за океаном, как это он уже один раз сделал в Советском Союзе. А главное основание для такого предположения – тот факт, что многочисленные идеи русского ученого, широко неизвестные специалистам, нашли воплощение в американском космическом проекте. Американцам же было невыгодно раскрывать тайну пропавшего советского пленного, иначе получалось, что сами они были не в состоянии разработать и реализовать проект полета на Луну.

«Мы разыскали маленькую неприметную книжечку, изданную в России сразу после революции, – сказал доктор Лоу, задействованный в «Лунной программе» НАСА, уже после ее успешного завершения. – Автор ее, Юрии Кондратюк, обосновал и рассчитал энергетическую выгодность посадки на Луну по схеме: полет на орбиту Луны – старт на Луну с орбиты – возвращение на орбиту и стыковка с основным кораблем – возвращение на Землю».

Получается, что вот так, косвенно, он фактически признал, что полет американских астронавтов на Луну был выполнен по «трассе Кондратюка».

Еще убедительнее в деле признания заслуг русского ученого выглядит уже упомянутый поступок «первого человека на Луне», астронавта Нила Армстронга, когда после своего знаменитого полета он побывал в Новосибирске, где набрал пригоршню земли у того дома, где жил и работал Шагрей-Кондратюк, а потом отвез ее в США, где высыпал на месте старта ракеты на Луну.

Таким образом, совершенно независимо от того, была ли правдивой фантастическая версия о тайном участии русского ученого в разработке программы США по полету на Луну, его огромные заслуги в этом грандиозном научном достижении уже давно официально признали сами американцы. А вот у нас в Москве, на Аллее космонавтов у метро ВДНХ, где стоят памятник Константину Циолковскому, бюсты космонавтов и Сергея Королева, памятника гениальному Александру Шаргею до сих пор нет…

 

Княгиня против гестапо

«Не падайте духом, поручик Голицын, корнет Оболенский, надеть ордена!» Княгиня Вера Оболенская (друзья называли ее Вики) в Белой армии не служила, но ей присвоили звание младшего лейтенанта армии французской. Ордена она тоже могла одеть – французский Почетного легиона и советский Отечественной войны. Ее жизнь, о которой подробно рассказала в своей книге «Вики. Княгиня Вера Оболенская» Людмила Флам, сложилась так, что сражаться с врагом ей пришлось далеко от обожаемой России, которую ее семья покинула после революции.

Отец ее мужа был градоначальником Петербурга. После его смерти в Париже в 1924 году Николай Оболенский стал старшим представителем древнего рода князей Оболенских, ведущих начало от Рюрика. Его мать – петербургская красавица Саломия Николаевна была дочерью светлейшего князя Дадиани Менгрельского. Вера, которую в семье называли Вики, была дочерью бакинского вице-губернатора Аполлона Макарова, который окончил в Петербурге училище правоведения. Поженились Николай и Вики в Париже незадолго до войны, уже в эмиграции. Так очаровательная Вера Макарова стала княгиней Вики Оболенской. Ужасы революции, драматического бегства из России не отразились на жизнерадостном характере Вики, ведь, когда семья покинула Россию, ей было всего 9 лет. Девушка обладала кипучей энергией, оптимизмом, феноменальной памятью, была очень способной к языкам. Но юную красавицу поначалу больше интересовали танцы и молодые люди, чем науки или политика. Вики была большой модницей и обожала светскую жизнь. Вошла в веселую парижскую компанию некоего титулованного русского, который неожиданно получил от дяди большое состояние и дал слово промотать его на «красивую жизнь», а потом покончить с собой. Что он потом и сделал. А до этого, еще до замужества, Вики вместе с ним и его друзьями весело кутила в Париже. Ну а потом ей пришлось вести трудную жизнь, как и другим эмигрантам. Сначала работала манекенщицей – манеры и шарм русских аристократок поражали французов, а затем – помогло знание языков – устроилась секретаршей в коммерческую фирму.

Менгрельские сокровища

Все изменилось, когда Вики познакомилась с Николаем Оболенским. Благодаря приобретенной его семьей еще до революции недвижимости в Ницце князь жил в эмиграции относительно безбедно. Про него шутили, что он был одним из немногих русских в Париже, кто ездил в такси не в качестве шофера. В будущем его материальное положение могло еще более упрочиться. В подвалах государственного банка Франции хранились десять ящиков менгрельских сокровищ, принадлежавших князьям Дадиани. Их вывезли из дворца в Зугдиди члены меньшевистского правительства Грузии при бегстве оттуда в 1921 году. Парижские адвокаты уверяли, что права на эти сокровища матери Оболенского бесспорны. Однако французские власти не спешили возвращать ящики с драгоценностями эмигрантам из России. А потому вскоре после свадьбы в 1937 году Вики снова пришлось вернуться на работу секретаршей.

Словом, мирная парижская жизнь закончилась быстро – Европу охватил пожар мировой войны. Вскоре немецкие войска оккупировали Париж. Поначалу французское сопротивление было очень слабым, большинство жителей страны были довольны, что ужасы войны закончились и наступил мир. Французы еще не знали, что немецкая оккупация обернется жестоким террором, расстрелами заложников, беспощадной охотой за евреями. Даже французские коммунисты сидели сложа руки, не зная, что делать, поскольку Сталин заключил в это время с Гитлером пакт о ненападении. А их глава Морис Торез, дезертировав их французской армии, бежал в СССР. Силы же «свободной Франции» сгруппировавшиеся в Лондоне вокруг генерала де Голля были еще малочисленными. Однако для Вики сомнений не было – она сразу решила бороться с оккупантами! Оболенская, а также ее муж стали активными участниками одной из первых групп Сопротивления, созданной во Франции Жаком Артюисом.

Аристократы в Сопротивлении

Поэтому, вопреки широко распространенному мнению, первыми активистами Сопротивления во Франции оказались вовсе не коммунисты, а люди правых убеждений, в том числе и русские аристократы Вера и Николай Оболенские, княгиня Шаховская и другие. Сначала их сеть была невелика, но она быстро росла и расширялась. Центром сбора информации стало парижское кабаре «Монте-Кристо», которое посещали высокопоставленные немецкие военные. Организация, куда входила Вики, собирала сведения о передвижениях немецких войск, которую передавала в Лондон, вызволяла из лагерей военнопленных французских офицеров, помогала прятаться сбитым над Францией английским летчикам, снабжала их фальшивыми документами, спасала от облав и вывоза в лагеря смерти французских евреев, помогая им бежать в Швейцарию и Испанию. Однако военных акций и покушений на немцев подпольщики не организовывали. Так считал де Голль, полагая, что они приведут лишь к репрессиям против мирного населения. Подпольщики – организацию назвали ОСМ – собирали и прятали в тайниках оружие, чтобы использовать его, когда настанет решающий момент освобождения Франции.

«Тут бомба, месье!»

Вики была генеральным секретарем ОСМ, постоянно встречалась со связными и представителями подпольных групп, передавала им задания, принимала донесения. Обладая феноменальной памятью, она никогда ничего не записывала, держала в памяти все адреса и явки, фамилии и клички связных. Ее кипучая энергия и твердая уверенность в победе над врагом воодушевляли подпольщиков. В самых опасных ситуациях Вики не теряла присутствия духа. Однажды, когда на улице ее остановил жандарм, который захотел проверить ее чемодан, где лежали секретные донесения подпольщиков, она обворожительно улыбнулась и непринужденно заявила: «Тут небольшая бомба, месье!». Засмеявшись в ответ шутке, жандарм галантно пропустил красивую даму, не проверив чемодан. Верной помощницей Вики стала ее русская подруга Софья Носович, которую все называли Софка. В парижском Музее человека молодые русские ученые-этнографы Борис Вильде и Анатолий Левицкий тоже основали подпольный комитет, помогавший ОСМ. В подвале музея они печатали листовки, а в декабре 1940 года выпустили первый номер подпольной газеты «Резистанс». Кстати, именно благодаря этой газете, издаваемой русскими в Париже, название «Резистанс» («Сопротивление») перешло на все французское движение борьбы с гитлеровской оккупацией.

План нападения на СССР

Помогали подпольщикам многие русские эмигранты: дочь композитора Скрябина Ариадна, русский священник Дмитрий Клепинин, настоятель парижской Введенской церкви, монахиня мать Мария, известная в России до революции как поэтесса Кузьмина-Караваева. Мать Мария встретила потом смерть в нацистском лагере смерти Равенсбрюк. Незадолго до окончания войны она поменялась курткой с обреченной на газовую камеру еврейкой и под ее номером отправилась на смерть… Одним из главных достижений ОСМ стала переправка союзникам детального плана оборонительных сооружений Атлантического вала еще за два года до высадки их в Нормандии. Похитил план завербованный организацией маляр, который производил ремонт в помещении немецкой строительной фирмы «ТОДТ». Он спрятал его в дымоходе камина, а когда пропажи хватились, то никак не могли найти. Позднее маляр спокойно вынес чертежи, и их отправили в Лондон. По мнению историков, если бы не этот план, успех высадки союзников в Нормандии был бы под вопросом. В кабаре «Монте-Кристо» подпольщикам удалось выведать у пьяного офицера из штаба главнокомандующего вермахта во Франции точную дату нападения на СССР. «Через восемь дней мы отправляемся в Россию!» – объявил офицер сидевшей у него на коленях девице. Это услышал управляющий заведением Кирилл Макинский, русский член ОСМ.

Смерть на гильотине

Однако гестапо и военная контрразведка не дремали. Вскоре один за другим были арестованы почти все члены ОСМ. Вики арестовали на квартире у Софки Носович. Потребовав у Оболенской удостоверение, один из гестаповцев не удержался: «Вот это да! Настоящая княгиня!». Затем последовали месяцы изнурительных допросов, наручники не снимали ни днем, ни ночью. Вики держалась стойко, никого не выдала. Но гестапо знало уже слишком много. Ее переводили из тюрьмы в тюрьму, а в конце концов приговорили к смертной казни. Героиню Сопротивления гильотинировали в берлинской тюрьме Плётцензе 4 августа 1944 года. Тело ее так и не было найдено. За каждую отрубленную голову палачу причиталось 60 марок премиальных. После исполнения смертного приговора родственникам присылали счет за пребывание в тюрьме плюс 60 пфеннигов за почтовые расходы…

Но имя героической русской княгини не было забыто. Фельдмаршал английской армии Монтгомери издал специальный приказ, в котором написал: «Хочу запечатлеть мое восхищение перед заслугами Веры Оболенской, которая отдала свою жизнь, чтобы Европа снова стала свободной…». Французское правительство наградило ее Военным крестом с пальмовой веткой и кавалерским орденом Почетного легиона. В СССР в 1965 году Вики указом Президиума Верховного Совета была награждена посмертно орденом Отечественной войны. Николай Оболенский, который неоднократно выполнял опасные поручения подпольщиков, тоже получил от де Голля Орден Почетного легиона. Не пропали и менгрельские сокровища его матери. Когда генерал де Голль отправился с официальным визитом в Москву, то передал ящики в подарок Сталину в знак дружбы между двумя народами. После войны Николай Оболенский стал священником, до последних дней жизни служил настоятелем Александро-Невского собора, в котором они с Вики венчались. Это решение князь принял, узнав о страшной гибели на гильотине своей обожаемой жены. Когда отец Николай умер, хоронил его весь русский Париж…

 

«Верю, Россия победит!»

Это заявила Елизавета Кузьмина-Караваева в оккупированном Париже в тот день, когда Гитлер напал на Россию. Выдающаяся русская поэтесса, философ и религиозно-общественный деятель жила там в эмиграции, приняв монашеский постриг под именем мать Мария. А когда ей было 15 лет, то очарованный ею Александр Блок писал: «Когда вы стоите на моем пути, такая живая, такая красивая…». Однако суждена была этой необыкновенной женщине страшная судьба: ее сожгли в печах нацистского концлагеря Равенсбрюк всего за несколько дней до прихода Красной армии..

Родилась Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева 20 декабря 1891 года в Риге, но детство провела на юге России, в Ялте и Анапе. Ее дед Дмитрий Пиленко был из запорожских казаков, дослужился до генерал-майора, создал, уйдя в отставку, огромный сад и виноградники, сыграл важную роль в основании Анапы и Новороссийска. А его сын, отец будущей матери Марии, в 1905 году стал директором знаменитого Никитского ботанического сада. В 1906 году в жизни юной Лизы случилась трагедия – ее обожаемый отец неожиданно умер. Это так потрясло 15-летнюю девочку, что она на какое-то время разуверилась в Боге. Вместе с матерью, урожденной Софьей Делоне, происходящей из старинного рода Рюриковичей, они переехали в Петербург.

Столичные соблазны

В столице юную провинциалку, которая поселилась у сестры матери, фрейлины царского двора, ждала совершенно другая жизнь. Благодаря связям матери она очутилась в самом изысканном обществе. Подружилась с Ахматовой и Городецким, посещала собрания поэтов в знаменитой «Башне» Вячеслава Иванова, наслаждалась стихами Гумилева, а потом попала под колдовское влияние поэзии Блока. Стала писать сама, и ее первая книга стихов была замечена критикой. Однако уже тогда юная Елизавета стремилась к подвигу и жертвенности. Она поступает на Бестужевские курсы и вскоре становится первой женщиной-студенткой Духовной академии, заочно изучающей богословие.

Вскоре чуткая девушка почувствовала трагический разрыв, который существовал тогда между верхушкой петербургской интеллигенции и народом. «Мы жили, – писала она потом в своих воспоминаниях, – среди огромной страны, словно на необитаемом острове. Россия не знала грамоты – в нашей среде сосредоточилась вся мировая культура, цитировали наизусть греков, увлекались французскими символистами, считали скандинавскую поэзию своею, знали философию и богословие, поэзию и историю всего мира, в этом смысле мы были гражданами Вселенной, хранителями великого культурного музея человечества. Это был Рим времен упадка. Мы были последним актом трагедии – разрыва народа и интеллигенции…».

Комиссар по культуре

Елизавета вступает в партию эсеров. Для нее революционер – бесстрашный борец со злом, готовый всем пожертвовать ради революции. Она не видит таких людей среди посетителей «Башни» поэта Иванова и уезжает из разочаровавшего ее Петербурга в Анапу, в свое имение, «к земле». Там ее и застала революция. Как члена партии эсеров, ее избрали товарищем городского головы. Когда к власти пришли Советы, Кузьмина-Караваева стала комиссаром по культуре, за что потом ее едва не расстреляли вошедшие в город деникинцы. Спасло ее лишь заступничество Волошина и Алексея Толстого. В 1919 году будущая мать Мария покинула Россию вместе со вторым мужем, Скобцевым-Кондратьевым, казачьим деятелем, писателем. Через Константинополь они добрались до Белграда, а потом Кузьмина-Караваева оказалась в Париже.

Путь к Богу

Там началась скудная жизнь эмигрантов, полная лишений. Пришлось подрабатывать изготовлением кукол и шитьем (Елизавета Юрьевна прекрасно рисовала, владела всеми швами древнего шитья). Но она не унывала, активно продолжала творческую работу. Под псевдонимом Юрий Данилов она опубликовала автобиографический роман о годах революции и Гражданской войны «Равнина русская: хроника наших дней». А затем вышли два ее сборника жития святых «Жатва духа». Вскоре она стала секретарем Русского студенческого христианского движения и вела интенсивную просветительскую деятельность среди русских эмигрантов по всей Франции. Но тут ее постиг страшный удар – смерть любимой дочери Насти. Девочка угасла в Пастеровском институте на руках у матери. Кузьмина-Караваева осознала, что до сих пор, по ее собственному признанию, «душа по переулочкам бродила… И вот когда я шла за гробом по кладбищу, в эти минуты со мной это и произошло – мне открылось другое, какое-то особое, широкое – широкое всеобъемлющее материнство… Я вернулась с кладбища другим человеком. Я увидала перед собой другую дорогу и новый смысл жизни: – быть матерью всех, всех, кто нуждается в материнской помощи, охране, защите.

Остальное уже второстепенно: я говорила с моим духовником, с семьей, потом поехала к митрополиту…». Вскоре она стала монахиней под именем мать Мария.

«Отдам свою душу каждому»

Всю свою энергию после пострига мать Мария отдает общественной деятельности, заботам о бедствующих эмигрантах. Она организовала общежитие и санаторий для туберкулезных больных, создала братство «Православное дело», которое стало центром социальной и духовной помощи нуждающимся. Кроме того, она активно участвовала в работе Религиозно-философской академии, руководимой выдающимся русским философом Николаем Бердяевым, в деятельности православной общины на окраине Парижа.

В одном из стихотворений она так определила тогда свое жизненное кредо:

«Но какой океан крови!»

Когда уже в оккупированной Франции мать Мария узнала, что Гитлер напал на Россию, с нею произошло как бы второе преображение. Она стала жить только мыслями о своей Родине. «Я не боюсь за Россию, – уверенно произнесла мать Мария в те дни. – Я знаю, что она победит. Наступит день, когда мы узнаем по радио, что советская авиация уничтожила Берлин. Потом будет русский период истории… Все возможности открыты. России предстоит великое будущее, но какой океан крови!».

Русская монахиня налаживает тайную связь с французским Сопротивлением, укрывает советских военнопленных, спасает преследуемых гитлеровцами французских евреев, выдавая им ложные свидетельства о крещении, укрывая их и переправляя в провинцию. За время оккупации она спасла так от смерти сотни людей.

Однако вскоре на отважную монахиню донесли в гестапо, мать Марию арестовали и отправили в страшный концлагерь Равенсбрюк. Ее сына Юрия арестовали за день до ареста матери. Но сначала предложили службу в армии Власова, но он решительно отказался. Тогда его отвезли в Бухенвальд, а потом в страшный лагерь Дора, где под землей строили ракеты «ФАУ-2». Там погибали все…

Подвиг монахини

А мать Мария даже в лагере не сдалась. Помогала другим заключенным, чем могла, писала стихи и воспоминания, которые были опубликованы. Выжившие узницы вспоминали о ней потом, как о необыкновенно бесстрашной женщине. Историки считают, что есть две версии гибели матери Марии. По одной, ее в результате «селекции» отправили в газовую камеру и потом сожгли в печах. По другой, она сама вступила в группу заключенных, отобранных для уничтожения. Словно предвидя такой конец, мать Мария еще в 1934 году отметила в записной книжке: «Есть два способа жить. Совершенно законно и почтенно ходить по суше – мерить, взвешивать, предвидеть. Но можно ходить по водам. Тогда нельзя мерить и предвидеть, надо только все время верить…». Подвиг русской монахини и эмигрантки оценили даже в СССР. Мать Мария была награждена посмертно орденом Отечественной войны.

 

Икона Великого князя

Незримые нити истории связывают порой самых разных людей и их вещи. Так удивительным образом соединены церковь преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище в Петербурге, Великий князь Михаил Александрович и его дворец на Английской набережной. Их соединяет старинная икона Божьей Матери Казанской, о необыкновенной судьбе которой рассказал в вышедшей недавно книге ’’Икона великого князя» игумен Митрофан, а в прошлом – офицер советского Военно-морского флота Баданин.

Эта икона хранится в правом пределе церкви у клироса. Отражая колеблющейся свет свечей, из церковного сумрака на нас взирает печальный лик Царицы Небесной, обрамленный старинным серебряным окладом с богатой чеканкой. Под ризой – авторская надпись иконописца: «1888 года, февраля 5 дня написан сей образ». А принадлежала эта икона семье Романовых, а точнее, Великому князю Михаилу Романову, младшему брату Николая II. Дед игумена Митрофана – Степан Пименов, служил на царском флоте, а когда вышел в отставку, был взят на работу во дворец Михаила Александровича. Во время революционной смуты, когда пьяные банды грабили особняки знати, Степан Пименов тайно вынес икону из дворца и спрятал ее у себя дома. Много лет его семья хранила реликвию, рискуя жизнью, – за малейшую связь с царской фамилией в те времена безжалостно расстреливали, а в 1959 году пожертвовала ее храму на Серафимовском кладбище.

Благородный по натуре

Михаил Александрович был младшим сыном в семье Александра III. Дети императора воспитывались в строгости и жили скромно. Спали на простых солдатских койках. Самым роскошным предметом обстановки была усыпанная жемчугом икона Божьей Матери. Утром им подавали овсяную кашу, и чувство голода не покидало их. «Мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные русские дети. Подерутся – пожалуйста. Но доказчику – первый кнут. Это самое первое мое требование», – строго инструктировал воспитателей император.

Образование царские дети получали великолепное, оно велось по специально разработанной программе. Строго соблюдались посты, все каноны религии. Православие было для будущих правителей России «воздухом, которым они дышали». «Наш род относился к идее Царского служения как к священному долгу, от которого ничто, кроме смерти, не могло освободить», – считали Романовы.

Михаил, окончив Михайловское артиллерийское училище, пошел служить в армию, где сразу выделился своими способностями, простотой, обаянием и пользовался всеобщей любовью солдат и офицеров. От отца он унаследовал богатырскую силу, отличался удалью и необыкновенной храбростью. «Я никогда в жизни не встречал человека, подобного ему, настолько неиспорченного и благородного по натуре… Он не хотел признавать, что в мире существует зло и неправда, он считал, что верить нужно всем», – писал о Великом князе современник.

Драма любви

В жизни Михаила Романова была драматическая любовь. Он полюбил Наталью Шереметьевскую, женщину необычайно красоты и обаяния, но которая уже была замужем за поручиком Вульфертом, офицером полка, где он служил. Она ответила князю взаимным чувством. Михаил понимал, что даже в случае развода, их брак не возможен – сын царя мог жениться только на особе монаршей крови. Однако ни князь, ни его избранница не смогли устоять перед охватившим их чувством. Кончилось все тем, что Николай II был вынужден отправить его в Орел, командовать в Черниговским лейб-гвардии Гусарским полком.

Однако скоро стало известно, что у влюбленных будет ребенок. Только тогда император разрешил подать документы на развод, и Наталья Сергеевна стала, наконец, свободной. Мечтая о совместной жизни с любимой, Михаил стал обустраивать свой особняк на Английской набережной, 54, который достался ему в наследство от его дяди. Однако петербургская знать не признавала «незаконную связь» члена царской семьи, про Наталью Сергеевну, получившей титул графини Брасовой, распространяли злые слухи и сплетни, в Петербурге ее никто не принимал.

Кровь за Родину

Обвенчались влюбленные тайно, в Вене. Николай был возмущен и запретил брату возвращаться в Россию, установил над его имуществом опеку. Но вскоре грянула Мировая война. Михаил тут же написал царю: «Меня можно в наказание лишить прав и имущества, связанных с моим рождением, но никто не может лишить меня права пролить кровь за Родину!» Николай разрешил ему вернуться и назначил начальником только что сформированной из воинов Кавказа «Дикой дивизии» и Великий князь вскоре отбыл на фронт.

Воевал Михаил отважно, «не обращая внимания на разрывающиеся кругом снаряды и свистевшие пули, смотрел в глаза смертельной опасности». Горцы полюбили его за храбрость и гордились, что их командир – брат самого царя. Вскоре Михаил был награжден Георгиевским крестом. А затем его брак с графиней Брасовой был официально признан. Опека над его имуществом была снята, и супруги смогли снова вернуться к заботам о своем дворце на Английской набережной, где они, как только началась война, устроили лазарет для раненых солдат.

Однако на Россию с роковой неизбежностью наваливалась кровавая революционная смута. Все мы знаем историю с «отречением» Николая II, которую многократно описывали историки. Однако игумен Митрофан в своей книге считает, что никакого отречения на самом деле не было. Законы Российской империи не предусматривали такой процедуры – Николай попросту передал свою власть брату Михаилу. А в случае его отказа (что тот и сделал) дальнейшую судьбу страны должен был решить Земский собор, который 400 лет назад и избрал на царствие Романовых. Но большевики захватили власть и стали уничтожать членов царской династии. В первую очередь им надо было уничтожить именно Михаила, которому Николай передал трон. Михаила отправили в Пермь, где в ночь с 12 на 13 июня 1918 года отвезли в лес и зверски убили. Его могила не найдена до сих пор…

Жена его сумела бежать в Англию на броненосце. Затем Наталья Сергеевна переехал в Париж. В июле 1931 года ее ждала новая трагедия – в странной автомобильной аварии погиб ее сын, единственный наследник – Георгий. Русские эмигранты были убеждены, что на самом деле он был убит агентами НКВД. Сама Наталья Сергеевна умерла потом в Париже в полной нищете и забвении…

 

Власть соловецкая

Имя Бориса Ширяева мало кому у нас известно. Когда будущий писатель сидел в первом советском концлагере на Соловках, 84-летний профессор-серб Кривош-Неманич, занимавшийся магией и хиромантией, предсказал, что он умрет в Италии. Ширяев не поверил, однако ему удалось спастись, и свою книгу о советской каторге «Неугасимая лампада» он закончил на Капри. В ней он не только описал все ужасы зарождавшейся тогда в СССР организованной системы рабского истребительного труда, но и привел многочисленные примеры необыкновенной высоты духа, героизма и самопожертвования безвестных мучеников Соловков.

Ширяев вместе с другими узниками прибыл на Соловки на пароходе «Глеб Бокий», названный так по имени известного тогда чекиста. Новую партию осужденных встречал сам начальник лагеря свирепый «товарищ Ногтев». Он выстроил прибывших на берегу и заявил: «Вот, надо вам знать, что власть у нас здесь не советская, а соловецкая! Обо всех законах надо теперь позабыть. У нас свой закон…». Как действует это закон, товарищ Ногтев тут же и показал. Один за другим заключенные проходили мимо будки, в которой он сидел с карабином, хладнокровно убив несколько человек. «Он делал это, – вспоминает Ширяев, – не силу личной жестокости, он скорее был добродушен во хмелю. Но этими выстрелами он сразу стремился нагнать страх на новоприбывших, внедрить в них сознание полной бесправности, безвыходности, пресечь в корне возможности попытки протеста».

Фрейлина трех императриц

Однажды на Соловки доставили старую баронессу, «с известной всей Россией фамилией», служившей при дворе фрейлиной «трех императриц». Ее специально поместили в барак, в котором жили проститутки, уголовницы, бывшие содержательницы притонов, торговки кокаином. Там баронесса была встречена не «в штыки», а даже еще более жестоко и враждебно. «Стимулом к травле было ее прошлое. Женщины не умеют подавлять в себе, взнуздывать это чувство и всецело поддаются ему. Слабая хилая старуха была ненавистна не сама по себе в ее настоящем, а как носительница той иллюзии, которая чаровала и влекла к себе мечты ее ненавистниц.

Прошлое, элегантное, утонченное, ярко проступало в каждом движении старой фрейлины, в каждом звук ее голоса. Она оставалась аристократкой в лучшем, истинном значении этого слова, и а Соловецком женбараке, в смраде матерной ругани, в хаосе потасовок она была тою же, какой ее видели во дворце. Она не чуждалось, не ограничивала себя от окружающих, не проявляя и тени того высокомерия, которым грешит ложный аристократизм».

Тотчас по прибытии баронесса была, конечно, назначена «на кирпичики» – тяжелейшую работу по тасканию кирпичей, которую редко кто выдерживал более двух-трех месяцев. «Баронесса! Фрейлина! Это тебе не за царицей хвост таскать!» – ликовали уголовницы. Они не спускали с нее глаз и жадно ждали вопля, жалобы, слез бессилия, но этого им не пришлось увидеть. Самообладание, внутренняя дисциплина, выношенная в течение всей жизни, спасла баронессу от унижения. Не показывая своей усталости, она доработала до конца, а вечером, как всегда долго молилась, стоя на коленях перед маленьким образком». То же повторялось и в последующие дни. Баронесса спокойно и мерно носила сырые кирпичи, вернувшись в барак, тщательно чистила свое платье, молча съедала миску тресковой баланды, молилась и ложилась спать на свой аккуратно прибранный топчан. Она не чуждалась никого и со всеми разговаривала совершенно одинаковым тоном. Она делала и говорила «что надо», так, как делала это всю жизнь.

Таинство пробуждения Человека

Нарастающее духовное влияние баронессы чувствовалось в бараке все сильней. Проститутки и воровки начали относиться к ней с явным уважением. В ее присутствии стали сдерживаться, переставали материться. «Это великое таинство пробуждения Человека совершалось без насилия и громких слов», – отмечает Ширяев. Когда пришла пора выбирать кандидата на «блатную» должность – уборщицы барака, то уголовницы единогласно выбрали баронессу. Это было большой «милостью» к ней. Работа считалась легкой, за место уборщицы жестоко боролись. Во время страшной эпидемии сыпняка, срочно понадобились санитарки в барак к умирающим. Туда, на верную смерть, посылали на добровольной основе, но никто из заключенных сам идти не хотел.

– Так никто не хочет помочь умирающим? – спросила начальница санчасти.

– Я хочу, – тихо ответила баронесса. И тут же за ней записалось еще несколько женщин.

Работа в сыпнотифозном бараке была страшной. Больные лежали вповалку на полу и сестры руками выгребали из-под них пропитанные нечистотами стружки. Но баронесса работала днем и ночью, так же мерно и спокойно, как носила кирпичи и мыла пол женбарака. Но час пробил, и на руках и шее баронессы появилась зловещая сыпь.

– Баронесса, идите и ложитесь в особой палате… Разве вы сами не видите? – сказала начальница.

– К чему? – спокойно ответила та. – Вы же знаете, что в мои годы от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к себе, но два-три дня я еще могу служить ему. Надзирательница не выдержала, обняла и поцеловала умирающую…

Душу за други

Убежать с Соловков было невозможно. У чекистов имелись быстроходные катера и даже самолет. Однако несколько морских офицеров все же решились на побег. Душой заговора был князь Шаховской, более известный на Соловках под фамилией Круглов. Им помог случай. Талантливый морской инженер Стрижевский сконструировал для морских прогулок начальника лагеря глиссер-моторный катер с воздушным винтом (кстати, первый в мире!), развивавший скорость вдвое большую, чем катера обычного типа, которые были у чекистов береговой охраны.

Но оставался самолет. Он хранился в ангаре, который охранялся и днем и ночью. Уход за самолетом вел некто Силин. О нем было мало, что известно. Говорили, что в прошлом он был знаменитым морским летчиком, носившим другую фамилию. Он и взял на себя главную роль в осуществлении побега, пообещав вывести самолет из строя. «Это не был риск, – пишет Ширяев, – это было осознанное обречение себя на гибель. Сам он бежать не мог, потому что находился под постоянным наблюдением. На сохранение жизни у него не было ни единого шанса. Он шел на неотвратимую смерть. Но он пошел».

Отважные беглецы вышли в море ночью. Часового при катере оглушили и связали. Их отсутствие было обнаружено только на утренней поверке. Беглецы могли уйти за ночь на 250–300 километров. «Самолет!» Мотор его был разобран для генеральной чистки. Некоторые его части оказались негодными. Силин был расстрелян, но никого не назвал на допросах. Он «положил живот свой за други своя» и совершил этот подвиг, следуя славной традиции Русского императорского флота. Он был верен ей до конца.

Неугасимая лампада

«Однажды, – пишет Ширяев в заключение своей книги, – глухой безлунной ночью я возвращался пешком из отдаленной командировки». Дорога шла лесом, и он сбился с тропинки. Вдруг в темноте мелькнул отблеск какого-то луча. Подойдя вплотную, автор понял, что свет идет из крохотного оконца землянки. Заглянув в него, он увидел стоящего на коленях возле раскрытого гроба отшельника. Горела лампадка, и бледные отблески ее света падали на темный лик древней иконы… До рассвета пораженный заключенный стоял у окна, не в силах войти. «Я думал, – пишет он, – нет… верил, знал, что пока светит бледное пламя Неугасимой, жив и дух Руси – многогрешной, заблудшейся, смрадной, кровавой… кровью омытой, крещенной ею, покаянной, прощенной и грядущей к воскресению…».

 

Вертолет Александра Лодыгина

Недавно в США в районе Уэст-Палм-Бич, Флорида, в воздух поднялся новый вертолет Sikorsky S-97 RAIDER и совершил свой первый испытательный полет. Он способен развивать скорость порядка 450 километров в час и является самым скоростным вертолетом в мире. Появилось это чудо техники благодаря русским инженерам.

Фирма, которая его построила, была основана в США выходцем из Петербурга знаменитым Игорем Сикорским, которого, как мы уже писали, считают «отцом вертолетов». Однако мало кто знает, что первым винтокрылую машину изобрел в России вовсе не он, а другой житель Петербурга Александр Лодыгин, которого больше знают как автора другого гениального изобретения – лампы накаливания. Причем, сделал он это за 70 лет до Сикорского.

Александр Николаевич Лодыгин родился в 1847 году в селе Стеньшино Тамбовской губернии. Александр Николаевич Лодыгин родился в селе Стенынино Липецкого уезда Тамбовской губернии. Его родители были небогатыми дворянами, но знатного рода – вели свое происхождение, как и Романовым, от Андрея Кобылы). По семейной традиции Александр должен был стать военным, и потому поступил в Воронежский кадетский корпус, а после его окончания учился в Московском юнкерском пехотном училище.

Первый электролёт

В 1870 году Лодыгин вышел в отставку и переехал в Санкт-Петербург. Здесь он ищет средства для создания задуманной им летательной машины с электрическим двигателем (электролёта). Не дождавшись решения от российского военного министерства, Лодыгин написал в Париж и предложил республиканскому правительству использовать летательный аппарат в войне с Пруссией. Получив положительный ответ, изобретатель отправился во Францию. Но поражение французов в войне остановило планы Лодыгина.

Вернувшись в Петербург, изобретатель вольнослушателем посещал в Технологическом институте занятия по физике, химии, механике и начал первые опыты с лампами накаливания. Также он вёл работу над проектом водолазного аппарата. В 1871–1874 годах стал проводить опыты и демонстрации электрического освещения лампами накаливания в Адмиралтействе, Галерной гавани, на Одесской улице, в Технологическом институте.

Привилегия № 1619

Первоначально Лодыгин пытался использовать в качестве нити накала железную проволоку. Потерпев неудачу, перешёл к экспериментам с угольным стержнем, помещённым в стеклянный баллон.

В 1872 году Лодыгин подал заявку на изобретение лампы накаливания, а в 1874 году – получил патент на своё изобретение (привилегия № 1619 от 11 июля 1874) и Ломоносовскую премию от Петербургской академии наук.

Лодыгин запатентовал своё изобретение во многих странах: Австро-Венгрии, Испании, Португалии, Италии, Бельгии, Франции, Великобритании, Швеции, Саксонии и даже в Индии и Австралии. Он направил патентную заявку на угольную лампу накаливания и в Америку, но, будучи не в состоянии уплатить положенный патентный сбор, не мог получить патента США. Основал компанию «Русское товарищество электрического освещения Лодыгин и К°».

В 1876 прошло первое испытание Ладыгинских ламп, на Одесской улице в Петербурге загорелись 8 электрических фонарей. Однако Ладыгину не повезло – его соотечественник Пётр Яблочков изобрёл фонарь основанный на электрической дуге. Тогда казалось, что будущее именно за дуговыми лампочками Яблочкова, а не за лампами накаливания. И о Ладыгине забыли…

Эдисон оказался проворнее

Предпринятые им попытки коммерческого использования изобретенной им лампы накаливания окончились неудачей из-за отсутствия средств. Образцами ламп Лодыгина, привезенными в США офицером, приемщиком крейсеров, строившихся там по заказу русского морского ведомства, заинтересовался американский изобретатель Томас Эдисон. Занявшись усовершенствованием различных конструкций электрических ламп накаливания, Эдисон в 1879 году создал лампу с угольной нитью накала и запатентовал свою модель лампы. Ладыгин получил свой патент раньше, но Эдисон провёл агрессивную рекламную компанию и в итоге стал считаться подлинным изобретателем лампы накаливания.

В Петербурге Ладыгин работал на разных заводах, занимался также усовершенствованием водолазного аппарата, трудился над другими изобретениями. За участие в Венской электротехнической выставке он был награждён орденом Станислава III-й степени – редкий случай среди российских изобретателей. Стал почётным инженер-электриком Санкт-Петербургского электротехнического института.

В США и в Париже

В 1870-х годах Лодыгин сблизился с народниками и одно время жил в туапсинской колонии-общине народников. В 1884 году начались массовые аресты революционеров. Среди разыскиваемых оказались знакомые и друзья Лодыгина и тогда он решил уехать за границу. Расставание с Россией продлилось 23 года. Лодыгин работал во Франции и США, создавая новые лампы накаливания, изобретал электропечи, электромобили, строил заводы и метрополитен. Патенты на лампы с нитями из тугоплавких металлов он продал в 1906 году «Дженерал электрик компани».

В 1884 году Лодыгин организовал в Париже производство ламп накаливания и прислал в Санкт-Петербург партию ламп для 3-й электротехнической выставки. В 1893 году обратился к нити накала из тугоплавких металлов, применявшейся им в Париже для мощных ламп 100–400 свечей. В 1894 году в Париже организовал ламповую фирму «Лодыгин и де Лиль». В 1900 году участвовал во Всемирной выставке в Париже. В 1906 году в США построил и пустил в ход завод по электрохимическому получению вольфрама, хрома, титана. Важное направление изобретательской деятельности – разработка электрических печей сопротивления и индукционных для плавки металлов, меленита, стекла, закалки и отжига стальных изделий, получения фосфора, кремния.

Возвращение в Россию

В 1907 году Семья Лодыгиных переехала в Россию. Александр Николаевич привёз целую серию изобретений в чертежах и набросках: способы приготовления сплавов, электропечи, двигатель, электроаппараты для сварки и резки. Лодыгин преподавал в Электротехническом институте, работал в строительном управлении Петербургской железной дороги. В 1913 году он был командирован Управлением земледелия и землеустройства в Олонецкую и Нижегородскую губернии для выработки предложений об электрификации. Первая мировая война изменила планы, Лодыгин начал заниматься летательным аппаратом вертикального взлёта.

Участвовал Лодыгин и в политической жизни. Им была написана статья «Открытое письмо гг. членам Всероссийского национального клуба» и брошюра «Националисты и другие партии», изданная Всероссийским национальным клубом.

После Февральской революции 1917 года изобретатель не сработался с новой властью. Материальные трудности заставили семью Лодыгиных уехать в США. Приглашение вернуться в РСФСР для участия в разработке плана ГОЭЛРО Александр Николаевич из-за болезни был вынужден отклонить. В марте 1923 года он умер в Бруклине.

 

Русский Рембрандт

В небольшом городке Аскона, что на юге Швейцарии, на одном из домов висит табличка: «Здесь жила и творила с 1918 по 1938 г. русская художница Марианна Веревкина», а в местном музее хранится более ста ее картин. В Мюнхене ее именем названа улица и в Европе ее имя широко известно до сих пор. Великий Илья Репин, у которого она училась, называл Веревкину «Русский Рембрандт», но в современной России эту выдающуюся художницу не знает почти никто.

«Марианна фон Веревкин», как стали потом называть ее в Швейцарии, родилась в сентябре 1860 года Туле в семье потомственных дворян. Ее отец, генерал, герой Крымской войны, занимал важные посты и много ездил. Был командующим армией в Вильно, а затем его назначили комендантом Петропавловской крепости в Петербурге. Марианна, которую в семье называли просто Маня, обожала отца и всю жизнь носила медальон с его портретом. Мать, урожденная Дараган, – из старинного княжеского рода – тоже была незаурядной личностью. Писала портреты и иконы для православных церквей. Именно она и привила дочке, у которой определился незаурядный талант, любовь к искусству.

Самые яркие воспоминания детства у талантливой девочки были связаны с уютным имением родителей Благодать в Ковенской губернии. Родители обустроили его старорусском стиле, подражая Абрамцеву фабриканта и мецената Саввы Мамонтова. На всю жизнь она сохранила любовь к народному творчеству и костюмам.

Уроки у Репина

В Петербурге Марианна стала брать частные уроки у Ильи Репина, который сразу почувствовал ее одаренность, а потом стал даже называть «Русский Рембрандт», «прекрасной сказкой земли». Репин написал несколько портретов Веревкиной, всю жизнь они переписывались.

На портрете, который находится сегодня в музее Висбадена, Марианна изображена с рукой на перевязи – в результате несчастного случая на охоте она прострелила правую руку. Для художницы это чуть было не обернулось трагедией. Два пальца больше не сгибались, чтобы продолжать рисовать пришлось придумывать специальную конструкцию.

Однако, несмотря на тесную творческую дружбу с учителем, Марианна чувствовала, что каноны классического искусства и ставшей уже традиционными приемы живописи передвижников, сковывают ее. Она мечтала о «новом искусстве», стремилась к поиску новых форм и способов выражения своего видения мира. Веревкина решила, что ее цель – создание искусства будущего. Во время учебы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, а также и в Петербурге, она сблизилась со многими передвижниками, живописцами из окружения Александра Бенуа и Дягилева, создателей знаменитого объединения «Мир искусства», писателями и поэтами.

Служение гению

На вечерних курсах в петербургской Академии художеств Марианна познакомилась с молодым и красивым офицером Алексеем Явленским. Темпераментная и увлекающаяся девушка вообразила, что он может стать гением живописи и решила посвятить служению ему всю свою жизнь. Она забросила собственные художественные занятия и целиком отдалась обустройству дел своего кумира, с которым, впрочем, ее связывали только дружба и платонические отношения.

Явленский мечтал учиться живописи в Западной Европе, но своих средств для этого у него не было. Марианна уговорила отца помочь. Генерал благословил ее гражданский брак с Алексеем Явленским, а с него взял слово офицера, что тот никогда не оставит его дочь. Это было сделано для того, что внушительная пенсия отца, которая будет поступать ее дочери в случае его смерти, прекратится, если она зарегистрирует брак. Вскоре отец умер, Явленский вышел в отставку и молодые уехали в Мюнхен, где тогда, наряду с Парижем и Берлином, творческая жизнь била ключом. Там они поселились на улице Гизелынтрассе, отчего их потом стали называть «гизелистами».

Марианна была твердо убеждена, что ее гражданский супруг – выдающийся творец, специально для него она открыла в их квартире «Розовый салон», который стали посещать многие будущие знаменитости: Кандинский, Грабарь, Борисов-Мусатов, Добужинский, танцор Нижинский и другие. Веревкина обладала ярким даром убеждения, с увлечением проповедовала передовые, революционные течения в искусстве, была удивительно тонким ценителем живописи, творчества других художников, но сама на целых десять лет оставила мольберт.

Но ее кумир гением так и не стал. А сама она вернулась к живописи в 1907 году. Тогда появилась ее картина «Осень. Школа», которая сегодня считается самым знаменитым полотном Веревкиной. Затем она создает свой не менее знаменитый автопортрет. Одна за другой с успехом проходят ее выставки. В это время они с Явленским особенно тесно сближаются с Кандинским и его спутницей ГабриэллойМюнтер и создают объединение НОМХ – Новое объединение художников. Душа объединения – Марианна. Согласно легенде, свой первый абстрактный этюд Кандинский создал под влиянием Веревкиной. По сути, именно она, как считают многие искусствоведы, стояла у истоков абстрактной живописи. Однако вскоре Кандинский покидает НОМХ и вместе с художником Ф.Марком создают творческое объединение «Синий всадник».

Трудные годы

Но тут Германия объявляет войну России, начинается Первая мировая война. Немцы высылают из страны всех русских или их интернируют. Марианна вместе с Явленским, спасаясь, поспешно уезжают в нейтральную Швейцарию. Тихие городки, горы, синие озера среди изумрудных альпийских лугов выглядят очаровательно. Но жить даже в этом благословенном краю ставится все труднее, солидную пенсию за ее отца, да и скромную пенсию отставного офицера Явленского в связи с войной уполовинили. Поначалу они поселились в Цюрихе. Как раз в то время там обитает со товарищи Владимир Ленин, а потому не исключено, что когда он с подельниками обсуждал в кафе будущую революцию в России, за соседним столиком сидели, беседуя об искусстве, Марианна с Явленским и другими художниками. В Цюрихе Марианна и Явленский познакомились также с великим австрийским поэтом Райнером Мария Рильке, который обожал Россию.

Несмотря на благодатный швейцарский климат, Явленский вдруг тяжело заболел. Врачи настоятельно рекомендуют ему более теплые края и вместе с Марианной они перебираются на юг Швейцарии и поселяются в местечке Аскона на берегу знаменитого ЛагоМаджоре, совсем рядом с Италией.

В России между тем – революция, пенсии вообще прекращают поступать. «Гений», избалованный безбедной жизнь за счет Веревкиной и ее заботами, не готов к трудностям и вскоре находит себе утешение – молодую Эмми Шайер, дочь фабриканта, которая, как до этого Марианна, тоже посчитала его гением и решила посвятить ему жизнь. Вскоре он извещает Веревкину письмом, что порывает с ней, уезжает в Висбаден, переходя под крыло новой богатой подруги.

Марианна потрясена, оскорблена и унижена. Растоптана не только ее многолетняя любовь, Явленский нарушил слово офицера, которое он дал ее отцу. Она приходит в отчаяние, которое усиливают растущие материальные трудности. «С сегодняшнего дня, – записывает она, – для меня начинается новая жизнь. Я совершенно одна. Вокруг меня – природа, во мне – мое искусство, далеко от меня – мой брат, надо мной – Бог».

Однако, сильная по натуре, вскоре она справляется с постигшим ее несчастьем. Начинает много работать. Рисует и продает открытки заезжим туристам, а потом устраивается на работу в фармацевтическую фирму. Помогает ей пережить трудности и благожелательное отношение жителей Асконы, которые считают ее своей, почтительно именуя «баронессой фон Веревкин». «Жители Асконы, – отмечает Марианна, – любят меня, понимают, заботятся обо мне и никогда не дадут мне умереть с голоду». Нашлись также состоятельные меценаты, которые стали покупать ее картины.

Веревкина тоже сделала для жителей Асконы немало. Написала десятки пейзажей Асконы, основала в городе Музей современного искусства, в котором и поныне хранятся 100 ее картин и 170 эскизов.

Под старость Марианна Владимировна оказалась в инвалидном кресле, а умерла в возрасте 77 лет. Незадолго до смерти прежний кумир Явленский через знакомого просил у нее прощения. Она ответила, что он стал для нее чужим, но что она за него молиться. Причастить и соборовать Веревкину приезжал православный батюшка из Милана. В последний путь русскую художницу провожала вся Аскона, а колокола католических и протестантских церквей звонили по православному обычаю…

 

Матильда Кшесинская

Об этой знаменитейшей балерине до сих пор напоминает красивый особняк на Петроградской стороне в Петербурге. В своей поэме «Хорошо!» Владимир Маяковский с присущей ему прямолинейностью утверждал, будто особняк был подарен Кшесинской «за дрыгоножество». Миф о том, якобы Николай II и в самом деле преподнес его в подарок своей любовнице, оказался довольно стойким. До сих пор поговаривают, будто из его подвала подземный ход ведет под Невой до самого Зимнего дворца, чтобы император мог незаметно посещать балерину. Благодаря этой легенде она и вошла в историю, хотя балериной была замечательной.

На самом деле никто особняк знаменитой балерине, конечно, не дарил – она построила его сама. «Мысль построить себе более удобный и просторный дом, – пишет Кшесинская в своих воспоминаниях, – возникла у меня после рождения сына…» Сначала она приобрела пустующий участок, а потом наняла модного тогда архитектора Александра фон Гогена, который создал проект, а затем и построил великолепный особняк, поражающий богатством отделочных материалов. Кшесинская въехала в него под Рождество 1907 года. Разумеется, что никаких, даже самых больших, гонораров, которые ей платили, не хватило бы на всю эту роскошь. Но все дело в том, что Кшесинская была еще… расчетливым биржевым игроком и неплохо зарабатывала игрой на ценных бумагах.

Краса и гордость

Матильда Феликсовна родилась в Лигове под Петербургом в семье обрусевших поляков. Ее отца выписал из Польши еще Николай I, как лучшего исполнителя входившей тогда в моду мазурки. Вскоре он женился на солистке кордебалета, и таким образом маленькая Маля, как называли дома Кшесинскую, была просто обречена стать танцовщицей. Первые уроки она получила дома, а потом поступила в петербургское театральное училище. Легкая, гибкая, с прекрасным чувством музыки вскоре она стала превосходной балериной и воцарила на сцене Мариинского театра. Кшесинская была первой из русских балерин, которая исполнила знаменитые 32 фуэте итальянки Пьерины Леньяни. Повезло юной Мале не только с родителями. На выпускном экзамене в училище присутствовал сам император Александр III, он похвалил начинающую танцовщицу, заявив: «Вы будете красой и гордостью нашего балета!». После чего усадил рядом с собой во время торжественного обеда.

Сановные покровители

Рядом сидел молодой наследник, цесаревич, будущий император Николай II. «Не помню, о чем мы говорили, – вспоминала потом Кшесинская, – но я сразу влюбилась в наследника». В царской семье это заметили. И не возражали. Тогда само собой подразумевалось, что блестящие светские юноши флиртуют с артистками балета. До женитьбы такое считалось даже «полезным». Разумеется, что после такого знакомства балетная карьера Мали пошла в гору стремительно, и скоро она танцевал главные партии в «Щелкунчике», «Спящей красавице» и в других спектаклях на сцене императорского театра. Впрочем, для успеха ей, может быть, и не нужно было покровительство. И без того техника ее была блестящей, а выдающийся талант даже у самых придирчивых критиков не вызвал никаких сомнений. Публика заваливала Кшесинскую цветами, поклонники носили на руках. Вскоре новая дива русского балета отправилась завоевывать Европу. Гастроли ее прошли блестяще, пресса посвящала балерине из России восторженные статьи.

Затем звезда балета подружилась с великим князем Сергеем Михайловичем, который оставался ее верным другом в течение всей жизни. Но свое сердце она отдала не ему, а великому князю Андрею Владимировичу. Разумеется, что на Николая балерина претендовать не могла, наследник вскоре женился, как и полагалось в династических браках, на немецкой принцессе Дармштадт-Гессинской. Отработав 15 лет в театре, Кшесинская покинула сцену и стала выступать как «свободный художник», когда ей того хотелось. На гастроли она ездила в отдельном вагоне, жила в лучших отелях. Ее повсюду пышно чествовали как первую балерину России, называя «генералиссимусом» русского балета.

Годы лишений

Но… недолго музыка играла. Грянула война, а затем революция. В феврале 1917 года Кшесинская стала получать письма с угрозами. А потом, кто-то из друзей позвонил и с тревогой предупредил: «Малечка, завтра заберут всех, кто имеет отношение к царской семье. Хватай ребенка и беги!». Кшесинская так и сделала, велела прислуге накрывать вечерний чай, а сама взяла сына на руки, прихватила чемоданчик с драгоценностями и незаметно покинула свой чудесный дом. Как выяснилось потом, навсегда…

На другой день в элегантный особняк ворвалась солдатня, которая растащила что могла, все загадила, заплевала. Затем в нем разместился батальон самокатчиков, а позднее дом присмотрели большевики, которым импонировала близость Петропавловской крепости. В доме Кшесинской разместился их ЦК. С балкона к толпе обращался Ленин и другие ораторы. Кшесинская попыталась получить свой дом обратно. Но большевики и не думали съезжать, хотя балерину поддержал сам Керенский. Тогда Маля подала в суд. Начавшийся процесс окрестили «как тяжбу Кшесинской с Лениным». Балерина суд выиграла, Владимиру Ильичу и его подельникам предписали немедленно покинуть незаконно захваченную чужую собственность. Но те уже вошли во вкус грабежей и дом так и не вернули. А вскоре Кшесинская оказалась за границей…

Рулетка не помогла

Сначала Кшесинская довольно благополучно жила на своей вилле во Франции. Удалось продать вывезенную с собой часть драгоценностей. Однако средства быстро таяли. К тому же она пристрастилась к рулетке. Но удача уже навсегда отвернулась от Мали. Вскоре она переехала в Париж и, чтобы свести концы с концами, была вынуждена заняться педагогической деятельность. Кшесинская переоборудовала квартиру под студию, где у нее стажировались многие будущие балетные звезды. В 1958 году Кшесинская впервые увидела в Париже советский балет, который приехал на гастроли. «На спектакле я плакала от счастья… Это был все тот же балет, что и сорок лет назад! В нем сохранились душа и прежние традиции». Несравненная звезда русского балета прожила почти сто лет и тихо скончалась в Париже в 1971 году. Ее похоронили на кладбище русских эмигрантов в Сен-Женевьев-де-Буа.

Тайна клада

Особняк Кшесинской в Петербурге, который стал Ленинградом, претерпел много метаморфоз. После того как правительство большевиков перебралось в Москву, в нем разместился институт питания, потом «Уголок Ильича», затем Музей революции, а теперь там находится Музей политической истории России. В 2001 году в нем под предлогом ремонта канализации вдруг стали перекапывать двор. Подозревали, что там закопан клад. Кшесинская будто бы зарыла не только свои бриллианты, но и ценности, которые ей якобы передала царская семья. Разумеется, что так ничего и не нашли, к тому же городские власти велели прекратить раскопки. Но был ли мальчик-то? Наверное, историю о кладе надо отнести к числу таких же мифов, как и историю о подземном ходе в Зимний дворец. За годы после революции бдительное ЧК не один раз перерыло весь город в поисках «сокровищ буржуазии».

В 1919 г. в особняке Кшесинской был основан музей Революции. Сначала размещался в Зимнем дворце, а в особняк Кшесинской и в соседний особняк В. Брандта переехал позднее. В 1991 году музей получил федеральный статус и назван Музеем политической истории. Он представляет собой галерею стационарных выставок, мемориальных и исторических интерьеров, дающих представление о политической истории России XIX–XX вв. В особняке работает первый в России Детский исторический музей.

 

Под трехцветным флагом

«Поэты Первой мировой войны» – книга под таким названием вышла в Петербурге. Сборник включает биографии и стихи 36 поэтов, людей удивительной судьбы, многие из которых родились Петербурга или жили в этом городе. Одни из них хорошо известны, но о большинстве знают немногие. Книга издана по инициативе Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Составили и отредактировали издание петербургские писатели Анатолий Соколов и Борис Орлов.

Первая мировая, говорится в предисловии, многие десятилетия оставалась белым пятном в учебниках России. В СССР ее называли «империалистической», хотя это Германия напала на Россию, а подстрекали ее руководители тех стран Европы, которые сейчас пытаются задушить нашу страну экономическими санкциями. Еще меньше известно о русских поэтах, которые в ней участвовали, надев солдатские и офицерские шинели. В России грянула Гражданская война, и ее участники оказались по разные стороны баррикад, а многие были вынуждены бежать потом за границу, спасаясь от арестов и расстрелов.

Федор Касаткин-Ростовский

Строго запрещено было в советские времена упоминать имя князя Федора Николаевича Касаткина-Ростовского, автора гимна Добровольческой армии. Представитель старинного рода, он окончил Пажеский корпус в Петербурге и был выпущен подпоручиком. В 1912 году его песня «1812-й год» победила на конкурсе патриотических песен. В годы войны был фронтовым корреспондентом и продолжал писать стихи. В сражениях получил ранение и четыре контузии.

После убийства большевиками его матери, вступил в Добровольческую армию, сформировал в Новороссийске Сводно-гвардейский полк. В 1919 году возглавлял в Киеве подпольную офицерскую организацию. После окончания гражданской войны оказался во Франции.

Там вместе с женой основал Русский театр, в котором ставились и пьесы собственного сочинения. Умер в Париже и был похоронен на Русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Его перу принадлежит «Трехцветный флаг» или «Победная песнь Добровольческой армии», которая стала ее гимном:

В эмиграции он тосковал по далекой родине, призывая эмигрантов не забывать о России, и писал об этом в стихах, обращаясь к русским детям:

Генерал Георгий Гончаренко

Немногие даже сегодня знают, что стихи популярной песни «Четвертые сутки пылают станицы…» написал бывший белый генерал Георгий Иванович Гончаренко, писавший под псевдонимом Юрий Галич. Он родился в Полтаве, потом окончил петербургское Николаевское кавалерийское училище, учился в Академии Генерального штаба. Воевал отважно, дослужился до звания генерал-майора, был награжден многими орденами. Во время Гражданской войны оказался на Украине, потом через Дальний Восток пробрался в Китай. В конечном итоге обосновался в Риге. Это ему принадлежат строки:

Но сам поэт в Россию не вернулся. В 1940 году, когда прибалтийские республики вошли в состав СССР, после вызова в НКВД он покончил с собой…

Павел Булыгин

Павел Булыгин, из старинного дворянского рода, начал службу в лейб-гвардии Петроградском полку. Прошел «мясорубку» сражений на реке Стоход, чудом остался жив, получил орден Св. Анны с надписью «За храбрость». Потом воевал в Белой армии, предпринял неудачную попытку освобождения из плена большевиков императора и его семьи, и умер в эмиграции. Ему принадлежат эти строки:

Николай Бруни

Николай Бруни родился в Петербурге, учился в консерватории, а на фронт ушел добровольцем. Воевал летчиком, был награжден тремя Георгиевскими крестами. После аварии спасся чудом и принял сан священника. После революции был расстрелян по приговору тройки УНКВД.

Ему принадлежат строки:

Николай Гумилев

Поэт Николай Гумилев, муж Анны Ахматовой, несмотря на болезнь глаз и хромоту, поступил добровольцем в Уланский полк. Выучился стрелять с левой руки, целясь здоровым глазом. Сражался отважно, получил офицерское звание, был награжден двумя Георгиевскими крестами. Поэт был ранен, но вернулся в строй. Стихи он продолжал писать и на войне:

В 1918 году Гумилев вернулся в Россию, работал в издательстве, вёл литературные студии. Но знаменитым поэтом он стал еще до войны. Молодежь с восторгом читала его стихи. Особенно восхищались его «Капитанами»:

Ирина Одоевцева писала в своих воспоминаниях, что это «контрреволюционное» стихотворение он читал в Петрограде, в зале перед революционными матросами, которые устроили ему овацию. В 1921 году Гумилев был арестован петроградской ЧК и расстрелян по обвинению в заговоре.

Сергей Есенин

Сергею Есенину попасть на фронт не пришлось, но и он был призван в годы Первой мировой войны в армию. Был назначен в Царское Село, где служил в санитарном поезде. В годы войны он написал:

Саша Черный

На фронтах Первой мировой был и знаменитый в те времена в Петербурге сатирический поэт Саша Черный (Александр Гликберг). Служил в госпитале и санитарном отделе 5-й армии. Умер в эмиграции во Франции. О войне он сочинял стихи в своем духе:

Князь Олег Романов

На фронтах Первой мировой сражался правнук Николая I князь Олег Романов, сын известного русского поэта и великого князя Константина Константиновича (К.Р.). Он окончил Полоцкий кадетский корпус и императорский Александровский лицей, с золотой медалью. Был необычайно талантлив и с детских лет мечтал стать писателем, его кумиром был Пушкин. Однако грянула война, и юный князь ушел на фронт, хотя ему предлагали поступит ординарцем в Главную квартиру. Но уже в августе 1914 года он был тяжело ранен в бою и скончался в лазарете. Князь Олег Романович стал единственным членом Российского императорского дома, погибшим на Первой мировой. В 1939 году кладбище, где он был похоронен, снесли. Сохранились его стихи:

Владимир Палей

Трагической была судьба князя Владимира Палея, сына великого князя Павла Александровича. В 1914 году он поступил в императорский гусарский полк и отправился на фронт. Много раз ходил в разведку и был награжден за храбрость военным орденом Анны 4-й степени.

После революции Владимира Палея, вместе с другими членами семьи Романовых, отправили в Екатеринбург, а потом в Алапаевск. Там в июле 1918 года он, вместе с другими ссыльными, был убит большевиками, сброшен живым в шахту. В 1981 году он, как и вся царская семья, был канонизирован Русской православной церковью. Вот одно из его стихотворений:

А незадолго до своей страшной гибели Палей, словно предчувствуя ее, написал:

Николай Новиков

Поэт Николай Новиков в годы войны, после окончания Павловского военного училища в Петрограде, прапорщиком был отправлен со своим полком в составе русского экспедиционного корпуса во Францию. В декабре 1916 года он погиб в боях под Верденом. В кармане его френча боевые товарищи обнаружили листок бумаги, на котором было написано замечательное стихотворение в прозе «Моей Родине»:

«Из прекрасной Франции я вижу тебя, моя милая и далекая, бесконечно любимая Родина. Мое сердце тянется к тебе и грустит непонятной грустью, вместе с твоими широкими, необъятными просторами. Я грущу по твоим лесам дремучим, по твоим зеленым приволжским полям, среди которых лентой могучей развернулась наша красавица-Волга. Я грущу по тебе, мой родной старый дед – мой угрюмый – Урал. И по вас я грущу, белые тихие стены старинных монастырей, утренние, на заре, колокольные звоны.

Грущу и по вас, широкие казацкие степи – ваш шелковый ковыль грезится мне, и наше южное солнце целует мои щеки… Я люблю тебя, моя милая, грустная такая, бесконечно родная, бесконечно любимая Родина. Как влюбленный пламенным сердцем тянусь я к тебе и грущу о том, что мы далеки друг от друга…».

 

Самый русский композитор

Большую часть жизни великий русский композитор Сергей Рахманинов прожил в эмиграции. Американцы боготворили его музыку, но когда Гитлер напал на СССР, он собирал деньги, чтобы помогать Красной армии.

Сергей Рахманинов родился 1 апреля 1873 года в дворянской семье. Уже в раннем возрасте проявилась его феноменальная музыкальная одаренность и в 9 лет мальчика направили учиться на младшее отделение Петербургской консерватории. Но там будущий гений музыки учился плохо, прогуливал. А потому на семейном совете было принято решение перевести его в Москву, в Московскую консерваторию. Там его талант уже проявился в полной мере и в возрасте 13 лет юное дарование было представлено самому Чайковскому.

В 19 лет Рахманинов окончил консерваторию, как пианист и как композитор с Большой золотой медалью. К этому времени уже появились его первая опера, первый фортепьянный концерт, другие произведения. Карьера музыканта развивалась успешно и стремительно, как вдруг гений неожиданно потерпел фиаско. Премьера его Первой симфонии обернулась оглушительным провалом. Причина была в плохом исполнении, но главное – его новаторскую музыку публика не оценила, попросту не поняла, даже специалисты были разочарованы. В газетах появились ругательные рецензии, критики его высмеивали. Неудача обернулась для композитора болезненной психической травмой. Как он сам потом признавался, он «был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись руки и ноги». Три года Рахманинов не мог ничего сочинять и вышел из кризиса только при помощи опытного психолога.

Эмиграция

Оправившись, Рахманинов снова испытал творческий подъем, посетил Италию, Германию, Америку и Канаду, а вскоре принял приглашение стать дирижером в Большом театре. Все шло прекрасно, но тут в России грянула революция, которую он не принял. Воспользовавшись предложением выступить в Стокгольме, в 1918 году Рахманинов покинул родину. Как потом оказалось – навсегда.

Долго время он там снова ничего писать, снова начался творческий кризис. Однако надо было зарабатывать на жизнь, оплачивать долги, и Рахманинов стал выступать с концертами, а затем окончательно поселился с семьей в США. Постепенно вдохновение стало возвращаться. Вскоре он был признан одним из величайших пианистов эпохи и крупнейшим дирижером, создал свое величайшее произведение – Симфонические танцы.

Американцы любили Рахманинова, боготворили его музыку, критики писали о нем с восторгом. Но он держался скромно, не любил давать интервью, сторонился приемов. Но на улицах его узнавали даже носильщики, которые почтительно здоровались с ним за руку. Многие считали Рахманинова замкнутым, угрюмым и даже надменным человеком. После концертов он, молча, не вступая в разговоры, подписывал поклонникам программы. Но близкие и друзья знали, что у него была добрейшая душа, он любил посмеяться, имел тонкое чувство юмора. Играя перед гостями свои новые сочинения, Рахманинов лукаво заявлял: «А сейчас я сыграю вам последнее сочинение Шопена!»

Федор Шаляпин, бывший близким другом композитора, в своих воспоминаниях писал, что «скромность была одной из самых выдающихся черт его натуры». После бури оваций, Рахманинов всегда старался уйти из зала незаметно, минуя толпы восторженных поклонников.

Россия и судьба

За границей великий композитор не переставал тосковать по родине. Собирал советские пластинки, любил слушать русские песни в исполнении Краснознаменного ансамбля песни и пляски. Когда Гитлер напал на СССР и некоторые эмигранты, надеялись на победу немцев, Рахманинов передавал большие суммы денег в фонд помощи Красной армии. На переводах писал: «От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу». На его деньги был построен для нужд армии боевой самолет. Многим соотечественникам он помогал и в 1920-30 гг. отправляя им посылки с продуктами питания.

Рахманинова называют «самым русским композитором». Считают, что ему удалось сплавить тенденции разных школ в единый «русский стиль». В его творчестве сильны религиозные мотивы (Литургия св. Иоанна Златоуста, Всенощная), будучи глубоко верующим человеком, Рахманинов сделал выдающийся вклад в развитие русской духовной музыки. А тема «Россия и ее судьба» нашла в его произведениях самое законченное воплощение.

Многие годы, проведенные в США и оглушительный успех, которым он там пользовался, так и не сделали его американцем. Американское гражданство Рахманинов принял только за два месяца до смерти, уже будучи неизлечимо больным. Но только для того, чтобы облегчить жизнь своей семье. По некоторым данным, незадолго до смерти он ходил в советское консульство, хотел успеть побывать в России.

Умер великий композитор и пианист в 1943 году в Беверли-Хилз, не дожив три дня до своего 70-летия. Он причастился и тихо скончался, окруженный семьей.

 

Танцующая красавица

Это был, наверное, единственный случай в истории Европы, когда для популярной танцовщицы был специально построен властями огромный театр. Такое произошло в Милане, где муниципалитет оказал особую честь эмигрантке из России, танцовщице и хореографу Евгении Борисенко. Впрочем, в Италии она была больше известна под артистическим псевдонимом На Руская, что в переводе означало: «Я – русская».

Родилась Евгения Федоровна Борисенко в 1902 году к Керчи, в семье офицера царской армии. Еще в юности стала учиться танцам, но революция и Гражданская война положила конец этим занятиям. А в возрасте 20 лет она вместе с отцом покинула Россию, как оказалось, – навсегда. В Константинополе Евгения вышла замуж за англичанина Эванса Даниэля Пола. Но брак оказался непрочным, через год она развелась и уехала в Италию, которая стала ее второй родиной.

Успешный дебют

В Риме тогда культурная жизнь била ключом. Борисенко, живая и общительная по натуре, быстро обрела множество друзей в артистической среде Вечного города. Этому помогли не только ее незаурядный талант, но и поразительная красота, которую так высоко ценят жители Апеннин. В июне 1921 года Евгения дебютировала в «Доме искусств Брагалья» с сольным концертом «Мимические танцы и действия» на вечере, посвященном чтению стихов поэта Артуро Онофри. Организатор ее гастролей Антон Брагалья и придумал ей оригинальный артистический псевдоним «На Руская», решив использовать вспыхнувшую в Европе бешеную популярность русского искусства благодаря знаменитым дягилевским «Русским сезонам». Публика была поражена пластикой и мимикой, необычной манерой исполнения танцовщицы из России, Борисенко сразу обрела признание и славу. А вскоре русская красавица вышла замуж за главного редактора крупнейшей в Италии газеты «Коррьере делла сера» Альдо Борелли и смогла, таким образом, получить итальянское гражданство.

Благодаря выступлениям в театре Брагальи популярность ее росла и вскоре Ию Рускую пригласили в миланский Театро эспозицьоне. В 1929 году состоялся ее успешный дебют в кино. Евгения сыграла заглавную в фильме знаменитого тогда режиссера Б.Негрони «Юдифь и Олоферн» и стала известной уже не только всей Италии, но и в Европе.

Театр для эмигрантки

В это время она выработала собственную методику танца, которую назвала «оркестика». С 1932 по 1934 гг. Иа Русская была одним из руководителей балетной школы знаменитого миланского театра Ла Скала, преподавая там ритмический и классический танец, и активно проповедуя свои творческие идеи. А три года спустя миланские власти специально для эмигрантки из России построили в городе театр на 2 тысячи мест. Такого в Италии, славной своими артистами, еще никогда и не для кого не делали. Первые же ее постановки в этом театре «Похищение Персефоны», «Танец жертвоприношения» пользовались огромным успехом.

Танец понимался Евгенией Борисенко как основа для самопознания и совершенствования человека. Невольно получилось так, что именно ее новые «классические танцы», выходящие за рамки привычных академических правил, совпали с художественно-культурными мифами фашизма, теориями раскрепощения духа в сочетании с культом здорового и прекрасного тела, а потому государство Муссолини стало ее поддерживать, хотя сама танцовщица была далека от политики. Ия Рускую отправили в Берлин (там уже у власти был Гитлер) на Олимпиаду 1936 года, где ее увенчали серебряным лавровым венком, она сотрудничала с женскими молодежными организациями фашистской партии. Но что касается новых форм танца, то это тогда была общая культурная тенденция в Европе и в других странах (достаточно вспомнить всем известную Айседору Дункан), а потому после падения режима Муссолини в 1943 году, никто ее в сотрудничестве с фашистами не обвинял.

Еще в 1940 году Евгению, прославившуюся в Милане, пригласили в Рим. Там в структуре Национальной королевской академии была основана Национальная королевская школа танца, где эмигрантка из России воспитала целое поколение итальянских танцовщиц. Потом эта школа получила самостоятельность и стала называться Национальной академией танца. Ученицами ее академии были совсем юные учащиеся в возрасте 6-10 лет. В основе метода Ия Руской лежала концепция танца как психо-физического искусства, а не привычного тренинга в духе спортивной гимнастики классических балетных школ, а этим надо было заниматься с самого раннего возраста.

Страсть и упорство

Газета «Коррьере делла сера» так оценивала ее педагогические усилия: «Искусство, страсть и упорство Ии Руской делают из этих тщательно отобранных учеников группу современных танцовщиц, подготовленных музыкально, интеллектуально и физически для исполнения классических танцев, привлекательных и возвышенных в силу присущих им вкуса и утонченности».

Евгения Борисенко оказалась не только замечательным практиком танца и его теоретиком, талантливым педагогом, но еще и сумела ярко изложить свои творческие взгляды на бумаге. Она стала автором книг «Танцующая красавица», «Танец как способ бытия», «Теория и запись танца», которые пользовались и продолжают пользоваться среди любителей танца большим успехом во всем мире. В 1962 году за свои заслуги ей была вручена престижная премия «Золотая Минерва».

Ничего не знали о своей знаменитой соотечественнице только в СССР. На родине Борисенко так больше никогда и не побывала, а умерла в Риме в возрасте 68 лет. Похоронили «танцующую красавицу» на некатолическом кладбище Тестаччо, где покоятся останки и других выходцев из России. На надгробном камне надпись: «Основательница Национальной академии танца. Посвятила всю себя хореографическому искусству с решительностью и самоотверженностью».

 

«Мисс Европа» из… СССР

Русские красавицы побеждали на международных конкурсах красоты, когда в самой России (а точнее, в СССР) таких состязаний не было еще и в помине. В далеком 1933 году на таком конкурсе в Мадриде уверенно победила ослепительная шатенка Татьяна Маслова, но приехала она на него не из Москвы, а из Вильно через Париж. Нового такого успеха России ждать пришлось 66 лет…

Родилась будущая «королева красоты» в семье офицера Черноморского флота, расстрелянного в 1919 году во время Гражданской войны на юге России. В результате его вдова вместе с дочерью оказалась в Вильно у зажиточного родственника. Там Таня училась в Пушкинской гимназии, где преподавание велось на русском языке. Девочка была способной, научилась играть на фортепьяно, пела, овладела пятью иностранными языками. В Вильно она славилась, как писаная красавица и от поклонников у стройной гимназистки не было отбоя. Но Таня была скромной, ни о каких конкурсах красоты поначалу не помышляла, да и о них тогда, когда не было ни радио, ни телевидения, далеко не все знали. Но зато об этом знали в редакции местной газеты «Русское слово».

Фото «с описанием личности»

Ее редактор поручил корреспонденту А. Дугорину подготовить материал, посвященный конкурсу красоты «Мисс Россия», который готовился в Париже. Такие конкурсы начали проводить там русские эмигранты с 1927 года. Учредителем их стал парижский журнал «Иллюстрированная Россия», а состав жюри входили такие известные люди, как писатели Иван Бунин, Александр Куприн, Тэффи, художники Константин Коровин и Александр Бенуа, танцовщик Сергей Лифарь и другие знаменитости. Побеждали на них тоже всем известные персоны, как например, дочь Шаляпина Марина, или Нина Северская, дочь известного авиатора. Было, кому и посмотреть на красавиц – в то время в Париже проживало около 200 тысяч эмигрантов из России, бежавших от террора большевиков. Одно время в конкурсах участвовали только девушки, живущие во Франции, но потом его открыли для русских претенденток из всех других стран, где жили эмигранты из России.

Получив задание от шефа, Дугорин решил придумать оригинальный ход – предложить послать на конкурс во Францию красавицу из Вильно – Таню Маслову знал весь город. Сам пойти с таким предложением к ней он не осмелился и решил схитрить: отправил, без ведома девушки, предложение в Париж организаторам конкурса. Так, на всякий случай, особенно не рассчитывая на удачу. Однако в письмо вложил фото, приписав: «В связи с Вашим объявление конкурса «Мисс Россия», как русский человек, которому дорого все русское, и все, чем могла бы гордиться Россия, прилагаю при сем фотографии Татьяны Александровны Масловой с описанием ее личности». И далее охарактеризовал ее, как «образец русской классической красоты».

«Мисс-Россия»

Отправленное из Вильно письмо пришло к организаторам конкурса в Париже всего за несколько дней до его начала. Фото произвело фурор, тут же позвонили Масловой и пригласили приехать. Правда, проезд до столицы Франции надо было оплатить за свой счет. Не ожидавшая такого сюрприза, – кто мог знать ее в Париже? – Таня поначалу растерялась, но, поговорив с матерью, согласилась. Благо деньги у них на тот момент были.

Надо сразу сказать, что в то время русские конкурсы такого рода в Париже отличались строгостью нравов. Конкурсантки должны были являться «в обычных городских костюмах», а в финале им полагалось появиться на сцене лишь «в манто и шляпке». И, конечно, никаких дефиле в купальниках! Критерии представительного жюри определялись следующим образом: «все должно протекать в обстановке безупречной нравственности, а моральные качества кандидаток должны играть первостепенную роль».

И вот 22 апреля 1933 года – накануне начала конкурса – Таня Маслова приехала в Париж и… одержала на нем триумфальную победу! Жюри провозгласило ее «королевой» единодушно. Но оказалось, на этом сюрпризы не закончились. Оказалось, что по традиции «Мисс Россия» должна теперь принять участие в конкурсе «Мисс Европа», который проводился в Мадриде. До этого российские девушки (такой международный конкурс проводился уже пять раз) ни разу на нем не побеждали.

Мадридский триумф

Уже на перроне столичного вокзала испанская публика устроила российской красавице восторженную встречу. «Виват, Россия!» – кричали темпераментные испанцы. Прибывших участниц конкурса хозяева развлекали, как могли: свозили на традиционную корриду, в музей, их принял президент Испании. Потом, после открытия конкурса состоялось традиционное дефиле и тоже – никаких купальников. Нравы в католической Испании были тогда не менее пуританскими, чем в среде русских эмигрантов в Париже. Единственное отличие – разрешение принять на сцене «пластическую позу» перед публикой. С претендентками побеседовали члены жюри, которые так могли оценить уровень их интеллекта, образования, а также женский шарм. В итоге в последнем туре оказались девушки из четырех стран: России, Испании, Франции и Венгрии. (Кстати, представительницы из СССР на такие конкурсы не приглашались вовсе). Журналист Морис де Валеф так объяснил причины такой дискриминации: «не может быть и речи о том, чтобы произвести выбор русской принцессы в Москве, где еще долго придется ждать расцвета новой красоты. Вместо того, чтобы прислать самую красивую девушку, Политбюро командировало бы в Париж комсомолку, наиболее подходящую к идеалу Коллонтай…».

И вот, наконец, в Мадриде настал решающий момент. Жюри после совещания вскрыло конверт с именем победительницы. А когда объявили фамилию Масловой – зал ответил бурей восторга! На взволнованную Таню надели широкую алую ленту с надписью: «Мисс Европа». Денег и золотой короны с бриллиантами не было, зато обещали поездку в Америку за счет оргкомитета конкурса. Но, увы, вместо этого предложили лишь вояж в соседнюю Португалию. И, конечно, никаких рекламных контрактов и прочей мишуры, которым обросли такие конкурсы в наши дни.

Ждать пришлось 66 лет

А скоро для Тани вообще наступили будни. Она вернулась в Вильно и стала вести там довольно скромную жизнь. Богатые женихи со всего света не выстроили перед ней в очередь. Хотя, как рассказывали, претенденты на руку и сердце русской красавицы все-таки появлялись. Некий состоятельный голландец прибыл в Вильно на шикарном белом авто, однако уехал ни с чем. Оказалось, что он был поклонником тогдашней попсы, а образованную Маслову привлекала классическая культура. Шутя, она говорила подругам, когда те спрашивали насчет замужества: «Я жду своего прекрасного принца…»

Дождалась ли она его, наконец, или нет, история умалчивает. Бродили слухи, что Маслова все-таки вышла замуж и уехала потом с мужем Германию или куда-то еще. По другой версии она умерла еще совсем молодой. К тому же скоро грянула Вторая мировая война и всем стало не до конкурсов красоты и судеб их победительниц. Про русскую красавицу Таню Маслову, покорившую Европу, просто забыли. А России пришлось ждать долгих 66 лет, прежде чем в 1999 году «Мисс Европой» снова объявили соотечественницу – Елену Рогожину. Когда отбор на конкурс совершали, конечно, уже не эмигранты и не члены Политбюро…

 

«Красный пиджак» Владимира Третчикова

Кто был самым популярным в мире русским художником в XX столетии? Очень немногие, наверное, правильно ответят на этот вопрос, потому что речь идет об известном только узкому кругу специалистов, уроженце Петропавловска Владимире Григорьевиче Третчикове. В 1961 году в Лондоне был установлен рекорд – его выставку посетило 205 тысяч человек, а по продажам своих картин он уступал только Пикассо. Жизненный путь художника не был усыпан розами, а напоминал, скорее, лихо закрученный приключенческий фильм: он эмигрировал вместе с родителями после революции в Китай, едва спасся с тонущего корабля, потопленного японцами, сидел в тюрьме на Яве, работал в знойной Джакарте, а прославился на весь мир, когда оказался в далекой ЮАР.

Родился Владимир Григорьевич в декабре 1913 года в Южной Сибири, на территории нынешнего Казахстана в состоятельной крестьянской семье. А потому, наверное, был поразительно похож на другую мировую знаменитость из русских крестьян – Сергея Есенина. Хотя сам об этом не догадывался, ему об этом сказали уже под старость, приехавшие в ЮАР во времена «перестройки» советские журналисты. Своего отца Третников в интервью называл по-разному – то крупным землевладельцем, то скотопромышленником. В Петропавловск его предки из секты молокан переселились, вероятно, с юга России. Оказавшись после 1917 года вместе с родителями в Харбине, юный эмигрант рано их потерял, и был вынужден с 11 лет сам зарабатывать себе на кусок хлеба. Он трудился печатником в типографии, разнорабочим в театре, малевал декорации, а все свободное время рисовал, чувствуя, что именно в этом его призвание.

Ленинский почин

Когда ему стукнуло 15 лет, Володя нарисовал очень похожие портреты Ленина, которого никогда не видел, а также вождя китайской революции Сунь Ятсена. Эти рисунки привели в полный восторг директора КВЖД – Китайской восточной железной дороги, которая тогда принадлежала СССР. Директор щедро снабдил юного художника деньгами и отправил на учебу в Москву. Но Третчикову не повезло – в Шанхае его обворовал собственный брат. Впрочем, может быть и, наоборот, – сорвавшаяся поездка в страну, где как уверяла советская пропаганда, создавали «рай для трудящихся», избавила юное дарование от очень больших неприятностей. Ведь известно, что все приехавшие потом в СССР служащие КВЖД были арестованы, как «японские шпионы», и сгинули в сталинских лагерях.

Словом, талантливому русскому юноше пришлось начинать карьеру художника в Юго-Восточной Азии. Сначала работал карикатуристом в газете «Шанхай ивнинг пост» – он выиграл это место по конкурсу, потом его наняло крупнейшее рекламное агентство британской Малайи. Налицо были и первые успехи – в 1939 году Третчиков получил медаль Галереи науки и искусства Нью-Йорка. Молодой художник обладал не только незаурядным талантом, но и невероятной трудоспособностью, работал и днем и ночью. Писал маслом, акварелью, углем, карандашом. Работал быстро и точно. Вскоре он женился на Наталье Тельпрегоф – девушке из семьи русских эмигрантов. Но тут грянула Вторая мировая война, которая застала Третчикова в Сингапуре, тогдашней британской колонии, где он работал в министерстве информации. После японской бомбардировки жена с дочкой успели эвакуироваться в Кейптаун вместе с отступавшими британскими войсками, а корабль, на котором позднее хотел уехать Третчиков, был потоплен японцами.

Мистический оберег

Художник чудом остался в живых. Мест на пароходе не было, и он залез в шлюпку, на которой потом спасались пассажиры стремительно идущего на дно судна. Три недели он греб веслами под палящим солнцем в кишащем акулами море. Мозоли потом не сходили с ладоней десять лет. Ему удалось добраться до острова Ява, но там он сразу угодил в тюрьму, потому что остров был уже оккупирован японской солдатней. Но когда выяснилось, что Япония в войну против СССР не вступила, то Третчикова отпустили – японцы не стали разбираться, что он не был гражданином СССР. «Русский? Ну и ладно!» и двери камеры отворились.

На Яве судьба его свела с богатым коллекционером живописи – доктором Сукарно, будущим президентом Индонезии. Он хотел купить у Третчикова картины, но тот отказался от выгодной сделки, сказав, что хочет устроить выставку. «Какая выставка, когда идет война?» – изумился Сукарно. С тех пор Третчикова прозвали «русским сумасшедшим».

Всю войну художник провел в Индонезии, в Джакарте, пять лет не зная, что же случилось с женой и ребенком, которые отплыли в ЮАР. На жизнь он снова зарабатывал кистью и карандашом, рисовал карикатуры, писал портреты на заказ. Именно там он начал создавать картины, которые потом стали его фирменным стилем. Одна из них, названная «Красный пиджак», изображала восточную красавицу с непроницаемым лицом и полуобнаженной грудью в небрежно накинутом на плечи красном пиджаке, рядом с которой лежал малайский ритуальный кинжал.

Необычный для тех лет эротический вызов, содержавшийся в картине, и элементы восточной экзотики имели успех. Элеонора Молтемо (он называл ее «Ленка»), дочь голландского пилота, которая позировала для этой картины, стала его другом и его музой. Она считала, что это полотно – своеобразный оберег художника. И в самом деле, когда он его продал, Третчикова стали преследовать несчастья, удача от него отвернулась. Дважды он попадал в тяжелейшие автокатастрофы, едва выжил. Указание судьбы было им понято – художник выкупил картину-оберег обратно.

Тайный диверсант?

Однако японцы, отпустившие русского, стали подозревать его в причастности к местному сопротивлению. В его доме охранка несколько раз делала обыски. Однако Третчиков свое участие в сопротивлении отрицал. Между тем в порту был взорван японский танкер, а ходили слухи, что в начале войны в Сингапуре русский эмигрант проходил у англичан подготовку именно к такой диверсионной работе.

Между тем жизнь продолжалась. Однажды Леонора привела его на спиритический сеанс. Там Третчикову было объявлено, что его жена и дочь живы, а его самого ждет мировая слава. Художник сначала не поверил, но все именно так и произошло. В 1946 году его жена и дочь нашлись в Кейптауне, а Красный крест помог семье объединиться. Третчиков, расставшись с Леонорой, отправился с багажом из многочисленных картин в ЮАР, где остался с семьей уже навсегда.

Голубь № 13

Сбылось и предсказание мировой славы. Однако поначалу его картины никто не хотел покупать. Но вот однажды в его мастерскую влетел голубь, на лапке которого была бирка с номером 13. Третников счел это счастливым знаком и тут же нарисовал портрет этого голубя. И, действительно, с этого дня все переменилось. Его картинами заинтересовались. На его первые выставки в Кейптауне, Йоханнесбурге и Дурбане стали выстраиваться километровые очереди, были побиты все рекорды по сборам. С успехом проходят его экспозиции и в США. В Лондоне его выставку посещает более 200 тысяч человек. Ток-шоу с его участием смотрят по телевидению миллионы зрителей в Англии и Канаде. Картины русского художника продаются за баснословные деньги. В 1970–1980 гг. Третников – самый кассовый художник в мире, второй после Пикассо по числу проданных работ. Не знали его только в одной стране – в СССР.

Особенный успех имела ставшая знаменитой «Китаянка» – изображенная на полотне экзотическая дама с лицом странного зеленоватого оттенка. Для жителей Англии, Канады, Новой Зеландии, Австралии, Южной Африки репродукции с этой картины стали такими же привычными, как у нас «Три богатыря» или «Утро в сосновом лесу», которые в советские времена висели во всех заведениях общепита. Также становятся популярными другие его портреты восточных женщин с такой же очень экспрессивной цветовой гаммой – «Мисс Вонг», «Дама с Востока», «Зулусская девушка» и т. п.

Символ поп-культуры

Третников много путешествовал по Африке, изучал быт и искусство, населяющих ее народов, соединив их стиль и традиции со своим глубоким знанием азиатского Востока. Вместе с африканскими рыбаками ходил в море, сидел вместе с ними у костра. Впрочем, в некоторых его картинах, как например, «Понедельник перед Великим постом» и «Умирающий лебедь», посвященной известной балерине Анне Марковой, есть и русские мотивы.

В итоге художник, который оказался еще и отличным менеджером своего собственного «товара», штурмом взял западный арт-рынок, заполнив его произведениями необычного качества. Репродукции с картин Третчикова, ставших символами западной поп-культуры, продавались не только в художественных салонах, но даже в отделах дамского белья универмагов и в крупнейшей британской сети аптек.

Для обывателя англосаксонских стран полотна Третчикова явились олицетворением далекого и сказочного Востока. К тому же они хорошо гармонировали с вошедшими тогда в моду интерьерами квартир и фильмами о Джеймсе Бонде. Когда Дэвида Боуи спросили, какую картину он хотел бы приобрести больше всего, знаменитый певец без колебаний ответил: «Китаянку» Третчикова. О творчестве художника было снято несколько фильмов крупнейшими кинокорпорациями, в том числе Би-би-си и Евровидением.

Табу на родине

Работал он в стиле гиперреализма, писал в основном, портреты. А искусствоведы яростно спорили и продолжают спорить о его своеобразном творчестве, некоторые считают полотна русского художника «китчем», другие отмечают большое влияние на него Гогена. В Советском же Союзе на творчество выходца из России было наложено строжайшее табу – ведь он был эмигрантом! К тому же в СССР женщин было принято изображать в стиле социалистического реализма – с отбойным молотком или с веслом в руках. А неподвижно застывшие эротические красавицы Третчикова олицетворяли, по мнению советских критиков, «буржуазное эстетство» и «разложение».

В России он так снова не побывал, но русский язык не забывал. По-английски говорил плохо, а африкаанс, на котором говорило местное население, не знал вовсе. Он собирался приехать на родину, когда рухнул СССР, но уже чувствовал себя старым и немощным для такой дальней поездки. Умер Владимир Третчиков в зените славы в возрасте 93 лет (из них 60 лет он провел в Африке) на своей фешенебельной вилле в пригороде Кейптауна Бишоп Корт, окруженный заботливыми детьми и внуками, в 2006 году. Но последние годы были тяжелыми – его горячо любимая жена, также как и дочь Мими, страдали тихим умопомешательством.