Прошли мы так, наверное, около километра и вдруг, все сразу, услышали какой-то резкий неприятный запах.

И сразу же увидели среди зелёной травы большую чёрную лужу.

Остановившись, мы молча смотрели на неё.

— Нефть! — наконец прошептал Петька. — Вот она какая, настоящая нефть! Как здорово!

— Дурак! — крикнул Митяй. — Это же значит, что нефтепровод течёт, авария! А ты радуешься!

— Какая авария? — обиделся «профессор». — Если бы он по-настоящему прорвался, так тут было бы целое море — там в трубе знаешь какое давление. А тут маленькая лужа.

— Пока ещё маленькая, а станет большой, — тоже рассердился я, — трубу может и совсем разорвать.

Мы молча стояли и смотрели на нефть, не зная, что делать.

— Конечно, может, — сказал наконец Митяй. — Это будет большое несчастье. Нужно как можно скорее сообщить, поднять тревогу.

— Кому ты сообщишь, зайцу, что ли? — засмеялся я. — Никого же вокруг на сто вёрст нет.

— Это очень просто, — вмешался Петька. — На нефтепроводе стоят насосные станции. Если всё время идти по нему, то обязательно придёшь.

Словно по команде, мы все сразу посмотрели, сначала в одну, затем в другую сторону. Разумеется, никаких станций не было видно, одни сосны темнели.

— Нужно идти… — тихо сказал Митяй.

— Но это же может быть очень далеко! — удивился Петька. — И в какую сторону? Где ближе?

— Нужно спасать нефтепровод. — Митяй не слушал «профессора». — Я иду вправо, ты, Колька, влево. Тому повезёт, чья станция окажется ближе. А Петька с документами пусть сидит здесь и ждёт нас.

— Да что вы, ребята, — сразу заныл «профессор». — Вы уйдёте, а я тут один… До станции, может быть, три дня идти…

— А как же иначе? — закричал на него Митяй. — Сколько нужно, столько и пойдём. Или ты предлагаешь бросить всё, сбежать, пусть нефтепровод совсем портится?

— Ничего я не предлагаю, — обиделся Петька. — Я просто так говорю.

— А просто так, тогда и молчи, — рассердился я. — Скажи — струсил. Это тебе не бабочек ловить.

Разговаривать больше было некогда. Мы осторожно положили рюкзак возле ёлки, отдали Петьке один фонарик и, ни слова больше не сказав, бросились в разные стороны.

Вначале бежать по горке было совсем нетрудно и даже интересно. Но скоро я устал, к тому же очень хотелось пить. Пришлось ненадолго остановиться и пособирать клубники.

Чтобы идти было не скучно, я начал петь про Орлёнка, потом считать шаги.

Досчитал до тысячи и перестал, пошёл молча, думая о том, как важно скорее починить нефтепровод, пока он совсем не сломался.

Сколько я прошёл, не знаю. Но впереди всё так же тянулась бесконечная грядка нефтепровода. Во рту у меня уже давно пересохло, и язык вдруг оказался большим и шершавым. Очень хотелось лечь на мягкую траву под берёзку и полежать хотя бы десять, хотя бы пять минут.

Но я знал, что мне уже потом долго не встать.

Я стал думать о Митяе, как он где-то там, далеко, идёт из последних сил. И о Петьке, который сидит под деревом и испуганно смотрит на всё растущее озерко нефти, и ему тоже очень хочется пить.

Солнце светило вовсю. Какие-то птички-пичужки весело чирикали вокруг, а я все шёл и шёл, словно заводная игрушка-солдатик, едва переставляя уже почти ничего не чувствующие ноги.

Я, видно, до того устал, что даже не заметил, как вдруг совершенно неожиданно оказался почти совсем рядом с какими-то зданиями.

Кто-то подхватил меня на руки. И я громко кричал, а может быть, еле слышно прошептал, что там, у нефтепровода, по земле течёт нефть…

По-настоящему я пришёл в себя только в кровати, под белой, холодной простынёй, на голове мокрая тряпка.

— Проснулся? — спросил меня кто-то.

Я оглянулся и увидел, что за столом сидит девушка с пышными белыми волосами, совсем как у нашей учительницы Нины Родионовны.

— Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? — спросила она. — Как тебя зовут?

— Хорошо, ничего не болит, — ответил я. — Зовут меня Коля, фамилия — Рыжов. А вы кто? Здесь работаете? Починили уже нефтепровод, да?

— Не все вопросы сразу, Коля, — засмеялась девушка. — Меня зовут Светлана. Светлана Петровна, Работаю я здесь, на НПС, это значит нефтеперекачивающая станция, оператором. А нефтепровод, конечно починим. Туда выехала наша аварийная бригада. Они скоро должны вернуться.

Одежда моя лежала рядом на стуле, и я решительно сел на кровати.

— Пойду их встречать. Что я больной — лежать тут?…

— Если себя хорошо чувствуешь, иди.

Откровенно говоря, чувствовал я себя средне. Немного кружилась голова и очень болели мышцы ног. Но я всё равно не мог не пойти встречать Митяя и Петьку.

Я вышел на крыльцо, сел на ступеньку и огляделся. Так вот какая эта НПС — нефтеперекачивающая станция! Прямо в тайге, на просеке, стоят три обычных двухэтажных дома и один большой стеклянный, как аквариум. Это — сама станция. Сквозь окна видны какие-то огромные машины, и всё вокруг гудит — там, наверное, работают мощные насосы.

А денёк был что надо. Солнце уже клонилось к лесу, оно было большое, красное, совсем не яркое. Тихо шумели сосны.

И вдруг я услышал далёкий рокот мотора и увидел, что по просеке быстро движется что-то вроде танка. Правда, ни башни, ни пушки у него не было, но широкие гусеницы и зелёный цвет были совсем как у танка.

Вездеход остановился прямо у крыльца, маленькая дверца распахнулась и первым из него выскочил Петька. Он улыбался до ушей.

— Привет!

— Привет! — мы поздоровались за руку, как взрослые.

Я повернулся к вездеходу.

— Хороша машина?

— Ещё бы! Где хочешь пройдёт. По любому болоту…

Из вездехода один за другим вылезали рабочие, а Митяя почему-то всё не было.

— Дошёл, значит? — спросил Петька.

— Как видишь.

— Молодец!

Дверка захлопнулась и вездеход, взревев мотором, быстро пополз прочь от крыльца.

— А где же Митяй? — удивлённо спросил я. Петька смотрел себе под ноги:

— Митяя на вертолёте увезли в Нижневартовск, в больницу.

— В Нижневартовск… — тихо повторил я. — Что с ним случилось?

— Да ничего особенного. Вызвали по радио вертолёт — «скорую помощь» — и увезли.

Я схватил Петьку за руку и потащил к скамейке.

— Садись и рассказывай всё по порядку.

— А что рассказывать-то? — вздохнул Петька. — Как только вы разбежались в разные стороны, я стал наблюдать за нефтяной лужей. Хотел подсчитать, сколько же там нефти скопилось, да и не смог. Потом пособирал клубнику и даже немного подремал…

— Давай о главном, — перебил я. — Как ты спишь, всем известно.

— Уже начинало темнеть, когда подошёл вездеход, — продолжал Петька. — Я ждал: ты выйдешь мне навстречу, но Иван Иванович — начальник станции — сказал, что мальчик, который сообщил об аварии, плохо себя чувствует. Мы быстро сели в вездеход и поехали догонять Митяя. Увидел его первым я. Он лежал лицом вниз, а руки широко так раскинуты… Иван Иванович быстро перевернул его на спину и стал лить прямо на голову воду из большой фляжки. А он так и не очнулся. Вот и всё…

Мы сидели рядышком и молчали, думали. Получалась какая-то ерунда. Мы здесь, а Митяй в больнице в Нижневартовске. Надо к нему немедленно добираться, а как? Вдруг Петька толкнул меня локтем:

— Иван Иванович идёт…

Начальник станции оказался совсем ещё молодым и немного похожим на нашего вожатого Толю.

— Ну что, друзья, сидите? — строго сказал он. — Наворотили дел столько, что и не расхлебать. Надо же — из лагеря сбежали. Там все с ног сбились, вас ищут, родители переживают, а вы тут загораете…

Мы молчали.

— А как себя чувствует Митяй? — наконец я осмелился спросить.

— Герой ваш жив и здоров. Я только что звонил в Нижневартовск, всё в порядке. Тоже вами интересуется.

Нам сразу стало веселее: Митяй здоров, а это — главное.

— По рации сообщил, что вы нашлись, — продолжал Иван Иванович. — Завтра утром на вертолёте отправлю вас в Нижневартовск, там сядете на «Ракету». Поедет с вами попутчик геолог Володя из Нижневартовской экспедиции. А уж дома вас ожидает нежная встреча с родителями. Они-то уж вам скажут пару ласковых слов…

Иван Иванович громко засмеялся. Мы тоже засмеялись.

— Иван Иванович, а нефтепровод починили? — спросил я.

— А как же. То, что вы течь на трубе увидели и побежали скорее к нам, — правильно сделали. Молодцы! Хорошо ещё, что дырка была маленькая, мы её сразу залатали. Если бы вы нам так быстро не сообщили, могло совсем шов разорвать.

— А как вы его чинили?

— Очень просто. Откопали трубу, нашли дырку и заварили. Ещё повезло, что не лопнула сама труба — ведь нефть идёт по ней под Давлением до семидесяти атмосфер. Тогда пришлось бы вырезать большой кусок трубы и вместо него вставлять новый — «катушку», как мы её называем.

— Это, наверное, очень трудно? — спросил Петька.

— Не так трудно, как долго. Два-три дня нефтепровод бы не работал. А это большая беда — сотни тысяч тонн нефти не додали бы промыслы…

Иван Иванович ушёл, а мы молча сидели на скамейке. С одной стороны вроде всё получалось хорошо: документы мы нашли, аварию на нефтепроводе предотвратили, с Митяем завтра встретимся. С другой же, как ни крути, всё было плохо: сколько людей волновалось из-за нашего побега — об этом даже и думать не хотелось.

Наконец. Петька тяжело вздохнул и встал:

— Пойдём посмотрим, что ли, эту станцию, как у них тут всё устроено…

Осторожно, стараясь не шуметь, мы открыли дверь и замерли на пороге.

У огромного тёмно-зелёного щита, висящего на стене, сидела та самая светловолосая девушка.

А на щите было полно всяких приборов: манометров с большими и маленькими стрелками, термометров и еще каких-то. И горели две красные лампочки.

— Здравствуйте, Светлана Петровна, — негромко сказал я. — Можно мы тихонько постоим и посмотрим, как вы работаете?

— Проходите, ребята, поближе, садитесь.

— А почему тут красный свет горит? — вдруг спросил Петька. — Авария, да?

— Нет, у нас тут всё наоборот, — засмеялась Светлана Петровна. — Красный свет означает, что всё в порядке. А вот если зелёный загорится, то беда, значит, где-то серьёзная поломка. На этом щите вы видите много приборов — по их показаниям я знаю всё, что делается на нашем участке нефтепровода: под каким давлением идёт нефть, какая у неё температура, как работают насосы…

— А если загорится зелёная лампочка? — всё не унимался Петька. — Что тогда?

— Это, ребята, не часто бывает. Принимаем срочные меры.

— И очень хорошо, — сказал я. — Чем меньше аварий, тем лучше.

Только это я сказал, как вдруг одна из красных лампочек начала мигать.

— Ага, что-то случилось! — даже обрадовался Петька.

А Светлана Петровна нахмурилась и стала вдруг серьёзной.

— Ничего страшного нет, но меры принимать надо. Вот видите, большой манометр? Он показывает давление в трубе. Это главное в работе всей станции. Если давление сильно упало, значит, где-то лопнула труба, это большая беда, нужно останавливать всю работу, вызывать вертолёты ремонтной службы, искать аварию. А если лампочка замигала — значит, понизилось давление. Сейчас я позвоню на соседнюю Нижневартовскую станцию, узнаю, как у них там.

Светлана Петровна сняла телефонную трубку и быстро набрала номер.

— Тоня? Это ты? Здравствуй. У тебя как давление? Нормальное? Ну и хорошо. А у меня что-то немного село. Сейчас свяжусь с Западно-Сургутской. Ну пока.

Мы внимательно смотрели, как Светлана Петровна, наклонившись к микрофону, повернула одну ручку, другую и громко сказала:

— Западно-Сургутская? Это ты, Валя? Как меня слышишь?

И сразу же до нас донёсся треск далёких разрядов и громкий весёлый голос:

— Привет, Света! Слышу тебя хорошо. Что случилось?

— Как давление?

— Нормальное. А у тебя?

— Всё в порядке. Пока. Позднее вызову ещё.

Светлана Петровна выключила приёмник и снова взяла телефонную трубку:

— Машинный! Что случилось? Как работают насосы? Давление упало. Проверьте, не перегрелись ли корпуса двигателей. Побыстрее. И мне доложите. Видите, ребята, раз на соседних насосных станциях давление нормальное, то, значит, неполадки у нас здесь. Их нужно скорее найти и устранить. — Мы молча смотрели на большую стрелку манометра. Вдруг она чуть-чуть качнулась вправо, и сразу же красная лампочка перестала мигать и загорелась спокойным рубиновым светом.

— Ну вот и всё в порядке, — облегчённо вздохнула Светлана Петровна.

И мы тоже улыбнулись.

— Интересная у вас работа, — сказал Петька. — Хотел бы я тоже быть оператором.

— Давай учись и приезжай. К этому времени тут построят новый гигантский нефтепровод Самотлор — Тюмень — Альметьевск. И станции на нём будут больше и сильнее. Приезжай, не пожалеешь…

Ах, до чего же интересно было лететь на вертолёте! Мы всю дорогу не отрывались от окошек, хотя внизу всё было одно и то же: бесконечные озёра и болота, лес, редкие полоски дорог и просек, и снова болота и озёра.

С нами летел геолог Володя. Он нас совсем не ругал, а всё время рассказывал, какой богатый наш край. Мы узнали много интересного. Оказывается, всё Среднее Приобье — это гигантская кладовая нефти. Её добывают всё больше и больше. В десятой пятилетке с наших промыслов получат уже целый миллиард тонн нефти!

Мы так заслушались Володю, что и не заметили, как прилетели.

На аэродроме нас уже ждала машина — зелёный «газик». И мы поехали в больницу.

Нижневартовск мне сразу понравился. Большие новые каменные дома, на улице очень много машин — почему-то всё громадные самосвалы.

— Видите, ребята, сколько здесь машин, — сказал Володя, — и все везут грунт. Дело в том, что природа далеко спрятала своё главное сокровище-нефть. Здесь вокруг одни болота. И сам город тоже стоит на болоте. Чтобы построить тут дороги и здания, нужно вначале насыпать землю. Вот поэтому-то из карьеров и возят так много песка…

Наконец мы подъехали к больнице. У входа нас ждал — кто бы вы думали? Конечно, Митяй!

— Где документы? — ещё издалека закричал он. — Не потеряли?

Вместо ответа Петька высоко поднял заветный рюкзак.

— Нефтепровод починили! — крикнул я. — Всё хорошо!

— Знаю! — ответил Митяй. — Мне вчера Иван Иванович по телефону всё рассказал. Ты молодец, что так быстро дошёл.

Мы были очень рады, что снова все встретились.

— Ну что, ребята, поговорили? — спросил геолог Володя. — Тогда поехали. Я сейчас вас завезу на пристань, вы меня там подождёте, я быстренько съезжу по своим делам — мне надо на Самотлор, потом сядем на «Ракету», и к вечеру будете дома.

— Вы поедете на Самотлор? — ахнул вдруг Петька. — А можно нам с вами?

— Если хотите — поедем.

— Хотим, хотим! — закричали мы.

И вот мы снова в машине. Мчится под колёсами дорога. Она здесь необычная — широкие бетонные плиты. Мимо нас опять несутся один за другим самосвалы.

— Дороги, ребята, здесь главное, — рассказывает Володя, — без них — никуда. А строить их было очень трудно — ведь глубина болота иной раз доходила до десяти метров. Зимой строители экскаваторами рыли глубокие траншеи, делали из прочного грунта подсыпку и уже сверху укладывали вот эти бетонные плиты. А иначе ничего было нельзя поделать — помню, на одном участке болото не вычерпали до дна, так летом, когда все оттаяло, дорога просто утонула…

Вскоре наш «газик» замедлил ход и стал сворачивать с бетонной дороги на какую-то другую, я такой ещё не видел: из стволов деревьев.

— Это называется «лежневка». Прямо на болото кладутся деревья, скрепляются, и по ним можно спокойно ехать.

— А когда же мы приедем на Самотлор? — спросил Митяй.

— Уже приехали, — засмеялся Володя. — Всё это и есть Самотлор. Болота, озёра и снова болота. Огромная площадь в десятки квадратных километров. И всюду — богатейшая нефть. Можно сказать, мы по ней едем.

— Самотлор — это значит «мёртвое озеро», — сказал Петька.

— Верно. Местные жители уже давно замечали, что в этих озерках нет ни рыбы, ни другой какой живности. Видимо, нефтяные испарения как-то пробивались и отравляли всё. Но теперь Самотлор значит — жизнь. Ведь это одно из крупнейших месторождений нефти в мире. Мы будем получать здесь её в пять раз больше, чем даёт Баку.

«Лежневка» привела нас прямо к буровой вышке. Я прежде видел их только на фотографиях.

Вышка была высоченная — шея заболела, когда я закинул голову, чтобы посмотреть на самую верхушку. Вокруг вышки стояли домики-вагончики на колёсах, лежали трубы и ещё какое-то оборудование. Нам очень хотелось всё это получше рассмотреть и, если удастся, слазить на вышку, но вернулся Володя и позвал нас в машину.

Когда мы уже приехали в Нижневартовск, Митяй вдруг спросил:

— Дядя Володя, а вы где работаете, в Тюмени?

— Нет, здесь, в Нижневартовске, в нефтеразведочной экспедиции.

— А нельзя нам поговорить с вашим самым главным?

— С каким главным? Начальником экспедиции, что ли? Зачем он вам?

— Нужно. У нас к нему важное дело. Мы нашли секретные документы.

— Какие секретные документы? — удивился Володя. — А ну, покажите!

— Вы не обижайтесь, дядя Володя, мы их можем отдать только начальнику экспедиции.

— Ну, конспираторы! — засмеялся Володя. — Время у нас ещё есть, давайте заедем. Может быть, Илья Николаевич на месте.

Илья Николаевич, на наше счастье, оказался в конторе. Он сидел за большим столом и что-то писал.

Митяй молча подошёл и, не говоря ни слова, начал вытаскивать из рюкзака карты, пакеты, тетради, всё то, что мы нашли тогда в пещере.

Начальник экспедиции положил ручку и с интересом наблюдал за Митяем.

А тот наконец опустошил рюкзак и хмуро сказал:

— Вот. Здесь всё, что мы нашли в пещере. Карты, бумаги. За ними шпионы охотились, но мы успели раньше.

— Какие шпионы? — спросил Илья Николаевич и развернул карту. — Где вы это взяли?

Вдруг он вскочил и низко наклонился над картой. А мы молча стояли возле стола и смотрели на него.

Прошло довольно много времени. Наконец начальник экспедиции поднял голову.

— Ну, ребята, — тихо сказал он, — вы даже не представляете себе, что принесли. В этих бумагах и картах многодневный труд целой поисковой партии. А какие здесь оконтурены интересные площади, мы о них и не подозревали…

Он сел рядом с нами на мягкий диван.

— А теперь рассказывайте всё по порядку, только чур — без вранья.

Ну вот, так и закончилось наше путешествие. В этот же день мы вместе с геологом Володей сели на «Ракету» и к ужину были в лагере. Не знаю, что там он говорил начальнику, но нас совсем не ругали, а сразу повели спать.