Костёр догорал. Язычки пламени становились всё короче. Раскалённые розовые ветки быстро чернели и покрывались пеплом.
Мы сидели и молча смотрели в огонь. Только что съели последние кусочки хлеба. Они немного заплесневели, но всё равно были очень вкусные. На завтрак, обед и ужин у нас одни печёные грибы. Их очень много другом — красивые, большие, с коричневыми шляпками, настоящие белые!
В любое другое время мы бы радовались и собирали во что только можно. Но есть целый день только их… Бр-р! А сколько, наверное, ещё таких дней впереди…
— Слушай, Митяй, — тихо сказал Петька, словно угадав моя мысли. — Где же эта пещера? А вдруг до неё ещё месяц идти? Может быть, нам лучше вернуться в лагерь и отдать записку директору?
— Струсил, значит? — так же тихо спросил Митяй. — Домой захотелось, в тёплую кроватку?
— Ничего я не струсил, — обиделся Петька. — Просто во всём должен быть смысл. Если мы заблудимся тут — пользы никому не будет.
Я молчал. Митяй верно, конечно, говорит. Но и Петька тоже прав.
А Митяй, видно, рассердился не на шутку.
— Ты знаешь, что такое нефть? — напустился он на Петьку. — Это тебе не жучки-бабочки, а важнейшее стратегическое сырьё! Понял? А шпионы ведь тоже не спят, ищут нашу пещеру.
— Мне можешь не рассказывать про нефть. — Петька даже вскочил. — Я о ней побольше тебя знаю. Ещё перед войной археологи нашли в Крыму глиняный кувшин с нефтью. Он пролежал в земле полторы тысячи лет! Вот сколько! А вы знаете, откуда пошло сам» слово «нефть»? Конечно, нет! Оно происходит от «нафата», что значит — просачивающаяся, вытекающая. Так называли нефть на Древнем Востоке. В Европе же её и сейчас называют по-латински петролеум — каменное масло…
Петька замолчал. Молчали и мы с Митяем. Потом я спросил:
— А ты, Петька, нефть видел? Какая она?
У нашего «профессора» даже уши покраснели. Он открыл было рот, но ничего не сказал и сел. Было ясно, что настоящую нефть он и издали не видел.
— Нефть — она, наверное, вроде подсолнечного масла, — неуверенно произнёс Митяй. — Такая же густая.
— Точно, — подхватил Петька, — только цвет у неё чёрный, как чернила для авторучки…
— А чем пахнет нефть, как вы думаете? — снова спросил я.
— Чем пахнет? — задумался Петька, — конечно, керосином.
— Почему? — удивился Митяй. — А может быть, бензином или ещё чем-нибудь…
Мы молча смотрели в огонь, и каждый старался представить себе эту самую нефть. Много нефти. Огромные цистерны, целые озёра и моря. Столько, сколько нашему государству надо.
Костёр уже почти совсем потух, но идти за хворостом никому не хотелось.
— А в лагере ребята сейчас кино смотрят… — вдруг жалобно сказал Петька.
Ох и рассердился же Митяй!
— Ты перестань на меня разлагающе действовать, дезертир несчастный! То каши с маслом ему захотелось, то в кино. А тут дело государственной важности. Не маленькие уже — пора хоть какую-нибудь пользу принести, а то хлеб едим только!
Петьке здорово стыдно стало.
— Да я ничего, я готов идти сколько надо, — тихо произнёс он.
— Вот именно, сколько надо, столько и пойдём, — уже спокойно сказал Митяй. — И нечего нытьё разводить.
— Верно, — поддержал я его. — Если нужно, и месяц можем грибами питаться. Подумаешь!
Петька уже ничего не говорил. Он молча смотрел в почти погасший костёр.
А Митяй встал и пошёл за хворостом. Скоро он вернулся с большой охапкой, и костёр снова загудел ярко и весело.