Василий закрыл за собой дверь чердака и спустился к окну между седьмым и шестым этажом. Перед окном по-прежнему лежали сложенные стопкой батареи.

— Почему же он не ушел по чердаку? — Старший оперуполномоченный поскреб в затылке. — Спугнули?

Василий поднялся на седьмой этаж и позвонил в дверь, расположенную напротив квартиры Пожарского. Ему открыла пожилая дама в байковом халате. Старший оперуполномоченный не стал прикидываться сотрудником ЖЭКа и сразу показал свое служебное удостоверение:

— Один вопрос, если позволите. Вчера днем вы были дома?

— Да. — Соседка Пожарского сморщила лоб. — Это могут подтвердить…

— Не читайте в таком количестве детективы, — посоветовал Василий. — От них только глупые мысли и несварение желудка. Боюсь вас разочаровать, но ваше алиби мне ни к чему, потому что к вам я не имею ровным счетом никаких претензий. Я, собственно, об упавшей вчера батарее.

— А, да-да, как же… Хорошо, что она никого не задела, правда, навес над подъездом проломила. Хулиганство какое, правда?

— Вы слышали грохот?

— Еще бы! Мне показалось, что даже дом содрогнулся.

— И вы выглянули в окно?

— Нет, мои окна выходят на другую сторону. Я вышла из квартиры, чтобы посмотреть из окна на лестничной площадке.

— Отлично! — Василий схватил женщину за руку и с благодарностью пожал. — Это все объясняет. Ему нужно было подняться на два пролета, чтобы попасть на чердак, и тут вы открыли дверь. Он испугался и побежал вниз по лестнице.

— Кто? — растерянно спросила женщина. — Кто побежал?

Но старший оперуполномоченный уже закрывал за собой дверь лифта.

…Появление Коновалова в МУРе коллеги восприняли удивленно.

— Ты же в отпуске. — Дежурный схватил его за рукав. — Куда?

— А что — есть приказ не пускать меня в управление?

— Нет, — дежурный отпустил рукав, — просто спрашиваю. Я бы в отпуске на пушечный выстрел к Петровке не подошел.

Леонид Зосимов тоже изумленно вытаращился на Василия, когда тот ввалился в отдел:

— Это ты или мне мерещится от переутомления?

— Я! — гаркнул Василий. — Удостоверение показать?

— И какого черта ты приперся? — недовольно поинтересовался Леонид.

— Соскучился по работе. По интересной розыскной работе. И по людям, которые проводят здесь свои героические будни, то есть по тебе, по товарищу Зайцеву — полковнику нашему, по экспертам… Особенно по экспертам. Ты не знаешь, они еще не все пьяные?

— Дмитрич еще туда-сюда, — сказал Леонид. — Но поторопись, они только что послали своего стажера за очередным пузырем.

Василий ворвался в комнату экспертов, как беспощадный тайфун.

— Отставить безобразия! — заорал он. — И приступить к работе.

— Коновалов? — Старший эксперт Валерий Дмитриевич Усов протер глаза. — Ты же в отпуске.

— Да что вы все заладили. Пришел вот по делам, к тебе, между прочим, Дмитрич.

— По делам? Во время отпуска? — Валерий Дмитрич с осуждением покачал головой. — Окстись. Неприлично-то как, Вася.

Василий взял с полки чистое блюдце и высыпал туда из целлофанового пакетика окурки, найденные на чердаке:

— Посмотришь, Дмитрич?

— Спасибо! — с показной горечью воскликнул старший эксперт. — Дожил. Угощает окурками. Меня! А ты мерзкий тип, Коновалов.

— Дмитрич, ну посмотри! — взмолился Василий. — С меня — бутылка.

— Так бы сразу и сказал. — Эксперт взял лупу, придвинул к себе блюдце и пару минут внимательно изучал окурки, переворачивая их длинным пинцетом.

— Ну что — дело ясное. Что тебя интересует?

— Состав слюны.

— Ладно. Завтра будет готов. Идет? А пока что могу сказать — сильно нервничал человек. Видишь, докурено до самого фильтра? И курил очень быстро, каждый вдох — затяжка. Видишь, какой черный фильтр? Если курить спокойно, размеренно — он так смолой не пропитывается, часть смолы просто сгорает, пока сигарета дымится. И затушена сигарета весьма характерным образом — видишь, как размозжили конец? Это тоже говорит о душевном волнении. Помнишь, родной, эти прописные истины? На сегодня все, Васенька, за остальным приходи завтра.

— Приду. Приду, Дмитрич, ты так и знай.

Леонид, пока Василий ходил к экспертам, перебрался за стол старшего оперуполномоченного и теперь сидел там с гордым и неприступным видом, прикрывшись папкой «Дело».

— Эй, юноша, у вас как с борзометром? Не зашкалило? Кто разрешил вам осквернять своим присутствием рабочее место величайшего сыщика современности? А ну-ка, кыш…

— Не понял. — Леонид выглянул из-за папки. — Так этот разваливающийся стол — музейный экспонат? А почему нет таблички: «Памятник культуры, охраняется МВД»? Или «Здесь провел свои не лучшие годы В. Ф. Коновалов»? И вообще, я наконец остался в комнате один, а значит, имею полное право выбирать наиболее удобные для работы места. Вот так. И все.

— Да, — с грустью сказал Василий. — Стоит уйти в отпуск, и личный состав срывается с катушек. Ладно, сиди пока где хочешь, но помни — я вернусь.

— Увы, об этом захочешь — не забудешь. Знал бы ты, как эти мысли отравляют мне жизнь.

— Вот и правильно, — одобрил Василий. — И работайте, юноша, работайте. Ловите злодеев-то. А то расселся, понимаешь, между двумя столами.

…В редакцию Василий приехал только к вечеру. Народу в коридорах прибавилось, и суеты стало больше. Туда-сюда сновали возбужденные люди, перебрасываясь жаргонными словечками, а из комнат доносились взрывы неестественно громкого смеха.

«От безделья маются, — с беззлобным осуждением подумал Василий. — Бедные люди».

О том, чтобы втереться или тем более органично влиться в эту праздную среду, не могло быть и речи, и Василий решил играть роль чужеродного элемента. В конце концов, охранник — он и есть охранник, что с него взять?

— Старик, — обратилась к нему какая-то высоченная девица в очках, — дай прикурить.

Старший оперуполномоченный достал из кармана бензиновую зажигалку, на стальном боку которой было выгравировано: «За отличные успехи в розыскной работе».

— Ух ты! — Девица с интересом уставилась на зажигалку. — Где взял?

Василий хотел сказать: «Мента замочил по случаю», но благоразумно сдержался и выдал менее кровавую версию:

— Знакомый опер из МУРа подарил.

— Вещь! — Девица одобрительно присвистнула.

Вообще язык местных обитателей и их манера общаться друг с другом смешили и раздражали Василия одновременно. Наиболее частым обращением друг к другу были «старик» и «старуха». Нежные чувства или достаточно близкие дружеские отношения демонстрировались при помощи обращения «старикаша» или «старикан». Удивило старшего оперуполномоченного употребление «вы» в сочетании с именем, причем не с полным (Иван, Петр), а с домашним (Ваня, Петя). В МУРе подобное извращение вызвало бы по меньшей мере тревогу — если уж Петя, то всяко на «ты». Еще, как заметил Василий, здесь принято целоваться с теми, кого знаешь. Не так целоваться, как завещала природа-мать, а всуе, на бегу: «Привет-привет, чмок-чмок». Все, что нравилось, называлось «вещью», будь то красивая кофточка, современный диктофон или интересная мысль, например: «Как ты предлагаешь это сделать? Вот так? О, вещь!» Проходя по коридору мимо всегда открытой двери с табличкой «Секретариат», Василий услышал страшный крик: «Где ты видел чердак таких размеров? Где? Опомнись, старик, возьми себя в руки. Либо я спущу тебя в подвал, либо сокращайся».

С недавних пор, а именно с сегодняшнего дня, слово «чердак» волновало старшего оперуполномоченного не на шутку, и он неосознанно вошел в открытую дверь.

Вокруг большого круглого стола сгрудились человек десять, и, подойдя поближе, Василий увидел то, что они с таким упорством и интересом разглядывали. На столе лежала не то схема, не то карта — большой лист бумаги, разрисованный квадратами и прямоугольниками разного размера. На каждой из геометрических фигур стояли либо цифры, либо буквы, а поверх всего этого великолепия кто-то размашистой рукой нанес разноцветные стрелки. Ни дать ни взять, план боевых действий: эта дивизия — сюда, тот полк — туда, а по флангу (вот, синяя стрелка, видите?) мы пустим танки.

— Можно сделать вынос на первую полосу, — агрессивно заявил один из присутствующих, видимо, тот, кого не пускали на чердак и кому угрожали подвалом. — Делаем вынос строк в сто, и тогда получается стандартной чердак на третьей.

— Нет, — запротестовал кто-то с другого конца стола. — Первую не дам, она уже сверстана.

Все задумались, не отрывая глубокомысленных взглядов от листа бумаги.

— О каком чердаке речь? — шепотом спросил Василий у пожилого дядечки, стоящего с ним рядом.

— На третьей полосе, — тихо ответил тот.

— А в чем проблема?

— В размерах. Заявленный текст — больше четырехсот строк, — объяснил тот.

— Так а проблема-то в чем? — тупо повторил вопрос Василий.

Однако пожилой дядечка не рассердился, а почему-то обрадовался:

— Так и я о том же! Делают из мухи слона. Сократить к чертовой матери, и прекрасненький будет чердачок.

Старший оперуполномоченный покинул секретариат в недоумении и потому очень обрадовался Саше, налетевшей на него в коридоре. Она, как все, бежала куда-то с озабоченным видом, но, заметив Василия, резко затормозила и вцепилась ему в руку:

— О! Васька! А почему ты ко мне не заходишь?

— Изучаю обстановку. Присматриваюсь. Внедряюсь то есть, — уклончиво ответил Василий. — Саня, скажи, что такое чердак?

Саша с состраданием посмотрела на него:

— Помещение над последним этажом и под крышей. А ты не знал? Генеральный послал тебя на чердак, а ты не сообразил, где его искать? И перепутал с подвалом?

— Очень остроумная, да? Что такое большой чердак в четыреста строк?

— А-а. — Саша хлопнула себя по лбу. — Это материал, размещенный вверху полосы. То есть газетной страницы. Четыреста строк — действительно многовато. Оптимальный размер — двести пятьдесят — триста. Вась, а тебе-то зачем?

— Ну, конечно, зачем нам, тупым ментам, посягать на такие изысканные знания? — обиделся Василий.

— Да нет, ради бога, я с удовольствием все расскажу, только вряд ли это тебе понадобится.

— А почему четыреста строк — много?

— Потому что полоса получается задавленной. Ну, представь, много мелких или средних заметок, а над ними такой кусище. Нарушаются пропорции, полоса выглядит некрасиво.

Василий только вздохнул. До сегодняшнего дня он и помыслить не мог о том, что газетные страницы могут быть красивыми или некрасивыми. Их ведь читают, а не в рамке на стену вешают. Да, задурили они здесь себе головы.

— Вася! — Саша потрясла его за плечо. — Пошли. Мы тебя уже давно ждем!

— Кто «мы»?

— Мы — это я и Лиза. Ждем твоих рассказов — что ты там узнал? Умираем от любопытства.

— Значит, так! — рассвирепел Василий. — Ты меня зачем сюда притащила? Чтобы я вас с Лизой развлекал или работал? Понимаю, вы пухнете от безделья, но я-то здесь при чем? Или ты вообразила себя моим начальником, перед которым я обязан отчитываться о каждом своем шаге?

Саша растерянно смотрела на него и молчала.

— Ты привела меня к человеку, попросила ему помочь. Все, на этом твоя миссия закончена. И еще — поменьше бы ты трепалась о наших делах. Кто уже в курсе моей деятельности твоими стараниями? Лиза, Катя, Маня… Давай расскажи всем остальным, чтобы окончательно завалить дело. Я понятно излагаю?

— Ты излагаешь, как последняя скотина. — Саша всерьез обиделась. — Так нечестно. Я начала это дело, а ты меня выкидываешь.

— Ладно. — Василий отодвинул Сашу в сторону и пошел к приемной. — Я иду к твоему директору, вот к нему у меня есть вопросы.

— Я с тобой! — крикнула Саша ему в спину.

— Не надо, спасибо. Я помню дорогу.

Пожарский, увидев Василия, выскочил из-за стола и уставился на него с мучительным ожиданием.

«Надеется, что я ему сейчас дам адресок его батарейного врага», — с раздражением подумал старший оперуполномоченный.

— У меня две новости: одна плохая — другая — хорошая. С какой начать? — спросил Василий.

— С плохой. — Пожарский присел на стул и тут же вскочил. — Нет, с хорошей!

— Пожалуйста. Хорошая новость — вы не сумасшедший.

— Это не новость, — улыбнулся Пожарский. — По крайней мере, для меня.

— А для меня — новость, — насупился Василий. — Прежде чем заняться вашим делом, необходимо было убедиться, что все ваши подозрения — не плод воспаленного воображения. И не мания преследования.

— Убедились? — устало уточнил Пожарский.

— Да. И вот тут уже начинается плохая новость — кто-то действительно начал на вас охоту. Кому-то вы крепко насолили. На данный момент результаты таковы — кто-то следил за вами с чердака. И следил с изрядным напряжением.

— Как вы узнали? — выдохнул Пожарский. — Как?

— У нас есть свои методы, — отвел глаза Василий. Он решил не раскрывать карты и не рассказывать о трех банальных окурках — единственной сегодняшней добыче. Пусть заказчик думает, что все сложнее и интереснее. — Кстати, кто из вашего окружения курит «Парламент»? У нас есть основания полагать, что преступник предпочитает этот сорт сигарет.

— Да многие. Я, например. Я курю «Парламент», — растерянно ответил Пожарский.

— Очень ценная информация, — усмехнулся Василий. — Но вас мы вынуждены отмести по техническим причинам. Маловероятно, что вы сами сбросили на себя батарею. Кстати, список готов?

— Какой список? — испуганно спросил Пожарский.

— Список врагов. Я просил вас составить.

— Видите ли, — Пожарский виновато опустил голову, — у меня нет врагов.

— Так не бывает, — убежденно возразил Василий. — Враги есть у всех. Или, если вам не нравится столь жесткое определение, недоброжелатели.

— Таких недоброжелателей, которые желали бы моей смерти, у меня нет. Поверьте. Наверное, потому, что я достаточно ординарный и даже скучный человек. Ни брошенных женщин, ни претендентов на наследство. А теща во мне души не чает.

— А конкуренты?

— Конкуренты, разумеется, есть. Но это не повод…

— Позвольте мне решать, есть у них повод или нет. Кто ваш основной конкурент?

— Основной? Директор Издательского дома «Вечерний курьер» Игорь Серебряный. Я у него спонсора переманил. Но…

— Хорошо, — перебил Василий. — И составьте все-таки список вашего ближайшего окружения: родственники, сослуживцы, компаньоны — все те, с кем вы контактируете достаточно регулярно.

— Большой список получится…

— Не волнуйтесь, это наши проблемы. — Василий встал. — А удостоверение мое готово?

— Ах да. — Пожарский суетливо бросился к сейфу и достал красную корочку. — Только там еще не указано название газеты. Но мы потом впишем.

Василий взял удостоверение, заглянул внутрь, засунул его в нагрудный карман и довольно хмыкнул:

— Знаете, за последние лет пять у меня было более сотни разных удостоверений. Даже в Академии наук пришлось числиться и в зоопарке. Но настоящее, не фальшивое удостоверение у меня впервые. Приятно, черт побери!

— Подождите. — Пожарский вдруг схватил Василия за руку и уставился на него воспаленным взглядом. — Подождите!

— Что — передумали давать мне удостоверение? — обернулся старший оперуполномоченный. — Ну вот, только я размечтался…

— Нет, конечно, нет. Просто я вспомнил, кто может сильно меня не любить и хотеть мести. Да, определенно может! Он очень сильно разозлился!