1

Глеб и Валя впервые побывали в космосе, когда им было по десять лет.

За несколько дней до этого эпохального события папа летал по делам в исландский город Рейкьявик, а когда вернулся, сказал семье собираться в поездку. Они с мамой долго о чём-то шептались, а потом мама просияла и объявила, что все летят на остров Калимантан.

— Ура, ура! — в один голос крикнули двойняшки.

А потом вразнобой:

— Каламтан — это далеко? — поинтересовался Глеб.

— Там море тёплое? — спросила Валя, безотчётно покручивая светлый, как у мамы, локон.

Папа вызвал на стену гостиной карту мира и показал им довольно крупный остров на самом экваторе среди множества островов поменьше.

— Не Каламтан, — сказал он. — Калимантан! Третий по величине остров мира, его ещё называют Борнео. И — да! — он довольно далеко. Придётся лететь на двух самолётах. А море там очень тёплое, так что готовьтесь как следует искупаться.

Подумал и добавил:

— На самом крупном острове я был позавчера. Нас возили на экскурсию по ледникам.

— В Исландии? — удивилась Валя.

— Да нет же, в Гренландии! — живо откликнулся папа и указал на огромный северный остров. — Всего час лёту от Рейкьявика. Но про Гренландию я расскажу по дороге, времени будет сколько угодно. А сейчас — марш собираться, не то оставим вас у бабушки!

Голос его звучал нестрого, а в глазах притаились смешинки. Поэтому дети ему не поверили, но притворились, что испугались, и побежали собирать ранцы.

— Мама, мама! — кричал Глеб на бегу. — Что нам брать с собой на Климантан?

Почему-то Глебу казалось, что «два самолёта», о которых говорил папа, полетят рядом. Может быть, думал он, в одном из них полетят они сами, а сумки полетят во втором. Или, может быть, они с мамой и Валей полетят на одном, а папа с вещами — на другом. Но вскоре выяснилось, что и Глеб с Валей, и папа, и мама, и их сумки, и детские ранцы — все сначала будут долго лететь на одном большом самолёте до города Сингапур, а потом пересядут на самолёт поменьше и уже на нём доберутся до Калимантана.

По дороге в аэропорт Глеб понял, что мама почему-то сильно волнуется. Она звонила и бабушке, и на работу, и друзьям и всем говорила, что у неё изменились планы, что она едет в «потрясную» поездку и что обо всём обязательно расскажет, когда вернётся. Напоследок ещё раз позвонила бабушке и попросила ни в коем случае не забывать про бегонии и орхидеи.

— Нас не будет всего неделю, но если цветы не поливать, они нас не дождутся! — сказала она.

Глебу очень нравилось летать над городом, особенно на закате, когда солнце становится совсем неярким, и на него можно смотреть, даже не щурясь. Аэропорт Толмачёво находился в западной части Новосибирска, и Глебу казалось, что флаер целится прямо в заходящее солнце. Встречное движение было довольно оживлённым — видимо, совсем недавно приземлился очередной рейс, и усталые пассажиры спешили по домам. Флаер летел быстро и уже через десять минут мягко опустился у входа в аэровокзал. Не успели мама с папой вытащить сумки, как незнакомая горластая женщина в сиреневом пальто принялась торопливо упихивать в багажник свои чемоданы и коробки.

— Гриша, Гриша, чего стоишь? — кричала она мужчине в сером свитере. — Помогай давай, не стой истуканом!

Её спутник оторвался от задумчивого созерцания окрестностей. Он тоже стал хватать коробки и складывать их в багажник. Дойдя с родителями до входа в здание аэропорта, Глеб оглянулся. Багажник флаера уже был закрыт, женщина сидела внутри и пронзительным голосом о чём-то тараторила. Мужчина флегматично пожал плечами, неторопливо забрался на переднее сиденье и закрыл дверцу. Флаер медленно поднялся в воздух и плавно полетел в сторону города. Видимо, это были последние из прилетевших ранее пассажиров: площадка перед аэровокзалом полностью опустела.

— Мама, а кто такой истукан? — спросил Глеб.

— Ты квантик не забыл? — хихикнув, в свою очередь, поинтересовалась она. — Сейчас сядем в самолёт, почитаешь про своих истуканов.

— А я знаю! — похвасталась Валя. — Истуканы — это такие… ну, эти…

— Ничего ты не знаешь! — рассмеялся брат. — Задавака!

— Знаю, знаю! Только забыла.

Пока они не сели в самолёт, Глеб время от времени повторял про себя «истукан, истукан». Слово звучало нелепо и почему-то казалось очень смешным.

Оказалось, что истуканы — это такие деревянные или каменные фигурки божков. В древние времена люди молились им и просили для себя хороших урожаев или боевых побед. Правда, квантик не смог сказать, выполнялись ли эти просьбы.

Глеба посадили у иллюминатора, Валю рядом. После взлёта дети быстро уснули и проспали почти всю дорогу до Сингапура. Родители растормошили двойняшек перед самой посадкой, дети не выспались и то и дело зевали. В Сингапуре было облачно, но среди плотных облаков иногда открывались просветы — и тогда ночь взрывалась яркими жёлтыми, оранжевыми, красными и синими огнями огромного города. Сингапур — столица всей Юго-Восточной Азии, и жителей, как сообщил по запросу квантик, здесь раз в десять больше, чем в Новосибирске!

Лайнер зашёл на посадку со стороны океана, и когда он сильно накренился на левый борт, на секунду Глеб увидел в чёрной воде смазанное отражение длинной стрелы самолёта.

Пересадка прошла быстро. Вместе с остальными пассажирами дети и родители вылезли из лайнера и не успели толком осмотреться, как к ним подкатил электробус. Глебу нечасто доводилось кататься на рычащей древней машине, так что он пришёл в полный восторг. Но Вале электробус совсем не понравился.

— Флаер куда лучше! — авторитетно заявила она и скорчила презрительную рожицу.

Пока электробус ехал по огромному взлётному полю, Глеб вертел головой во все стороны и успел насчитать шесть приземлений и три взлёта. Через пару минут электробус остановился у невзрачного серого самолёта с яркими красными и зелёными огнями на крыльях и хвосте. Двери открылись, и мама с папой вывели детей на поле. Кроме них автобус покинул ещё один пожилой мужчина в широкой шляпе и с зонтиком; остальные поехали дальше.

Воздух был душный и влажный, а асфальт мокрый; судя по всему, дождь прошёл совсем недавно. Но на осмотр окрестностей больше не оставалось ни минуты. Эскалатор трапа включился, и пятеро путешественников поднялись в салон.

Очевидно, самолёт поджидал только их. Все сиденья были уже заняты, оставалось только несколько мест в хвосте. Большинство пассажиров дремало, но некоторые нацепили очки виртуальной реальности — наверное, смотрели мультики или последние новости. А может быть, учили иностранные языки, работали, читали книги или играли в «Бой с минотавром».

На этот раз у иллюминатора посадили Валю. Она показала брату язык и громко рассмеялась; тот в ответ погрозил ей кулаком. Мама шикнула на обоих и пристегнула детям ремни. Сразу после этого по громкой связи заговорил пилот. Квантик потратил несколько секунд на определение языка и диалекта, после чего у Глеба в ушах зазвучал перевод с малайского:

— Дамы и господа, рад приветствовать вас на борту нашего самолёта. Мы немного задержались, но в аэропорт Бонтанг прибудем вовремя, в восемь утра по местному времени. Желаю вам приятного полёта!

— Мам, пап, мы не туда сели, — встревоженно прошептал Глеб. — Вы же говорили, мы летим на остров Калимантан!

— Так и есть, — негромко ответила мама. — Аэропорт Бонтанг на его восточном побережье.

В этот момент самолёт начал разгоняться, и пассажиров вдавило в кресла. А затем шасси оторвались от земли, и лайнер взмыл в небо. С негромким утробным рычанием он набирал высоту и скорость, так что скоро облака оказались далеко внизу. Тогда самолёт совершил разворот и направился на восток, оставляя позади исполинское пятно раскрашенных огнями мегаполиса облаков.

И вскоре они летели уже в кромешной тьме.

Дети проснулись только на подлёте к аэропорту. Наступило утро, и солнце било прямо в глаза, но не резало их: видимо, мама приглушила яркость светофильтром. Глеб и Валя чувствовали себя бодрыми и отдохнувшими, не то что ночью в Сингапуре. Их так и подмывало слезть с кресел и начать бегать!

За окном до самого горизонта простиралась буйная растительность. Самолёт летел уже низко, на малой скорости; в зарослях джунглей дети даже могли различить отдельные высокие деревья. Лайнер сделал разворот перед заходом на посадку — и тут двойняшки увидели нечто совершенно невероятное.

В небо уходили несколько десятков непередаваемой высоты… наверное, правильнее всего сказать «нитей», чёрного цвета. Они казались очень тонкими и были заметны лишь потому, что по двум таким нитям ползли вниз небольшие чёрные кабинки. Присмотревшись повнимательнее, Валя указала на ещё одну кабинку на третьей нити; та проворно взбиралась всё выше и выше, с каждой секундой уменьшаясь в размерах. Казалось, нити просто бесконечны — они уходили в синеву неба, становясь тоньше волоса, но так ничем и не заканчиваясь.

— Смотрите! — восхищённо воскликнули дети. — Мам, пап, да это же…

— Да, мои хорошие, — откликнулся папа, — это клифт. Космический лифт.

— Ты сам его строил, да? — спросила Валя, задумалась на секунду и сказала: — Точно! Бонтанг — Апофис, как мы сразу не догадались?

— Не преувеличивай! — смущённо ответил папа. — Конечно, я строил его не сам. Над ним трудились тысячи людей. Я просто был одним из них.

— Не верьте, он был не просто одним из них, — значительно произнесла мама. — Папа спустил вниз первый канат. После этого протянуть остальные было делом техники.

— Круто!.. — только и смог сказать Глеб. И добавил: — Ты нам об этом расскажешь?

— Расскажу, расскажу, — пообещал папа. — Может быть, прямо сегодня.

Конечно, Валя и Глеб знали о космических лифтах. Да кто о них не знает? Нет на свете детей, которые не смотрели «Приключения Феникса», «Гонки по вертикали» или сериал «Лифтёры космоса». Но в мультиках клифт выглядел совсем иначе. В отличие от мультяшных, настоящий космолифт казался хрупким и совсем непрочным.

В это мгновение самолёт опустился ниже верхушек деревьев, коснулся земли и мягко покатился по посадочной полосе аэродрома. Замедлившись чуть ли не до скорости пешехода, он подъехал к одному из посадочных рукавов, торчащих из здания аэропорта Бонтанг.

— Дамы и господа, — произнёс по громкой связи пилот, опять по-малайски. На этот раз квантик был готов, поэтому начал переводить без задержек. — Мы прибыли в пункт назначения. Кстати, поприветствуем известного космонавта Дмитрия Зарубина и его семью, которые сегодня летели с нами!

Салон взорвался аплодисментами. Пассажиры завертели головами. Находя взглядом семейство Зарубиных, все улыбались и приветливо махали им руками. Валя и Глеб страшно смутились. Они и не предполагали, что папа настолько знаменит.

Чуть позже, когда дети с родителями шагали к выходу из аэропорта, мама объяснила им, что папа всё-таки не такой известный. Пожалуй, в любом другом городе мира его вряд ли узнали бы на улице. Но здесь, в Бонтанге, где возведён первый космолифт, имя Дмитрия Зарубина было знакомо каждому.

На улице, несмотря на раннее утро, стояла изнуряющая жара. Глеб моментально вспотел и принялся обмахивать лицо рукой. Свободных машин поблизости не оказалось. Семейство укрылось от солнца под козырьком над выходом из здания и вызвало флаер.

— Ожидание пять минут, — объявил механический голос из пульта вызова на стене. — Пункт назначения?

— Прибрежная зона Бонтанга, отель «Гонолулу», — сказал папа.

— Принято, ожидайте!

Папа попросил у Вали скакалку, а потом наглядно показал Глебу и Вале устройство космического лифта и рассказал, для чего он нужен. Оказалось, мультики дали детям совершенно неверное представление!

— Представьте, что я земной шар, — сказал папа и хлопнул себя по животу, — а мой экватор проходит вот здесь.

Дети захихикали, представив себе папу с раздувшимся в шар огромным пузом.

— А это, — с улыбкой продолжил отец и показал им скакалку, — канат космолифта. И мы с ним вращаемся.

Он отошёл на несколько шагов и быстро закружился на месте, прижимая к животу руку с концом скакалки. Та вытянулась во всю длину и закрутилась вместе с ним, разрезая воздух. При этом она издавала пронзительный свист. Папа не переставал вращаться, при этом он неотрывно смотрел на дальний конец скакалки. Головой он не вертел; ему казалось, что вращается весь мир, а скакалка неподвижно зависла в воздухе.

— Видели? — спросил папа, когда перестал вертеться. — Если бы по скакалке полз микроб, он добрался бы до конца и спрыгнул с неё с огромной скоростью. В том-то и смысл настоящего космолифта: с каната очень легко прыгать прямо в открытый космос. Гораздо легче, чем взлетать с Земли на ракете! Нужно лишь доползти до конца скакалки.

— То есть, — пояснила мама, — здесь, в Бонтанге, и находится «пуп земли».

— Именно! — обрадовался удачному выражению папа. — Так и есть.

Он указал в небо на далёкие тонкие нити канатов.

— Экватор проходит в точности там, где они закреплены. Завтра вы увидите их поближе.

— А можно нам прокатиться на клифте? — жалобно попросил Глеб.

— Хотя бы немножко? — подхватила Валя.

Родители переглянулись.

— Вообще-то, — сказала мама, — мы приехали сюда именно за этим.

Такого пронзительного восхищённого вопля, который хором издали двойняшки, в аэропорту Бонтанг ещё никто никогда не слышал.

 

2

Чтобы привезти Зарубиных к пляжной зоне, флаер проделал путь через весь город. Сначала дорога завернула к огромному морскому порту, где полным ходом шла разгрузка гигантского контейнеровоза, который так и назывался — «Гигант». Колоссальных размеров погрузочный кран манипулятором захватывал с палубы корабля очередной контейнер, переносил на берег и аккуратно укладывал в бессчётные ряды штабелей. Папа запросил информатор и вскоре объявил, что грузы с «Гиганта» предназначены для электростанции Меркурия: шесть миллионов квадратных километров тонких и гибких солнечных батарей.

— Боюсь, за место в клифте нам придётся побороться, — задумчиво добавил он. — Впрочем, у нас ещё есть шанс опередить все эти контейнеры!

Вскоре флаер миновал акваторию порта, и уже через пару минут семейство Зарубиных неторопливо летело по улицам города.

Все главные дороги были вымощены оранжевым специфически-магнитным покрытием. Лишь на одном небольшом участке пути шёл активный ремонт: роботы меняли разноцветные провода и трубки в разрытых на обочинах траншеях. Здесь покрытие было отключено, так что флаеру пришлось выпустить колёса и ненадолго приземлиться, чтобы миновать это место обычным старомодным способом.

Бонтанг произвёл на детей самое приятное впечатление. Город сиял яркими живыми красками, стены аккуратных двух— и трёхэтажных домиков сплошь и рядом были старательно изрисованы динозаврами, планетами, летательными аппаратами… Попадались даже айсберги и тюлени — должно быть, местные жители временами скучали по арктическим холодам.

Мангровые деревья и пальмы росли чуть ли не на каждом свободном пятачке.

— Смотрите, попугай! — воскликнула Валя, указав на большую птицу с красными и синими перьями. — Интересно, он умеет разговаривать?

Попугай, нахохлившись, с весьма серьёзным видом сидел на пальме. Провожать флаер взглядом он, по-видимому, посчитал ниже своего достоинства.

— Даже если умеет, сейчас он явно не в настроении, — заметила мама.

Несмотря на раннее утро, на улицах было полно народа. Многие шли пешком, но некоторые катились на самокатах и даже велосипедах. Почти у всех кожа была смуглой — либо была такой с рождения, либо загорела под южным солнцем. Головы были прикрыты панамами или шляпами, глаза прятались от яркого света за солнцезащитными очками. Казалось бы, жара располагала к тому, чтобы гулять по улице в майках и шортах, но не тут-то было! Мужчины носили светлые рубашки и брюки, а женщины — блузки с длинными рукавами и длинные яркие юбки. То ли местная мода, то ли непокрытую кожу солнце обжигало совсем уж немилосердно…

Потом дорога опять свернула к океану. Он нехотя отступил с отливом, оставив за собой широкую полосу мокрого песка.

— По-моему, мы почти приехали, — сказала мама. — Ага, точно! Вон она, гостиница.

И указала на очень длинное четырёхэтажное здание, вытянувшееся вдоль песчаного пляжа. Солнце освещало фасад так ярко, что у Глеба заслезились глаза. Он не сразу сообразил, что на здании изображён красивый, но довольно суровый горный пейзаж: серые скалы и ущелья, покрытые иссиня-белыми языками ледников.

Флаер приземлился у входа в гостиницу. На информационной панели у распахнутых настежь дверей тут же вспыхнула яркая зелёная надпись.

— Отель «Гонолулу» приветствует вас, — вслух прочитал Глеб. — Добро пожаловать!

Папа помог перенести вещи в свободный трёхкомнатный номер, но задерживаться не стал. Он тут же уселся обратно во флаер и полетел дальше на юг, «занимать очередь на клифт». А остальные наконец-то получили возможность перевести дух после долгого перелёта: освоились в номере, по очереди приняли душ и все вместе сели завтракать. После еды мама разрешила детям немного погулять.

— Смотрите, не сгорите на солнце! — сказала она. — Наденьте панамки и солнечные очки. И не вздумайте купаться в море — мы сходим на пляж чуть позже. Погуляйте-ка лучше по городу!

А сама устроилась перед гостиничным терминалом, вышла на связь с лабораторией в Новосибирске и с головой ушла в работу.

Глеб и Валя выбежали из гостиницы наперегонки и едва не сбили с ног хрупкую на вид девочку в бело-голубой тенниске. Волосы у неё были тёмные, по всему лицу рассыпались крупные веснушки, а глаза оказались ярко-синими. С собой она несла обычный школьный ранец.

— Извини! — дружно крикнули Валя и Глеб.

Девочка ничего не ответила, только улыбнулась и потёрла плечо, которое задел Глеб.

— Ты не ушиблась? — спросила Валя.

— Как тебя зовут? — поинтересовался Глеб.

Девочка произнесла несколько слов по-английски, после чего за перевод взялись детские квантовые компьютеры.

— Да нет, всё в порядке, — сказала она. — Я Элизабет, но все называют меня Бетти или Лиз. Мы с папой прилетели вчера вечером, а завтра поедем космолифтом на станцию Апофис.

— А мы только что прилетели! — сказал Глеб. — И тоже скоро прокатимся на клифте.

— Классно! — сказала Лиз. — Повезло нам, правда? Дома просто обзавидуются.

Дети, не сговариваясь, посмотрели на юг. Казалось, отсюда до космолифта рукой подать: тоненькие нити канатов заметно потолстели, потрясающее инженерное сооружение стало обретать солидность и даже величие.

— Ты сейчас куда? — спросила Валя. — Хочешь, погуляем вместе?

— Ага, — с готовностью согласилась девочка. — Папа уехал, я до вечера свободна.

Дети достали из ранцев самокаты и весело покатились по улицам Бонтанга.

Двойняшки немного рассказали о себе, потом Лиз — о себе. Оказалось, что она с юга Австралии, учится в четвёртом классе, и у неё есть своя небольшая яхта, на которой они с папой доплывали даже до Тасмании. А ещё у неё есть пудель Эдельвейс, который остался с мамой, потому что та не любит поездок и всегда остаётся дома.

— Я хотела взять Эдельвейса с собой, но на клифт животных не пускают, — со вздохом сказала Лиз.

Через четверть часа неспешной поездки дорога привела детей на центральную площадь Бонтанга. По периметру площади расположились администрация города, управление космических перевозок, региональная сейсмическая станция и местная служба новостей, а в центре был разбит огромный зелёный газон.

Дети устроили соревнование — кто быстрее проедет пять кругов вокруг лужайки. После первого же круга Валя безнадёжно отстала, а Глеб и Лиз продолжили упорную гонку. Мальчик быстро взмок, он пыхтел и сопел, ему было стыдно отставать от девчонки, но, несмотря на свою хрупкость, Лиз показала себя достойным соперником. Мало-помалу, метр за метром она уходила вперёд, и в конечном счёте победа осталась за ней. Лицо у девочки раскраснелось, из-под панамки свисала влажная прядь, но дыхание осталось ровным.

— Не переживай, — сказала она Глебу. — На региональных соревнованиях в Австралии я взяла второе место. Ты классно ездишь!

Услышав похвалу, Глеб тут же растаял и так задрал нос, будто сам победил.

Обратно к отелю дети ехали другой дорогой. Они катились неторопливо, читая по пути вывески на зданиях: «Университет Бонтанга. Факультет материаловедения», «Высшая школа клифтёров», «Планетарий», «Центр генетических исследований позвоночных», «Управление физической культуры и спорта». Большинство надписей были на русском, английском и индонезийском языках.

Рядом с последним зданием располагался стадион, за ним — небольшой парк мангровых деревьев, а дальше виднелся океан и краешек отеля «Гонолулу».

Дети завернули в рощу, потому что Глеб решил полазать по деревьям.

— Кто со мной? — спросил он.

Девочки покачали головами; скорее всего, опасались замараться. «Почему-то все женщины страшные чистюли, — подумал Глеб. — А смысл? Если бы все боялись испачкать ножки, никто не стал бы открывать Америку». Вдохновляемый мыслями о первопроходцах, он забрался на самую вершину мангрового дерева. Вполне возможно, что до него здесь никто не бывал. Правда, дерево было невысоким, и при желании отсюда можно было спрыгнуть на землю без риска что-нибудь себе сломать.

Глеб покачался на ветвях, окинул взглядом океан и бесконечные канаты клифта, затем свысока посмотрел на девочек. И вдруг заметил, что к Вале подбирается какой-то маленький зверь.

— Ой, кто это?! — крикнул Глеб.

В мгновение ока мальчик спрыгнул с дерева и бросился к зверю. Тот припал к земле, сжался в комок, испугался. Это был серый полосатый котёнок.

— Какой милый! — воскликнула Валя и тут же взяла его на руки.

Котёнок дрожал всем телом, но спрыгивать на землю не собирался.

— Наверное, потерялся, — предположила Лиз.

— Если бы потерялся, на нём был бы ошейник, — заявил Глеб.

Ошейника на котёнке не оказалось.

— Маленький мой, — сказала Валя, поглаживая его. — Мы возьмём тебя с собой. Не бойся, не бойся!

Видимо, котёнка успокоили интонации её голоса: он постепенно перестал дрожать, заурчал и охотно подставлял спинку.

— Я бы сама его взяла, но Эдельвейс не любит кошек, — печально сказала Лиз. — К тому же мы завтра едем на Апофис, и за ним некому будет присматривать…

— Может, получится уговорить родителей взять котёнка в кабину, — задумчиво произнёс Глеб. — Папу здесь все знают. Наверное, его послушают.

— Конечно, послушают! И мама точно будет не против, — охотно согласилась Валя.

Глеб предложил посадить котёнка в свой ранец. Сестра нехотя кивнула: она явно предпочла бы нести малыша на руках, но так на самокате далеко не уедешь.

— Надо дать ему имя, — сказала Лиз. — Например, Томми. Как вам?

— Мне «Томми» не нравится, — ответила Валя. — У нас котят называют по-другому.

Она развернула дисплей и запросила у квантика список кличек для любимцев. Дети изучили его, немного поспорили и в конце концов решили назвать малыша Ерошкой.

По дороге в отель теперь уже полноправный котёнок гордо высовывал голову из ранца. А потом спрятался в нём целиком — скорее всего, устроился там поудобнее, свернулся калачиком и уснул.

Маме двойняшек Лиз очень понравилась. Мама и сама когда-то работала в Сиднее, а потому с большим любопытством расспрашивала девочку о жизни в Австралии.

Улучив подходящий момент, дети рассказали про Ерошку. Первым делом мама достала из походной аптечки портативный диагност и проверила состояние здоровья малыша. Во время проверки Ерошка пытался зацепить коготками торчащие из прибора проводки и смешно вздрагивал, когда диагност начинал жужжать. Укола микрошприцем, которым у него взяли капельку крови, котёнок даже не заметил. Выяснилось, что Ерошка совершенно здоров — лишь активность нервной системы у него оказалась чуть выше нормы. Видимо, он здорово переволновался.

После этого мама не стала противиться желанию детей оставить котёнка у себя.

— Если не разрешат взять Ерошку в космос, попросим кого-нибудь подержать его до нашего возвращения, — сказала она, чем привела детей в восторг.

Пообедав, дети несколько часов провели в комнате Вали и Глеба. На гостиничном терминале они втроём играли в «Облако Оорта»: разыскивали в виртуальном космосе новые дальние планеты и на скорость заселяли их земными формами жизни. На этот раз Глеб оказался недосягаем, он не оставил девочкам ни единого шанса. К концу игры практически вся Солнечная система окрасилась в сиреневый цвет победителя, на фоне которого лишь изредка встречались вкрапления зелёного (Лиз) и жёлтого (Валя) цветов.

Ерошка выспался, его напоили молоком. Котёнок всё делал неслышно и даже когда начал резвиться, бумажный шарик умудрялся гонять по полу тихо-тихо. Как мышка.

Ближе к вечеру мама позвала детей на пляж. Прилив вот-вот должен был смениться отливом, солнце клонилось к закату, изнуряющая жара сменилась просто жарой. Дети долго плескались в воде, затем чуть-чуть повалялись на горячем песке и вернулись к отелю, когда солнце вознамерилось окончательно скрыться за мангровой рощей.

Когда все четверо подходили к гостинице, им просигналил подлетевший флаер. Машина приземлилась, из неё вышли двое мужчин.

— Папа, папа! — закричали дети и бросились к ним.

Незнакомый высокий мужчина с короткой стрижкой и улыбкой до ушей подхватил Лиз, закружил вокруг себя и что-то негромко ей сказал. Девочка зажмурилась от радости.

Валя и Глеб обхватили своего отца со всех сторон.

— Тише, мои хорошие, тише! — сказал он им. — Я тоже вас люблю. Давайте я вас кое-кому представлю. Джон Шарп, конструктор-разработчик космолифтов. А это мои дети — Валя и Глеб. И жена, Евгения.

Мама с улыбкой подошла к ним и пожала протянутую руку конструктора-разработчика.

— Очень приятно наконец познакомиться, — сказала она. — Дима столько о вас рассказывал. Так, стало быть, вы и есть отец этой юной леди?

— Всё верно, всё верно! — ответил Джон. — Дима, познакомься с Бетти: мне кажется, из всех присутствующих один ты с ней ещё не знаком.

— Очень приятно, — сказали друг другу Дмитрий Зарубин и Элизабет Шарп.

И все вместе пошли ужинать.

— Думаю, проблем не будет. Возможность всегда можно найти, — сказал папа. — Например, можно будет объяснить, что в пути мы собираемся изучить влияние понижения гравитации на рефлексы молодой особи кошки домашней, Feliscatus. То есть проводить научные эксперименты.

— А как мы будем их проводить? — забеспокоилась Валя.

— Обыкновенно! — махнув рукой, легкомысленно заявил папа. — Просто поиграем с Ерошкой, посмотрим, как он будет носиться за верёвочкой.

Все заулыбались. Вскоре разговор перешёл на другие темы.

— Кабина будет самая маленькая, под номером один, — сказал Джон, намазывая хлеб яблочным джемом. — Как мы ни просили, выделить пятую или седьмую они отказались наотрез. Всё зарезервировано под грузы для Меркурия, будь они неладны! И ведь что самое обидное — в любом случае, подходящий момент для запуска к Меркурию настанет лишь через полтора месяца. Они и сами прекрасно знают, что могут безболезненно выделить хоть три кабины, но упёрлись — и ни в какую. «У нас редко бывают туристы и простые посетители, а когда бывают — их всегда возят на первой. Радуйтесь тому, что дают — у нас все кабины расписаны по минутам». Тьфу!

— Мне сказали, что пятая на профилактике, а в седьмой завелись привидения, — сказал папа.

— Привидения? — удивилась мама.

— Мы так называем необычные шумы при подъёме и спуске, — пояснил Джон. — Само по себе не опасно, но людей пугает… Профилактика! Знаем мы эту профилактику, сами ею занимались. Пятая кабина в полном порядке, её просто держат про запас на всякий случай. Вот только такие случаи никогда не наступают. А что касается «привидений», кое-кому следовало бы поменьше нарушать скоростной режим. Разгонятся как бешеные, а потом жалуются, что у них в ушах свистит.

— Да всё прекрасно, — с улыбкой сказал папа. — Джон вечно чем-то недоволен. На самом деле, первая кабина — то, что надо. Вид из неё замечательный, конструкция надёжная.

Джон не стал спорить. Да и ясно было, что ворчит он исключительно для порядка, чтобы все помнили — могло быть и лучше.

— Во сколько подъём? — спросил Глеб.

Он уже наелся и теперь лениво размазывал по тарелке остатки варенья.

— Это зависит от того, какой именно подъём ты имеешь в виду, — весело откликнулся папа. — Встать надо будет в пять утра. А подъём к Апофису начнётся в семь.

Взрослые продолжали разговаривать, но дети примолкли — только сейчас они наконец поняли, что вот-вот случится самое грандиозное событие в их жизни.

Глеб боялся, что в эту ночь от волнения не сможет уснуть. Но стоило ему десять минут полежать в темноте, слушая посапывания Вали и едва слышное мурлыканье Ерошки, как мысли мало-помалу начали путаться. Мальчик и не заметил, как провалился в сон.

Проснулся он без пятнадцати пять совершенно самостоятельно. Дыхания сестры слышно не было, но Ерошка мурлыкал куда громче, чем раньше. Глеб невольно подумал, что проснулся именно из-за этого мурлыкания.

— Валя, — тихонько позвал он. — Ты не спишь?

— Нет, — шёпотом ответила сестра. — Ерошку глажу.

— Оно и слышно. Слишком громко гладишь!

Дети тихонько встали, оделись и покормили котёнка. Когда родители пришли их будить, двойняшки уже собрались в путь и посадили Ерошку на привычное место, в ранец к Глебу. Оттуда высовывалась лишь любопытная мордочка.

На улице ещё стояла ночь. Луна висела в стороне, на востоке; узкий серп почти не давал света. Лиз с отцом ждали остальных у входа в «Гонолулу». У них было на удивление мало вещей: небольшая сумка у Джона, школьный ранец у Лиз — и всё. Два флаера уже стояли наготове. Взрослые без промедления уселись в один, а дети — во второй. Дверцы синхронно закрылись, флаеры воспарили над покрытием, которое вспыхивало в свете фар сочным оранжевым цветом, и полетели вперёд по безлюдным улицам ночного города.

— Я немного волнуюсь, — призналась Лиз.

Глеб скорее согласился бы умереть, чем признаться девчонкам в том, что и сам сидит как на иголках. Но и врать не хотелось, поэтому он решил промолчать.

— Ты же летала на самолётах, — сказала Валя. — Сегодня заберёмся чуть выше…

— Боюсь, ты неправильно понимаешь слово «чуть», — возразил Глеб.

— Это точно! — согласилась с ним Лиз.

Дети помолчали. В окнах флаера промелькнула мангровая роща, затем стадион. Дорога свернула на широкое шоссе, ведущее на юг, прямо к комплексу космолифта. Автопилот флаера совершал повороты так плавно, что они почти не ощущались.

Поездка продлилась недолго. Вскоре оба флаера опустились у входа в огромный многоэтажный комплекс — на первый уровень клифта. Пустырь перед комплексом с оранжевыми полосами покрытия ярко освещали прожекторы. На главном здании горели крупные неоновые буквы, которые на разных языках складывались в одни и те же слова: «КОСМОЛИФТ БОНТАНГА».

Вход в здание был ограничен: высокие стеклянные двери отворились лишь когда Джон набрал на панели доступа длинный личный код. Когда группа вошла внутрь, к ним присоединился нестарый ещё мужчина со строгой выправкой, резкими чёткими движениями и неулыбчивым лицом. Он буркнул что-то неразборчивое, наверное, представился или пожелал доброго утра. Квантику не хватило информации для перевода. В сопровождении этого человека все двинулись дальше — по пустому извилистому коридору, в который выходило множество боковых дверей. Коридор вывёл в обширный зал, разделённый пополам по всей длине двумя слоями толстого стекла. Пожалуй, стекло можно было бы назвать окном, не будь оно столь невообразимо, несоразмерно гигантским. Вероятно, длина зала превышала километр, а высота — тридцать метров. Потолок тоже был стеклянный. В зале стоял полумрак.

В исполинское окно было встроено что-то вроде домиков из серого пластика. Над каждым таким домиком горела зелёная цифра — «1», «2» и так далее. Вдали Глебу удалось рассмотреть «18»; всё, что дальше, сливалось в едва различимую зелёную полоску. Очевидно, за каждым домиком располагался канат или пара канатов, ведущих в небо.

За гигантским окном Глеб увидел совершенно чёрную кабину, сходную по габаритам с двадцатипятиметровым детским бассейном. По её бокам виднелись иллюминаторы из толстенного стекла. Глеб знал, что такие иллюминаторы есть и на крыше, и на дне кабины, но отсюда их нельзя было рассмотреть. Зато был хорошо виден мощный блестящий канат чёрного же цвета, который выходил из крыши и скрывался во тьме за потолком. Пожалуй, если бы папа раскинул руки, он сумел бы этот канат обхватить. А может, и нет.

— Вот это скакалочка! — еле слышно сказал мальчик.

Одна из девочек испуганно выдохнула.

— Мне что-то не по себе, — негромко сказала мама и крепко взяла за руки Валю и Глеба. — Наверное, из меня выйдет плохой космонавт.

— Брось, — сказал папа. — В первый раз всегда страшновато, но это быстро проходит. Знала бы ты, сколько народу подаёт заявки, а им постоянно отказывают! Вам повезло.

Мама лишь вымученно улыбнулась в ответ.

Папа легонько подтолкнул её вперёд, и группа подошла к первому домику.

Дверь здесь тоже открывалась через панель. На этот раз код доступа набрал их неулыбчивый спутник. Он жестом пригласил всех войти, а сам остался снаружи и закрыл за ними дверь. Дети и родители оказались в тесном жутковатом помещении без окон, скудно освещённом. Секунд двадцать ничего не происходило, а затем открылся выход в кабину — через тесный шлюз. Один за другим все шагнули за порог.

Кабина была ярко освещена и изнутри показалась куда больше, чем снаружи. Первым делом в глаза бросились серые гладкие стены, практически лишённые углов: они плавно переходили в пол и потолок. Через большой, высотой чуть ли не во всю стену, иллюминатор Глеб увидел неулыбчивого сотрудника комплекса; тот на прощанье махнул им рукой и пошёл к выходу из зала. Затем в глаза бросилось огромное количество грузов в контейнерах, притороченных крепкими стальными тросами и к полу, и к потолку кабины. Очевидно, ключевой частью транспортника была полая широкая колонна в центре, за которой располагался канат и сложная маршевая система. Расходящаяся по обе стороны от колонны перегородка наглухо разделяла внутреннее пространство на два крупных отсека. Люки между ними были распахнуты настежь.

Впрочем, Глеб подробно осмотрел всё это чуть позже. Сейчас им навстречу шагнул настоящий космический лифтёр, который тепло поприветствовал их и обменялся крепкими рукопожатиями со взрослыми. Папа представил его Николаем Юрьевичем.

— Можете звать меня дядей Колей, — сказал тот детям.

В густых чёрных усах дяди клифтёра притаилась обаятельная улыбка.

— Итак, что мы имеем? — продолжил он и взглянул на гибкий дисплей в левой руке. — Сканирование показало, что вас семеро: трое взрослых, трое детей и один котёнок. Шестерых я вижу — а где же седьмой пассажир?

Валя открыла ранец брата и достала Ерошку. Тот недовольно пискнул.

— Предупреждаю: если малыш что-нибудь натворит, убирать будете сами, — уже без улыбки сказал дядя Коля. — Особенно наверху!

— Хорошо! — дружно ответили дети.

— Значит, договорились. Ну что же, приступим.

Следующие полчаса были посвящены инструктажу. Дядя Коля показал устройство кабины, системы управления и связи, расположение защитных скафандров, бортовой аптечки, баллонов со сжатым воздухом, огнетушителей и инструментов. Оказалось, что все системы продублированы: во втором отсеке было установлено точно такое же оборудование, только системы управления и связи в нём сейчас были деактивированы.

— А зачем нужно всё дублировать? — полюбопытствовала Лиз.

— Потому что космос не прощает ошибок, — ответил Джон. — Если что-нибудь сломается здесь, мы просто перейдём во второй отсек.

— Верно, — кивнув, веско подтвердил дядя Коля. — Такое редко, но бывает.

Затем он перешёл к правилам поведения на борту, описал три стадии подъёма кабины к геостационарному спутнику Апофис. Для детей эта часть была интереснее: речь дяди клифтёра звучала красочно и живо, было видно, что рассказывать ему нравится. Мало-помалу дети развеселились и даже стали подпрыгивать от нетерпения.

— Вот и всё, — подытожил инструктаж дядя Коля. — Теперь прошу занять места и хорошенько пристегнуть ремни. Пора подниматься!

 

3

Самое интересное в любом полёте, будь то полёт на ракете, на самолёте, на флаере, дельтоплане или воздушном шаре — взлёт и посадка. Тот первый шаг, за которым следует качественное изменение: вот вы ещё здесь, а через мгновение уже перешли в совершенно новое состояние. И последний, когда из режима «ещё в пути» вы в один миг оказываетесь «уже в пункте назначения».

Космический лифт в этом плане ничем не отличается от остальных видов транспорта. Вот вы сидите пристёгнутыми в кресле, слушаете переговоры лифтёра с диспетчерской на Земле и диспетчерской на Апофисе, время от времени выхватывая из них любопытные детали вроде полной массы кабины (восемьсот тысяч триста два килограмма). В иллюминаторе занимается рассвет, а за частично стеклянным полом виднеется скучное бетонное покрытие с мощными пружинами амортизаторов. Вот идёт обратный отсчёт, во время которого кабина готовится к рывку вверх, а системы Апофиса — к тому, чтобы неосязаемо для человека изменять тягу ионных двигателей, компенсируя еле заметное воздействие кабины на канат и на сам Апофис. Вот единица на табло сменяется нулём, и вас ощутимо, но не слишком сильно, вдавливает в кресло. И вот, наконец, кабина бесшумно взмывает ввысь, оставляя внизу бетонный приямок с амортизаторами и всем комплексом первого уровня космолифта, оставляя первые десятки метров толстого и неимоверно прочного каната, оставляя за собой Бонтанг, оставляя за собой целую планету. А рассвет в восточном иллюминаторе начинает идти чуть быстрее, чем для всех, кто остался внизу.

Поначалу Глеб не смог бы сказать, кто взлетает быстрее — самолёт или кабина клифта. Но через пару минут сомнений уже не оставалось: кабина поднималась со скоростью сто двадцать метров в секунду и выигрывала это гипотетическое соревнование вчистую. С тем же ускорением им предстояло взбираться ещё тринадцать минут, после чего разгон прекратится, и тогда можно будет вставать с кресел.

И взрослые, и дети не отрывались от иллюминаторов. За первые же минуты пути им открылись необъятные просторы — мелкие острова и океан, подёрнутые белой пеленой облаков. Затем горизонт стал зримым, поверхность планеты приняла очевидную кривизну. Самые маленькие острова один за другим пропадали из вида, зато громадные Калимантан и Сулавеси вышли на передний план. Ещё через несколько минут в восточном иллюминаторе взгляд мог охватить огромное пространство от Папуа до Филиппин, в южном — от Восточного Тимора до острова Бали, а в северном виднелись лишь океан да граница дня и ночи — терминатор. Для того, чтобы взглянуть в западный, пришлось бы встать с кресла и перейти во второй отсек, но смысла в этом не было — с той стороны ещё не рассвело.

Глеб то и дело сверял вид на планету с картой, которую рисовал ему квантик. Разница между ней и реальностью была существенной — главным образом, из-за облаков.

— А где же Бонтанг? — вдруг спросила Валя, взглянув в нижний иллюминатор. — Ну, ничего себе!

Из всего сделанного человеком там был виден только уходящий вдаль канат. Остров Калимантан сжался, скукожился, а комплекс первого уровня космолифта, ещё недавно столь величественный и невольно внушающий уважение, совершенно пропал из вида. В утренних лучах солнца на восточной стороне гигантского острова виднелась только зелень джунглей, а западная по-прежнему оставалась в тени. Казалось, за какие-нибудь десять минут и само человечество, и все его достижения безвозвратно канули в Лету.

— Смотрите, звёзды! — воскликнула Лиз.

Глеб уставился в иллюминатор на потолке. Синева неба незаметно исчезла, мальчик увидел за стеклом бездонную чёрную пропасть, в которой горели далёкие яркие точки. На Земле в солнечном свете увидеть звёзды невозможно, вспомнил он. Из-за атмосферы.

Словно отвечая на его мысли, мама задумчиво произнесла:

— Мы уже в космосе.

— Поздравляю! — воскликнул Джон и захлопал в ладоши.

Остальные тотчас к нему присоединились. Раздались радостные возгласы, все заулыбались и разом заговорили. Казалось, бурное веселье не разделяет только седьмой пассажир: Ерошка сидел на коленях у Вали и озадаченно смотрел на этих странных людей. Ведь с его точки зрения не происходило совсем ничего удивительного.

За пятнадцать минут подъёма кабина достигла высоты добрых пятисот километров, оставив большинство околоземных спутников далеко позади. Дополнительная сила, которая прижимала пассажиров к креслам, внезапно исчезла, оставив за собой приятную лёгкость. Разгон прекратился, началась вторая стадия подъёма. С достигнутой к этому моменту скоростью двигаться предстояло ещё почти десять часов. Путешествие обещало быть долгим.

— Ну что же, — удовлетворённо произнёс дядя Коля, — пока всё идёт по плану. Имейте в виду, теперь вполне можно вставать.

Глеб тут же отстегнул ремень и вскочил с кресла. Он два раза подпрыгнул на месте, внимательно прислушиваясь к ощущениям. Ощущения были двойственными: с одной стороны, ему и вправду показалось, что он подпрыгивает чуть выше, чем на Земле, а приземляется чуть медленнее, но с другой — мальчик понимал, что чувства могут его обманывать.

— Не всё сразу, Глеб! — усмехнувшись, сказал папа. — Мы ещё слишком низко.

Дядя Коля откуда-то вытащил плоские, с листок картона, весы.

— Сколько ты весишь? — спросил он.

— Э-э-э… — задумчиво потянул Глеб.

— Тридцать пять килограммов, — твёрдо сказала мама. Она тоже встала с кресла и подошла поближе. — Забыл? Мы же взвесились дома, перед отлётом.

— Тридцать четыре килограмма семьсот граммов, — щёлкнув парой кнопок на панели управления, поправил её дядя Коля. И пояснил: — Данные сканирования.

Глеб встал на весы. На чёрно-белом экране моментально высветилось: «29,375 кг».

— Ух ты, здорово! — воскликнул он.

— Я тоже хочу взвеситься, — сказала Лиз.

— И я, и я! — вмешалась Валя.

Девочки взвесились по очереди, затем на весы встала мама двойняшек.

— Вот, всегда бы так! — полушутя, но с явными нотками досады в голосе, сказала она.

Мужчины взвешиваться не стали. Они катались на космолифте уже не раз, и подобные развлечения им давно наскучили.

Затем на весы снова встал Глеб. За какие-то пару минут мальчик полегчал на целый килограмм! За следующие десять секунд, что он смотрел на показания прибора, вес уменьшился ещё на восемьдесят граммов. Дети, как зачарованные, уставились на дисплей. Удивительное дело — изменения веса поразили их куда сильнее, чем даже вид из иллюминаторов на удаляющуюся Землю!

— Хочу показать вам вот ещё что, — сказал Джон.

Он достал из своей сумки маленький шарик для пинг-понга, повертел в руке, небрежно бросил на стол, и когда тот отскочил, снова поймал. Внимание всех присутствующих, особенно Ерошки, полностью обратилось на шарик.

— Казалось бы, ничего особенного, — продолжил Джон. — Но вот мы неподвижно кладём его на горизонтальный стол, и…

Шарик покатился на запад. Он двигался всё быстрее и через несколько секунд свалился на пол. Там его поймал совершенно счастливый котёнок и принялся гонять по всему отсеку. Движения малыша были несколько неуклюжими — видимо, понижение гравитации на рефлексах Feliscatus действительно сказывалось не в лучшую сторону.

От очередного удара лапы шарик отскочил к Вале. Она подхватила его и вновь положила в центр стола. Шарик опять покатился на запад и упал на пол к поджидавшему его Ерошке. Валя вопросительно посмотрела на отца.

— Помнишь скакалку? — спросил он.

Девочка утвердительно кивнула.

— Чем ближе к концу скакалки, тем быстрее скорость вращения. Сейчас мы поднимаемся вверх и одновременно разгоняемся в восточном направлении, — пояснил папа. — Поэтому мячик катится на запад.

Валя не совсем поняла объяснение, но на всякий случай кивнула. А Глеб и Лиз действительно его поняли.

Какое-то время ничего примечательного не происходило. Кабина всё так же взбиралась по бесконечному канату, предметы и люди на глазах теряли вес, Земля в нижнем иллюминаторе удалялась всё дальше и дальше. Постепенно внутри Глеба нарастало ощущение полёта на качелях — будто он попал в тот растянутый во времени момент, когда сиденье ухает вниз, и становится щекотно. Но в отличие от качелей, сейчас «падение» не прекращалось; вскоре мальчика даже стало немного подташнивать.

Ерошка тоже чувствовал себя неуютно. Не понимая, что происходит, время от времени он жалобно попискивал. Пожалев малыша, Лиз взяла его на руки и стала ласково гладить. Ерошка еле заметно дрожал.

— Наверное, нужно посадить его обратно в ранец, — решила Валя.

Когда стало скучно просто смотреть в иллюминаторы, Глеб попросил отца рассказать о возведении космолифта и о том, как выглядело приземление каната.

Дмитрий Зарубин рассказывал долго и обстоятельно. Его слушали очень внимательно — все, кроме дяди Коли, который увлёкся переговорами с диспетчерами на двух уровнях клифта и, кажется, затеял играть с ними в какую-то игру. Иногда Джон вносил уточнения в технические аспекты папиного полёта девятилетней давности, а мама и дети в основном слушали молча.

— Ого, — сказал Глеб, когда рассказ подошёл к концу. — А я-то думал, можно было просто сбросить канат с Апофиса, и он упал бы прямо вниз.

— Как видишь, нельзя! — ответила мама. — Просто чудо, что папе удалось протянуть канат с первой попытки.

— Все сработали ювелирно, — с улыбкой подтвердил папа. — И персонал Апофиса, и вся наша техника. Ну и я тоже молодец, чего скрывать!

Он лучился от удовольствия. Глеб подумал, что когда вырастет, обязательно станет космонавтом и совершит подвиг. Может, даже ещё покруче, чем папа!

Примерно с полчаса дети играли в прятки и догоняшки между наставленными в отсеках контейнерами с электроникой и припасами для Апофиса. Затем решили сыграть в жмурки, пользуясь вместо шарфа полностью затемнёнными очками. Сначала водил Глеб, потом Лиз. Когда очередь перешла к Вале, она долго не могла никого поймать — Лиз и Глеб при приближении Вали бесшумно подпрыгивали чуть ли не до потолка и неспешно, словно лепестки роз, падали обратно. В конце концов Вале всё же удалось поймать не успевшую приземлиться Лиз. При виде этой невероятной картины Глеб так расхохотался, что взрослые оторвались от своих дел, взглянули на происходящее и дружно рассмеялись: Валя вытянутой рукой крепко ухватила Лиз за ногу, и девочка беспомощно болталась в воздухе.

— Пусти, пусти! — повторяла она. — Ты победила, отпусти меня!

— Ну уж нет, — отвечала Валя. — Я тебя поймала, теперь ты моя добыча.

Когда Глеб в очередной раз широкими плавными прыжками подбирался к восточному иллюминатору мимо объёмистой центральной колонны, он запнулся и потерял равновесие. Падал мальчик медленно, так что успел подставить руку и опереться на саму колонну; та оказалась тёплой, чуть ли не горячей. Из-под переборки доносились два чётко различимых звука: глухой рокот маршевой системы и пронзительный скрип каната. Глеб живо представил, с какой бешеной яростью в полутора метрах от него вращаются мощные тугоплавкие ролики, пытаясь смять упрямый жёсткий канат. Картина внушала тревогу и даже пугала.

— Кто-нибудь хочет посмотреть в телескоп? — спросил дядя Коля.

— Хотим, хотим! — крикнули дети.

— Я тоже хочу, — сказала мама.

Клифтёр вывел картинку на широкий дисплей.

— Телескопов у нас два — на крыше и на дне кабины. Но к ним не подобраться, поэтому будем смотреть отсюда. Оно и к лучшему: картинка не будет подрагивать. Вот, полюбуйтесь — Апофис!

На чёрном небе блестели мириады звёзд, а на краю экрана нависла огромная серая скала. Перед ней торчали громоздкие металлоконструкции, за которыми скрывался блестящий купол диспетчерской. К Апофису тянулись десятки едва различимых чёрных канатов. Половина кабин стояла на приколе, одну из них сейчас разгружали: стандартные контейнеры один за другим вылезали из кабины и ныряли в дебри конструкций.

— Туннель ведёт насквозь, на другую сторону спутника, — пояснил папа. — Груз полетит дальше, к Луне или какой-нибудь планете.

— А это что? — спросил Глеб, указывая на яркий сноп света, исходящий из боковой части Апофиса.

Луч рассеивался, становился слабее и уходил за край экрана.

— Ионный двигатель, — ответил Джон. — Вам говорили, для чего они нужны.

— Для коррекции орбиты, — вспомнила Лиз. — Наверное, чтобы Апофис не упал.

— Или не улетел в космос, — добавил Глеб.

— А вот и нет! — фыркнув, откликнулся папа. — Апофис и так не может ни упасть, ни улететь. Ионные двигатели работают исключительно для микрокоррекций орбиты, верно — но лишь для того, чтобы выравнивать клифт. Иначе канаты начали бы провисать или перекручиваться.

— Тоже мне воспитатели, — недовольно буркнула мама. — Они ещё дети, а вы их уже грузите небесной механикой! Может, посмотрим на Землю?

Изображение неуютной серой скалы сменилось панорамой оставленной позади планеты. Когда клифтёр выбрал увеличение посильнее, на экране выкристаллизовался прибрежный город. Разумеется, это был Бонтанг: дети различили песчаный пляж, длинный отель «Гонолулу», стадион, центральную площадь с лужайкой, от которой во все стороны лучами расходились оранжевые улицы. И увидели часть комплекса космолифта; рассмотреть его целиком мешал тот самый канат, по которому они передвигались.

— Двадцать тысяч триста километров от Земли, — сказал Глеб, бросив взгляд на информационное табло над входным шлюзом. — До Апофиса пятнадцать тысяч шестьсот километров. Ух ты, осталось меньше полпути!

Ещё через час дети начали дурачиться. Сначала Валя встала на плечи брату, затем Глеб с Валей на плечах умудрился запрыгнуть на плечи к Лиз. В итоге Валя смогла достать руками до потолка, и какое-то время по кабине расхаживал четырёхметровый шестирукий великан.

Затем Глеб подошёл к родителям, для вида поднатужился и медленно поднял в воздух обоих: папу — одной рукой, маму — другой.

— Дожили, вырастили сына! — пожаловалась она. — Побеждает маму одной левой.

После этого дети устроили соревнования по прыжкам в длину. Выявить победителя оказалось задачей непростой: все трое с лёгкостью перепрыгивали через весь отсек. Тогда устроили забег на руках. Валя вновь оказалась третьей: выяснилось, что даже когда ты весишь меньше килограмма, удерживать равновесие на бегу не так-то просто. Тем более что к этому моменту боковое ускорение было сопоставимо с вертикальным, и детям стало казаться, что плоскость пола уходит вверх. Чтобы добраться до восточного иллюминатора, теперь приходилось прыгать — или лезть — в горку.

Взрослые снисходительно смотрели на эти проделки: их они тоже развлекали. Время от времени Джон или мама снимали на камеру особенно смешные моменты.

Дожидаясь, пока мама отщёлкнет очередной кадр, Глеб умудрился постоять вверх тормашками на одном-единственном указательном пальце. От перевёрнутой стереофотографии складывалось впечатление, будто мальчика приклеили за палец к потолку, и теперь он дрыгает ногами в воздухе, силясь от потолка оторваться.

Валя вытащила Ерошку из ранца, но тот сразу запросился обратно. Видно, ему было не так весело, как остальным пассажирам — Глеб мог поклясться, что выражение мордашки у малыша несколько ошарашенное. Тем не менее, к микрогравитации котёнок явно начал привыкать: немного повеселел и, по крайней мере, больше не пищал.

Информационное табло сообщило, что кабина уже поднялась над Землёй больше чем на тридцать две тысячи километров. «По всему выходит, путешествие к Апофису подходит к… Апофису», — подумал Глеб.

— Кто-нибудь проголодался? — спросила мама.

Дети переглянулись и неуверенно согласились с тем, что, в общем-то, чем-нибудь перекусить, наверное, было бы неплохо. Будь они на Земле, к этому времени ребята давно стучали бы ложками и вилками по кастрюлям, требуя законного обеда — но здесь, почти в невесомости, желание перекусить сильно притуплялось.

Что касается взрослых мужчин, все трое ответили дружным «да». Кто бы сомневался!

Дядя Коля и мама быстренько сервировали стол — то есть выложили на ровную намагниченную поверхность тюбики и вакуумированные пакетики с космическими деликатесами. Все расселись вокруг и с большим удовольствием приступили к космо-обеду.

— Будьте добры, передайте тюбик с борщом, — время от времени говорил кто-нибудь. — Благодарю!

— Не желаете ли компоту? — слышался другой голос. — Сегодня он удался на славу.

— Кому морковного паштета? Никому? Бетти, будь добра, переложи тюбик вон туда.

После обеда дядя Коля объявил, что вот-вот настанет время приступать к торможению. Кресла и стол втянулись в пол (который из-за бокового ускорения сейчас казался стеной), а из бывшего потолка (то есть другой стены) вылезли точно такие же кресла и точно такой же стол.

— Рассаживаемся по местам, — велел дядя Коля. — Больше никаких игр!

Каждый запрыгнул в своё новое кресло. Для многоопытных мужчин сидеть на стене было делом не столь уж необычным, но четверо космонавтов-новичков испытывали непривычные ощущения. Впрочем, при низкой гравитации сюрреалистичность интерьера воздействовала только на зрение.

Что касается пятого новичка, Ерошка всё так же сидел в Глебовом ранце, и никакие сюрреалистичности окружения его сейчас не волновали. Котёнок явно намеревался оставаться в темноте своего уютного домика до самого Апофиса.

Когда до геостационарного спутника оставалось пятьсот километров, и он уже был хорошо различим невооружённым глазом, автопилот включил торможение. Вернулась сила тяжести — пусть и небольшая, всего в 0,1g, — а вместе с нею и привычная ориентация в пространстве. Теперь дети могли уверенно заявить, что бывший потолок стал для них именно полом, а не стеной.

Торможение длилось ровно пятнадцать минут. Скорость кабины постепенно снизилась до нуля, магнитная присоска станции со щелчком жёстко зафиксировала кабину на месте. За колонной пшикнула система охлаждения, а потом наступила полная тишина — оказывается, всё время пути маршевая система издавала довольно ощутимый гул. В следующий момент за входным шлюзом раздался какой-то стук, потом зашипел воздух; кабина и станция теперь составляли одно целое.

— Добро пожаловать на Апофис, — произнёс дядя Коля. — Время в пути — десять часов пятнадцать минут.

— Ура, ура! — захлопали в ладоши дети.

И взрослые к ним присоединились.

 

4

Прибывших встречала начальник пресс-службы станции. Её звали Лора Чен, она оказалась весьма симпатичной миниатюрной брюнеткой лет сорока, одетой в блестящий серебристый комбинезон. Женщина искренне обрадовалась новым знакомствам, особенно с Ерошкой.

— У меня такой же полосатик, — сказала она и ласково потрепала котёнка за ухом. — Остался дома, в Пекине. Очень по нему скучаю.

Говорила она по-китайски, довольно отрывисто.

— А вы здесь давно? — спросила Валя.

— Всего неделю, — ответила Лора. — Пробуду ещё три. Вахтовый метод.

И пояснила, специально для детей:

— У нас три начальника пресс-службы. Мы сменяем друг друга. Месяц работаем, два отдыхаем на Земле. Месяц работы называется «вахтой».

Длинным коридором из толстого стекла Лора провела новоприбывших мимо причальных доков, затем мимо широких грузовых транспортёров. Коридор был довольно тесным, вдоль стен шли пластиковые ручки. Лора ловко хваталась за них, отталкивалась и уплывала вперёд. Наверное, лучшего способа передвигаться в невесомости просто нет.

— Здесь у нас диспетчерская, — произнесла она, указывая на ответвление от главного коридора. — Но сейчас мы туда не пойдём. Предлагаю посетить её завтра, перед отлётом домой.

— Пожалуй, здесь мы с вами и расстанемся, — обратился дядя Коля к своим недавним пассажирам. — Мне как раз нужно в диспетчерскую.

— Спорим, он не доиграл! — прошептал Глеб тихо, чтобы его услышала только Валя.

Девочка улыбнулась и еле заметно кивнула.

Дальше коридор круто поворачивал вниз и вёл вглубь астероида, в жилые отсеки. Настоящая экскурсия по спутнику началась чуть позже, когда путешественники обустроились в ну очень тесных, на их взгляд, каютах. Зато здесь была зона слабой, в 0,3g, искусственной гравитации, по которой дети и Ерошка успели соскучиться: каюты располагались на огромном медленно вращающемся колесе.

Лора подошла к возложенным на неё обязанностям гида со всей ответственностью. Оба папы почти сразу же разбежались по своим делам, Ерошку оставили осваиваться в спальне, так что туристов на её попечении осталось всего четверо.

По всей видимости, Лора далеко не в первый раз проводила по спутнику разные экскурсии. Но таких юных, как она отметила, слушателей у неё до сих пор не было. Программа пребывания была стандартной: видеолекции по богатой и насыщенной яркими событиями стотридцатилетней истории Апофиса в довольно крупном, даже по земным меркам, конференц-зале, затем весьма продолжительная прогулка по внутренним структурам бывшего астероида. После этого женщина организовала ужин, который между делом почтили присутствием видные сотрудники станции — заместитель начальника и главные инженер, диспетчер, энергетик и связист. Это были очень важные и занятые люди: каждый из них поспешно жевал что-то на ходу, после чего ссылался на неотложные дела и грациозно улетал из столовой. Ни дети, ни мама двойняшек их имён не запомнили.

После ужина Лора развела сонных путешественников по каютам.

— Продолжим экскурсию завтра в восемь, — сказала она. — Не проспите!

Валя предложила Ерошке кусочек выращенного прямо на Апофисе мяса, который предусмотрительно стащила из столовой. Хорошо отоспавшийся и оголодавший за целый день котёнок довольно быстро с ним расправился, после чего довольно заурчал. Громкое мурлыканье по ночам явно вошло в привычку.

На следующее утро после непродолжительного, но очень вкусного завтрака экскурсия продолжилась. И ещё как продолжилась! Наши бравые туристы облачились в белые пухлые скафандры и вышли в кругосветное путешествие по поверхности Апофиса. Чтобы не улететь в открытый космос, покорители Вселенной были накрепко связаны между собой тонким тросом. Путешествие продлилось долго, почти три часа. Дети и взрослые неторопливо вышагивали по безопасному туристическому маршруту — тропинке с туго натянутыми верёвочными перилами. Тропинка вела по угрюмой каменной скале, изрытой бесчисленными мелкими кратерами. Дети то и дело посматривали в небо, где в одном и том же положении зависла прелестная голубая планета, закрывающая чуть ли не четверть небосклона. В другом полушарии («лунном», как назвала его Лора) почти над головой оказался растущий серп Луны — поверхность её была блестящей от солнечных батарей. Когда путешественники перешагнули через очередной вырост на скале, начался рассвет — в лицо полыхнуло жгучее сияние солнца.

В лунном полушарии в небо уходили новые канаты, потолще. Экскурсовод пояснила, что они выполняют две важнейшие задачи: во-первых, уравновешивают невероятную тяжесть канатов, протянувшихся между Апофисом и Землёй, а во-вторых, именно с них стартуют к другим планетам грузовые и исследовательские корабли. Самый длинный из этих канатов, рассказала Лора, вытянулся в космос почти на сто тысяч километров.

— Мы рассчитываем, что твоему отцу удастся вытянуть его ещё сильнее, — заметила она, обращаясь к Лиз. — Сегодня у них в отделе разработок важные испытания.

Глеб очень надеялся увидеть старт какого-нибудь космолёта, но сегодня утром запусков не было.

Перед возвращением в комплекс Лора геологическим молотком отколола от скалы несколько мелких камешков.

— На память, — сказала она, раздавая камешки туристам.

Глебу досталось целых два. Один из них он, хорошенько прицелившись, тут же изо всех сил зашвырнул в сторону Земли. На какое-то время камешек стал самостоятельным спутником; недели через полторы ему предстояло вспыхнуть на земном небосводе ярким метеором.

Потом была экскурсия на завод по производству канатов для клифта, занявший приличный объём пространства внутри спутника. Именно здесь из углерода, титана и железа формировали довольно лёгкую, но очень прочную структуру тиуферрона, которую затем при сильном нагреве вытягивали в канат и наматывали на бобину размером с небоскрёб. Процесс шёл автоматически, людей поблизости не было.

— Мы извели на канаты уже треть Апофиса, — объяснила Лора. — Вот почему внутри так много пустот.

— А что будет, когда Апофис закончится? — спросила Валя.

— Не закончится. В крайнем случае, найдём другой подходящий астероид.

Напоследок, перед самым обедом, дети побывали в оранжерее, где под светом ламп на грядках зрели гигантских размеров кабачки. Видимо, кто-то занимался ею в качестве хобби: снабжение станции продуктами явно не представляло проблем. Наверное, кабачки были вкусными — несколько штук недавно сорвали, на их месте зиял открытый грунт.

В столовой обнаружились оживлённо спорящие о чём-то Джон Шарп и Дмитрий Зарубин. Как оказалось, исчезать они больше не собираются.

— Испытания провалились, — во всеуслышание заявил Джон. — Можно с чистой совестью ехать домой. Сто восемь тысяч километров — потолок, пока не обкатаем новый тип роликов.

— Тоже мне провал! — парировал Дмитрий. — Восемь тысяч, знаешь ли, вовсе не мелочь. Ах, ну да, ты же у нас штатный пессимист. Нет, посмотрите — давит на жалость, а сам доволен, как сытый удав!

— Не слушай дядю Диму, Бетти, — ответил Джон, подлетая к дочери, чтобы обнять. — На самом деле, я голоден… Как тебе Апофис? Лора вам хоть что-нибудь успела показать?

Обед прошёл довольно весело, дети без умолку делились впечатлениями, между делом не забывая и о еде. Взрослые тоже уминали всё подряд, внимательно их слушая.

— Между прочим, у меня тоже есть что показать, — после обеда сказал папа двойняшек. — Теперь я сам приглашаю всех на экскурсию.

Длинными запутанными коридорами он провёл остальных к вспомогательному шлюзу лунного полушария. Здесь все снова облачились в скафандры и вышли на поверхность. Там они увидели довольно крупный космический корабль с жилым блоком, объёмистыми топливными баками, тарелкой межпланетной связи и чёрными фасеточными иллюминаторами. Корабль стоял на внешней площадке верфи, на приличном расстоянии от канатов межпланетного сообщения. На блестящем серебристом боку чёрным было выведено: «ПЕРСЕЙ». Глеб вопросительно посмотрел на отца.

— Это из древнегреческой мифологии, победитель Горгоны, — туманно пояснил тот. Как назло, система связи барахлила, речь папы прерывалась потрескиваниями. — Совет предложил мне принять временное командование над кораблём, я согласился. Знаете, проектов на малых планетах сейчас масса, а пилотов не хватает. Так что в ближайшие годы «Персей» будет нарасхват. Кораблик шустрый и современный, вот только к полётам ещё не готов. Я его обстоятельно проверил, думаю, через месяц можно будет обкатывать. Если честно, я полагал, что питание и система управления уже установлены и доведены до ума — но увы…

И, обращаясь к Лоре, довольно строго добавил:

— Заявку начальству Апофиса я отправил. А вы уж постарайтесь время от времени напоминать им о «Персее». Лишние проволочки никому не нужны, ведь так? Один месяц для этих работ — срок вполне достаточный.

— Постараюсь, — кратко ответила начальник пресс-службы.

Глеб с любопытством посмотрел на них.

Отец ненадолго запустил ребят внутрь корабля. «Персей» был полностью обесточен, ориентироваться пришлось при свете фонарей на шлемах. Глеб тут же уселся в кресло капитана перед огромными иллюминаторами, Лиз стала штурманом, а Валя попыталась наладить связь с лунной базой.

— Луна, Луна, говорит «Персей», как слышите меня, приём? — запрашивала она, пристегнувшись в кресле перед пультом связи. — Вас не слышно, повторите. Луна, Луна, это «Персей»! Почему молчите?

— «Персей», говорит мама! Слышу вас хорошо. Пора возвращаться на базу, — раздался в наушниках хорошо знакомый голос. — Повторяю: возвращаемся на базу. Конец связи!

Делать нечего, пришлось возвращаться.

Последним ярким впечатлением из более чем суточного пребывания на Апофисе для детей стала экскурсия в диспетчерскую. Компанию им составил дядя Коля. Во вместительном куполе, который высовывался из-под поверхности спутника эдаким великанским шампиньоном, царила невесомость. Вдоль стен протянулись ряды старомодных громоздких дисплеев, перед некоторыми сидели пристёгнутые к креслам диспетчеры. У ближайшего монитора диспетчера не было. На экране Глеб увидел множество параметров:

ДН/Д/В ВТ/03.08.2156/21:33:06

N 11 (1–2)

Pos. 1

h 0,00 м

m 1 201 030,6 кг

V 0,00 м/с

a 1 0,000 м/с 2

a 2 0,000 м/с 2

L 35 895 003,05 м

M 8 453 273 200 кг

? 89®59'59,998''

F 120859,3 кН

F 0 121130,3 кН

? –271,0 кН

Вслед за ними шла совершеннейшая абракадабра, из которой мальчик не понял вообще ничего.

— Наша кабина была в полтора раза легче одиннадцатой, — негромко произнёс он.

— Молодец, внимательный! — похвалил его дядя Коля.

Лора объяснила, что на каждый канат клифта приходится отдельный экран, да ещё имеются и дополнительные. Дополнительных экранов было великое множество: на одних подробно высвечивались данные о погоде в Индонезии, на других — температурный профиль по всей толще земной атмосферы, на третьих — приливное воздействие Луны и Солнца, на четвёртых — состояние магнитного поля планеты. Были и пятые, и шестые, и так далее — по всем до единого факторам, влияющим на длину и натяжение канатов.

Все данные стекались в мощный суперкомпьютер, занимающий целый стеллаж в три метра длиной. По сравнению с квантиками в браслетах у детей и взрослых, искусственный мозг диспетчерской работал в миллионы раз быстрее. От него на Апофисе зависело очень, очень многое. Всего одна ошибка в данных, неверный расчёт, неправильная или запоздавшая команда ионным двигателям — и спутник начнёт сбиваться с курса.

— А такого лучше не допускать, — лаконично пояснила Лора.

Группа немного полетала по помещению, с любопытством разглядывая картинки на мониторах и прислушиваясь к переговорам диспетчеров с кабинами, которые сейчас находились на полпути к Земле или Апофису. Один из диспетчеров о чём-то оживлённо спорил с капитаном стартующего к Марсу космического корабля, который взлетел с Апофиса час назад и теперь скользил по одному из внешних канатов.

— Нам пора, — сказал дядя Коля.

Дети не хотели прощаться с Апофисом. Их захватила романтика космоса, как бы высокопарно это ни звучало. Они словно очутились в сказке, в том мире, о котором читали в книжках, смотрели по визору, о котором слышали от взрослых. Сказка вдруг ворвалась в жизнь, наполнилась смыслом, заиграла яркими красками.

— Но мы же сюда вернёмся, да? — спросила Лиз.

— У всех вас неплохие шансы, Бетти, — уверенно ответил Джон.

 

5

Старт кабины был намечен на одиннадцать вечера. Вылет задержался: в последний момент возникла необходимость погрузить в кабину плотно набитые ящики с марсианским грунтом для Московской сельскохозяйственной академии — учёные собирались вывести хоть какое-нибудь растение, способное выжить под открытым небом холодной негостеприимной планеты. Разумеется, на Апофисе эти ящики были невесомы, но всё же обладали массой, которая не позволяла грузить их так быстро, как хотелось диспетчерам.

На прощанье Лора от имени администрации Апофиса подарила ребятам сувениры. Двойняшкам достались модель геостационарного спутника в масштабе 1:5000, космический кабачок и выращенный кусок мяса для котёнка, а Лиз — солидный моток тиуферрона толщиной с палец.

— Класс! — сказала она. — С такой снастью в море никакой шторм не страшен.

— Ещё чего не хватало, — заявил Джон. — Ни в какой шторм ты на яхте не выйдешь!

— Я пошутила, — невинно ответила Лиз.

К моменту взлёта и дети, и взрослые уже вовсю зевали. После окончания разгона свет в кабине приглушили, и все устроились спать прямо в креслах. Сил дурачиться больше ни у кого не оставалось.

Дядя Коля держался до последнего. Через час после того, как собеседники умолкли и сладко засопели во сне, клифтёр потёр глаза, ещё раз снял показания с панели управления, убедился в правильной работе автопилота и тоже сомкнул веки.

Утро в кабине началось с громкого завывания панели управления. Почти тут же в назойливый вой бортовой сирены вклинился бесстрастный механический голос:

— Внимание, срочное сообщение! Внимание, срочное сообщение!

Дядя Коля моментально проснулся, подпрыгнул чуть ли не до потолка и через пару секунд оказался у монитора.

— Давай своё сообщение, — буркнул он, пробегаясь пальцами по дисплею.

По мере прочтения клифтёр мрачнел на глазах.

— Что там? — спросил Джон. Он подошёл к экрану, прокашлялся и добавил: — Что-то забыли? Придётся возвращаться?

Дядя Коля спросонок не был расположен к шуткам.

— Предупреждение сейсмостанции, — сказал он, подвинулся и добавил: — На, читай сам.

Остальные тоже поднимались с кресел, потягивались и подходили к монитору. Глеб мельком глянул на информационное табло — тяготение в 0,58g, расстояние до Земли — чуть меньше двух тысяч километров. Считай, уже прилетели!

04.08.2156, 08:12:31. Информационное сообщение

От: Региональная сейсмостанция Бонтанга

Согласно данным на 8 часов 00 минут местного времени, в ближайшие часы имеется 93 %-ная вероятность сильного землетрясения в районе восточного побережья о. Калимантан. Ожидаемая магнитуда 8–9 баллов по шкале Рихтера. Предупреждаем о возможном цунами. Руководителям объектов и служб немедленно принять меры к защите персонала, конструкций и сооружений. Настоятельная рекомендация населению — покинуть здания, выйти на открытую местность как можно дальше от берега и ожидать дальнейших указаний подразделений гражданской обороны.

Ниже текст дублировался по-английски.

— Неужели раньше не могли сообщить? — удивилась мама.

— Землетрясения до сих пор трудно прогнозировать, — ответил папа. — Напряжение в коре может накапливаться годами, и всё время будет казаться, что землетрясение вот-вот начнётся. Кстати, и на этот раз всё может обойтись.

— Будет жаль, если Бонтанг смоет, — заметил Джон.

— Не смоет! — авторитетно заявил папа. — Я видел репортажи времён цунами двадцать восьмого года — тогда ни одно здание в городе не развалилось. С тех пор строить хуже не стали.

Валя беспокойно переводила взгляд с одного взрослого на другого. Незаметно даже для себя она успела раскрыть ранец брата, вытащила оттуда Ерошку и стала его наглаживать. Глеб и Лиз стояли у пульта и перечитывали сообщение на третий раз.

— Для нас главное, чтобы мы успели приземлиться, — сказал дядя Коля. — Комплекс клифта уж точно никакое цунами не смоет!

Он вывел на переборку изображение с телескопа. Бонтанг проснулся: в городе было людно, толпы запрудили все улицы. Многие выбрались на плоские крыши домов, чтобы переждать возможное землетрясение там. Наверняка в городе сейчас гудели сирены, поднимая с постели даже самых отчаянных любителей поспать.

Картинка на переборке слегка качнулась.

— Ой! — сказала мама.

Взрослые переглянулись. В кабине повисло напряжённое молчание.

Панель управления громко пикнула: поступила новая информация!

04.08.2156, 08:18:20. Информационное сообщение

От: Региональная сейсмостанция Бонтанга

В 08:18:08 в море у восточного побережья. Калимантан произошло землетрясение магнитудой 8,7 баллов по шкале Рихтера. Эпицентр находился на глубине 10,8 км.

В восемь часов восемнадцать минут сорок секунд утра комплекс космолифта в Бонтанге ощутил первый заметный толчок. Спустя двадцать секунд стены заходили ходуном от второго, куда более мощного. Здания комплекса затряслись, зазвенели разбивающиеся стёкла, по полу запрыгала мебель. Диспетчеры и другие сотрудники, которые не могли оставить работу, метнулись под столы, в углы комнат, в оконные и дверные проёмы. Они хватались за любую опору, стараясь удержать равновесие и не упасть.

А навстречу летящей вниз кабине по туго натянутой струне каната со скоростью десять километров в секунду ринулась мощная волна.

— В кресла, быстро! — увидев предупреждение на дисплее, неожиданно страшным и каким-то чужим голосом гаркнул дядя Коля. — Пристегнитесь!

И взрослые, и дети со всех ног бросились к ближайшим креслам. Клифтёр убедился, что все расселись, и немедленно отдал команду на экстренное торможение. После двух полных суток, проведённых при пониженной гравитации, вдавившее в кресла ускорение в 1,3g показалось ребятам весьма и весьма жёстким. Кабина задрожала, за полой колонной раздались страшные скрипы, вой и постанывания каната, лязги и всхлипы металла и глухой рёв необъяснимой природы. «Наверное, это и есть те самые „привидения“, — решил Глеб. — Не такие уж они и страшные». Не успел мальчик хорошенько обдумать эту мысль, как рёв изменил тональность — теперь он, казалось, продирал до самых костей, от него заныли зубы. Все схватились за уши. Секунды шли за секундами, но звук всё не кончался, напротив — нарастал. Стало казаться, что «привидения» не успокоятся, что они будут вечно завывать в агонии, и эти пытки не закончатся уже никогда. Квантик каждого пассажира активировал шумоподавление с помощью ушных микродинамиков, но заглушить такой рёв им оказалось не под силу.

Бывшие ролики, в одночасье ставшие тормозными колодками, стальной хваткой впивались в тиуферроновый канат, силясь замедлить многотонную кабину до того, как она повстречается с волной. Канат сопротивлялся, слой за слоем истирая, расплавляя металл с колодок и испаряя его в безвоздушное пространство. Кабина постепенно замедлялась — девятьсот метров в секунду… восемьсот… семьсот…

— Давай же, давай, тормози! — орал клифтёр.

В адской какофонии его почти не было слышно.

Встреча произошла, когда кабина замедлилась до шестисот метров в секунду. Она изначально была спроектирована для вертикального передвижения и не рассчитана на сильные боковые ускорения. В доносящихся из-за переборки звуках появились новые истеричные нотки, кабину резко повело в сторону, перекосило, и через секунду она словно налетела на невидимую стену. Её тряхнуло с такой неудержимой мощью, что стальные ящики с марсианским грунтом сорвали крепление на потолке кабины, и целый штабель грузов обрушился на пульт управления, за которым сидел дядя Коля. На какой-то миг ускорение превысило 3g, в глазах у пассажиров потемнело. Затем кабина перевалила через гребень волны и понеслась дальше, по-прежнему замедляясь. Шум в кабине понемногу начал стихать.

— О, Господи! — крикнула мама.

Из-за разбитого вдребезги пульта управления была видна голова лежащего неподвижно дяди Коли. Глаза его были закрыты, по полу растекалась красная лужица. Глеб почему-то не мог отвести от неё взгляд, Лиза прикрыла рот и в ужасе смотрела на клифтёра, а Валя зажмурилась и отвернулась.

Мама отщёлкнула ремень и попыталась встать.

— Женя, нет! — крикнул папа. — Не сейчас!

Предупреждение было своевременным. Кабину ещё раз качнуло, обрушившиеся ящики теперь заскользили в сторону входного шлюза, полностью открывая взору обломки панели управления, разбитое кресло и лежащего без сознания дядю Колю. Вторая волна была мощнее, но сейчас кабина успела замедлиться до четырёхсот метров в секунду. Её опять перекосило, она вновь столкнулась всё с той же невидимой стеной — на этот раз чуть мягче. Затем кабина перевалила через гребень и спустя полминуты полностью остановилась. Канат напоследок скрипнул, воцарилась звенящая тишина. Кабина неподвижно зависла в тысяче километров над Землёй.

— Глеб, Валя — бортовую аптечку и воду, живо! — велела мама.

Она склонилась над дядей Колей, перетянула жгутом из походной аптечки предплечье раненого. Портативный диагност с жужжанием выплёвывал на экран данные по состоянию здоровья: список травм, дыхание, пульс, давление, рекомендации по лечению.

— Как он там, Жень? — спросил папа.

— Пока неясно, всё довольно серьёзно, — ответила мама. — Сломаны рёбра, рваная рана руки, потеря крови, но самое опасное — тупая травма головы. Срочно надо в больницу!

Немного подумала, изучила данные диагноста и добавила:

— Если что, девочки мне помогут. А вы лучше снимайте нас с вашего чёртова клифта!

Она выхватила аптечку из рук подбежавшего Глеба и приступила к лечебным процедурам. Дядя Коля негромко простонал, но в сознание пока не приходил.

Глеб осмотрелся. Джон исчез во втором отсеке, возился там с системой управления. Папа копался в разбитом пульте, выяснял повреждения. На переборку по-прежнему подавалось изображение Бонтанга, там что-то происходило.

Валя и Лиз присоединились к мальчику. Валя держала на руках испуганного Ерошку.

— Мама говорит, помощь пока не нужна, — сказала она.

На экране было видно, что на улицах города почти никого не осталось. Скорее всего, жители разбежались по домам. Затем Лиз ойкнула и указала на воду. Море прибывало, вспучивалось — сначала вода залила прибрежную зону, затем потекла по пустым оранжевым улицам, неспешно заполняя промежутки между зданиями. Вот она подняла в порту пару больших кораблей и с дюжину кораблей поменьше и бережно перенесла их на берег. Пирсы, одноэтажные склады в порту, прибрежные улочки — всё исчезло под серо-зелёной рябью волн. Это происходило медленно и беззвучно, и потому казалось, что понарошку. Волну цунами сверху не было видно, но она наверняка была высоченной. Дети понимали, что на их глазах происходит ужасная катастрофа.

Кабина дёрнулась, из-за колонны донеслось новое потрескивание. Дети переглянулись.

Глеб подошёл поближе, хотел было притронуться, но не стал — от раскалённой колонны несло жаром.

— Папа? — позвал мальчик.

— Не сейчас! — резко ответил тот, вынимая из обломков пульта какую-то деталь.

Кабина дёрнулась ещё раз — рывком опустилась на несколько сантиметров.

Лиз развернула гибкий дисплей своего квантика.

— Интересно, — задумчиво сказала она. — Надо бы кое-что проверить…

Девочка составила запрос, тут же получила ответ. Ответ ей не понравился.

— Тысяча семьсот, — загадочно произнесла она. — А сколько же здесь?..

И со всех ног кинулась в соседний отсек, к отцу. Валя и Глеб озадаченно проводили её взглядами, пожали плечами и снова уставились на картинку из Бонтанга.

Кабину тряхнуло ещё раз, она снова чуть-чуть опустилась. Дядя Коля застонал, приоткрыл глаза, посмотрел на Евгению.

— Ш-ш-ш, — сказала та. — Не шевелитесь! Всё будет хорошо.

Клифтёр перевёл взгляд на информационное табло. В течение нескольких секунд он пытался сфокусировать на нём взгляд.

— Почему?.. — пробормотал раненый. Он кашлянул и повторил: — Почему стоим? Мы не должны… не должны стоять. Нельзя!

Тут кабину в очередной раз тряхнуло. На этот раз она не только ушла вниз на несколько сантиметров, но и продолжила понемногу сползать — цифры на табло сменялись очень-очень медленно.

— А потому стоим, Коленька, что пульт всмятку! — ответил папа. Он подсоединил деталь к своему квантику и теперь считывал данные с дисплея. — Был приказ на торможение? Был. Волна прошла, а новых приказов не было. Вот и затормозили — до нуля.

— Что с охлаждением? — спросил дядя Коля и закашлялся.

Разговаривать ему было трудно.

— С охлаждением проблемы, Джон пытается реанимировать.

— Сколько там?

— Тысяча девятьсот, понемногу падает.

Дядя Коля помолчал, подумал.

— Слишком горячо. Нужно срочно охладить.

В этот момент из-за колонны донеслось слабое шипение. Кабина опять дёрнулась, но вскоре после этого сползание остановилось.

— Ура! — крикнул Джон, возвращаясь в первый отсек. — Коллеги, у меня две новости: одна хорошая и две плохие.

Он увидел, что дядя Коля уже в сознании, и добавил:

— Ага, а у вас, значит, тоже есть одна хорошая новость! Которая даже пришла в себя.

— Давай для разнообразия свою хорошую, — пробурчал папа.

— Изволь. Охладить удалось, температура роликов падает. Сейчас уже… в общем, падает. А значит, канат больше не будет плавиться и течь.

— А плохие?

— Во-первых, тиуферрон уже расплавился и потёк. Держимся на честном слове. И не уверен, что продержимся долго.

Дядя Коля опять закашлялся. Поломанные рёбра, туго стянутые под застывшим слоем специального отвердителя, доставляли ему сильные страдания.

— Что с тормозами? — спросил он.

— Это вторая плохая новость, — с готовностью откликнулся Джон. — Спеклись, отцепить не получается. Всё, что осталось — несколько слабеньких запасных роликов, которые бесполезны, пока не срежем слипшийся комок металла. А в качестве тормозов — ну, к примеру, можно использовать парашюты.

Мужчины переглянулись.

— Ясно, — помедлив, твёрдо сказал папа. — Я пойду, но мне нужен помощник.

— Куда пойдёшь? — спросила мама.

— Освобождать кабину, конечно. Глеб, ты идёшь со мной!

 

6

Глеб не мог вспомнить, чтобы мама когда-нибудь плакала. Не заплакала она и сейчас, но по ней было видно, что слёзы готовы вот-вот вырваться наружу.

— Дима, ну почему? — спрашивала она. — Почему Глеб?

— Джон обязан быть с вами: мало ли что случится при приземлении. Николаю сильно досталось, — терпеливо объяснял папа.

Он застегнул скафандр на Глебе, проверил герметичность.

— Раз, раз, — сказал отец в микрофон. — Как слышно?

Глеб поднял большой палец.

— Я тоже могу пойти, — тихо заметила Лиз.

Она стояла между Глебом и ведущим наружу шлюзом.

Мама сглотнула, покачала головой и не ответила. А Джон подбирал инструменты для работы в открытом космосе, поэтому ничего не услышал.

— Бетти, — сказал он через минуту, когда присоединился к остальным, — Дмитрию и Глебу придётся воспользоваться твоим подарком с Апофиса. Извини, но на борту другого тиуферрона почти нет.

— Конечно, — вслух ответила девочка.

Но про себя с сожалением вздохнула: плакала её снасть!

Перед тем, как выйти в открытый космос, взрослые ещё раз обсудили порядок работ. Затем наступил момент прощания — оба Зарубина, старший и младший, шагнули в тесный шлюз.

— Удачи! — хором пожелали им остальные.

— До встречи на Земле, — добавила Лиз.

— Увидимся, — ответил Глеб и помахал всем рукой.

Внутренний люк со щелчком захлопнулся, отделяя космонавтов от пассажиров. Затем с шипением уходящего воздуха открылся люк внешний. Перед Глебом предстала бездонная чернота открытого космоса с колючими огоньками бесконечно далёких звёзд.

— Ну что же, — произнёс отец. — Добро пожаловать во Вселенную!

Он первым выбрался из люка и полез наверх по тонким металлическим ступенькам. С пояса свисал прочный трос, который крепко-накрепко связывал его с сыном. Трос был коротким, но мог в любой момент удлиниться чуть ли не до километра.

— Не отставай, Глеб! — сказал папа.

Глеб, глубоко вдохнув, полез за ним. Хвататься за ступеньки толстыми перчатками скафандра было неудобно. Взглянув под ноги, мальчик обомлел от вида распростёршейся под ним громадной зелёно-голубой планеты, но тут же пришёл в себя и решил больше под ноги пока не глядеть. И меньше чем через минуту выбрался на крышу кабины.

Они с отцом подошли к ограждению центрального колодца, сквозь который был продет канат. Здесь же, у ограждения, из потолка кабины торчала небольшая труба телескопа высотой около метра. Чуть поодаль располагалась тарелка спутниковой связи. В иллюминаторе под ногами Глеб увидел пассажиров кабины — все смотрели на него и махали руками.

— Глеб, удачи! — ещё раз сказала мама в микрофон.

Было немного странно видеть, как шевелятся её губы, а потом с едва заметной задержкой приходит звук. Связь шла через ретранслятор Апофиса, сигнал запаздывал почти на четверть секунды.

— Не занимайте эфир, — строго заметил папа.

Он окинул колодец и спрятавшиеся в нём ролики долгим изучающим взглядом, потом перевёл взгляд вверх. Канат казался ровным и абсолютно надёжным.

— Глеб, остаёшься здесь, — сказал папа. — Держись за что-нибудь.

Он убедился, что сын крепко схватился за ограждение, а затем включил ракетный ранец и медленно полетел вертикально вверх. Трос между ними натянулся, безуспешно попытался сдвинуть Глеба с места и потихоньку стал удлиняться. Глеб следил за цифрами, которые высвечивались на экране шлема: сто метров, двести… триста. Удалившись на триста метров, отец крепко затянул петлю поверх каната, повис на ней и выключил ранец. Петля была крепкой, трос держал надёжно. Достав из-за пояса пистолет для резки металла, отец принялся дырявить канат насквозь. Мощный лазерный луч в семь миллиметров толщиной эффектно и эффективно испарял тиуферрон. Издали мальчику казалось, что отец работает в сером тумане.

— Главное — случайно не перерезать канат, — во время короткой передышки сказал папа. — Я стараюсь.

— Скафандр свой не порежь, — буркнул в ответ штатный пессимист из кабины.

Насквозь проделав на каком-нибудь уровне очередное отверстие, отец продевал в него конец взятого у Лиз тиуферронового троса и завязывал сложный узел. После чего спускался по этому же тросу на десять-пятнадцать метров и вновь брался за пистолет. Проверить надёжность узлов сейчас было невозможно — дёргать и тянуть этот материал не имело смысла, — вся надежда была на то, что некоторые из них выдюжат.

— Волна дошла до Апофиса, — сообщил Джон. — Одновременно по всем канатам.

— Рад за них, — ответил отец.

Ещё через полчаса он спустился до уровня кабины.

— Уф-ф! — сказал папа, спрыгивая на крышу. Кабина еле заметно покачнулась, но падать пока не собиралась. — Получилось. Эй там, в кабине — сядьте и пристегнитесь!

— Уже сидим, — откликнулась мама.

Отец положил Глебу руку на плечо и сказал:

— Теперь твоя очередь. Ты всё понял? Может, повторить?

— Не надо, — ответил тот. — Я помню.

Он ещё раз посмотрел вокруг — на солнце, звёзды и ряд бесконечных канатов по соседству — и нырнул в центральный колодец, не успев даже как следует испугаться. Трос моментально натянулся: отец подстраховывал.

— Говори, что видишь, — сказал он. — Не молчи.

— Вижу канат, — ответил Глеб. — Очень тонкий, чуть толще, чем подарили Лиз. Трубку для охлаждения вижу. Ролики… бывшие. Они какие-то страшные, оплавленные. Наверное, их и надо отрезать, да?

— Да, именно их. Не торопись, действуй аккуратно, — сказал отец.

— Погоди, — сказал Джон. — Запасные видишь?

Из пазов на стенках колодца выскочили две пары блестящих новеньких дисков, безуспешно попытались обжать истончившийся канат и нырнули обратно. Их толщина примерно равнялась радиусу — сантиметров десять.

— Вижу. Вроде всё в порядке.

— Тогда действуй. Аккуратно, — повторил отец и ещё крепче сжал в руках тиуферроновый трос.

Глеб вытащил плазменный резак, тщательно прицелился, снял с предохранителя и нажал на кнопку. Из отверстия вырвалось почти бесцветное пламя, которое моментально разогрело металл добела. Стоило немного подержать резак в одном положении, как металл начинал плавиться, вскипал и отслаивался.

— Смотри, чтобы тебя не зажало, — ещё раз предупредил из кабины Джон.

— Не зажмёт, — уверенно сказал папа. — Я за этим слежу.

— По-моему, с этой стороны всё, — сказал мальчик, отрезая последний пласт металла.

Кабина чуть накренилась.

— Всё в порядке? — спросила Валя.

— Ага, — ответил Глеб.

Теперь он перебрался на другую сторону.

— Держитесь, — сказал мальчик, принимаясь срезать оплавленные ролики.

Ждать пришлось недолго. Последний пласт металла отломился сам, и кабина камнем рухнула вниз.

Трос между отцом и сыном на мгновение ослабел, а затем резко натянулся. Глеб пролетел в свободном падении не больше метра.

— Молодец! — похвалил папа. — Мне или Джону было бы сложно туда подобраться.

— Ух ты! — воскликнула Лиз. — Опять невесомость.

— Умница, Глеб, — сказала мама. И, обращаясь к мужу, добавила: — Верни его целым и невредимым, а то я за себя не ручаюсь!

Несмотря на то, что кабина теперь летела далеко внизу, голоса пассажиров звучали так же чётко и громко, как и минуту назад.

— Верну, — ответил тот. — Не отвлекайте.

Он уже рассматривал истончившийся оплавленный канат, в котором застряли ошмётки металла. Как и говорил Глеб, здесь тиуферрон по толщине не превышал палец. Просто чудо, что канат не оборвался!

Времени было мало. Отец спустился пониже истончившегося участка каната и вновь принялся дырявить тиуферрон и затягивать свои узлы. За пять минут он успел продеть трос через три отверстия. Глеб спускался вместе с отцом, стараясь держаться метров на пять ниже.

— Высота шестьсот километров, — произнёс Джон. — Сейчас начнём тормозить.

— Я стараюсь, — ответил папа. — Сейчас, ещё одну петельку…

— Всё, Дима! Мы тормозим.

Далеко внизу от кабины отделились два небольших парашюта. Они не надулись, а захлопали и зависли над нею — даже на скорости три километра в секунду воздуха для парашютов пока было мало. Одновременно запасные ролики начали нежно притормаживать кабину, усиливая воздействие на канат. Уже через полминуты папа с беспокойством смотрел, как натягивается и истончённое место каната, и запасной тиуферроновый трос. Казалось, ещё чуть-чуть, и лопнет. Но вскоре стало ясно: обошлось!

— Вроде держит, — сказал папа. — Потрясающий материал!

— Круто! — откликнулся Глеб.

Ему уже порядком надоело висеть между небом и землёй.

Папа проделал в канате ещё пару отверстий, продел в них трос и затянул последний узел.

— Ну что, Глебушка, как смотришь на то, чтобы полетать? — окончательно убедившись, что канат не оборвётся, спросил он.

— С беспокойством, — честно признался Глеб.

— Отцепляйся от каната. Нам пора, у нас воздуха всего на полчаса, — сказал папа.

И через десять секунд они парили в тысяче километров над планетой, оставляя позади натянутые струны космолифта.

Земля приближалась прямо на глазах. Через несколько минут горизонт разбежался во все стороны — они, кувыркаясь, пролетели уже почти семьсот километров. Отец подтянул сына поближе, прижал к себе: падать — так вместе!

— Смотри, Глеб, — говорил отец, показывая вниз. — Калимантан уже километрах в пятидесяти позади. Если бы канат оборвался, он бы падал по такой же траектории, с запада на восток. Представляешь, валился бы и валился с неба — тысяча километров тиуферрона, двести тридцать тысяч тонн. Местным жителям и так досталось от цунами, им только такого подарка с неба не хватало!

Глеб только угукнул в ответ. Теперь земля приближалась с такой скоростью, что ему было просто восхитительно страшно. «Восторг и ужас, — подумал он, пытаясь разобраться в ощущениях. — Точно: ужас и восторг!»

— Мы приземлились, — лаконично сообщил Джон через ретранслятор.

— Отлично! Искренне рад за вас. А мы ещё нет, — ответил папа. — Не отвлекайте пока!

Он выпустил стабилизирующий парашют. Они с Глебом ощутили толчок, но продолжили падать всё так же быстро — разве что теперь больше не кувыркались.

Атмосфера стала жёсткой, комковатой, наносила чувствительные удары. Когда скафандры начали всерьёз разогреваться, папа обхватил Глеба ещё крепче.

— Держись! — крикнул он и дал мощный длительный импульс из ракетного ранца.

Глеб едва не выскользнул из родительских объятий. Падение замедлилось, но когда импульс закончился, они вновь стали разгоняться. Папа гасил скорость ещё два раза, пока они не добрались до нижней части стратосферы.

— Топливо кончилось, — вздохнув, сказал он. — Ну да ладно, это уже не имеет значения.

— Пап, а куда мы приземлимся?

— Неважно, всё неважно!

На высоте в четыре километра они попали в лёгкую облачность. В двух километрах выпали из облаков, и тогда папа раскрыл основной парашют.

Перед ними во все стороны расстилался безбрежный океан.

— Ну что же, — произнёс папа. — Я предупреждал! Ты готов как следует искупаться?